Текст книги "«Новый историзм»: Науковедческий анализ"

1.2. Институциональная история «нового историзма»

В этом параграфе мы рассмотрим конкретные формы институционального оформления «нового историзма».

Подавляющее большинство научных исследований как фундаментального, так и прикладного характера в США выполняется в рамках университетов. Это касается как технических и естественных дисциплин, так и гуманитарных. Такое средоточие научных исследований в университете оказалось возможным благодаря тому, что в США существуют так называемые «исследовательские университеты», особый вид институций, в которых совмещаются наука и образование. В состав крупных университетских комплексов (Стенфордский, Гарвардский, Массачусетский университеты) входят различные научные организации, которые одновременно ведут и образовательную, и исследовательскую работу.

В США существует своя Национальная академия наук (National academy of science), но, в отличие от Российской академии наук, она не является государственной организацией и не ведет исследовательской работы. В соответствии с Уставом Академии, утвержденным Конгрессом в 1863 г., Национальная академия наук имеет право давать рекомендации государственным органам власти (Правительству и Конгрессу США) по вопросам научно-технической политики55
  Режим доступа: http://www4.nationalacademies.org/nas/nashome.nsf


[Закрыть]. В настоящее время Национальная академия наук и другие академии США функционируют, в основном, как консультативные органы при правительственных структурах.

Кроме Национальной академии наук, в каждом штате предусмотрена своя региональная академия (всего их 50). Они не представляют собой единой организационной системы. Деятельность региональных академий координируется Ассоциацией академий наук. Только в нескольких региональных академиях проводятся научные исследования. В основном академии занимаются популяризацией достижений науки, стимулируют исследовательскую деятельность молодых ученых [25, с. 12-13].

Таким образом, основной объем собственно исследовательской работы приходится на университеты66
  В США, когда речь идет об «академии» или же «академической среде», имеется в виду именно университет.


[Закрыть]. «Новый историзм» не является исключением в этом отношении.

Поскольку дисциплина английская литература является важнейшей институциональной средой для оформления «нового историзма», рассмотрим вкратце историю институционального становления этой дисциплины.

Ключевой датой в истории дисциплины «английская литература» считается 1875 г., когда в США стали появляться первые кафедры по английскому языку и английской литературе. Вместе с ними появилась новая схема высшего гуманитарного образования, которая пришла на смену предыдущей системе, основанной на изучении классических (греческих и латинских) текстов. В 1876 г. кафедра английской литературы была открыта в Гарвардском университете. На должность руководителя этой кафедры был приглашен исследователь английских и шотландских баллад Френсис Чайлд (Francis James Child).

Новые кафедры (факультеты) были организованы по немецкому образцу и имели структуру исследовательских подразделений, возглавляемых профессором, кроме которого на факультете работали еще два-три преподавателя и несколько ассистентов. Каждый факультет имел собственный печатный орган для публикации результатов исследований. Приоритетной целью такого факультета являлось производство знания. И только во вторую очередь факультеты английской литературы вели образовательную деятельность [58]. По сути, это происходило само собой, благодаря участию студентов в исследовательской работе.

Кафедры английской литературы развивались очень динамично. Это развитие происходило в условиях конкуренции традиционной модели образования, основанной на усвоении готового знания, и «образования в процессе исследования». Сторонники концепции «образование в процессе исследования» утверждали, что необходимо, в первую очередь, ориентироваться на научную работу [58].

Важно помнить, что изначально преподавание словесности было тесно связано с практикой обучения письму и реализовывалось в курсах по композиции, до сих пор представленных в учебных программах университетов. Первые преподаватели композиции называли себя «генералистами» (generalists). К их числу принадлежали Ч.Э. Нортон, В.В. Вилсон, И. Бэббит (XIX в.). Общая позиция «генералистов» заключалась в том, чтобы приучить студентов мыслить. Преподаватели полагали, что на ученика следует влиять эмоционально, читать ему стихи, рассказывать истории, увлекать, интриговать. «Композиция» была основана на устной методике преподавания. Эта манера устного преподавания быстро исчерпала себя и негативно сказалась на отношении к самому предмету.

