Текст книги "Две Лии и Иаков. Книга 2"

Во время каникул, когда я приходил в поместье, меня хоть и встречали радушно, но старались пристроить к ближайшему каравану, отправляемому с товаром в город. Он мог везти все, что производилось в хозяйстве: от папируса и тканей до зерна и фиников. Я не возражал против таких путешествий, а находил в них новых знакомых и впитывал новые знания.

Окончив школу и особо не блистая отметками, я избежал участи быть офицером или отправиться в отдаленные области в распоряжение представителя двора. Наставник Барути, знакомый моего отчима, прекрасно знал о моих возможностях, но благоразумно не стал распространяться о них и оказывать мне протекцию, а написал письмо, в котором весьма лестно отзывался о моих способностях. Я вернулся домой, где меня радушно встретили родители. Под влиянием матери характер Мети смягчился, а два моих подрастающих братца и красавица сестричка совсем преобразили его.

Я попросил отчима порекомендовать меня купцу, ведущему торговлю за пределами Египта, и эта просьба была встречена благосклонно. Так я оказался писцом в караване купца Мшей, что, как и мое имя означает «путешественник». Обойдя Верхний и Нижний Египет, побывав в Нубии и Ливии, пройдя с юга на север через все царства Ханаана и добравшись до Сирии, я понял, что однообразная работа и кочевая жизнь среди купцов, погонщиков, товаров, верблюдов и ослов мне изрядно надоела.

За годы странствий мне удалось изучить систему письма и счета, принятого в царствах Междуречья. Я овладел ими на уровне школьника, ну, может быть слабого писаря. Узнав, что после падения Вавилонского царства Хаммурапи много ученых перебрались в Харран, решил направиться туда. Меня всегда влекли новые знания, да и сейчас я не потерял интереса к ним.

Мшей, который к тому времени превратился для меня из богатого купца—караванщика в доброго друга, с сожалением расстался со мной, но не стал долго уговаривать. Он снабдил меня глиняными табличками с рекомендациями к управляющему хозяйством представителя царя в Харране и знакомому богатому купцу, который там осел и уже не ходил с караванами. Это, кстати, именно те таблички, которыми ты прикрываешь кружку и миску, когда настаиваешь свои настойки. Не волнуйся, они целы, и это главное.

Через несколько дней, повстречав караван, направлявшийся вдоль Евфрата к броду через реку, он договорился со знакомым купцом, и снабженный верховым ослом и припасами, я присоединился к нему. Купцу, а его звали Шушу, что значит «хвастун», советовали переправляться через реку северней, продвигаясь по охраняемому главному тракту. Но, желая выиграть пару дней, он направился к месту переправы у впадения в Евфрат притока и там угодил в руки речных разбойников.

Караван вместе с моей ослицей стал их легкой добычей, а мне удалось отсидеться в камышах и спасти мешок с самым ценным. Там я пробыл до ночи и, убедившись, что бандиты удалились на безопасное расстояние, перебрался через Евфрат и направился вдоль русла Белих, так называется приток, к Харрану. Мне пришлось в темноте пробираться через пойму вверх по течению, и я совершенно промок и вывалялся в грязи. Утром разделся и постарался высушить вещи, но окончательно сделать этого не удалось, только простыл еще больше.

Два дня я пробирался вдоль реки в направлении города и уже надеялся на окончание своего приключения, но наткнулся на кабаниху с поросятами. Уже больной после вынужденного купания, я бросился в сторону от реки, но не сумел увернуться от удара разъяренной мамаши. Бежал без оглядки, куда глаза глядят, пока были силы. Упал без чувств, а, когда пришел в себя, день клонился к вечеру. Шел, не разбирая дороги, пробирался через бесконечные поля и уже в темноте набрел на этот загон. Увидев шатер, я, не обращая внимания на посторонние звуки, пробрался в дальний угол и там потерял сознание. Дальнейшее тебе, вероятно, известно лучше, чем мне, проведшему последнее время в полной неизвестности.

