Текст книги "Корейская гейша. История Екатерины Бэйли"

– Да, да, я знаю. Ну, все, меня уже торопят. Пока, – я заметила нетерпеливый жест сидящего рядом охранника, мол, – завязывай, и поспешила закончить разговор.

– Пока, – попрощался Джейсон, и я повесила трубку.

Меня отвели обратно в камеру.

Девчонки вовсю обсуждали свои разговоры с любимыми, менеджерами, подругами. В тауне нас потеряли. Никто не знал, куда мы пропали, хотя все, конечно, догадывались.

– Я Киму звонила, – сказала я.

Лера и Яна смотрели на меня выжидательно. Они тоже были от компании Кима (хотя из Хабаровска в Корею их отправляла другая турфирма, не та, от которой приехала я), но пока еще звонить не ходили.

– Ну, и что говорит? – нетерпеливо потребовали они.

– Да ничего толкового. В понедельник приедет, – грустно ответила я.

– Ну что ж, тогда можно обустраиваться. Два дня нам тут точно сидеть! – мрачно подвела итог Лера.

«Хорошо, если только два», – подумала я, но промолчала.

А ведь переводчик сказал, что еще и допрашивать будут. Да, похоже, что и впрямь, можно обустраиваться. Хотя, что тут обустраивать, если вещей никаких нет?

Мы распределили, где кто будет спать, поделили одеяла: получилось по два на каждого, – на одном спать, другим укрываться. Решили принять душ.

Дверь в туалет и, соответственно, ванную была стеклянная. В сторону двери, снаружи, смотрит камера. Это что же получается, они нас видят? Я отошла вглубь ванной, чтобы проверить, видно ли нас в камеру. Вроде бы нет. А даже если и да, что теперь, – не мыться, что ли? Вода была холодной, поэтому помылись все с крейсерской скоростью.

Вскоре открылось маленькое окошко в двери, и мы заметили знакомый металлический короб, в котором обычно развозят еду. Обрадовались все чрезвычайно, так как был уже вечер, а мы с прошлого дня так ничего и не ели.

Через окошко на пол поставили кучу тарелок, дали палочки и ложки. Мы с нетерпением сняли пленку со всех тарелок, и в нос ударил резкий запах. Не могу сказать, что он был приятный, но все же это был запах еды.

Ложки предназначались для каши, внешне напоминавшей манную (точно я так никогда и не узнала, что это было на самом деле, но явно не она). Также нам принесли разные салатики, жареные яйца и молоко в картонных коробках. «Манку» я попробовала, но съесть так и не смогла. Во-первых, это была все-таки не манка, а во-вторых, даже если бы это была и она – я с детства ее не любила. Яйца съели все, салатики только те, которые были более-менее съедобными. Молоко, к счастью, пили не все, так что тут мне повезло – хоть им напилась до отвала.

После того, как поели, мы собрали посуду и поставили на пол возле окошка. Вскоре подошел охранник и стал забирать пустые тарелки.

– Извините, – обратилась к охраннику Яна, – а можно нам покурить?

Из всех нас не курили только Ира да филиппинка. Уши «пухли» страшно. Мало того, что обычно я выкуривала по пачке в день, так еще и такой стресс пережить! Мне уже казалось, что за сигарету убить все-таки можно. Думаю, остальные считали так же.

– Можно, – на удивление всем нам ответил охранник.

Мы кинулись к сумкам и достали сигареты.

Ах, насколько было бы все проще, если б нам оставили зажигалки! Через решетку парень по очереди поднес нам зажигалку и затем ушел.

Тот, кто не курит – никогда не поймет, а кто курит, тому и объяснять не надо. Проклятый дым показался нам райским облаком! На мгновение мы забыли обо всем.

Нехотя затушив бычки, мы стали думать, чем бы заняться. Решили посмотреть телевизор. Отыскали канал на английском и попали на фильм «День сурка».

– Ничего так комедия. Может на нем и остановимся? – предложила Настя.

Посмотрев фильм, легли спать. Я ворочалась на неудобной лежанке и пыталась представить, что нас ждет. Скорее всего, нас просто допросят и отпустят. Все-таки ничего криминального мы не совершили: не украли, не убили, и даже не дебоширили. За что же нас депортировать? Мне и в голову не приходило, что мы – нежеланные гости в этой стране и что для них мы, можно сказать, – отбросы общества, нелюди, «быдло».

