Текст книги "Институт моих кошмаров. Адские каникулы"

София молча пожала плечами.

– Идите-идите, мы с Софи пока тут посидим, пообщаемся, – улыбнувшись, рыжая ехидно добавила: – Вас пообсуждаем.

– Не самая интересная тема, – серьезно сообщила я, убирая ноутбук в сумку и поднимаясь из-за стола. Макс подколку рыжей предпочел проигнорировать.

– Тебя проводить? – предложил он.

Я отказалась:

– Медицинский корпус в другой стороне.

И перед его посещением мне хотелось побыть одной. Подумать. Макс, зная это, настаивать не стал.

Если бы меня спросили, какая она – магия, вряд ли я смогла бы ответить. Магия была ни на что не похожа. Банально, но это факт. Чувствовать магию было все равно что на восемнадцатый день рождения внезапно проснуться с синестезией. С удивлением узнать, что четверг – зеленый, как и цифра «четыре», скрипка звучит сине, запах апельсиновой корки шелестит листьями под южным сицилийским солнцем, а у ощущения наждачки под пальцами, как ни смешно, вкус шоколада. Молочного, с миндалем. Чувствовать магию было все равно что получить в подарок дополнительный набор органов чувств – увы, без инструкции по его использованию. Видеть правду за иллюзией, будущее и прошлое под настоящим, возможное за случившимся. Ощущать воду в воздухе и огонь внутри себя, видеть энергию и магическое воздействие, заклинания, некоторые – похожие на натянутые в воздухе канаты, другие – собирающиеся дождевой тучей. Звучит безумно, знаю. Скажи мне кто такое полгода назад, первая бы рассмеялась. Но… Девушка имеет право изменить свою точку зрения. Особенно после того, как эту девушку пытались использовать в магическом ритуале. Особенно когда выясняется, что девушка – все-таки не совсем человек… Совсем не человек. Как говорится, добро пожаловать в новый мир, Наташа. Где магия – реальность. И привороты. И заклинания. И даже ауры существуют, черт бы их побрал. Не как странные радужные пятна по контуру человеческой фигуры, но как уникальный ольфакторно-тонально-цветовой отпечаток индивидуального магического фона (определение из учебника, я тут ни при чем). Как ощущение силы, пульсирующей болью отзывавшееся в затылке. Звучит странно? Ощущалось еще страньше, как говорила Алиса у Кэрролла.

Для той, кто почти восемнадцать лет ничего подобного не чувствовал, контраст был удивительным. И жестоким. Как мне объяснили, мне еще «повезло»: обычно маги ощущали окружающий мир не так остро. Но… Я выросла обычным человеком. Почти всю жизнь у меня стоял блок, не дававший мне чувствовать магию. На справедливый вопрос, кто же его поставил, мой собеседник в медкорпусе только отвел глаза и заявил, что я сама могла: дескать, магия в какой-то степени является симбионтом, и ее главная задача – защитить носителя. Даже от него самого, если понадобится. И в результате сильной психической травмы моя магия могла решить, что для меня будет безопаснее, если она уснет. Врал. Не про психическую травму и не про то, что я сама могла неосознанно поддерживать блок своим отрицанием магии и сверхъестественного – это было возможно, между «не чувствовать магию» и «не использовать магию» существовала большая разница, и даже под блоком я оказалась способна на пару заклинаний. Но первоначальный блок… Как правило, гени с рождения чувствовали магию – я ничего подобного не помнила. В тех, у кого кровь гени перемешалась с человеческой, магия, бывало, спала, пока сильные переживания ее не будили; такие ЧП тщательно отслеживались Охотниками… и уничтожались, потому что полученные таким образом силы плохо поддавались контролю. Это тоже был не мой случай, в ГООУ я попала, не подозревая о своих способностях. Вот и возникали вполне закономерные вопросы – которые я не задавала. Потому что знала: правды мне не расскажут. И я делала вид, что верила. Молчала.

