Текст книги "Корейская гейша. История Екатерины Бэйли"

– Это я знаю. Ну, а дальше-то что?

– Я подошел к ней и сказал, что не надо на ребенка орать и тем более – бить. А она меня толкнула и стала махать кулаками. Я-то, естественно, ее бить не буду, она же женщина, но я вытянул руку и держал ее за плечо на расстоянии. Потом она отошла, чтобы разогнаться, и побежала в мою сторону… Ну, я отступил, а она зацепилась за мою ногу и упала, – закончил он рассказ и замолчал.

– Ну, – торопила я. – А дальше-то что?

– Так это – все. Она стала кричать и вызвала полицию. А потом потребовала, чтобы я либо выплатил ей пять тысяч за ущерб – моральный, естественно, либо чтобы они дело на меня завели.

– Все понятно, – вздохнула я. – Корейцы – в своем репертуаре. Небось, сама нигде не работает, вот и нашла легкий способ наживы. Поздравляю, что еще можно сказать!

Меня эта история совсем не удивила. В любой драке между корейцами и иностранцами неправыми оказывались всегда последние. А корейцы не дураки – понимают, что нам не нужны лишние разбирательства и суды, вот и запугивают американцев или любых других иностранцев тюрьмой с целью выманить у них денег.

Вот будь вы сами в чужой стране и попади в подобную ситуацию, что бы вы стали делать? Правильно, – деньги отдали. Еще не хватало сесть в азиатскую тюрьму!

– Выплатить-то сможешь? Деньги есть? – спросила я участливо.

Мне и вправду было его жаль. На его месте мог оказаться любой из нас.

– Смогу, – хмуро буркнул он. – Договорились, что буду по пятьсот долларов в месяц выплачивать… Она, правда, требовала, чтобы все – сразу, но я сказал, что тогда меня могут хоть сейчас в тюрьму сажать – у меня таких денег нет. Мне, вообще-то, еще и своих детей и жену кормить надо!

Шпик был явно раздосадован, но оно и понятно: хотел голодного ребенка накормить, а в итоге будет кормить не только его и гораздо дольше, чем предполагал изначально.

Да-а, недаром ведь говорят: «За хорошие дела всегда надо расплачиваться».

К середине ноября новых вестей из консульства так и не поступило. Значит, мне явно предстоит провести какое-то время в Корее одной. Я не знала, продлят мне корейскую визу или нет, но очень на это надеялась. И, как выяснилось, не я одна.

– Что у тебя с визой? Когда кончается? – спросил у меня как-то Ким.

– Десятого декабря.

– А продлить сможешь? Тебе же американскую визу здесь ждать надо.

– Попробую, – ответила я с сомнением в голосе. – Как раз завтра мы с Санни собирались ехать узнавать.

– Я с вами поеду, – решительно заявил Ким. – У меня там знакомые, может, чем и помогут.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Тогда завтра в девять утра будем ждать тебя на остановке.

Утром мы с Санни пришли на назначенное место и сели к Киму в его серебристый «БМВ». Мужчины перекинулись парой стандартных фраз, Санни поблагодарил его за помощь и участие, и мы отправились в эмигрэшку.

Изложив служащей офиса суть нашей проблемы с американским консульством и просьбу продлить мне корейскую визу, мы с Санни замолчали, так как Ким быстро заговорил что-то по-корейски. Она в ответ ему что-то возражала. Хотя, может, и нет – кто их поймет?

Переговаривались они очень долго, после чего женщина взяла у меня паспорт и поставила в него штамп.

– Так я могу остаться в Корее еще на какое-то время? – уточнила я.

– Да, до двадцатого августа, – ответила она с улыбкой.

Мы с Санни переглянулись: надо же, мы-то надеялись, что визу продлят месяца на три, а оказалось, что я смогу находиться здесь еще целых девять!

– Спасибо большое! – искренне поблагодарили мы кореянку.

– Не за что, – ответила она и возвратила мне паспорт.

Проблема была решена и мы вышли на улицу. Ким прямо лучился от радости.

– Спасибо мистер Ким, – поблагодарил Санни и пожал ему руку.

