Текст книги "Такие разные половинки"

Боль присутствовала, но словно докатывалась до меня издалека. Я не могла шевельнуться, заплакать или засмеяться. Но глаза моргали, взгляд, медленно проясняясь, пытался сфокусироваться на мутных очертаниях. До меня доносились какие-то звуки, постепенно из неразборчивого фона трансформируясь в… речь? Крики?

Сейчас все казалось каким-то неважным. Я даже не понимала: умерла уже или еще нет. Единственное, на чем зациклилось сознание – на необходимости переждать, перетерпеть какое-то время. А потом?.. Потом что-нибудь будет…

К примеру, убийственно спокойный приказ:

– Если кто-нибудь двинется, я убью и вас!

Кирен…

Кирен??!

Кирен!!!..

И следом еще приказ:

– Плесни на нее еще воды.

Спустя миг в лицо опять ударило ледяным потоком, заставив поперхнуться. Я дернулась – тело пронзило адской болью, отчего в глазах на миг снова потемнело. Но для присутствующих это стало знаком: жива.

– Но это же самка… – кто-то рядом неверяще бормотал где-то сбоку. – Как можно из-за нее…

– Убью, – абсолютно безэмоциональный голос моего хозяина.

– Вы же продали ее! Сами! Это честная сделка!

– Я передумал.

– Но нельзя! Есть общие правила, им подчиняются все. Она больше не ваша собственность.

Что-то громыхнуло, упав.

– Не все. Я из тех, кто имеет право не подчиниться.

После этого заявления, произнесенного убийственно холодным тоном, наступила абсолютная тишина.

В словах Кирена прозвучала непонятная мне угроза. Но для его собратьев, если судить по наступившей задумчивой тишине, ее смысл был понятен. Не зная, чего опасаться дальше, я гигантским усилием воли приоткрыла глаза, пытаясь понять, что происходит.

Боль – удушающая и сжимающая голову тугим кольцом – вернулась. Но я отчаянно боролась с ней, цепляясь за реальность.

Первым, кого я увидела, едва от испытанного напряжения прояснилось в глазах, стал Кирен. Четкий силуэт его фигуры в изножье кровати и… мечи в руках метха. Яркое освещение помещения яркими бликами огненных узоров расцвечивало их, оставляя ощущение нереальности происходящего. Тело его не казалось привычно-расслабленным, наоборот – его сотрясала редкая дрожь, словно он боролся с собой и с трудом сдерживался.

’От бешенства’ – мгновенным осознанием мелькнула в голове мысль, когда он стремительно обернулся, бросив на меня пронзительный взгляд.

На миг наши глаза встретились. Не знаю, что сейчас отражалось в моих, но в его глазах плескалась лютая ярость. Она сама по себе способна была остановить многих…

И я, не в силах выдержать это давящее ощущение угрозы, отвела взгляд. Чтобы… споткнуться им о тело, если его разрубленные в гневе куски можно им назвать, в луже крови лежащие рядом на кровати. В отсеченной голове метха со шрамами, который причинил мне жуткую боль (мое последнее воспоминание до тьмы), поразило выражение лица. На нем отчетливо проступило потрясение, сильнейшая эмоция, что испытал резчик перед смертью.

Вопреки мучительному бессилию, я содрогнулась. Жуткий, варварский мир… Смерть, боль и лишения тут повсюду. Но даже это судорожное движение отозвалось в теле таким огнем боли, что я едва удержалась в сознании.

– У нас приличное заведение! – В визгливом голосе заголосившего звучали нотки истерии. – Как мы объясним гибель клиента?! Уважаемого клиента!

– Это мое право. Моя собственность, он не мог касаться ее. Любой, кто желает оспорить мое право – может сразиться со мной.

Тихий, но отчего-то не менее пугающий тон Кирена опять заставил смолкнуть глухой ропот протеста.

– Но вы ее продали!

– Я передумал. Оплату вернул.

– Но это не имеет смысла – сделка состоялась. Это нарушение… Еще и нападение на другого воина.

– У вас нет права судить меня!

И снова хлесткий окрик и наступившая тишина. Присутствующие словно боялись или действительно не могли решиться на возмездие?..

– У меня есть, – этот голос прозвучал откуда-то сзади, из-за изголовья. И прозвучал он не менее властно, чем у моего хозяина.

