Текст книги "Институт моих кошмаров. Здесь водятся драконы"

Вместо ответа мне протянули руку. С ее помощью я кое-как перевалилась через подоконник и оказалась внутри.

– Серьезно? – поинтересовалась я, переводя дух. – И это единственный вход?

– Сегодня – да. Ты к нам или куда-то еще?

Я бегло пробежалась взглядом по комнате. Шесть письменных столов, заваленных бумагами так, что рассмотреть лакированную поверхность не представлялось возможным, пробковая доска на стене, на которой в беспорядке висели фотографии и заполненные неровным почерком списки. На другой стене – огромный телевизор, включенный на полную громкость. Судя по визуальному ряду, на нем шли новости. Странно, я думала, в ГООУ не было телевещания… А нет, ошиблась, закадровый смех подсказывал, что на экране шла запись юмористического шоу. Рядом с телевизионной панелью кто-то повесил благодарственное письмо от ректора и первую страницу газеты. Похоже, я попала туда, куда хотела. В редакцию ежемесячной студенческой газеты ГООУПиОАатСДиРН.

– Я к вам! – сообщила я, пытаясь перекричать телевизор. – По объявлению! Вам все еще нужен младший редактор?!

На меня странно посмотрели. Потом вихрастый парень подошел к столу, раскопал пульт и убавил громкость.

– Одну секунду, – предупредил меня местный журналист и выглянул в коридор. – Моника!

Пришедшая на его зов мулатка была очень красива. А еще выглядела очень, очень профессионально: белая рубашка, узкая юбка-карандаш, черные лодочки. Длинноносый парень, затащивший меня внутрь, кстати, несмотря на прическу, знавшую лучшие времена, тоже выглядел весьма серьезно и щеголял деловым костюмом и очками в строгой роговой оправе. У меня появилось ощущение, что я со своим красным пуховиком, потрепанными джинсами и рюкзаком с совами не совсем впишусь в коллектив, если меня возьмут.

– Она хочет стать младшим редактором, – объяснил журналист Монике.

Мне подарили очередной полный сомнения взгляд. Почему-то с момента поступления в университет я только такие и собирала.

– Ты хочешь попасть к нам в редакцию, чтобы получать от лобби взятки за сокрытие информации? – поинтересовалась она у меня.

– Н-нет…

Мне это в голову не приходило. А какие в ГООУ были лобби?

– Ты хочешь стать журналистом, потому что считаешь необходимым раскрывать людям глаза на правду и доносить до них истину несмотря ни на что? – спросил оставшийся пока безымянным член редакции.

– Да нет…

Будем откровенны: это были странные вопросы. И сами сотрудники редакции тоже были странными. Может, еще было не поздно дать обратный ход?

Мои ответы, судя по всему, их удовлетворили. Они кивнули друг другу, и Моника жестом передала слово своему коллеге.

– В таком случае ты принята, – возвестил он.

И всё? Никаких расспросов про мою квалификацию, ничего?

– Добро пожаловать, твое место будет там, в углу.

Я посмотрела на указанный стол. Единственный из шести, он был покрыт не только продукцией бумажно-целлюлозного характера, но и очень толстым слоем пыли. Давно, видимо, они ищут младшего редактора… Совсем уже отчаялись, вон как подозрительно легко меня взяли. Интересно, почему? В голове разом замигали метафорические красные лампочки, намекавшие, что отсюда нужно делать ноги.

С другой стороны… Двенадцать часов в неделю и три сотни цветных не-рублей…

– А… какие будут у меня обязанности? – осторожно спросила я.

– Отбор и редактура статей, которые нам присылают, можешь писать свои, в этот номер уже не успеешь, нам его сдавать через четыре дня, но, если начнешь со следующего, мы будем рады, – перечислял, загибая пальцы, мой новый начальник. Пока в списке не было ничего опасного. – Подбор иллюстраций к статьям и выбор фотографий, сегодня Жако нет, но мы тебя с ним познакомим, это наш фотограф, административная работа и… если не трудно, кофе никогда не помешает. Справишься?

