Текст книги "Корейская гейша. История Екатерины Бэйли"

Глава 2

К поискам нужной нам квартиры я приступила задолго до их приезда (прошлогодний вариант с квартирой Ольги повторить не получилось, так как за это время она ее продала), но делом это оказалось очень трудным. По объявлениям я чаще всего попадала не на хозяев, а на фирмы, занимающиеся подбором жилья. Они брали «за работу» еще одну месячную плату за квартиру, хотя она и нужна-то мне была всего на месяц. То есть выходило, что вместо одного месяца мне пришлось бы оплачивать два. Это меня не устраивало категорически.

В итоге я нашла необходимую мне двухкомнатную квартиру через женщину, работавшую в моем же магазине. За весьма умеренную плату ее соседка-пенсионерка согласилась на этот месяц переехать к сыну.

За день до приезда Санни и Стэна, я поехала наводить порядок в квартире. Бабушка уже давно жила одна, так что сами понимаете: холодильник насквозь провонял квашеной капустой и чесноком, плита сплошь залита пригоревшим маслом, а пол в квартире не мылся Бог знает сколько лет…

Грязные коврики, испорченные продукты и прочий хлам я вытащила на балкон, а все остальное попыталась привести в божеский вид. На отмывание квартиры ушел весь день, и к вечеру руки у меня просто отваливались.

На следующий день я поехала в аэропорт, встречать мужа и Стэна, прилетавших из Южной Кореи. Стэн уже полгода там отслужил, а мой муж как военный до нового места службы всегда добирался бесплатно, поэтому и в Хабаровск ему проще было ехать именно через Корею.

Я снова волновалась, как школьница. Это сложно объяснить, но когда не видишь близкого человека так долго, то его появление сравнимо с новым знакомством. За целый год все мы хоть немного, но изменяемся. К тому же происходит отвыкание от голоса «вживую» (по телефону он у всех звучит несколько иначе), внешнего вида, привычек…

Санни вышел из зала прилета, волоча за собой огромный чемодан. Следом шел Стэн.

Мы с мужем долго стояли, обнявшись, когда его друг дал о себе знать, скромно покашляв в кулак:

– Я – Стэн. Мне Санни про тебя много рассказывал. Очень приятно познакомиться, – представился он.

– Мне тоже. Я тоже про тебя много слышала. Добро пожаловать в Россию, – сказала я с гостеприимной улыбкой.

Добравшись до квартиры, мы распаковали чемоданы, и пошли на кухню ужинать:

– Ну что, Стэн, готов к знакомству с Россией? – поинтересовалась я бодренько.

– Ага! Холодно у вас тут, но я вещей теплых набрал.

– Да разве это холодно?! У нас еще и морозов не было толком, – «успокоила» я.

– А я привез кое-что, сейчас покажу! – воскликнул он радостно и убежал в свою комнату. Вернулся через минуту, вызвав у меня бурные овации и смех.

– Это… это что?! – наконец спросила я, утерев слезы, выступившие от хохота. Стэн стоял в маске, закрывающей все лицо, с прорезями для глаз и носа. – Ты банк грабить собрался?

– Это – маска для горнолыжников! Она лицо хорошо согревает, – почему-то обиделся он. – А еще я шапку хочу купить, такую, как у вас многие носят: мохнатую и с ушами.

– «Ушанку» что ли? – уточнила я.

– Ну, я не знаю, как она по-русски называется, но, наверное, да.

– Ладно, завтра съездим на ужин к моим, а послезавтра – за «ушанкой», – пообещала я.

На следующий день мы приехали к шести часам к маме, где нас уже ждал накрытый стол. Она наготовила массу всяких закусок и горячего.

– А что ЭТО такое? – немного брезгливо поинтересовался Санни, незаметно указав на «заливное».

Должна заметить, что мама моя некоторое время тому назад временно (в промежутке между рейсами) работала посудницей в приличном хабаровском ресторане, где и научилась готовить весьма интересные блюда, которыми баловала нас время от времени. Все они получались красивыми и очень вкусными, не говоря уже о моем любимом «заливном», которое я просто-таки обожала: сооруженное чередующимися «слоями» из бульона и майонеза, украшенное аккуратно выложенной петрушкой и кусочками морковки в виде сердечек… Ммм, – вкуснотища! Да и на столе среди всего прочего это блюдо выглядело прямо-таки роскошно.

