Текст книги "86400 секунд счастья"

– Знаешь, на что мне нужны деньги? – спросила Ленка.

– Мм? – Лина кусала зубами травинку и разглядывала проплывающие облака.

– Я, похоже, залетела.

Лина не сразу поняла, о чем она, потом привстала, с недоверием посмотрев на подругу:

– Да ты что?! От кого? А твоя мать знает?

Подруга покачала головой:

– Не знает.

– А отец ребенка? – не отставала Лина. Ленка вскочила, подняв сумку:

– Не хочу о нем говорить.

Они долго шли молча, и Лина долго думала о том, что подруга, оказывается, не все рассказывала ей. А потом все же не выдержала:

– Лена, что ты собираешься делать? Ты же такая юная…

– Что собираюсь, что собираюсь… – пробубнила та. – Рожу, а там посмотрим.

Железнодорожная станция была маленькой, с одноэтажным вокзальчиком и двумя скамейками.

Пахло колесной смазкой и тепловозным дымом, и Лина блаженно зажмурилась. Этот запах манил ее далекой дорогой, о которой она так мечтала, и ей было приятно просто сидеть на вокзале, слушая, как хриплый голос объявляет по громкой связи поезда. Лена, поставив сумку на землю, нырнула внутрь вокзала и, вернувшись, приобняла подругу:

– Через полчаса московский поезд. Сейчас подзаработаем.

Лина чмокнула ее в щеку и внимательно посмотрела на ее живот, пока что еще плоский.

– Ты это серьезно? – на всякий случай спросила она. – Про ребенка?

Ленка хмуро кивнула.

– Не бойся, все будет хорошо.

– Да уж, – кисло улыбнулась та.

– Я тебе обещаю, – повторила Лина. – Все будет хорошо. Когда я буду жить в Москве, у меня будет столько денег, что я смогу помогать тебе.

Ленка засмеялась и, достав теплый початок, стала грызть.

– Ты же ничего не умеешь делать, – сказала она с набитым ртом. – Чем ты будешь зарабатывать?

Истошно гудя, мимо станции прополз старый тепловоз с закопченной трубой, из которой валил черный дым. Откуда-то появились торговки, смуглые, сморщенные старухи с ведрами, полными слив и абрикосов, две цыганки в длинных пестрых юбках, которые тащили в руках бутылки с пивом и водой. Потом появились другие женщины, у всех были в руках ведра, корзинки, коробки, и Лине стало не по себе.

– Посмотри, как их много, – пихнула она Ленку вбок.

– Ну и что? – Подруга оставалась невозмутима. – Пассажиров-то еще больше.

Объявили прибытие поезда. Стоянка была всего пять минут. Девушки достали несколько початков из сумок и подошли к платформе. Остальные женщины зашумели:

– Вы кто такие? Убирайтесь отсюда. Нам самим места мало.

– Места всем хватит, – возразила Лина, но женщины закричали еще громче.

– Мы платим за то, чтобы нам разрешали тут торговать, – сказала им одна из женщин. – А вы просто пришли и встали на нашей территории. Уходите.

– Кому вы платите? – не поняла Лина. Женщина кивнула в сторону, и Лина увидела двух смуглых мужчин, отиравшихся у входа на вокзал. Одна из цыганок подбежала к ним, указывая пальцем на подруг, и они, отшвырнув окурки, направились к платформе.

Вдали уже показался поезд, похожий на зеленую змею. Мужчины обступили Лину, и она, выставив перед собой початок, словно это был пистолет, втянула голову в шею.

– А ну, идите отсюда.

– А кому мы мешаем? – возмутилась Ленка.

– Всем мешаете! – закричали женщины.

Один из мужчин, схватив Ленкину сумку, вытряхнул кукурузу на платформу, и золотистые початки покатились вниз, упав на пути. Поезд загудел, приближаясь к станции, и, грохоча вагонами, стал замедлять ход.

Мужчины оттолкнули Ленку, и она, споткнувшись, упала, разбив коленку.

– Тебе что, сто раз повторять нужно? – повернулись они к Лине.

