Текст книги "Растворяясь в ярком свете"

Глава 9

Солнечный свет проникает в мою комнату через занавески, которые я, похоже, забыла задернуть прошлой ночью. Я натягиваю одеяло на голову, но толку никакого. Во рту пересохло, а при виде стоящей на прикроватной тумбочке пустой бутылки из-под воды я чуть слюной не исхожу.

Еле-еле встаю с кровати, благодаря Фестивалю еды и вина ощущая еще большую, чем обычно, усталость. Но оно того стоило. По крайней мере, теперь я знаю, что все еще способна смеяться. Хотя бы с Беном. Или выпив вина. Еще не решила, что сильнее повлияло.

Натягиваю привычную для хижины одежду – практически униформу: купальник, свободные шорты, рубашку и флисовую толстовку с капюшоном, потому что с утренним туманом шутки плохи. Тут телефон вибрирует входящим сообщением.

Нина: Только что получила мейл из Университета Колорадо с анкетами на проживание в одной комнате! Заполню и за тебя тоже!!!

Я: Ладно.

Я еще недостаточно проснулась, чтобы самой этим заниматься. Собираю волосы в конский хвост и спешу на кухню, как домашний голубь в голубятню. Вода и крабы зовут!

Синтия уже проснулась и сейчас хлопочет над соковыжималкой, от которой по кухне расходится кисловатый цитрусовый запах. Она открыла выходящее на залив окно, впустив в комнату ветерок, холодящий мои голые ступни.

– Доброе утро, – приветствует она меня непривычно сдавленным голосом. Похоже, тоже вчера поздно легла.

– Никогда не доверяй мужчине! – провозглашает сидящая в клетке Шанти, отлично имитируя Чипа.

Я замахиваюсь, притворяясь, будто хочу треснуть ее кулаком.

– Власть народу!

Синтия жестом велит мне сесть за стол и придвигает керамическую кружку зеленого сока с травянистым запахом, который, однако, едва ли можно счесть приятным и ароматным. Какой-то он земляной. Но меня мучает такая жажда, что я с жадностью пью. Ожидаю ощутить на языке неприятный вкус, но он оказывается на удивление сладковатым, с нотками меда и лаванды.

– Спасибо! Зеленые соки всегда меня пугали, но этот великолепен. – Я осушила уже половину кружки.

– Он очень питательный. – Тетя облокачивается о кухонный стол и, тоже сделав большой глоток, добавляет: – Решила, что после вчерашнего это именно то, что тебе нужно.

Я с трудом понимаю, о чем она говорит.

А! Я же вчера перебрала.

– Вино – лучший способ позабыть все невзгоды, – не подумав, брякаю я. Это первый раз, когда я заговорила о своей… ситуации.

– Это не повод для шуток, Эбби. Существует прочная связь между злоупотреблением алкоголем и болезнью. Тебе может показаться, что испытываешь временное облегчение, но на самом деле это порочный круг. – Она говорит очень серьезно, без намека на веселость.

Внезапно я чувствую себя, как пятилетний ребенок, который таскал украдкой печенье после обеда и был пойман взрослыми.

– Да я всего два бокала выпила. – Отлично. Теперь я еще и оправдываюсь в точности как тот ребенок: «Я всего две печеньки и съела, ма-а-ам!»

Тетя хмурится сильнее.

– Я понимаю, ты ищешь свой путь, и готова снова повторить то, что сказала, приглашая тебя сюда: я даю тебе свободу действий.

– Я очень это ценю. – Чувствую, как вокруг меня сжимаются стены.

– Однако я надеялась, что ты воспримешь это как возможность хорошенько обдумать ситуацию и начать действовать.

– Я так и делаю. – Разве смогла бы я изо дня в день вставать с кровати, если бы каким-либо образом не решала свои проблемы?

– Что именно ты делаешь? – Тетя усаживается на стоящий напротив стул, ставит локти на стол и глядит на меня в упор. – Ты бесконечно работаешь и игнорируешь звонки Брук, напиваешься… Судя по всему, ты вообще не обсуждала ситуацию.

– Потому что это бессмысленно. Не буду я об этом думать.

