Текст книги "Исцеление судьбы"

Через пятнадцать минут, под конец сеанса, я сказал: «Станислав, разрешите вас перекрестить». – «Пожалуйста», – кротко ответил он. И я перекрестил его так, как делаю это обычно во время лечения, – «открытой» ладонью, развернутой к пациенту. Он поднял на меня глаза и прошептал: «Теперь я понял…»

Я не стал спрашивать, что он имел в виду: у каждого свой опыт общения с Неведомым. «У меня к вам просьба: не ходите сегодня на ночную молитву». – «Я, наверное, и не смогу пойти…»

Так прошла наша первая встреча. Я уехал, а через неделю позвонили знакомые из Каунаса и рассказали: к ним приезжал Станислав Добровольский и, войдя в квартиру, первым делом задрал штанины. Его ноги были абсолютно белыми и гладкими – никаких сеточек, клубков и бугров, никаких выступающих вен! Здоровые ноги!

Он поведал друзьям довольно страшную историю со счастливым концом. Часа через три после того, как я провел лечение, вены у него на ногах вскрылись, и из них стала выходить черная кровь. Все, кто был доме, переполошились, принесли тазы, кувшины, натаскали воды, обмывали ксендзу ноги… Через пару часов вены закрылись и ушли под кожу, никаких рубцов на ногах не осталось. С тех пор болезнь прошла.

Много позже я навещал Станислава и как-то спросил его: «Почему вы тогда, во время сеанса, не испугались? Разве не думали о том, что незнакомый человек без медицинского образования может вам навредить?» И тогда он произнес слова, которые я помнил всю свою жизнь и которые помогали мне в самые трудные минуты: «Если Господь послал за мной – слава тебе, Господи! Если послал исцеление – слава тебе, Господи!»

Лет через двенадцать – тогда уже произошел развал великой страны и мои связи с Литвой давно оборвались – я снова увидел этого прекрасного человека. Было это так: смотрю я телевизор, и вдруг на экране появляется знакомое лицо. Вглядываюсь – ба, Станислав Добровольский выступает, улыбается, живой и здоровый! Вот так встреча!

Я был рад его видеть – как рад видеть всех тех, кому удалось вернуть здоровье и радость жизни.

Глава 3
Телевизионная эпопея

ВИЖУ ЦЕЛЬ!

Когда много лет назад я пришел работать на телевидение и стал ведущим передачи «Очки, голы, секунды», никаких представлений о своем жизненном предназначении, конечно, у меня не было. Знание пришло потом – с обучением, с актом Посвящения. И тогда я в полной мере осознал, как мудро направляла меня Судьба, как точно вывела к Цели, к самому важному делу моей жизни.

Работа на ЦТ (Центральном телевидении) была последним этапом на пути к максимальному самоосуществлению. Необходимым, важнейшим этапом. Я должен был научиться спокойно смотреть в объектив, естественно держаться и говорить перед ним так, как будто говоришь с живым человеком или аудиторией. Я учился, не жалея сил, и – как будто в ответ на мои запросы – телевизионных дел всегда хватало с избытком. Мне довелось подготовить и провести множество передач, вещать в прямом эфире, быть ведущим информационных программ; я постоянно менял характер творческой работы – переходил из одной редакции в другую, снимал документальные фильмы, делал новостные телерепортажи…

Я набирал опыт, который вел к прямому общению с гигантской аудиторией. Через объектив увидеть людей невозможно – их можно только почувствовать. И я научился их чувствовать – всех, каждого, кто сидел перед телевизором. Глядя в глазок телекамеры, я сливался с аудиторией. А это – единственный путь к лечению «через себя», созданию исцеляющего единства. Единства, которое позже вернуло здоровье миллионам людей.