– Как же тебе объяснить… Это из бульона сделано, а внутри мясо, морковь, яйцо… – принялась я перечислять ингредиенты.

– А почему ОНО дрожит? Это что, желе!? – упорно докапывался Санни до истинной сути предложенного блюда.

– Да, желатин там есть.

– Так желе ведь должно быть сладким!

– Не всегда. Да ты попробуй, – это вкусно! – горячо убеждала я.

– Ни за что на свете!… Ты уж извини.

«Хм, ну не хочешь – как хочешь», – подумала я и положила себе очередную порцию.

Вообще Санни был довольно привередлив в еде.

Он не ел курицу, если находил в ней хоть одну косточку. На мой вопрос «почему так» ответ последовал очень странный: «Когда в тарелке курица с костями, я сразу представляю себе ее живой, и мне становится противно». Говядину он тоже не ел, ни при каких условиях: по каким-то сумасшедшим (явно американским!) данным, за среднестатистическую жизнь в организме среднестатистического человека накапливается до семи килограммов говядины и шлаков, с нею связанных. Это же надо было такое придумать!

Ну да, а жир от их любимых гамбургеров, наверное, извиняюсь за подробности, скатывается строго по прямой кишке в унитаз, не оставляя и следа на стеночках!

И сколько мы с ним не спорили насчет еды, я так и не смогла убедить его в том, что говядина ничуть не вреднее свинины или курицы.

Утром мы решили отправиться на «барахолку», чтобы купить Стэну его пресловутую «ушанку». На удивление, ночью ударил сильный мороз, хотя была всего середина ноября:

– На улице минус двадцать, – предупредила их я, – и ветер. Одевайтесь теплее. Магазин, куда мы едем – под открытым небом, так что замерзнете очень быстро.

– А минус двадцать по Цельсию это сколько по Фаренгейту? – уточнил Стэн.

– Понятия не имею. Но нос перестанете чувствовать минут через десять. Это так, чтобы представление иметь… И почему весь мир обычно пользуется километрами да Цельсием, а вы – американцы – милями да Фаренгейтом?!

– Ну, нам же всегда надо чем-то выделяться! – ответил за него Санни с иронией в голосе.

Я оделась и вышла в коридор.

Стэн стоял в куртке-парке, лицо скрыто под маской, а вязаная шапочка натянута чуть не по пояс. Санни под своей вязаной шапкой тоже тщательно обмотался шарфом, оставив открытыми только глаза; под кожаной курткой было предусмотрительно надето два теплых свитера.

– Все готовы? – спросила я, застегивая легкое стеганое пальто и поправляя меховой беретик.

Ответить никто не мог – рот был «закупорен», так что в знак согласия они дружно закивали головами. В этот момент они мне напомнили Пятачка в гостях у Кролика, когда Винни повязал своему другу салфетку, закрыв почти все лицо. Было очень похоже!

В автобусе на моих спутников народ посматривал искоса, изредка посмеиваясь. Всем было холодно, но ни одному русскому и в голову не пришло надеть лыжную маску и повязать шарф на пол-лица.

Наконец мы добрались до «барахолки».

«Доскакав» вприпрыжку до нужных палаток, стали выбирать шапку:

– Стэн, ты какую хочешь: сильно «мохнатую» или не очень?

Вместо ответа (рот-то до сих пор скрывался под маской) он указал на нечто, сильно смахивающее на мех песца, и прошелестел откуда-то издалека:

– Фот такую! – глазенки его при этом блестели, но было непонятно: то ли от мороза, то ли это радовался он так.

Шапка и впрямь была хороша: пушистая, теплая, из голубого меха. На мой вопрос: «А что это за зверь такой?», продавец ответила, что это смесь лисицы и песца. Сокращенно – «лисец». Ну, как «ханорик», – есть же такой зверь (помесь норки и хорька). Я про себя долго смеялась от такого полета фантазии! Как «скрещивателей», так и «назывателей».