Серьезным препятствием для «генералистов» стало обязательное требование к преподавателям иметь ученую степень, распространившееся на систему высшего образования в конце XIX в. [58, с. 87]. Поскольку преподаватели «композиции» считали, что литературу невозможно исследовать, ее можно только переживать, то сами они и оказались отстранены от преподавания литературы. Единственным среди «генералистов» исследователем, видевшим необходимость в теории, был И. Бэббит (Irving Babbitt), который развил свои идеи в рамках направления «новый гуманизм».

Новые идеи (немецкого университета) с трудом приживались в классических американских университетах, поэтому идея исследовательского университета потребовала создания особых институциональных форм, новых университетов, изначально устроенных по принципу исследовательских. Так был создан университет Джонса Хопкинса, руководителем которого стал Д. Гилман (Daniel Colt Gilman). Именно он и привез идею «исследовательского университета» из Германии. В 1856 г. Д. Гилман опубликовал «План организации научных школ», в котором были заложены идеи новой научно-образовательной системы [58, с. 87].

В университете Джонса Хопкинса обосновалась одна из ведущих на тот момент кафедра английской литературы. Кроме университета Джонса Хопкинса, значительный вклад в развитие дисциплины был сделан такими американскими университетами, как Гарвардский, Чикагский, Йельский и Калифорнийские.

Как было сказано выше, модель исследовательского университета была заимствована из Германии. Преподавание словесности на кафедрах английской литературы в этот период опирается на принципы немецкой филологии. Так вместе с институциональной формой была заимствована и особая исследовательская дисциплина «филология». Филология как дисциплина сложилась на основе текстуального анализа, восходящего к двум традициям: изучение античных текстов в среде гуманистов и изучение Священного Писания в протестантской среде [1]. Филология основывалась на глубоком знании всех аспектов языка и дополнялась сведениями по географии, политической истории, культуре, мифологии, литературе, искусству и др. Основным предметом изучения в ней был язык, а литературные тексты выступали для филологов в роли иллюстрации языковых процессов (которые рассматривались как основание культуры).

К концу XIX в. в преподавании курсов по словесности (English) на место принципов немецкой филологии приходят принципы «истории литературы», осмысленной в специфическом американском контексте. Историю литературы отличает от филологии особое внимание к литературе как самостоятельному предмету изучения. С этой дисциплиной связан первый образовательный канон по литературе (формализованная учебная программа), под которым в США подразумевается набор требований, предъявляемых университетами к абитуриентам и выпускникам по данной дисциплине. Эти требования включают в себя обязательные для прочтения тексты и набор тем для обсуждения.

Впервые канон возник в США в связи с необходимостью унификации вступительной процедуры в университеты в 1892 г. На Национальной конференции по унификации вступительных требований «Комитет десяти» утвердил образовательную программу для учащихся школ и университетов, которая была рассчитана на четыре года. В течение этого срока учащиеся должны были прочесть утвержденную Комитетом литературу и уметь анализировать ее по разработанной программе. Одним из важных направлений деятельности Комитета было закрепление списка тем, подлежащих обсуждению в средних и высших учебных заведениях. В 1894 г. Комитет пересмотрел список литературы и подготовил уже два списка: один – основной, а второй – «для углубленного изучения».

Введение канона как особого образовательного стандарта повлияло на сущность дисциплины «история литературы». С одной стороны, он способствовал повышению уровня знаний о литературе. С другой стороны, идея канона привела к консервации и стагнации развития самой дисциплины [58].

В XX в., в период между двумя войнами, чрезвычайно влиятельной в преподавании литературы становится «новая критика» (new criticism). Это направление интересно для нас тем, что именно оно непосредственно предшествовало «новому историзму» в рамках дисциплины «английская литература». Несмотря на то, что ко многим положениям «новой критики» «новые историки» относились скептически, а некоторые позиции прямо отвергали, именно от представителей «новой критики» они перенимают многие профессиональные площадки, такие как университет, профессиональные организации, печатные органы. В рамках «новой критики» было сформировано то критическое и научное институциональное поле, которым «новые историки» воспользовались.