– Насть, ты спишь? – услышала я Иркин шепот.

– По-моему, тут пока никто не спит. В голову всякая гадость лезет: нары, туалет по расписанию и шитье простыней в местной колонии, – пробубнила Яна.

– Да не, до этого вряд ли дойдет, – с сомнением в голосе возразила Настя.

– Вряд ли?! Что значит вряд ли?! Какие нары?! Вы с ума все посходили? Да нас на следующей же неделе отправят домой! – громко заявила Ира.

– Так ты думаешь, что нас все-таки депортируют? – с надеждой на отрицательный ответ пискнула из своего угла я.

– Ну конечно, это даже без вопросов, – уверенно подтвердила она.

– А мы с моим Томом жениться собираемся. Даже не знаю, как теперь быть. Наверное, придется в России расписываться, – с тоской протянула Настя.

– Да мы с Ником тоже, ток теперь я уж и не знаю как, – добавила Ира.

Обе подруги, как они рассказали, проработали в тауне почти год. Встречались со своими парнями около полугода и собирались жениться.

Мы в шутку называли между собой таун городом невест, так как очень часто работа девчонок именно этим и заканчивалась, – замужеством.

Настя с Ирой жили со своими женихами в трехкомнатной квартире. Конечно, их «мама» этого не одобряла, но они умудрялись держать свои отношения в тайне, и бизнес от этого не страдал.

– Девчонки, а вас где взяли? Вас же вроде в «Вестерне» не было? – обратилась я к Лере с Яной.

– Мы в другом отеле были, в Кунсане, – за двоих ответила Лера.

– Тоже со своими пацанами?

– Не совсем. Мы с корейцами были. Нас «мамашка» продала.

– А вы че, прям так, взяли и пошли? Вас припугнули чем-то или просто денег решили подзаработать? – не унималась я.

– И то и другое, – несколько раздраженно буркнула Лерка. – У меня мать дома больная, мне деньги на ее лечение высылать надо. А тут «мамашка» и говорит: «Не пойдете – отправлю в Россию»… Ну и что мне оставалось? – уже без раздражения спросила она, ожидая от нас хоть какой-то поддержки.

Никто ничего не ответил. Здесь каждый сам выбирает, сколько зарабатывать и как.

Я знаю, в России плохая репутация у девчонок, которые работают в Корее или Японии, но далеко не все занимаются там проституцией. Я бы даже сказала, что это – большая редкость. И среди моих близких знакомых (именно близких, а не так – шапочных) не было ни одной, кто занимался бы ЭТИМ.

Во-первых (я смею надеяться именно – во-первых!), все-таки русские девушки не такие распущенные, как, скажем, филиппинки. Если последних чуть не с появлением первых признаков растущей груди пытаются выдать замуж или пристроить к богатому любовнику сами родители, то в России мамы обычно все-таки учат дочерей, что до замужества лучше себя «хранить». Конечно, из всего населения России может от силы один процент себя «хранит», но все-таки мы понимаем, что спать со всеми подряд – это аморально.

Во-вторых, за нами «мамы» и «папы» клубов присматривали. Рисковать клубом решались только самые жадные из них. Пару раз и нам со Светкой предлагали «подзаработать» вне стен «Стерео», а однажды даже угрожали отправкой домой. Но мы сразу поняли, что они блефуют, и на «подработку» такую не согласились.

В-третьих, таун – город маленький. Новость о том, что в таком-то клубе «девки снимаются» разлетелась бы со скоростью ракеты, и американцы просто перестали бы туда ходить. А они, как ни крути – приносят основной доход хозяевам клубов. Так что хотите – верьте, хотите – нет, но таких, как Лера и Яна, в Корее – единицы. Я это называю даже не проституцией, а глупостью и жадностью.

С горем пополам мне удалось уснуть. Ночью я без конца просыпалась и долго не могла понять, где нахожусь.

Наступил новый день, но для нас почти ничего не изменилось. Всё та же камера, всё те же лица.

Чтобы хоть как-то «убить» время, мы рассказывали друг другу истории своих жизней, вспоминали смешные ситуации на работе, травили анекдоты и пели песни. В общем, развлекали сами себя как могли.

