Текст книги "О детях Кощеевых"

– И я всё испортила, – мрачно протянула она.

– Ничего ты не испортила! Просто ты ворвалась в мою жизнь совсем неожиданно. И я растерялся и не знал, что делать. Но сейчас думаю, что знаю, как будет правильно.

– Правильно?

– Да, правильно! Давай попробуем просто проводить время вместе! Я не очень силен в таких делах, но уверен, что вдвоем мы что-нибудь придумаем! И может быть, тогда… ты… тоже влюбишься в меня… хоть чуть-чуть…

Вода шумно запузырилась, вскипела, чайник выдал длинную струю пара и щелкнул, но Злата не заметила. Она скривилась, а в глазах отразилась самая настоящая ярость. Якову почудилось, что воздух вокруг них завибрировал. Отчего-то он испугался, не удержался и сделал шаг назад. Иногда он забывал, чья она дочь, но, кажется, пришло время вспомнить.

– Влюблюсь? – процедила Злата сквозь зубы. – Я в тебя влюблюсь?! Вот, значит, что тебе надо. Чтобы таскалась за тобой как кошка! Унижалась! А ты бы всем демонстрировал, кого отхватил и как я голову от тебя потеряла! Вот так, да?

– Злата… нет… я…

– Молчи! – рыкнула она. – Лучше молчи, Яков. Ты забываешь, с кем разговариваешь. Я – дочь Кощея. Царевна Нави. И ты должен быть благодарен мне за то, что я разрешила до себя дотронуться! А ты, значит, захотел прибрать меня всю.

С ней что-то творилось. Яков мог поклясться, что видел, как к ее ногам потянулись тени. Голос у нее дрожал, она тяжело дышала и вообще, казалось, сейчас упадет.

– Злата, тебе плохо?..

– Молчать! – закричала она и повторила уже тише, словно сил на новый крик не хватило: – Молчать…

– Злата…

Она направилась в сторону зеркала, и Яков, испугавшись, подлетел к ней и схватил за руку.

– Тебе нельзя в таком состоянии… Я слышал, можно заблудиться…

Злата вырвала руку и уставилась на него огромными зелеными глазами.

– Зачем? – внезапно тихо и с горечью спросила она. – Разве тебе было мало того, что я дала тебе?

– Да, – просто ответил он. – Мне нужно от тебя не это. И после я всегда чувствую себя… знаешь… как будто… грязным…

Это было не то слово. Не то! Он просто хотел подобрать правильное, а вырвалось это. Но было поздно. И шанса исправиться у него уже не было. Взгляд у Златы стал совершенно дикий.

– Грязным, – повторила она. – Грязным. От меня – грязным.

– Нет, я не… не так… не в этом смысле…

– Грязным.

– Злата, подожди…

Злата метнулась к двери, Яков снова попытался удержать ее, но она махнула рукой, и он споткнулся на ровном месте и упал.

– Не смей ко мне приближаться, – выдохнула она, распахнула дверь, выбежала и захлопнула ее за собой. Яков вскочил, кинулся следом… Но дверь не открылась. Он дернул за ручку еще раз.

Черт! Заперла его!

Где ключ?

Но когда он нашел ключ и выбежал в коридор, Златы там уже не было. И в парке ее не было. И за воротами он ее тоже не нашел.

Обежав все, Яша сел на скамейку, вцепился пальцами в волосы. Что же он наделал? Он же не так хотел! Почему она так разозлилась?

«Она сделала ошибку…»

«Чтобы таскалась за тобой как кошка! Унижалась!»

«Я – всё, что она запретила себе».

Что с тобой случилось, Злата? И как помочь, если еще можно помочь? И нужно ли?

«Разумеется, у нее проблемы».

«Мне очень больно».

Перед внутренним взором стояли ее огромные зеленые глаза. Нет, помощь ей очевидно нужна. А значит…

А значит, нужно перестать изводить себя, собраться и придумать новый план, раз уж старый провалился. Всегда лучше действовать на трезвую голову. Сам же просил у этого мира что-нибудь, помимо знаний. Вот мир и подкинул ему задачку. Вверил ему царевну, да не простую, а заколдованную!

Но и подсказки ему дали. Целый месяц вместе. Он что-нибудь вспомнит. И этот разговор с нею спящей… Нужно просто подумать…

Любую заколдованную царевну можно расколдовать. Это каждый ребенок знает. Главное – найти верный способ.