Триста условных единиц заплясали перед моими глазами. Конечно, справлюсь. Даже с кофе – в крайнем случае, столовая тут недалеко.

– Да, – твердо пообещала я.

– Вот и замечательно! – расцвел парень.

Согласна. Замечательно. Но почему они так долго не находили никого на этих условиях? Со стороны коридора послышалось деликатное покашливание. Я вздрогнула: в оглушающей после телевизора тишине я не слышала шагов. Символически постучав в открытую дверь, к нам подошел мужчина, показавшийся мне смутно знакомым.

– Мессир Джонатан! – с благоговением поприветствовал его журналист. А я вспомнила, где его видела: в ректорской приемной в первый вечер. – Мы как раз приняли в штат новую сотрудницу. Познакомьтесь, это… – тут он понял, что так и не узнал моего имени.

– Наташа Соколова, – ответил за меня секретарь ректора. – Доброго дня.

Только вот взгляд его не сулил мне ничего доброго.

– Оливер, – рассеянно представился парень. – Очень приятно. Это Моника, а с остальными мы тебя потом познакомим. Так с чем вы к нам, мессир?

– Господин ректор попросил передать вам свое обращение, – мужчина протянул Оливеру белый конверт. Когда они так говорили о ректоре, нормально и спокойно, было легко представить на месте тентаклевого монстра какого-нибудь благообразного старичка. – Значит, вы нашли нового редактора?

– Так точно, мессир. Вы имеете что-то против? – спросил мой новый шеф.

Похоже, даже до Оливера стало доходить, что что-то здесь неладно.

– Нет, что вы. Хотя я бы на месте мадемуазель Соколовой, – он снова перевел взгляд своих блеклых глаз на меня, – сейчас сфокусировался на учебе.

Я поникла. Даже ректорский секретарь знал о моем неминуемом провале с алхимией. Пропущенные занятия, невыбранная тема… Впрочем, теперь я была намерена еще побороться. Я подняла голову и расправила плечи.

– Я фокусируюсь… мессир. Честное слово. Я все исправлю.

По крайней мере, что смогу. Но просто так не сдамся.

«Так держать, – подумалось мне. – Осталось сохранить этот настрой до следующей лекции. И снова всё не забыть…»

Секретарь мягко рассмеялся.

– Надеюсь, мадемуазель, – он старомодно поклонился. – Желаю вам удачи в этом нелегком деле.

Судя по тону, это было предупреждение. Но все равно спасибо. Потому что я подозревала, что удача мне пригодится.

Глава 4. Призрак первой соседки и кровь в холодильнике

Сколько я себя помнила, я была «жаворонком» и бодро начинала день. Но шесть утра… Это было слишком рано даже для меня. Не знаю насчет содержания кофеина в чае, но последний тоже не помог: раскладывая на кухонной поверхности у окна, единственном в такой ранний час более-менее светлом месте в нашей комнате, кисточки и палетки с тенями, я откровенно зевала – и несколько раз чуть не промахнулась, пытаясь вместо румян зачерпнуть кистью содержимое чашки с апельсиновым соком.

Соседка, в это время готовившаяся ко сну (счастливая!), с интересом следила за моими приготовлениями.

– Впервые вижу, как ты встаешь на час раньше, чтобы накраситься, – заметила София, тщательно скрывая любопытство. – Из-за кого-то конкретного?

– Из-за Райли.

Последовала неловкая пауза, во время которой я умудрилась ткнуть себе в глаз кисточкой для туши и зашипела от досады.

– Ты хочешь мне в чем-то признаться?

– Да нет же! – глаз слезился, и я быстро заморгала, пытаясь не размазать косметику еще больше. – Не в том смысле. Просто…

Просто я не могла обойтись тушью, бальзамом для губ и растрепанным пучком рядом с кем-то, кто выглядел, словно провел последние три часа в салоне красоты, – и это в любое время дня и ночи! У меня тоже есть гордость, и так пострадавшая в последнее время.