А когда блока не стало, момент для избавления от него оказался крайне неподходящим. Самайн, одна из ночей в году, когда оба мира сближались и магия особенно сильно чувствовалась. А еще контакт с драконьей кровью (без комментариев, просто без комментариев), чрезвычайно эффективным усилителем магического потенциала. В результате, по словам наблюдавшего меня сотрудника медицинских сервисов, получилось, что я была «как датчик, который слишком резко настроили» и воспринимала даже те минимальные проявления магии, которые не замечали обычные маги. Весело.

Я распахнула дверь медицинского корпуса и повернула направо, стараясь не думать о том, какие ужасы, кроме упырей, могли скрываться за одинаковыми белыми дверями. Вместо этого прошла в самый конец коридора и привычно открыла одну из них. За моей дверью никаких ужасов не было, обычный кабинет врача-терапевта, разве что выглядевший в плане ремонта и мебели чуть лучше, чем в районной поликлинике. За письменным столом, почти прижавшись носом к его поверхности, что-то писал молодой индиец в белом халате.

– Мне нужно, чтобы ты это подписала, – вместо приветствия Сереш сунул мне в руки какой-то договор.

Посмотрим. «Подтверждаю, что была полностью проинформирована о последствиях использования артефакта БЧН01-2013-2, и даю согласие на процедуру»?

– Что такое БЧН01-2013-2?

– Это тебе знать необязательно.

– В последний раз, когда ты так говорил, а я согласилась, ты выкачал у меня почти литр крови, – проворчала я, но подпись все же поставила.

А куда деваться? Я не в первый раз сталкивалась с «Это тебе знать необязательно», которое любил повторять Сереш. Это ГООУ: мне не скажут ничего, что не захотят, а так существовал мизерный шанс понять, почему и зачем со мной так носились. И… Может, я была не права, но меня не покидало ощущение, что мое согласие было лишь формальностью, без которой при необходимости можно обойтись.

– И ничего с тобой не случилось, – медик забрал документ и наконец взглянул на меня. – Привет. Как себя чувствуешь?

Это повторялось из раза в раз, каждую неделю. Сначала меня вообще заставляли приходить каждый день: видите ли, тех, кто после такого количества драконьей крови не поддавался магии, не сходил с ума и мог отвечать на вопросы, было слишком мало, и науке требовались жертвы. Да, ей тоже. Не только демонам, решившим разбудить древнее божество при помощи жестокого ритуала – в ходе которого, собственно, моя кровь и смешалась с золотом…

– Так же, – сухо ответила я.

– Давление, пульс, температура, что-нибудь беспокоит?

– Сто двадцать на восемьдесят, порядка девяноста, тридцать шесть и шесть, ты спрашиваешь серьезно? Что ты ожидаешь от меня услышать и когда?

Как правило, маги не болели. Случались врожденные пороки, редко встречались аутоиммунные заболевания, но всякая бытовая ерунда вроде простуды или ОРВИ обходила стороной. Как одна зараза другую, мысленно добавляла я. На самом деле это был еще один побочный эффект магии: когда ты являешься огнем, лишь по прихоти выбравшим человеческий облик, трудно подцепить грипп. Поэтому смысла в том, чтобы каждый раз спрашивать меня одно и то же, я не видела.

– Руку.

Я протянула ему левую, отворачиваясь, чтобы не видеть шрамы. Смоченная в спирте салфетка прошлась по локтевому сгибу. Быстрый укол, слава богу, хотя бы никаких болезненных поисков вены, и меня отпустили. Сереш посмотрел собранную кровь на свет. Интересно, что он в ней видел? Если бы хоть один из нас был демоном, он бы почувствовал любопытство, легкую тревогу, самую чуточку страха перед болью, которая не наступит. Я видела магию, которую можно было бы использовать; даже того количества хватило бы на какой-нибудь простой амулет или небольшой магический круг. Жизнь: кровь была чистой, не отравленной болезнью или приближением смерти. И, возможно, совсем немного золота, блестевшего на дне. А он? Увы, наши отношения строились на том принципе, что вопросы задавал Сереш, а отвечала я. Надписав на пробирке дату, медик отложил ее в сторону и достал из-под стола чемоданчик.

