Текст книги "Когда терпение лопнуло"

– Решим вопрос. – Она пробралась к своему столу, села, плохо соображая, что делать, чем заняться и вообще куда бежать. Первым порывом было позвонить Игорю и поделиться радостью, ведь повышение – это не только должность, но и другая зарплата! Значит, можно копить на свое жилье, если все пойдет хорошо, то первый взнос будет у них уже к лету. Нет, сейчас лучше не звонить, подождать до вечера и сказать лично, посмотреть, как он обрадуется.

– Дорого как, – бормотала Ирка, разглядывая фотографии пляжей Таормины, развалины греческих храмов и каменные емкости, до жути напоминавшие гробы, выцветшие под африканским почти солнцем, – но как красиво. Блин, один перелет в ползарплаты… Ладно, посмотрим. Не будет денег – поеду в Париж.

И смылась первой, едва наступило шесть вечера. Следом усвистала Анька, на ходу умоляя Лизу съесть хоть кусочек колбаски, потом удалилась взволнованная Юлька. Марианка ушла как-то очень торопливо, точно сбежала, сообщила на прощание, что идет есть пиццу, и была такова. Рита попыталась написать пару писем, но бросила это дело, мысли были совсем о другом. Она уже битый час прикидывала, какую сумму ипотеки одобрит банк, сколько будет ежемесячный платеж, и по всем прикидкам получалось, что хватит. Не только на быстрорастворимую лапшу из пакетиков, но и на новые туфли: к новой должности нужно срочно обновить гардероб. Хорошо, что на подарок Игорю удалось отложить заранее, и обалденные дорогущие часы уже несколько дней тихонько тикают в ящике стола, прикрытые папками с отчетами «сорок девяносто» и по форме «четырнадцать», только за давно истекшие периоды. Рита достала из «тайника» большую тяжелую коробочку, открыла, полюбовалась на швейцарский «брегет» – корпус, правда, из нержавейки, а не из платины, к сожалению, зато механизм как в кремлевских курантах, и под водой до 150 метров точное время покажут, и еще много чего. Стоили часы две зарплаты, но за такую красоту этих денег было не жалко, Игорю точно понравится. Может, и у него с работой наладится, найдет себе дело по душе и по деньгам.

Электричка набивалась быстро, народ сноровисто занимал пустые места, вагон заполнился моментально. Напротив Риты села девушка с сумкой-переноской, из сетчатого окошка виднелась полосатая кошка. Она прижала ушки и испуганно шипела, девушка погладила сумку и поставила ее на свободно место рядом с собой. Электричка тронулась, кошка пометалась внутри, помяукала и вдруг успокоилась, разлеглась, как дома на диване. Перевернулась на спину, повалялась так, потом набок, вытянув длинные «балетные» лапы, потом принялась умываться. Потом еще немного помяукала, девушка что-то негромко шептала ей, и кошка преданно глядела вверх. Рита не отводила от кошки взгляд, глядела, как смотрят на рыбок в аквариуме. Только те скользкие и холодные, хоть и парят красиво в толще воды, а эта мягкая, теплая и довольно толстенькая, шкурка блестит на приятно округлых боках. Кошке нравилось такое внимание, она жмурилась, и сделала вид, что спит, положив на лапы усатую мордочку. Усталость взяла свое, Рита тоже задремала в духоте вагона и очнулась, когда электричка подходила к конечной станции. Тут надо было торопиться: маршрутки в их район ходили редко, быстро забивались до отказа, и если она не влезет в эту, то следующая придет лишь через полчаса. Народ уже выстроился в тамбуре на выход. Рита последний раз взглянула на полосатую красотку в переноске, улыбнулась заботливой девушке и побежала к дверям. Ей удалось протиснуться поближе, и на перроне она оказалась одной из первых. И тут реально будто крылья выросли, Рита обогнала почти всех, сбежала по ступенькам на переход через рельсы. Светофор замигал красным, раздался прерывистый предупреждающий сигнал. Толпа ускорилась, Рита тоже заторопилась: в голову пришла отличная мысль, что надо купить тортик и отметить повышение: один раз на ночь можно и тортик съесть, ничего не будет. Прикинула, что вполне успеет заскочить в магазин, обогнала неповоротливую тетку с тачкой и тут заметила на рельсах свиную ногу. Здоровенную, светло-желтую, в точности, как бывает на рынках в мясном ряду, там такое вешают для привлечения внимания и доказательства свежести товара. А тут нога в черном пакете валялась на самом ходу, из пакета торчали какие-то то ли провода, то ли черные же обрывки. Рита прошла мимо, не особо соображая, что происходит, и тут ее больно толкнули в спину. Оказалась, тетка с тачкой – она еле удержалась на ногах и схватила Риту за пояс плаща.