Стэну подобрали нужный размер, он тут же ее надел и мы двинулись в сторону выхода. Китайцы, работавшие на рынке, смотрели нам вслед и смеялись, чуть не катаясь по снегу.

Если учесть, что товарищ наш был очень высокий, то в глаза он бросался за километр. Еще бы – к великолепной маске Стэна теперь добавилась шапка, ворс на которой был сантиметров двенадцать! Мало того, он еще и голову держал высоко, – так его гордость за свою шапку разбирала! Было видно: парень счастлив! И морозы теперь ему не страшны с такой «ушанкой», и вообще…

По дороге к выходу мы купили еще и «подштанники» с начесом, так как этим моментом ни Санни, ни Стэн не озаботились, хотя и знали, что едут в заснеженную, морозную Россию.

К ужину, на который собиралась приехать Лена, мы прикупили пару бутылок вина, и вернулись в квартиру. Дольше бродить по такому морозу было опасно.

Вечером приехала Лена.

В самом начале разговора Стэн, решив продемонстрировать всем свои познания в русском, представился:

– Здравствуйте. Меня зовут Иван.

Мы с Ленкой переглянулись:

– А почему – Иван?

Стэн нахмурился и стал искать нужную страницу в «разговорнике». Отыскав, показал нам.

– «Здравствуйте. Меня зовут Иван», – прочитала я и рассмеялась. – Так ты бы хоть имя заменил. Иван – это имя. Надо говорить «Здравствуйте, меня зовут Стэн!»

Когда до него дошел смысл его ошибки, он густо покраснел, но тоже рассмеялся над собственной глупостью.

– Так мы тебя теперь так и будем звать – Ваня! – предложила Лена.

…В целом, Стэн Лене понравился, она ему – тоже. После этого мы часто ходили в рестораны, музеи и так далее вчетвером.

До самого нашего возвращения в Корею Лена со Стэном проводили все время вместе, но ни во что серьезное этот короткий роман не перерос: у нее были свои планы на жизнь, у него – свои. А симпатия, возникшая между ними, была скорее физиологической, нежели духовной. Причем у обоих.

«Кать, у меня мужика сто пятьдесят лет не было. Для здоровья полезно, да и отвлечься хоть немного надо» – примерно так, честно и откровенно, ответила она на мой очередной вопрос: «Как там у вас со Стэном?»

Этим мне Лена и нравилась: она никогда не боялась признать, что секс для нее иной раз ни что иное, как «для здоровья». При этом она как бы «влюблялась» почти в каждого своего партнера, а потом сама же над собой смеялась.

Я очень редко встречала таких честных и открытых людей, как она. Обычно женщины стесняются признать, что у них в жизни было несколько сексуальных партнеров (ага, «каждый, кто не первый, тот у нас – второй»!): боятся осуждающих взглядов, реплик, комментариев. Она же говорила об этом всегда открыто, но без хвастовства.

Недавно в одной довольно глупой американской комедии я услышала фразу, которая показалась мне не лишенной здравого смысла: «Если спросишь мужчину, сколько у него было партнерш, он назовет цифру вдвое больше действительной. А спросишь женщину – вдвое меньше. Мужчины стремятся показать, что они „герои“, женщины – что „порядочные“.

И ведь действительно, наше общество настолько погрязло в стереотипах, что несчастные женщины готовы всю жизнь врать всем, в том числе и самим себе, лишь бы не показаться окружающим «непорядочными».

Несомненно, определенные подвижки в массовом сознании уже произошли, и уже давно не вывешиваются на всеобщее обозрение испачканные простыни новобрачных, как доказательство «чистоты и невинности» невесты, но и до настоящего равноправия в этом вопросе нам еще ох как далеко! Помню, как в одном российском глянцевом журнале опубликовали как-то результаты опроса, проведенного среди мужчин на тему «что они подумают о женщине, в жизни которой было более восьми сексуальных партнеров». Так вот: девяносто процентов опрошенных заявили, что посчитают такую женщину «гулящей»! По-моему, бред, да и только.