– Приступим?

Внутри на поролоне лежали два серебряных браслета. Я успела разглядеть тонкую гравировку по внутренней стороне: если я не ошибалась, часть знаков относилась к классу охранных, еще часть – к сдерживающим. Сереш уже не в первый раз пробовал на мне ограничители. Как он заявлял, чтобы понять, насколько сильно я улавливаю магию. Но разрешение подписывать заставил впервые. Интересно, откуда ему привезли новую игрушку?

– Давай надену, – предложила я, но он отказался.

Такого раньше тоже не случалось. Любопытно.

– Я сам.

Первый браслет сомкнулся на моем запястье. Щелчок, и застежка исчезла, теперь серебряный обруч без пилы не смог бы снять никто. Я заметила клеймо там, где раньше был замок: две стрелы, расположенные крест-накрест. Ну конечно. Охотники. Без них, кажется, не обходилось ни одно темное дело – а мое появление в ГООУ было именно таким.

Любопытно, меня сейчас случайно не в магические наручники заковали? Стоит ли озаботиться поиском адвоката?

– Что ты чувствуешь?

Я прислушалась к себе – и к миру вокруг. Странное ощущение, будто какую-то часть меня отсекли, но боли не было. Только легкий дискомфорт и притупившиеся чувства. А мир… он остался где-то далеко, но все еще был слышен.

– Будет гроза.

Раньше, до ГООУ, я бы решила, что это всего лишь предчувствие, шутка интуиции, наличие у себя которой я отвергала. Сейчас я слышала холодный нервный ветер высоко в небе, знала, что через пару минут воздух запахнет озоном и пылью. Без браслета я бы уже чувствовала прилив сил, радость – не мою – и эйфорию, собирающееся в облаках электричество. Не огонь, конечно, чтобы, как выражались некоторые, «словить кайф» (во многих отношениях магия действительно была сродни наркотику), но там, где сверкают молнии, нередко случаются пожары.

– Попробуй что-нибудь сделать.

Я поняла, что он имел в виду, и послушно потянулась к силе. Из-за браслета это давалось сложнее, но она все еще была сконцентрирована вокруг – в сквозняке из приоткрытого окна, в зеленых листьях бегонии, стоявшей на подоконнике, как ни смешно, в розетке под письменным столом; нужно было только знать, где искать. Собрав ее по крупицам, я зажгла на ладони огонек, слабый и почти прозрачный, но все же. У меня были не слишком сильные способности к магии – обычный середнячок, в сравнении со многими моими знакомыми выглядевший и вовсе жалким, – и тот факт, что под действием ограничителя я смогла показать хоть что-то, уже удивлял. Судя по недовольной реакции Сереша, он считал так же. Медик покачал головой и прошептал себе что-то под нос.

– А теперь?

Браслет еще больше впился в запястье.

Онемение. Как после местной анестезии, только распространившейся на все пять (Шесть? Семь? Больше? Я уже не знала, сколько их должно быть.) чувств. И все же… мир вокруг стал яснее. Проще. Я удивленно выдохнула: может, я и ощущала себя ослепшей, оглохшей и лишившейся обоняния, но в то же время я была свободна. Краски померкли, звуки стихли, и магия смягчилась до едва заметного шепота за спиной. Который можно было игнорировать. С первого ноября я еще никогда не была так близка к привычному для меня состоянию.

– А можно так оставить? – жалобно попросила я.

Медик заметно удивился просьбе.

– Наверное, я мог бы сделать запрос, но… Ты действительно хотела бы этого?

Видеть мир таким, каким его видят обычные люди, а не яркой галлюцинацией? Не сходить с ума от невозможности того, что тебе открывается? Твердо знать, где ты стоишь и что вокруг тебя происходит, не чувствовать себя всего лишь проводником для чего-то гораздо большего, для силы, которую невозможно полностью подчинить?

Серьезный вопрос.

– А есть шансы, что я когда-нибудь приду в норму, или это навсегда?