– Мать моя, – раздалось справа, кто-то запнулся, и на путях образовалась пробка. Издалека загудела подходившая к станции электричка, но всех точно парализовало, Рита с трудом поворачивала голову, точно во сне, когда надо бежать со всех ног, а те увязли в песке по колено, и сил никаких нет от слова совсем.

– Нифига себе, – повторил тот же голос, – как его…

– Или ее, – поддержали сзади, и тут дошло, что это не свиная нога, а нечто совсем другое. То, о чем и думать неохота. Рита зажмурилась, но было поздно, к горлу подкатила тошнота, перед глазами поплыли серебристые круги. Кто-то завизжал, причем не по-женски, кто-то спрыгнул на гравий и рванул по шпалам. Из-за поворота показалась серая морда электрички, та ревела пароходной сиреной, проклятая нога лежала в шаге от Ритиных туфель.

– Быстро, быстро, проходите! – в толпу ворвались полицейские, два молодых парня буквально растолкали ошалевших пассажиров, а кого-то, как Риту, просто вытолкнули с путей. Она оказалась у ограды, отдышалась, вытерла испарину со лба и не выдержала, оглянулась. Электричка прогрохотала за спиной, остановилась у перрона, ноги не было видно: рядом стояли полицейские и закрывали обзор. С другой стороны путей, у забора, по кустам шарахались еще двое полицейских с черными мешками в руках.

Рита побрела на остановку. Маршрутка ушла, разумеется, но это было и к лучшему: ветер и мелкий дождик помогли прийти в себя. О тортике мыслей уже не было, Рита мечтала только о душе и кровати, решила, что сегодня на все остальное плевать. Только в душ и спать, иначе она сойдет с ума.

Опоздала всего-то на полчаса, а стемнело так, будто ночь уже на дворе. Обошла шикарную лужу, медленно поднялась на третий этаж, попутно нашарила в сумочке ключи. И остановилась перед приоткрытой дверью их с Игорем квартиры. Лампочки на площадке не было, сквозь щель пробивалась полоска света, изнутри слышались тихие звуки, потом что-то упало. Незнакомый молодой голос неприлично выразился, вещь почти с таким же стуком то ли вернули на место, то ли запихнули куда подальше. Рита рывком открыла дверь, и застыла на пороге: в ванной, точно напротив входа, стояла высокая толстоватая брюнетка с короткой стрижкой и джинсах на размер меньше, чем того требовалось, измеряла рулеткой выложенный плиткой узор на стене. Замерила, записала на листочек, повернулась к стене над ванной и тут заметила Риту.

– Привет, – брюнетка кивнула и оценивающе оглядела Риту с ног до головы, скривила ярко намазанные губы. Она была очень похожа на Маринку, только моложе лет на десять, а так почти одно лицо, только без кучи подбородков-желе, но все к тому идет. – А кто дизайнер?

– Это я придумала, – Рита вошла и прикрыла за собой дверь, но не захлопнула и по ногам тянуло сквозняком.

– Супер, – брюнетка растянула рулетку, измерила стену, снова что-то записала и вытащила телефон. – Я сфотографирую, если ты не против.

И принялась снимать со всех ракурсов.

– Против, – Рита на всякий случай тоже вытащила телефон и отступила, чтобы в случае опасности выскочить на площадку и звонить в полицию. – Вы кто и как сюда попали?

Брюнетка повернулась и, машинально сфотографировав Риту, опустила телефон.