Нет, ну как можно найти и выбрать «своего» мужчину, не поняв все про себя и про него, и не сравнив его с другими?! Лично я – не представляю.

Вот мне интересно, сколько в среднем партнерш успевает сменить за все время обычный среднестатистический мужчина? Лично мои знакомые противоположного пола, как правило, меняли от двух до пяти подружек в течение одного только года (если, конечно, они не были вовлечены в длительные, «постоянные» отношения; хотя, даже при этом случались маленькие «измены», – куда же без них). И при этом ни у кого из окружающих не поворачивался язык назвать этих мужчин «непорядочными» или не дай Бог – «гулящими». Нет, что вы, они – «герои-любовники», они – «Казановы» и «Дон Жуаны»! Ну, на худой конец, они – просто «нормальные» мужчины!

Не хочу показаться какой-нибудь феминисткой (прости, Господи, за упоминание всуе), но, по-моему, несправедливость в оценках – очевидна.

Через две недели мы решили ехать во Владивосток, где находилось корейское консульство. Разумеется, на поезде.

Санни со Стэном как дети обрадовались возможности прокатиться на нашей железной дороге (ага, можно подумать, что у них там своих поездов мало!).

Мы выкупили целое купе (ехали мы втроем, но уж очень нам не хотелось рисковать соседством с неизвестным пассажиром), набрали в дорогу еды, взяли с собой игральные карты, самые необходимые вещи и тронулись в путь.

Я с детства любила ездить на поездах, и при этом смотреть в окно. Особенно – зимой: нетронутый снег лежит на тонких березках и пушистых елях, оберегая уснувшие веточки от мороза; луна гонится вслед за поездом, рисуя серебряную дорожку на проносящихся мимо снежных покрывалах; величественная тишина и спокойствие повсюду, куда хватает взгляда… Именно по такой России я иногда и скучаю, находясь за границей.

Мы играли в «дурака», когда Санни попытался «побить» «туза» Стэна «шестеркой» (да не «козырной», – обычной).

– Так нельзя. Это против правил, – вмешалась я.

– А твой брат сказал, что можно, – возразил он.

– Этот балбес тебя дурил, а ты и уши развесил! Когда это «шестерка» была больше «туза»???

– А я откуда знаю, какие у вас – сумасшедших русских – правила?!

– Ладно. Я тебе говорю: он тебя обманул. Бей чем-нибудь другим.

Оказалось, Сергей напридумывал так много «новых» правил, что мне еще долго пришлось переучивать Санни играть по-настоящему. Так что ехали мы весело.

Во Владивосток прибыли рано утром.

– Нам нужна гостиница: не слишком дорогая, но такая, «нормальная». Что-нибудь на ум приходит? – обратилась я к сонному мужичку-таксисту, минуту назад дремавшему за рулем старенькой «японки» на привокзальной площади.

– Садитесь, по дороге что-нибудь, да найдем, – предложил он.

Переезжая от одной заполненной до отказа гостиницы к другой, мы обзвонили еще несколько, но мест нигде не было.

– Уже и не знаю, куда вас везти, – бормотал он растерянно.

Наконец, дозвонившись по очередному номеру, радостно сообщил, что в одной места все-таки есть:

– Гостиница нормальная, новая, не слишком дорогая, – и тут же предупредил, – но китайская.

Нам же было уже все равно, лишь бы нашлось, где переночевать.

Приехав в гостиницу, мы отправились смотреть номера.

– Этот – двухместный, обычный. Стоит пятьдесят долларов в сутки, – рассказывала нам русская девушка-администратор. О том, что гостиница – китайская, догадаться было сложно, так как и сами номера, и обстановка в них больше всего напоминали «палаты» советского пионерлагеря или обычной районной больницы: в довольно большом по площади номере сиротливо разместились две одноместные железные кровати (с сеткой под узловатым матрацем), маленький телевизор в углу, да две тумбочки на входе – вот и весь арсенал. Да и китайцев мы здесь так и не увидели, как ни старались.