«Новая критика» была первым литературоведческим направлением в США, в котором было заявлено о политической функции гуманитарного образования. «Новые критики» поставили перед собой цель – сделать чтение в США массовым явлением. Для того чтобы развернуть культурную программу, им потребовалась особая организация деятельности. Так, по всей стране начинают работу читательские клубы. При анализе литературного произведения «новые критики» ограничивались одними литературными текстами без учета исторического контекста. Они оперировали простыми и доступными для восприятия понятиями, такими как «пристальное прочтение», «структура/фактура произведения», «органическая форма» и т.д.

В конце 40-х годов XX в. такие представители «новой критики», как К. Брукс (Cleanth ВгооЬ), Р.П. Уоррен (Robert Penn Warren), А. Тейт (Allen John Orley Tate), Р.П. Блекмур (Richard Palmer Blackmur), Дж.К. Рэнсом (John Crowe Ransom) начинают преподавать в университетах. Их концепция нашла свое отражение в образовательных программах таких университетов как Йельский, Мичиганский, Миннесота, Принстонский. В 1938 г. К.Бруксом и Р.П. Уорреном был написан ставший позднее значительным авторитетный учебник «Понимание поэзии» (Understanding poetry: An anthology for college students), за которым последовали другие важные учебные пособия «Понимание прозы» (Understanding fiction, 1943) и «Понимание драмы» (Understanding drama, 1945). Основной задачей этих учебников было сделать литературную критику широкодоступной. Эта идея была выдвинута еще Дж.К. Рэнсомом в 1931 г. в его статье «Критика: корпорация» [29]. «Новая критика» сохраняла свое влияние в качестве университетской дисциплины вплоть до конца 60-х годов XX в.

В 60-х годах XX в. английская литература распалась на ряд субдисциплин с общим названием «литературоведческие исследования» (English literary studies). В соответствии с основными периодами истории англоязычной литературы дисциплина была разделена на средневековую литературу, литературу XVI в., литературу XVII в., литературу XVIII в., литературу эпохи романтизма, литературу Викторианской эпохи, литературу эпохи модерна и постмодерна. В рамках двух из этих субдисциплин (литература XVI в. и XVII в.) и появился «новый историзм».

Наряду с университетом важной формой институционализации знания являются профессиональные общества и научные центры. Большую роль в формировании «нового историзма» сыграла крупнейшая профессиональная организация преподавателей английской литературы в США – Ассоциация современных языков (Modern language association – MLA), основанная в 1883 г. Многие представители «нового историзма» принимали активное участие в работе Ассоциации. Мы уже упоминали о степени участия в работе MLA Гринблатта. На конференциях Ассоциации регулярно выступает с докладами другой ведущий представитель «нового историзма» Дж. Голдберг77
  Выступления с докладами на конференциях Ассоциации современных языков в 1980 и 1982 гг.


[Закрыть] [65]. С 1884 г. Ассоциация издает журнал PMLA (в настоящее время «Профешн» (Profession)). Оба эти журнала публиковали статьи представителей «нового историзма», а также дискуссии о новом направлении.

Другой важной площадкой «нового историзма» была Американская академия искусств и наук (American academy of arts and sciences). Этот институт издает собственный журнал «Дедал» (Daedalus), в котором были напечатаны статьи С. Гринблатта (1982), К. Галлахер (1997), К. Хесс (2002). В 2002 г. К. Галлахер была избрана членом Американской академии искусств и наук, что стало своеобразным символом признания «нового историзма» академическими структурами.

