Текст книги "И вечный бой..."

11

Они прибыли точно на место назначения, но Модьун еще колебался.

«Должен ли я согласиться с ее решением?» – спрашивал он себя.

Конец его обезьяньего существования?

Хозяин Нунули предостерегал против этого. И Модьуна волновало то, что глупые животные могут быть настроены против человеческих существ. Тогда им придется решать, до какой степени использовать способы защиты.

Модьун обернулся к женщине, чтобы спросить, думала ли она об этом. И увидел, что она идет к прелестному забору в конце дороги. За забором был крутой обрыв. А ниже простирался город Галли; он раскинулся дальше, чем Модьун представлял себе раньше. Женщина прислонилась к забору и посмотрела вниз. Модьун остался на прежнем месте, но и отсюда была видна большая часть того, что видела она.

Теперь он заметил кое-что, чего не замечал раньше, – самый высокий дом. Люди стояли на вершине холма, и вид, открывшийся перед ними, был поразительным. Даже крыши далеких небоскребов были ниже того места, где стоял Модьун.

Он подумал: «Может быть, ей нравится не разнообразие красок, а высота».

На него вид произвел должное впечатление.

Ему пришло в голову, что, как опытный человек, он должен что-то делать.

Что?

Он огляделся. Автомобиль довез их до дома. Дорога шла мимо и поворачивала вправо за дом. Очевидно, она шла по кругу, потому что автомобиль появился дальше внизу и помчался назад по той же дороге, по которой приехал.

Модьун внимательно посмотрел на дом. Если тот занят, то этого не видно. Вблизи ни звука, ни движения. Нет, звук все-таки был. Полуденный ветерок шелестел кустами. Опавшие листья с шуршанием неслись по вечной пластмассовой дороге. Неожиданно громко запел жаворонок.

Модьун направился ко входу. Он чувствовал, что женщина оглянулась. Модьун назвал свое настоящее имя дверному компьютеру, и Судлил пошла к нему. Модьун нажал защелку. Когда замок открылся, он толкнул дверь. Оглянувшись, он шагнул к женщине и одним движением поднял ее.

Его удивил ее вес, но он дал мускулам команду увеличить усилие и без труда перенес ее через порог.

У него лишь чуть-чуть перехватило дыхание, когда он опустил Судлил на пол и поддержал, чтобы она восстановила равновесие. Судлил сказала удивленно:

– Что это значит?

– Свадебная церемония, – спокойно сказал Модьун.

Он объяснил, что во время ареста смотрел по телевизору несколько драм, и в заключение добавил:

– Фильмы наскучили мне, и я перестал их смотреть. Но пары животных делали так. – Он пожал плечами, как часто делал Дуулдн. – Я запомнил некоторые детали.

– Значит, я теперь твоя жена? – заинтересованно спросила Судлил.

– Да.

– Ну, – неуверенно сказала она, – я думаю, что при таких обстоятельствах…

– Конечно, – сказал Модьун, – так как мы собираемся заниматься сексом.

Она кивнула и отвернулась.

– Посмотрим, как выглядит дом людей через три тысячи лет.

Модьун не возражал. Он шел за ней из комнаты в комнату, и все здесь выглядело намного красивее, чем описывали обучающие машины. К трем спальням примыкали ванные. Стофутовая гостиная. Большая столовая. Кабинет. Несколько небольших спален для животных с отдельными ванными, две комнаты, назначение которых было неясно, и столовая с автоматическим оборудованием.

Машины не могли передать красоту мебели. Все было сделано из неразрушающихся пластмасс и очень искусно. Форма поверхностей по-разному отражала свет. Давно умерший мастер добился, чего хотел: мерцающее палисандровое дерево в одной спальне; впечатление старины – в другой. Небольшие резные диваны из тикового дерева в большой комнате. В той же комнате были удобные кожаные кресла и пышные китайские ковры и драпировки, которые выглядели гобеленами.