Возвращаясь в привычное русло, мысли текли всё ровнее и спокойнее. Яков совсем не злился на Злату за всё, что услышал от нее. Она явно была не в себе. А та, другая Злата, сказала, что он ей нравится. Вот соединит этих двух Злат воедино, тогда они и поговорят. А пока что, видимо, любой разговор всё равно будет бессмыслен. Так что этот план даже не провалился, а просто перенесся на потом.

Только вот сначала нужно убедиться, что она добралась до дома в целости и сохранности.

И Яков встал со скамейки и побрел обратно в общежитие.

А между тем Злата, выйдя из его комнаты, направилась вовсе не на выход. Накинув на себя взороотводящий заговор, она прошла до лестницы и спустилась на первый этаж. Шаги гулко разносились по коридору, и парочка встреченных ею по пути местных жителей дружно заозиралась, пытаясь понять, откуда идет звук.

Чувствовала она себя ужасно, всё еще знобило, будто и правда заболела, но Злата заставила себя проигнорировать это.

Грязным. Он сказал, что чувствует себя после нее грязным. Яков понятия не имел, что такое чувствовать себя грязным, каково это, когда кажется, будто тебя вымазали нечистотами с ног до головы, и от тебя смердит, и все вокруг это видят, и ты так хочешь, но не можешь отмыться… Но она могла ему это продемонстрировать. О, этот урок он забудет нескоро, если вообще сможет когда-нибудь забыть. И это только его вина. Как он посмел…

«Что ты задумала?..» – подала голос та, что жила внутри.

«Молчать».

«Что ты… Подожди! Нет! Не смей!»

«Уничтожу».

Кажется, сейчас она и впрямь была готова ее уничтожить. Стереть. Выжечь. И тогда ничто уже не сможет ее задеть… Но ей будет так не хватать… Нет, не будет. Она даже не задумается об этом.

Она прошла до конца коридора на первом этаже и остановилась перед обшарпанной дверью.

Та, что жила внутри, рвалась и кричала.

Но Злате было всё равно.

Клим предложил Якову поспорить на нее. А Яков оказался слишком правильным, чтобы поведать брату, как ему повезло.

Отлично.

Они оба никогда от этого не отмоются.

Наслаждайтесь, мальчики.

И она постучала.

Глава 9

Словно в насмешку над всем происходящим, утро следующего дня выдалось солнечным и теплым. Яша шел за Климом к полигону, где они тренировались по утрам, и испытывал смутное чувство обиды: ему казалось, что он висит на волоске над пропастью, а этому миру на то наплевать. Разве его родной мир мог бы поступить с ним так же?

Он опять не спал всю ночь, пытаясь понять, что теперь делать и нужно ли что-то делать вообще. Исписал десяток листов мыслями и догадками, а потом сжег, чтобы, не дай боги, кто-нибудь их не прочел. Злата заколдована, а значит, согласно всему, что он знал о магии, ей требуется помощь. Но она сама себя заколдовала, пытаясь исправить какую-то ошибку. Не значит ли это, что Злата осознавала последствия и помощь будет лишней, ненужной? Но во сне она сказала, что так совершила еще большую ошибку и еще – что ей больно.

Больно. Какой-то части Златы больно. Не это ли главное во всей этой истории? И если есть способ избавить от боли, помочь исправить ошибку – не стоит ли его использовать? И раз уж богам было угодно, чтобы обо всем узнал именно он, Яков, то не было ли им угодно, чтобы именно он всё исправил?

К утру Яков окончательно уверился, что всё так и есть. И дело даже не в воле богов, а в том, что, возможно, он для Златы – единственный шанс. Какова вероятность, что ей встретится кто-то еще, кто во всем разберется? Если уж даже ее семья за всё время, что она под проклятьем, не смогла ей помочь… А он и так безмерно виноват перед ней за гадкое слово, что вырвалось, потому что он не захотел остановиться и подумать. Грязный… Язык бы ему отрезать. Нет, теперь он обязан помочь. И, кажется, уже знает, как именно сможет ее расколдовать. Осталось только встретиться. Но и для этого у него вроде как созрел план.