– Да-а-а. Все интереснее и загадочнее. Никак не подозревала, что судьба сведет меня, неграмотную крестьянку, с таким образованным человеком, – задумчиво протянула Лия. – Одно наличие писем к таким уважаемым людям ставят тебя выше всех моих знакомых. И твое удивление моему положению и моим действиям тоже мне непонятно.

– Как бы не было удивительно все то, что здесь происходит, но воля богов превыше всего, а ты имеешь возможность разговаривать с ними. Я верю только фактам, но отчетливо видел все происходящее собственными глазами. Никакое образование не может отрицать очевидного, боги внимают тебе. Кто я такой, чтобы противостоять всемогущим?

– Согласна. Если тебе так удобнее, оставим это. Сейчас вопрос в другом. Что ты думаешь делать дальше? Будешь продолжать следовать по выбранному пути или появились другие планы?

– Я не могу ничего загадывать наперед, пока не узнаю, как ты желаешь распорядиться моим будущим. Теперь только ты будешь определять его.

– Чензира, друг, которого судьба послала мне, – Лия задумалась. – Я, к сожалению, в ближайшее время не смогу оказывать тебе помощь, в которой ты несомненно нуждаешься. Скоро сюда прибудет Гиваргис и заберет вас в надежное место. Я предлагаю тебе до полного излечения побыть в его доме, а потом продолжить свой путь в Харран. Я буду навещать вас и всячески помогать. Твое пребывание в городе, а я не сомневаюсь, что ты займешь там достойное положение, будет полезным для всех нас. Со временем мы объединимся, и я могу пообещать тебе массу приключений и путешествий. Скучно не будет, будет интересно. Сейчас главное для тебя – здоровье. Ты должен твердо стать на ноги, все остальное придет.

– Ты, как всегда, права, – Лие показалось, что мужчина, с неким напряжением слушавший ее, немного расслабился, – я с радостью последую твоему совету. Не буду давать никаких обещаний. Тебе и так известно, что, как только понадобится моя помощь, я буду в твоем распоряжении.

– Вот и отлично. Все снадобья, что могут понадобиться, тебе известны. Вам обоим требуется хороший лекарь, но, очень прошу тебя, не говори никому, что я принимала какое-то участие в вашем лечении. Лишняя известность может помешать моим планам и намерениям. Заболтались мы с тобой, уже Гиваргис показался.

И действительно, в открытые ворота загона входил отставной солдат в сопровождении Зилпы, тянущей за собой знакомого ослика.

Глава 2

– Госпожа, ты не видела здесь молодой несчастной девушки, скрывающейся от земных невзгод? – рослый мужчина деланно внимательно оглядывался вокруг себя, войдя в ворота загона.

– Гиваргис, нехорошо смеяться над старой знакомой, с которой расстался всего лишь несколько часов назад, – улыбалась Тарбит, наблюдая за входящими, а именно она сейчас владела телом, – неужели я смогла так измениться, что мой друг уже не узнает свою слушательницу. Мы рады вас видеть и знать, что все наши надежды сбываются.

– Просто не могу поверить своим глазам, – Гиваргис широко улыбался встречавшим его обитателям жалкой хижины, если так можно было назвать сложенный из жердей и обтянутый дырявыми шкурами шатер. Даже безобразный шрам не мог испортить выражения радости на его лице, – я оставил здесь измученную вечными заботами, неопрятную, наощупь передвигающуюся девушку, хромого инвалида и уставшую собаку, а встретил прекрасную молодую женщину, полного сил молодого мужчину и великолепного пса. Не иначе, во время моего отсутствия здесь побывали волшебники. Ничем иным такие перемены объяснить просто невозможно. Здравствуйте, друзья! Лия, твои предсказания полностью оправдались. Мне не удалось уговорить караванщиков помочь мне, но твоя мать, Адина, поняла все без лишних слов.

– Судя по присутствию Зилпы, Лаван отсутствовал, и тебе удалось без особых приключений прибыть за нами.

– Не только Лаван, но и Иаков. Твоя встреча с Джерабом не осталась секретом и, можешь не сомневаться, о ней уже знают в городе. И тут ты была права. Отец отправился узнать, насколько все серьезно, и чем это ему может грозить. Скорее всего и Марон с сыночком уже в городе, подают жалобу.