Вспомнив про занятие по магии (София в итоге призналась, что, воспользовавшись моим состоянием в первый вечер, записала меня туда без спроса. «Все равно курс обязательный», – виновато сказала она; пришлось ее простить), нанесшее моему эго сокрушительный удар, я скисла. Как и следовало ожидать, я оказалась права, предвещая себе фиаско.

Началось все с того, что, войдя в класс, я увидела всего полтора десятка стульев, расставленных в пустом помещении по кругу. Отбросив непрошеные ассоциации с сеансами групповой психотерапии и пожалев о том, что укрыться от внимания преподавателя в заднем ряду не удастся, я заняла место по соседству с Райли и постаралась сделаться как можно незаметнее.

Я уже обратила внимание на определенную тенденцию в ГООУ: преподаватели здесь редко походили на нормальных преподавателей. Большинство не заморачивались своим видом и вообще мало отличались от студентов. Так и этот профессор, наплевав на условности, явился к нам в джинсах, растянутой футболке с нарисованным на груди черепом единорога и морковно-рыжими волосами, стянутыми в неаккуратный хвост на затылке.

– У любой магии есть три составляющие, – вещал он. – Знак. Языковой – то самое заклинание, которое вы знаете, – или изобразительный. Концентрация. Фокус на требующемся вам эффекте, без которого вы не сможете поднять в воздух и муравья. И сила. Что это такое, думаю, объяснять вам не надо.

Нет, почему же. Я бы послушала.

Несмотря на все разговоры о магии и на все то, что мне довелось увидеть в ГООУ, я с откровенным скептицизмом относилась к идее, что сама обладала магией. Я была простым человеком. Что я тут вообще делала? Увы, кроме ректора, едва ли кто-то знал ответ на этот вопрос, – а его я боялась спрашивать повторно.

– Многие считают, что все три составляющие необходимы. Что ничего не выйдет, если не произнести «абракадабра» или не нарисовать пентаграмму. Однако это не так. Все, что вам нужно, – это воспоминание, образ, упрощенная модель эффекта, которого вы хотите достичь, присутствующая в вашей голове. Вы меня понимаете?

Класс вразнобой покивал и прогудел что-то условно утвердительное.

– Уверены? – профессор не поддался на нашу уловку. – Тогда разберем это на примере. Огонь. Самая легкая из всех стихий для новичков, самая близкая нам. Чтобы призвать его, какие заклинания вы знаете?

Аудитория понемногу втянулась в обсуждение, предлагая свои варианты. К тому времени, когда идеи закончились, на доске красовалось уже два десятка вариантов – большинство из которых, правда, всего лишь означали «огонь» на разных языках. Как оригинально.

– Верно. Но зачем вам они? Если вы можете просто представить себе жар пламени и… – он вытянул вперед кулак и развернул его ладонью вверх. На ладони заплясал оранжевый огонек. Снова сжав пальцы и потушив его, он обратился к нам: – Кто может повторить?

Первым тот же трюк продемонстрировал Макс. Мне уже доводилось видеть этот фокус, но все равно огненный цветок, распускавшийся над его пальцами, казался нереальным. А вот за ним, как ни странно, вызвалась Райли. Ее огонь был ровным и спокойным, как пламя свечи, но не менее сильным.

Макс удивленно поднял брови. Его губы упрямо сжались, и я поняла, что за этим последует: я почти каждый день слушала и смотрела, как эти двое спорщиков пытались выяснить, кто из них круче. Теперь им представился случай сделать это не только на словах. Макс добавил силы, и огонь в его руке разгорелся ярче. Райли не отставала. Он прибавил еще, заставляя пламя вытянуться в воронку. Райли сделала то же самое. Когда высота воронки достигла почти метра, рыжая, видимо, дошедшая до своего предела, – со своего места мне было видно, как устало подрагивали ее пальцы, – потянулась свободной рукой к одной из подвесок на браслете.

– Достаточно, – прежде чем она успела сжать ее в кулаке, вмешался преподаватель. Я почувствовала, как на секунду стало нечем дышать, будто из пространства вокруг откачали воздух, и пламя мгновенно потухло. – Еще кто-нибудь хочет повторить? Может, ваша соседка?