– В смысле – кто? – она выглядела очень удивленной и даже обиженной. – Эта квартира, вообще-то, моя, вернее, половина, и ключ у меня есть. – Она тоже вышла в коридор и хлопнула по выключателю, но перепутала клавиши. Стало темно, тихо, потом из мрака раздалось: – А ты Рита, верно? Мне Игорь говорил. Я Света, мы нашу квартиру продаем, покупатели уже есть.

Зажглись все лампочки разом, и Рита невольно зажмурилась.

– Вашу? – вырвалось у нее, Света скептически глянула на Риту и привалилась плечом к стене.

– Нашу, – подтвердила она, – а ты молодец. Покупателям плитка очень понравилась, здесь, – она махнула телефоном в черный провал ванной, – и в кухне. Только из-за нее купить решили. Врут, наверное, но мне пофиг, лишь бы заплатили…

– Подождите, – перебила ее Рита, – разве это квартира Игоря?

– Его и моя, – подтвердила Светка, – наша бабка умерла пять лет назад, мы ждали, чтобы налог не платить, теперь можно продавать. Я нашла покупателей, они вчера ее смотрели…

Вчерашний безумный день пролетел перед глазами: и девка с уточкой, и Юлькины истерики, и глупая кассир в хранилище, и форма «четырнадцать», будь она неладна. И куча пивных банок на полу и столе перед компьютером, Игорь, спьяну уснувший на диване. Сделку отмечал, значит.

– Да, вчера, – как-то неуверенно проговорила Света, шагнула к Рите и пристально взглянула на нее. – Погоди, а ты не в курсе что ли? Он тебе не сказал?

– Нет, – чисто механически ответила та. Просто, чтобы сказать хоть что-то, не молчать, показать, что соображает, и ситуация для нее не новость. А самой в ушах лишь гудок дальней электрички, тихий пока и жутковатый, да желтая нога перед глазами. Кстати, вспомнилась, почему желтая – кровь-то слили, и на всеобщее обозрение выставили лишь мясо, то, что можно продать, ну и шкуру заодно с синей печатью ветеринара.

– Это ваша квартира, Игорь и ты собственники, – надеясь, что голос звучит уверенно, проговорила Рита. – А кому мы аренду платили?

– Аренду? – Светка вытаращила глаза. – Какую аренду?

– Обычную, как за квартиру платишь, когда снимаешь, – терпеливо объясняла Рита, а по спине уже полз холодок, пока предчувствий, но таких, что сбываются на сто процентов, всегда, как по закону природы. – Мы четыре года каждый месяц с Игорем напополам платили деньги. Каждый месяц…

– Без понятия, я никаких денег ни разу не видела. – Светка нахмурила широкие нарисованные брови, хлопала глазами. Потом замерла, опустила голову и глянула на Риту снизу верх.

– А как вы платили? – губы у нее вдруг задрожали и странно скривились. Светка отвела взгляд, стараясь не смотреть на Риту.

– Игорь рассчитывался, я отдавала ему свою часть каждый месяц… Ты чего ржешь?

Светка задрала голову и реально заржала, вот чисто как конь, вернее, кобыла, до икоты, до слез. Виновато поглядывала на Риту, но поделать с собой ничего не могла, выронила телефон на коврик, присела, и взъерошила на макушке короткие волосы.

– Ну Игоряша, ну артист, – хлюпала она носом и икая, – мало того, что он тебя тут для своего удобства поселил, – Светка уже весело глянула на Риту снизу вверх, – ну, ты понимаешь, так еще и деньги брал! И для тела, и для души, и для кошелька польза. Да ты сплошная выгода!

Она подобрала телефон и убежала в ванную, присела на бортик и ухахатывалась оттуда, уже не стараясь сдерживаться, веселилась от души. Рита стояла столбом посреди коридора, осознание ситуации пришло только сейчас, сию секунду, и ноги, уже в реале, отказывались подчиняться. Значит, она четыре года платила Игорю за его же квартиру, и не только платила, но была, по словам Светки, сама выгода, во всех смыслах.

– Извини, – всхлипнули в ванной, – но ты дура. Четыре года на него убила, да еще и деньги платила! Ты хоть раз видела эту хозяйку, а квитанции за коммуналку?