– А это – люкс, – продолжала она, указав на другой номер: все тот же набор мебели, но комната в три раза больше – хоть в футбол гоняй. – Стоит сто долларов. Да, хочу сразу же предупредить: горячая вода во всем здании бывает только с пяти до шести вечера, а холодная – с десяти утра и до десяти вечера. Но это везде так, во всем городе, – быстро добавила она.

Мы решили, что бессмысленно переплачивать за название «люкс», если удобства в номерах везде одинаковые, и взяли обычные: одноместный – для Стэна и двухместный – для себя.

На следующий день, прихватив с собой папку с документами, отправились в консульство. Там быстро заполнили необходимые анкеты, оплатили консульский сбор и сдали все в специальное окошко. Мы просидели в сторонке уже около часа, ожидая, что меня вот-вот пригласят для личного собеседования, но так и не дождались. Вместо этого к нам подошла симпатичная девушка, вернула все документы и сообщила, что готовый паспорт с визой можно будет забрать через два дня. Беседовать с нами никто и не собирался.

Обрадованные, мы отправились обедать.

Отыскался и русский ресторанчик, оформленный «под старину»: с намалеванными на стенах матрешками, деревянной посудой и прочими атрибутами «старой Руси». Меню было на двух языках: русском и английском, видимо в расчете на иностранцев, которым непременно захочется «русской экзотики».

– А почему у вас все салаты с майонезом? У нас в Америке его вообще почти не едят, – удивлялся Стэн, изучая меню.

– Я не знаю. Наверное, просто других «заправок» у нас пока не придумали… Ну, еще разве что маслом подсолнечным некоторые салаты заправляют, – добавила я, немного подумав.

Отведав пельменей в горшочках и щей из капусты, мы, сытые и довольные, отправились гулять по городу.

Вечером, «поймав» горячую воду и приняв душ, мы решили сходить в бар. Я Владивостока совсем не знала, но вспомнила, что кто-то из моих знакомых нахваливал место под названием «Голубая птица». Искренне надеясь, что это – не бар для сексуальных меньшинств, мы решили поехать туда.

Местечко оказалось неплохое, уютное. Народу было много, но в большинстве – девушки.

Я оставила парней, чтобы купить на баре выпивку, а, вернувшись буквально через десять минут, обнаружила их в компании двух размалеванных девиц:

– Ну, вас прямо на пять минут нельзя одних оставить, – недовольно пробурчала я, подавая им пиво.

Девушки, увидев меня, тут же сникли: одна «отвалилась» почти сразу, едва я сказала, что Санни – мой муж, а вторая, поразмыслив, решила все же биться за Стэна до последнего.

Оказалось, что обе они раньше работали в Корее и неплохо знали английский, так что Стэну переводчик не требовался. И пока настырная девица пыталась «окрутить» нашего друга, мы с Санни разглядывали других посетителей бара.

– Кэт, видишь там, в углу, пятеро парней за столиком сидят? – обратился ко мне Санни.

– Вижу, и что?

– Помимо нас, они – единственные парни. И кругом полно девушек. Почему они с ними не знакомятся?! – недоумевал он.

Я огляделась: в баре действительно было не меньше полусотни девушек, но никто из парней не проявлял инициативы:

– А зачем им «напрягаться»? Девушек много, сами подойдут и познакомятся.

– Странно, в Америке все наоборот. У нас женщин меньше, чем мужчин, поэтому парни из кожи вон лезут, чтобы кого-нибудь «охмурить».

– А нам мужиков не хватает, – ответила я, тоскливо оглядывая местный «гарем». – Вот по этой причине так много русских женщин и старается найти себе пару через службы знакомств с иностранцами.

Через два дня мы получили мой паспорт и в тот же день отправились обратно в Хабаровск.

– Кэт, я тут думал о нашей поездке в Корею… Первые две недели я буду очень занят оформлением всяких документов по смене базы, и толком даже не смогу тебя в тауне навещать. Тебе там тоскливо одной будет. Может, приедешь через пару недель после меня? – спросил как-то Санни после нашего возвращения домой.