Я перегнулась через спинку стула, рассматривая, кто занял место справа от Макса. Увы, не девушка. Значит, преподаватель обращался ко мне, предлагая продемонстрировать свои умения.

Да, конечно. Одну секунду. Только волшебную палочку из Косого переулка заберу.

– Как скажете, мисс, – неожиданно покладисто согласился профессор с моим отказом. Слишком покладисто. – Однако к концу занятия я ожидаю от каждого из вас того, что показали эти двое, – класс застонал. – Ладно, хотя бы того, что они показали в самом начале, – настроение в аудитории от такой поблажки не сильно улучшилось. – Хорошо, хорошо. Сегодня, так и быть, можете еще пользоваться своими заклинаниями. Но чтоб хоть малюсенький огонек вызвали. Считайте это тестом – должен же я узнать, с кем имею дело. А теперь за работу, тренируйтесь.

Тренируйтесь. Легко сказать. Я посмотрела на доску и ради смеха произнесла одно из заклинаний, сложив руку щепотью, как моя вторая соседка. Разумеется, ничего не произошло. Таким же образом я перепробовала еще десяток формул.

Похоже, этот тест я тоже завалю.

– Просто почувствуй силу, – посоветовала мне Райли.

– Я пытаюсь, – процедила я, замечая боковым зрением, как один за другим мои одногруппники показывают невозможное.

Я честно старалась, хотя даже не понимала, что от меня требовали. Какую силу? Какую магию? О чем вы, люди-нелюди? Мои вроде-как-товарищи наблюдали за первыми попытками с сочувствующим превосходством, за последовавшими – просто с сочувствием, подбадривая меня, за последними – с изумлением. Судя по выражению их лиц (и не только их – к нашей группке уже присоединились все присутствовавшие, сдавшие к тому времени норматив), такого антиталанта они еще не видели.

– У тебя в роду, случайно, никакой нечисти не было? – спросил Макс, когда список неопробованных заклинаний закончился.

Я угрюмо посмотрела на него.

– Только пролетарии.

– Любопытный случай, – с интересом энтомолога, нашедшего доселе неизвестную бабочку и думавшего, как бы поудобнее ее пришпилить и добавить в коллекцию, рассматривал меня профессор. – Как, говорите, ваше имя?

– Соколова.

Похоже, я снискала определенную известность в преподавательских кругах, потому что этот профессор (мастер Дженсен, вспомнила я имя, которое он назвал в начале занятия) сразу меня узнал. А потом освободил от остатка урока и посоветовал прийти как-нибудь на консультацию.

Это было стыдно.

И сегодня мне опять предстояло подобное унижение: надо было добраться до алхимического факультета и убедить профессора простить мне прогулы. И придумать тему. Тяжело вздохнув, я вернулась в реальность, где София зачем-то распахнула окно.

– Ты, что, выставила кактус наружу? Ну ты и садистка! – возмутилась (или восхитилась, с ней никогда нельзя было понять) соседка. – Там же минус тридцать всю ночь было!

Зима, неожиданно напавшая на ГООУ в конце сентября, и не думала никуда уходить.

– Я не садистка! Это всё для науки, – попыталась оправдаться я и включила диктофон на сотовом, забирая растение внутрь комнаты. – День седьмой. Как и в случае с духовкой, эксперимент провалился. Объект показывает абсолютную нечувствительность как к высоким, так и к низким температурам. Проведя восемь часов при температуре в минус тридцать два с половиной градуса по шкале Цельсия… – продиктовала я и, стряхнув с кактуса выросшую за ночь шапку снега, обнаружила, что малыш не только не умер, но на нем распустились первые бутоны. – Ты мой хороший, – умилилась я и почесала его по свободной от иголок макушке.

Кактус в ответ разве что не замурлыкал и раскрыл еще несколько белых цветочков. Расслабившись от такой гармонии, я чуть не забыла, что опаздываю.

– Куда ты вообще можешь спешить в такую рань? – сонно спросила София, забираясь под одеяло.