Одновременно с появлением «нового историзма» в Стенфордском университете возникает Центр гуманитарных исследований (Stanford humanities center), который был основан в 1980 г. и является самым первым в США исследовательским гуманитарным институтом, созданным в университете. Центр был создан с целью осуществления междисциплинарных исследований. В его работе участвуют историки, философы, литературоведы, антропологи и другие специалисты. Он поддерживает все виды исследований, проводимых на пересечении гуманитарных дисциплин, а также права, медицины, социальных исследований. Эти проекты до сих пор продолжают работать в рамках программ для преподавателей (Faculty fellowships, Rockfeiler fellowship in black performing arts) и студентов Стенфордского и других университетов. Политика, проводимая этой организацией, была близка политике авторов «нового историзма», поэтому неудивительны установившиеся между «новыми историками» и Центром тесные связи. Членом Консультативного совета Центра гуманитарных исследований в настоящее время является К. Галлахер.

Еще одной важной формой институционализации являются периодические и серийные издания. В начале 80-х годов XX в. «новый историзм» уже вполне сложился как особое направление. Поэтому в 1982 г. представители «нового историзма» делают следующий шаг: открывают собственное периодическое издание журнал «Репрезентейшенс». Этот журнал был учрежден в качестве преемника закрывшегося в 1981 г. журнала «Глиф» (Glyph). Такие исследователи, как С. Гринблатт, В.Б. Майклз, Ф. Фергюсон перешли из редакционного совета «Глифа» в «Репрезентейшенс». Несмотря на то, что ядро редакционного совета осталось прежним, идеология нового журнала была решительным образом изменена. «Репрезентейшенс» до сих пор функционирует как издание прикладного характера, в котором практически отсутствуют теоретические публикации [126, с. 118]. Такая перемена в политике издания была прямым следствием политики самого «нового историзма».

Калифорнийское университетское издательство «Беркли» регулярно публикует не только номера журнала «Репрезентейшенс». Оно также выпускает специальную книжную серию под названием «Новый историзм», в которой как известные авторы, так и начинающие исследователи, причастные к «новому историзму», могли публиковать свои работы. Серия была открыта монографией С. Гринблатта «Шекспировские сделки» (1988). В этой серии была также опубликована знаменитая работа В.Б. Майклза «Золотой стандарт и логика натурализма: Американская литература на рубеже веков» ( Walter Michaels, The gold standart and the logic of naturalism: American literature and the turn of the century). Кроме того, в ней издавались такие известные авторы, как Н. Армстронг (Nancy Armstrong), К. Галлахер, Т. Вальтер Герберт (Т. Walter-Herbert), А. Синфилд. К концу 90-х годов было выпущено уже около 40 книг. Проект получил широкую известность.

Кроме того, С. Гринблатт является одним из составителей таких крупных учебных изданий, как «Нортон-Шекспир» 1997 г. (издательство «Нортон»), «Нортоновская антология по английской литературе» 1999 г. и ряда других антологий издательства «Нортон». В 2001 г. вышла электронная версия – «Темы нортоновской антологии онлайн».

Развитие «нового историзма» совпало с развитием информационного общества, предложившего новые возможности для представления научных направлений. «Новый историзм» оказался вовлеченным и в эту деятельность. Участникам «новоисторического» проекта удалось соединить исследовательский подход и образовательную практику в едином интернет-проекте88
  Режим доступа: http://www.wwnorton.comЛiteraШre/general-resources/wri-ting– about-lit/page23.htm


[Закрыть].

С. Гринблатт считал, что текст будет понят лучше, если окружить его другими текстами. Для этих целей идеально подходили информационные технологии с новой системой хранения и гиперссылок. Материал «Нортон онлайн» (Norton literature online) на специальном сайте организован как раз таким образом. Например, внутри текста К. Марло (Christopher Marlowe) «Трагическая история доктора Фауста» (The tragical history of the life and death of Doctor Faustus) можно открыть немецкий текст, на который опирался К. Марло, донос на К. Марло, обличительный трактат против магии Р. Скота (Reginald Scot). Все эти тексты доступны, но не являются обязательными для прочтения.

Проект «Нортон онлайн» также позволяет решить проблему соотношения старого и нового литературного канона. С. Гринблатт предлагает специальную рубрику «архив», в которой содержатся все тексты «старого» канона, а также наиболее интересные исследования, написанные о них. «Нортон онлайн» является общедоступным для пользователей ресурсом. Некоторые материалы «новые историки» систематизируют на специализированных дисках. К их числу относится «Антология Нортон».