– А я считаю, что нужно поступить как раз наоборот. Обсуждение ситуации может помочь разобраться в себе.

Мое лицо полыхает от гнева. Все-то у тети так просто!

– Послушай, Синтия, я понимаю твое стремление помочь. Но ты и понятия не имеешь, каково это – находиться по другую сторону.

– Какую такую сторону?

Ее притворное непонимание раззадоривает меня еще сильнее.

– Болезнь Гентингтона! У тебя-то тест отрицательный.

– Вообще-то я в этом не уверена.

Я со стуком опускаю кружку на столешницу.

– Что ты имеешь в виду? Ты же заверила маму, что с тобой все в порядке.

– Действительно, в порядке. – Она жестом указывает на себя, будто приглашая в этом лично убедиться. – Но это не значит, что я получила результат. – Тетя забирает мою кружку и споласкивает ее в раковине, словно мы говорим о пустяках, а не о вещах чрезвычайной важности. – Я старше твоего отца, поэтому представляется вероятным, что, будь я ген-положительной, симптомы бы уже так или иначе себя проявили. Однако тут ни в чем нельзя быть уверенной наверняка. У нашей матери болезнь стала прогрессировать ближе к шестидесяти годам, хотя мы в то время не осознавали, с чем имеем дело. Отправили ее в пансион для больных Альцгеймером, где она впоследствии и скончалась.

Я по-прежнему думаю о тетином признании.

– Ты так и не выяснила, носитель ли ты гена или нет?

– Решила этого не делать. По истечении шести месяцев сеансов терапии я вышла из кабинета, прежде чем доктор вскрыла тот конверт.

По какой-то причине это заявление бесит меня куда сильнее, чем все прочее, сказанное Синтией за утро.

– Так и я думала. Тебе определенно не понять, каково это.

* * *

– Тебе сейчас так же хреново, как и мне? – хриплым голосом интересуется Люси, когда я появляюсь в хижине.

Она – единственная, кто сегодня работает, хоть под этим и понимается, что она просто лежит безжизненной массой в пляжном кресле, напялив огромные солнечные очки и с силой сжимая стаканчик с кофе. Бумажные фонарики, вчера такие нарядные, сегодня изрядно растрепались на ветру и обветшали. Гирлянды огней больше не мигают, а небо серовато-пепельного – я бы назвала его трупным – оттенка. Неудивительно, что на пляже ни души.

– Я относительно в порядке. Ушла вчера, когда на танцполе стало слишком жарко. – Это определенно самое несуразное предложение, когда-либо слетавшее с моих губ. – А ты еще надолго задержалась?

– Достаточно надолго, так что теперь у меня в голове вместо мозга желе. – Она опускает ноги со стула и зарывает пальцы в песок. – Надо было написать тебе, чтобы привезла немного знаменитого зеленого сока Синтии.

Выпитый сок тут же начинает бурлить у меня в животе. Я беру стопку вчерашних чеков, чтобы подвести итог, потому что даже математика кажется мне сейчас куда более привлекательной, чем разговор о Синтии.

– Давай я сделаю. – Люси жестом велит мне передать ей стопку, хотя я уже открыла калькулятор в телефоне.

Плюхнувшись обратно в кресло, она быстро перебирает тридцать с чем-то чеков и минуту спустя возвращает мне.

– Общая сумма 302 доллара 47 центов.

– Как тебе это удалось?

Люси лишь плечами пожимает.

– Счет всегда мне легко давался. С четырехлетнего возраста я каждый год наряжалась на Хэллоуин в костюм с каким-нибудь математическим каламбуром и притворялась числом Пи.

– Вау! То есть я хочу сказать, что впечатлена твоей гениальностью. Да и четырнадцать лет подряд придумывать костюмы с математическими задачками – это, должно быть, непросто.

Люси стонет.

– Возможно, об этом следовало упомянуть в заявлении, которое я подавала в «Беркли».

– Мне казалось, ты говорила, что поступила в Санта-Круз? – сосредоточенно нахмурившись, говорю я.

– Только потому, что еще не получила ответа из «Беркли». Они заставляют ждать так долго! Если новостей не будет в течение двух последующих недель, я тебе точно скажу, каков отстой на вкус. – Она кисло улыбается. – А ты куда поступила?