– Никакие новости, даже самые отвратительные, не смогут уменьшить мою радость от встречи с вами. Теперь я уверена, что Чензира и Гила не останутся без помощи, – еще раз улыбнувшись Гиваргису, Лия обратилась к стоящей в стороне девочке, – здравствуй, Зилпа. Ты уже успела соскучиться по щеночкам? Не волнуйся, еще наиграешься. Лучше расскажи, что творится в поселке. Ты, я надеюсь, не наболтала лишнего?

– Что ты, хозяйка, как можно, – Зилпа даже зарделась от оказанного внимания, – все, как ты приказывала. Какая ты красивая стала. Ой, прости, пожалуйста, за дерзость. Я не буду больше лезть не в свое дело.

– Зилпа, не притворяйся тихоней. Вот когда вырастешь, тогда и будешь хитрить и управлять мужчинами. А со мной можешь разговаривать свободно и не подлизываться. Наш договор остается в силе. Или ты уже не хочешь щенка? Хочешь? Тогда рассказывай дальше.

– Когда меня спрашивали о нашей встрече с сыном корчмаря по дороге сюда, я отвечала, как было велено – да, встретились; да, ударил; да, ты упала, а он с криками убежал. Больше ничего не видела, просто застыла от страха. Добрались до загона, даже внутрь не заходила, сразу побежала домой. А ты очень расстроилась, конечно, после такого удара больно было. Вот и все. Допытывались, конечно, а что ты, а что он, а кто видел, а куда бежал, но я ничего не выдумывала. Испугалась очень, говорила, ведь Джераб и меня с осликом с дороги столкнул.

– Ясно. А что отец, после моего ухода был очень сердит?

– Не знаю. Когда я вернулась, он еще беседовал с богами. А к вечеру вышел во двор с перевязанной рукой, ушибся, наверное, когда упал. Ты ведь сама помогала ему подняться, лучше меня видела. Потом поговорил с Иаковом, и вечером вместе ушли куда-то. Я в доме была, когда они вернулись, ждала, может понадобиться что-нибудь. Даже заснула немного. Оба задумчивые были, вроде увидели нечто необычное и не могут прийти в себя. Утром пришел дядя Гиваргис, и хозяйка отправила меня с ним. Вот и все новости.

– Молодец, Зилпа. А что ты скажешь, если тебя спросят, что ты здесь видела? Ведь не можешь ты промолчать, если тебе зададут вопрос?

– Тебя видела. Ты такая печальная была, все спрашивала, скоро ли тебе разрешат вернуться домой. А можно мне щеночков посмотреть?

– Ну Зилпа, ну и хитрюга ты. Молодец. Значит проведала меня, привезла что-то. Что это на ослике за поклажа, кстати?

– Адина передала еще еды, переживает она очень. Да и Гиваргиса за весточку отблагодарить, наверное, хотела. А здесь никого кроме тебя не видела. Так можно мне к Гиле. Мы ведь уже знакомы, она возражать не будет. – Зилпа просительно заглядывала в глаза девушки.

– Иди уже, – засмеялась Лия, – тебя учить, только портить. – И отвернувшись, обратилась к мужчинам, – Гиваргис, Чензира, будем собираться? Оставьте мне лепешки и немного фиников, а остальное забирайте с собой. Гиваргис, если будет возможность, отдай выделать шкуру ягненка, а остатки мяса, которое ты в нее завернул, пригодятся вам на ужин.

Все как-то заторопились, засуетились, а девушка, будто задумавшись с чего следует начать, замерла на минуту. «Адат, не хочешь поучаствовать во всеобщем веселье?» – вопрос Тарбит прервал скучное безделье подруги. Ожидаемый ответ: «С большим удовольствием», – и вот во дворе уже распоряжается Лия с сознанием Адат. Даже Гила, которая настороженно прислушивалась к разговору, не почувствовала перемену в поведении хозяйки, заволновалась и нырнула в хижину. Лия вместе с Зилпой, прихватив одну из корзин, последовали за ней.