Кирен медленно обернулся, какое-то время рассматривая вмешавшегося в беседу метха. Я с трудом боролась со странной апатией и подступающим мраком. Сил, повернуть голову и посмотреть в сторону, не было.

– Однако…

Не знаю, что поразило в тоне Кирена больше: удивление… презрение?.. В странной обессиленной полукоме я, на удивление, отчетливо фиксировала такие детали.

Все остальные молчали, больше того – отступили, не мешая диалогу этих двоих.

– Да, знаешь ли, порой я люблю так отдохнуть. Наблюдать страдания, это… волнующе. Я полагаю, мы с тобой оба понимаем, что это не должно стать общеизвестно. И Гринод не должен знать о… пристрастии отца к таким развлечениям. Впрочем, сейчас речь не обо мне. Убийство воина… вне поединка… вероломное нападение со спины…

Невидимый собеседник поцокал языком, красноречиво намекая на злостную провинность капитана звездолета, обещанного в пару его сыну.

– Как вы прекрасно знаете, представителю моей касты это простительно. Впрочем, как и вам это… пристрастие, – Кирен был абсолютно спокоен.

Более того, таким знакомым мне стремительным жестом сложил клинки, переместив их в одну руку. Странная особенность метхского оружия – при необходимости четыре меча превращались в один, тесно слившись острыми лезвиями и образуя общую рукоятку. Его мой хозяин и пристегнул к поясу, всем корпусом развернувшись к невидимому мне собеседнику.

– Покажи знак!

Недоверие он и не пытался скрыть. Но Кирен, только едва пожав плечами, двумя руками принялся закатывать рукав рубашки на верхней правой руке. Я знала, что там имеется странный ожог… клеймо, которое останется на всю жизнь.

Судя по скрипу пола, отец Гринода подался вперед, желая лучше рассмотреть странный шрам. Другие присутствующие, после этой неожиданной демонстрации, немного нервно выдохнули, после чего поспешили выскользнуть из помещения, позабыв все претензии. Оттого и не услышали какого-то до отвращения возбужденного тона этого немолодого уже, но на удивление полного и холеного метха.

– Ты в самом деле из касты Незаменимых, Гринод не ошибся… А я все не верил этим его предположениям. Но очевидно он видел знак! – Наконец-то незнакомый метх отступил, отведя взгляд от плеча Кирена, демонстрируя мне свой профиль и двойной подбородок. – Но зачем тебе таиться? Как можешь рисковать собой, отправляясь с этими дуболомами, взращенными на убой, в космические набеги?

– Я не обязан объяснять вам что-то.

Сухой, брошенный в сторону ответ, и мой хозяин стремительно раскатал рукав, скрывая отметину. Я не придавала ей значения, на его теле было немало ран, кто бы знал, что эта – особенная.

– Да. Не обязан. И да – тебе простительно уничтожение любого из рядовых воинов. Теперь мне ясно и необъяснимое желание сына к… космическим приключениям. За такую пару стоит потерпеть неудобства, раз ты желаешь… новых впечатлений. Но зачем? Я не понимаю, зачем ты напал?

– Спас эту, – легкий кивок в моем направлении, и внимание пожилого метха переключилось на меня. Словно до этого момента он не придавал значения корчащейся от боли женщине рядом с изуродованным телом собрата.

– Арианка? – Он брезгливо поморщился. – С ними всегда неудобно. К счастью, ей осталось немного.

– Почему? – Вскинулся Кирен, тоже впившись в меня взглядом.

– Сейчас сдохнет, – безразлично пожал плечами отец Гринода и отвернулся. – Крови слишком много потеряла.

’Ах, вот почему так холодно’ – тело онемело до бесчувственности.

Мой хозяин стремительно переместился к краю кровати и уже протянул руки, намереваясь меня схватить, когда его что-то остановило. На миг задумавшись, он подхватил простынь, сжав ее концы в своих ладонях. Я оказалась в своеобразном коконе из пропитанной кровью ткани. Но даже это сравнительно небольшое перемещение тела отдалось болью…

– Тебе действительно нужна эта самка?! – Изумленный вскрик мужчины, раздавшийся в спину Кирену, стал последним, что я осознала перед накатившей волной тьмы.