Электронная версия «Антологии Нортон» дает возможность воплотить существенный для «нового историзма» принцип – интерактивность, который позволяет представлять культуру не только в виде набора текстов, но и в виде визуальных и звуковых файлов. Например, в одном из них С. Гринблатт читает вслух древние английские тексты, подражая англосаксонским бардам, как он их себе представляет.

Таким образом, «новый историзм» создает ряд собственных институтов, отвечающих статусу направления и современным условиям развития гуманитарного знания. Однако важно помнить, что такая развернутая институциональная база оказалась возможной только потому, что «новые историки» удачно сформулировали свои концептуальные позиции. Они успешно вписались в рамки дисциплины «литературоведение» и создали особую междисциплинарную нишу для дальнейшего развития своих идей.

Глава 2
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ «НОВОГО ИСТОРИЗМА»

В своей программной статье «Что такое история литературы?» С. Гринблатт приходит к однозначному выводу, что «литература» в концептуальном смысле – пустое понятие [64, с. 469]. В результате исследования С. Гринблатт заключает, что «литература» как термин не обозначает предмет, а характеризует определенный угол зрения, позволяющий рассматривать любое явление (a quality of attention). Идею «литературы» гораздо лучше выражает понятие «литературности», которое в данной статье С. Гринблатта выступает как синоним «литературы». Например, существование университетского курса «Библия как литература» еще раз подтверждает, что в понимании профессиональных литературоведов литература – это особое качество. Если в общих чертах охарактеризовать концептуальную сторону «нового историзма», то она заключается в том, чтобы рассмотреть культуру с точки зрения ее «литературности».

Концептуальные проблемы «нового историзма» прямо проистекают из тех сложностей, с которыми имели дело литературоведы США в ХIХ-ХХ вв. В этой работе не предлагается рассмотреть все проблемы, стоявшие перед специалистами в области английской литературы. Напротив, необходимо было сузить круг этих вопросов таким образом, чтобы была ясна литературоведческая и культурологическая специфика методологии «нового историзма». К числу литературоведческих проблем «нового историзма» следует отнести проблему исторического контекста в изучении литературы и культуры, проблему текстуальности культуры, а также проблему соотношения иллюзии и реальности.

2.1. С точки зрения «перспективы настоящего»

Обычно специфику «нового историзма» связывают именно с проблематикой контекста, одним из важнейших вопросов литературоведения. Основная неясность заключается в том, какие сведения могут и должны быть включены в понятие «контекст», что же составляет содержание понятия «историзм»? Историзм имел различные формы в американском литературоведении. Возникшая в конце ХIХ в. филология опиралась на историзм, который состоял из достоверных исторических фактов [8]. После Первой мировой войны в литературоведении США происходят уже описанные выше значительные перемены. Все больше удаляется от исторического подхода «новая критика». Ради того чтобы произведение искусства не погибло в окружении исторических фактов, «новые критики» готовы были отказаться от экономического, социального и политического контекста, который, по их мнению, лишал произведение искусства его сути [29, с. 287].

В 60-е годы XX в. тенденция возврата к подлинному «историческому контексту» в литературоведении была уже слишком очевидной. На XXV сессии Института английской литературы, посвященной «Критике и биографии», была поставлена проблема «соотношения истории и критики» в современном литературоведении. Дискуссия развернулась вокруг тезиса М. Крегера – «назад к историзму». В 1967 г. ключевые доклады сессии были опубликованы в сборнике «Литературная критика и историческое понимание», где обсуждались сложности, возникшие в связи с поворотом литературоведения в сторону историзма [90]. В 70-80-е годы XX в. даже «культурная критика», не поддерживавшая идеи «историзма», возвращается «к традициям культурно-исторического подхода и апеллирует к практике социально-исторического анализа» [7, с. 201].

Идея необходимости «поворота к истории» и культуре стала настолько востребованной к 80-м годам XX в., что ее начали провозглашать представители самых различных профессиональных сообществ. В частности, о необходимости «поворота к истории» говорил председатель Ассоциации современных языков в 1986 г. в своем послании [97, с. 283].