Хорошо, что сегодня Клим тоже был погружен в свои мысли и не отвлекал его болтовней. Яков боялся, что стройная цепочка из аргументов и доводов, что выстроилась за ночь, ускользнет, и он не сможет снова собрать их воедино, а как исполнить задуманное, не имея при этом абсолютной уверенности, что поступает правильно, Яша не знал.

Они почти дошли до полигона, когда Клим решил нарушить молчание.

– А ко мне вчера Злата заходила, – задумчиво произнес он.

Мир перед глазами дрогнул и пошел черными пятнами. Яков остановился и, ощущая, как обмерло всё внутри, повернулся к брату.

Только не это…

– Ты чего? – не понял причин его остановки Клим, но тоже притормозил.

– Зачем?

– Да я и сам не понял, зачем, – пожал плечами он. – Она странная была. Знаешь, будто больная. Бледная такая. Заговорила про погоду, сказала, что она нынче отвратительная… А погода-то нормальная была. Попросила воды. Начинала говорить, потом замолкала. Потом поговорила с кем-то по этому… как его…

– Телефону?

– Ага. И через минуту мне в комнату мужчина вошел. Прямо через зеркало! Представляешь! Я про такое только слышал. Это ж какую силищу надо иметь, чтобы вот так в зазеркалье самому пути прокладывать. Ну и всё, он ее с собой забрал.

Яков выдохнул, ощутил, как его отпускает, и едва сдержался, чтобы не поблагодарить богов вслух. Если бы Злата захотела, Клим бы сейчас поведал ему совсем другую историю. Яша не сомневался: брат не преминул бы похвастаться. Месяц назад он, конечно, согласился, что предложенный им спор был глупостью, но всё равно порой делал замечания о царевне и не пытался скрывать, что все еще поглядывает на нее. Не сомневался Яков и в том, что предложи Злата Климу разделить постель, тот бы не отказался. Но зачем тогда она пошла к нему? Захотела, а потом передумала? С другой стороны, теперь Яков хотя бы знал, что кто-то забрал ее. Вечером он даже написал ей сообщение на телефон, спрашивая, всё ли с ней в порядке, но она не ответила, и он весь извелся.

Клим устал ждать и пошел дальше, Яша двинулся следом.

– А кто забрал? Ее отец?

– Не-е. Кощея я видел. А этот молодой какой-то. Правда, от него меня тоже пробрало. А сам чернявый, кудрявый. Помнишь, у нас овца барашка черного уродила? Вот один в один. Она его Дёмом назвала.

Дём. Демьян. Брат. Значит, всё действительно хорошо. Злата в надежных руках. Хвала богам.

– Как думаешь, что с ней было? – спросил Клим, но Яков в ответ лишь пожал плечами. Он бы и сам очень хотел знать ответ на этот вопрос. Потому что у него были одни догадки.

Во сне Злата попросила ее обнять. Он обнял, и это как-то повлияло на нее. И если Яша всё действительно правильно понял…

– А ты чего всё молчишь? – с неожиданной обидой в голосе поинтересовался Клим, снимая кофту и бросая ее на лавку в начале беговой дорожки. – Всё утро молчишь.

– Я всегда молчу.

– Обычно ты слушаешь, – проницательно заметил брат и прищурился. – А в последний месяц тебя не дозваться. Что там за думы у тебя? Поделись, авось помогу?

– Нечем делиться.

– Вот так, – горько усмехнулся Клим. – Совсем взрослый стал, уже и помощь брата ни к чему. Ну и справляйся тогда сам, – а потом подбоченился: – А ведь ко мне зашла, а? Могла к матери пойти!

– Ага…

– Да ну тебя… Догоняй! – И Клим сорвался в бег.

Яков вздохнул, размялся немного и побежал следом. Дорожка была удобная, мягкая, словно земля в лесу, и бежать по ней было приятно. Но он этого не замечал. Ему нужно было до конца всё обдумать, и движение стало хорошим подспорьем, чтобы ничего не отвлекало. Он уже давно заметил, что ему лучше мыслится, когда руки заняты или вот ноги.

Злата ни разу не позволила себя обнять, когда они были вместе, но не смогла отстраниться сама, когда он всё же обнял, пока она спала. Проснулась и потребовала ее отпустить.