– На алхимию. У профессора Нава консультации указаны сегодня с семи до восьми утра. Как думаешь, что это говорит о человеке?

– Псих, маньяк, трудоголик? – предположила она.

Возможно… Хотя последнее определение подходило не столько профессору, сколько его ассистенту. Ох, надеюсь, я ошибаюсь. С мистером Байером, судя по его виду, договориться будет сложнее, чем с его начальником.

До алхимического факультета я добралась за рекордные тридцать минут, на последних метрах расстегивая куртку и разматывая шарф: похоже, в ближайшем будущем нас все же ожидало потепление. Могли бы предупредить! Теперь весь день придется ходить в свитере, изнывая от жары.

– Простите, можно? – поднялась я по скрипучей винтовой лестнице на этаж натурфилософии и постучалась к профессору.

Увы, мужчина, находившийся в его кабинете, выглядел гораздо моложе – и строже.

– Извините, я попозже зайду…

Уйти мне не дали.

– А, Соколова, – поднял на меня взгляд ассистент профессора, Ян Байер. – Мессир Джонатан предупреждал, что вы собирались прийти. Проходите.

Делать было нечего, пришлось войти и присесть на стул для посетителей. И приготовиться слушать упреки – которых не последовало. Вместо этого на стол передо мной бросили пухлую папку.

– Что это?

– Темы проектных работ по вашему курсу за последние десять лет. Я подумал, это облегчит вам выбор.

Но это было еще не всё. Сверху на папку лег потрепанный томик. «История алхимии» Карла Кристофа Шмидера, Лейпциг, тысяча восемьсот тридцать второй год.

– Поскольку для вас, в отличие от большинства студентов, предмет является совершенно новым, вам понадобится начать с самых азов. Здесь дается неплохой обзор исторических алхимических школ, однако, если вы решите углубиться, я составил вам список литературы на первое время.

Я приняла протянутый листок и пробежалась взглядом по первым строкам. Болос из Мендеса, «Физика и мистика», двухсотые годы до нашей эры, Роджер Бэкон «О тайнах природы и искусства и о ничтожестве магии», издание тысяча пятьсот сорок второго года… Пожалуй, пока ограничусь этим «кратким обзором», который, учитывая кегль, был не таким уж кратким.

– Спа…

– Я все равно жду от вас работу к первому ноября, – напомнил ассистент профессора.

– Все равно спасибо, – до сих пор мне еще никто не помогал с учебой.

Он тяжело вздохнул и снял очки, сразу помолодев лет на десять. Должно быть, он был не намного старше меня и закончил университет год-два назад. Смешно на самом деле такого бояться – особенно после ректора и его секретаря. Похоже, мессир Джонатан был не так прост, как казалось на первый взгляд.

– Не за что. Поверьте, никто в ГООУПиОАатСДиРН не старается специально, чтобы вы завалили экзамен. И вам придут на помощь, если вы попросите. Только не пускайте дело на самотек.

– Не буду, – пообещала я.

«История алхимии» неожиданно оказалась интересной. Увлекшись чтением, я и не заметила, как на обратном пути через пустыню под локоть мне ткнулось что-то живое и холодное. Не отрываясь от книги, я протянула руку и погладила шершавую морду. А потом подняла глаза и увидела перед собой еще пару украшенных редкостного качества клыками челюстей.

– Привет, – улыбнулась я.

Сегодня я пообещала себе не бояться драконов и твердо собиралась сдержать слово. Поэтому второго не-динозавра тоже обделить лаской никак нельзя было. Постаравшись отвлечься от опасно выглядевших зубов и когтей, я погладила того по шишковатому затылку.

– Ты, значит, тоже раненый? И как только умудрился? – Проведя ладонью ниже по крупу, я присмотрелась: на… полагаю, эту часть можно было назвать бедром… на бедре можно было заметить аккуратный надрез. – Бедняжка. Хочешь яблоко? Я брала на работу, но себе в обед могу в столовой еще захватить. Не знаю, правда, едите ли вы фрукты…

Судя по утробному звуку, который издал при слове «яблоко» первый дракон, потершись мордой о мое плечо, ели они всё, лишь бы побольше. Пришлось лезть в рюкзак за обещанной едой.