Говорят, что человек должен менять работу раз в три-пять лет, иначе она перестает его интересовать и тогда он выполняет обязанности механически, не творчески: вроде все знает, но создать ничего нового уже не может. Если это и правда, то к моей тележурналистике никакого отношения не имеет. Я «оттрубил» на телевидении пятнадцать лет, и все эти годы непрестанно горел своей работой. Прибегал в редакцию раньше всех, засиживался до полуночи, любил приходить в студию в субботу, воскресенье: никого нет, тишина, можешь спокойно писать, монтировать, никто не мешает…

К тому времени, когда открылся мой Дар и прошло обучение, я полностью состоялся как профессиональный творческий работник телевидения.

Я был готов к выполнению своего предназначения.

Тогда надобность в работе тележурналиста отпала.

ЭТО ВЫ МОЖЕТЕ

Как часто нам не дают расправить крылья наши внутренние установки! Нас терзают ложные предубеждения, неоправданные страхи, ограниченные представления – все эти «что такое хорошо и что такое плохо», «как надо делать и как нельзя», «я должен», «я не должен», «я не могу», «это нехорошо»… На определенных этапах жизни они могут быть необходимы, полезны, правильны. Но проходит время – и все меняется: то, что помогало нам развиваться и смело шагать вперед, становится сдерживающей силой. Такие установки – заборы на поле нашей жизни, мы постоянно утыкаемся в них, и, чтобы идти дальше по выбранному пути, нам надо через них перелезать. Но это почти невозможно: их возводили мы сами, эта работа воспринимается нами как часть пути, мы не видим таких преград! Если бы заборы строили другие люди, мы бы смели их одним возмущенным усилием: «Не учите меня жить!» Но если человек говорит себе: «Я не могу!» – как он сможет «смочь»? Чтобы избавиться от преград, нам надо внутренне измениться, начать мыслить по-другому. Это трудно. И первый шаг к успеху – прислушаться к себе и понять, что тебя держит.

Пришло время, когда стало ясно: работать тележурналистом я больше не хочу.

Я лечил людей. Изо дня в день. Их становилось все больше и больше – тех, кто приходил ко мне за помощью, и я не отказывал никому. Это стало смыслом и целью моей жизни – возвращать людям здоровье. Я уже не мог отвлекаться на что-либо другое.

Иметь престижную работу – это хорошо. Каждый день честно и успешно выполнять свои служебные обязанности – достойно. Иметь высокую зарплату и уверенность в завтрашнем дне – очень правильно, «верной дорогой идете, товарищи!». А вот бросить все это ради чрезвычайно сомнительного предприятия по оказанию помощи совершенно незнакомым людям – плохо, опасно, рискованно и в каком-то смысле аморально.

Сколько раз я выслушивал эти соображения от родных и знакомых… Ох уж эти наши установки! Они не дают никакой возможности взглянуть на дело по-другому, принять иную точку зрения и понять, что движет человеком, когда он поступает не так, как все!

…Поздним вечером пьяный человек пытается попасть к себе домой, но ошибается дверью и ломится в квартиру соседа. Тот высовывается из окна и кричит:

– Эй, друг, ты стучишь не в ту дверь!

Пьяный долго думает, потом поднимает голову и говорит:

– Откуда ты знаешь? Может, это ты смотришь не из того окна!..

Так или иначе, работу на телевидении я оставил, снял квартиру на юго-западе Москвы (тогда это был необжитый район новостроек, аренда в нем оказалась мне по силам) и стал принимать людей. Прошло немного времени. Количество пациентов росло. Слухи обо мне распространялись по Москве стремительно: «сарафанное радио» во все времена работало эффективно.

И однажды о моей деятельности узнали на телевидении.

В то время в эфир периодически выходила передача «Это вы можете». Речь в ней велась о творчестве детей и молодежи. Благодатная тема: юный изобретатель часто придумывает и воплощает в жизнь такие вещи, на которые взрослый человек никогда не замахнется. Детство и юность часто не знают, что такое «нельзя»; ничто, никакие предубеждения и другие ментальные «заборы» – речь идет о том же, о внутренних установках! – не мешают полету фантазии юного творца. В «Этом вы можете» ребята показывали зрителям удивительные хитрые механизмы, необычные сельскохозяйственные машины, умных роботов – все, что придумали и сконструировали сами; рассказывали о том, как рождаются новые идеи.