Хорошо, что у каждой из нас нашлись кое-какие средства гигиены: у меня был с собой шампунь и кондиционер, которые я прихватила из номера отеля, когда собиралась, у Иры – крем, а Насте разрешили взять с собой маленькие «кусачки» для маникюра. Иначе нам бы еще до-о-лго пришлось ходить с шелушащейся от холодной воды кожей, отросшими как попало ногтями и всклокоченными грязными волосами.

Нам принесли завтрак: яичница, салатики, супчик из морской капусты. Супчик вонял так, что мы все поспешили закрыть его обратно пленкой и убрать подальше.

После завтрака нам снова разрешили выкурить по сигарете.

– Ирка, ты ж не куришь? Будь другом, подкури, а потом нам отдай, – попросила я.

Одной сигаретой никто не накуривался, и моя идея всем понравилась. Позже мы приобщили к нашему обману и филиппинку.

– Девчонки, ну чем заняться!? А то уже мозги закипают от безделья! – застонала я.

– Ну, иди вон Библию полистай. Тебе, как преступнице, не мешало бы узнать, в какой из кругов ада ты попадешь. Жаль только, Библия на корейском. Но ничего, времени у нас тут навалом, так что осилишь заодно и корейскую грамоту! – с издевкой предложила Ира.

Я глянула на нее хмуро, но к полке с книгами все-таки прошла. Авось повезет, и найду что-нибудь на английском. Я долго рылась и перебирала книги, но так ничего и не нашла. Однако я заметила, что во всех книгах первые три-четыре страницы пустые. Недолго думая я выдрала их и понесла к своей «лежанке».

– Ты чего удумала!? А если они увидят, что ты государственное имущество портишь? – спросила Ирка безразлично, но с легкой иронией.

– Ну, подумаешь, значит – депортируют быстрее, пока все не перепортила. Я просила у них бумагу и ручку. Вместо ручки дали фломастер, а вместо бумаги – ничего не дали. Так что сами виноваты.

– Но это ж Библия! КОРЕЙСКАЯ! – округлив глаза и с интонацией алкоголика, на глазах у которого разбили бутылку водки, воскликнула она.

– О да! Ужас! Гореть мне в корейском аду, синим пламенем! – было в самую пору шутить, вот мы и развлекались черным юмором, как могли.

Я взяла листочки, аккуратно разорвала их на тридцать шесть частей и принялась разрисовывать. Через час все было готово.

– Кто в дурака будет? – громко и радостно спросила я.

Все сбились в кучку, кроме филиппинки.

– Блин, жалко мне ее, девчонки. Мы-то хоть друг друга понимаем. А ей каково? Сидит себе там одна, в углу… – тихо сказала Настя.

– Да, действительно, ей, наверное, хуже всего приходится. Но, извините, что мы можем ей предложить? Научить в дурака резаться? Да она ни в жизнь не запомнит. Это, во-первых. Во-вторых, как ты ей объяснишь, что такое «козырь»? Лично в моем словарном запасе таких высокопарных слов на английском нет, – ответила я.

– Э-эй, тебя как зовут? – обратилась Яна к девушке по-английски.

– Мария, – удивленно и едва слышно представилась филиппинка. Она так привыкла к своему одиночеству, что кажется, испугалась нашего внезапного интереса.

– Ты как, в порядке?

– Да-да, спасибо. У меня все о’кей, – торопливо закивала головой и заулыбалась она.

– Хочешь в карты поиграть? Ты игры знаешь какие-нибудь?

– Нет, я не умею. Да все о’кей, вы за меня не волнуйтесь.

– Ну ладно, о’кей так о’кей, – пожали плечами мы и раздали самодельные карты.

Сыграли несколько партий в дурака, потом Ира предложила сыграть в тысячу.

– Да ну, это долго, – протянула Лера.

– А ты что, торопишься куда? У тебя, может, свидание с кем, или на работу бежать надо? – съязвила Ирка.

– Ладно. Давай в тысячу, – расстроено буркнула Лерка и уткнула подбородок в колени.

От вечного сидения на полу седалищный нерв начинал отниматься и мы все время ерзали, пересаживались, садились на корточки, делали разминку.