Здесь три женщины затеяли возню с маленькими светлыми щенками, чьи черные мордочки забавно тыкались в подставленные ладони. Гила всячески отталкивала от малышей посторонних, а те, как бы сравнявшись в возрасте, с удовольствием участвовали в этой кутерьме. Дно корзины выложили использованными в качестве бинтов обрывками нижней сорочки и устроили на них все беспокойное потомство. Обхватив ее двумя руками, маленькая девчушка, гордая доверенной честью, вышла из шатра, сопровождаемая тревожными и ревнивыми взглядами собаки. Лия собрала все вещи с постели больного и вышла следом.

Чензира уже собрал все свои сокровища в мешок, особо тщательно проверив наличие и сохранность папирусов и глиняных табличек. Гиваргис пытался собрать воедино остатки продуктов, бурдюк, посуду, какие-то мелочи. В конце концов с помощью веревок и старого разорванного платья удалось соорудить некое подобие тюка. На спину меланхоличного осла пристроили плащ, на котором восседал Чензира с пищащей корзиной в руках. По бокам осла свисали бурдюк и мешок седока. Зилпе доверили посох больного и поводок осла. Но она все время оглядывалась, проверяя, в порядке ли корзина с живыми комочками. Стоящие по бокам Гиваргис и Гила, довершала картину.

– Гиваргис, ты, кажется, упоминал удобство переноски мешка без веревки, – невольно заулыбалась Лия, осматривая готовых к уходу друзей, – вот и попробуешь. Видно, тебе судьбой предсказано всю жизнь провести с неудобным мешком на плечах.

– Ничего, Лия, меня такая судьба вполне устраивает. Главное, жизнь продолжается, а семья (ведь мы теперь вместе?) разрастается. А мешок? Ерунда этот мешок. Не волнуйся, все у нас получится, как договаривались.

– Чензира, все запомнил? Я надеюсь, удастся навестить вас вскоре. – Лия обратилась к собаке, переводящей взгляд с корзинки на девушку и обратно, – Гила, хорошая моя, не волнуйся, отправляйся с мужчинами, следи за детьми. Зилпа, наш договор остается в силе.

Процессия тронулась в путь, Гила еще какое-то время останавливалась и оглядывалась, не направится ли хозяйка за ними. Потом, убедившись, что поняла все правильно и они покидают загон без Лии, догнала маленький отряд и потрусила рядом с осликом. Солнце уже клонилось к закату. Длинные тени протянулись от идущих фигур, окрепший ветерок носил мусор по загону, трепыхались незакрепленные шкуры на крыше шатра, издавая резкие звуки. Девушка оглянулась вокруг себя, будто ища кого-то.

– Тарбит, – голос, прозвучавший в голове, был напряжен и несколько взволнован, – как-то тревожно стало, или это только так кажется?

– Просто теперь, после стольких дней бесконечной суеты, мы, наконец, остались наедине, Лия осталась одна, – Тарбит, ответила совершенно спокойно, будто только и дожидалась возможности избавиться от присутствия посторонних, чтобы отозваться, – и можно подвести некоторые итоги. Надеюсь, я понятно выражаюсь, Адат. И первый, самый важный, ты неузнаваемо изменилась. Твое сознание перестало подчиняться чужой воле, и ты превратилась во взрослую, знающую себе цену женщину. Глядя, как ты обращаешься с мужчинами, хочется напроситься в ученицы к такой талантливой управляющей. А твой дипломатический дар заставляет восхищаться и поменьше высовываться из любимой извилины.

– Смейся, смейся. Конечно, той, что спокойно разговаривает с богами, все позволено, – несколько обиженно откликнулась Адат, – я действительно стала чувствовать себя свободнее, зная о защите богов, да и у тебя многому научилась. Например, сбрасывать неинтересную работу на другого. Так что, подруга, бери владение руками, ногами и всем остальным на себя и займись делом, до темноты совсем немного, а перекусить не помешает. Давай, давай, не стесняйся, а там, глядишь, и тема для болтовни найдется. Вот, задвигалось и закрутилось, значит понимаешь, что я права.