– А ну руки вверх! – рявкнули на меня со стороны криптозоологического корпуса, да так, что я вздрогнула.

Ярко-зеленое яблоко покатилось по таявшему снегу.

На меня угрожающе надвигался тот самый ковбой, который попался в прошлый раз. Сегодня рубашка в клетку была скрыта под курткой, зато ковбойская шляпа осталась на месте. И вполне по-ковбойски выглядевшая двустволка тоже присутствовала. Я поспешно подняла руки в воздух. На всякий случай. Драконов я решила не бояться, но инстинкт самосохранения это решение не отменяло (по крайней мере, не полностью). Подойдя поближе, криптозоолог недоуменно скривился. Ну, знаете… Извините, я вас тоже не ожидала увидеть. Зато он опустил ружье.

– Эй, разве ты не та девчонка…

– Которая так по-глупому боится Пушка? Да, это я, – при звуке своего имени раненый дракон опять подставил шею, чтобы его почесали. Я повиновалась. – А ты кого так радостно встречаешь?

Знаю, сарказм – не лучшая форма вежливости, но некоторые люди сами напрашиваются.

– Гниду, – коротко бросил парень, будто это что-то объясняло. – Что ты достала из сумки?

– Яблоко! – закатила я глаза, когда ковбой нашел искомый предмет, поднял с земли и старательно обнюхал. – Мне просто стало их жалко, и я решила их подкормить… Что вообще случилось со вторым?

Мое яблоко все-таки прошло таможенный контроль (честное слово, он даже попробовал его на вкус, прежде чем разломить напополам) и досталось драконам, заглотившим его в один момент и умильно («умильно-пугающе» на самом деле более точно описывало картину) оскалившимся.

– Какая-то гнида, – судя по всему, «гнида» была у него любимым эпитетом, – его порезала, как Пушка. – Сочтя меня достаточно безопасной, криптозоолог расслабился. – Вот найду эту…

Гниду. Я уже поняла. И что он с ней собирался сделать – тоже.

– Но зачем?

Мне правда было интересно. И жалко этих существ. Они, конечно, выглядели чудовищно, но зато как приветливо кидались к каждому встречному. За что их так?

– Кто же знает, что этой, – дайте-ка угадаю: гниде? – гниде надо, – сплюнул ковбой. – Вот поймаю и…

Ну да, ну да.

Попрощавшись со всеми, включая зеленых чудищ, после яблока твердо записавших меня в друзья и норовивших облизать, я с каменным лицом пожелала ковбою обнаружить свою гниду (клянусь, если кто-то еще произнесет это слово возле меня, я не выдержу и либо рассмеюсь, либо прикопаю несчастного) и поспешила на занятия.

– Эй, ты! – окликнули меня. – В следующий раз вместо яблок лучше принеси прошутто!

Прошутто? А у драконов (или у их сторожа) губа не дура.

– Меня зовут Наташа, а не «эй, ты»! – прокричала я в ответ.

– Жако, ты скинул фотографии с первого? – как можно более трагично прохныкала я.

Ненавижу давить на жалость, ответственность и прочие чувства, но иногда обстоятельства требуют. Даже вынуждают, я бы сказала, и речь сейчас шла не о моей прихоти, а о приказе непосредственного начальства.

Жако был почетным членом фотографического клуба ГООУПиОАатСДиРН и нашим (в смысле редакционным) штатным фоторепортером. Честно говоря, в первый раз увидев этого двухметрового – и примерно такого же в ширину – верзилу, я подумала, что в его ручищах более органично смотрелась бы штанга, чем фотоаппарат, но внешность бывает обманчива. На самом деле в глубине души он был художником, нежным и ранимым, и совершенно не терпел никакой дисциплины, убивающей (его слова, не мои) вдохновение. Поэтому фотографии с праздника в честь начала учебного года, которые были нужны в этом номере, а не в следующем семестре, приходилось у него вырывать (на деле – с любовью уговаривать и осторожно выпрашивать, чтобы не дай бог не обидеть) уже вторую неделю.