Теперь мы поняли, почему все кореянки отличаются такой плоской конструкцией мягкого места, – от постоянного сидения на жестком полу.

– Слушайте, мне надоело играть. Я пойду, телевизор посмотрю, – сказала вдруг Настя.

Она включила телевизор и стала искать канал на английском. Через пару минут нашла.

Шел «День сурка». Опять. Мы все рассмеялись.

– Да, не велик выбор. Там еще есть канал жрачки. Он хоть и на английском, но так как там просто постоянно что-то готовят – можно посмотреть. Хоть вспомнить, что такое нормальная еда, – предложила Яна.

Настя переключила на канал еды. Бойкий парнишка готовил что-то божественное. Руки порхали над баночками с приправами, тарелочками с соусами и отменными кусками стейка. Мы уставились на телевизор, как зачарованные.

– Кто-нибудь, – дайте салфеточку, по-моему, я слюной футболку запачкала, – со взглядом очумевшего от «дихлофоса» таракана промямлила Лерка.

– Кончились, я все на свою майку истратила. Девки, не издевайтесь, а!? – жалобно попросила я.

Мы решили, чем так мучиться, уж лучше посмотреть «День сурка» еще раз. Потом пообедали, покурили (теперь уже по полторы сигареты: спасибо Ире и Марии), еще поиграли в карты, поужинали, поболтали перед сном и легли спать. Так прошел еще один день.

Завтра начинался понедельник – день допросов.

Глава 3

Где-то внизу живота явственно чувствуется тугой узел напряжения, скопившегося от невыносимого ожидания последних дней. Мы все ужасно переволновались, помня о том, что сегодня нас начнут допрашивать, и еще неизвестно, чем эти допросы для нас закончатся.

И в то же самое время в глубине души каждая из нас надеялась, что ее либо отпустят работать дальше, либо просто отправят домой. По сравнению с перспективой провести долгие годы в камере, даже принудительная высылка на Родину казалась нам не столь уж страшной. После двух дней, проведенных здесь, нам уже было все равно: куда и как. Лишь бы на свободу!

Я до сих пор, когда вижу в кино заключенных, сразу же вспоминаю свои размышления того периода: «Ладно еще, когда ты знаешь, что через год или два тебя выпустят, – можно жить и ждать, когда это произойдет. А вот как себя чувствуют те, которые сели на всю жизнь? Зачем они живут?! Чего ждут?! Чуда, что может быть когда-нибудь и их отпустят? Можно ли жить, имея лишь призрачную надежду на свободу?! Мне казалось, что – нет. По крайней мере, я бы – не смогла».

Вот такие грустные мысли меня посещали.

Да-а, вот кому здесь раздолье, – тому, кто любит пофилософствовать о смысле бытия. Похоже, что тюрьма – лучшее место для подобных размышлений. Обычно у нас не хватает на них времени. Здесь же время – единственное, что у нас осталось.

Но, не буду больше нагружать вас своей философской белибердой, а вернусь к моей истории.

– Девчонки, смотрите, не проболтайтесь про соки! Если они узнают, что мы еще и соки пили, – начнется разбирательство. «Мамашек»-«папашек» клубных да менеджеров начнут таскать по судам, а нас вообще отсюда не выпустят, – серьезно начала Ира. – А вы, – она обратилась к Лере с Яной, – не вздумайте признаться, что с корейцами за бабки ходили. Скажете, что они – ваши знакомые. Позвали побухать. Все ясно?

Ира с Настей пробыли в Корее дольше всех нас и, соответственно, знали о местных особенностях куда больше нашего. Вот мы и старались прислушиваться к их советам.

– Во всем остальном – лучше не врать, а то не дай Бог сами запутаетесь, – весомо добавила Настя.

– Ладно, уж, – поняли, – понуро закивали девчонки.

Раздался скрежет замков, дверь отворилась, и вошли двое охранников.

– Валериа Говрилова, – громко, старательно выговаривая незнакомые слова по бумажке, огласил один из них, – и Ирина Паноева.

Девочки встали и направились к выходу.

– Ни пуха! – хором крикнули мы.

– К черту! – ответили нам дружно, в один голос.

Их не было около часу. Когда вернулись – на обоих лица не было.