Вел передачу мой хороший друг, режиссер и журналист Володя Соловьев. И вот, когда слухи обо мне дошли до Останкина, он позвонил: «Слушай, ты становишься известным человеком, у нас о тебе все говорят. Давай сделаем выпуск «Это вы можете» о твоем целительстве. Руководство не против».

Не скажу, что воспринял это предложение на ура. Но почему бы и нет? У меня было только два вопроса. Первый: не озаботит ли зрителей то, что из молодежного возраста я давно вышел? И второй: как экстрасенсорное целительство укладывается в тематику молодежного творчества?

«Ну, допустим, – здраво рассудил Володя Соловьев, – зрителям все равно, на сколько лет ты выглядишь, была бы интересной передача. А она будет потрясающе интересной, такого еще на ЦТ не видели!»

На второй вопрос ответил я сам.

Исцеление столь необычным способом, с использованием экстрасенсорных способностей – уже заявка на творческий акт, об этом можно говорить, спорить, размышлять. Но все дело в том, что я действительно творю – во время каждого лечебного сеанса, работая с одним человеком или со множеством людей… И вот об этом мне хотелось бы сказать побольше.

Меня часто спрашивали: «По какой методике вы лечите?» Вопрос обоснованный: я исцеляю, а значит, в какой-то степени работаю как врач. А врачи для лечения каждого заболевания используют определенные методики. Какую же использую я?

Допустим, я провожу массовый лечебный сеанс. Передо мной множество людей с самыми различными нарушениями здоровья. Если я врач, то каждому из них должен поставить диагноз на основе различных анализов и показаний диагностических приборов. Потом – лечить по методике, соответствующей заболеванию. Если я хороший врач, то проведу с каждым пациентом немало времени, чтобы узнать о нем как можно больше: каков его образ жизни и мыслей, характер питания, кем он работает, есть ли у него аллергия, какие лекарственные препараты он не переносит, какими заболеваниями он страдал раньше и многое-многое другое. Если я этого не сделаю, то методика, которая дает общее направление лечения без учета индивидуальных особенностей пациента, может оказаться не только неэффективной, но и вредной. Она не исключает, а требует индивидуального и творческого подхода к пациенту – лечение не может быть одинаковым для всех людей, страдающих одним заболеванием. Люди такие разные, каждый из них неповторим – то, что хорошо для одного, может оказаться очень вредным для другого, – к каждому нужен вдумчивый подход, внимательное, чуткое отношение. Если врач это понимает и для каждого и всякого пациента ему удается разработать – на основе рекомендуемой для данного заболевания методики – эффективный алгоритм лечения, то он талант, он – Творец.

Я не ставлю диагнозов и не выписываю рецептов для пациентов. Мне не хватит ни всех моих знаний, ни всей моей жизни, чтобы разработать медицинские способы лечения для тысяч и тысяч людей, которые приходят ко мне на массовый лечебный сеанс. И тем не менее я исцеляю – потому что творю. И результат этого творчества – то единство, которое создается между мною и пациентами. В каждом случае, для каждого из них оно – единственное, уникальное, неповторимое… Вспомните, это «принцип промокашки». В созданном единстве с пациентами я «промокаю» все их недуги. Болезни людей, а также их жизненные неурядицы, их личные, семейные, профессиональные проблемы, приводящие к болезням, «впечатываются» в меня. И если тысяча человек страдает заболеваниями желудка, то моему совсем не сладко, а если другая тысяча мучается от головной боли, то моя голова разрывается на куски. И тогда я привожу себя в порядок, убираю те нарушения, которые я «промокнул» от тысяч и тысяч людей. Я это умею, я так создан, я делаю это: исправляю в себе чужие проблемы. А раз я нахожусь в единстве со всеми и с каждым из моих пациентов, то убираю нарушения в каждом из них и во всех вместе.