Вновь очнулась я в уже знакомой каюте. И пусть собственное тело ощущалось невесомым, а сознание, изнуренным недавними муками, но чувство облегчения я испытала – жуткое рабство закончилось.

– Сделал все, что мог, – рядом кто-то беседовал. – Инъекции ее поддержат, дадут телу шанс дотерпеть. У арианцев хорошая регенерация, это поможет. Необходимо ждать, пока заживут раны. И еще…

– Что? – Стоило собеседнику замолкнуть, как Кирен задал вопрос.

– В бессознательном состоянии трудно судить достоверно, но что-то с ней не так.

– В смысле?

– Нет, репродуктивные возможности не пострадали. Ей стоит окрепнуть и поправиться, и она будет вполне пригодна для размножения. Хотя об арианках так вообще можно сказать с натяжкой…

– Почему? – Снова быстрый вопрос Кирена, перебивший пояснения его собеседника.

– Особенность расы. Их женщины производят на свет только себе подобных. Они не способны выносить воина. Только арианские дети.

– Ясно.

– Вы не знали? Да, поэтому арианки совсем не в ходу у нас. Плохой товар – бесполезная и еле живая.

– Мне нужно, чтобы эта… выздоровела. Я плачу за это.

– Да, я сделаю, что смогу. Нужно ухаживать за ранами, у нее хорошие шансы. Ближайшие три дня все решат. Проведаю вас завтра, вы еще не покинете планету?

– Нет… Дня на три задержусь.

Скрип двери, тоже на удивление ставший привычным, и Кирен вновь приблизился уже один. Сев на корточки, взглянул на меня, заметив с трудом приоткрытые веки.

А я… Видеть его сейчас так близко было ужасно. Он стал тем, кто безжалостно отправил меня на пытку. И стоит ли быть благодарной за избавление? Что если это только забава – спасти, чтобы вновь подвергнуть более жутким мукам?..

Не знаю, где взяла силы, но единственное доступное мне усилие – я отвернулась. Уставившись в стену, не желая смотреть на него. Видеть торжество, презрение и обещание новых мук во взгляде метха.

– Ненависть – признак слабости, – неожиданно он заговорил, комментируя мой, более чем красноречивый, жест. – Не трать на нее силы. Думай о смерти. Это даст шанс жить.

Как же хочется плакать. И кричать. Драться. Проклинать.

Ненавижу…

Этот мир. Свою жизнь. Этого метха.

– В нашем народе воспитывают из мужчин воинов, – внезапно продолжил он говорить. – Сильных, способных убивать, противостоять боли и лишениям. Принимать единственно верные решения – силовые решения. И все мы с детства знаем, для чего живем. Чтобы страдать. Чтобы обрести шанс выжить, найти пару и иметь сыновей. Все знают, что делать правильно, что нет – это общее знание. Законы, по которым живет мой народ. – Я против воли слушала его. И конечно заметила странно дрогнувший голос. – В нас нет слабости. Не должно быть… Это ваш удел – самок. Но что-то случилось! Я не могу найти выход… не понимаю. Я пытался! Я сделал, что мог, что должен был сделать, принял то единственное решение, что обязан был принять. И понял, что оно неверное. Я проявил слабость… Да, ненавидь меня, арианка!

Он говорил не со мной – подобное немыслимо. Он вслух признавался себе в чем-то. В чем-то, чего я не понимаю…

Но значимы ли эти пояснения сейчас? Нет!

Раньше я много раз в отчаянии, изнывая от бессилия, полагала, что наступил предел. Все – больше я не смогу, не вытерплю, сдамся… Оказывается, это всегда была злость, ярость – отчаянный гнев на несправедливую судьбу.

А вот сейчас…

Сейчас действительно все.

И уже не важно, что будет дальше. Будут мучить, разрезать живьем на кусочки, предавать. Это перестало быть значимым. Слушая метха, среди сжимавшей голову, словно тисками, боли, внезапно распознала новую для меня мысль: мне это не нужно.