– Игорь всем занимался, – спокойно отозвалась Рита. Она просто отвечала на вопрос, подсознание лихорадочно искало безопасное место, чтобы одуматься, прийти в себя, и не было сейчас для нее такого места во всем мире. Только ржущая в ванной Светка и этот коридор с новенькими обоями, еще запах клея не выветрился. Вот почему Игорь так спешно ремонт тогда затеял, квартиру к продаже готовили. А эти самые обои на ее деньги куплены, она сама притащила их из магазина, и не только обои, и плитка, и еще много чего. А Игорь потому и не работал, ведь она его содержала: жил на всем готовом, и деньги были, так зачем убиваться? А сейчас квартиру продадут, денег еще больше будет. Просто сказка, Игорь в шоколаде, а она где? Это место в приличном обществе вслух не принято называть.

– Извини, но мне тебя не жалко, – Светка показалась из ванной, вся красная, растрепанная, точно после душа, – дураков учат. Короче, хату мы продаем, ты с братцем моим сама разбирайся. У тебя неделя, чтобы съехать. Будь здорова.

Светка подтянула джинсы, одернула куртку и ушла, из подъезда донесся звонок телефона и Светкин голос, потом стало тихо. Рита постояла еще немного, неторопливо прошлась по квартире. Игоря нет, понятное дело, но компьютер включен, кругом неизменный бардак и грязная посуда, а на подоконнике рядом с цветущей белой фиалкой стоит пачка пельменей, они давно разморозились, содержимое пакета превратилось в кашу. Рита столкнула ее на пол, бросилась в комнату и принялась собирать свои вещи. На чемодане еще оставалась наклейка со штрих-кодом аэропорта Шарль-де-Голля, Рита наспех затолкала все самое необходимое, без чего не могла обойтись. Вызвала такси и вышла на площадку.

– Снова в отпуск уезжаешь? – прошелестели из-за соседней двери. Бледная старуха подглядывала в щель за цепочкой, белые до прозрачности пальцы дрожали на старой обивке. Рита кивнула и потащила чемодан вниз, вышла под дождь. Такси не было, хоть приложение пообещало его приезд через минуту. Две, три, пять – машины не было, Рита уже всерьез собиралась идти пешком, когда заметила обещанный «рено» у первого подъезда. Помахала – толку ноль, такси стояло там же, в прямой видимости, и водитель ее отлично видел. Поморгал фарами, но с места не тронулся, пришлось искать в сумку телефон, звонить.

– Чего? – недовольно раздалось из трубки. – Я уже пятнадцать минут жду.

– Вы можете подъехать? – попросила Рита. – У меня вещи тяжелые.

– Вы подъезд не указали, – отрезал водитель, – сами идите, я догадываться не нанимался.

Пришлось топать вдоль дома под дождем, лавировать между куч грязи на дороге. Водитель открыл багажник, но и пальцем не шевельнул, чтобы помочь Рите погрузить чемодан. Она кое-как запихнула тяжеленную ношу, перепачкавшись в грязи, вытерла руки платком. Потом зашвырнула ключ от поганой квартиры в середину лужи, села рядом с водителем и поехала к матери.

Благо, было недалеко, четыре с половиной километра, если верить навигатору, ровно десять минут по часам, а заплатила будто по вип-тарифу. Водитель подождал пока Рита вытащит чемодан и поспешно смылся, оставив ее перед старой пятиэтажкой. Поднялась на крыльцо, потянулась к домофону, и только сейчас сообразила, что матери может и не быть дома, а ключей нет. Пришлось снова доставать телефон, искать номер, звонить.

– Чего тебе? – раздался недовольный родной голос. – Ты знаешь, сколько времени? Я уже почти сплю.

– Мам, открой, я приехала.

Голос сорвался, Рита прикусила губу. Сил осталось только держать телефон, она всерьез опасалась, что чемодан придется оставить внизу и забрать его потом, когда-нибудь, в другой раз.

– Куда приехала? – злилась мать. – Зачем?

– К тебе, – кое-как проговорила Рита. – Открой, пожалуйста. Я тут внизу.

Набрала номер квартиры и нажала кнопку вызова на панели домофона. Раздались мелодичные гудки, а в телефоне послышались наоборот, прерывистые.