Вывод напрашивался сам собой. Он мог быть ошибочным, но если Яков что и знал о проклятьях, так это то, что условия для их снятия бывают разными. В сказках царевен будили поцелуями. Но они уже целовались, и это не помогло. Возможно, конечно, он недостаточно сильно ее любил. Либо, что куда более вероятно, это просто был не тот способ. Ибо знал Яков и другую сказку, рассказанную ему в детстве бабой Настей. И в ней девица расколдовала своего возлюбленного, заплакав над ним. Плакать над Златой, разумеется, смысла не было. А вот обнять ее…

Матушка всегда говорила, что объятия целебны и коли хочешь растопить боль, будто снег, надо пролить на нее тепло родных рук. «Вот ты был злой, а теперь добрый», – улыбалась она им, отпуская от себя. И правда, кто-нибудь из малышей, кто только что плакал и кричал, после ее объятий улыбался, стирая со щек злые слезы.

Он обнимет Злату, и всё то, что она заперла в себе, освободится и больше не будет томиться в ней, изнывая от боли. А она перестанет разрушать себя своими поступками. Во всяком случае, сможет взглянуть на них трезво, и тогда и решит, как жить дальше.

Главное, чтобы он не ошибся и ей не стало еще хуже.

Яков бежал уже третий круг, когда заметил, что Клим остановился на песке у турников. Брат вскинул руку, будто хотел создать пульсар, но ничего не произошло. Еще раз – и снова ничего. Яков решил, что тот отрабатывает какой-то пас. В былые времена Яше нравилось смотреть на мерцание пульсаров, и сейчас он пожалел, что брат не хочет действительно создать хотя бы один. Яков тоже добежал до турника и подпрыгнул, ухватился за перекладину, подтянулся. Еще и еще раз. Тело послушно выполняло требуемое, и ощущать собственную физическую силу было приятно. В родном мире отец заставлял их с Климом упражняться, говорил, сила нужна, чтобы защитить себя и родных, да и здоровье нужно блюсти. А ведь и правда: с тех пор как он начал ходить сюда по утрам с братом, спина практически о себе не напоминала, хотя Яков и не исключал, что это заслуга Кощеевой мази.

Клим потряс рукой, словно та устала отчего-то, потом прислонился спиной к турнику и внимательно посмотрел на него.

– Что-то в тебе изменилось, – заметил брат. – Никак не могу понять – что.

Яков замер на мгновение и спрыгнул на песок. Клим продолжал пытливо смотреть на него, и стало не по себе. Неужели правда что-то изменилось внешне, и оно заметно? А если брат догадается? Да нет, быть не может…

– Тебе кажется.

Врать было противно. Еще одно темное пятно на всей этой истории. В отношениях, которые нужно скрывать, всегда есть какой-то изъян. Или в тебе он есть, коли ты боишься открыто выйти к людям. «Я ни с кем не встречаюсь», – сказала Злата. Но почему? Уж не потому ли, что не готова показаться со своим избранником другим на глаза? И разозлилась она вовсе не на предложение встречаться. Нет, ее ужаснула идея влюбиться в него. Злату пугала любовь… Или что-то другое в ней? «Чтобы таскалась за тобой как кошка…» Но разве ж это про любовь?

– А ничего мне не кажется, – уверенно заявил Клим. – Посмотри на себя! Всё молчишь, думаешь о чем-то, со мной не говоришь, о доме не вспоминаешь… Не то что первые две седмицы. Эй… Да ты нашел тут кого себе, что ли?

Наверное, что-то в выражении лица Якова выдало его, потому что Клим рассмеялся и со всей дури хлопнул брата по плечу.

– Вот это ты молодец! Вот это учудил! Не ожидал! Считай, что прощен! А чего не рассказываешь-то? Кто такая? Из наших или отсюда кто? Ну, чего смотришь? Мне-то можно сказать.

Соврать. Нужно было снова соврать. Но Яков не смог ничего придумать. Он был слишком измучен событиями вчерашнего дня и бессонной ночью, чувством вины за всё произошедшее, необходимостью принять очень важное решение и воплотить его в жизнь, слишком сосредоточен на Злате, чтобы выдумывать еще что-то для Клима.