– Еще раз подтверждается мой тезис, что за совершенно невзрачной прежде внешностью прятался мощнейший талант управленца. По вашему указанию, молодая хозяйка, – тело девушки выпрямилось, руки опустились по швам, голова поднята – стойка «смирно» в полной тишине со стороны смотрелась бы несколько странно, но зрителей поблизости не наблюдалось, – угли в очаге раздуты, в кружке закипает вода, место для отдыха подготовлено, позвольте укладываться почивать. Или еще чего пожелаете? – веселые нотки задорно звучали в голове.

Девушка устроилась у костра и с аппетитом принялась уплетать лепешку и кусочки баранины. Тут и кипяток поспел. Заварив в миске очередную порцию лечебного настоя, уже не торопясь, приступила к смакованию фиников, запивая их горячей водой из кружки.

– Как же с тобой здорово, милая Тарбит. Накормила, напоила, вкусненькое не забыла на закуску. А ничего не делать в дальней извилине мне понравилось. Особенно когда все двигается, а ты только указания раздаешь. Одна моя хорошая знакомая говорила: «Первым делом нужно позаботиться о себе, любимой». Ой! Не щипайся, самой же больно.

– А ты не дразнись, а по поводу «хорошо в извилине» – сама скоро взвоешь от безделья и будешь проситься подвигаться. Все у нас получается, напарница, сейчас появилась возможность немного передохнуть, не нужно следить за каждым своим словом и жестом. А по поводу поболтать… Если не забыла, о первой перемене в твоем сознании я уже упомянула, теперь второе. Нам удалось изменить ситуацию, и мы стали чуточку ближе к своей цели: ты – нарожать детишек от Иакова, я – нормально пожить, не опасаясь всяческих жизненных встрясок. Теперь нас никаким пинком не прогонишь, рукой не оттолкнешь. И это плюс. Знаешь, что такое плюс?

– Ты меня, вообще за кого принимаешь? – обиделась Адат, – пусть я полуслепая, но не глухая и не немая. Учиться в школе писцов мне, конечно, не довелось, но кое—что я все же знаю. Слышала, как купцы торгуются, мама рассказывала, как хозяйство вести, Гиваргис упоминал много ученых выражений. Так что овец посчитать могу, если их не слишком много, конечно, и понять, прибавилось их или убавилось, соображу.

– Даже обижаться на твою пылкую речь не собираюсь. Некогда. А что у нас минус? Минус у нас жирный – утопление. Это первый. Полное отсутствие средств – второй, не менее толстый. И третий – безумная, ничем не объяснимая, влюбленность нашего избранника в Рахель, и полное нежелание обращать внимание на Лию, такую исключительную и неповторимую. Все минусы сразу нам в плюсы обратить не удастся, так что все по порядку. Хотя, если хорошо покопаться в законах Хаммурапи, можно попробовать объединить первые два минуса и получить жирный плюс.

– Не нужно обижать мою сестру. Ее красота затмит собой блеск солнца и сияние луны, – не удержалась Адат, – а твое спокойствие перед судом и испытанием вызывает, если не опасение в твоем редкостном благоразумии, то, по крайней мере, удивление. И это уже зная, что нам предстоит.

– А что нам предстоит? В худшем случае, проплыть под водой два десятка метров в мутной воде и устроить представление на глазах заинтересованных зрителей. Мы это уже проходили, правда без водоема. Ты ведь сама говорила, что топить нас, то есть Лию, не будут. Так что плохо?

– Плохо то, что Лия видела реку два раза в жизни. Один раз наблюдала, как рыбаки плавают, освобождая запутавшиеся сети. Но никогда, слышишь, никогда даже ноги ее не касались речной воды. Ни разу не приносила даров богине Нанше и не просила ее о милости. – Адат даже захлебываться начала от возмущения и непонятливости подруги, – ничьего вмешательства, чтобы с нами покончить, и не потребуется, богиня все сделает сама: и примет, и заберет душу, и бездыханное тело отдаст, зачем оно ей.