Сереш помедлил с ответом.

– Не хотелось бы тебя расстраивать, но, учитывая, что после первой недели подвижек не было и что прошло уже несколько месяцев… Боюсь, что нет. Ты не вернешься ни к нормальному состоянию, ни к тому, которое считала нормой.

У работавшего в медкорпусе индийца была одна не самая приятная особенность: если он не говорил «Это тебе знать необязательно», он был откровенен. Иногда даже слишком. Значит, навсегда… Прощай, нормальная жизнь, было приятно познакомиться. На этот раз – прощай окончательно.

– Тогда нет.

Костыли имеют смысл, когда нужно переждать, пока нога срастется. В противном случае необходимо учиться жить без них. Я вздохнула. Нечаянно доставшаяся пожизненная сверхчувствительность к магии – это, блин, замечательно. В кавычках. Мало того, что неприятно, так еще и практически бесполезно: что толку, если я буду видеть, какое заклинание плетут рядом со мной? Не то чтобы от этого мои собственные силы увеличивались. Дорогая судьба, если решишь сделать подарок, можно в следующий раз я сама себе суперспособность выберу? Нет? Так и думала.

– Можешь что-нибудь сделать? – вернулся к привычному ходу опроса медик.

– Сомневаюсь.

Я почти не видела магии вокруг. Если постараться, возможно, сумела бы добраться до своих собственных сил, почти перекрытых действием браслета, но… Внутренний голос подсказывал, что пытаться не стоит. Даже находясь в здании, полном реаниматологов.

– Можешь сказать, что я сейчас делаю?

– Вода. Ты… – я повернула голову на звук, который не был звуком. Поверхность налитой в чашку воды едва заметно дрожала, а еще она исчезала, минуту назад было почти вровень с краем, сейчас же в стакане оставалось чуть больше половины. Но куда она… испарялась? – Изображаешь увлажнитель воздуха. Зачем, не проще купить?

Кинув на меня странный взгляд, индиец записал что-то у себя на планшете.

– Мне нужно проверить второй браслет.

Я протянула левую руку и дождалась щелчка. В этот раз все было иначе: оглушающая тишина, темнота, пустота… В панике магия во мне сама метнулась к ближайшему источнику силы, который могла распознать: к Серешу. Больно хлестнула, почти заставила выпустить нити заклинания. Отобранной у него энергии хватило, чтобы в глазах немного прояснилось, и я заметила красные капли, испачкавшие лабораторный халат.

– Извини…

Вот почему еще мне не нравилась магия: она была живой. У нее имелись свои инстинкты, свой… если не разум, то, по крайней мере, его зачатки. И действовала она – в те редкие моменты, когда я переставала ее контролировать, – не обязательно так, как поступила бы я. Заставляя ощущать, будто в моем теле живет кто-то еще. Неприятное чувство.

Дышать стало легче, желания упасть в обморок я тоже больше не испытывала – в отличие от стыда, надо же было ударить своего врача за то, что он пытается тебя вылечить… и ставит на тебе непонятные эксперименты. Но пустота все еще маячила где-то на грани восприятия. Опасная. Только и ждущая удобного момента, чтобы затянуть внутрь.

Медик поднял ладонь в успокаивающем жесте и стер из-под носа кровь.

– Все в порядке. Обычная реакция. Как сейчас?

Плохо. Похоже, я перешагнула свою границу «нормальности». Если до того я чувствовала себя почти как раньше, то теперь чего-то не хватало. Меня не хватало.

– Страшно, – призналась я.

– И это тоже обычная реакция. Вот, кстати, причина, почему мне не хотелось бы постоянно надевать на тебя ограничитель. Сейчас мы заблокировали твою магию. Не так, как это делала ты. Полностью. И, по сути, с момента, как я надел на тебя блокатор, ты медленно умираешь, отсюда и страх. Ограничитель будет действовать по тому же принципу, только процесс растянется с пары месяцев до нескольких лет. Возможно, даже десятков лет, но не больше.