Завизжав тормозами, поезд остановился. Проводники открыли двери и выбросили сходни, а торговки, зашумев, бросились к вагонам. «Горячие жареные пирожки, с капустой, с картошкой, с луком!», «Алыча, яблоки, малина в стаканчиках!», «Пиво, минеральная вода, лимонад!», «Мороженое, мороженое, кому мороженое?» Пассажиры не сходили на станции, стояли в тамбуре, глядя сверху на шумных торговок. Кто-то протягивал деньги, покупая пирожки или пиво, но по большей части люди просто стояли, насмешливо глядя на женщин.

Красный свет семафора сменился зеленым, поезд загудел, и проводники стали отгонять торговок от вагонов. «Отправляемся, отправляемся!» – кричали они, и пассажиры стали расходиться. «Ну купите, купите, пожалуйста!» – канючили женщины, и Лине стало горько и обидно за них.

Двери вагонов закрылись, и поезд медленно двинулся. И тут Лину больно пихнули в плечо. Она обернулась, а над ней, ухмыляясь, нависал смуглый мужчина.

– Ну что, платить будем? – спросил он, оглядывая Лину.

Она испуганно обернулась, но Ленки нигде не было.

– За что?

– За то, что стояла здесь.

– Слиняла твоя подружка, – сказал ей второй, прикуривая дешевую папиросу. – Так что придется тебе за двоих расплачиваться.

Поезд набирал скорость, и уже показался последний вагон.

Скамейки перед вокзалом пустовали, людей не было, и никто не мог ей помочь. Женщины, устало ссутулив плечи, расходились. Кто-то подсчитывал небольшую выручку, но в основном торговки уходили с пустыми руками. На Лину и мужчин они не обращали никакого внимания, словно не видели их.

– Что стоишь? Пойдем с нами! – грубо толкнули ее.

И тут Лина, швырнув в мужчин початком, который до сих пор держала во взмокшей от страха ладони, вскочила на подножку последнего вагона. Опешив, те не сразу побежали за ней, а когда кинулись следом, уже не смогли догнать поезд.

Лина испуганно вцепилась в поручни, прижавшись к двери, и с ужасом смотрела, как мелькают дома и деревья, а поезд идет все быстрее и быстрее. Она боялась сорваться, разбившись насмерть, и ругала себя за то, что не бросила тяжелую сумку с кукурузой. Мимо проносилось маковое поле, красивое, издалека как будто бы покрытое сотнями красных поцелуев, и Лина вспоминала, как проводила здесь дни, мечтая уехать в Москву на одном из проезжавших мимо поездов. Она с трудом держалась, руки ныли от усталости, к тому же скользили по поручням, и ей казалось, что она уже совсем не чувствует свое тело. Она смотрела на покосившиеся домишки своей деревни, с латаными крышами и цветастыми пугалами, насаженными на длинные палки, и тщетно пыталась разглядеть свой дом. По лицу потекли слезы – ей, как никогда, хотелось сейчас домой, к матери. Бедная мама, она с ума сойдет, когда Лина не вернется домой. Но поезд уносил ее все дальше и дальше от родной деревни. Поезд шел в Москву.

У Лины больше не было сил держаться за поручни. Руки слабели, тело обмякло, как у тряпичной куклы, и она уже была готова упасть, как вдруг дверь распахнулась и чьи-то сильные руки втянули ее в вагон.

– Я тебя в окно увидел, – сказал толстяк и надавал ей пощечин, чтобы она пришла в себя. – Совсем с ума сошла, а если бы разбилась насмерть?

Лина сидела, уставившись в грязный пол тамбура, и не могла отдышаться. От ветра волосы сбились в колтун, а по щекам текли слезы, и она дрожала от холода, потирая затекшие руки.

– Далеко собралась? – не отставал толстяк.

– В Москву, – еле слышно пробормотала она.

Толстяк хмыкнул, оглядев ее с головы до ног, и махнул рукой:

– Эх, сколько там таких, как ты, сгинуло.

Он закурил, пуская колечки, и уставился в окно, словно уже и забыл про Лину. В тамбур зашли другие пассажиры, которые курили пахучие папиросы, и у девушки от дыма защипало глаза. Она подняла свою сумку и вошла в вагон.

