Текст книги "Леди-наследница"

– Наверное, могло, – согласилась она. – Но могу вас заверить, ваш брат никогда не толкал Лилли в грязную лужу и не пинал ее собаку, насколько мне известно.

– Стало быть, я ничего не могу для нее сделать?

Она подумала о той жизни, которой ее подруга была лишена, и о жизни, которая ждет ее сейчас.

– Есть. – Уиннифред поймала его глубокий взгляд и удержала. – Вы можете сдержать свои обещания.

Глава 10

На следующий день в Мердок-Хаус было доставлено фортепиано, и Уиннифред получила от Лилли первые танцевальные уроки. К ее великой радости, она вскоре обнаружила, что для того, чтобы получать от чего-то удовольствие, не обязательно уметь это делать хорошо. В сущности, в том, что касалось танцев, удовольствие возрастало в обратной пропорции к количеству мастерства, которое могло продемонстрировать тело.

В доме не имелось бального зала или музыкальной комнаты, заслуживающей упоминания, но гостиная была достаточно просторной, чтобы вместить пианино и пару танцоров, после того как мебель сдвинули к стенам. Лилли была единственной из обитателей дома, которая хорошо играла, посему в танцевальные партнеры Уиннифред определили Бесс. К несчастью, знакомство Бесс с популярными танцами было не намного больше, чем у Уиннифред, к тому же, поскольку бедной служанке никогда не приходилось выступать в роли джентльмена, они с Уиннифред только и делали, что натыкались друг на друга, спотыкались, наступали на ноги и на мебель.

Уиннифред не помнила, когда еще ей было так весело.

– Стоп, стоп. – Лилли наклонилась над клавиатурой, выдавливая слова сквозь приступы хохота. – Вы двое… как пьяные марионетки.

Уиннифред взглянула на глуповато-застенчивую Бесс.

– А я думала, у нас уже неплохо получается.

За последние полчаса они столкнулись не больше чем пару раз, что являлось значительным прогрессом.

Лилли глубоко вздохнула и выпрямилась.

– Избегать друг друга, словно вы чумы боитесь, отнюдь не означает «неплохо». И ты опять танцевала за мужчину, Фредди.

– О… – Уиннифред, поджав губы, задумалась над этим. Меньше всего казусов случается, похоже, именно тогда, когда она танцует за мужчину. – А не бывает ли таких обстоятельств, в которых леди…

– Нет. Для леди это совершенно недопустимо – вести.

Уиннифред взглянула на Бесс и подмигнула.

– А жаль.

– Мисс Блайт не виновата, – пробормотала Бесс. – Это я не умею танцевать как джентльмен.

Уиннифред улыбнулась Лилли:

– Вот видишь? Я танцую за джентльмена, потому что Бесс танцует за леди. Полагаю, это называется…

– Это называется издевательством над очень красивым танцем. – Лилли расстроенно вздохнула. – Нам нужен настоящий джентльмен.

– Быть может, я смогу помочь?

Уиннифред обернулась и обнаружила в открытых дверях гостиной Гидеона. Он стоял, удобно прислонившись к дверному косяку. Давно ли, интересно, он здесь?

Гидеон улыбнулся, выпрямился и вошел в комнату.

– Не окажете ли честь станцевать со мной, Уиннифред?

Уиннифред метнула на Лилли быстрый самодовольный взгляд. Она предлагала попросить Гидеона быть ее танцевальным партнером, но Лилли заявила, что такая просьба была бы верхом бесчувственности.

– С удовольствием. Вы будете танцевать с тростью?

– Нет. – Он прислонил трость к стене. – Я могу обойтись некоторое время без нее, при условии, что Лилли чуть замедлит темп.

– А вы не рискуете повредить себе?

– Нисколько.

– Даже если я наступлю вам на ногу? – Что было практически неизбежно.

– Ранение было не в ступню, – заверил он, пересекая комнату.

– О… А куда? – Уиннифред сделала вид, что не замечает осуждающего взгляда Лилли. Вопрос, может, и неделикатный, но если Гидеона эта тема не расстраивает, то Уиннифред не видит причин, почему бы не поинтересоваться.

– В бедро. Поэтому, если вы не будете размахивать руками ниже пояса или вскидывать ноги выше колен, полагаю, у нас прекрасно получится.