Считается, что в проблематике контекста «новые историки» противопоставляют себя «новым критикам». На это указывает само название направления. Важно помнить, что С. Гринблатт и его сподвижники обучались в университетах как раз в тот момент, когда «новая критика» была еще довольно влиятельным литературоведческим направлением. Однако важно отметить и то, что новое поколение литературоведов возвращается к принципам историзма уже на новом витке развития дисциплины.

Представители «нового историзма» полагали, что до сих пор литературоведение строилось на противопоставлении «текста» «контексту», «литературы» – «истории». В этом смысле, даже отрицая «контекст», «новая критика» так же опиралась на это противопоставление, как и предшествовавшие ей литературоведческие школы. Специфика же «нового историзма» заключается в снятии самого противопоставления. Как писал Л. Монроз, «новый историзм» «отвергает господствующую тенденцию ставить во главу угла некую однородную и автономную единицу – будь то Автор или Произведение, противопоставляя эту фигуру социальному или литературному фону» [13, с. 16]. Здесь под господствующей тенденцией Л. Монроз имеет в виду и «новую критику», и другие литературоведческие направления. Л. Монроз объясняет специфику «нового историзма» таким образом, будто его представители не только возвращают категорию «историзма» в литературоведческий оборот, но при этом снимают различие между литературным текстом и историческим, культурным контекстом, что и позволяет рассматривать культуру уже не как совокупность материальных памятников, а как единое текстуальное поле.

Заявление Л. Монроза о снятии противопоставления «текста» «контексту» звучит довольно эффектно. Читатель сам может оценить, насколько успешно в работах «новых историков» изживается это противопоставление. Возможно, здесь содержится лишь благое пожелание исполнить невозможное или первые шаги уже сделаны. Проанализируем небольшой отрывок из книги С. Гринблатта «Шекспировские сделки» с точки зрения упоминаемого в нем контекста. Речь здесь идет о Томасе Хэрриоте (Thomas Harriot), английском астрономе и математике, в конце XVI в. посетившем остров Роанок близ Северной Каролины вместе с сэром Вальтером Ралли (Walter Raleigh).

«Конечно, Хэрриот пишет о кори, оспе или даже обычном гриппе без всякой ненависти к аборигенам. Но концепция эпидемии придает его словам особое значение. Для англичан смерть имеет, прежде всего, моральное значение. Для англичан это упоминание о неспособности аборигенов сопротивляться болезням имеет примерно то же значение, что для нас упоминание о микробах. Таким образом, уже само по себе представление "фактов" носит моральную окраску: смерть приходит только к тем, "кто оказывает нам сопротивление", к тем индейцам, которые тайно замышляют что-то против англичан. Вместе с этой, самой себе придающей ценность циркуляцией смыслов, присутствующей в любых властных конструкциях реальности, очевидным следствием конспирации становится смерть индейцев» [62, с. 35].

Приводятся ли в этом небольшом отрывке достаточные доказательства того, что смерть действительно имела моральное значение для англичан XVI в., а упоминание о кори носило, безусловно, политический характер? И не ищет ли наш тренированный слух дополнительных сведений, подтверждающих, что это действительно было так? Как вообще возможны подобные суждения без общих знаний о том, что имело для аборигенов «примерно то же значение, что для нас», и что именно носило ту или иную окраску? В историческом исследовании избежать исторического контекста крайне сложно, но очевидно, что Л. Монроз говорит о том контексте, который был уже слишком ему знаком, слишком приторен, идеологически окрашен. В таком случае можно говорить, что «новые историки» не совсем отказываются от идеи контекста, скорее, они ищут ей подходящую замену.

Кроме проблемы «исторического контекста» перед американским литературоведением стояли другие важные проблемы, которые также были пересмотрены «новыми историками». К их числу, например, относится проблема «перспективы настоящего». Известный формалист Фрэнк Реймонд Ливис (Frank Raymond Leavis) выдвинул в свое время идею «перспективы настоящего» с тем чтобы, отказавшись от идеи «исторического контекста», сохранить идею контекста в литературоведческом исследовании. Ливис был далеко не единственным автором, который писал об этой проблеме. Эта тема явно касается не одного лишь литературоведения и функционирования литературного текста, но имеет более широкое значение.