Молодожены ходили из комнаты в комнату, и Судлил чувствовала, что всем довольна. Наконец, они пришли в столовую, и Судлил сказала многозначительно:

– Нам даже не нужно выходить из дома, чтобы поесть.

Модьун понимал ее. Но ему казалось ошибкой не обратить ее внимание на отрицательные аспекты.

Женщина продолжала:

– Как ты знаешь, во время роста мы подверглись некоторой необходимой деградации. Еда и последующее избавление от отходов. Качественный сон, который требует времени. Необходимость стоять и сидеть – это все неприятно. Но, тем не менее, мы здесь. Поэтому можно делать все эти вещи по крайней мере в уединении нашего жилища.

Модьун медлил:

– Мы должны помнить, что Нунули, вероятно, теперь знают, где я нахожусь, и, может быть, узнали, что ты тоже здесь.

– С исторической точки зрения, – сказала Судлил, – понятно, что эти вопросы не касаются женщин. Так как мы вернулись на более низкий эволюционный уровень, ты тоже не должен думать о таких деталях.

Модьуна вдруг осенило. Судлил всегда ценили за женскую точку зрения. И, очевидно, у нее было время, чтобы обдумать свое новое состояние. Теперь она демонстрировала новую философию. Интересно. Но она не учитывала, что, если Нунули займутся ею, то их давление на нее будет таким же сильным, как и на него.

Женщина заглянула в несколько шкафов. Наконец, довольная, она посмотрела на Модьуна.

– Мы осмотрели дом, – сказала она. – Что мы будем делать дальше?

Модьун объяснил, что он хотел, чтобы они совершили кругосветное путешествие. Но он предполагал, что они подождут несколько дней, – он хотел подождать, пока не истечет срок его наказания, но не сказал этого прямо. Судлил терпеливо слушала, пока он говорил, а потом сказала:

– Хорошо, но, что мы будем делать сегодня?

Модьун не растерялся, он просто приспосабливался к тому, что ей необходимо чем-то заниматься.

– Мы можем заняться такими же философскими рассуждениями, как вели за барьером, – сказал он.

Она прервала его дрожащим голосом:

– Мысли не имеют особой ценности для этого тела.

Модьун продолжал:

– Мы можем посидеть, полежать, почитать книги о животных в кабинете, а потом пообедать. А потом, может быть, посмотреть телевизор. А потом, конечно, пойти спать.

– Ты имеешь в виду, просто посидеть?

Поразительная реакция. Когда она говорила, то видела его лицо. И должна была понять, что для него это тоже проблема. Помедлив, она сказала:

– Я чувствую в своем мозгу… возбуждение. Как будто все эти нейтральные отделы, которые контролируют движение, подвергаются влиянию каждого моего взгляда и особенно звука. То же происходит при прикосновении к моим ногам, когда ветерок гладит мою кожу. А обоняние и вкус заставляют меня чувствовать себя неловко. Но я хочу двигаться.

Она посмотрела на него.

– Хорошо?

Модьун терпеливо улыбался, пока она не закончила.

– Ты могла заметить, что эти чувства усилились после того, как ты вышла за барьер. Прекрасно и знакомо. Пути нервных импульсов давно проложены. Но здесь, – он посмотрел вокруг, – дом, город, люди – все новое и возбуждает, несмотря на то, что это обычные вещи. Ты должна понять: это импульсы тела, а тело должно управляться философски идеальным разумом. Закрывай глаза как можно чаще. Если это не помогает, то вставай и танцуй, как животные. Во время ареста я часто делал это, особенно, если звучала определенная музыка.

По выражению ее лица Модьун видел, что его слова вызвали в ней реакцию сопротивления, подобную той, которую она обнаружила, столкнувшись с обонянием и осязанием. Тогда он поспешно добавил:

– Может быть, у тебя есть предложения?