Во время этого процесса я исчезаю как личность. Мое «эго», мое личностное «я», растворяется, перестает существовать – я становлюсь исцеляющим единством, я становлюсь процессом исцеления.

Вот в чем суть моей «методики», вот в чем мое творчество…

В общем, мы с Володей Соловьевым передачу о целительстве решили делать. Готовили ее недолго. Я пригласил в студию несколько моих пациентов, они рассказали о своих прошлых болезнях, о том, как обратились ко мне, что чувствовали во время лечения.

В конце беседы я провел сеанс для телезрителей – ровно три с половиной минуты оздоравливающего воздействия перед объективом телекамеры…

Почему я решил, что мое телеизображение способно лечить? Как до этого додумался? Сомневался ли? Волновался? Ничего я не решал, ни о чем таком не думал, никаких сильных эмоций не испытывал, и сомнений у меня не было. Я просто знал – знал, и все: мое воздействие распространяется на телеаудиторию. Для меня этот сеанс был естественным продолжением целительской практики: если предоставили возможность «поработать» с миллионами людей, почему этого не сделать?

Гораздо интереснее вопрос о том, почему Володя Соловьев и все те, кто делал передачу, никак не отреагировали на беспрецедентный акт телеисцеления – ни вопросов, ни сомнений. Вот Чумак беседует со своими пациентами, вот что-то рассказывает. Но вот он поворачивается лицом к камере и начинает сеанс – впервые в истории телевидения, впервые в мировой истории! И все восприняли это как должное!

Ну, значит, так оно должно было все случиться. Чему быть – того не миновать…

Передача вышла в эфир.

После этого на телевидение обрушился шквал писем. Тысячи писем! Люди, которые посмотрели «Это вы можете», восторженно писали, какое благотворное воздействие оказал на них целитель Чумак, какие недуги их оставили, от каких болей и «болячек» удалось избавиться. Другие доверительно делились своими бедами, рассказывали о болезнях; почти во всех письмах были просьбы повторить передачу и вопросы о том, как найти Аллана Чумака, как записаться к нему на прием.

Володя Соловьев здорово воодушевился: «Раз такой резонанс – давай сделаем повтор!»

Сделали.

И тут началось невообразимое.

ШЕСТЬ СЕАНСОВ АЛЛАНА ЧУМАКА

Такого история нашего телевидения еще не знала: письма от телезрителей приходили уже не тысячами – десятками тысяч! Общественная приемная в Останкине была завалена мешками с конвертами. Восторгам и благодарностям людей не было предела. И они просили, требовали: еще, еще, дальше, подайте Чумака на телеэкран!

Но в годовом плане выпуска передачи «Это вы можете» не было пункта «Цикл лечебных сеансов экстрасенса-целителя»! В конце концов, не для того она создавалась! Руководство Останкина оказалось в большом затруднении.

Мне было мало дела до забот ЦТ, и я продолжал заниматься своими делами. Но вот однажды раздался телефонный звонок. В трубке звучал приятный женский голос: «Вас беспокоит секретарь заместителя председателя Гостелерадио Владимира Ивановича Попова. Он просит срочно к нему зайти».

Владимира Ивановича я знал прекрасно и всегда был рад его видеть. А если подвернулся повод для встречи – зачем ее откладывать?

Жил я от Останкина совсем недалеко, свободным временем в тот день располагал – быстро собрался и пошел. А надо сказать, что было лето, жаркий день, и оделся я довольно легко и просто: легкие брюки, тенниска, сандалии. К тому же прическа моя оставляла желать лучшего: давно не стригся, и волосы расческе уже не поддавались, лежали на голове этакой лохматой копной. В общем, непрезентабельный я имел вид. Так сказать, не телегеничный. Но это меня заботило мало: заместитель председателя Гостелерадио был чужд протоколов, мой неофициальный вид его покоробить не мог, а мнение его секретарши меня не интересовало.