– Как вы? Как все прошло? Что спрашивали? Вы нормально? – засыпали мы их вопросами.

– Янка, мы попали. Там корейцы были, с которыми мы ездили. Их тоже допрашивали, – упавшим голосом сообщила подружке Лера. – Отпираться бесполезно. Они уже во всем признались: и сколько «мамашке» заплатили, и сколько нам… Я все рассказала.

– Ой, б…ть! Ну, попали! – в ужасе прошептала Яна.

– Яна Сысоева и Анастасия Кобанова! Пошли, – охранник сурово взглянул на наш бурный обмен информацией и требовательно позвал на выход следующую партию «смертничков».

– Ни пуха, – уже с меньшим энтузиазмом напутствовали мы.

– Да к черту! – нервно отозвались Яна с Настей.

Я поняла, что из-за Леры с Яной у нас у всех еще могут возникнуть проблемы. Раз эти двое были с корейцами за деньги, то с чего им верить остальным!? Наверняка они думают, что все мы именно проституцией в Корее и занимаемся.

Я бросилась к Ире и скомандовала:

– Рассказывай!

– Да капец! С чего начать-то…? – вид у нее был растерянный. Было такое ощущение, что она под асфальтовым катком побывала. – Сперва кореец через переводчика спрашивал, с какой целью я была в гостинице и кем мне приходится Ник. Когда я сказала, что мы жениться собираемся, он стал расспрашивать о нашей интимной жизни: сколько раз за ночь мы занимались любовью, сколько раз в неделю, как часто он и я кончали… Когда я спросила, зачем ему это надо знать, он ответил,… не поверишь, – ТАК ОН УЗНАЕТ, ЛЮБИМ МЫ ДРУГ ДРУГА ИЛИ НЕТ! – перейдя в последней фразе на крик, закончила рассказ Ира.

У меня на глаза навернулись слезы. Я представляю, каково было ей: вот так, запросто, взять и выпотрошить перед каким-то говнюком все самое ценное и дорогое, все личное и глубоко интимное, принадлежащее только им двоим; превратить воспоминания о близости с любимым человеком в банальную похабщину в угоду этим моральным уродам с искаженным восприятием ценностей… Мне стало тошно. Физически тошно.

Ира отдышалась, уняла дрожь в руках и продолжила уже спокойнее:

– Спрашивал, как долго мы встречались. Про соки спрашивал несколько раз в разных формулировках: все запутать пытался. Еще спрашивал, сможет ли Ник приехать, чтобы подтвердить мои слова. Я позвонила своему, но он говорит, что у них учения начались и приехать не сможет, – база закрыта. Вот, собственно, и все, – с тяжелым вздохом закончила она.

– Ты не расстраивайся. Самое худшее уже позади. Жаль, конечно, что Ник не приедет. Но все равно все будет хорошо! Ты как, нормально? – я продолжала произносить «правильные» слова, хотя и понимала, что они ничем не помогут. Ей сейчас очень тяжело, и единственное, что могло бы помочь – это встреча с любимым человеком. Но он не приедет.

Ира ничего больше не сказала, и притихла, свернувшись в комочек на одеяле.

От дикого волнения меня начала колотить дрожь. Пальцы рук заледенели, ногти приобрели лиловый оттенок. У меня всегда так бывает, когда сильно волнуюсь.

На душе было гадко и хотелось выть. Не подумайте, что это метафора, – мне и в самом деле хотелось задрать голову и завыть от тоски и отчаяния, как воют волки в холодную ночь.

Очередной скрежет замка. Открывается дверь.

Сердце стукнуло и провалилось.

Вошли Яна с Настей. Позади них топтались охранники.

– Екатерина Гладкова и Мария Мугос.

Я еле как доволокла ноги до двери: слушаться они не хотели.

«Господи помоги! Господи помоги! Господи помоги! Господи-помоги-господи-помоги-господи-помоги…!» В голове настойчивым молоточком стучала лишь эта фраза-заклинание.

Нас провели по коридору в комнату, напоминающую офис солидной компании. Меня посадили в один конец помещения, Марию – в другой.

– Хотите кофе, сигарету? – вежливо поинтересовался переводчик.

– Да, пожалуйста. И то и другое, – ответила я благодарно.

