Текст книги "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Рождественская феерия»"

Джасур Исхаков

Джасур Ильхамович Исхаков.

Сценарист, театральный драматург, кинорежиссёр. Родился в 1947 году в г. Ташкенте. В 1971 году окончил режиссёрский факультет Ташкентского театрально-художественного института им. А. Островского. В 1975 году окончил сценарное отделение Высших курсов при Госкино СССР. Лауреат Государственной премии Узбекистана. Член Союза кинематографистов Узбекистана.

По сценариям Д. Исхакова поставлены художественные фильмы: «Ясные ключи», «В стремнине бешеной реки», «Прощай, зелень лета!..» (совместно с Э. Ишмухамедовым), «Шок», «С любовью и болью» (совместно с Э. Ишмухамедовым и О. Агишевым), «Взлёт разрешается». Автор сценариев и режиссёр фильмов «Останься!..», «Проклятие золотого коня», «Охота для настоящих мужчин», «Приключения в стране Чатранга», «День истины». Автор сценариев и режиссёр более тридцати документальных фильмов и одиннадцати мультипликационных фильмов. Автор сюжетов сатирических киножурналов «Наштар» и «Зумраша».

Автор театральных пьес, поставленных в театрах Ташкента: «Продаётся на слом», «Мардикор», «Пончики для Анжи», «Буталок», «Азбука для маленьких пешеходов».

Автор около тридцати рассказов. Печатается в журналах BELLATERRA, «Звезда Востока» и газетах «На досуге», «Хумо», «Даракчи», RUSSIAN TOWN.

Рассказ «Восьмой раунд с Робертом Тейлором» получил 1-е место Международного конкурса «Литературная Вена» (Вена, 2011 год), награждён специальным дипломом Ассоциации русскоговорящих авторов в Австралии и Новой Зеландии.

В 2016 году рассказы Д. Исхакова «Дирижёр» и «Голубка» включены в сборник «Вальс в четыре руки» (издательство «АСТ» Санкт-Петербурга).

В 2017 году в издательстве VORIS-NASHRIYOT в Ташкенте вышла книга – сборник рассказов «Сны о старом Ташкенте».

В 2019 году издательстве ИСП вышла книга «Короткое, как вздох, прощай…», куда вошли две повести «Асик, или Сны о старом Ташкенте» и «Короткое, как вздох, прощай…»

Новогоднее такси

На носу был Новый год. Время, когда живёшь с обманчивым чувством того, что что-то обязательно изменится и непременно в лучшую сторону.

Полдекабря Джавад занимался «леваком» – писал дикторский текст к «документальному» фильму. Эта частная халтура дала бы возможность нормально проводить старый и достойно встретить новый, девяносто четвёртый год. «Левый» фильм рассказывал о станции техобслуживания, которая в одночасье стала частной собственностью. Новый хозяин с кривой ухмылкой кратко объяснил Джаваду, как это ему удалось:

– Оказался в нужном месте, в нужное время, с нужной суммой «для смазки процесса».

Заказчик, толком не зная, чего он хочет, каждый раз требовал переделок текста. Джавад пытался убедить его, что сначала надо перемонтировать фильм, выстроить элементарную логику. Но хозяйчику это было «по барабану». Главное, ему нравилось рассматривать на экране собственную физиономию. До хрипоты Джавад спорил, что никак нельзя в одной фразе использовать прилагательные типа «великолепный», «совершенный», «замечательный», «умный», «предприимчивый» и так далее. Джавад переписывал дикторский текст, внося изменения, которые требовал тщеславный «крутышка». В душе он ругал самого себя за собственную слабохарактерность. Было противно до тошноты от этого апофеоза высокомерного хвастовства и краснобайства. Но к празднику позарез нужны были деньги, и Джавад, скрежеща зубами, терпел.