– Нет проблем! Я же говорил, что у меня там знакомые, – ответил он гордо. – Надеюсь, Катя останется тут надолго, она хорошо работает, – с серьезным лицом заявил Ким, но не выдержал и тут же громко расхохотался.

– Работает она, может и хорошо, но я все-таки надеюсь, что моя жена так надолго здесь не задержится, – резко оборвал его Санни.

– Конечно-конечно! Я пошутил, – успокоил его Ким. Хотя было видно, что ему бы очень хотелось, чтобы я вообще никогда не уехала.

И я его, в общем-то, понимала. Ведь я единственная в баре знала английский в достаточной мере, чтобы поддержать разговор с клиентами, решить какие-то проблемы, ну и так далее (достаточно часто мне приходилось «переводить» с английского на «упрощенный английский», чтобы Киму было понятно, чего именно от него хочет клиент).

Да и сам факт того, что мы с Ритой остались единственными русскими, работавшими в тауне, притягивал в бар большинство посетителей. Пару раз при мне Ким нанимал и дополнительных, новых работниц. Для чего – я так и не поняла. Может, он хотел показать нам с Чуян, что мы не такие уж «незаменимые»!? Возможно. Потому что с работой мы и вдвоем нормально справлялись, и дополнительные люди нам были вроде бы не нужны.

Но те редкие новые сотрудницы, которые у нас появлялись, обычно не задерживались дольше, чем на неделю: то английский язык плохо знали, то работали слишком медленно, а то и сами уходили, не выдерживая вечного ворчания Кима…

Одно время у нас даже еще одна русская девушка работала, которая тоже жила в тауне с мужем-американцем. Только и она задержалась здесь не надолго – провороваться успела. Причем не по мелочи: за день баксов по сто из выручки вытаскивать умудрялась! Но ее, к счастью, быстро «вычислили» и уволили. Так что я, Чуян и Рита были его единственными постоянными работниками.

Через несколько недель мы с Санни начали собирать чемоданы.

– Ты оставь себе только зимние вещи и самое необходимое, а остальное, включая велосипед, – упаковывай для отправки, чтобы потом тебе не надо было все тащить на себе, – наставлял меня муж.

– Пожалуй, ты прав. Тем более что сейчас это бесплатно будет, а потом мне придется доплачивать за каждый лишний килограмм.

Мне было тяжело расставаться вновь, но я старалась успокоить себя тем, что скоро мы снова увидимся.

– Ты только не расстраивайся, хорошо!? На сей раз это – не надолго, – убеждал меня он. – Уверен, что через пару месяцев ты ко мне присоединишься!

– Да уж, я тоже хотела бы в это верить…

Оставшиеся до его отъезда дни я не работала, так как хотела провести с мужем как можно больше времени.

Наступил день отъезда.

Мы заранее упаковали все оставшиеся вещи, прибрали его комнату на базе и вышли с чемоданами на улицу.

Он крепко прижал меня к себе и долго-долго не отпускал. Однако пришло время прощаться.

– Ну, мне пора. Скоро мы увидимся снова, – пообещал он. – Я люблю тебя.

– Я тебя тоже.

В его глазах стояли слезы, но я сделала вид, что не заметила эту «слабость». Сама я старалась держаться изо всех сил, как могла.

Санни подхватил свой багаж и направился к поджидавшему рядом такси. А я осталась стоять на месте, глядя ему вслед. Через минуту я обессилено опустилась на бордюр и просидела там минут двадцать, не понимая, куда мне теперь идти и что делать дальше. У меня не было сил даже на то, чтобы вытереть слезы, текущие сами по себе, образуя на щеках уродливые узоры.

Наконец, я заметила проезжавшее мимо такси, и вяло махнула рукой.

Придя домой, не раздеваясь, как была, я открыла бутылку водки, стоявшую со времен последней поездки в Россию, и начала пить. Вот именно так, как последний алкоголик: в полном одиночестве, молча, ничем не закусывая и лишь запивая изредка соком.