Всего нас в команде студенческой газеты ГООУПиОАатСДиРН было шестеро.

Оливер был главным. Не только редактором, но и вообще в нашей команде. Он писал большинство статей, сам же их и вычитывал. Следил за тем, чтобы газета как-то издавалась, доносилась до студентов и не содержала в себе ничего такого, за что ректор в прямом смысле слова снял бы голову с его плеч. И вообще, чтобы сотрудники работали как отлаженный механизм, даже если этот механизм в нашем случае напоминал семиколесный велосипед без руля и сиденья, зато с десятком педалей и перископом.

И Моника была главной. В тех случаях, когда Оливер срывался, она приводила в порядок его, редакцию и оставшихся в живых подчиненных. Именно благодаря ей все еще не разбежались и даже как-то работали. А еще она выглядела достаточно презентабельно и профессионально (нет, Оливер тоже был ничего, но его кардиганы с заплатками на локтях, очки и высокомерный вид британского денди неизменно приводили в бешенство всех собеседников), чтобы ходить на встречи с преподавателями и прочими должностными лицами.

Третьим был Ким, американец корейского происхождения. Он в редакции был верстальщиком, дизайнером и фотошопером широкого профиля. Еще одна чувствительная натура, он нередко зависал с Жако, вместо исполнения рабочих обязанностей обсуждая художественные течения и современное искусство – под пиво и телевизор, разумеется.

Кроме того, у нас был администратор, хрупкая и женственная Элли, способная решить любой вопрос и совмещавшая должности специалиста по внешним связям, психолога и вышибалы для особо рьяных комментаторов нашего опуса.

Вся эта компания приходила в редакцию, когда им вздумается, следуя только собственному расписанию (хотя каждый из них был готов поклясться, что обсуждал расписание с Оливером и записывал его в общей таблице приходов и уходов). И не только они. В те дни, когда окна коммуникационного центра заливал солнечный свет, а входная дверь исчезала в небытие, в редакцию приходили вообще все, кто работал сейчас, работал когда-то или просто решил заглянуть по делам. Так уж вышло, что первый этаж центра делили между собой редакция и факультет некромантии; из двух зол гости выбирали нас. Хотя я и не знала, почему – некроманты оказались отличными ребятами с замечательным, пусть и немного специфическим, чувством юмора. Выглядел, правда, каждый второй из них как подозрительный сектант, а каждый первый – как его невинно убиенная жертва, но ведь это не повод от них шарахаться, разве не так? Тем не менее посетители все равно предпочитали наши окна. Я лично подозревала, что дело было не столько в некромантах и их занятиях, после которых коридор невидимые уборщицы отмывали с хлоркой, а стены сотрясались от подозрительного воя (вот в чем, оказывается, была причина орущего на весь этаж телевизора), а в имевшейся у нас кофеварке.

Получив от Жако фотографии, я мысленно застонала. Нет, он сбросил их на общий диск, большое ему за это спасибо. Только вот снимков была не тысяча и не две. И даже не пять. А мне из них надо было выбрать максимум два десятка. Черт бы побрал производителей карт памяти на тридцать два и больше гигабайтов, благодаря которым фотоманьяки теперь могли отдаваться своей страсти без оглядки на количество кадров.

С другой стороны, для моих личных целей такое количество подходило как нельзя лучше. Я все еще очень желала узнать, что забыла про ночь первого сентября, и подробный фотоотчет с праздника должен был мне в этом помочь.

Сначала я быстро проматывала кадры, потом стала вглядываться внимательнее – кто знал, какая мелочь могла зацепить мои воспоминания. После первой просмотренной сотни поняла, что мне понадобится кофе. Много кофе. Потому что мелочей на снимках было очень много. После второй внезапно обнаружила в кадре Софию – по экспроприированной у меня блузке в синий цветочек. Скрупулезно рассматривая каждое лицо на каждой фотографии, я медленно, но верно проверяла содержимое папки, попутно откладывая наиболее удачные кадры для нового номера газеты. На одном снимке были запечатлены Оливер с Моникой, с нежностью улыбавшиеся друг другу, на следующем я заметила Райли, флиртовавшую с кем-то, мне не знакомым. Но вот себя я, увы, нигде не видела. Как, кстати, и одного загадочного темноволосого наглеца, утверждавшего, что он познакомился со мной у костров.