– Почему бы нам не заняться сексом? – ответила она. – У животных это обычно занимает около полутора часов. Так мы проведем время до обеда. А после того как мы поедим, можно будет решить, что делать вечером.

Модьуну казалось, что сейчас неподходящее время для секса. Почему-то он считал, что сексом занимаются поздно вечером или рано утром. Но он уже установил, что большое тело было для Судлил слишком сильным переживанием.

«Ну, хорошо», – подумал он.

Когда он вел ее через самый длинный овал в самую большую спальню, он добродушно заметил:

– Дода верит, что исторически, пока мы окончательно не стали людьми, только некоторые святые люди могли вообще обходиться без полового акта. Очевидно, что бы ни сделали Нунули, они создали в человечестве это святое свойство; я полагаю, что это слово как-то связано с примитивной философией. Не занимаясь сексом, мы отличались от людей-животных и смогли подняться до настоящих людей.

Когда он закончил, у него появилась другая мысль.

– Твои гениталии, – спросил он, – очень похожи на половые органы женщин-животных?

– Я никогда не проводила подробное сравнение, – ответила Судлил. – Внешне, по первому впечатлению, да.

– Я взял на себя труд, – сказал Модьун, – исследовать нескольких самок. Я мог бы сделать точный беспристрастный анализ.

– Хорошо, – сказала женщина.

– Очень похоже, – ответил он через несколько минут.

– За исключением одного, – продолжал он, – животные-женщины выделяют большое количество масла. А у тебя я его не обнаружил.

– Я заметила, что в тебе нет признаков жесткости, которая наблюдалась у самцов, которых мы видели. Помнишь? – сказала Судлил.

– Может быть, это явление возникает, как следствие активности, – сказал он. – Давай лучше начнем.

Попытка заняться сексом вскоре поставила обоих в тупик. Они вертелись в постели, были слегка шокированы физическим соприкосновением с кожей друг друга, вздрагивали, отступали, но решительно не проявляли любопытства. Наконец, обескураженные, они отодвинулись друг от друга.

Вскоре Модьун заметил:

– Кажется, животные находятся в особом состоянии возбуждения. Действительно, тогда присутствовал неприятный запах. У нас не было такого возбуждения, и я чувствовал только слабый запах пота.

– Когда твои губы были против моих, – сказала женщина, – ты выделял слюну, она увлажняла мой рот и это было очень неприятно.

– Я думаю, было бы нелепо, если бы сухой рот касался сухого рта, – оправдывался Модьун.

Она ответила не словами, а подвинулась к краю кровати, опустила загорелые ноги на пол и села.

Она начала одеваться. Через минуту на ней были брюки и блузка. Когда она наклонилась, чтобы обуть туфли, сделанные из кожи животных, она сказала:

– Так как это заняло меньше времени, чем я думала, я прогуляюсь. Что ты будешь делать?

– Я полежу здесь с закрытыми глазами, – сказал Модьун.

Пока он говорил, она прошла в дверь и исчезла. Он слышал ее удаляющиеся шаги по толстому ковру, потом далекая входная дверь открылась и закрылась.

Прошло немного времени.

Когда спустились сумерки, Модьун оделся, прошел в столовую и поел. Потом, удивленный, он вышел из дома и огляделся в поисках женщины. Он видел дорогу, которая поворачивала внизу к городу. Вся дорога не была видна с того места, где он стоял, но на улице зажглись огни, и он видел, что Судлил нигде нет.

Модьун вспомнил ее отказ питаться в общественной столовой и подумал:

– Она скоро проголодается и появится.

Он вернулся в дом и лег; он начал привыкать к этому во время ареста. Через несколько часов наступило время идти спать.

Судлил все еще не было.

«Ну…» – думал он. Но терпел. Очевидно, женщина решила исследовать город в первый день. Он вспомнил ее потребность в движении. Очевидно, это чувство продолжало управлять ею.

Он разделся, лег в постель и уснул.