Мужчина принес мне кофе в картонном стаканчике и дал сигарету. Я с жадностью прикурила и отпила кофе. Напряжение, кажется, понемногу стало отпускать.

– Ваше полное имя, дата рождения, – произнес он. Все это время он лишь переводил вопросы, задаваемые полицейским, сидящим за столом напротив меня.

– Екатерина Алексеевна Гладкова. Шестнадцатое июня тысяча девятьсот восемьдесят первого года.

– Где вы работаете?

– Город Кунсан. Америка-таун. Клуб «Стерео», – чеканила я без запинки.

– Как долго вы там проработали?

– Один месяц, – вздохнув, ответила я.

Переводчик посмотрел на меня с нескрываемым удивлением, но промолчал.

– Кем вам приходится Джейсон Шеппард? – задал он очередной вопрос.

Теперь уже настала моя очередь удивляться: «откуда он знает его имя?».

Но потом я вспомнила, что при осмотре номера его также просили предъявить документы и переписали все данные в протокол.

– Он мой друг.

– Вы встречались? Он ваш парень?

– Да, мы встречались.

– Как долго?

– Около трех недель.

– У вас были сексуальные отношения?

– Нет, не было.

Я отвечала спокойно, без пауз и лишних эмоций. Благо, после рассказа Ирины я уже была готова к подобным вопросам.

– А почему не было?

– Я не хотела торопиться.

– Но он же вам нравился? Так почему не было? – настаивал он на своем. Похоже, им очень хотелось услышать подробности нашей интимной жизни. А вот фиг вам! Я не собиралась выдумывать того, чего не было, только затем, чтобы потешить их нездоровое любопытство.

– Меня мама учила, что до свадьбы себя хранить надо. Вот поэтому и не было, – ответила я. Надеюсь, они не заметили иронии в моем голосе.

– И ваш парень не возражал?! – он даже не пытался скрыть недоверия.

– Не, он у меня джентльмен.

– И у вас ни разу не было секса?! – полицейский, как и переводчик, все еще отказывался мне верить.

– Не было, – упорно стояла я на своем. – Вы ведь простыни из номера именно для этого забрали, – чтобы проверить, был у нас секс или не было. Зачем еще и меня по сто раз об этом спрашиваете?! – не выдержала я.

– Ну ладно, ладно… Вы утверждаете, что с Джейсоном у вас были серьезные отношения. Как часто вы встречались? Что делали?

– В парк ходили гулять, обедали в ресторане, просто так по Кунсану гуляли… – принялась перечислять я.

– А он вам подарки делал? – прервал меня полисмен.

– Ам-м… цветы дарил, – после секундной паузы выдала я.

– И это – все? – протянул он разочарованно. – Ни ценных подарков, ни денег он вам не дарил?

Ах, вон к чему он клонит! Пытается прознать, встречалась я с Джейсоном просто так, аль за дорогие подарки да за деньги. Ну-ну…

– Нет, ничего ценнее цветов не дарил. Но они краси-и-и-ивые были, ужас! Лилии. Я люблю лилии, – я уже не могла удержаться от сарказма.

Тут что-то всплыло в моей памяти, мозги зашевелились активнее, еще активнее: лилии, лилии… что-то такое, связанное с ними… Боже, ну да! Ведь я вытянула из корзины лилию с двумя цветками, а Светка сказала, что это – плохая примета! Вот черт! Права была. Яркая вспышка воспоминаний пронеслась в моем сознании, и я «уплыла» в события недельной давности.

Вот мы гуляем по Кунсану. Я периодически подношу цветок к лицу и вдыхаю немного резковатый, но абсолютно неповторимый, особенный запах лилий. Джейсон держит меня за руку и шепчет какие-то глупости, приятные и понятные лишь нам двоим… В моей голове проносились наши встречи, прогулки, чувства, возникшие так неожиданно и поглотившие меня целиком.

– Значит, подарков он вам не делал. А на работе он вам выпивку покупал? – был задан очередной вопрос, но я его даже не заметила, «уплыв» туда, где мне было так хорошо.

– Прошу прощения! – сквозь дымку воспоминаний до меня, наконец, донесся голос переводчика, заметно повысившего тон.