Наконец заказчик, шевеля при этом губами, дочитал до конца «дикторский» текст своей «вампуки», довольно улыбнулся и сказал, похлопывая Джавада по плечу: «Ну вот, умеешь ведь, братан!» Эта похвала, и особенно фамильярное «братан», вызвала у Джавада тошноту. К великому удивлению, фильм, оформленный музыкой и шумами, снабжённый его же, Джавада, идиотским текстом, смотрелся. Сказать, что заказчику фильм понравился, было бы недостаточно. Лента ему очень понравилась. Он умильно улыбался, глядя на свои гаражи и подъёмники, на самого себя, на свою жену и капризных деток, на свой новый трёхэтажный дом с безвкусными, но модными портьерами, итальянской мебелью, блистающими люстрами… По щекам его текли слёзы, которых он не стеснялся. На фразе «кристально честный, благородный, щедрый и одновременно строгий предприниматель» он даже всхлипнул.

Наступил приятный момент раздачи гонораров. Сладкоголосому диктору он дал больше, чем было оговорено. Расплатился он и с другими членами группы.

Дошла очередь и до Джавада. Заказчик обнял его за плечи и сказал, снисходительно улыбаясь, как пятилетнему ребёнку:

– Молодец, братишка! Отлично поработал! Я тебе добавлю немного… – Лёгкая волна благодарности поднялась в душе Джавада, но тут же исчезла. – Но сейчас, к сожалению, я истратил все наличные. Поэтому ты полностью получишь деньги в начале января, замётано?

Джавад не сразу понял смысл сказанного.

– Как?!! – вырвалось у него. – Но мне не нужно в январе! – закричал Джавад, но осёкся на полуслове. – Нет, конечно, они мне и в январе нужны… Но почему не сейчас?..

– Да не дёргайся так! Получишь ты свои деньги! – даже с укоризной сказал заказчик.

Он крепко пожал Джаваду руку, засунул кассету с готовым фильмом в портфель и умчался на своей серебристой «Тойоте». Джаваду не было себя жаль. Он был противен сам себе, он ненавидел себя больше, чем бывшего автомеханика, оставившего его с носом.

Деньги. Деньги. Деньги…

Мысль о них судорожно металась, как мышь, попавшая в ведро с водой. Завтра Новый год, а денег нет на кило мандаринов!

Конечно, деньги можно занять у друзей. Но они были из того же «взвода», что и Джавад. Не умели они, бедолаги, хитрить, изворачиваться, брать мелкие взятки, воровать. И заработать толком не могли. А таких, нормальных людей, было в те годы большинство: токарей, инженеров, врачей, музыкантов, писателей, киношников…

А у тех, у кого деньги водились во все времена, Джавад не хотел просить. «Из гордости нищего», – с горечью подумал он про себя.

Джавад вспомнил приятеля, который как-то сумел выплыть, – у него водились сбережения. Он позвонил ему, и они встретились. Краснея от стыда, Джавад попросил у него дать взаймы:

– В январе я тебе обязательно верну, ты же меня знаешь…

– У меня дочь в больнице, предстоит операция, – грустно сказал приятель. – Я уже почти всё истратил на лекарства… Поверишь, там, в больнице, нет даже элементарных бинтов. Мне самому надо искать, где можно перехватить деньги… Понимаешь?

Джавад понял, что приятель скатился в многочисленный «взвод» безденежных неудачников.

Они уже прощались, когда приятель вдруг сказал:

– Слушай, ведь у тебя есть машина! По сравнению со мной ты просто Ротшильд! Можно «побомбить» перед праздником…

– Что? – не понял Джавад.

– Ну, полевачить… Как-никак живая копейка!

Джавад холодно поблагодарил его за совет, и они разошлись.

Он брёл домой и чувствовал, что ему не хочется туда идти. Конечно, вспомнил заезженную сентенцию, что «счастье – это когда утром хочется идти на работу, а вечером – домой». Джавад подумал, что сейчас он точно не относится к этой радостной группе населения.

Дойдя до дома, Джавад понял, что совет приятеля может быть полезен. Стараясь не сгущать красок, Джавад рассказал жене, как его «кинул» хозяин СТО. Она промолчала и пошла на кухню мыть посуду. Это молчание было плохим знаком, и Джавад, обняв её за плечи, пообещал, что непременно раздобудет денег.