Я пила рюмку за рюмкой, почти не хмелея, и размышляла о том, что ждет меня дальше. Мне казалось, уж и не знаю почему, что больше я Санни не увижу, и что с этого самого дня жизнь моя пойдет совершенно иначе. Поэтому теперь мне нужно будет заботиться о себе самой и придумать какой-нибудь план на будущее.

Этот самый план я вроде бы даже сразу придумала, но была настолько пьяна, что наутро о нем позабыла.

Глава 5

– Ты замужем? – спросил меня парень, с которым я играла в бильярд на работе.

Других посетителей еще не было, так что пока я могла наслаждаться игрой и заниматься одним единственным клиентом.

– Да, – подтвердила я, отметив взгляд, скользнувший по моей руке с обручальным кольцом.

– А муж где?

– В Америку недавно уехал.

– А ты, почему не с ним?!

– Визу жду, – в очередной раз, заученно, словно робот, ответила я.

Подобные вопросы я выслушала уже раз сто со дня отъезда Санни, хотя он и уехал всего несколько дней назад.

По приезду в Лас-Вегас он сразу же позвонил мне, сообщив, что добрался нормально.

После этого говорили мы мало, так как он постоянно был занят. Вскоре ему предстояло сдать экзамены и начать подготовку для работы в элитном летном подразделении под названием «Громовые птицы», которое занималось исключительно тем, что устраивало авиа-шоу по всему миру. Соответственно, брали в него далеко не всех. Санни чуть ли не с детства мечтал попасть туда, и вот, наконец, его мечта была близка к осуществлению.

Мне же пока приходилось отвечать на такие вот вопросы, из раза в раз объясняя, почему мы, женатые люди, не можем быть вместе. Многие американцы даже понятия не имели, что попасть в их страну, оказывается, настолько сложно! И уж тем более они не понимали, как какие-то там чиновники могут так долго не давать визу официальной жене.

– Скучаешь? – продолжал допрашивать парень.

– Конечно.

– Может, хочешь что-нибудь выпить? – заботливо предложил он.

Я задумалась на секунду и согласилась.

Он купил мне пиво, и мы продолжили игру и ни к чему не обязывающую болтовню: откуда, женат ли, чем занимался раньше. Подобные разговоры давно уже стали обыденными, и лично у меня большого интереса не вызывали. Другое дело – общение с постоянными посетителями, которые со временем стали моими друзьями: нам всегда было о чем поговорить, ведь они были в курсе моих проблем, а я – их. К тому же с ними я всегда могла быть самой собой и не играть в радушную «хозяйку» (кстати, «хостесс» именно так и переводится – «хозяйка»).

Но, работа – есть работа. И каждый клиент должен чувствовать себя у нас желанным гостем, иначе – он может не стать постоянным. Большинство девчонок, работавших в подобных барах, искренне этого не понимали и выбирали себе среди посетителей неких «любимчиков», к которым относились хорошо, а с остальными вели себя так, словно они – «совковые» продавщицы из сельпо.

Я старалась не допускать подобных ошибок и ко всем относиться примерно одинаково, не выделяя даже лучших друзей. Они, к счастью, все правильно понимали и не обижались даже тогда, когда я уделяла им меньше внимания, чем остальным посетителям. Ведь нам хватало общения и помимо работы.

Через пару недель после отъезда Санни позвонила Таня:

– Привет, «кукушка-брошенка»! Ну что, послезавтра я приезжаю! – весело прокричала она в трубку.

– Здорово! Но что значит «я»?! А Джек?

– Не боись! Джек через две недели тоже приедет… Я тебе попросить кое о чем хотела.

– Ну, проси, коли не страшно, – ответила я со смехом.

– Можно мы у тебя поживем немного?

– Живите, конечно! – обрадовалась я будущему приятному соседству. – У меня две комнаты – места всем хватит.

– Спасибо, ты – настоящий друг! И еще кое-что, – замялась она.

– Ну что там еще!? – нетерпеливо потребовала я.

– Ты не могла бы, э-э… меня встретить?

– Могла бы, – с готовностью отозвалась я. – Говори, когда точно прилетаешь.

Таня сообщила мне номер рейса, дату и время прилета. Я записала все на листочек и положила на видное место.