Представив себе эту картину, она рассмеялась.

– Я постараюсь.

Лилли зашелестела листками нотной тетради.

– Если вы готовы, мы попробуем тот же танец, но помедленнее.

Занимая свое место перед Гидеоном, Уиннифред подумала, какое это странное ощущение – стоять перед джентльменом тихо, не шевелясь, под мелодичные звуки фортепиано, наполняющие комнату. Настолько странно, в сущности, что она потеряла счет тактам и слишком скоро шагнула к Гидеону. Он обхватил ее рукой за талию, оторвал от пола и вновь водрузил на место.

– Еще рано, Уиннифред. И не с той стороны.

Она едва уловила смысл слов, как и то, что музыка прекратилась, а Лилли застонала.

– Боже милостивый, – выдохнула Уиннифред, – да вы сильный как бык.

Он отступил.

– Может, это просто вы изящная.

– Начинаем сначала, – объявила Лилли.

– Изящная? – Хотя Уиннифред и знала, что она девушка не крупная, но никогда не ожидала услышать применительно к себе эпитет «изящная». Она поймала себя на том, что широко улыбается. – Изящным бывает кружево.

– Только не то, что носила моя бабушка, – отозвался Гидеон, повышая голос, когда Лилли снова заиграла. – Как-то раз мы с Люсьеном украли несколько ярдов ее кружева и смастерили себе очень прочные веревочные качели для озера.

– Она, должно быть, ужасно рассердилась?

– Мы не сознались в преступлении. А теперь шагните вперед.

– Что? О!..

Фредди шагнула не в такт и вспомнила, что надо взять его руку, только когда он протянул ее, но Уиннифред удалось не отдавить ему ноги, когда они повернулись друг вокруг друга, и ей подумалось, что это прекрасное начало.

– Качели качелями, но я не уверена, что мне нравится слово «изящная», – заметила она. – Оно подразумевает хрупкость.

– Подходящее описание.

– О, вы, должно быть, шутите.

– Жизнь вообще хрупка и мимолетна.

– Если только вы не мистер Перкл, свалившийся с крыши, – сказала она и вовремя вспомнила поменяться с ним руками и повернуться в другую сторону.

– Пожалуй, – согласился он. – Шагните вправо.

Она так и сделала и чуть не споткнулась о свои ноги в попытке подстроиться под ритм.

– Сосредоточься, Фредди! – крикнула Лилли.

Уиннифред обменялась с Гидеоном веселой улыбкой, но все же последовала совету Лилли, отказавшись от разговора ради того, чтобы обращать внимание на музыку и танцевальные шаги. И очень скоро обнаружила, что танцевать с джентльменом – совсем другое дело. Ранее она пошутила, что просто следует за Бесс, но теперь, когда ее партнером был Гидеон, казалось вполне естественным делать именно то, что нужно и когда нужно. Правда, следует признаться, помогало и то, что Гидеон периодически поворачивал ее в нужном направлении.

Было весело, но совсем иначе, чем с Бесс, когда они хохотали до упаду. Удовольствие танцевать с Гидеоном было совсем, совсем иным. Всякий раз, когда их руки соприкасались или они стояли всего в нескольких дюймах друг от друга, по ее коже растекалось тепло, пульс бился чуть быстрее и дыхание перехватывало, словно она танцует с ним уже не один час подряд.

Когда музыка смолкла, Уиннифред почувствовала легкое головокружение и ужасное разочарование, что все закончилось. Лилли же была просто счастлива. Она в восторге зааплодировала:

– Прекрасно, Фредди! Просто замечательно! Намного, намного лучше. Попробуем еще разок? Или что-то другое… о, вальс! – Она взглянула на Гидеона. – Полагаю, ваша тетя позаботится, чтобы она получила разрешение?..

– Естественно, – отозвался Гидеон, – но, боюсь, я должен отказаться.

Сердце Уиннифред упало. В эту минуту она была вполне уверена, что готова танцевать до самого вечера, только бы с ним.

– Мне не удастся убедить вас попробовать еще раз?

Он постучал пальцем по ноге.

– Увы, не могу.

– Ох, простите.