На следующий день он наскрёб дома на пять литров бензина, долго заводил свою «копейку», которая почти месяц стояла на приколе, и выехал «бомбить».

Он доехал до окраины города и стал на перекрёстке «спального» жилого массива в ожидании первого клиента. Почти тут же к нему подошёл водитель зелёного «Москвича», стоявшего неподалёку. Он крутил в руках ключи и перекидывал мокрую сигарету из одного угла губ в другой.

– Привет, – сказал он, но в голосе Джавад не услышал никакой приветливости.

– Доброе утро, – ответил Джавад небрежно.

– Катил бы ты отсюда… – водитель «Москвича» выплюнул окурок.

– Ты что, купил это место? – Джавад постарался сказать это развязно, в тон ему.

– Не нарывайся, ботаник… – улыбнулся, блеснув золотой фиксой. Подошла женщина.

– Свободны? – спросила она Джавада. Владелец «Москвича» распахнул перед ней дверцу:

– Садитесь, мадам!

Женщина послушно села в его машину.

– Если не жалко баллонов, здесь больше не появляйся… – сказал фиксатый на прощание и уехал.

Джавад остался один. Менять место он не хотел. Здесь вероятность встретить знакомых была меньше, чем в центре. А мысль о том, как бы не нарваться на знакомых или, не дай бог, родственников, назойливо крутилась в голове всю ночь.

Издали по пустырю, прихрамывая, медленно шла старая женщина. Рядом, придерживая её за руку, шёл подросток, видимо её внук.

– До семнадцатой больницы не довезёте? – комкая в руке деньги, спросил он.

– Садитесь….

– Уф-эй… Надо было на автобусе… – сказала женщина, с трудом влезая в салон. По морщинистому лицу текли слёзы. Что-то сжалось в груди Джавада – в этот момент она была похожа на мать.

Всю дорогу женщина кашляла и тихо жаловалась на свои ноги, на свою старость и на всю жизнь.

Джавад остановил машину у ворот старой больницы.

Внук протянул деньги.

– Не надо, – сказал Джавад.

Подросток стал вяло настаивать.

– Бьют – беги, дают – бери! – строго сказала женщина. – Тебе ещё на шприцы надо… – она оглянулась, впервые улыбнулась. – Спасибо, сынок.

Они медленно пошли к воротам больницы.

«Благодарность дороже денег», – вспомнил Джавад мамину пословицу.

Вторым пассажиром была девушка. Всю дорогу она подкрашивалась, припудривалась, стараясь хоть как-то спрятать тёмные мешки под глазами после бурно проведённой ночи. Она щедро рассчиталась, скорее поделилась доходом от своего древнейшего промысла. Выпорхнула из машины, чтобы побыстрее добраться до своей постели, провалиться и заснуть до вечерне-ночной смены. Деньги проститутки сильно пахли духами и ещё чем-то. У Джавада мелькнула неприятная рефлексия, что и он, держа в руках эти бумажки, в какой-то степени относился сейчас к её профессии. Но тут же успокоил себя очередной сентенцией, что «деньги не пахнут».

Потом было ещё несколько клиентов. Его «копейка» колесила по городу, заезжала в узкие переулки старых районов, мчалась по широким проспектам, останавливалась у серых пятиэтажек с грязными подъездами, чинно проезжала по «кварталу бедняков» – так назывались районы, где красовались дворцы новых нуворишей. Лица мелькали как в калейдоскопе. Хотя каждый пассажир имел свой характер, свои привычки. Кто-то безудержно болтал, кто-то мрачно молчал. Кто-то был весел, кто-то грустил. Они входили в маленькую машину Джавада со своим миром, со своим хвостом воспоминаний, со своими, неизвестными ему судьбами. И, глядя на дорогу, Джавад слышал обрывки разговоров, видел в зеркале заднего вида то улыбку, то отрешённую растерянность, то грусть. Кто они? Молодые, старые, совсем дети и глубокие старики. Разбитные молодки и ворчливые старухи, здоровые и больные, богатые и бедные… Красивые и уродливые. Но постепенно лица стирались из памяти. Джавад почти привык к своей новой роли, почти безошибочно называл требуемую сумму, запросто определял оптимальный маршрут. Некоторые, выходя из машины, не забывали поздравить его с наступающим годом. В ответ Джавад с удовольствием поздравлял и их. Добавлял при этом: «Чтобы новый год был бы лучше этого!» И все радостно соглашались с этим. А один уже полупьяный человек с перевязанным ленточкой тортом прочитал свой графоманский экспромт: «Пусть летит твоя машина в новый и счастливый год! Ты вези, куда попросит весь ташкентский наш народ!»