– В Университет Колорадо.

– Это был для тебя вариант номер один?

– Вообще, у меня не было выбора.

Когда волейбольный тренер из Университета Колорадо приняла меня в команду, я испытала огромное облегчение. Я единственная из своих друзей не проверяла каждый вечер результаты приема по вступительным экзаменам на сайте комиссии, не хвасталась продолговатым сверкающим конвертом из вуза и не бронировала себе место на день открытых дверей в колледж, потому что считала все это чрезвычайно утомительным. Я бы даже не знала, с чего начать. То, что Брук там учится и Нина, вероятно, тоже поступит, значительно упростило мне муки выбора, и на предложение волейбольного тренера я ответила утвердительно.

Но теперь, находясь на пляже, я чувствую себя так, будто приняла это решение миллион лет назад.

Прибытие в кампус, заселение в общежитие, знакомство с одногруппниками – все это тоже представляется безумно далеким от нынешней меня.

Адова Бездна вдруг начинает вращаться у меня в животе, подобно глобусу.

– Ты в порядке? – спрашивает Люси, бросая на меня взгляд поверх солнечных очков.

– Да. – Я отворачиваюсь к стойке, чтобы она не увидела, как я судорожно хватаю ртом воздух.

К счастью, появление Бена через несколько минут отвлекает меня. Хотя видок у него тоже порядком потрепанный после вчерашнего – взгляд тусклый, а рука, когда он проводит ею по волосам, дрожит, – выглядит он все равно лучше, чем обычно. Возможно, потому что после давешнего разговора я перестала испытывать к нему раздражение.

Бен окидывает Люси взглядом, улыбаясь.

– Похмелье, Люси? – Она бормочет в ответ что-то неразборчивое, а он тем временем поворачивается ко мне: – Я повсюду искал тебя вчера вечером. Ты рано ушла домой?

– Похоже на то. – Еще один несуразный ответ в мою копилку. – Зачем я тебе понадобилась?

– Хотел рассказать о девушке, с которой познакомился.

Не знаю почему, но я вдруг очень радуюсь тому, что и правда рано ушла.

Люси чуть приподнимает голову.

– Это ты о той рыжеволосой штучке? Ну, с которой ты мило беседовал. Она была в желтом платье с большим…

– Да.

В знак одобрения Люси вскидывает вверх оба указательных пальца.

– Круто.

– Но… – Тут Бен умолкает и, выдержав паузу для пущего эффекта, продолжает: – Из-за тебя, Эбби, я не взял у нее номер телефона.

Люси тут же навостряет уши, чтобы не пропустить ни слова. Я краснею, хоть и понимаю, что он имеет в виду наш разговор о парне-спасателе, а не конкретно меня.

– Я всерьез намерен избежать повторения прошлого, – продолжает он.

Поверить не могу, что он действительно прислушался к моим словам.

– И?

– Я распознал тревожные симптомы. За пять минут она дважды повторила, что соседка по комнате ей завидует и что она дружит только с парнями, потому что девчонки «всегда обходятся с ней по-свински».

– Никогда не доверяй девушке, у которой нет подруг, – восклицаем мы с Люси хором и улыбаемся друг другу.

– Дело в том, что она всем своим видом транслировала сигнал SOS. Ну, как будто красным флагом махала. И знаешь, что я сделал?

– Предложил ей руку и сердце? – сострила я.

Уголки губ Бена чуть приподнимаются.

– А я все гадал, перестанешь ты утром шутить или нет.

– Я думала о том же применительно к тебе, – парирую я, награждая его приторной улыбкой. – Так на какую дату вы свадьбу назначили?

– Что ж, она настаивает на проведении церемонии зимой, – подыгрывает мне Бен, и я начинаю хохотать как сумасшедшая. Похоже, я всегда буду смеяться над его шутками, хоть в трезвом состоянии, хоть в подпитии.

Люси снимает солнечные очки.

– Что-то я не поняла – ты замутил с этой девчонкой или нет?

– Нет. Я придумал вежливую отговорку, чтобы не злить ее, и свалил.