– А давай угадаю, – продолжил Клим. – Это кто-то из общежития? Так я всех уже знаю. Кто у нас там? Аглая? Ну, эта для тебя старовата. Забава. Она, да? Больше же нет никого. Точно она! Ты с ней поосторожнее, она, говорят, одним взглядом проклясть может. А вообще, конечно, девка красивая, понимаю, только она тут с отцом, ну да ты ведь это знаешь? Ой, а на тебе волос. Да вон, на футболке. Давай сниму. Чей это?

Яков попытался отстраниться, но было поздно. Клим стоял близко и успел протянуть руку и снять волос с его плеча. Задумчиво осмотрел, и улыбка стекла с его губ. Медный волос переливался на солнце, завиваясь в кольца, и даже так умудрялся выглядеть столь же строптивым, как и его хозяйка. А не опознать по нему хозяйку было невозможно. И Яков проклял свое утреннее решение надеть на тренировку ту же футболку, в которой был вчера.

– Это же… – начал было брат, но замолчал, словно не смог продолжить. Потом снова набрал в грудь воздух. – Ты что… ты с ней, что ли.

– Клим…

– Ты сошелся со Златой?

Яков промолчал. Он не мог соврать. И не мог сказать правду. Но по его молчанию брат и сам всё понял.

– И давно? – сухо поинтересовался он. – Сколько, Яш? И всё это время, что я хожу и рассказываю тебе, как она мне нравится, ты за моей спиной с ней на встречи бегаешь?

– Мы не бегали на встречи, – возразил Яша, желая исправить ситуацию, но этим сделал только хуже.

– А чем же вы тогда занимаетесь? – зло фыркнул Клим, и тут Яков сделал то, что делать было нельзя совсем, но над чем он так и не стал властен. Покраснел.

Клим ошарашенно уставился на него. А потом порывисто, словно брезгуя, отбросил от себя медный волос. В голубых глазах брата сверкнул холодный стальной отблеск. Яков сглотнул, предвидя неминуемую бурю. Клим редко мог вовремя остановиться…

– Наш чистенький Яша, – процедил Клим сквозь сжатые зубы. Лицо его сморщилось в гримасе то ли гнева, то ли презрения. – И всё это время ты с ней… Ты ее… А я тут распинаюсь… Глаза б мои вас больше не видели. Ее… гадость… царевна, тоже мне, выискалась… Объедки за тобой подбирать…

Объедки. Слово хлестнуло по и без того расшатанным нервам, аж дыхание перехватило.

И Яков ударил. Он не собирался этого делать, но в этот момент в него словно бес вселился, и ярость затмила рассудок. Клим мог говорить плохо о нем, но не смел говорить такое о Злате. Он ничего о ней не знал!

А Клим, который вполне мог блокировать удар или увернуться, почему-то не стал этого делать. Кулак прошелся по его челюсти, брат отшатнулся и скривился, но снова ничего не предпринял, и Яков не стал ждать и ударил снова. Он бил и бил, пока не понял, что Клим безропотно сносит эти удары, словно бурдюк, который отец наполнил песком и повесил у них в клети, чтобы они тренировались. Это понимание охладило злость. Яков остановился, а Клим упал на колени да так и остался.

Воцарилась тишина. «Боги!» – испуганно воззвал про себя Яков. Что на него нашло? Он избил брата… Глянул на свою руку. На костяшках алела кровь.

– Клим…

– Бей еще, – вдруг тихо попросил Клим, не поднимая глаз. Из носа и по подбородку у него текла кровь. Она капала на песок, впитывалась в него, принимая некрасивый бурый цвет.

– Клим…

– Бей…

– Я не буду!.. Прости меня… Я… Но ты…

– Трусишь? Или еще повод нужен? – Клим скривился и сплюнул на песок слюну, перемешанную с кровью. Голос его сочился злой безнадегой, и дышал он тяжело. – Так я тебе его дам. Хочешь знать, кому ты обязан своим лицом? Я специально отвел тебя тогда в кузню. Думал сбежать потом, чтобы отец тебя одного нашел и решил, что ты сам со двора ушел, и отругал. Ты же не разговаривал. Он бы не узнал, что это я. А ты упал! – Яша вздрогнул, но не от слов: ему показалось, или в голосе брата и впрямь послышались слезы? – На ровном месте упал! – вдруг закричал Клим. – Двух шагов сделать не мог! Только и следи за тобой… Ты был такой хиленький! Вечно болел! Всего боялся! И всё время лез ко мне! А все носились вокруг тебя! Яшутка то, Яшутка это… Отец в тебе души не чаял. И до сих пор ты его любимец! Самый лучший кусок всегда был у тебя на тарелке! Почему ты?!