– Успокойся. Если Лия никогда не плавала, это совсем не значит, что она не умеет этого делать. Ведь любые навыки откладываются в сознании, а именно оно в первое время управляет движениями. Только потом, когда все движения станут привычными, можно не задумываться о знакомых действиях, тело само справится. Вот, например, если тебе нужно перепрыгнуть через канаву, в первый раз ты остановишься, примеряешься и только потом преодолеешь ее. В десятый раз все произойдет само собой, и ты даже не заметишь, как окажешься на другой стороне. Так и в нашем случае, я возьму все на себя. Уверяю тебя, с богиней мы сможем договориться, тем более что я с ней прекрасно знакома, и она меня поддерживает на волнах.

– Тарбит – посланница богов. Как же я, неблагодарная, могла забыть об этом. И с этим божеством ты тоже дружна? Тогда мы можем быть спокойны.

– Дружна-то дружна. Но вседержители не очень любят, когда у них часто и много выпрашивают, не прилагая при этом ни малейших усилий для преодоления затруднений. Поэтому, поддержать меня Нанше не откажется, я уверена, но только в случае, если никто не будет ей мешать. А помешать ей могут два обстоятельства, по крайней мере я так думаю, веревки и платье. Веревки, это если Лию свяжут или привяжут к чему-нибудь. Платье, если оно будет сковывать движения в воде. Оба неприятны, и к появлению обоих следует подготовиться. Помнишь, сколько времени заняла подготовка жертвоприношения? Но ведь получилось, все остались довольны, а мы к тому—же, с более высоким положением и с мясом. С чего начнем?

– Что будет на суде, и как будет, я только из рассказов знаю, а платье это у меня одно целое осталось после того, как у куста богам поклонялись. Мы с матерью вместе покупали в городе два одинаковых платья. Так дешевле было. Жалко будет, если последнее пропадет.

– Постараемся отделаться мелочами, а там, как получится, – Тарбит задумалась, – допустим, веревок нет. Лию бросили в реку и ждут, когда она утонет. Но всегда есть шанс, что обвиняемая спасется. Что делать, чтобы этот шанс стал нулевым. Веревки не рассматриваем, колдунья плавать не умеет. Остается позаботиться, чтобы было побольше помех. И самая очевидная – длинное платье и нижняя рубашка, которые будут мешать двигаться в воде. Что еще? Жрица (или жрец) захотят иметь полоумную, дабы ставить на ней опыты, и придумают нечто, что поможет извлечь утопленницу из воды. От такого счастья тоже нужно будет отбиваться, но об этом потом. На всякий случай, нужно представиться совершенно ущербной и несчастной. – Тарбит даже засмеялась, – многовато получается желающих избавиться от молодого тела. Так и запутаться можно. Вернемся к нашим баранам, к платью, то есть. Что нам от него нужно? Чтобы не мешало. Лучше всего, чтобы этот мешок вообще исчез, но маловероятно, что нам будет позволено остаться без него. Следовательно, нам нужно освободить ноги для плавания, задрать подол до пояса и удерживать его там. И как это сделать? Адат, идеи есть?

– Нужно приделать веревочки по бокам и концы их пришить к подолу. В воде потянуть их наверх и поднять подол. Это то, что ты хотела?

– Именно так, нужно пробовать. А если начнут обыскивать и обнаружат перед испытанием? На всякий случай, нужны еще варианты.

– Еще? Можно порвать от горловины до самого подола, тогда полы всплывут и ноги будут свободны. Но будет мешать нижняя рубаха.

– Тоже вариант. Вместо нижней рубахи оденем те обрывки, что остались после обхаживания пациентов, сделаем надрез…

– Опять платье портить, а в чем потом ходить? Я не всерьез сказала, а ты ухватилась сразу. Чем тебе веревочки не нравятся?

– Найти их можно, вот в чем дело. А если сделаем надрез на поясе и прикроем ее заплаткой или узором каким-нибудь, может пройти. Руки, ноги будут свободны – пол дела сделано. Потом уплывать побыстрей нужно, только куда? Кто может знать место, где это зрелище происходить будет?

– Думаю, Гиваргис. Он знаком со стражниками, может разузнать.

– Прекрасно. Тебе не кажется, что холодает, а настойка остыла. Давай подбросим сучьев в огонь и переберемся под хоть и ненадежную, дырявую, но все же крышу. Там будем договаривать. Все-таки неплохо, что здесь нет никого. Хоть отдохнуть удастся.