Я вошел в кабинет Владимира Ивановича, и прежде всего мой взгляд уткнулся в огромную кипу почтовых конвертов на его столе. Ну, ясно, в чем проблема… Пробормотав приветствие, я неуверенно двинулся к столу. Хозяин кабинета, мрачно нависнув над бумажной горой, кивнул на конверты: «Видишь, что творится? Завалили нас письмами… Что делать будем?»

Что делать! Это им решать – не мне. Я недоуменно пожал плечами. Потом сказал: «Можно еще несколько сеансов провести. Не в рамках «Это вы можете», а отдельно…» Владимир Иванович оживился и посветлел лицом. Может быть, он опасался, что в мои планы больше не входит выступать на телевидении? Он ошибался!

«Давай проведем!»

На дворе стояло лето 1989 года. Перестройка, гласность, первые кооперативы, демократия – все внове, все в первый раз. Свежий ветер перемен, дерзкие идеи, небывалые свершения. Можно было смело пробовать сделать лучшее, назревшее, необходимое, раньше запрещенное. Тогда еще не сформировались «установки» нового строя, общественное сознание было открыто всему, что было или только казалось истинным, настоящим, полезным, светлым. Не было устойчивого предубеждения против «неизведанных способов лечения», которое навязано людям сейчас. Впрочем, времена «установок» не заставили себя долго ждать. Но это случилось чуть позже…

Владимир Иванович нажал на кнопку селектора. «Эдуард! – Я понял: он разговаривал с бывшим моим коллегой, главным редактором главной редакции информации ЦТ Эдуардом Сагалаевым. – К тебе Чумак подойдет – запишите его!»

Я опешил. Сниматься прямо сейчас? Вот так – в тенниске, лохматым? Наверно, эти сомнения отразились на моем лице – заместитель председателя Гостелерадио профессионально смерил меня оценивающим взглядом и ничего не сказал. Он был настоящим руководителем: если надо выпустить передачу в эфир как можно быстрей – она будет сделана немедленно!

В студии главной редакции информации операторская группа ждала наготове. Я встал перед объективами, посмотрел в глазок телекамеры и увидел за ним, сквозь него миллионы и миллионы людей. Они сидели перед телеэкранами и ждали… Чего? Доброго слова, улыбки, сочувствия, милосердной помощи, облегчения боли, исцеления недуга… Это были мои люди, я любил их, я хотел им помочь…

Запись продолжалась не более часа. За это время я провел шесть сеансов. Каждый из них длился шесть-восемь минут и предназначался для лечения определенных систем организма – сердечно-сосудистой, нервной, опорно-двигательного аппарата…

На следующее утро первый из сеансов пошел в эфир. Не было ни подготовительных объяснений зрителям, ни предварительной рекламы целительских умений Аллана Чумака. Люди, собираясь на работу, с удивлением поглядывали на экран. На нем лохматый очкарик объяснял, что сейчас будет их лечить, он говорил: «Сядьте, расслабьтесь, прикройте глаза, прислушайтесь к своим ощущениям…» Он советовал поставить у телевизоров банки с водой, положить тюбики с кремами и зубной пастой и обещал, что все это будет «заряжено» оздоравливающей энергией. Потом этот чудак решительно замолкал и так вот, не произнося ни слова, делал руками загадочные пассы…

Сеансы шли ежедневно – шесть раз в неделю. Воскресенье – перерыв, а с понедельника цикл воспроизводился заново.

Сначала люди – те, кто не знал меня по передаче «Это вы можете», – недоумевали. Потом во время сеансов стали потихоньку подсаживаться к экранам, потом – включали телевизор заранее, чтобы ничего не пропустить, звали домашних, ставили банки с водой…

Они почувствовали, испытали оздоравливающее воздействие! Они исцелялись!