Наверное, нужно было идти по вагонам и громко кричать: «Кукуруза, горячая кукуруза!», но она не могла себя заставить, ей казалось это стыдным. И она просто подходила ко всем и тихо предлагала: «Кукурузу не хотите?» Люди отворачивались, качали головами, морщили носы, презрительно кривились, иногда доставали кошельки и покупали початок или два, так что, когда Лина прошла шесть вагонов, ее сумка стала заметно легче.

В одном из вагонов, усевшись на сумку, она съела один початок, почувствовав, как сильно она проголодалась, а потом запила его водой из-под крана в туалете. Ее подкараулил проводник, грозно нависший над ней, и ей пришлось отдать ему все заработанные деньги, чтобы разрешил ей пересидеть в тамбуре. Там было накурено, душно и грязно, стены были исписаны любовными признаниями и неумелыми рисунками, а Лина, слушая стук колес, различала в них: «В Моск-ву, в Моск-ву…» И ее сердце замирало от счастья.

Сутки прошли в беспамятстве, она сидела, согнувшись, на своей сумке и боялась даже выходить на остановках. Ей казалось, что стоит ей сойти с поезда, как он тронется, оставив ее на платформе.

А потом все зашумели, забегали, захлопали дверьми, стали собираться, и Лина услышала в разговорах: «Москва, Москва, подъезжаем!» Она причесала пятерней взлохмаченные волосы, отряхнула грязную юбку и, осмотрев себя, подумала, что, наверное, выглядит не очень. Но ей было все равно.

Открыв дверь, проводник первой выпустил Лину.

– Удачи тебе в Москве, – сказал он так, будто был уверен, что у нее ничего не получится, а может, она вообще пропадет бесследно в этом огромном городе.

– Вам тоже, – пожелала Лина, перекинув сумку через плечо.

На платформе стояли грузчики и назойливые таксисты, по громкой связи объявляли прибывающие поезда, а на огромном рекламном щите красовалась белокурая женщина, похожая на Мэрилин Монро, а ниже было написано о концерте певицы Полины. Напевая, Лина улыбнулась женщине с афиши и направилась уверенным шагом, как будто знала, куда ей нужно идти.

От этого прекрасного, яркого, шумного города у нее захватывало дух. Грызя кукурузу, она бродила по улицам и разглядывала нависавшие над ней дома, неоновые вывески, окна ресторанов и кафе, где сидели за столиками красивые и счастливые люди, бутики и магазины с нарядно одетыми манекенами, туристические агентства, супермаркеты, автосалоны. От всего этого великолепия у Лины рябило в глазах. Разевая рот она смотрела на грохочущие трамваи, которых никогда в жизни еще не видела, и испуганно шарахалась от машин, истошно сигналящих ей. Но быстро разобралась, что шоферам не нравится, когда она идет по дороге, а если не сходить с ее края, идти вместе со всеми пешеходами, то никто не будет сигналить ей.

Она остановилась у дорогого ресторана. На рекламных афишах она увидела певицу, похожую на Мэрлин Монро, и, поправив прическу, зашла внутрь. Охранники неприязненно покосились на нее, но она этого даже не заметила. Внутри все сверкало, и Лина, восторженно ахая, разглядывала роскошные интерьеры холла. Она увидела, как люди заходят в лифт, и зашла вместе с ними. Лифт был стеклянным, и сверкающая огнями Москва вдруг оказалась перед ней как на ладони, так что Лина, вскрикнув, прикрыла ладонью рот. Люди в лифте, хмыкая, разглядывали ее бедную одежду, но она даже не замечала их, потому что, не отрываясь, смотрела на Москву, лежащую у нее под ногами.

Лифт остановился на верхнем этаже, и девушка оказалась в роскошном зале, полном женщин в длинных вечерних платьях и мужчин в костюмах. Такие платья она видела только по телевизору. Официанты, перекинув белые полотенца через руку, сновали по залам, разнося напитки. На сцене возились какие-то люди, настраивали звук, направляли свет, и Лина представила, что скоро здесь появится та певица, чьи фотографии она видела на афишах. Белокурая женщина, похожая на Мэрилин Монро, с алыми губами и в блестящем платье.