Джаваду уже нравилось его новое занятие, он словно погружался в суть многоликого и пёстрого города. И одиночество, которое частенько посещало Джавада в последнее время, как-то растворилось. С кем-то он молчал, с кем-то болтал. И темы были самые разнообразные – от политики до цен на базаре. С людьми, которых наверняка никогда не увидишь, можно было говорить о чём угодно. И они, чувствуя то же самое, вдруг рассказывали о самом сокровенном.

В какой-то момент Джавад потерял бдительность, на время отключил свой фейс-контроль. И тут же поплатился.

Впереди, у перехода, стояли мужчина и рядом женщина. Он сразу узнал его, но остановился рядом только потому, что впереди зажёгся красный.

– До Тезиковки довезёте? – спросил мужчина. Стараясь не смотреть на него, Джавад хотел ответить, что он едет в другую сторону. Но тот уже садился, приглашая и жену.

Они расположились на заднем сиденье, и машина тронулась.

– У вас очень знакомое лицо… – сказала женщина, разглядывая Джавада в зеркальце.

Джавад промолчал, только пожал плечами.

– По-моему, вы по телевизору выступаете? – настырно продолжала она.

Через спинку сиденья, через синтепон куртки, через шерстяной свитер Джавад чувствовал её любопытный, сверлящий взгляд.

– Нет, точно, я вас откуда-то знаю!

– Хуршида-хон, ну что вы пристали к человеку? – нарушил молчание её муж. Но в интонации сквозила ухмылка.

– Нет, я не могу ошибиться! У меня хорошая память на лица.

Джавад чувствовал, как краска приливает к лицу.

– Не видите, он не хочет разговаривать… – сказал, хохотнув, мужчина.

– А! Догадалась! Вы артист? Да-да, артист!

– Хуршида, вы ошибаетесь, он не артист… – сказал пассажир.

Джавад узнал его сразу. Он учился на искусствоведческом факультете. Но вместо того, чтобы изучать творчество французских импрессионистов или русских передвижников, он беспрерывно бегал по коридорам и лестницам института, собирал комсомольские собрания, писал протоколы, отчитывался в райкоме комсомола, организовывал субботники или выступал на очередном торжественном собрании, краснея от волнения и возложенной на него ответственности. Его умение вовремя улыбнуться начальству, небрежно и как бы нечаянно «стукануть» на знакомых, его «пролетарский» задор и белозубая улыбка, словно сошедшая с плаката, продвинула его в особый клан, который называется «номенклатура». Когда наступили новые времена, он быстро сориентировался. Под ветром перемен он развернулся, как хорошо смазанный флюгер, ровно на сто восемьдесят градусов. Он забыл о своей диссертации на атеистическую тему и стал примерно посещать мечеть. Он был из породы людей, которые могут приспособиться ко всем жизненным обстоятельствам.

Наконец семейная пара доехала до пункта назначения.

– Сколько? – спросил строго человек.

– Сколько дадите… – Джавад просто мечтал, чтобы они скорее убрались из его машины.

Человек положил деньги на переднее сиденье. Примерно треть того, что полагалось за этот неблизкий маршрут. Но и это не было завершающей точкой поездки. Когда они выходили, он что-то шепнул жене с гадливой улыбкой.

– Правда? – изумлённо воскликнула женщина и, наклонившись к окну, уставилась на Джавада. – Ну конечно! Как же я вас не узнала! Бедненький! Пи-са-тель!

И она посмотрела, как смотрят на больного котёнка – с жалостью и брезгливостью.