Это не мои фантазии, не мечты, не голословные утверждения, не пустое самовосхваление. Это факт. Уже через месяц после начала сеансов на телевидение пришло шесть миллионов писем – в общественной приемной Останкина их считали, умножая число бумажных почтовых мешков на число конвертов в одном мешке. И вот в каждом таком письме была благодарность за лечение, рассказ о том, от какой болезни человек исцелился, просьба о встрече с Алланом Чумаком. Надо сказать, что сначала преобладали письма именно с просьбами, и это понятно. Люди видели на экране чудо-целителя и первым делом предпринимали попытки «попасть на прием к специалисту». Они еще не совсем понимали разницу между врачом и экстрасенсом. «Примите меня!» – десятки, сотни тысяч призывов… Но потом – от сеанса к сеансу – люди стали осознавать, что получают полноценную помощь без личной встречи с Чумаком – встреча не нужна, для моего исцеляющего воздействия нет расстояний, нет преград. И тогда пошли письма с благодарными рассказами об исцелениях.

Не имеет смысла приводить цитаты из этих посланий – речь в них идет об одном и том же. Скажу только, что происходили действительно библейские чудеса. Больные, годами не встававшие с постели, возвращались к нормальной жизни. Слепые начинали видеть, глухие – слышать, расслабленные – ходить.

Люди приезжали в Останкино, чтобы рассказать о себе. Перед сеансами я давал краткие интервью корреспондентам ЦТ, радио и газет, эти беседы шли в прямом эфире, так что поймать меня утром перед входом на телевидение не представляло труда. Однажды я шел на такую запись, и около Останкина меня встретили двое молодых людей, супружеская пара. Они поджидали целителя Чумака, чтобы рассказать: молодой человек, муж, много лет назад получил травму и ослеп на один глаз – после нескольких моих сеансов глаз стал видеть. В другой раз меня остановила пожилая женщина, распахнула пальто – а была осень, довольно холодно – и содрала с шеи шарф, открыла горло: «Смотрите!» Я, немного ошарашенный столь экзальтированным поведением незнакомки, пригляделся – горло как горло, ничего особенного. «Еще месяц назад, всего месяц, – задыхаясь от возбуждения, произнесла она, – вся шея была раздута! Я была приговорена – рак гортани! Начала принимать ваши сеансы, и опухоль стала спадать. А потом все прошло! Понимаете? Я здорова!» Одна женщина в Ставрополе весила почти 200 кг, еле передвигалась, не выходила из комнаты – просто потому, что не пролезала в дверной проем. Через полтора месяца после начала моих сеансов она весила восемьдесят килограммов, сбросила больше центнера жира!

Я понимал, что есть немало чрезвычайно впечатлительных или не совсем психически адекватных людей, которые могут напридумывать или «увидеть» черт-те какие чудеса и трубить об этом на всех углах – лишь бы их слушали. И поэтому многие сообщения об исцелениях проверял. Не знаю, как сейчас обстоит дело с взаимодействием центральных и региональных СМИ, но тогда с телевидения можно было легко позвонить в любой город, связаться со спецкором ЦТ и попросить проверить информацию. Тот навещал человека, который писал о своем исцелении, опрашивал его соседей, мог посетить в поликлинике участкового врача – в общем, собирал всю возможную «фактуру». Таким вот образом я получил из разных уголков страны огромное количество подтверждений. Помню, старушка из Ташкента рассказала в своем письме совсем уж невероятную историю. Ее собачка, болонка, был стара, как мир: зубы у нее выпали, шерсть облезла, ходила она еле-еле и почти ничего не видела. Когда по ЦТ пошли мои сеансы, она стала выползать к телевизору, хотя никогда раньше никоим образом интереса к нему не проявляла. Спустя несколько недель болонка-долгожительница обросла шерстью, стала сносно видеть. «И глазки блестят, как у молодой!» – писала старушка. Да, забавная история… Но очень уж я сомневался – не в своем, конечно, Даре, а в старушке… Ну, позвонил в Ташкент, попросил проверить. Местный корреспондент съездил к бабушке домой, познакомился с собачкой, поговорил с соседями. «Все верно! – констатировал он. – Хозяйка болонки психически здорова. Собаке пятнадцать лет, симпатичная такая лохмушка. И резвится как щенок».