Для кого-то такой срок звучал оптимистично, для магов, способных жить вечно, – ужасно. Я покачала головой. Спасибо за новость, доктор, но разве такие известия не следует сообщать как-нибудь тактичнее?

– Почему?

– Потому что магия – это твоя природа. От нее нельзя просто так избавиться. Смирись.

Смирись. Привыкни. Что-то больно однообразно звучали его советы. А я всегда была слишком упряма, чтобы им следовать. Сереш осторожно приблизился ко мне и коснулся руки – что-то, не я, недовольно заворочалось, припоминая, кому обязано неприятными мгновениями, но браслет снять позволило. И второй тоже. Я с наслаждением втянула в себя воздух, снова окрасившийся миллионом оттенков: ядрено-желтым от антисептика, который медик постоянно лил себе на ладони, и пурпурным от озона, медным от крови и серо-зеленым от магии, которой Сереш эту самую кровь пытался вывести с халата. И опять мир оглушал, слепил, морочил голову и сводил с ума. Я поморщилась и прижала пальцы к вискам.

– Если выключить это нельзя, дай хотя бы таблеток от головной боли, – попросила я, понимая, что на сегодня эксперименты закончились.

Сереш протянул мне прозрачную пластиковую банку с одиноко лежавшими на дне таблетками. Их было ровно семь, как обычно.

– Через неделю в то же время, – улыбнулся он мне.

Гроза ушла так же быстро, как и началась, оставив после себя лишь серебристый запах свежести и сирени. Заглотив таблетку (Сволочь все-таки Сереш. И садист: зная, что ни аптек, ни магазинов в ГООУ не было и в плане обеспечения лекарствами студенты полностью зависели от медицинских сервисов, никогда не выдавал запас больше чем на неделю. Видимо, чтобы у меня не возникло соблазна прогулять следующий осмотр.), я спустилась по ступенькам и направилась к склепу, как за одну небольшую архитектурную особенность студенты прозвали коммуникационный центр университета. В нашей маленькой редакции студгазеты, располагавшейся в нем, раньше все сотрудники появлялись когда им вздумается, но с началом нового семестра мессир Джонатан передал распоряжение ректора, что расписание приходов и уходов должно составляться таким образом, чтобы кто-то всегда был на месте. Зачем, я не понимала, едва ли в мире существовали какие-то экстренные вопросы к ежемесячной студенческой газете, которые требовали бы нашего обязательного присутствия в любое время дня и ночи. Но с ректором никто никогда не спорил, поэтому сейчас я шла отбывать повинность. Вообще по жребию мне выпало дежурить сегодня весь день, с самого утра, но удалось договориться с Жако, чтобы в первой половине дня он меня подменил.

С нашим штатным фотографом я столкнулась уже в дверях.

– Извини, в медкорпусе задержалась…

– Спок, – двухметровый качок в нежно-розовой футболке даже не поморщился, когда я на него налетела, не успев притормозить. – Я сейчас бегу, но как клубы? Всё в силе?

Под клубами, увы, подразумевались всего лишь студенческие секции и кружки, про которые мы уже два номера как рассказывали читателям газеты.

– Из фехтовального прислали ответ, нас ждут в… Слушай, забыла, посмотрю в почте и тебе перешлю их письмо, хорошо?

Жако кивнул:

– Лады. Спишемся тогда.

– Ага. Спишемся…

Проводив его, я заварила кофе и села за свое место. Предыдущий номер мы сдали всего неделю назад, поэтому в редакции сейчас делать было особо нечего. Проверить письма, отсортировать комментарии по поводу февральского выпуска, посмотреть план и прикинуть, какими из рубрик когда можно будет заняться, для чего не хватает информации и у кого ее можно найти… Отпивая свой латте, я открыла почту и замерла. Осторожно поставила чашку на стол. Сцепила пальцы в замок. И медленно выдохнула.

Опять.

А я надеялась, что все закончилось. Зря, как выясняется.

Я бросила еще один взгляд на монитор, но изображение на экране не поменялось.

Который это уже раз? Пятый? Шестой? Если сначала все можно было списать на злую шутку, то теперь происходящее напрягало.