Я «вынырнула» в реальность:

– Да, извините. Что вы сказали?

– Покупал ли ваш друг выпивку вам на работе? – переспросил он.

– Нет, я вообще редко пью, а на работе – тем более.

– У вас есть совместные фотографии?

– Да, но у меня забрали их. При аресте, – напомнила я.

– Одну минутку, – переводчик извинился и отошел.

Полисмен остался сидеть на месте, продолжая разглядывать меня с откровенным презрением.

«Не верит, – подумала я. – Ну и ладно, я здесь не для отпускания грехов».

Переводчик вернулся минут через пять с бумажным пакетом. Вскрыл его и извлек на свет мои вещи: кошелек, фотографии, блокнот.

– Эти фотографии? – спросил переводчик и посмотрел на меня.

– Да, эти.

Он стал просматривать фотографии: вот мы в Кунсане, в парке, в «Стерео». Я неожиданно вспомнила, что на одной из фотографий мы сидим за столом, и передо мной стоит сок. Вот черт!

Естественно, он обратил внимание именно на нее.

– Что это за напиток? – спросил он сухо.

– Коктейль. Мы ходили в бар до работы, и я выпила коктейль. Праздник был.

– А что в коктейле, какой это был бар и что за праздник?

– Коктейль обычный: сок, немного ликера и что-то еще. Название бара не помню. А праздник был – Первое Сентября, – с ходу соврала я, не моргнув и глазом.

– Это вы до работы сфотографированы или после?

– До.

Хм, и к чему это он клонит? – пока не понимала я.

– А вы всегда так по-вечернему одеваетесь средь бела дня? – с интонацией «ага, попалась!» уточнил переводчик.

– Нет, только по праздникам. Первое сентября – большой праздник в России, – с улыбкой «меня так просто не проймешь» отрезала я.

Лицо полисмена, когда переводчик передал ему мой ответ, еще заметнее исказилось злостью и презрением, а глаза – еще больше сузились.

– Вы можете попросить своего друга приехать, чтобы он подтвердил ваши слова? – спросил он.

– Я могу позвонить, но не уверенна, что он сможет приехать, – я была почти уверена, что он не приедет. Ведь Ник сказал уже Ире, что у них начались учения и с базы никого не выпускают.

Но на всякий случай решила уточнить:

– А где мы вообще находимся? Куда ему ехать-то, если он все-таки сможет?

– Ченджу.

– Скажите,… нас депортируют? – волнуясь и слегка запинаясь, я задала и самый главный, давно мучивший всех нас вопрос.

– Да. Пока что не могу сказать точно, – сможете вы впоследствии вернуться в Корею или нет, но что депортируют – это точно. Так что если ваш друг приедет, пусть привезет ваши вещи.

Сердце, похоже, ухнуло куда-то вниз, да так там и осталось.

Негнущимися пальцами я набрала привычный номер.

– Алло? – немедленно откликнулись в трубке.

– Привет, это я. Меня сейчас допрашивают и, похоже, нужно чтобы ты приехал. Это важно. Ты сможешь? – скороговоркой выпалила я, втайне надеясь, что он все-таки сможет вырваться и приедет.

– Да, конечно. Куда нужно ехать? – с готовностью откликнулся Джейсон.

– Ченджу. Я точно не знаю, где это. Мне тут девочки сказали, что у вас учения. Я думала, что база закрыта, – с волнением уточнила я.

– Я приеду завтра. Никаких учений сейчас нет. Ты в порядке?

– Да. То есть, не очень… меня депортируют, – последние слова я буквально выдавила из себя по капле. Почему-то даже произносить их было страшно, больно и физически трудно.

– Как? Это точно? Но почему?! – он уже почти кричал в трубку.

– Они ничего не объяснили. У меня к тебе просьба: зайди к Свете и забери все мои вещи, – добавила я.

– Хорошо, я съезжу к ней сегодня, – грустно пообещал Джейсон. – Мне очень жаль, что так вышло. Я обещаю, все будет хорошо! – добавил он, пытаясь хоть как-то подбодрить меня.

– Да, конечно. И спасибо, что согласился приехать. Для меня это очень важно, поверь, – голос начал предательски дрожать, глаза защипало от подступающих слез. – До завтра, – выдохнула я.