– Я с удовольствием, – поддержала Адат, – надоели эти дежурства. Все время настороже́. Отключимся до утра.

– Ни на что не осталось ни сил, ни желания. Пару глотков отвара, прилепить на глаза примочки и спать, спать, спать.

Убывающая луна, проплывавшая по небосклону, не стала нарушать покой единственной обитательницы хижины, а лишь мягко освещала мгновенно погрузившуюся в забытье девушку. Небольшой ветерок осторожно отгонял жар нагретых за день стен, боясь помешать долгожданному сну восстанавливать силы молодого организма, истраченные без остатка за последние суматошные дни и ночи. Налюбовавшись в щели крыши на удобно устроившуюся на циновках фигуру, лунный диск уходил по предначертанному пути и постепенно начал бледнеть в свете восходящего солнца.

Первые солнечные лучи, брызнувшие из-за горизонта, с недоумением разглядывали непривычную пустоту загона, присыпанные золой угли в очаге, висящий на колышке в стене почти пустой бурдюк и никого… Никакого шевеления, ни одного звука в пустоте двора. Любопытный лучик, проникший в дыру между старыми шкурами на крыше хижины, радостно забегал по разбросанным по полу циновкам и замер, наткнувшись на мирно посапывающую во сне Лию. Непорядок. Пора, пора уже просыпаться. Осветил закрытые глаза, нежно погладил по прелестной щеке, пощекотал нос и хотел было пригреть посильнее, но передумал. Точеные губы рта растянулись, показывая миру прелестные жемчужины зубов, сильные руки потянулись вверх, гибкое тело изогнулось и голос, которого, казалось, ожидал весь окружающий мир, провозгласил начало нового дня: «Хорошо-то как», – и все сразу о́жило, задвигалось. Захлопали под ветром незакрепленные шкуры, защебетали птицы, далеко—далеко, по дороге на пастбище заблеяли овцы, сотни звуков слились в один невнятный негромкий шум.

– Тарбит, доброе утро, просыпайся. Мне кажется, нам удалось совершить еще одно чудо. – Адат лениво обращалась к волшебным образом обретенной подруге, – нам удалось выспаться.

– Я хочу, чтобы это чудо продолжалось, давай поваляемся немного.

– Никаких возражений с моей стороны, но организм самым настоятельным образом просится на простор. Мы все равно долго не сможем сопротивляться его требованиям, придется выбираться.

– Адат, милая, ты самая решительная, в трудные минуты всегда все брала на себя, – захныкала Тарбит, – позволь мне еще немного понежиться в любимой извилине, ну пожалуйста.

– Ладно, лентяйка, поваляйся еще, – засмеялась Адат, – приведу все в порядок. Знаешь, давно мне не было так спокойно. Только, когда меня, маленькую, мама будила. Я уже успела забыть, когда это было.

Лия еще раз потянулась и выбралась из шатра. Теплый ветер, казалось, только и ожидал подходящего момента, налетел, растрепал распущенные волосы, заиграл подолом платья, закружил вокруг засмеявшейся от удовольствия девушки. Еще раз потянувшись до хруста в плечах, она отправилась со двора. «Что сначала – умыться или размяться, – задумалась на мгновение и решила, – все будем делать по порядку. Начинаем утро с самого необходимого. За ограду, марш!». Было приятно ощущать, как кровь все быстрее струится по каждой жилочке, принося с собой жизнь в просыпающиеся ото сна клетки тела, как все охотнее отзываются на приказы мускулы, как отходят на второй план все заботы и остается только радость от солнечных лучей, от тишины и покоя, от ощущения своей силы. Даже неудобства при умывании не испортили приподнятого настроения.

– Расшевелила ты меня, Адат, – отозвалась Тарбит, – чувствую, понравилась зарядка? Слава богам, подтверждается мое убеждение, что прежняя Лия переродилась, и тебя уже не нужно убеждать в этом. Не мешало бы позавтракать, и можно считать утреннюю программу выполненной. А после завтрака снова отдыхать и отсыпаться.