– Даже слышать об этом не хочу! Я тебя целый год не видела, и даже если ты будешь приезжать раз в неделю, мне и этого будет достаточно, – ответила я категорично.

– Я понимаю, но проблема еще и в том, что мы в этом месяце сильно потратились, у нас даже на еду толком денег не будет, – продолжал он настойчиво.

– Значит, буду есть лапшу, мне не привыкать. Все равно это – временно, а я больше не хочу с тобой расставаться.

Я не стала напоминать ему о том, что если бы в Америке они со Стэном не устраивали так часто массовые вечеринки, которые явно обходились не в три копейки, то у нас, может, и не было бы таких проблем с деньгами сейчас. Ссориться из-за этого мне не хотелось, но предложение остаться в России без него, пусть даже на пару недель, меня не устраивало категорически, поэтому я продолжала упорствовать.

Наконец он сдался:

– Ладно, смотри сама, но потом не жалуйся.

– Не буду! – заверила я, закончив разговор.

Однако по приезду в Корею оказалось, что с деньгами у нас еще хуже, чем предупреждал Санни.

Пока шли поиски подходящего жилья в тауне, мне пришлось оставаться в гостинице. Я сутками сидела в номере, куда на пару часов в день вырывался мой муж. Он привозил с собой что-нибудь съестное, но денег мне не оставлял. Санни со Стэном жили на базе. Работы у них и вправду оказалось много, так что мы почти не виделись.

Вскоре мы нашли подходящую двухкомнатную квартиру, которую решили снимать вместе со Стэном. Из мебели там было только две кровати. О покупке кухонной плиты, а уж тем более – телевизора пока что не было и речи. Нам пришлось даже одолжиться у нашего друга, чтобы оплатить хотя бы масло, коим обогревался пол и вода. Масло для отопления было очень дорогое, но это – если покупать его у корейцев. Можно было купить и на базе, но Санни сказал, что «вывозить его с базы опасно, могут проверить и будут неприятности». Так что пришлось покупать у корейцев.

На неделю муж оставил мне двадцать долларов. На еду. К сожалению, приготовить что-нибудь самой, даже элементарную и давно надоевшую лапшу, я не могла (ни плиты, ни чайника здесь не было). Поэтому два раза в день я ходила в местные кафешки, где покупала самое дешевое, что у них было: корейские овощные пельмени. С такой «диетой» я быстро похудела на пару килограммов, а до зарплаты оставалось еще почти две недели. Временами я даже начинала жалеть, что не послушалась мужа и не осталась на это время в Хабаровске.

Мне постоянно было холодно (несмотря на то, что в Корее даже ночью температура воздуха не опускается ниже минус десяти, тонюсенькие стены не задерживали тепло в квартире дольше, чем на час), но отопление я включала только тогда, когда было совсем уж невмоготу. По потолку все время кто-то ходил и скребся по ночам (впоследствии правда оказалось, что это были всего лишь бездомные кошки, живущие на крыше), я жутко боялась, не могла уснуть и постоянно прислушивалась, не лезет ли кто в дом. Да и свободного времени было – хоть отбавляй, а занять себя было нечем: ни телевизора, ни магнитофона в первое время у меня не было.

Дни напролет я бродила по тауну, пытаясь встретить русских девчонок, но как назло никто не попадался. Ходить же по клубам в поисках соотечественниц мне было как-то неловко: денег, чтобы купить кому-то сок и спокойно поговорить, у меня не было, а просто так мешать не хотелось.

Потом мне кто-то сказал, что всех русских (ну или большинство) целенаправленно «выдворили» из Кореи. Отчего такое сделали именно с русскими, никто толком не знал, но поговаривали, будто бы здешнему правительству надоело, что все больше наших девушек выходят замуж за корейцев, а местные жительницы остаются «старыми девами». Правда или нет – не знаю, но после этого число моих соотечественниц в Южной Корее резко сократилось.

Однако я все равно надеялась, что встречу хоть кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить, и продолжала настойчивые поиски.