– Тем лучше для тебя, – заключаю я, беря корзину с присыпанным песком снаряжением для подводного плавания.

Бен скрещивает руки на груди.

– И все на этом?

Люси икает.

– А ты ожидал медали за то, что сначала обнадежил девушку, а потом бросил?

– Нет, я лишь дал возможность Эбби порадоваться осознанию собственной правоты.

Я одаряю его широкой ослепительной улыбкой. Такой, при которой все зубы видны.

– Что ж, отлично. Я гений. Здорово тебя к стенке прижала.

Мгновение спустя понимаю, как двусмысленно прозвучали мои слова, и прикладываю руки к лицу, чтобы как-то остудить пылающие щеки.

Люси хихикает.

– С этого места, пожалуйста, поподробнее!

– Я не то имела в виду, – заикаясь, бормочу я.

Бен встречается со мной взглядом.

– Да, я понял, что ты хотела сказать.

У меня в животе словно бабочки порхать начинают. Какое странное ощущение. Хоть Бен и красавчик, меня к нему не тянет в этом смысле. Похоже, ответственная за это часть мозга сейчас в отключке.

– Вероятно, не только сказанное мной заставило тебя избавиться от нее, – говорю я, решив повернуть разговор в другое русло. – Не забывай, что и тебя самого тоже обманывали и бросали.

– Я и не забываю… – Он склоняет голову набок. – Но какое это имеет отношение к тому, как ты прижала меня к стенке?

Люси снова заулыбалась. Кроме себя, мне некого винить в том, что завела нас в эти дебри.

– Я имела в виду, что, возможно, ты не запал на девчонку, подающую сигнал SOS, именно оттого, что недавно пережил тяжелый разрыв.

– Ну нет! Я после него уже оправился. – Его лучистый взгляд тускнеет, как будто тело разом лишилось всей силы. – Ты никогда не оказывалась в центре урагана неприятностей, выбраться из которого возможно, только если кто-то вытолкнет?

– Да, – поспешно соглашаюсь я.

Бен вздергивает брови, и я предчувствую его невысказанные вопросы, но тут к хижине подходят парни в пляжных шортах и майках, чтобы вернуть взятые напрокат стулья и волейбольный мяч.

Бен мгновенно переключает внимание на них:

– Как отдохнули?

– Отлично. У вас тут классная площадка, – отвечает один из парней, указывая на волейбольный корт в дальней части пляжа. Бен с Кертисом установили его за несколько дней до Фестиваля еды и вина, и я все собиралась сама поиграть после работы, но так и не дошла. Никогда еще у меня не было такого длительного перерыва в волейболе.

Когда ребята уходят, Бен бросает мне мяч, и я инстинктивно вскидываю руки, чтобы поймать его, как делала, кажется, миллион раз, но стоит мне ощутить в руках его кожаную поверхность, я отбрасываю его, будто он меня укусил.

Адова Бездна дает о себе знать второй раз за утро.

– Классная реакция, – шутит Бен. – Ты отлично впишешься в нашу команду.

– Какую еще команду? – От нехорошего предчувствия у меня сжимается грудь.

– Команду нашей хижины, – поясняет Люси, не открывая глаз. – Четвертого июля состоится волейбольный турнир. Мы каждый год принимаем в нем участие.

Я старательно отвожу взгляд от волейбольного мяча, валяющегося на песке. Сверкая на меня глазами, Бен добавляет:

– На случай, если ты еще не поняла, дела у нас плохи.

– Совсем забыла спросить, – предпринимаю я очередную попытку перевести разговор в другое русло. – Кто вчера выиграл пари?

– Кертис, – со стоном отвечает Люси. – Знаешь ли, Бенни, если б ты поменьше убалтывал разных стервочек, то нашел бы время на еще несколько танцев с более зрелыми дамами.

Бен хлопает ее по коленке.

– Хватит ворчать, Люси. Иди домой, поспи. Мы с Эбби сегодня без тебя обойдемся.

Люси тут же как ветром сдувает.

* * *

В половине шестого, подсчитывая выручку, я буквально кожей ощущаю на себе пристальный взгляд Бена. Резко повернувшись, убеждаюсь, что так и есть.