Вот так.

Шесть миллионов историй. Сотни и тысячи их подтверждений… Вымыслом, обманом могут оказаться один, два, десять свидетельств. Ну, тысяча – вдруг тысяча человек сошли с ума! Но когда миллионы людей говорят об одном и том же – пишут, звонят и рассказывают, – с фактом приходится согласиться.

НЕ НАДО ДОВОДОВ

Когда ребята Эдуарда Сагалаева только-только записали мои сеансы, я его спросил: «Ты понимаешь, что мы сделали?» – «Конечно! Хорошая передачка получится», – был ответ. Он не понимал грандиозности того, что должно было произойти и в самом скором будущем реализовалось. А я понимал.

Грандиозность свершения – не в феномене целительского Дара Аллана Чумака; не в том, что миллионы телезрителей обрели здоровье; не в том, что они убедились в силе и эффективности экстрасенсорного воздействия, – дело вообще не в лечении и экстрасенсорике.

Дело в том, что изменилось сознание огромных масс людей.

Человек в обыденной жизни думает и действует стереотипно, его трудно выбить из колеи наезженных мыслей, привычных представлений о себе, людях и мире. Здесь вряд ли помогут убеждения и доводы. Но если человек почувствует, ощутит то, о чем ему говорят, – он остановится, обернется и обязательно прислушается к себе. Он пережил некое состояние, это его опыт, его новая реальность. И от этой реальности ему никак не отмахнуться, потому что он уже проживает иную, более богатую жизнь в ином, более просторном мире. И не надо никаких вопросов, никаких ответов, доводов, мысленных конструкций – произошло расширение бытия и изменение сознания. Так наше тело, наши органы чувств помогают нам воспринять новое.

Мои сеансы проходили в те годы, когда менялся общественный климат страны. Социальная система, в которой над всеми сторонами жизни людей господствовали «ленинская партия и советское правительство», перерождалась. И для людей, привыкших жить в тоталитарном государстве, это было нелегкое время. Они забыли, что такое «свобода», – не как понятие, а как действие, способ общественной жизни. Их тревожило неясное будущее. Многие просто не знали, что делать, как дальше быть. Многим было страшно.

И вдруг оказалось, что «свобода» – это такое дело, когда на экране появляется лохматый незнакомец в очках, улыбается и возвращает здоровье, силы и душевный покой – молча, без идеологических призывов, без лозунгов, без плакатных фраз, не требуя ничего взамен, абсолютно бескорыстно. Они видели перед собой доброго человека, он нес только добро, ничего, кроме добра. Ведь я не надевал на себя улыбчивую маску, я был искренен, я действительно любил своих телепациентов, сострадал им, волновался за них, жил их заботами и болью. Иначе и быть не могло. Когда ты создаешь исцеляющее единство – твое здоровье равно здоровью каждого человека, и ты борешься за себя, создавая здоровье другого, и наоборот – за него, заботясь о себе. Это единый процесс, это процесс любовного единения – в самом высоком значении этих слов, – и люди это чувствовали.

А раз так – их сознание менялось, уходили страхи, они поворачивались лицом к свету.

Миром правит любовь, в нем есть такие прекрасные вещи, как человеческая солидарность, взаимопомощь, милосердие, сострадание, добрые дела. И в таком мире можно жить без страха, радоваться солнцу, детям, цветам, любить, творить, строить счастливое будущее. Вот что такое истинное значение слова «свобода», вот какой мир это слово нам обещает.

Мои сеансы не просто давали здоровье или дарили чудесное исцеление – люди осознавали, как нужно и можно жить и относиться друг к другу.