С этим надо что-то делать.

Глава 2
Кривая перемен

Мы никогда не встречались. Все, что между нами было, – это полтора поцелуя и взаимное разочарование. С моей стороны – потому что я поняла, что далеко не такая храбрая, как хотелось бы, и продолжения у нас не будет. С его… возможно, по той же причине. Хотя я бы не стала даже пытаться угадать, какие мысли бродили в его голове. Все равно бесполезно.

Так, если между нами ничего не было, почему же я сейчас стояла в коридоре и не могла собраться с духом, чтобы войти и посмотреть ему в глаза? Отчего чувствовала себя неловко, собираясь попросить о помощи? После четырех месяцев, когда я его старательно избегала… Но, в конце концов, мы ведь взрослые люди? Какие могут быть проблемы? И вопрос мой как раз относился к его работе. И даже если он откажется мне помочь, это будет всего лишь отказ. Просто короткое «нет», ничего страшного. Отбросив сомнения, я решительно толкнула дверь в IT – чтобы в следующий же момент замереть в смущении.

– О господи! Вы бы хоть носок на ручку повесили или дверь заперли…

Взвизгнув от неожиданности, миниатюрная брюнетка скатилась с кресла и спряталась за его спинкой. Диз только вздохнул, и этот звук, такой знакомый (в его репертуаре он занимал среднее положение между «Как же вы меня достали!» и «Почему меня окружают одни идиоты?»), заставил меня отмереть и поспешить прикрыть дверь.

– Каталины сегодня нет, – сообщил Диз, прежде чем я успела выйти.

Я заметила. Как и несколько неодетый вид его сегодняшней напарницы.

– Да я вообще-то к тебе… Но это не срочно! – заверила я, все-таки закрывая дверь. И уже скорее себе, чем ему, пробурчала: – Лучше как-нибудь в другой раз зайду…

Дойдя до лестницы, я не выдержала и хихикнула. Хорошо, что не решила порефлексировать в коридоре еще минут десять, а то точно получилось бы неловко. И все же в груди поселилось тяжелое чувство. Не то чтобы я была настолько наивна – я знала, что сегодняшняя девушка была не первой, кто в последние месяцы приходил в IT вовсе не за помощью с подключением к университетскому вай-фаю, мы ведь работали в одном здании; да и в девичьих компаниях, собиравшихся возле редакционной кофеварки, рано или поздно разговор все равно сворачивал на него. Но она была единственной, кого я видела с ним. И та довольная ленивая полуулыбка, которую я успела заметить: впервые я наблюдала ее, обращенную не ко мне. И…

И у меня не было абсолютно никаких причин для таких мыслей. Я сама сделала шаг назад, когда поняла, что в комплекте идут не только улыбки и обаяние, но гораздо больше. Клыки, например. Когти. Сложная родословная и пугающая сила… Я нахмурилась. К чему ворошить прошлое? Страдать по упущенным возможностям – дело, конечно, романтичной девы достойное, но глупое. Я сделала свой выбор.

Спустившись обратно в редакцию, я не вернулась за свое рабочее место. Из какой-то совершенно иррациональной брезгливости садиться к компьютеру не хотелось. Вместо этого я полила бонсай на столе Моники, разобрала макулатуру, скопившуюся в одном из углов, вымыла кофейный аппарат и заварила себе новую чашку. Встала с ней у окна… у места на стене, где половину времени находилось окно, разглядывая трещины на штукатурке. Попыталась собрать в кучу мысли, но ничего не выходило: все, что я могла (немногое, будем откровенны), я испробовала. Даже о помощи попросила… попыталась попросить. Из холла до меня донеслись голоса:

– Как видишь, – этот спокойный, чуть насмешливый тон я не могла не узнать, – ни минуты покоя, опять зовут мир спасать. Прости, крошка, позвоню, как освобожусь.