На выходных приехали Санни со Стэном и привезли кое-какую технику: телевизор, магнитофон, электрическую плитку и грелку. Все, разумеется, было «б/у», но главное, что оно – было! Также они привезли продукты, и я сразу же взялась за готовку.

– А деньги, откуда взял? – уточнила я у Санни.

– У Стэна сотню занял. На неделю хватит, а там и зарплата будет.

Вечером мы решили пройтись по барам, посмотреть, как там все изменилось. Первым делом направились в «Стерео».

«Мама», увидев меня, обрадовалась безумно:

– Кэт! Санни! Вы когда приехали?

Я удивилась, что она помнит имя Санни, несмотря на то, что наши отношения мы держали в тайне. Но, видимо, от зоркого глаза старушки ничто не могло ускользнуть.

– Надеюсь, вы поженились? – наигранно грозно напустилась она.

– Да-да! Год назад.

– Поздравляю! А бэби?

– Нет, «мама», детей у нас нет, – со смехом ответил Санни.

Она тут же принялась расспрашивать меня про всех наших девчонок.

Я рассказала ей о своем замужестве, о замужестве Светки, и о том, что она ждет ребенка. «Мама» слушала меня внимательно, изредка перебивая новыми вопросами. Я очень переживала, что она припомнит мне мой «побег», но она ничего не сказала.

– А почему русских совсем нет? – спросила я, окинув взглядом полупустой бар. Из посетителей никого кроме нас еще не было, а в углу сиротливо жались в тонюсеньких платьицах лишь никому не нужные филиппинки, «согревавшиеся» какой-то алкогольной бурдой (я удивилась, увидев это (раньше на работе нам пить не разрешалось), но вслух ничего не сказала).

В ответ «мама» раздраженно повела плечами:

– Всех русских выслали. А эти, – она кивнула головой в сторону «филок», – совсем работать не хотят. Одни бойфренды на уме. Когда вы тут были – хорошо было, бизнес хороший. Филиппинки никогда работать не умели, ты же знаешь, – жаловалась она, а я про себя думала: «Ага, а когда мы тут были, ты всегда говорила, что филиппинки лучше всех, одни мы ни черта не работаем».

Мы пробыли там, в общей сложности, минут двадцать и пошли в другой клуб – «Парадайс».

Когда-то там было больше всего русских девушек, но на тот момент нашлись только двое: блондинка и брюнетка.

– Привет, – поздоровалась я.

– О, да ты русская!? – удивилась в ответ худенькая брюнетка.

– Да.

– А мы решили, что американка. Ты и одета на их манер.

На мне были широкие джинсы, свободная кофта и кроссовки. На лице – минимум косметики.

– Пожалуй, похожа, – согласилась я. – А вас здесь только двое?

– Да. Мы тут всего месяц работаем. Еще русские есть в «Лас-Вегасе» и «Лодинг Зоне», а остальных всех выслали.

– Грустно. И как бизнес?

– Никак. Никто толком не ходит, – подключилась к разговору блондинка. И добавила. – Меня Маша зовут.

– А меня – Лариса, – представилась брюнетка.

– Катя. Я здесь с мужем на год, так что видеться будем часто. Если хотите, приходите в гости.

Я объяснила, где живу, и они пообещали прийти в понедельник.

Потом мы сходили в клуб с громким названием «Лас-Вегас», где познакомились еще с двумя русскими, так сказать «последними из Могикан». Но те оказались не слишком-то разговорчивыми.

До «Лодинг Зона» мы не дошли.

В понедельник, как и обещали, ко мне пришли Маша с Ларисой. Я сделала кофе, и мы устроились в комнате на полу, так как стульями и столом пока не обзавелись.

– Уютненько тут у вас, – похвалила Лариса.

– Да пока что не очень, но со временем будет, – заверила я. – А бойфренды у вас есть?

– У Машки есть, у меня нет, – ответила она за двоих.

– А почему так? – искренне удивилась я. Обычно за месяц девчонки всегда находили себе бойфрендов, к тому же Лариса была вполне симпатичной.

– Да как-то не попадается никто интересный.

– Ну, ничего. Еще попадется, – успокоила я.

Маша все больше отмалчивалась, внимательно слушая наш разговор.