Где-то темной ночью раздался взрыв.

12

В долю секунды катастрофы все человеческие существа, находившиеся за барьером, автоматически выдали массовое мысленное сообщение, что делать. Модьун получил это сообщение.

Каждый из людей автоматически сразу осознал угрозу и две альтернативы: сопротивляться или нет. И невероятным было то, что никто, кроме Модьуна, не смог решить такие вопросы.

Его политика пассивного принятия правил людей-гиен и Нунули была единственной определенной мыслью. И во время роковых миллионных долей секунды, когда они еще могли бы что-то сделать, эта предписанная схема поведения смешалась с тем, что в другое время могло оказаться естественной реакцией.

Какой бы была эта естественная реакция, никто никогда не узнает. Мгновение, когда еще что-то можно было сделать, пролетело слишком быстро для того, чтобы единое психическое пространство успело отреагировать.

И это мгновение ушло навсегда.

В предпоследний момент появился слабый намек на то, что все люди просто сказали друг другу: «Прощайте, дорогие друзья», а потом…

Мгновенная ночь.

Модьун сел на кровати и сказал:

– Боже милостивый!

Пока он произносил эти слова, он вскочил с кровати, включил свет. И когда стал что-то понимать, он уже стоял в ярко освещенной гостиной. Потом он осознал, что его правая нога дергается и что он чувствует слабость. Его ноги и бедра отказывались двигаться, поэтому он опустился на пол, повалился на бок, ноги его подергивались, и он весь дрожал.

В это время ему было даже трудно смотреть. Перед глазами от напряжения появилось пятно.

– Ради Бога, что происходит?

Он почувствовал жар. Его глаза, лицо, тело стали теплыми, потом горячими. Это было удивительно и происходило автоматически.

Вода. Ему страшно хотелось воды. Спотыкаясь, он прошел в столовую. Стакан, который он держал, дрожал в руке. Он держал его, расплескивая содержимое, потом поднес стакан к губам. И тогда он почувствовал его прохладную влагу, которая текла по подбородку, на обнаженную грудь, а потом по ногам.

Благодаря влаге и прохладе к нему вернулся рассудок, и он смог осознать свои чувства.

Гнев.

Это мгновенно указало самое важное направление: главная мысль захватила свободно плывущие ощущения его разума.

Так как им двигала ярость, он побежал назад в спальню и впопыхах набросил на себя одежду. Облачение в одежды задержало его. В нем росло бешенство. Наконец, Модьун выскочил из дома и побежал вниз по дороге.

Когда он подбежал к шоссе и к нему подъехал незанятый автомобиль, Модьун с опозданием понял, что не чувствовал мозга Судлил в общем течении мыслей в момент катастрофы. Всю дорогу он ощущал ее отсутствие, которое обескураживало его.

13

За исключением огней на улице и ярко освещенных зданий вокруг царила кромешная тьма. Автомобиль Модьуна остановился перед компьютерным центром.

Модьун медленно выбрался из автомобиля. Его бурная внутренняя реакция значительно ослабела. Он даже начал критически оценивать свое положение.

Его реакция казалась ему полудетской.

Тем не менее он целеустремленно вошел в здание. Хотя, в действительности, он не представлял себе ясно, как собирается действовать после того, что случилось.

Нунули, который вскоре появился из-за машин, был не тем существом, с которым Модьун разговаривал раньше, и Модьун сразу это понял.

– Я прибыл на Землю через несколько минут после взрыва и пришел прямо сюда, – сказал новый индивидуум в ответ на вопрос Модьуна. – Я решил, что вы тоже придете прямо сюда.

Нунули стоял на открытом месте перед небольшим металлическим ограждением, которое защищало гигантский компьютер у него за спиной. Этот Нунули даже физически отличался от предыдущего. Был выше. Немного сутулый. Может быть, более старый.