Но как только она сделала шаг, дорогу ей преградили охранники.

– Куда? – грубо спросил один, оттолкнув ее. Лина, задохнувшись от волнения, не знала, что ответить.

– Куда приперлась, спрашиваю?

Второй охранник вызвал лифт, и мужчины затолкали в него Лину.

– Чтобы больше тебя тут не видели, нищебродка! – со смехом крикнули ей вслед.

Москва, которая лежала у ее ног, стремительно приближалась, дома становились все больше, улицы шире, и, наконец, лифт опустился на первый этаж. Лина вышла из ресторана с упрямым чувством, что когда-нибудь снова вернется сюда. «Еще будете расшаркиваться передо мной!» – мысленно грозила она кулаком охранникам, выгнавшим ее.

В сумке лежали еще два початка на ужин, и Лина брела по кривым московским улочкам, гадая, как ей быть дальше. У нее не было ни копейки, и она не знала, где ей ночевать и как быть, просто шла наугад, словно надеялась, что решение придет само собой, а деньги свалятся на нее с неба.

У входа в клуб собралась молодежь: девушки в коротких джинсовых юбках и обтягивающих топах, с пирсингом в носу и в пупке, парни в ярких брюках и со смешными прическами. «Девушкам бесплатный вход» – было написано на объявлении, и Лина зашла внутрь. В клубе все сверкало синим и лиловым светом, горели прожекторы, мелькавшие под ритм музыки. Все вокруг пританцовывали, потягивали коктейли, курили, и у Лины закружилась голова. От громкой музыки и непривычного света ей на минуту стало нехорошо, и она зашла в туалет. У большого зеркала прихорашивались расфуфыренные красотки, которые подводили глаза и красили губы. Лина оглядела себя с головы до ног и ужаснулась: грязная юбка, растянутая майка, исцарапанные руки, дурацкая хозяйственная сумка через плечо, лохматые волосы. Девушка приуныла. Но потом встряхнула волосами, поправила майку, одернула юбку, так что красотки недоуменно покосились на нее, и вышла из туалета с гордо поднятой головой. И, нырнув в атмосферу клуба, начала танцевать.

«Я в Москве, – повторяла она, – я в Москве». И от счастья ей хотелось петь. Она танцевала, отдавая всю себя танцу, и на нее стали обращать внимание.

– Эй, малышка, ты под чем? – спросил ее белокурый красавчик.

Но она не понимала вопроса. Она бросила свою сумку на пол и побежала в центр танцпола, где вокруг нее образовалось пустое место. Люди танцевали и смотрели на нее, заряжаясь ее энергией. Если бы они знали, что это заводной девчонке негде сегодня ночевать!

Вдруг ведущий объявил со сцены, что он выбрал трех лучших танцовщиц вечера. И теперь они должны подняться на сцену. Он спустился на танцпол, чтобы указать на трех счастливиц, и, когда подошел к Лине, она не поверила своей удаче.

– Ты классно зажигаешь! – прокричал ей ведущий на ухо. – Ты просто супер!

Три девушки поднялись на сцену. Две соперницы Лины были хорошенькие, обе в красивых ярких платьях, с уложенными волосами, одна брюнетка, вторая рыжая. Рядом с ними она смотрелась странно и нелепо. Но до тех пор, пока не начала танцевать.

Победительницей выбрали не Лину, а рыжеволосую девчонку. Ей долго аплодировали и подарили мобильный телефон. Но она, взяв Лину за локоть, отдала ей свой приз.

– Это будет справедливо, – сказала она. – Ты сегодня танцевала лучше всех.

Глава 3
День длиною в жизнь

Бывает, что один день становится длиною в жизнь. У Полины был такой день, который стал для нее и точкой отсчета, и часом икс, и роковым событием, через призму которого она теперь смотрела на всю свою жизнь. Она была благодарна этому дню, подарившему ей любовь. И иногда приезжала пообедать в «Метрополе», чтобы обновить свои чувства и воспоминания о том, что здесь случилось с ней.