Через два дня я жадно вглядывалась в лица прибывших пассажиров, выискивая взглядом Танюшку. Вскоре появилась и она, с трудом волоча за собой пудовый чемодан и еще пару легких сумок. Мы обнялись.

– Танька, ну ты как всегда – в своем репертуаре! Это что за прикид у тебя?! – развеселилась я, оглядев ее с ног до головы.

На ней был надет велюровый комбинезончик и теплая кофточка с изображением ослика «Иа». Она всегда любила подобные вещи, вот и сейчас себе не изменила.

Через секунду я заметила в ее внешности еще одну, уже новую, «странность»:

– Эй, я не поняла – это ты так сильно поправилась!? Или, может, ждешь кого? – уточнила я, пристально ее разглядывая.

– Жду! Мне в марте рожать, – с довольной улыбкой «призналась» она.

– Господи! Я не могу поверить! Поздравляю!!!… Но ты посмотри на себя! И это будущая мама? В кофточке с «Иа»!? – я едва не каталась по полу от смеха.

– Ну и что? Зато она теплая очень! – с шутливым возмущением защищала она свой любимый «кафтанчик».

– Ладно, мамаша, пошли уже на автобус, – просмеявшись, скомандовала я и взялась за ручку чемодана.

– Я и сама могу понести, – запротестовала она.

– Ага, точно, тебе сейчас только тяжести таскать! – отбросила я ее руку. – Маленькие, вон, неси, а эту – я поволоку.

Приехав в квартиру, мы разобрали Танины пожитки и уселись пить чай.

– Что у тебя там с визой? – задала она мой «любимый» вопрос.

– Говорят, что отправили запрос в Россию, чтобы узнать, почему я меняла фамилию и имя. Это видимо на тот случай, если на самом деле я – Усама Бен Ладен в юбке… Уже семь месяцев они там, в России, все проверяют и еще не известно, когда проверят! – злость на них, на себя и на мужа, который никак не хотел мне помочь, постепенно накатывала. Впрочем, так бывало всегда, едва я вспоминала об этом.

– Ужас!… Надо же, а у меня даже не спрашивали, почему я меняла, – проговорила она задумчиво.

– Значит, мне опять «повезло»! Как всегда, собственно.

– Ну а что же Санни? Никак не пробовал это дело ускорить?

– А как?! – мои эмоции уже перехлестывали через край, и я почти кричала на ни в чем не повинную подругу.

– Да не кипятись ты! Успокойся… Но ты же не одна такая, должен же быть какой-нибудь выход! Ведь без «пинка под зад» они могут и год, и два проверять, сама понимаешь.

– Я-то понимаю, но он ничего не предпринимал. Я уже столько раз его об этом просила, но в ответ все одно и то же: «А что я могу сделать?».

– Ясно.

– …А почему ты не рассказывала мне, что беременна? – сменила я тему, слегка успокоившись после пары глотков чая.

– Так я хотела сюрприз сделать! – радостно просияла Танюшка.

– Удалось, ничего не скажешь, – улыбнулась я.

Видя, как безумно она счастлива предстоящим материнством, я была искренне за нее рада. Уж кто-кто, а Таня подобного счастья заслуживала.

Тут у меня зазвонил телефон. По номеру на экране я увидела, что это Санни.

– Привет! Как у тебя там дела? – мужа я тоже очень рада была слышать, так как звонил он в последнее время нечасто.

– Плохо. К экзаменам готовлюсь, и ничего не могу запомнить! – со злостью пожаловался он, и по голосу я поняла, что дела совсем плохи.

Вообще-то он редко пребывал в плохом настроении. Сейчас же я чувствовала, что он полностью раздавлен.

– А что, много надо?

– Да нет, не много, но я никак выучить не могу. Тут и запомнить-то нужно всего ничего: имена десяти человек, откуда они родом и их звания.

– Диктуй! – скомандовала я, обладая маленьким секретом запоминания подобных вещей.

Санни продиктовал мне всю информацию, и я начала использовать свой «секретный прием»:

– Вот смотри. Первый – Билл Чиз. Родился в Висконсине. А штат Висконсин тем и известен, что делает много сыров. И фамилия у парня подходящая – Cheze, что пишется – почти как «сыр» (cheese). Связь уловил?