– Ничего. – Он забрал свою трость и повернулся к Лилли. – Могу я попросить сделать небольшой перерыв? Мне надо кое-что обсудить с Уиннифред.

– О, конечно. – Лилли взглянула на часы на каминной полке. – Полагаю, несколько минут отдыха не повредит.

Гидеон вывел Уиннифред из комнаты, крепко сжимая набалдашник трости. Не следовало ему приходить в гостиную. Он понял, что это ошибка, едва только заглянул туда.

Но стоило ему бросить один лишь взгляд на Уиннифред, на ее светящееся от смеха лицо, как он не смог удержаться, чтобы не предложить потанцевать. Ему захотелось быть тем, с кем она смеется, тем, на кого она натыкается. Он хотел потанцевать с ней и понимал, что другой такой возможности ему может больше никогда не представится. Рил на полной скорости – больше чем может выдержать его нога, но танцевальный урок с его замедленным ритмом и остановками ему вполне по силам.

И чертовски хорошо, что два танцевальных урока ему не осилить. Каждая улыбка, каждое нечаянное прикосновение руки и случайное соприкосновение плеч было утонченной пыткой. Пыткой, которую он с удовольствием продлил бы, если б мог. Впервые он порадовался ограничениям, наложенным на него увечьем.

Он слышал, что влюбленность может пьянить, как хмельное вино, но никогда раньше не испытывал этого чувства. Да, случалось, что женщины его интриговали, очаровывали и определенно пробуждали желание, но ему никогда не грозила опасность потерять голову.

Гидеон взглянул на Уиннифред, когда они вышли из дома на солнце, и решил, что ощущение больше напоминает легкое опьянение. Ты уже навеселе, и еще хватает ума понять, что следующий стакан превратит приятное опьянение в тяжелое забытье, но его уже недостаточно, чтобы удержаться и не потянуться к бутылке.

Не стоило ему тянуться к Уиннифред в гостиной. Он знал, что это ошибка – предлагать свои услуги в качестве танцевального партнера. Он прекрасно знал, что делает, и знал, каковы будут последствия. И все равно сделал это.

– Вы что-то вдруг притихли, Гидеон.

В голосе Уиннифред сквозила неуверенность, что побудило его приложить сознательные усилия, дабы отодвинуть в сторону свои переживания и расслабить руку, сжимающую трость. Он вывел Уиннифред из дома, чтобы удивить ее, а не встревожить.

– Прошу прощения. Я задумался.

– А это имеет какое-то отношение к посыльному, который приезжал нынче утром? – Она потянулась к его руке. – Это ведь не какая-нибудь плохая новость, нет?

– Ни в коей мере. – Он чувствовал тепло ее пальцев сквозь рукав сюртука. – Это то, чего я с нетерпением ждал. Кое-что для вас.

– Для меня? – Она уронила руку. – Но…

– В свой первый день здесь я сказал вам и Лилли, что в качестве компенсации за преступления моей мачехи вы можете просить у семейства Энгсли все, чего пожелаете. Вы ни о чем не попросили.

– Это неправда. Я просила не ездить в Лондон.

– Да, верно, – с улыбкой согласился он. – Что ж, надеюсь, это возместит вам отказ в вашей просьбе.

– Но у меня и так теперь много всего, Гидеон. Мне не нужно… – Она осеклась, когда он вытащил из кармана сложенный лист бумаги и протянул ей. – Что это?

– Посмотрите.

Она развернула бумагу и прочла аккуратный рукописный шрифт. Это был документ, предоставляющий право на Мердок-Хаус, или нечто близкое к тому, что незамужняя женщина может надеяться сохранить в ограниченных рамках закона. Он даровал мисс Уиннифред Блайт право на аренду Мердок-Хауса сроком на пятьсот лет, утвержденную и полностью оплаченную. Вдобавок контракт и все жалуемые им права могут быть переданы по наследству любому названному ею лицу.

Она долго таращилась на контракт, не говоря ни слова.

– Ну, вы довольны? – мягко спросил Гидеон.

Она посмотрела на него, потом на контракт, потом опять на него. На ее лице отражались потрясение и изумление.

– Но… когда… разве вы можете это сделать?

– Могу и сделал. На прошлой неделе я написал поверенному своего брата и попросил немедленно составить документ.