Девушка что-то ответила. Хлопнула входная дверь, громко, недовольно, и вскоре я почувствовала его присутствие. Как всегда, я так и не смогла услышать, что он подошел, но ощущение… Холода. Злого порывистого ветра, как зимой на набережной. И запах увядающих нарциссов. Это было странно: я знала, что на самом деле его не было. Если бы я подошла к нему, почувствовала бы совсем другие ноты – сигарет и черного перца, которыми пах его парфюм, но тяжелый аромат цветов не уходил. Я обернулась: Диз стоял на пороге, прислонившись к косяку двери.

– Я же сказала, мне не срочно.

Это должно было прозвучать виновато, но отчего-то получилось сухо и раздраженно. Диз хмыкнул.

– За последние четыре месяца самой длинной фразой, которую ты мне сказала, было «Можно пройти?». Ты никогда не заходила в IT в мою смену, если тебе и нужно было вызвать Лину, ты связывалась с ней по телефону, а когда я бывал в редакции, усиленно делала вид, что очень занята и меня не видишь. И вдруг ты приходишь и говоришь, что ко мне. Ясное дело, что это важно и срочно.

Если он хотел заставить меня почувствовать себя неудобно, ему это удалось. В его изложении все звучало немного невежливо. И некрасиво. В конце концов, он мне тогда жизнь спас.

– Если я такой ужасно неблагодарный человек, то почему?..

– Потому что ты позвала, – ответил Диз еще до того, как я закончила фразу. – Ну, и потому что разбираться с компьютерными проблемами других студентов вроде как входит в список моих служебных обязанностей.

Странная логика. Зачитывает список моих прегрешений, и тут же – «потому что ты позвала». Обычно у людей либо одно, либо другое. Либо «ты эгоистичная скотина», либо «я тебе помогу и даже перенесу ради тебя свидание». С другой стороны, человеком он не был. И сам как-то говорил мне, что не умеет обижаться.

– Откуда ты знаешь, что она компьютерная? – не удержалась и спросила я.

– В ином случае ты нашла бы кого-то другого. Ладно, – он пересек кабинет и сел за мой стол, – в чем ты меня на этот раз подозреваешь?

– Ни в чем.

Его кандидатуру я отмела быстро: у него была возможность, но я не смогла придумать ни одного мало-мальски адекватного мотива.

– Дай пароль забью, – предложила я, подходя к нему и устраиваясь на краешке стола.

Диз весело заулыбался.

– Ты всерьез думаешь, что он мне нужен?

Нет. Не думала. Я сейчас вообще мало о чем думала, кроме как о том, что он удивительно быстро вернулся к своему легкомысленному тону. Словно в последний раз мы болтали за кофе не осенью, а на прошлой неделе. Будто не было этой неловкой паузы длиной в несколько месяцев или словно она не имела для него никакого значения… Почему? Я бы после нашего последнего разговора отреагировала бы… не знаю как, но едва ли сразу смогла бы восстановить статус-кво. Пытаясь понять, о чем он думал, я скосила глаза на компьютерщика.

– Что смотреть?

Тогда я видела его человеком – тот самый блок мешал разглядеть правду. Теперь, впервые, мы были на равных, и под иллюзией проступало его настоящее лицо. Резкие черты, слишком острые, чтобы быть красивыми; скорее, приближающиеся к грани, за которой красота превращается в уродство. Неестественно зеленые глаза. Кожа, белая, с сероватым отливом…

– Нат?

Обращение, от которого я уже успела отвыкнуть, вернуло меня в реальность.

– За что ты теперь на меня сердишься? Если дело в пароле, то могу дать тебе честное слово, что им не пользовался, только что его угадал. Это не так сложно…

– Я не сержусь.

Может, в самом начале, когда только узнала правду. Тогда я не могла не думать, что, если бы только он был простым человеком, я бы сделала иной выбор. Но это было невозможно, и потому злиться я быстро прекратила. Но вот перестать сожалеть о том, что могло бы быть (а могло ли?), пока так и не сумела. Как и ревновать, люто и бешено, хотя не имела на то никакого права…

– Открой почту. Самое верхнее письмо.