– Кошмар какой-то, – пробормотала мать, судя по голосу, она растерялась. – ну ладно, заходи. Ты одна? – спохватилась она, и домофон запищал, дверь открылась.

«Я одна», – Рита сунула телефон в карман плаща и потащила чемодан на четвертый этаж.

Дверь справа была уже приоткрыта, на темный пол лестничной площадки падала полоса яркого света. Колесики у чемодана подозрительно хрустнули, Рита подняла, его ввалилась в квартиру. Раздался тихий треск – это чемодан впечатался в старый шкаф, стоявший впритирку к входной двери. Он уже лет десять как тут мешался, старый, мощный, натурально-деревянный, покрытый желтым лаком, громоздился почти под потолок. Проходить в квартиру требовалось только боком и никак иначе, дабы не потревожить древнего монстра, но за четыре года Рита успела забыть некоторые правила и немедленно поплатилась.

– Осторожно! – мать в толстом халате, вся растрепанная, выскочила из кухни. – Он бабушкин! Корова, не поцарапай дверку!

– Извини. – Рита вкатила чемодан в комнату справа, осмотрелась. Точно и не было этих четырех лет, тут ничего не изменилось: тот же книжный шкаф, набитый книгами, старыми, еще советскими, тот же сервант с хрусталем, яркий толстый ковер на полу, фикус на подоконнике. И тот же диван, чертовски неудобный, помнится. Рита сняла плащ и повесила в шкаф, только новый, что стоял поодаль от «мемориального». Мать недовольно морщилась, поправляла очки.

– Я так и знала, что этим кончится. Наигрались в любовь?

Рита вспомнила, что последний раз видела себя в этом зеркале именно так, с тем же чемоданом, только выходящую, вернее, летящую на крыльях, даже вес вещей не чувствовала. Как же, Игорь тогда предложил ей снимать квартиру вдвоем, жить вместе! Вспомнила даже, что в тот день дождик шел, такой мелкий, противный в обычные дни. А тогда и на дождь было плевать, и на жару, и на динозавров, если бы такие случились по дороге. «Дура», – Рита поправила волосы, взяла телефон и машинально открыла профиль Игоря в месседжере. «Был сегодня», – имелась надпись под аватаркой, и время, полчаса назад. Но ни звонков, ни сообщений – ничего, точно чужой случайный человек в ее жизни.

– Я говорила, что он тебе не подходит, – надрывно выкрикнула мать, – но ты же лучше знаешь! И что дальше?

– Мне в душ надо, – Рита бросила телефон на диван и пошла по коридору. Мать посторонилась, шустро скрылась в своей комнате и скоро вернулась с полотенцами, бросила их на стиральную машинку.

– Иди. Есть потом будешь?

– Нет.

Больше всего на свете хотелось много горячей воды, а потом лечь в темноте и смотреть в стену перед собой. Или в потолок, или в подушку – неважно, лишь было темно и тихо. Что дальше? А фиг его знает, что дальше.

Рита закрылась, включила воду, стянула джинсы, и тут взгляд упал на плитку, на небольшое цветочное панно и красиво подобранные в тон геометрические вставки. Слишком много элементов для маленькой ванной, но цвет был в точности такой же, как в той квартире, откуда пришлось сбежать полчаса назад. И тут накрыло так, что аж свет померк, обида и боль нашли выход, Рита еле успела ухватиться за бортик ванной и ревела, как никогда в жизни, только в детстве, наверное. Это тогда все было как в последний раз, думала, что так больше не будет, а вот оно, вернулось. И правда, что дальше, как жить теперь – одной, опозоренной, зная, что тот, кого считала единственным и родным, может, в эту самую минуту смеется над ней, рассказывает друзьям и близким о глупой дурехе, что вела себя как коврик перед дверью. О него только ноги вытирать, ибо коврик лишь для этого и предназначен. Не на стенку же его вешать, в самом деле…

– Иди чай пить! – донеслось сквозь шум воды, потом в дверь ванной настойчиво постучали. Потом еще раз, еще, Рита, всхлипывая, разделась и залезла под душ.