– Он мой, – выдохнула Уиннифред. – Мердок-Хаус мой.

– И вы можете делать с ним все, что пожелаете. В контракте ясно говорится, что вы не должны отвечать перед Энгсли за состояние земли. Вы можете восстановить дом и надворные постройки и держать тут сотню овец, а можете сжечь дом дотла и выстроить на его месте галантерейный магазин. Вам выбирать.

– Я не знаю, что сказать.

– Я подарил бы вам его совсем, если б мог.

– Нет. Это и так… это так много. Куда больше, чем… куда больше, чем я могла себе даже представить. – Ошеломленное выражение на ее лице растаяло, и на его место пришла бурная, неудержимая радость. Уиннифред вдруг засмеялась и, к его немалому удивлению, шагнула вперед и кинулась ему на шею. – О, спасибо! Спасибо вам!

Гидеон говорил себе, что лишь простой инстинкт побудил его обнять ее в ответ. Инстинкт и необходимость удержать равновесие – она же, в конце концов, сбила его трость. Но, даже выискивая эти оправдания, он знал, что все они ложь.

Ему хотелось почувствовать Уиннифред. Хотелось ее тепла и запаха. Хотелось на мгновение ощутить себя в окружении чего-то ясного, прекрасного и невинного, хотелось насладиться этим мигом, не представляя, как это превращается во что-то решительно… менее невинное. Но просить об этом было, наверное, слишком. Аромат лаванды дразнил ему ноздри. Он почувствовал мягкую тяжесть груди, прижимающейся к его торсу. Каждый мускул в теле напрягся. Осторожно, очень осторожно, выпростался он из объятий и отодвинул Уиннифред на расстояние вытянутой руки.

Если она и заметила его неловкость, то никак этого не показала. Она смотрела на него точно так же, как в тот день, когда он привез Лилли новое платье, с той же чудесной широкой улыбкой и светящимися от счастья прекрасными янтарными глазами. Он уронил руки и отступил назад.

– Я рад, что вы довольны.

Уиннифред рассмеялась и подняла контракт.

– Вы подарили мне Мердок-Хаус. Даже и не пытайтесь описать мое состояние. Чувства буквально переполняют меня… ах! – Она заплясала на месте, и это было так мило и глупо, что он усмехнулся, избавившись от напряжения. – Ой, я должна показать это Лилли. Можно, я покажу Лилли? Вы не против?

– Конечно же, нет. С чего бы мне быть против?

– Я не поблагодарила вас как следует. Но я не знаю как. Я… спасибо вам! – Она снова рассмеялась счастливым девичьим смехом, который тронул его сердце, и шагнула к нему, чтобы быстро чмокнуть в щеку. – Спасибо.

Еще раз ослепительно улыбнувшись ему, Уиннифред развернулась и помчалась к дому. Гидеон посмотрел ей вслед и поневоле заулыбался в ответ, когда на верху ступенек она издала совсем не подобающий леди вопль восторга.

Он поднес два пальца к щеке, где все еще оставалось тепло ее поцелуя, и сказал себе, что нет ничего страшного в том, чтобы несколько минут побыть странствующим рыцарем. Разве с самого начала, когда он ехал в Шотландию, он не намеревался изображать героя?

Да, намеревался и был уверен в своих способностях исполнить эту роль, ибо его единственной задачей было предложить извинение и деньги. Он должен был в буквальном смысле сыграть героя. Пока он будет воздерживаться от попыток быть им на самом деле, все останутся счастливы и… невредимы.

Глава 11

Уиннифред подняла руку, чтобы постучать в дверь Гидеона, заколебалась, потом раздумала. Существует вероятность, весьма реальная, что разговор может вылиться в спор.

Уже одна эта мысль заставила Уиннифред поморщиться. Ей не хотелось спорить с Гидеоном. Прошел всего лишь день с тех пор, как он подарил ей Мердок-Хаус. Денежная ценность такого подарка была ошеломляющей, но именно от его доброты грудь ее сжималась, а воздух застревал в легких, когда она читала контракт. Гидеон вручил ей мечту точно так же, как вручал мечту Лилли, беря их в Лондон.

У Фредди просто в голове не укладывалась щедрость того, что он сделал. И вот она стоит перед его дверью, собираясь попросить еще больше. И готовая спорить, дабы получить это.