’Ничего больше не нужно’

Кирен продолжал что-то говорить, а я его не слышала. Просто пряталась. Где-то далеко в себе, стараясь укрыться от невыносимой головной боли. Веки казались тяжелыми – проще стало прикрыть их. Единственное, что занимало меня – это огонь, что словно бы незримо пожирал мое тело. Он и раньше жил во мне – лишь согревая теплом, тлел где-то глубоко. Но сейчас он, ведомый болью, вырвался наружу, разрушая мое тело, стирая память, уничтожая все представления о времени и реальности.

– Дейнари, Дейнари?!

Голос звал настойчиво, тело ощущало прикосновение – чье-то постороннее тепло. А мне было так холодно. И одиноко… Так отчаянно захотелось прильнуть к этому теплу, сродниться с ним?..

– Приди в себя! – Уже нотки новых эмоций – отчаяние? Раздражение? – слышны мне. – Ты спишь несколько суток. Тебе необходимо поесть.

Просьба?

А тепло так заманчиво. Оно такое родное… Оно обещает защиту. Как когда-то давно – в детстве.

Не размыкая глаз, отчаянно хочется податься навстречу теплу и умиротворяющим образам дома и семьи. Мне кажется, это притупит жуткую боль, что истязает сознание и давит на виски. Но останавливают голоса…

– Она должна уже была очнуться. Раны зажили!

Кирен. Его холодно-отрешенный тон, означающий недовольство: почему что-то идет вразрез с его планами? Я настолько изучила этого метха за годы существования при нем, что способна представить выражение лица мужчины даже по такой мелочи.

– Да, тело восстановилось. Но я повторяю вам, дело тут в особенностях ее расы. Что-то происходит не с ее телом, а с ее сознанием. Что-то что истощает, подтачивает силы.

Как же прав этот собеседник Кирена – удушливая боль терзает постоянно, заставляя сжиматься и стремиться затаиться. Забыть… Перестать чувствовать. Понимать. Утратить связь с реальностью.

Словно бы обрываются тысячи незримых ниточек, что связывают меня с миром вокруг. Не сразу, но… их все меньше и меньше.

– Что? – Требовательная убежденность хозяина, что достаточно пожелать, и ему дадут ответ на вопрос.

– Не знаю, – сухой и, несомненно, разочаровывающий моего хозяина отклик. – Кто же разбирается в этих арианцах? Надо узнавать у ей подобных. Я никогда не интересовался. Арианки – редкая забава на наших землях. Советую вам избавиться от этой обузы. Больная и бесполезная самка.

– Так это болезнь?

– Очень похоже, капитан. Но болезнь духа, а не тела.

– Она излечима?

– Тут нужен покой и время – вот мои выводы. А о большем… вам скажут только арианцы. Или… мироты.

– Или мироты, – оживляется Кирен.

’Странно. Откуда у него такой интерес к моему состоянию?’

Дальше я уже не слышу, измученная усилиями, погружаюсь в бесчувственную кому. Выдергивает меня оттуда голос…

Брата? Отца?.. Нет. Не сразу я вспоминаю, какому мужчине он принадлежит.

И снова это странное чувство тепла, к которому хочется тянуться. И я, не в силах противостоять желанию, подаюсь ему навстречу. Не осознавая, и не задумываясь о том, кем являюсь сама, отчего мне так холодно и одиноко.

Просто тянусь к живительному теплу. И тихому шепоту:

– Дейнари? Ты меня слышишь?..

Беззвучное ’да’ – несмелый отклик моей души, утратившей огонь родного мира. И губы… словно давно заледеневшие и замершие в едва различимом прикосновении прохладного дыхания, губы встретились с теплом чьих-то губ.

Поцелуй так необходим мне. Он дарит тонюсенький ручеек тепла. Живительного тепла! И я, в отчаянном нежелании разрывать эту дарующую мне надежду на возвращение к жизни близость, вскидываю руки, обнимая сильную шею, прижимая к себе.

Мужчина в моих объятиях вздрагивает и напряженно замирает. Тело в мгновение наливается твердостью – каменеют мышцы рук, в ответ обхватившие меня, застывает в неудобной изогнутой позе спина. Он поражен моим откликом. Изумлен порывом – я слышу, как на секунды замедляется его сердце.

И узнаю это сердце… Однажды я уже напряженно вслушивалась в его стук.

Кирен!