– Чего тебе?

– Просто интересно стало, каким ураганом тебя занесло на наш остров?

Так и думала, что он снова поднимет эту тему.

– Ты с кем-то рассталась? – высказывает он догадку.

Его предположение настолько далеко от истины, что даже смешно становится.

– Нет.

– Тогда в чем причина?

Я продолжаю колебаться, и воздух между нами начинает потрескивать от напряжения.

Я как наяву слышу голос Синтии, делающий сомнительное предложение: если я сейчас выложу Бену все как на духу, то вся эта ситуация волшебным образом разрешится.

Вот только поможешь ли делу разговорами? До сих пор мне не приходилось никому рассказывать. Брук с мамой были со мной, когда я узнала правду, а Нина сама догадалась, так что и говорить ничего не пришлось. Поэтому для меня решение, с чего начать, уже является эмоциональным минным полем.

И назад в таком случае не повернуть. Даже если я и почувствую сиюминутное облегчение, Бену никогда не забыть этой правды обо мне. Прошлым вечером я вела себя в обществе Бена, Люси и Кертиса как привычная версия себя, и мне это понравилось. Однако сенсационная новость вроде моей сразу изменит их ко мне отношение – оно не сделается плохим, но другим точно.

– Да не было никакого урагана. Синтия пригласила к себе пожить, и я решила, что отлично проведу лето на острове.

Бен сверлит меня таким пронзительным взглядом, словно пытается проникнуть прямиком в сознание.

– Ну ладно.

Мы с Беном выходим из хижины, и я запираю ее.

– А это тебе зачем? – Я указываю на байдарку, которую он волочет за собой.

– Буду с ней обниматься ночью.

Я в ответ делаю большие глаза.

– Черт, да шучу я! Сплавляться буду. Лучшее время для этого – после пяти, когда поблизости ни души. – Помявшись немного, он добавляет: – Хочешь со мной?

Мысленно я перебираю варианты.

Вариант А: оказаться в одной лодке с парнем, который гордится тем, что украдкой выведывает у людей их личные истории.

Вариант Б: вернуться в коттедж к Синтии, которая, кто бы сомневался, заставит меня завершить начатый утром разговор.

Вариант А предпочтительнее.

Глава 10

Бен уверяет, что байдарку проще всего спустить на воду с одной из безлюдных бухточек, поэтому мы отправляемся в отдаленную часть острова с изогнутой каменистой береговой линией, и там Бен затаскивает свое двухместное плавсредство в воду.

– Запрыгивай. – Он придерживает суденышко, чтобы мне было удобнее. – Ты ведь не новичок в этом деле, правда же?

– Я сплавлялась несколько раз, – уверяю я, вспоминая катание на каноэ в лагере, когда была ребенком. – И сейчас справлюсь!

Бену такого ответа достаточно, он забирается вслед за мной и сталкивает суденышко с песка на воду.

– Главное, что нужно усвоить, – гребцы должны двигаться слаженно, в противном случае их весла будут соударяться, а байдарка останется на месте. На счет «три» вперед идет левое весло, – напутствует он. – Так мы с самого начала поймаем единый ритм.

– Не лучше бы тебе было сесть спереди, чтобы я могла наблюдать за тобой и повторять движения?

– Более опытный гребец всегда находится сзади. Ну, готова?

Я поднимаю весло вверх, а он начинает отсчет:

– Раз, два, три!

Я тяну весло в воде. Это оказывается куда труднее, чем казалось, но я в грязь лицом не ударяю. Однако лодка почему-то не плывет вперед, а описывает странный полукруг.

– Старайся держать лопасть в вертикальном положении, – советует Бен. – Когда отведешь руку назад, за бедро, вытаскивай весло из воды.

Несколько попыток спустя, каждая последующая из которых оказывается хуже предыдущей, Бен признает очевидное:

– Ты никогда прежде не ходила на байдарке, так ведь?

– В лагере я несколько раз плавала на каноэ, – цежу я сквозь сжатые зубы, злясь на собственную несостоятельность.

– По крайней мере, теперь я точно знаю признак.

– Какой еще признак?

– Того, когда ты врешь. Ты при этом ерошишь себе волосы с правой стороны головы.