Это было много лет назад. Азартные игры еще не были под запретом, и казино «Метрополь» входило в десятку лучших казино мира. Здесь собирались самые-самые из людей: самые красивые женщины, самые опасные мужчины, самые большие негодяи, самые безумные игроманы, самые богатые и самые азартные москвичи. В воздухе пахло деньгами и страстью, здесь проигрывались в пух и прах, искали богатство и смысл жизни, пытались забыться в игре, приходили, чтобы найти I'amoure pourtoujours, или любовь на одну ночь. Полина бывала здесь нередко, но приходила сюда не за тем, зачем другие.

В тот вечер на ней было белое кашемировое пальто, край которого теребил сильный ветер, словно хотел увидеть, что спрятано под ним. У входа в «Метрополь» стоял мужчина, одетый в старомодный фрак, будто сошедший с исторической киноленты о XIX веке. Прислонившись к стене, он курил толстую сигару, уставившись в невидимую точку перед собой. Судя по его облику, он только что спустил огромную сумму денег и теперь пытался примириться с той мыслью, что обеднел буквально за одну ночь. Скользнув по нему взглядом, Полина подумала, что есть что-то комичное в мужчинах, которые курят толстые сигары.

– Как вы думаете, что означает эта «М»? – спросил ее мужчина во фраке, преградив дорогу.

Полина с удивлением посмотрела на вывеску, огромную выпуклую букву М, знаменитый символ гостиницы и казино.

– Осмелюсь предположить, что «М» означает «Метрополь», – насмешливо ответила она и попыталась обойти мужчину, но он ее не пропускал.

– М – это Москва, миллионы, миллиардеры, магнаты, мужчины, монополия…

– Поезжайте домой и хорошенько выспитесь. – Полине наконец удалось пройти.

Швейцар, слегка поклонившись, открыл перед ней дверь. А Полина, слушая, как мужчина во фраке продолжал бормотать под нос слова на «м», протянула швейцару деньги:

– Очень прошу, вызовите ему такси и проследите, чтобы он в него сел.

За высокими окнами «Метрополя» мелькали огни большого города, проезжали машины, спешили мимо редкие прохожие, прятавшиеся от моросившего дождя под зонтиками. К Полине подошел гардеробщик, чтобы помочь снять пальто. Дождливая Москва осталась снаружи, а здесь все сверкало роскошью, и сама Полина, в своем маленьком черном платье, подчеркивающем ее роскошную фигуру, была здесь очень уместна. На ней было дорогое бриллиантовое колье, ничего не значащий подарок поклонника, прорвавшегося за кулисы только для того, чтобы вручить ей бархатную коробочку с украшением. Колье было из белого золота, с бриллиантами и огромным, похожим на каплю, сапфиром. Покрутившись перед зеркалом, Полина подумала, что в ее жизни очень много подарков, от мужчин, от женщин, от судьбы, но перед этим ей пришлось пройти такой трудный путь, столько вынести и столько потрудиться, что теперь каждый подарок воспринимался ею как заслуженная награда, словно ангел-хранитель вознаграждал ее за все, делая это руками других людей.

Полина вошла в зал. Высокие окна были задернуты тяжелыми гардинами, так что в этих комнатах всегда была ночь. Низкие лампы с тканевыми абажурами, сделанными по моде прошлых веков, светили неярко, скрадывая тусклым светом морщинки на лицах и синяки под глазами утех игроков, которые проводили за столом сутки или даже двое.

– Рады вас видеть! – поприветствовал ее охранник у входа, высокий, элегантный мужчина в хорошем костюме, которого можно было бы принять за гостя, если бы его не выдавал наушник от рации, чей провод спускался от уха в карман.

Полина подошла к рулетке. «Чертово колесо» – так звали рулетку игроки за то, что сумма всех ее чисел равнялась «666». Интересно, было ли это случайностью или специально задуманным ходом? Но во всяком случае, вокруг этих трех шестерок ходило немало легенд, в том числе и о том, что основоположник игры Франсуа Бланк заключил сделку с дьяволом, заложив собственную душу. Услышав эту легенду, Полина усмехнулась и подумала, что многие игроки в рулетку были бы счастливы отдать свои душу дьяволу, но их не примут даже в ломбарде.