– Сейчас! – выкрикнула она, надеясь, что голос звучит спокойно. И долго, долго отмокала пот горячей водой, даже голову вымыла, точно старалась стереть весь ужас сегодняшнего дня: и ногу на рельсах, будь она неладна, и мерзкое Светкино хихиканье, и это поганое «что дальше?». Пришла в себя и первым делом, выйдя из ванной в старом материном халате, занесла номер Игоря в черный список телефона. Хотела и в месседжере заблокировать, но рука дрогнула в последний момент. Рита отложила телефон и пошла в кухню. На столе красовалась сковородка с жареной картошкой, нарезка колбасы, сыра, хлеб на дощечке, а на плите из большой кастрюли вкусно пахла тушеная курица.

– Поешь нормально, а то кости торчат, – мать положила картошку с горкой и подвинула тарелку Рите. Та помотала головой.

– Не могу, тошнит.

И правда, подташнивало, но от вида куска курицы того же мерзко-желтого цвета. Рита отвела взгляд, зажмурилась.

– Ты беременная? – мать отшатнулась с тарелкой в руке. – Этого только мне не хватало.

– Нет, – успокоила ее Рита. – Не беременная, не волнуйся.

Не беременная, нет: хватило ума не родить от этакой скотины, как бывший. А ведь переживала поначалу, очень хотела ребенка. А Игорь все подождать уговаривал, когда своим жильем обзаведутся. Вот и дождалась.

– Мне-то что волноваться, – мать поставила тарелку перед Ритой, – это тебе волноваться надо. Ты четыре года на него потратила, кому теперь нужна? Сорок скоро, ни детей, ни мужа, все, не как у людей.

– А как у людей?

От картошки поднимался парок, аппетитная корочка притягивала взгляд. Рита наколола вилкой один ломтик, прожевала, проглотила с трудом: в горле точно перегородку поставили, и свободно мог пройти только чай, все остальное застревало на подступах.

– Вот Женя развелась и сразу замуж вышла, хорошего отца Сашеньке нашла, – мать выложила курицу в большое блюдо и поставила на середину стола. Достала из холодильника майонез и села напротив Риты.

– Это который наркоманом оказался? – Она смутно помнила эту Женьку, дочку старинной материной приятельницы, злобную носатую девку, что после третьего аборта женила-таки на себе мутного сутулого парня (вроде, Рома его звали) и выполнила свое святое предназначение. Родила, в смысле, сын получился диковатого нрава и тоже сутулый, в папашу, вздрагивал от каждого шума и шороха, а стоило при пацане махнуть рукой, к примеру, или сделать иное резкое движение, так этот Саша буквально лез под стол, если таковой имелся поблизости, или мог на пол лечь. «Он так играет», – говорила Женька, но когда Сашеньке стукнуло десять, окружающие стали подозревать, что играми тут и не пахнет. Рома быстренько слинял подальше от больного потомства, но, значит, Женя исхитрилась найти нового мужа.

– Ну и что, зато замуж взял, с ребенком! – мать щедро навалила себе в тарелку картошки с курицей, еще дочка Валькина Анька двойню родила.

«Лиза покушала? Где Димкины штаны?», – Рита налила себе чай, полоскала пакетик в кипятке. Заварка красиво расходилась слоями, Рита глядела на воду, точно гадалка в зеркало. Взгляд упал на часы, что тикали над холодильником: ого, половина двенадцатого почти. Надо хоть немного поспать, завтра же на работу.

– Я рада за нее… – Рита отпила несладкий чай, потом сделала еще глоток и перестала, наконец, дрожать. Заодно появилась небольшая ясность насчет «что дальше?» – жизнь не кончилась, это точно, и через полчаса начнется новый день.

– Все пристроены, все живут как-то, только ты вечно во что-то вляпаешься, – мать наворачивала картошку с майонезом, – за что он тебя выгнал?

– Я сама ушла.

Мать так и застыла с куском курицы в руке, медленно жевала и не сводила с Риты взгляд. Та допила чай и откинулась к стенке.

– Как сама, почему? – оторопела мать, и положила курицу в майонез.