– Ничего подобного!

– То же самое ты делала, когда объясняла причину приезда на Каталину.

– Никакой это не признак вранья! То была чистая правда, – протестую я, а сама задумываюсь, продаются ли в местном магазинчике шляпы. – Давай продолжим грести, а?

– Мы же еще даже не начали, – замечает он и снова считает до трех. Я погружаю весло в воду, и байдарка с резким рывком устремляется вперед. На следующий счет три мы продвигаемся еще на дюйм и едва не переворачиваемся.

Мне уже не терпится завершить это приключение, причем так, чтобы сохранить остатки гордости.

– Вероятно, нам следует вернуться.

– Мне хочется хотя бы на противоположную сторону бухты сплавать. Если повезет, увидим там семейство черепах.

– Если ты пытаешься меня приободрить, то хоть стимул поинтереснее придумай.

Бен снова считает до трех, потом объявляет:

– Это не простые черепахи. Они вдохновляли меня, когда мне было десять лет.

– Как именно? Тоже хотел стать черепахой?

– Нет, – со смехом протестует он. – Они помогли мне справиться с первым и единственным кризисом самоопределения.

Кризис самоопределения интересует меня не больше, чем черепахи. Мне вообще трудно представить Бена без его фирменной самоуверенности и умения контролировать ситуацию – даже когда он был десятилетним мальчиком.

– Что ж, тебе удалось возбудить мое любопытство – слегка.

– Тогда переносимся на восемь лет назад. Отец в то время только переехал на остров, и мама привезла меня пожить с ним. То было наше первое с ним лето после развода родителей.

– Братьев и сестер у тебя нет?

– Есть сестра, но ей тогда уже исполнилось восемнадцать, и у нее имелись другие планы. Мама просто привезла меня сюда и сдала отцу с рук на руки. А жил он тогда – как и сейчас, впрочем – в плавучем доме. Я же до чертиков злился на них обоих за то, что перебрасывают меня, точно мяч, из Марин в Каталину и обратно.

– И ты нисколечко не радовался возможности пожить на лодке? По-моему, звучит замечательно.

– Так и есть. Но прежде я этого не понимал. Как только мама вернулась обратно в Марин, я убежал от отца и принялся исследовать остров самостоятельно. Тогда-то я и обнаружил черепах. Я часами сидел и наблюдал, как они ползают туда-сюда, взбираются на камни, потом спускаются в воду. Они перемещались из одного своего дома в другой, как будто в этом нет ничего особенного. Как будто это лишь часть их жизни.

– И ты узнал в этих черепахах себя. Как мило, – улыбаюсь я. – А еще, думаю, это была бы отличная идея для детской книжки о разводе.

– Я сделал их героями своего первого документального фильма. Видела бы ты, как впечатлился мой учитель по естествознанию, когда я вернулся обратно в Марин!

– Готова спорить, ты им всем дал имена!

– Черепахам-то? Ну разумеется! Мне же было всего десять лет.

От моего смеха байдарка раскачивается.

– Бен! Мы движемся!

Как это я не заметила, что мы отплыли по крайней мере на три сотни футов от берега?

Сидящий за моей спиной Бен хохочет.

– Ты слишком зациклилась на гребле, и тогда я решил попробовать отвлечь тебя.

Мы наконец выбрались из бухточки в открытый океан, и у меня создалось впечатление, что цивилизованный мир остался позади. С трудом верится, что из Лос-Анджелеса сюда можно добраться на пароме всего за час. На многие мили вокруг ни единой лодки, ни души – лишь сверкающая водная гладь.

Я делаю глубокий вдох, затем второй, плечами ощущая прикосновение солнечных лучей.

– Поразительно.

– Сам целый год этого жду. Когда я был помладше и люди спрашивали, какое у меня любимое время года, я всегда называл лето. Именно из-за моментов вроде этого.

– Все всегда лето называют.

– Вот уж не знаю. Вокруг Рождества постоянно большая шумиха. А твое какое любимое время года?

– Осень, – отвечаю я таким тоном, словно это всем известно.

– Ты только что дала ответ на один из моих вопросов для фильма.