Ставить можно было на красное/черное, чет/ нечет, малые/большие, колонны/дюжины, можно было поставить на номер, на три номера, на шесть номеров, на угол или крест. Играть можно было, полагаясь на случай или изучив все стратегии игры в рулетку, которым были посвящены целые книги и математические расчеты. О, рулетка была целой вселенной, за этой игрой можно было провести несколько ночей напролет, не чувствуя усталости, не сводя глаз с маленького шарика, способного разрушить жизнь или, наоборот, обогатить человека, превратив из нищего в миллиардера.

Наша жизнь – это тоже рулетка, чет/нечет, красное/белое, зеро, безумные ставки, безумные риски, головокружительные удачи и падения, и все это под равнодушным взглядом невозмутимого крупье. Люди приходят играть в рулетку, чтобы найти свое счастье, но, увы, даже те редкие счастливчики, один на миллион, которым удается с помощью завидной удачи заполучить здесь богатство, с удивлением и горьким разочарованием понимают вдруг, что счастья здесь не найти. Его здесь нет.

Полина не искала счастья в игре, она изредка делала маленькие ставки, больше для вида или от скуки, немного проигрывала и немного выигрывала, не испытывая ни огорчения, ни радости. Не потому, что она не любила играть, нет, не поэтому. Просто она приходила в казино не ради игр. Она приходила сюда ради игрока. Одного-единственного, которого в одни вечера встречала здесь, а в другие – нет, но все равно чувствовала его незримое присутствие.

Окинув зал взглядом, она увидела его за столом в углу, но не стала подходить сразу. Он тоже заметил ее, поймав отражение в зеркале, и тоже сделал вид, что поглощен игрой в пунто-банко, хотя на его лице и читалась легкая скука. Он был красивый, высокий, жгучий брюнет, с черными – не карими, а именно черными, как угольки, – глазами. Яркий, дерзкий, всегда заметный в толпе, он выделялся среди других мужчин, как будто был глянцевой вырезкой, вклеенной на черно-белую фотографию. Они были знакомы уже семь лет, но дальше ничего не значащего флирта и разговоров дело не заходило.

– Делайте ваши ставки, господа! – крикнул крупье, и со всех сторон послышалось: «на черное», «на красное», «на 13-й номер», «на нечет». Полина поставила на двойку, без надежды, да и желания выиграть. Просто эта цифра многое значила для нее. Два – это двое, он и она, мужчина и женщина, инь и ян, добро и зло, да и нет. В алхимии двойка символизировала противоположности, царя и царицу, луну и солнце, серу и ртуть – которые вначале противостояли друг другу, а потом смешивались и растворялись, рождая нечто новое. В буддизме двойка – это мужское и женское начало, теория и практика, а еще слепой и хромой, которые объединились, чтобы видеть путь и идти по нему. А Пифагор говорил, что двойка – это разделенное земное существо, две половинки, которые ищут друг друга, чтобы стать целым. Полина уже не искала свою половинку, она давно ее нашла. Эта половинка сейчас сидела в углу и, скучая, играла в пунто-банко, проигрывая по мелочи.

– Двойка! – выкрикнул крупье, и вокруг разочарованно выдохнули.

– Двойка? – Полина удивленно смотрела на гору фишек, которые крупье придвинул ей. Скосив глаза, она удовлетворенно отметила, что для брюнета в углу не остался незамеченным ее выигрыш.

Ставка была тридцать пять к одному, и небольшая сумма, которую Полина поставила, сильно увеличилась. Крупье смотрел на нее вопросительно, но она, обворожительно улыбнувшись, покачала головой. В конце концов, она пришла сюда играть в любовь, а не в рулетку.

Взяв у официанта бокал белого, она прошлась по залу, слегка задержавшись у стола, где играли в покер. Забавно, что у игроков были как на подбор вытянутые, постные лица – и у мужчин, и у женщины, которая, впрочем, неплохо блефовала. Полине всегда казалась скучной эта игра, с ее роял-флешами, стрейт-флешами и каре, выигрышными комбинациями и поднятием ставок, она была похожа на биржу или коммерческие операции, и от одной мысли о покере Полина неумышленно зевала. Она и сейчас с трудом подавила зевок, чтобы ее игрок в пунте-банко не раскусил, что она только делает вид, что наблюдает за покером, а сама только и думает, что о нем.