Рита вдохнула, выдохнула, сжала пустую чашку в руках и залпом выдала все, что узнала сегодня от Светки. Под конец рассказа голос дрогнул, вспомнилась плитка в ванной и в кухне (будь весь этот дизайн неладен!), но удалось удержаться от слез. Мать прекратила жевать, грохнула вилкой о тарелку.

– Ну и что? Что тут такого?

Рита глянула через стол, решив, что показалось. Но нет, мать крепко держала вилку и стучала по столу черенком, звук шел такой, точно кости гремели.

– Нашли бы другое жилье или свое бы купили наконец…

– Мама, ты считаешь, что это нормально, что он врал мне четыре года? – шепотом спросила Рита, не веря своим ушам. Столько лет вранья, мерзости, двуличия, и мать считает это нормальным?

– Ты даже не спросила, почему он так поступил! – Мать остервенело жевала курицу, – Может, были причины? Может, он так на свое жилье деньги собирал, откладывал, чтобы ты на всякую ерунду не потратила. А то выдумала: Париж какой-то! Не о Парижах думать надо…

– То есть жить с человеком, который о тебя ноги вытер, это нормально? – Рита сдерживалась уже из последних сил. Снова заколотил озноб, уже больше похожий на лихорадку, к щекам прилила кровь.

– Ты могла бы хоть поговорить с ним, а не бежать сломя голову! – огрызнулась мать.

– Да он жил и бухал за мой счет! – выкрикнула Рита. – Какая квартира, о чем ты! Он не работает больше года, ни один банк ему ипотеку не даст!

– Тебе бы только других обвинить, а сама не виновата! – Мать поливала майонезом очередную куриную ногу и ела с такой скоростью, точно последний раз в жизни. У Риты к горлу снова подкатила тошнота, голос сорвался.

– И в чем я на этот раз виновата? – кое-как проговорила она. И поняла тут, отчетливо и до жути остро: чем бы ни закончился этот разговор, она сюда больше никогда не вернется. Это последняя ее ночь в родном когда-то доме, других не будет, ни одной.

– Ты могла бы помочь Игорю с работой, поддержать его, – заявила мать.

– Я хотела его к нам устроить…

– И что? – мать подозрительно смотрела Риту, будто та признавалась во всех смертных грехах сразу, пересчитывала их, дабы убедиться, что ничего не пропустили.

– Ему не понравилось, что руководитель женщина.

Мать закатила глаза, ухмыльнулась.

– Если типа тебя, то никому бы не понравилось, – она презрительно глянула на Риту. – Орет, визжит, бегает туда-сюда, – мать мерзко скривила физиономию и принялась тыкать вилкой по сторонам, – кому такое понравится. Вот несчастье на мою голову! – она принялась собирать посуду, свалила картошку с тарелок в сковородку и грохнула сверху огромную крышку, тяжко поднялась с места. Пошла к мойке, включила воду и запричитала в стенке перед собой:

– Жила себе как человек, всем сказала, что дочь замужем, а она нате вам, притащилась среди ночи! – оглянулась на Риту почти ненавидяще, швырнула чистую ложку в ящик под столешницей, схватила полотенце.

– Гордыню-то поумерь, тебе планку давно снизить пора, да и часики тикают, не забывай! Тик-так ходики, пролетают годики. Твои уже почти пролетели, милочка!

Рита ушла и закрылась в комнате, села на старый диван. Было темно, но через дверное стекло в комнату проникал свет, и Рита все отлично видела: и корешки старых книг, и покоцанные ножки могучего полированного серванта, и таинственный блеск пыльного хрусталя за пыльными же стеклами. Его, похоже, не мыли все эти четыре года, что ее не было дома. Хотя и это уже не дом, и даже не отель, а больше похоже на вокзал, на пересадочную станцию. Рита взяла телефон – ни пропущенных звонков, ни сообщений. Игорь был в сети десять минут назад и даже сменил аватарку со смешной собачки в шапке с помпоном на подсолнух. На одинокий подсолнух, что бы это значило – он свободен и сообщает об этом всему миру? Или что-то другое?