Она потопталась на месте, покусала губу и сказала себе, что попросит не так уж много. Всего лишь о небольшом одолжении. И то только потому, что Лилли настояла, а она нервничает, потому что Лилли подняла из-за этого столько шума.

– Несколько часов времени, – пробормотала она себе под нос. – Это же такой пустяк, правда.

И у нее нет никаких причин так переживать из-за возможного разногласия с Гидеоном. Он сделал ей бесценный подарок, за что она всегда будет безмерно благодарна. Благодарность, однако, не стоит путать с обязанностью. Уиннифред попросит его об услуге, и если у него с этим возникнут затруднения, она уладит этот вопрос с Лилли.

Довольная, пусть даже и не вполне убежденная логикой своих рассуждений, она постучала в дверь Гидеона и, когда он отозвался, вошла.

Он сидел в одном из кресел перед окном, с книгой на коленях. При ее появлении он вскинул глаза и слегка нахмурился.

– Что-то случилось, Уиннифред?

– Нет, нет. – Она искренне надеялась, что это так. Она прошла к нему через комнату и решила приступить прямо к делу. – Лилли считает, что мне теперь неприлично ходить в тюрьму одной.

Строго говоря, Лилли никогда не считала это приличным, но выбора просто не было.

Гидеон очень долго смотрел на нее, прежде чем заговорить:

– Не буду даже и пытаться выразить, как я согласен с Лилли. Какого дьявола вы ходили в тюрьму? Одна?

Во избежание спора она встретила его потрясение со сдержанным спокойствием.

– Некоторые из надзирателей готовы платить неплохую цену за починенную рубашку или пальто, а Лилли всегда была искусной швеей.

– Вам больше незачем шить за деньги. Если вам что-нибудь нужно…

– Работа была сделана до вашего приезда, Гидеон. Мы просто позабыли про нее среди всей этой суеты. Не могу же я оставить их одежду себе, верно?

– Разумеется, нет. Пошлите кого-нибудь из лакеев.

Именно это и говорила ей Лилли, и именно это Уиннифред даже слушать не хотела, не говоря уж о том, чтобы сделать.

– Я бы хотела поехать сама. – Она крепко стиснула руки, чтобы не дать им нервно теребить юбку. – У меня там… еще одно дело.

– Еще одно дело, – медленно повторил он. – В тюрьме.

Его тон раздражал. Одно дело, когда он не одобряет ее прошлого поведения, но совсем другое – разговаривать с ней так, будто она неразумное дитя. Уиннифред вздернула подбородок.

– Именно так я и сказала. Ну, так вы отвезете меня, или я поеду одна и предоставлю вам объяснять Лилли, почему вы не можете оторваться от своих… – она подалась вперед и склонила голову набок, чтобы взглянуть на его книгу, – «Рассказов в стихах» Джорджа Грэбба, чтобы проехаться со мной несколько миль по дороге?.. Вы правда читаете поэзию?

Он аккуратно закрыл книгу, аккуратно положил ее на столик и заговорил, так тщательно подбирая слова, что Уиннифред слегка занервничала.

– Время от времени. А теперь присядьте, Уиннифред, и расскажите мне толком, в чем заключается это ваше дело. Если я посчитаю его не важным, рубашки и пальто доставит лакей. Если я сочту, что причина поехать вполне убедительная, то отвезу вас сам. Вы можете, если захотите, сообщить Лилли, на каком решении я остановился. Но давайте проясним – я ни перед кем не оправдываюсь.

Она задумчиво смотрела на Гидеона. Он не кричал, не ругался, даже не раздражался на нее. Голос его оставался совершенно ровным. Но властность и в тоне, и в словах была прямо-таки осязаемой.

Она села напротив него, как-то вдруг заинтригованная.

– Я гадала, как вам удавалось столько лет командовать кораблем. Теперь начинаю подозревать, что вы получили свое ранение во время поднятого мятежа.

– Рад, что удовлетворил ваше любопытство, – отозвался он все тем же неумолимым голосом. – Ваши причины, Уиннифред. Изложите их.

Она выпрямилась.

– Я не моряк на вашем корабле, чтобы командовать мной. И мои причины не ваша забота.