– Ага! – радостно согласился он.

– Вот видишь, одного уже, можно сказать, запомнили! Поехали дальше.

Дальше мы прошлись по всему списку, находя ассоциативные связи между фамилиями и местами рождения. За полчаса мы запомнили всех.

– Ну что, полегчало?

– Спасибо! Сам бы я никогда не додумался! – горячо благодарил меня он. – Прямо уже не знал, что и делать, – пытался тупо зубрить, но все равно ничего не получалось.

– Это потому, что ты волнуешься. Успокойся! Все будет нормально, – заверила я его.

Мы поговорили еще о его работе, о моей предстоящей поездке домой и распрощались.

Я освободила моим новым «соседям» спальню, которая была потеплее. Уже наступил конец декабря, так что, несмотря на регулярно включаемое отопление, приличная «свежесть» в квартире присутствовала. В другой спальне полы прогревались совсем плохо, но я решила, что мне и там будет нормально. К тому же вскоре я снова собиралась уехать домой примерно на месяц – мне очень хотелось отметить Новый Год вместе с родными.

Через неделю Санни сдал экзамен, его приняли в вожделенные «Громовые Птицы», а я поехала домой, в Хабаровск, предварительно накупив кучу подарков близким подругам и всем родным.

Под бой курантов мы записали на бумажках свои самые заветные желания (мое не отличалось оригинальностью: как и прежде, мне хотелось поскорее увидеться с Санни), сожгли их и выпили шампанское вместе с «желанным» пеплом. Уж и не знаю, кто первым придумал подобную дикость, но последние несколько лет мы упорно травили себя бурдой из шампанского с пеплом.

Вот так сильно хотелось, чтобы желания исполнились! А что делать!?

Весь новогодний вечер мы по очереди «караулили» Вадика (моего недавно родившегося племянника), чтобы вовремя накормить, поменять «памперсы» и убаюкать.

– Ну, за племянника, внука и сына! – подняла я очередной тост, и мы дружно выпили.

– Все-таки на Марину он больше похож, – заявила мама.

– А, по-моему, пока еще сложно сказать, – сомневалась я.

– Не-е, на меня, однозначно! – категорично пробасил братишка.

Но мне кажется, что в полтора месяца малыш еще настолько мал, что достоверно сказать, чей там носик, а чьи ушки – почти невозможно. Однако любому родителю, бабушке или дедушке всегда кажется, что даже в самом маленьком возрасте они уже могут определить, на кого больше похож ребенок: на маму или на папу.

Меня весьма удивила внимательность и ответственность брата по отношению к сыну: он не отходил от него ни на шаг, с заправским видом регулярно меняя ему подгузники, купая и пеленая. Признаться, я не ожидала такой самоотверженности от парня, который еще вчера не мог оторваться от «Нинтендо», просиживая за игровой приставкой часами.

Было очевидно, что жену молодую он очень любит, поэтому, быть может, и к сыну относится столь нежно и трепетно. А может, причина была не только в этом.

Родители наши развелись, когда Сергею было года три – четыре. От очень переживал. Намного больше меня. Как-то раз он сказал мне, что никогда не поступит так, как поступил с нами отец, и никогда не бросит жену с ребенком. С отцом после развода он отказывался разговаривать наотрез, и не говорит до сих пор, хотя и прошло уже много лет. Первое время мама наша была категорически против того, чтобы и я с папой общалась, но постепенно раны затянулись, она перестала на него так уж сильно злиться, и я звонила отцу, когда у меня появлялось такое желание. А вот Сергей отца так и не смог простить, как я не убеждала его в том, что «такое бывает, и люди разводятся». Так что, возможно, подобная серьезность отношения к отцовству у брата появилась от старых обид и боязни повторения родительских ошибок.

Но каковой бы ни была истинная причина, я была рада и горда тем, что он так заботится о маленьком сыне.