Мать притихла где-то в недрах квартиры, Рита решила ложиться спать. Оставалось всего четыре часа до подъема, но это что-то. Она открыла чемодан и среди вещей попалась тяжеленькая черная с золотом коробочка – часы, ее подарок Игорю на послезавтрашний день рождения. А ведь чувствовать себя дурой – это тоже больно, оказывается. Как копила на этот подарок, даже духи себе не купила, решила, что порадовать Игоря важнее. Снова подступили слезы, но Рита до боли прикусила губу, принялась перебирать вещи и обнаружила, что на работу идти не в чем – в запале успела схватить только несколько «офисных» вещей, что никак не подходили друг к другу. И оказалась перед выбором: либо нарушить дресс-код, либо вот это.

Рита расправила французское платье, оно хоть и валялось в чемодане кое-как, но почти не помялось. Рита повесила его на спинку кресла, включила половину света, отошла к двери, представляя, как завтра утром войдет в набитую электричку и сядет на жесткую нечистую лавку между необъятных баб.

– Это что еще такое? – в комнату ввалилась мать с подушкой и одеялом в руке. Все это полетело на диван, мать присматривалась к платью, только что не обнюхала его.

– Ну и тряпка, – она брезгливо пощупала тонкую ткань.

– Это из прошлогодней коллекции, но у нас такое еще пока не носят, – Рита бережно расправила платье. Подумала, что с кроссовками для транспорта оно вполне сойдет, а в офисе есть сменка.

– Я бы тоже не надела, ужас какой, – мать потыкала пальцем в платье, – выкинутые деньги. Как обычно, ты только и можешь рванье разное скупать.

Быстро оглядела комнату, подскочила к чемодану и приоткрыла крышку.

– Мама, а почему ты с отцом развелась?

Вопрос сам собой сорвался с языка, ответ меньше всего интересовал Риту, а больше всего хотелось спать или хотя бы полежать, хоть немного.

Мать так и застыла с приоткрытой крышкой чемодана.

– Твой отец на старости лет решил переехать жить в деревню, но я не хотела.

Мать медленно выпрямилась, повернула голову, и тут Риту прорвало.

– Ну да. А в деревне его поджидала новая любовь, моложе тебя и красивее?

– Не твое дело! – взорвалась мать и подскочила к Рите. – Как тебе хвост прижали, так ты к матери прибежала! А потому, что некуда больше! Никому ты не нужна кроме меня, других дураков на свете нет! Вот навязалась на мою голову, да еще и беременная! – она принялась больно тыкать пальцем ей в живот. Рита ударила мать по руке и заорала во весь голос:

– Я не беременная! Справку могу принести!

– Принеси, принеси справочку! – передразнила ее мать, очки у нее запотели. – Мне тебя теперь кормить и содержать до пенсии придется, мне выродки чужие тут не нужны. Только ремонт сделала, люстру хорошую хотела купить, и нате вам, доченька приперлась! Радость-то какая!

Рита выскочила в коридор, открыла «мемориальный» шкаф: вспомнила, что там когда-то лежал зонтик, старый, но вполне крепкий. Свой, новый и хороший, остался в квартире Игоря, а мокнуть не хотелось. Мать подбежала, но дорогу ей перекрыла полированная створка, толстая, точно броня, мать билась о нее, пыталась пролезть боком, но габариты не позволяли. Рита быстро копалась в стопках хлама, каких-то свертках и грудах барахла, под ноги выпал газетный сверток, из него высыпались непонятные блестящие кругляшки, оказавшиеся крышками для банок с заготовками. Мать принялась подбирать их, рассовывала по карманам халата. Рите вдруг стало смешно.

– Зачем это тебе? – от слез и следа не осталось, смех рвался из горла, Рита откашлялась, но не помогло. Мать злобно глянула исподлобья:

– Это бабушкины вещи, не трогай!

– Тебе-то они зачем? – Рита не могла справиться с собой и смеялась в голос. – Огурчики закатывать, помидорчики на зиму? Выбрось ты этот хлам…

– Да я тебя лучше выкину! – Рита еле успела прикрыться створкой, мать с силой грохнулась о нее и заколотила кулаками по полировке, – ничего не умеешь, только выкидывать, толку от тебя нет. Если будешь тут порядки свои устанавливать, мигом выпишу по суду и катись на все четыре стороны! Ты мне тут не нужна, так и запомни!