– Значит, договорились. До пятницы, – донеслось с той стороны окна. – Пока, крошка…

Помяни дьявола, как он здесь.

Узнав голос, я поспешила спрятаться за двадцатитрехдюймовым монитором. До сих пор мне удавалось ни разу не столкнуться с Дизом в здании коммуникационного центра – достижение, учитывая, что мы работали на соседних этажах, а редакция в дни без двери становилась тем еще проходным двором. Теперь моему везению пришел конец.

С гулким звуком на пол рухнула сумка-почтальонка, которую он не глядя швырнул в окно. За ней последовал и сам айтишник. Легко перемахнув через подоконник (я ему позавидовала: тому, в ком роста под два метра, это было нетрудно), он попрощался со своей собеседницей и повернулся.

– И привет, крошка…

Монитор оказался не самым надежным укрытием. Справившись с удивлением (в самом деле, сколько еще мы могли случайно натыкаться друг на друга?), он ехидно поинтересовался:

– Мне стоит озаботиться запретительным приказом?

– Что?

– Пользуясь твоими же словами, ты за мной следишь, что ли?

Больно надо!

– Я здесь работаю, – обиженно пробормотала я.

– Да? Тогда почему такой испуганный вид, крошка? Знаешь, со стороны это уже может показаться сталкингом… – зайдя ко мне за спину, он уставился в монитор, а я поздравила себя с тем, как вовремя убрала с экрана фотографии. Помолчав, он осведомился: – «Со слезами на сердце»? Что это за ужас и издевательство над языком, ради всего святого?

Впервые с момента нашего знакомства я была склонна с ним согласиться.

– Статья. Радостное послание студента по поводу возвращения в ГООУ. Я же сказала, я работаю! Теперь веришь?

Редактуру этой статьи я бросила еще вчера, когда поняла, что больше не выдержу подобных идиом. Сегодня она пришлась как нельзя кстати, играя роль универсального репеллента и спасая меня от особо навязчивых посетителей. Так и в этот раз. Прочитав письмо дальше, компьютерщик очумело помотал головой, пытаясь избавиться от навязчивого авторского стиля, и отступил подальше.

– Угу… верю. Ладно, тогда до встречи… коллега.

Я хмуро проследила за тем, как он ретировался наверх.

До встречи. Надеюсь, не скорой.

Налив себе еще кофе, я села обратно за просмотр фотографий. В глазах от них уже рябило. Но вскоре я обнаружила кое-что интересное. Даже более чем интересное.

На снимке, открытом во весь экран, был изображен Диз. В белой футболке – конечно, кто еще кроме него и Софии мог додуматься выделиться таким образом из одетой в черное толпы? Рядом с ним была девушка. Вытравленные до белоснежного цвета короткие волосы, густо подведенные тенями глаза – блондинка из столовой, которая так легко призналась, что не помнила той ночи. Похоже, они ссорились: она смотрела на кого-то за кадром и пыталась вырваться, Диз крепко держал ее за руку. Даже в профиль были видны его сердито поджатые губы. Интересно, что он ей говорил? И что все это – связь между Дизом и блондинкой, между блондинкой и мной – значило?

Распечатав фотографию, я поняла, что больше не смогу сегодня работать, и вернулась в общежитие. Надо было привести мысли в порядок. Пытаясь отвлечься, я достала из рюкзака «Историю алхимии» и открыла на заложенной странице, но мысленно все равно возвращалась к брошенному на комоде снимку, которому не могла найти объяснения.

Они были явно знакомы. И довольно близко: перед людьми, которых просто знают, так не раскрываются. Эмоционально, я имела в виду.