Постепенно Лариса рассказала, что работы почти нет, американцы приходят редко и на соках почти ничего не «капает». Те копейки, что удается все-таки заработать, хозяйка буквально выманивает у них обратно: на отопление, на продукты, на электричество. В общей сложности за первый месяц работы Ларисе удалось отложить всего лишь сто долларов.

Основную зарплату им пообещали выдать по истечении трех месяцев работы в «Парадайсе», но что-то мне подсказывало, что денег своих девчонки могут не увидеть:

– Ларис, ты имей в виду: корейцы – народ хитрый. Они тебе скажут, что деньги выдадут в день отъезда, а сами ни черта не дадут. Ты лучше менеджера заранее предупреди, что без денег никуда не поедешь, а если он вздумает тебя «надуть» – заявишь на него в эмигрэшку.

– А они могут так сделать? Не заплатить и все!? – шокировано захлопала она красивыми длинными ресницами.

– Могут-могут, и, скорее всего, попытаются. Тут главное – не робеть! Я их кухню знаю, случаи всякие бывали. А, учитывая то, что деньги тебе сейчас не дают, то именно это они и задумали. У вас виза на сколько?

– На три месяца, – подала голос Маша. Похоже, она наконец-то решила вовлечься в нашу беседу.

– Гостевая, что ли?

– Ага.

Я задумалась: «Выходит, рабочие визы больше не открывают, поэтому и русских здесь нет. Да-а, совсем плохо».

Потом я рассказала им о себе: как я познакомилась с мужем, где работала, каким раньше был таун. Они слушали и удивлялись: оказывается, американцам не всегда запрещали жить в тауне, а только после «одиннадцатого сентября»; и русские раньше могли здесь работать вполне легально; и эмиграционные «набеги» на клубы были скорее исключением, нежели правилом, как сейчас… Короче говоря, от былого веселья и беззаботности (когда регулярно устраивались шумные вечеринки, через одного ходили по ночам за тыквами и падали пьяным лицом вниз без последствий), царивших когда-то в тауне, сегодня не осталось и следа.

Жить вне базы сейчас разрешалось лишь тем, у кого были жены с детьми. А детей мы в ближайшем будущем не планировали.

Более того, мой муж панически боялся, что я могла «залететь». Я пила противозачаточные таблетки, но, несмотря на это, мы каждый раз еще и «подстраховывались» различными методами. Я старалась не обращать на это внимания, убеждая себя, что он прав и если я, не дай Бог, забеременею, это будет совсем некстати, но временами меня все-таки обижала эта излишняя, как мне казалось, предосторожность. Иногда я чувствовала, будто «недостойна» быть матерью его ребенка или что-то еще в этом духе. Не скажу, чтобы я очень стремилась ею стать (для начала я хотела выучиться, получить какую-то уверенность в завтрашнем дне, а уж потом думать о детях), но когда тебе постоянно напоминают, что надо быть осторожными, то рано или поздно это начинает доставать.

И раз уж детей у нас не было, то и с мужем я виделась только на выходных, что, разумеется, не устраивало меня категорически. Приезжать ко мне среди недели хотя бы на несколько часов, а уж тем более оставаться в тауне на ночь он боялся: военный патруль постоянно ходил кругами, выслеживая «нарушителей порядка». Я понимала, что находиться здесь ночью было рискованно – могли и звания лишить за такие «шалости» – но меня это все равно задевало. Ведь можно же было приехать ДО шести вечера, когда таун начинали патрулировать, и просто никуда не выходить, наслаждаясь друг другом и не привлекая излишнего внимания со стороны! Однако Санни ничего не хотел слушать. Работа для него была, как иногда мне казалось, важнее всего. И даже важнее меня.

Каждый раз, когда я заводила с ним разговор об этом, он припоминал мне случай, произошедший буквально через пару недель после нашего приезда.

Мы возвращались домой из бара, разделившись: Стэн с Санни пошли дорогой через «помойку», а я обычной – центральной. Я дошла раньше них и уже разувалась, когда услышала топот и грохот. Тут же ворвались мои мужики.