В целом я отлично провела время дома и с удовольствием вернулась в Корею, по которой успела безумно соскучиться. Правда не через месяц, как сначала планировала, а аж через три – домашние хлопоты как-то незаметно затянули, а в Корее меня кроме Тани и мистера Кима по большому счету никто и не ждал. Так что куда торопиться?

Таня с Джеком тем временем переехали в другую квартиру: дешевле и теплее. Мои вещи они перевезли туда же, как мы и договорились заранее. Мне одной двухкомнатная квартира была теперь ни к чему, а они были совсем не против того, чтобы я пожила какое-то время с ними.

К тому же к Тане из Хабаровска недавно приехала мама (месяца на три), чтобы помочь ей ухаживать за ребенком, появления которого ждали буквально со дня на день. Так что подруга моя радостно сообщила, что я их с Джеком приватности никак не помешаю, так как этой самой приватности у них все равно пока нет, и не скоро будет.

– Привет! Ты когда рожаешь? – позвонила я ей, едва выйдя из самолета.

– Так я только что, – ответила Таня довольно.

– То есть как, только что? – не поняла я.

– Ну, вот прямо только что и родила, минут двадцать назад, – объяснила она медленно и внятно, как для «тупых».

– Вот это да! Поздравляю! Как малыш? Как папашка?

– Нормально. А Джек опоздал, сейчас как раз едет. Я буквально за десять минут его родила.

Я присвистнула, вспомнив хрупкую Танькину фигурку. Надо же, а я почему-то всегда думала, что чем женщина худее и тоньше, тем сложнее ей будет рожать!

– Отлично! Я за вас рада. Мама с тобой?

– Да. Рядом сидит, тебе привет передает.

– Ну, хорошо, тогда скоро увидимся. Тебя когда из больницы отпустят?

– Так завтра и отпустят. Тут никого долго не держат.

– Понятно. Ну, тогда отдыхай. До завтра.

За время моего отсутствия в тауне абсолютно ничего не изменилось.

Равно как и в американском консульстве. «Мы вам сообщим» – их извечный ответ.

Пока я была дома, то, наверное, половину Москвы обзвонила, пытаясь узнать, где именно проверяют мои документы на «принадлежность» к террористической группировке, но, естественно, так ничего и не узнала.

На следующий день из больницы привезли Таню и малыша.

– А чегой-то он такой… хм-м… скукоженный? – тщательно подбирая слова, поинтересовалась я, глядя на крохотное сморщенное тельце.

Нет, я, конечно, уже видела раньше младенцев (вот Вадика, например, совсем недавно видела), но с таким крохой пока не встречалась.

– Кать, ну ты даешь! А как он, по-твоему, должен был выглядеть? Ведь ему же всего один день! – засмеялась Танина мама, и принялась его пеленать.

При виде того, как резво и бойко она запаковывала этого малюсенького карапуза в пеленку, меня охватил форменный ужас – я испугалась, что сейчас она обязательно что-нибудь ему поломает! О том, чтобы самой взять его на руки или хотя бы потрогать не могло быть и речи – я была уверена, что одним прикосновением причиню ему дикую боль. Я и Вадика-то все это время на руки не брала – боялась, что наврежу, а тут – такой кроха!

Но никто никому ничего не сломал и через считанные секунды вполне довольный малыш уже лежал на кровати «столбиком», лишенный малейшей возможности пошелохнуться.

Таня сидела тут же, на краю кровати, при этом странно устроившись на ней лишь половинкой своей «пятой точки».

– А ты чего сидишь как-то странно? – удивилась я.

– Посмотрела бы я, как ты бы сидела, если б тебе промежность разрезали! У меня, наверное, пожизненный геморрой теперь будет, – простонала она. Все ее лицо покрывали красные точки, выступившие, видимо, от напряжения во время родов.

– Сочувствую. Тебе, может, в стульчике дырочку вырезать, чтобы удобнее было сидеть? – пошутила я.

Таня тихонько засмеялась, одновременно постанывая от боли:

– Ты хоть не смеши, а? И так все болит!

– Ладно-ладно. Не буду, – заверила я и снова уставилась на младенца. Впервые в жизни я видела столь маленького ребенка, и все в нем казалось мне интересным и необычным. Впоследствии он стал для меня почти родным, так как вырос, можно сказать, у меня на глазах.