Открытие, что здесь новичок, который, вероятно, не отвечает непосредственно за то, что случилось, на некоторое время сдержало ярость Модьуна, которая уже стала меньше. Вдруг возникла необходимость расставить все по своим местам.

– Что случилось с первым номером? – спросил Модьун.

– Он уехал поздно вечером с женщиной, – был ответ.

– До взрыва? – в голосе Модьуна отразилось удивление.

– Конечно, – раздраженно сказал Нунули. – Взрыв организовал специальный агент комитета.

Наконец, Модьун узнал то, что хотел.

– А где он? – настойчиво спросил Модьун.

– Он отбыл примерно через тридцать секунд после взрыва.

Нунули помолчал.

– Синхронность действий, – продолжал он, – была выбрана так, чтобы никто из нас не знал, что собирается делать другой. В таких случаях отмечается непогрешимая логика комитета.

– Да, – только и сказал Модьун, – а какова ваша роль во всем этом?

– Я заместитель Нунули, хозяина Земли.

Все это поставило Модьуна в тупик.

– Эта история приводит меня в замешательство, – сказал Модьун. – Я чувствую, что должен сделать что-то вам лично.

Если Нунули и был взволнован смыслом его слов, то не показал этого.

– Что, например? – спросил он раздраженно.

– Наверное, я должен подвергнуть вас какому-нибудь наказанию.

– Какому?

– Есть старая поговорка, – сказал Модьун. – «Око за око».

– Мне кажется, что это противоречит вашей философии. И, кроме того, разве это может привести к чему-либо хорошему? – нетерпеливо продолжало существо.

– Правда.

Модьун был в замешательстве.

Ощущение, что он должен что-то сделать, быстро уступило место очевидной логике ситуации.

Нунули продолжал:

– Дело в том, что они даже не пытались защищаться. Почему вы считаете, что обязаны предпринимать какие-то действия?

– Ну… – колебался Модьун.

Он печально думал о собственной роли в том, что человеческие существа отказались действовать. Ему было трудно судить о таком сложном событии, потому что его терзали сомнения: не отвечал ли он полностью за их колебания в критический момент? Сможет ли он избавиться от этого ощущения?

Среди прочих вещей это в некоторой степени переносило часть ответственности с Нунули на него. И хотя это было несомненно нелепо, правда заключалась в том, что так как бедствие случилось, в будущем не должно быть места упрекам.

Вдруг он заметил, что обдумывает другие аспекты дела.

– Что побудило комитет сделать это? – спросил он.

– Первый номер сказал вам. Вы угрожали, что станете нам мешать.

– Но это я. А не они, не те, кто жил за барьером. Разве логично нападать на тех, кто даже не помышляет о выходе?

– Откуда мы можем знать, о чем они думают? Вы вышли, – продолжал Нунули. – Прежде всего комитет знал, что остатки человеческой расы могут причинить массу неприятностей. Поэтому они нашли лучшее решение.

– Я полагаю, то, что вы говорите, имеет смысл с вашей точки зрения, – с неохотой согласился Модьун. – Но вы, так же, как и их намерение, беспокоите меня. Возникает вопрос: должно ли существо, подобное вам, связанное с комитетом, иметь свободу действий, чтобы совершать разрушительные поступки, на которые вы, очевидно, способны? Вы позволили бы свободу передвижения существу в данном случае?

– Какие еще примеры вы можете привести? – спросило существо.

Модьун мог думать только об одном сравнении.

– Ваши дураки, люди-гиены, изводили меня. Это наводит на мысль, что прежний хозяин Нунули замышлял что-то против меня.

– Гм… – Казалось, создание размышляло. Блестящее серое лицо немного вытянулось.

– Я скажу вам вот что. Все издевательства должны прекратиться. Остаток вашего приговора отменяется. Вы можете делать все что угодно, идти на Земле куда хотите.

– Это меня не удовлетворяет, – заявил человек. – Но я думаю, это лучшее из того, что возможно при данных обстоятельствах.