– Напротив, к моему большому огорчению в данную минуту, вы и все, что вы делаете, – моя забота, пока я не передам вас на попечение своей тетушки.

При упоминании о неприятной обязанности заботиться о ней до тех пор, пока он не сможет передать ее кому-нибудь другому, сердце Уиннифред ёкнуло. А глаза заволокло красной пеленой. Это была неразумная, несоразмерная реакция на бесцеремонное замечание, Фредди понимала, но была бессильна сдержать гнев. Хватит того, что ее ребенком спихивали с одного на другого.

Глаза ее превратились в узкие щелки.

– Я не желаю быть ничьей обузой, Гидеон. И не позволю, чтобы члены семейства Хаверстон передавали меня от одного к другому, как какой-нибудь причиняющий неудобство насморк.

Она поднялась со стула и повернулась, чтобы уйти, но Гидеон схватил ее за руку прежде, чем она сбежала.

– Сядьте, – мягко сказал он.

– Нет. – Она потянула свою руку. – Отпустите.

– Уиннифред, пожалуйста.

Руку она вырывать перестала, но не села.

Гидеон легонько сжал ее запястье.

– Мое огорчение вызвано этим конкретным разговором, не вами. Я прошу прощения за неудачный выбор слов. Это не первое наше разногласие. – Он обезоруживающе улыбнулся. – Неужели мы не уладим его так же, как и предыдущие?

– У меня нет с собой ружья, чтобы стукнуть вас.

– Обойдемся. – Он отпустил ее руку. – Присядьте, пожалуйста.

Уиннифред не особенно хотелось, но и перспектива уйти, раздраженно хлопнув дверью, тоже уже как-то не привлекала. Она неохотно села.

Вместо того чтобы последовать ее примеру, Гидеон оперся о подлокотник.

– Сегодня утром я получил письмо от своей тети. Она с удовольствием примет вас обеих в своем доме. Я прошу прощения за то, что создал у вас впечатление, будто ни я, ни она не рады вашему обществу.

– Неудачный выбор слов, как вы сказали. – Поскольку Уиннифред совсем не хотелось показать ему, как глубоко ранили ее его слова, она пожала плечами и постаралась придать своему тону легкость. – Видит Бог, я и сама не сильна в том, что касается правильного выбора слов…

– Вы имеете право сердиться.

– Да, имею. Но не хочу сердиться на вас.

– Я этому рад. – Он слегка склонил голову, чтобы поймать ее взгляд. – Мы снова друзья?

Это только слова, сказала себе Уиннифред.

– Надеюсь.

– Отлично. Тогда давайте еще разок попробуем обсудить тему тюрьмы и посмотрим, удастся ли нам прийти к соглашению.

– Как вы предлагаете это сделать?

– Начав с начала. Вот так. – Он демонстративно уселся в свое кресло и преувеличенно громко откашлялся – глупая выходка, которой удалось вызвать у нее улыбку. – Уиннифред, дорогая, не поведаете ли мне свои резоны – я уверен, вполне веские – для того, чтобы посетить тюрьму?

Уиннифред поморщилась и стиснула пальцами ткань юбки.

– Пожалуй, нет.

У Гидеона вырвался страдальческий смех.

– Ох, ради…

– Я не упрямлюсь, Гидеон, нет. Я… а не могли бы начать откуда-нибудь еще?

– Нет.

Уиннифред нервно потянула ткань.

– Если я соглашусь рассказать вам, вы обещаете, что не будете смеяться или отчитывать меня?

– Обещаю сделать все возможное, чтобы не ранить ваши чувства. Так подойдет? Однако если вы собираетесь сообщить мне, что играете в карты и пьете скотч с заключенными, я стану вас бранить. А если скажете, что обучаете тамошних обитателей искусству шитья, буду смеяться.

Рассмешить ее – вот то, чего он явно собирался добиться этой своей маленькой речью, но Уиннифред промолчала, избегая смотреть ему в глаза и дергая себя за платье.

Видя такую ее сдержанность, Гидеон затих, только глаза его округлились.

– Бог мой. Скажите, что вы не играете в карты и не пьете скотч…

– Разумеется, нет… по крайней мере что касается скотча.

Он ткнул в нее пальцем.