Джек тоже топтался радом, с интересом разглядывая свое «творение»:

– Николас! – с нежностью и восхищением прошептал он, и легонько потрогал малыша указательным пальцем. – Таня, а если по-русски он – Николай, то сокращенно как будет? Кола?

Мы прыснули от смеха:

– Коля! Почему Кола-то?

– Ну, если Сергей – Сережа, Павел – Паша, то значит и Николай должен быть – Кола! – возразил он, не понимая причину нашего смеха.

– Ну да, ты его еще «Пепси» обзови! – не унимались мы.

Санни стал звонить все реже и реже, объясняя это тем, что очень много времени проводит в командировках:

– Я четыре дня из семи провожу в других городах. Да и не всегда есть возможность позвонить, – объяснял он.

– Я понимаю, но все равно скучаю.

– Я знаю.

Зато он регулярно рассказывал мне, как знакомился с «важными людями»: однажды даже президент какого-то государства, настолько маленького, что на карте мира его лишь циферкой помечают, пожимал ему руку. Ну и что, что государство мелкое, но это же – Президент! И когда бы мы с ним ни общались, мы говорили только о его замечательной работе.

Меня это уже раздражало, так как начинало казаться, что работа его важнее всего, и даже меня. От таких мыслей мне самой становилось противно, потому что считала я их – «чисто бабскими». А у меня – вроде как умного взрослого человека – подобных глупостей быть в голове не должно. Но все равно было обидно, что разговор всегда шел только о нем, а у меня и не спрашивают: как работа, семья и так далее.

Со временем он вообще перестал звонить, так как мне из Кореи делать это было дешевле. Теперь я сама покупала телефонные карточки и с сотового телефона звонила ему в США. Таким образом, получалось, что ему это стало совсем уж бесплатно, а мне приходилось тратить деньги, заработанные в баре у Кима. Но экономия – да, она и вправду была «налицо»: ему так действительно было дешевле.

У меня по-прежнему была его банковская карта, которой я могла воспользоваться в любой момент, но мне было как-то «неудобно». Все-таки для проживания в Корее мне надо было «всего ничего» и моей зарплаты вполне хватало. А в Америке жизнь – дорогая. Так что я не снимала его деньги, стараясь укладываться в свои, заработанные. Да и самой мне было приятно осознавать, что я тоже могу себя обеспечить.

Как-то в апреле к нам в бар зашли друзья Кима. Насколько я поняла из их разговора, один из них собирался открыть в тауне магазин одеял. Вся его семья пока что жила в другом городе, так что ему требовалась помощница: продавец и приемщик заказов в одном лице.

– Если хочешь, можешь работать и у него, – предложил мне Ким. – С вечера пятницы и до закрытия в воскресенье – будешь здесь, а со вторника по пятницу – в магазине.

Хм-м, но тогда получается, что у меня будет всего один выходной, и работать я буду аки папа Карло – с утра до ночи! Хотя, это не так уж и плохо: в конце концов, так у меня будет меньше времени на невеселые мысли о своем браке, которые посещали мою глупую голову все чаще и чаще.

Кроме того, в тауне мне заниматься особенно было нечем, а деньги за работу в магазине предлагали хорошие – восемьсот долларов в месяц. Что в дополнение к предложенным при такой схеме Кимом двадцати пяти долларам в день плюс чаевые было очень даже неплохо. Поэтому я, немного подумав, согласилась. Тем более, в магазине тоже будет стоять компьютер с доступом в Интернет, так что скучать мне особенно не придется.

Через неделю я приступила к работе на новом месте.

Первое время от покупателей не было отбоя, так как сразу после открытия цены у нас были изрядно занижены – «прикармливали» народ. Но сильно уставать все равно не приходилось, ведь одеяла – это, все-таки, не пирожки: их не покупают каждые пять минут по десятку.

А в пятницу вечером, закрыв магазин, я вновь мчалась в «Лос Лобос», чтобы приступить к работе еще и там.