– Все так, но бездельничать не получится.

– Ада-а-ат, но ведь хорошо-то как. Давай еще поваляемся.

– Тарбит, не капризничай. Мы обещали сегодня вернуться домой, да и мужчин проведать нужно. Достаточно отдохнули, при случае устроим себе день ничего не делания, а сейчас лепешка, финики, вода и собираться.

Так все и происходило. Вскоре двор был убран, угли в очаге засыпаны землей, хотя они уже и не дымились, шкуры на крыше и стенах шатра по возможности подвязаны, ворота прикрыты. Еще раз обозрев временное пристанище, Лия, нагруженная пустым бурдюком и корзинкой с остатками нижней рубашки и мелочами, вышла из загона.

Уже наизусть знакомая тропа привела к черному пятну с вытоптанными вокруг него площадками. Но почему-то его неприглядный вид не отталкивал своей пустотой, а напоминал о необычном действе, разворачивающемся здесь. «Спасибо, куст. Ты еще оживешь и станешь пышнее прежнего, не сомневайся, – Лия глубоко вздохнула, – я знаю, что говорю». Собираясь продолжить путь, подняла голову и заметила бегущую к ней Зилпу. «Адат, куст не хочет нас отпускать, – откликнулась Тарбит, – все значимые события происходят именно здесь. Не торопись, позволь мне переговорить с девчонкой».

И, дождавшись, когда запыхавшаяся служанка добежит до нее, тихо и медленно заговорила, самим своим тоном внушая спокойствие:

– Привет, Зилпа. Молчи. Три раза глубоко вдохни и выдохни. Нет, это только два. Еще раз, вдо-ох, вы-ыдох. Только не тараторь. Мужчин вчера проводила? Молодец. Ничего не растеряли? Умница. Щенки в порядке? Заулыбалась, значит Гила осталась довольна. Успокоилась? Теперь говори.

– Утром приходили мушкенумы, спрашивали тебя. Долго разговаривали с Лаваном, напугали его очень. Он не знал, что делать, бросился в комнату с богами, потом позвал Адину, с ней о чем-то совещался. Потом меня послал за тобой, велел немедленно возвращаться домой, а хозяйка передала, что тебе грозит опасность. Госпожа, а мушкенумы, там еще и жрец был, из—за противного Джераба явились?

– Просила ведь тебя, не тараторь. А что Иаков? Чем он занимается после разговора с отцом и ночной прогулки?

– Иаков после того, как вернулся с Лаваном, все рассказывал ему о каком-то своем боге, называл его Великим и Всемогущим. Говорил, что он командует всеми нашими богами и обещал ему, Иакову, свою защиту и покровительство. Еще говорил, что потомки его заполнят всю землю. Поэтому ему срочно нужно взять в жены Рахель и начинать выполнять заветы своего бога. А Лаван должен ему помогать, тогда ему тоже будет обеспечено благоденствие и счастливая старость в окружении внуков.

– Бери бурдюк на плечо и вперед. Не торопись, малышка, поговорим на ходу. – и мысленно обратилась к напарнице: «Адат, ты еще помнишь походку прежней Лии? Бедная, несчастная Лия идет домой. После встречи не суетись, ничего не проси и не объясняй, с отцом я беседовать буду. С Адиной, когда получится остаться с ней наедине, ты. Мать не должна пока почувствовать перемены. И не торопись, не показывай своего испуга».

– Надеюсь, ты не наболтала лишнего, ну и прекрасно. – Тарбит вновь обратилась к служанке. – А что Лаван, слушал Иакова, отвечал ему?

– Я не знаю, спать очень хотела, – виновато засопела Зилпа.

– Все в порядке, не горюй. Сегодня утром они встречались?

– Думаю нет. Иаков с Рахелью отправились на пастбище еще до того, как за тобой явились. Они всегда вместе держатся. Иаков все рассказывает и рассказывает, а Рахель то краснеет, то бледнеет; то смеется, то слезы вытирает. Прямо смешно становится. Про Рахель у Бильхи, сестры моей, нужно спрашивать. Она все время возле них крутится.