– Это неправда, – выдохнул Яков. – Ты не виноват. И родители никогда не выделяли никого из нас.

– О да, как легко не замечать, что выделяют тебя! – горько засмеялся Клим.

– Ложь!

– Правда! Это правда! – снова закричал он. – И с тех пор как ты сжег себе лицо, все только и ждут, что я опять сделаю что-то не так! Святой Яша и его брат-дурак!

– Нет!

– Да! Все с тобой таскаются. Дядька с тобой вон сколько времени проводит… И здесь всё то же: тебе комнату с видом на парк, а мне на забор, и потолок весь в трещинах, будто сейчас на голову обвалится! А зачем мне что получше? Я же второсортный какой-то…

– Клим, прекрати! Ты не…

– Тогда почему?! – заорал Клим и поднял на него лицо. – Почему она выбрала тебя?!

Яков ужаснулся. В глазах брата плескалась такая страшная неприкрытая боль, что стало больно самому. Когда это началось? Почему он не заметил? И желание снова ударить пропало окончательно.

– Я думаю, это из-за шрамов, – спокойно ответил он.

– Что? – непонимающе переспросил Клим.

– Мои шрамы, – повторил Яша. – Ей понравились мои шрамы. Если бы не они, то, наверное, она и не глянула бы. Но Злата меня не любит, не волнуйся по этому поводу. Просто так получилось. Вот и всё. И мы уже не вместе. Но я не позволю тебе плохо о ней говорить. Не нужно больше так.

Клим снова сплюнул.

– Иди ты…

– Я уйду, но ты не смей, – упрямо потребовал Яков. – Про меня можешь гадости говорить, а вот про отца с матерью и про Злату – не смей. За это еще раз ударю.

– Ну так и бей! – воскликнул Клим и взглянул на него так, будто и правда очень хотел, чтоб Яков снова ударил. – Бей, кому говорю! Неприятно ему, значит, правду слушать! Так вы все на нее глаза закрываете! Все тут ждут от меня проявления силы! А кто-нибудь подумал о том, что у меня бабка – человек, и мать тоже?! И что я над этим не властен! О чем дед и отец думали, когда их в жены брали?! Хоть кто-нибудь из них поразмыслил, что с нашей родовой силой станется?! Ты же вообще ее лишен! Неужели тебе не обидно?

Яков остолбенел.

– Так коли не бабушка с матерью, нас бы вообще не было, – ошеломленно выдохнул он. – Ты что говоришь?

– А и пусть бы не было, – внезапно спокойно произнес Клим, переходя с крика почти на шепот. – Кому оно надо – вот так мучиться?

– Клим…

– Не смей! – Он ударил кулаками по песку. – Мне надоело быть хорошим! Пытаешься делать как надо – всё наперекосяк идет, никто спасибо не скажет. Так кому оно нужно, чтобы правильно?! Вот и иди к своей царевне, творите с ней, что вздумается, а меня не трогай, не строй из себя святошу, я теперь понял, какой ты! Пошел вон!

Яков внимательно посмотрел на брата. А потом развернулся и правда пошел прочь. Один шаг. Два. Пять. Десять.

– Яша! – закричал позади него Клим, но он не обернулся. – Яша! Яков!

Он кричал и кричал, а Яков пустился бегом и бежал до самого общежития. Там заперся у себя в комнате и избил ни в чем не повинную подушку. Хотелось плакать, но он сдержался.

Мир вокруг него рухнул окончательно. Зря он сюда пришел. Зря на что-то понадеялся. Нужно вернуться домой. Там всё было хорошо, а значит, там ему и место.

Но прежде он сделает то, что должен, и спасет Злату. Ибо, возможно, это вообще единственное, что он еще может сделать правильно.

* * *

Сообщение для Златы Яков сначала написал на страничке в блокноте. Потом подумал и переписал. Потом еще раз переписал. Отложил ненадолго, вернулся к нему, исправил одно слово. А затем очень внимательно перепечатал и отправил. И стал ждать ответ.