Наши губы, встретившись, как-то неумело и непривычно тесно трутся друг о друга. Я, наслаждаясь их теплом и твердостью, с удивлением осознаю удивительную мягкость и податливость собственного тела. Необъяснимую чувствительность! Обвожу контур его рта губами, с удивлением ощущаю его язык, осторожно касающийся моих слегка выступающих клычков.

Тепло дыхания метха словно наполняет меня жизнью. Кровь оживает и начинает разгоняться. Холод, сковывающий тело, отступает. И вот я уже чувствую другие его руки на своей спине. Большие ладони осторожно гладят, опять же неумело и трепетно, порой забываясь и двигаясь резковато.

И мы молчим. Поскольку происходящее так невероятно, что я не совсем понимаю: не сон ли это. Но тепла хочется все больше и больше! И мне не так важен тот, кто дарит его мне. Главное – он рядом!

Когда дыхание обрывается, я отстраняюсь, чтобы сделать судорожный вдох. И открываю глаза, встретив непривычно растерянный взгляд меднокожего мужчины. Он навис надо мной, сейчас прижавшись лбом к моему лбу, вглядываясь как-то… выжидательно?..

– Кто ты? – Вопрос срывается с губ.

И тут же, едва он осознает его смысл, меняется выражение серых глаз. Недоумение… напряжение… испуг.

– Дейнари? – Тоже шепот. Вопросительный. И долгий изучающий взгляд. Он не понимает. Вот только я тоже… – Ты не узнаешь меня?

– Нет.

Я действительно не узнаю. Это тот самый Кирен, что не замечал меня годами, относился как к вещи – холодно и безразлично? Нет!

’Что же случилось?’

Молчаливая пауза, метх отстраняется, продолжая уже с тревогой рассматривать меня. Пара его рук касается моего лица, ощупывая лоб.

– Я… – и тут же заминка, он словно осознал, что не так просто ответить. Даже растерян. Но подумав, находит четкий ответ для меня. – Я тот, кому ты принадлежишь.

И ладонь, сдвигаясь со лба, накрывает мое лицо – глаза, нос и рот. Я перестаю видеть мир. Я могу только чувствовать тепло его ладони, распознать присущий только ему запах, ощущаю абсолютную власть, довлеющую над моим телом. Пожелает – стиснет сильнее (я знаю, он способен), и я не смогу воспротивиться, захочет – приласкает. Сейчас и это стало мне знакомо…

Весь мир сужается до незримого пространства между мной и его ладонью. Мир, который в его власти подарить или отобрать. Я остро ощущаю то, о чем он говорит: принадлежность.

– Кто ты?

Снова шепчу этот вопрос, не в силах объяснить странный порыв. Такое незнакомое желание… довериться.

– Просто запомни: тот, кому ты принадлежишь.

И уже знакомые мне нотки – это приказ. Аксиома. Основной закон жизни. Единственный!

– Не понимаю…

Отголосок моих чувств прорывается новой фразой, я в самом деле изумлена происходящим.

– Встань. Попробуй подняться, – его руки, опережая, уже поднимают меня. – Все остальное неважно. Просто запомни мои слова. Навсегда.

Желания выяснять что-то – нет. Я вся охвачена удивительным трепетом: боли нет. Нет огня, пожиравшего тело, давящего кольца, сжимавшего голову. Мне поразительно спокойно и легко. Поэтому я уверенно стою, поддерживаемая верхней парой рук метха, озираясь вокруг. Хвост, словно желая удостовериться, что все вокруг не снится мне, касается стен, даря мне осязательные ощущения.

Мир не перевернулся. Это такая знакомая территория Кирена. Пустота, подстилка на полу и ниша с мечами…

– Тебе не больно? – Его прикосновение к плечу, и я вспоминаю: резчик! А еще раньше этот самый мужчина продал меня другому. За цистерну топлива…

Мысль словно продирается сквозь густой туман, я реагирую заторможено.

– Как же корабль полетит? Без топлива?..

Глаза метха недоуменно распахиваются, новый пристальный взгляд в мое лицо. Конечно же, он не улавливает ход моих мыслей. Но объяснять страшно…

– Не твоя забота мой корабль.

Да. Он прав, несомненно. Для меня вообще предпочтительнее, чтобы он взорвался вместе со всей его ненавистной командой. И капитаном! И даже мной… Какой разброд мыслей и пожеланий.