В частности, ее касался Гегель в своей полемике с известным французским знатоком искусства Антуаном-Хрисостомом Кватремером де Квинси (Antoine-Chrysostome Quatremère de Quincy). Кватремер исходил из внутреннего желания спасти «великое искусство» от осквернения, которому оно постоянно может быть подвергнуто. Как это ни странно сегодня звучит, глубоко анти-культурной Кватремер считал идею музея, полагая музей местом, в котором культурные ценности воспринимаются в отрыве от своего естественного контекста (1806). В свою очередь Гегель в «Феноменологии духа», в явной форме отвечая Кватремеру, изящно отметил, что многие предметы переживают свой первоначальный контекст и со временем приобретают новый, «современный». Таким образом, подчеркивая уместность античных статуй в Британском музее, Гегель открыто вставал на позиции защитников идеи «современного контекста» [119].

Сама по себе тема музея возникает здесь крайне неслучайно. «Новые историки», восприняв идею «современного контекста» в том же смысле, что и Гегель, считали музей важнейшим местом для историка культуры, о чем уже вкратце было сказано выше. «Музейные исследования» имеют непосредственное отношение к идее «перспективы настоящего», о чем свидетельствует уже цитировавшаяся выше статья известного «нового историка» Р. Старна.

Возвращаясь к Ливису, следует отметить, что под «перспективой настоящего» он имел в виду методологический принцип, руководствуясь которым критик должен ощущать свою собственную позицию по отношению к изучаемому феномену, эпохе, культуре. Идея «перспективы настоящего» не была в полной мере разработана «новыми критиками», но в ней впервые было заявлено о необходимости учета сознания исследователя в исследовании. Представители «нового историзма» воспользовались этой концепцией и широко опирались на нее в своем подходе.

С точки зрения «нового историзма» фигура исследователя многопланова. На профессиональные интересы любого ученого могут повлиять другие его социальные позиции, образование, пережитый опыт, амбициозные планы, корысть и т.д. Например, свой интерес к проблематике «реалистичности иллюзий» Гринблатт считал исключительно личным, поскольку эта тема прямо отвечала его вкусам, воспитанным в процессе получения им филологического образования. Поэтому стоит ли слишком долго искать верное решение, почему одни, а не другие темы привлекают особый интерес «новых историков». В конце концов, изучаемые авторы открыто отстаивают свое право на выбор темы по интересу, а не по принципу.

Привлекательной для Гринблатта является тема значимости иллюзий, лжи, обмана, миража, реальная социальная роль мира воображаемого и политическое значение неправдоподобных аллюзий. «Шекспировская пьеса "Буря" предлагает нам модель нерешенного и нерешаемого противоречия. Остров в "Буре" является чистой фантазией, не включенной ни в какие другие дискурсы. Он также является образом места, где сосредоточена власть, местом, в котором все индивидуальные дискурсы организованы вокруг невидимого правителя. Искусство, с одной стороны – четко ограниченная, периферийная, частная сфера: царство постижения, удовольствия и изоляции. С другой стороны – это открытая центральная, публичная сфера: царство политического порядка, возможного благодаря строгости мышления, насилию, дисциплине, беспокойству и чувству вины» [62, с. 158-159].

С. Гринблатт осознавал огромное значение вымысла в культуре. Эта личная позиция сыграла принципиальную роль в общем исследовательском подходе, что и привело к тому, что в его работах и в работах других авторов вымышленные тексты анализируются наравне с документальными, а иногда им придается еще более важное значение. С. Гринблатт особенно часто обращается к фальсификациям. В качестве примера можно привести «Приключения сэра Джона Мандевиля» (Livre des merveilles du monde), написанные во второй половине XIV в. Этот текст анализируется С. Гринблаттом в книге «Чудесные завоевания» [59].