«Я должен перед тобой извиниться, – написал он. – Мы можем встретиться? Я был не прав».

Злата шагнула к нему в комнату через зеркало. Дверь в шкафу он заранее открыл, чтобы она не стукнулась о полки. Между его сообщением и ее появлением прошло всего двадцать минут, а Якову показалось – вечность.

Она явилась к нему собранная и строгая. В длинном платье с рукавами. Распустила волосы, словно пытаясь прикрыться ими. И Яша сразу понял, что всё действительно закончилось. Злата пришла в последний раз. Она осталась стоять возле зеркала и этим и своим внешним видом сразу же обозначила пропасть между ними, которую уже точно нельзя было преодолеть. Ну и пусть. Он спасет ее и уже ничего не попросит взамен. Он слишком устал, чтобы еще о чем-то просить или спрашивать.

И Яков собрался с духом, чтобы заговорить, но Злата успела первая.

– Тебе не за что извиняться, – без всяких приветствий, сдержанно и очень сухо начала она. – Вчера я повела себя недопустимо. Плохо себя чувствовала, разозлилась и сказала то, что не имела права говорить. Обвинила тебя в том, в чем за тобой нет вины. Я прошу тебя забыть о моих словах, если сможешь. И это я должна приносить извинения, и я их приношу.

Яков смотрел на нее во все глаза и улавливал сказанное лишь краем уха. Раньше он только знал, что перед ним царевна. Сейчас же увидел это воочию.

– Ты действительно этого не заслужил, Яш, – добавила Злата уже куда мягче, наверное, потому, что он промолчал. – И это всё было не о тебе.

«А о ком тогда?» – хотел спросить он, но сдержался. Вряд ли бы Злату обрадовал такой вопрос.

– Мне жаль, что я заставил тебя злиться, – сказал Яков вместо этого.

– А мне жаль, что у нас всё так получилось, – вздохнула Злата. – Мне было хорошо с тобой, и я надеюсь, что тебе со мной тоже, хоть чуть-чуть. Но, наверное, тебе действительно будет лучше меня больше не видеть. Ты достоин чего-то настоящего, Яш. И ты обязательно это получишь. Прости, что затеяла всё это. Я не думала, что выйдет так. Что ж, пожалуй, теперь я пойду…

И она развернулась в сторону зеркала. Настал момент, что должен был решить всё. Либо он сделает это сейчас, либо не сможет сделать уже никогда.

– Злата! – позвал Яша.

Она обернулась.

– Да?

– Я хочу попросить кое о чем напоследок.

– О чем?

Злата была серьезна и спокойна, и Яков поразился тому, как в такой ситуации она умудряется сохранять невозмутимость.

Он сделал шаг к ней. Нужно было пройти еще три.

– Всего одну вещь, и я больше тебя не потревожу.

Шаг.

– Не потревожишь? – нахмурилась Злата. – Но ведь это ты захотел всё закончить.

Еще шаг.

– Да, потому что тебе тоже было нехорошо от наших встреч.

– Нехорошо?

Последний шаг. Теперь он стоял совсем близко. Злата была ненамного, но ниже его, Яков и раньше это знал, но посмотреть на нее вот так – сверху вниз – ему доводилось очень редко. А так близко и с такого ракурса она выглядела немного иначе, и царевна снова исчезла, а на ее месте осталась просто девушка. Совсем молодая. Проська вон всего на год младше Златы. Да только что с того, что она замужем и готовится нянчить своего первого ребенка? В глазах Якова его сестра сама еще была ребенком, какой он помнил ее в детстве, и Яша порой смотрел на нее и всё никак не мог понять, как же так случилось, что они выросли. А может, матушка не зря продолжает считать их всех малыми детьми. Может, они такими и остались? И Злата тоже всего лишь пытается играть во взрослую, а на деле лишь дитя, которое очень нужно пожалеть…

– Говори прямо, чего хочешь, – нетерпеливо и недовольно нахмурилась Злата. – Если смогу – дам.

– Обнять тебя.

Перемена в ее лице была столь быстрой и явной, что Яков сразу понял: он не ошибся. И она знала. Она с самого начала знала, как снять проклятье, и именно поэтому не давалась ему.

– Нет, – качнула головой Злата и снова повернулась к зеркалу, но он положил руку ей на плечо.