– Я его ненавижу, – объяснять что-то внятно нет ни сил, ни желания. Я словно веду отрывочный диалог со своим внутренним ’я’.

– Ничего нового, – он безразлично пожимает плечами.

– Да.

Удивительно, но он прав. Он захотел – отдал меня, захотел – вернул. От этого, в общем-то, ничего не изменилось.

’Или… изменилось?’ – Вслушиваясь в себя, я пытаюсь это понять. Получается плохо: вроде бы все по-прежнему, но… что-то и не так. А вот что – уловить ускользающее ощущение никак не удается.

Трепет в душе не исчезает, я едва ли осознаю, о чем говорю – все существо сосредоточено на собственных ощущениях: боли нет! Так непривычно…

Внезапным откровением вдруг в сознание прорывается ощущение. Какое-то острое и очень яркое! Рука метха, плавно приблизившись, касается моего тела – под ключицей, чуть выше левой груди. Странно…

Сколько раз он прикасался ко мне? Сотни…

Но никогда ранее я так остро не чувствовала его пальцев на своей коже. Так, словно я дома… купаюсь в реке… и потоки огненных искр родного мира, щекоча и лаская, сбегают вниз, чтобы слиться с потоком лавы. Так, что дыхание обрывается от восторга! Я вздрагиваю: никогда близость этого мужчины не будет вызывать у меня и толики положительных эмоций. Но… тело реагирует новой волной трепета.

Замерев, я поднимаю на Кирена взгляд. Он пристально смотрит в ответ, изучая, наблюдая, замечая все. Пальцы, чуть дрогнув в поразительно нехарактерном жесте – в нем нет резкости, едва уловимое касание самыми кончиками пальцев – сдвигаются ниже. Мои плечи инстинктивно горбятся – это тело вынужденно подчиняется моим подспудным страхам, ожиданию боли. Но нет…

Кирен не стискивает грудь в привычно собственническом жесте. Нет! Вместо этого пальцы, непривычно медленно перемещаясь, сдвигаются вбок – к плечу. Смещается и метх, делая шаг в сторону. Другая его рука подхватывает мою кисть, сжимая и притягивая вперед, вынуждая сделать шаг и еще один.

Пальцы, очертив овал плеча, все так же едва ощутимо и оттого неимоверно чувственно, сбегают по руке вниз. Моя ладонь сжимается в кулак, выдавая внутренний трепет и напряжение: что будет дальше?

Метх сдвигается еще на шаг, обходя меня. Его пальцы двигаются тоже, перемещаясь с моих запястий на бедра, даря воспоминания о купании и этой части моего тела. Я чувствую, что Кирен стоит позади. Я чувствую его взгляд, он через плечо устремлен на мою грудь. И не совладав с собой, в испуге поворачиваю голову, ища его взгляд, стремясь увидеть выражение лица. Понять… что он задумал?

Вот только надежда не оправдалась – глаза Кирена прикрыты, скрывая его намерения. Он словно бы сам вслушивается в ощущения, сменив прикосновение кончиков пальцев на поглаживание ладонью, что ласкали мои ягодицы, прикасаясь к основанию хвоста. И дыхание метха… я чувствовала его обжигающее прикосновение к своим плечам. Оно учащалось.

Взгляд замер на лице Кирена. Пусть не выражение глаз, но мимика, жесты – я отчаянно искала в них ответ. Предупреждение?..

’Прежде чем он обменял меня на топливо…’ – в голове творилось что-то невообразимое. – ’Что если он опять испытывает меня, прежде чем изгнать? Что если это его изощренная забава?’

Но нет – лицо меднокожего словно окаменело, черты заострились от усилий, прилагаемых им для самоконтроля. Это в их крови, вдолблено с рождения – скрывать все эмоции. Я не та, что смогу прочесть ответ на его лице!

Отныне я всегда буду ожидать от него худшего.

Мысль словно обдала прохладой, заставив поежиться. Глаза мужчины мгновенно распахнулись, он успел перехватить мой взгляд, прежде чем я отвернулась. Что он увидел там? Испуг, страх… несомненно. Я боюсь его, всегда боялась. Он не может не знать об этом.