– Очень хорошо. Вы свободны и можете путешествовать по всему миру в качестве обезьяны.

– Значит, есть ограничение? – спросил Модьун.

– Очень небольшое. Какой смысл последнему человеческому существу на Земле заявлять о том, кто он есть?

Модьун должен был согласиться, что это, действительно, не очень нужно.

– Но осталось еще одно человеческое существо, – возразил он. – Женщина Судлил. Вы сказали, что она покинула планету прошлой ночью?

– Как объяснил член комитета, который занимался всем этим делом, – сказал Нунули номер два, – смысл заключается в том, что, если только первый номер знает, где находится женщина, а он отправился в другой конец Вселенной, чтобы никогда сюда не вернуться, вы не можете проследить за ней.

Модьун стоял на металлическом полу компьютерного центра с высокими потолками и сквозь подошвы ботинок чувствовал вибрацию металлических плит. В его мозгу возник импульс другого рода со своей интенсивностью. Наконец, он сказал:

– Интересная проблема.

– Неразрешимая, – поддержал его Нунули.

Торжество Нунули оскорбило Модьуна. Но человек осознал его как реакцию тела, словно его часть стремилась разрешить проблему. Но, конечно, это была неправда. Зачем решать проблему, которую нельзя решить? Судлил покинула дом и, очевидно, вскоре после этого поднялась на борт корабля. События развивались обескураживающе, поэтому Модьун и догадался, что Судлил не планировала делать это.

– Может быть, самым простым решением было бы, если бы вы узнали для меня, где она, и сказали мне, – сказал он громко.

– Не может быть и речи, – отрезал Нунули.

– В чем причина такого отказа?

– Вы мужчина. Она женщина, – ответил Нунули. – Было бы смешно, если бы мы разрешили вам спариваться и рожать детей. Поэтому она улетела туда, где нет мужчин, а вы остались здесь.

Модьун отверг возможность того, что Судлил когда-либо разрешит осуществиться репродуктивному процессу. Его внимание переключилось на другую мысль. Он сказал:

– Первый номер действительно мог захватить ее и поместить на борт корабля?

– Нет.

На сероватом, гладком, как стекло, лице существа движением мышц отразились эмоции. Модьун оценил это как самодовольное смешное превосходство.

– Согласно моему пониманию, она оказалась очень доверчивой и, естественно, не могла проникнуть в глубины мозга моего предшественника, – сказал Нунули. – Поэтому, когда он предложил ей посетить один из скоростных кораблей комитета, она поднялась на борт, ничего не подозревая. Даже, когда она почувствовала, что корабль стартовал, она осталась беззаботной. Об этом позже сообщил командир.

Модьун успокоился.

– Ну, конечно, – продолжал Нунули. – Одно место столь же хорошо, как и любое другое. Это как раз то, чего вы, люди, не можете понять.

Теперь интерес Модьуна угас.

Он сказал:

– Я вижу, что вы хотели причинить вред ей и мне, но, к счастью, человеческая мысль превзошла ваше зло и не допустила ничего подобного. Итак, Судлил на корабле, и ее куда-то везут. В будущем, когда вы лучше будете оценивать реальность, тогда вы узнаете для меня, где она.

– Повторяю, что этого не будет никогда, – ответил инопланетянин.

– Я предполагал, что вы можете это сказать, – сказал Модьун. Он отвернулся, безразличный ко всему. – Я имею некоторые обязательства по отношению к ней, поэтому могу в будущем настаивать на том, чтобы мне сообщили о ее местонахождении.

– Это не приведет ни к чему хорошему, – сказал новый хозяин Нунули. – Я не знаю, где она, и комитет издал специальные инструкции о том, чтобы такая информация никогда не попала ко мне. Поэтому я не смогу помочь вам, даже если захочу. А я не хочу. На этом завершим наш спор. Если у вас нет других вопросов.

Модьун не мог ни о чем думать.