– Никогда, слышите, никогда ноги вашей больше не…

– Там есть один человек, – быстро вставила Уиннифред, спеша объяснить, пока Гидеон не закончил свой ультиматум. – Один паренек, которого я хочу увидеть.

Гидеон медленно опустил руку.

– Парень, с которым вы играете в карты?

– Нет, то есть да, один раз играла, но только чтобы завоевать доверие.

– Конечно. Карты и доверие, – сказал он, растягивая слова. – Они же так естественно сочетаются.

– Могут сочетаться, когда один намеренно проигрывает шестипенсовик и в свой следующий приезд платит долг.

– Пять фунтов в год – и вы нарочно проиграли шестипенсовик? – Он изумленно покачал головой. – Кто этот мужчина?

– Его зовут Томас, и он не мужчина. Он еще мальчик.

Гидеон заморгал, потом откинулся на спинку стула чуть резче, чем было необходимо.

– Мальчик.

– Ему не больше тринадцати, хоть он и твердит, что больше. Но я не верю, что ему пятнадцать, как он утверждает.

– Даже тринадцатилетний мальчик может быть опасен, – тихо произнес Гидеон.

– Несомненно. Но Томаса поймали на краже апельсинов с телеги поставщика в Лэнгхолме. Страшным преступлением это не назовешь. Он же еще совсем ребенок, Гидеон, и я подумала… подумала, что, может быть… если он будет что-то уметь или знать… я учу его читать.

В комнате надолго воцарилось молчание, прежде чем Гидеон заговорил снова:

– Понятно. Почему вы не решались мне это рассказать?

– Ну, это же не совсем приемлемое поведение для леди, не так ли?

– Я видел вас в брюках, ругающейся как сапожник и разговаривающей с козой.

– Да, но то было раньше. До того как вы с Лилли нацелились на то, чтобы… я не знаю… исправить меня, полагаю. Я не хочу, чтоб вы думали, что я не способна к обучению или что я неблагодарна. Да и к тому же большинство людей сочли бы глупостью учить простого вора читать – бесполезная трата времени и сил.

– Я думаю, – мягко проговорил он, – что в мире существует два совершенно разных типа леди и джентльменов. Есть такие, как леди Энгсли, которые имеют титул на сомнительном основании рождения и брака. А есть такие, которые заслуживают его своими поступками. Ваша готовность помочь этому юноше в избытке демонстрирует те самые качества, которые используют, чтобы определить, что значит быть леди, – милосердие и доброта.

Румянец удовольствия залил ей щеки, и Уиннифред не нашлась что сказать.

Губы Гидеона дернулись.

– Насколько я понимаю, у вас еще не было урока о том, как приличествует отвечать на комплимент?

– А этому тоже учат? – Она вскинула руку и покачала головой. – Нет, нет, я не желаю этого знать. Значит, вы отвезете меня? В тюрьму?

– С удовольствием.

Уиннифред не стала возражать, когда Лилли предложила воспользоваться каретой. Это было вполне разумно, учитывая то, что Гидеон ходит с тростью. Однако Фредди горячо заспорила, когда Лилли настояла еще и на том, чтобы с ними отправилась Бесс.

– Я еду в тюрьму. В тюрьму, в которой сотни раз бывала совершенно одна. – Но что самое главное, ей претила мысль, чтобы кто-то присматривал за ней, как за непослушным пятилетним ребенком.

– Сотня – это значительное преувеличение, – возразила Лилли. – И на этот раз ты отправляешься туда как благовоспитанная молодая леди, в компании джентльмена. Бесс будет вас сопровождать.

– Но…

Лилли вскинула руку.

– Бесс может ехать на козлах с Питером, возницей, если не будет против.

– А в Лондоне это допустимо? – больше из любопытства спросила Уиннифред.

– Если я отвечу «нет», ты перестанешь спорить? – Лилли вздохнула, когда Уиннифред покачала головой. – Думаю, нет. Компромисс на этот раз, но тебе следует привыкать к постоянному присутствию служанки. Теперь тебе надо думать о репутации.

Уиннифред, которая до сих пор как-то мало задумывалась о своей репутации, только презрительно хмыкнула, но решила больше не спорить. Лилли согласилась отпустить ее, Гидеон согласился ее отвезти, Бесс поедет наверху, и при этом будут пропущены целых три часа уроков.