– До завтра, – эхом отозвался он.

Смысл происходящего, наконец, начал доходить до меня со всей своей очевидностью: завтра будет наша последняя с Джейсоном встреча. Моя сказка на этом закончилась. Я уеду от него навсегда!

Слезы полились по щекам, и я не могла больше держать эмоции под контролем.

От нахлынувшей боли я согнулась пополам и зарыдала. Меня охватило отчаяние: впервые за много лет я наконец-то была счастлива, но все это вот-вот закончится. Господи, ну почему все должно было прекратиться, едва начавшись!? За что, Господи-и-и!!!???

Я почувствовала на плече чью-то руку.

– Не плачьте. Вполне возможно, что все еще образуется, – сочувственно произнес переводчик.

– Он приедет. Завтра, – собрав волю в кулак и стараясь больше не плакать, слегка запинаясь, проговорила я. – Но ничего уже не образуется. Ни-че-го… У вас еще есть вопросы ко мне?

– Нет, можете идти, – разрешил кореец и подозвал взглядом охранника.

Меня привели обратно в камеру.

Когда дверь открыли, девчонки бросились ко мне с расспросами:

– Что с тобой? Ты чего плачешь? Твой приедет?

Я не могла заставить себя отвечать. Мне хотелось одного: поскорее забиться в угол и уснуть. Однако я понимала, что так просто они от меня не отстанут. Придется ответить.

– Завтра приедет. Нас точно депортируют, но они не сказали, сможем мы вернуться сюда или нет, – кое-как промямлила я.

– А как же он приедет, если у них учения? – искренне удивилась Ира.

– Нет никаких учений, – отрезала я. Было ясно, что их парни либо бояться ехать в корейскую полицию, либо просто не хотят.

Мне было немного жаль их разочаровывать, но я сказала правду. В данный момент по-настоящему мне было жалко только себя, и плевать я хотела на остальных.

С одной стороны, меня радовало, что Джейсон все-таки приедет, и завтра я его увижу. Ура! Он не струсил и он – не подонок! Два раза – ура!

С другой стороны, я понимала, что это – наша последняя встреча. Да, нам было очень хорошо вместе, все шло к красивому хэппи-энду, но… до ареста мы даже близко не подошли к тому, чтобы заговорить о нашем совместном будущем. Мы думали, что у нас еще будет для этого время. Теперь же у нас нет ни времени, ни будущего.

Для меня наши отношения были первым сильным и значимым чувством. И хотя до Джейсона у меня уже были мужчины, но ни к кому из них я не испытывала настолько сильных эмоций. Мне нравилось в нем все: внешность, смех, чувство юмора, манера ухаживать, внимание к моим желаниям… Думаю, что впервые в жизни я встретила настоящую любовь.

В тот день, когда я поняла, что ее у меня забрали, мне стало так холодно и одиноко, как никогда. Лучше бы я и не встречала ее вовсе. Тогда бы мне не было так больно.

Вокруг была какая-то суета, всхлипывания, но я никак не реагировала на происходящее. Сквозь полудрему я слышала, как кто-то из девчонок просит сотовый, куда-то звонит,… потом принесли обед, унесли тарелки… А я все лежала и думала о том, как жить мне дальше и чем я буду заниматься по приезду домой.

К вечеру я более-менее отошла. Мне по-прежнему было плохо на душе, но все же предвкушение встречи с Джейсоном взяло верх, и я нашла в себе силы рассказать девочкам о моем допросе поподробнее.

Ира и Настя были сильно расстроены поведением своих парней. Я даже не пыталась представить себя на их месте: не смогла бы.

Мы вяло перекидывались фразами, – силы из нас словно высосали.

К вечеру решили посмотреть телевизор. По привычке отыскали канал на английском. Зазвучали знакомые слова, замелькали знакомые кадры…

– Да они что, издеваются!? – услышала я голос Леры. Нам снова показывали «День сурка».

Мы переглянулись и расхохотались:

– Ну, точно – день сурка! Каждый день одна и та же еда, стены и даже фильм! – чуть не катаясь по полу в приступе смеха, грозящего перейти в истерический, выдавила я.

Если кто не помнит: главный герой фильма переживал один и тот же день снова и снова. Не менялось ничего, только он сам.