– Похоже, милая, вы приносите удачу, – обернулся к ней мужчина, рядом с которым она стояла.

Обведя глазами своих соперников, он, одну за другой, наслаждаясь моментом, выложил пять карт пиковой масти, от туза до десятки. А Полина поспешила отойти от стола, чтобы счастливый победитель не надумал пригласить ее выпить вместе.

Откинувшись на спинку кресла, брюнет смотрел на нее, не сводя глаз, и она направилась прямиком к нему.

– Красавица, говорят, ты приносишь мужчинам удачу? – спросил он Полину так, будто они не были знакомы. – Может, постоишь и у моего стола? А то я весь вечер в проигрыше.

– Мужчинам я приношу любовь, – улыбнулась она, а он так посмотрел на нее, что она почувствовала себя голой и даже провела рукой по платью, чтобы убедиться, что это не так.

Когда Полина думала или говорила о нем, она всегда называла его «он», хотя знала его имя и оно нравилось ей. И все же это «он», даже «Он» – с большой буквы, всегда выделяло его среди других мужчин. Увидев его семь лет назад, она сразу поняла, что он – это Он, тот единственный, которого каждая женщина ждет в своей жизни. Он был опасным мужчиной, игроком по жизни, пускающимся во все тяжкие только ради азарта. Он любил все острое: острые ощущения, острую еду, острые ножи, острые шутки и женщин с острыми каблуками, он был удачлив в бизнесе, любви, в игре, в дружбе и любил проверять свою удачливость, заигрывая со своей судьбой в казино. Полина приходила сюда ради него вот уже семь лет. Что и говорить, она умела ждать.

– Знаешь, как появилась эта игра? – спросил он, проигрывая очередную партию.

Она опустилась в кресло рядом с ним, и он с удовольствием оглядел ее округлые бедра, подчеркнутые обтягивающим платьем. А Полина почувствовала, как по ее спине рассыпались мурашки, а внизу живота сладко заныло, будто он погладил ее не взглядом, а рукой. Ощущения были такими сильными, что она могла провести так всю жизнь – сидя перед ним в кресле и наслаждаясь, как он ласкает ее взглядом, разглядывая каждый изгиб ее тела.

– И как? – приготовилась она слушать.

– Итальянец Феликс Фальгуере создал ее на основе этрусского ритуала. Этот ритуал состоял в том, что с помощью девятигранных костей решал судьбу девственниц. Если девушке выпадало 8 или 9, она становилась жрицей, если 7 или 6, то ей запрещали принимать участие в религиозных обрядах, а если меньше 6 – то бедняжку бросали в море.

Он пристально посмотрел Полине в глаза, и она с трудом выдержала его взгляд. У нее закружилась голова, а во рту пересохло, и она удивилась, как не грохнулась в обморок.

– Я уже не девственница, – сказала она, взяв себя в руки, и невинно захлопала ресницами.

– Правда? – делано удивился он. – А я-то думал…

Крупье раздал карты, и брюнет, раскрыв их, чертыхнулся – он опять проиграл.

– Что ж, раз ты не девственница, плюнем на пунто-банко и пойдем играть в рулетку.

Вскочив, он потащил ее за руку, и она едва поспевала за его широкими шагами. Они направились в VIP-зал, куда пускали только членов клуба, поэтому публики в нем было меньше, только богатые и влиятельные мужчины со своими спутницами, иностранцы и политики, которые хотели оставаться инкогнито. Здесь не было охотниц за богатыми мужчинами, которые бродили по другим залам, хищно поглядывая на всех, не было бедных, которые принесли в казино последние сбережения в надежде разбогатеть. Обстановка была более свободная и расслабленная. Игроки столпились у рулетки, где принимала ставки девушка-крупье, высокая, плечистая и с короткой стрижкой, издали делавшей ее неотличимой от парня.