– Всего лишь объятия, – попытался успокоить ее Яков, чувствуя себя при этом хуже некуда, будто насильничать собрался. – Позволь мне…

– Нет! – воскликнула Злата испуганно, и тогда он поймал ее за руку. Она метнулась взглядом к его ладони, держащей ее за запястье, а потом снова посмотрела ему в глаза – только теперь не было в ней и капли спокойствия, но вырваться не попыталась. – Яша, нет! Всё, что хочешь… Золото, драгоценности… Хочешь встречаться, будем! Но не надо…

Ее было жалко. Очень жалко. Но иногда лечение проходит через боль, а без него не выздоровеешь. И если он сейчас пойдет на попятную, то сделает ей только хуже. Так ведь?

– Я просто обниму, – продолжил Яков, успокаивая уже не только ее, но и себя. – И тебе станет легче. Я обещаю. А я буду рядом, сейчас и потом. Это неправильно, что тебе больно. Мы всё исправим. Я помогу.

Он потянул ее к себе, и Злата приблизилась покорно, будто не могла сопротивляться.

– Как ты понял? – обреченно спросила она.

– Просто понял.

– Яша, я ведь могу ударить тебя. Магией, понимаешь? Убить могу… Просто отпусти.

– Убей, – разрешил Яков, закрыл глаза и сжал объятия, зарываясь носом в медные кудри. Он столько раз успокаивал своих младших братьев и сестер, что прекрасно знал, как это надо делать.

– Поплачь, если хочешь, – попросил Яков, ощущая, как она вцепилась в его футболку, ногтями царапая кожу сквозь ткань. – Это ничего, это можно. А как выплачешь всё, глядишь, уже и легче, и не болит.

– Не надо… – едва слышно прошептала она в последний раз.

А потом задышала громко и судорожно, сжалась, будто от реальной боли, и он машинально обнял крепче, желая только помочь и успокоить.

– Всё хорошо будет, – пообещал Яша. – Всё будет хорошо.

А потом что-то случилось. Якову показалось, что пол под ногами дрогнул, а может, и не показалось, потому что мебель вдруг зашаталась, и лампочка под потолком начала раскачиваться и замигала, хотя свет и был выключен, ветер рванул в окно и распахнул створки. Испугавшись, Яков прижал Злату ближе к себе. Бумаги, что лежали на столе, смахнуло потоком воздуха, и они разлетелись по комнате. Мир вокруг них сходил с ума, кричал на все голоса, а они стояли в самом сердце этой бури, и он прижимал ее всё сильнее, желая защитить и спрятать.

Всё успокоилось так же резко, как и началось. Напуганный произошедшим, Яша не сразу смог отпустить Злату и взглянуть ей в лицо. А когда опустил глаза и отстранился, увидел. Она стояла словно кукла, безвольно свесив руки. Зеленые глаза были широко распахнуты и невидяще смотрели куда-то перед собой, а по щеке прокладывала дорожку своим будущим сестрам первая слеза.

* * *

Бывают дни, когда время тянется, будто патока. Василиса кинула взгляд на часы, стрелка на циферблате которых сегодня не бежала, а едва ползла, и недовольно поморщилась, посчитав время до окончания работы. Принтер наконец выдавил из себя последний лист отчета, она положила его к остальным и принялась искать шило, чтобы продырявить получившуюся стопку, прежде чем ее подшить. Шило находиться не желало. Не было его ни на столе, ни в ящиках, ни на полу. Негодуя, Василиса хлопнула рукой по столешнице, а потом опустилась в кресло и прикрыла глаза. И чего она злится? Всего лишь шило. Сейчас пойдет и одолжит у Насти. И пусть это будет ее самая большая проблема в ближайшее время.

Она улыбнулась своим мыслям, открыла глаза и встала из-за стола, намереваясь выполнить задуманное, но в этот момент дверь в ее кабинет без стука открылась. И стало очевидно, что поиск шила вообще никогда не был проблемой. Потому что на пороге стояла Злата. И выглядела она так, словно произошло что-то действительно страшное и непоправимое.

– Злата? – испуганно выдохнула Василиса. – Доченька, что случилось? Злата?!

Дочь шагнула к ней, открыла рот, но не смогла ничего сказать, сделала еще шаг. И Василиса увидела, что у нее все лицо мокрое от слез.