Не следует слишком часто смотреть дареному коню в зубы… Особенно когда этот конь трусит не спеша, тем самым продлевая ее свободу. Уиннифред подсчитала, что уже дотопала бы до тюрьмы и вернула половину починенной одежды к тому времени, как заложили карету и пассажиры расселись по местам.

Она поставила корзину с рубашками и куртками на пол, когда карета, дернувшись, покатила по подъездной дорожке.

– Пешком было бы быстрее.

Гидеон, сидящий напротив нее, улыбнулся:

– Но не так удобно.

Карета подпрыгнула на большой кочке, вынуждая Уиннифред опереться рукой о стену.

– Мне это не кажется таким уж удобным.

– Когда вы в последний раз ездили в карете?

– Когда мы с Лилли приехали в Шотландию. – И насколько она помнит, в той поездке ей пришлось нелегко. – Было ужасно.

– Это было трудное время для вас, – мягко проговорил он.

– Дело не только в этом. – Уиннифред слегка нахмурилась, вспоминая. – Я плохо себя чувствовала. Меня немного лихорадило.

– Это определенно могло испортить удовольствие от путешествия. – Карета покачалась на ухабах на въезде в усадьбу, и он добавил: – Как и очень ухабистая дорога.

– Как вы нашли дороги по пути в Мердок-Хаус?

– В лучшем состоянии, чем эта, – ответил Гидеон и ногой придержал корзину, не дав ей заскользить по полу.

Это движение подчеркнуло, как много места занимает его большое тело в этом тесном пространстве. Он был так близко, что Уиннифред ощущала запах его мыла. Еще несколько дюймов, и их колени соприкоснулись бы. Нет, пожалуй, с фут, поправилась она, но все равно довольно близко.

Кажется, езда в карете ей все-таки понравится. До сих пор она как-то не задумывалась об этой стороне их поездки в Лондон. Она будет несколько дней сидеть напротив Гидеона. Будет много часов на разговоры, смех и размышления о том, что же в нем так неодолимо пленяет ее. Она метнула взгляд на его рот и подумала, каково было бы податься вперед и прижаться губами к самому уголку…

Колесо кареты ухнуло в очередную рытвину, едва не сбросив ее с сиденья и положив быстрый конец мечте попытаться грациозно влиться в поцелуй с Гидеоном. Коротко представив, как они стукаются головами, Уиннифред проглотила смешок и твердо вцепилась в сиденье, чтобы удержаться.

– Что мы будем делать, чтобы скоротать время? – поинтересовалась она.

– Сейчас?

– Нет. – Она рассмеялась. – Когда поедем в Лондон.

– А-а… В основном я буду сосредоточен на том, чтобы прямо держаться в седле. Путь неблизкий.

– О… – Надеясь, что он не заметил ее разочарования, она поспешила отвернуться к окну. – Значит, вы будете ехать верхом?

– По большей части. – Он указал в окно, когда карета поднялась на небольшой взгорок и показалась тюрьма. – Это она?

Поскольку Уиннифред ничего не могла поделать с решением Гидеона ехать рядом с каретой, а не в ней, она выбросила из головы мысли об этом и сморщила нос, глядя на мрачное массивное здание тюрьмы из темного камня.

– Да. Ужасная, правда?

Гидеон наклонился вперед, чтобы разглядеть получше.

– Не такая уродливая, как Ньюгейт. Да и поновее, верно? Полагаю, и пахнет получше.

Уиннифред отвернулась от окна и недоверчиво воззрилась на него.

– Пахнет получше? И это все, что вы можете сказать про это чудовище? Что оно меньше воняет?

– Сомнительное отличие, согласен. – Он откинулся на спинку сиденья. – Только не для тех, кто имел несчастье провести время в обеих.

– Я… – Уиннифред не хотелось признавать, что он прав. – Но все равно это тюрьма. Не место для мальчика.

– На этот счет вы не услышите от меня никаких возражений. – Он склонил голову набок. – Как вы познакомились с этим Томасом? Я думал, вы чинили рубашки надзирателей.

– Мы чинили рубашки всех, кто в состоянии заплатить за работу, включая заключенных.