Полина со спутником подошли к бару, и он разлил коньяк, перед этим оценив этикетку. Янтарная жидкость плескалась в бокале и пахла древесной корой и хорошим табаком. Они сомкнули бокалы, посмотрев друг другу в глаза, и Полина поняла, что сегодня наконец-то они уйдут вместе. Коньяк был дорогой, стойким вкусом восточных специй, и она оценила его хороший выбор. Да, этот мужчина был хорош во всем.

– Мне кажется, что все женщины похожи на алкогольные напитки, – задумчиво сказал он, нежно поправив Полине сползшую на плечо бретельку платья.

«Боже, какие у него нежные руки», – подумала она и выпила залпом. Он удивленно вздернул бровь, но тут же подлил ей еще, а она не успела прикрыть бокал ладонью.

– На напитки? – переспросила она, пританцовывая под музыку.

– Да. Есть женщины, похожие на очень дорогое коллекционное вино, у которого этикетка дороже содержимого.

Улыбнувшись, она оглянулась на посетительниц казино.

Он засмеялся:

– Да-да, таких тут немало.

– Ну, продолжай. – Полина оперлась о стену, приготовившись слушать его забавную теорию.

Он бесцеремонно оглядел ее, а потом приблизился, пристально посмотрев в глаза, и Полина почувствовала себя бабочкой, которую пришпилили булавкой.

– Есть женщины, которые напоминают мне шампанское – они игривые, легкие, но утром после них болит голова.

Откинув голову, Полина расхохоталась: – Так-так, интересно.

– Есть женщины – как коктейли. В них много чего намешано, и их приятно попробовать, так сказать, для разнообразия. Но они на один раз. Есть женщины-пиво, с ними хорошо дома перед телевизором. Есть женщины-водка, свои в доску, простые, понятные, бесхитростные.

– О, какой ты циник, – смеялась она, поглаживая бокал. – Интересно услышать о себе.

– Не боишься? – Он вдруг стал серьезным и смотрел прямо, без улыбки, будто хотел сказать что-то важное.

Полина внутренне сжалась, напряглась, но он, увидев это, расхохотался и притянул ее к себе. Она была высокой, к тому же на каблуках, но все равно не доставала до его плеча и уткнулась лицом в его грудь, почувствовав, какой он был мускулистый и упругий. «Наверняка проводит по несколько часов в зале», – почему-то подумала она, представив его в облегающем спортивном костюме, и сама развеселилась несвоевременной мысли. Он зарылся лицом в ее волосы, вдохнул их запах и, заурчав, приподнял ее голову, заглянув в глаза. Нет, она не могла сопротивляться ему ни минуты, не могла заставить себя играть в «мадам неприступность», она смотрела на него так, словно они были не в казино, а в гостиничном номере, совершенно одни, и он машинально потянулся к пуговицам на рубашке, расстегнув первые три.

– Эй-эй! – Она накрыла его руку ладонью. – Мы не одни.

– Черт! – Он смутился, и она с облегчением вздохнула – не она одна этим вечером потеряла голову.

Крупье громко предложил делать ставки, и вокруг рулетки зашумели. Опустошив залпом бокал, он потянул Полину к рулетке, и как она ни пыталась вернуться к разговору о напитках – он делал вид, что не слышит ее.

– Красное или черное? – спросил он, решая, на что делать ставку.

– Красное, как страсть, или черное, как разлука? – вместо ответа переспросила она.

– Страсть, однозначно страсть. Ставим на страсть! – сказал он крупье. – На красное, – обворожительно улыбнувшись, пояснил он.

На лице мужеподобной крупье появилось подобие улыбки, и Полина в который раз подумала, что у брюнета определенно дьявольское обаяние. В его силах заставить улыбнуться даже мраморную статую.

Красный цвет проиграл, и он состроил разочарованную гримасу.

– Разлука победила? – грустно сказала Полина.

– Ох уж эти женщины, во всем видят скрытые смыслы, – улыбнулся он ей и, властно притянув к себе, поцеловал в губы.

Она отстранилась, делано рассердившись, но он почувствовал, как она задрожала в его объятиях, и ему это нравилось.

– Делайте ваши ставки, господа! – громко произнесла девушка-крупье, и Полина лишний раз отметила про себя ее мужскую фигуру и низкий голос.