Я так удивлена, что даже грести перестаю.

– Ты подстроил мне ловушку?

– Ты сама в нее угодила.

– Ну и что это тебе обо мне говорит?

– Давай подумаем. Осень, значит. Осмелюсь предположить, что ты из тех людей, кто с равным удовольствием как сидит дома, так и выходит в люди. Ты ничего не имеешь против четкого распорядка дня, но иногда тебе нравится пробовать что-то новое, поскольку в глубине души ты прокрастинатор.

Хм-м. Неплохо.

Некоторое время мы гребем в молчании, но потом любопытство побеждает.

– Продолжай, пожалуйста.

Мы плывем вдоль побережья, и Бен засыпает меня самыми разными вопросами, начиная от «Какое твое тотемное животное?» до «В чем состоит твое самое большое преступление?» К тому времени, как дело доходит до «Какое самое отвратительное блюдо тебе приходилось есть из вежливости?» (ответ: индейку, фаршированную уткой, которая, в свою очередь, нашпигована курицей, – мамина стряпня на День Благодарения), я чувствую себя как новообращенная. Интересно, по какому принципу Бен отбирает эти на первый взгляд никак не связанные между собой вопросы, чтобы покопаться в чужих мозгах?

А может, он прав, все мы просто обожаем так или иначе говорить о себе, и я не менее самовлюбленная, чем остальные.

Мы почти достигаем бухточки, когда Бен вдруг начинает блиц-опрос:

– Выбирай одно из двух: беспорядок или чистота?

– Беспорядок.

– Стакан наполовину пуст или наполовину полон?

– Пуст, – со стоном отвечаю я. – Хотя мне бы хотелось быть личностью, наполненной хотя бы наполовину.

– Сладкое или соленое?

– И то, и другое. Попкорн, например.

– Судьба или свободный выбор?

Этот вопрос застает меня врасплох.

Я ожидаю неприятного ощущения в желудке, набухания Адовой Бездны, но мягкое скольжение байдарки, стремление не сбиться с ритма и присутствие Бена за спиной отгоняют ее.

– Судьба, – спокойно и решительно отвечаю я. – Все предопределено с самого начала, и человеку ничего не по силам изменить.

Например, собственную ДНК.

– Значит, мы всего лишь разыгрываем заранее написанные роли? – По тону его голоса становится ясно, что мой ответ его удивил.

– Ну, в общем-то, да.

– Представь, что ты выходишь из дома, и тебя сбивает автобус. Случилось бы то же самое, если бы ты замешкалась на пять минут?

Я задумываюсь над его вопросом. То, что я – носитель гена, вовсе не означает, что он непременно меня убьет. Как верно заметил Бен, я могу попасть под автобус, утонуть в открытом море или даже отравиться салатом и умереть, прежде чем БиГи хоть как-то себя проявит.

– Да, автобус все равно бы меня сбил, – подтверждаю я, спиной ощущая обжигающий взгляд Бена. – А ты с этим явно не согласен.

– Время от времени жизнь подбрасывает нам подлянки, от которых не убежать и не скрыться, но это не значит, что мы совсем лишены выбора. Хочешь – соглашайся, хочешь – нет, но, как по мне, даже плохие события приводят к положительному результату.

Я маскирую стон кашлем.

– Например?

– Например, Одра бросила нас этим летом, и вместо нее появилась ты.

Чувствую, как к лицу приливает тепло, хотя солнце уже садится.

Черт.

Мне нельзя в него влюбляться. Хоть, возможно, я действительно не представляю, как говорит Синтия, с какого бока подступиться к ситуации, в одном могу быть уверена – допускать нежные чувства к Бену мне никак нельзя.

Приплыв в бухту, мы не спешим выбираться из байдарки.

– Спасибо, что пригласил меня. Правда, было… замечательно.

Я не уточняю, что это плавание стало самым расслабляющим событием с тех пор, как оказалась на острове. И что, как ни удивительно, разговаривать с другим человеком действительно приятно, хоть бы и не в том ключе, в каком имела в виду Синтия.

– Я плаваю на байдарке каждый день. Можешь присоединяться, когда захочешь.

– Ловлю тебя на слове!