Джавад рванул машину так, что задымились покрышки. Настроение было испорчено. Он уже не хотел никого возить. Он хотел скорее вернуться домой, залечь в ванну и смыть с себя отвратительно липкие воспоминания о нечестном хозяйчике станции техобслуживания, о последних пассажирах, о скользком «идеологе», узнавшем его, об отвратительном запахе денег проститутки.

Джавад позабыл, что сегодня тридцать первое декабря. Забыл, что именно в такой день происходит волшебство и добрый Дед Мороз приносит подарки… Грубая проза обыденности стёрла на время то, что когда-то олицетворял… Новый год. Запах мандаринов, шампанское, наряженные ёлки, гости в доме, смех. Это было совсем недавно, в детстве. И вдруг всё это ворвалось в его тесную машину. В тот момент, когда его «Жигулёнок» стоял на красном сигнале светофора, распахнулась дверь и в кабину, не спрашивая, с хохотом влетела девушка. В руках у неё была еловая ветка, из сумки пахло мандаринами, а из сетки-авоськи торчали серебристые горлышки дефицитного в тот год шампанского. А в руках парня – объёмистый чемодан на колёсиках и дорожная сумка. И смеялись они не оттого, что были пьяны. Смеялись они от счастья, от близости друг к другу, от переполнявшей их юности.

– С Новым годом, дядечка! – закричала девушка. И от её звонкого голоска, от её ослепительной улыбки произошло маленькое чудо – Джавад вдруг позабыл о своих предыдущих пассажирах, вспомнил, что сегодня праздник.

– С наступающим! Куда вам?

– Куда хотите! Хотим просто покататься и согреться! Нам до самолёта ещё целый час! Хотите мандарин? – девушка очистила плоский мандаринчик и протянула его Джаваду. – Мы сегодня расписались! – сообщила она. – Мы теперь муж и жена! И скоро самолёт унесёт нас далеко-далеко, к Золотому Рогу! Слышали про такой?

И они наперебой стали рассказывать про себя. Оказывается, девушка была из Зеравшана, а парень – матрос из Владивостока. Познакомились через сестру парня, переписывались два года и теперь он приехал за ней.

– А знаете, как называется его корабль? «Яростный»! Красиво, а? Он меня обещал покатать на нём! А я-то и моря никогда не видела!

И всё вдруг стало как-то вкусно и тепло. И маленький сочный плод, и Стив Уандер из магнитолы, и эта счастливая, бесшабашная пара. Они пили шампанское из пластиковых стаканчиков, целовались, хохотали.

Уже смеркалось, а Джавад возил их по улицам города. Светились лампочки на ёлках, улицы были полны предновогодней суеты.

На стоянке в аэропорту расставались друзьями. Они успели рассказать про себя так много, что Джаваду казалось, что он знает их с самого рождения.

– У нас будут три мальчика и две девочки! – уверенно заявила девушка.

– Нет, – кричал морячок, – Три пацана и три принцессы!

И девушка тут же согласилась с ним и крепко поцеловала его.

– Ну, спасибо вам… – Парень пожал руку Джавада.

– Вам спасибо, – улыбнулся Джавад.

– А нам-то за что? – засмеялась девушка.

– Так… – неопределённо ответил Джавад.

– Там, на сиденье, деньги, – сказал моряк. – Наменял вчера, а истратить не успели… А там они мне ни к чему…

– И шампанское там, и мандарины! – Девушка протянула узкую ладонь. – До свидания, дядя Джавад.

Обнявшись, они пошли в сторону аэропорта, продолжая смеяться, о чём-то говорить, спорить.

Джавад сел в машину, оглянулся – на заднем сиденье лежали мандарины, шампанское и свёрток. Джавад развернул его. Плотная пачка денег упала на пол.

Джавад торопливо вышел из машины. Оглянулся. Счастливая пара словно растворилась в декабрьском тумане.

…Было темно, но прилавки Алайского базара освещались лампочками и новогодними гирляндами. Джавад, не торгуясь, выбирал самые дорогие продукты, отборные яблоки, виноград, гранаты.

Подошёл к горке с мандаринами. Поднёс оранжевый плод к лицу, вдыхая его аромат.