– Катюш, тебя так надолго не хватит! – сетовала Танина мама. – Ты же толком не ешь даже, похудела вон совсем…

– Да я на работе поем. Вы за меня не волнуйтесь, – отмахивалась я.

– Ну, ты смотри, а то я вон супчик сварила – бери, если хочешь, – предлагала она от души.

У меня же аппетит пропал напрочь. Как, впрочем, и нормальный сон и желание радоваться жизни. Постоянно думая о том, почему Санни мне сам не звонит и когда же, наконец, мне дадут эту чертову визу, я все глубже и глубже проваливалась в черноту беспросветной депрессии.

Постепенно я стала не только есть на работе, но еще и пить. При этом мне даже не приходилось покупать себе выпивку, так как постоянно находились знакомые или друзья, которым было скучно пить в одиночку, и я с радостью составляла им компанию.

Но главным моим собутыльником стал Шпик. Его жена в очередной раз наотрез отказалась приехать в Корею и после этого он запил по-черному.

– Я не понимаю, как она может отказываться приехать!? Она же знает, что я без нее не могу! – жаловался он, глуша тоску пивом. – Мы тридцать лет прожили вместе, а сейчас я – один! Почему, Кэт? Скажи мне!

Я не знала, что на это ответить.

Возможно, она перестала его любить. Но разве ж такое бывает!?

Тем не менее, еще полгода назад они были счастливы вместе, а теперь она ни в какую не хочет приехать и быть рядом с ним. Нет, она не отказывается напрямую, но регулярно придумывает кучу причин, лишь бы не приезжать.

– Мне очень жаль, – единственное, что я могла бормотать, пытаясь утешить лучшего друга.

Шпик в свою очередь регулярно заявлял, что Санни меня недостоин, и что если бы он так уж сильно хотел – мы б давно были вместе.

Я подобные разговоры старалась обрывать, так как возразить было нечего, а обсуждать все это – бессмысленно:

– Ну не разводиться же с ним! Причин-то формальных для этого нет! – возмущалась я.

– Не знаю, не знаю… – бурчал он под нос. – Но и так – тоже нельзя.

В конце концов, мы условились, что больше не будем обсуждать моего мужа и его жену, так как эти разговоры все равно ничем не помогут. Ведь несмотря ни на что, мы как последние дураки все еще любили свои «половинки» и разрушать ничего не хотели. Мы оба еще не были готовы к тому, чтобы поставить жирную точку на собственных браках. Поэтому – просто пили.

Со временем Шпик, известный раньше лишь добрыми и благородными поступками, стал вести себя неадекватно и вступал в драки как минимум раз в неделю. Первым он никогда не начинал, но если уж кто-то его задевал, то он, не разбираясь, давал сразу «в морду». Уж что-что, а драться он умел! Как, впрочем, любой, выросший в «дурном» квартале подросток.

Постепенно все больше и больше времени мы проводили вместе, рассказывая друг другу истории из детства и находя много общего. Мы стали столь неразлучны, что по тауну поползли слухи, будто бы мы – любовники. Даже Ким у меня как-то спросил, встречаюсь ли я с Шоном. Ему я просто ответила «нет», без дополнительных объяснений, так как его это вообще никоим образом не касалось, но если вдруг и кому-то из вас показалось, что между мной и Шпиком возникло нечто большее, нежели просто дружба, то знайте – вам действительно показалось. Нас связывала именно она – дружба. Просто она была такой, какая редко возникает даже между любящими друг друга людьми. А над слухами о нашей якобы «связи» мы с ним вместе смеялись, так как оба любили своих супругов «до гробовой доски», так сказать, и изменять никто никому не собирался.

Однажды я приболела.

Ничего сверх серьезного, но, судя по симптомам, у меня начинался цистит – болезнь малоприятная и что еще хуже – сама по себе не проходящая.

А так как болею я вообще очень редко, то и в тот раз никаких лекарств у меня с собой не оказалось, тем более – от такой «экзотики». Самостоятельно купить что-то в аптеке я тоже не могла, так как не была точно уверена в диагнозе и не знала, что именно мне было нужно. Поэтому встал вопрос о том, что мне придется-таки идти в больницу.