Диз послушался. Лицо его окаменело, и сам он подобрался, словно почуяв добычу. Куда только делся вальяжно развалившийся в кресле айтишник? Тем не менее появившееся на экране сообщение он прокомментировал весьма нейтрально:

– Выглядит неприятно.

– Критика статьи выглядит неприятно? Или выловленные опечатки? Это, мне кажется, называется как-то иначе.

На черном фоне каплями крови проступали красные буквы готического шрифта. Если неизвестный отправитель выбирал дизайн для пущего драматического эффекта, то целей своих он не достиг. Единственное, что в оформлении ужасало, так это дикая безвкусица. Но вот само сообщение… Пожалуй, Диз был прав – неприятное. Всего одно предложение, и никаких прямых угроз, но…

«Смерть придет в этом году».

Я бы вместе с остальными ребятами из студгазеты посмеялась над этим заявлением, если бы не достойное лучшего применения упорство автора. И не предсказанное мне самоубийство. В прошлом семестре я отмахнулась от такого прогноза как от глупой ошибки, но теперь была склонна отнестись к нему серьезнее. Тем более что назначенный баньши срок подходил к концу.

– Ты не мог бы выяснить, кто его отправил? Я не знаю, отследить по TCP/IP, проверить логи SMTP-сервера… – я осеклась под его взглядом. – Почему ты так на меня смотришь?

Диз ухмыльнулся.

– Пытаешься говорить по-компьютерному? Мне нравится. Откуда набралась, из голливудских фильмов про хакеров?

– Из сериалов, – созналась я, улыбаясь.

Ладно, если так надо, будем делать вид, что ни Самайна, ни этих месяцев не было. Я смогу, честно постараюсь. Айтишник постучал пальцем по монитору, показывая на адрес.

– Если верить тому, что здесь написано, это письмо ты отправила себе сама. Я не верю, – заявил он, не дожидаясь моего опровержения, – если бы ты так хотела меня увидеть, существуют способы полегче. И ты не стала бы звать на помощь до последнего, и уж точно начала бы не с меня…

– Каталина сказала, что не может выяснить отправителя, и посоветовала обратиться к тебе.

У меня были причины не доверять напарнице Диза в этом вопросе, больно настойчиво она в свое время пыталась нас свести, но после нее я пошла к Нику, сидевшему в IT в другую смену. Вернулась с тем же результатом. Мысль, что Лина могла подговорить своего парня мне так ответить, отдавала паранойей, поэтому я ее отбросила и поверила им. И Диз был прав, я бы тянула до последнего, а то и вовсе не стала бы никому говорить, если бы дело касалось только меня. Но письма получала не я одна.

– Следовательно, это письмо не первое, – не обращая на меня внимания, продолжил Диз. – Не хочешь рассказать всю историю?

– Все началось первого января…

Отличное начало нового года. Мало мне было китайского печенья с предсказанием «Ценой выбора становится выбор, который ты уже не сможешь сделать». (Спасибо, но благодаря выученной в прошлом семестре экономике я уже знала определение альтернативных издержек.) А потом добавилось еще и это…

– Можешь показать?

– Я его сразу удалила. Решила, что кто-то так остроумно пошутил.

Второе письмо пришло в феврале. За ним – еще два. Не только темп ускорился, остальные сотрудники редакции тоже стали получать послания от незнакомца.

– Текст всегда один и тот же?

– Нет. Не помню первых, не обратила тогда внимания, но отличия были. Везде, правда, говорилось про смерть. А в предыдущем письме мне написали…

Я покрепче обхватила чашку, вспоминая послание, состоявшее из одного слова. «Готовься».

– Еще что-нибудь? Какие-то закономерности, что-то?

Я уже думала об этом, но ничего не нашла. Никакого расписания (я даже с лунным календарем сверилась), письма приходили с разным интервалом и в разное время суток, никакой зависимости от дат, погодных условий и что там еще имело значение в магии… Я помотала головой.

– И ты не представляешь, от кого они, – это уже было утверждением, а не вопросом. – И никаких новых врагов за это время ты завести не успела?