И результат такого изменения сознания я прежде всего испытал на себе. Как? Очень просто. Я уже упоминал о том, в каком виде пришел записывать свои сеансы, – в легких брюках, в сандалиях на босу ногу, в простой тенниске, взлохмаченный… И хоть я усиленно махал перед собой руками, от внимательного ока многомиллионной аудитории «святая простота» моих одежд и внешности, конечно, не ускользнула. Люди смотрели на меня и делали выводы. А потом произошла невероятная вещь: в Останкино пошли посылки для Аллана Чумака. Присылали рубашки, теплые вязаные носки, штаны. Приходили деньги – порой, похоже, последние: по три, по пять рублей. Поток посылок! Люди решили, что мне нечего надеть, не на что жить! И помогали кто чем мог!.. Сердобольная, искренняя помощь; откровенные, наивные, трогательные послания… Однажды пришла картонная коробка, в которой стояли, аккуратно упакованные в целлофановые пакеты, баночки с вареньем, самым разным – малиновым, крыжовенным, клубничным. Еще там лежала записка: «Спасибо, спаситель! Я очень хочу порадовать вас своим вареньем». Одна художница из Литвы прислала чудесные картины, написанные в мягкой, изящной, очень женственной сюрреалистической манере. Она страдала болезнью суставов, не могла работать. Но стала принимать сеансы и поправилась, снова взяла в руки кисть. И сразу же написала две картины и отослала их мне. Они до сих пор украшают мою гостиную.

Спасибо, дорогие мои!..

ЧТО БЫЛО ПОТОМ

Понятно, что Министерство здравоохранения Российской Федерации не могло остаться в стороне от этих событий. Прежде всего потому, что медицинских чиновников не миновала участь работников общественной приемной ЦТ в Останкине – их тоже завалили мешками с письмами: люди писали и на телевидение, и в Минздрав. На самом деле, конечно, истинная причина «подключения медицины» была иная. И с заботой о здоровье граждан она не имела ничего общего. Но об этом чуть ниже.

По отношению к моим сеансам официальная позиция врачей была однозначной: вредительство и шарлатанство. Отреагировали они довольно быстро: уже через месяц после начала телесеансов стали появляться статьи – типа той, что я когда-то собирался написать о Дмитрии Назине. Были они довольно однообразны, твердили об одном: «Во время «лечения» люди умирают у экранов телевизоров, сходят с ума». Вот так, ни много ни мало. Правда, умерших никто не видел, с их родственниками никто не разговаривал, да и сошедшие с ума как-то в поле зрения журналистов не попадались… В общем, материалы эти создавались без всякой доказательной базы, без интервью с «пострадавшими», без проведения обязательных в таких делах соцопросов. «Опрашивали» профессиональных врачей, то есть брали интервью у них. Но что могли сказать эти люди, если они были «не в теме» и совсем не понимали, что происходит, когда я провожу телесеанс!

Есть такой анекдот. Один врач купил в пригороде заброшенный дачный участок, на котором росло множество деревьев. Чтобы возвести дом, надо было эти деревья спилить, но одному человеку сделать такое не под силу. И вот однажды врач увидел по телевизору рекламу бензопилы: «С ней вы справитесь в одиночку с любым количеством бревен!» Он побежал в магазин, купил пилу и в выходные поехал за город. В понедельник вернул ее продавцу: «Эта штука не справилась даже с одним деревом!» – «Да? – удивился продавец. – Может, она не работает?» Он дернул за шнур, и мотор бензопилы завелся с ужасным ревом. Врач спросил: «Что это за шум?»

Не знаешь – не берись, не делай, не комментируй, не суди, не болтай. Даже вопросы в таком случае задавать опасно: люди сразу поймут, что ты ничего не понимаешь…

Несколько лет назад меня пригласили на радио «Эхо Москвы» – побеседовать в одной передаче с врачом и юристом на тему «Экстрасенсы и целители: обманывают или лечат». Я согласился, приехал в студию. Врачом оказалась очень милая, симпатичная дама, да к тому же еще и кандидат наук. Мы расселись, ведущий задал первый вопрос, и… началась ругань, гонение на экстрасенсов. Мне, по существу, не удалось сказать и слова. Кричала единственная в нашей компании из четырех человек женщина.