Вновь прикосновения ладони сменились движениями пальцев, что заскользили вверх от кисти до плеча на другой руке. Он шагнул вперед, огибая мое напряженно застывшее тело. Я зажмурилась – как бы не силилась стараться сильнее, не с ним мне было тягаться. Не в моем положении, не при абсолютно подавляющем преимуществе силы этого метха.

Ключица. Круг замкнулся – его ладонь вновь вернулась на мою грудь.

– Открой глаза, – голос прозвучал так, словно, он не сомневался – я не решусь.

А я открыла. Потому что поняла – бояться Кирена бессмысленно. Не после встречи с метхом, что готов был вырезать на моем теле картины.

’Они все такие по сути своей. Их раса отвратительна’ – с этим убеждением я встретила его взгляд.

Глаза меднокожего лишь слегка распахнулись, отмечая удивление. Впрочем, вряд ли его заботили мои мотивы. А вот интрига с моим безмолвным протестом явно забавляла. Ему так было интереснее.

Что ж…

– Ты просто жалок.

Я боялась его большую часть сознательной жизни. А сейчас страх ушел, осталось презрение. И оно чувствовалось – метх удивился. Отступил, одна его бровь на миг, красноречиво демонстрируя насмешку, взлетела вверх, взгляд стал холодным.

– И труслив.

Продолжила спокойным тоном: но для нашей расы так измываться над женщиной мог только трус.

Губы Кирена растянулись в медленной улыбке. Впрочем, она не задела выражения его глаз, пристально всматривающихся в мое лицо. Но я почувствовала, что метху мои слова не понравились. Не знаю, как поняла это – проведя столько лет рядом с ним, я в какой-то мере стала органичной частью его… как частью его организма.

– Никому не нужен!

Когда-нибудь меня должно было прорвать. И вот сейчас, эйфория отсутствия боли и невероятное поведение метха спровоцировали взрыв. Слова – рубленые фразы, отвратительная правда о нем – сыпались одно за одним. Кирен ни разу не ответил, лишь с иронией наблюдал, отступив на шаг.

И вдруг рывком подался вперед, буквально снося меня с ног, оторвав от пола и вдавив в стену позади. Молча. Две пары рук стиснули как оковы, я едва могла дышать, а бедра, поддавшись ошеломительному давлению мужского тела, вопреки всем моим усилиям подались, раскрываясь. Вот его ответ – без слов понятно: что я против него?.. И что ему мои слова.

Так униженно, безвольно и жалостливо я себя почувствовала, как никогда за эти годы сплошных испытаний. Вот только я уже однажды смогла сказать ему ’нет’. Пересилила этот рабский страх, слепую животную выстраданную привычку смиренно подчиняться.

И этот миг не мог пройти бесследно.

Я не знала агрессии, будучи дочерью совсем не безобидного народа, никогда не думала о том, чтобы атаковать, причинить боль… Но сейчас случилось что-то. Что-то, не зависящее от моего желания. Идущее из самых глубин существа.

Я атаковала!

Единственным доступным мне способом. Тело и инстинкты, живущие во мне, сделали все сами. Едва метх навалился, в доли мгновения сломив мое сопротивление, как я со сверхъестественной скоростью устремилась к единственной доступной мне части тела меднокожего. К горлу! Кирен не успел отреагировать и предотвратить атаку, лишь подтвердив непревзойденную стремительность нашей расы.

Арианские клыки впились в плоть, легко вспоров кожу. Я вцепилась в его глотку с такой отчаянной решимостью, словно это было последним и самым необходимым в моей жизни поступком. Намереваясь вырвать ее… Челюсть свело судорогой от напряжения. Кровь вскипела от чувства восторга: я смогла!

Но ликование было мгновенным. Едва я ощутила привкус крови четырехрукого, как он, избавившись от секундного промедления, атаковал в ответ. Как и свойственно тому, кто поклоняется силе, сделал это не колеблясь и жестко. Его подбородок уперся мне в голову, сжимая с невероятной силой. Одновременно он со всей присущей мощью дернулся вперед, ударив меня затылком о стену.

Боль от удара стала ошеломительной. Всего на миг мир перед глазами раскрасился сотнями искр, прежде чем провалиться во тьму.

’Не разжимать!’ – Последняя связная мысль была адресована моим челюстям.