– Лучше вы не найдёте! – с уважением глядя на пачку денег в руках Джавада, сказал хитро продавец. – С Новым годом, дорогой! Пусть он будет для вас лучше старого…

– Для всех… – Джавад улыбнулся.

Старый, девяносто третий, отсчитывал последние свои минуты.

Светлана Коплел-Ковтун

Светлана Анатольевна Коппель-Ковтун, 1969 года рождения – поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых.

В журналистике с 1992 года. Начинала на телевидении, затем была корреспондентом региональной газеты, ответственным редактором миссионерско-просветительского ежемесячного журнала «Мгарский колокол». Учредитель и руководитель Международного клуба православных литераторов «Омилия» (2007). Член клуба мастеров современной прозы «Литера К» при журнале «Клаузура».

Награждена орденом «1020-летия Крещения Руси» «за усердные труды во славу святой Церкви».

Как Глаша мужа искала

Многие девицы мечтают о суженом-ряженом. Только они сидят по домам да глядят во все глаза через маленькие окошки. А Глаша решила отправиться в путь, чтобы мир посмотреть, себя показать и мужа себе найти достойного: красивого, смелого, доброго и умелого.

Вот идёт Глашенька дорогами нехожеными: страхов разных не пугается, с собой борется – суженому навстречу пробирается.

Вдруг посреди густого леса встречает её чудище мохнатое и спрашивает:

– Куда это, ты, Глаша, идёшь?

– К любимому навстречу, – отвечает.

– А знаешь ли ты, как найти его?

– Не знаю, – говорит Глашенька. – Только верю, что сердце моё девичье узнает его.

– А ежели обманет оно? Не боишься? – пугает девицу чудище лесное.

– Боюсь, – отвечает Глашенька и с надеждою глядит на чудище: авось скажет что важное.

– Вот я съем его сначала, – говорит чудище, – потом выплюну и расскажу тебе, какой он на вкус. Хочешь?

– Нет, чудище! Иди-ка ты лучше своей дорогой, а я своей, – отвечает Глашенька. Да только чудище перегородило ей дорогу и не пускает.

– Отдай, – говорит, – мне твои молодые зубы. Тогда тебя пропущу, а суженого твоего не трону.

Испугалась сначала Глашенька – как же ей, молодой девице, без зубов перед суженым явиться. Но подумала немножко и согласилась. Уж лучше она без зубов останется, чем чудище недоброе съест её суженого.

Идёт она дальше: полями широкими, горами высокими. Остановилась передохнуть на берегу горной речушки.

Глядится в своё отражение – любуется, а рот открыть боится. Вдруг выныривает из реки то же самое чудище, улыбается улыбкой девичьей и спрашивает:

– Правду говорят, что ты девушка смелая? А я вот на суженого твоего страху напущу, чтоб он как заяц по кустам шастал и от тебя убегал. То-то весело вам будет вместе! Хочешь?

Рассердилась на чудище Глашенька: ножкой топнула прямо по воде, кулачки сжала. Да увидала в воде отражение своего беззубого ротика – испугалась: вдруг и правда суженый убежит в страхе прочь.

– Ладно, – говорит, – твоя взяла, чудище лукавое! Чего требуешь?

– А отдай мне лицо твоё прекрасное! Не то суженого твоего в зайца превращу на веки вечные.

Не согласилась Глаша на такое. Как же суженый узнает её, если не по лику прекрасному?

Но чудище тут же отвечает:

– По сердцу прекрасному узнает тебя суженый. Ведь ликов прекрасных много вокруг него, но должен он почуять и выбрать именно тебя.

– И то верно, – говорит Глашенька. – А так, хоть и с ликом прекрасным, за зайцем мне бегать весь век придётся.

Опять идёт девица сердцем красная, лицом безобразная навстречу суженому. Спешит, коленки сбивает. А любовь сердца девичьего ведёт её тропами нехожеными.

«Хорошо другим девицам, – думает. – Они уж все замужем небось, детишек нянчат – радуются. А я, горемычная, всё суженого ищу, красу свою девичью расточаю».

И тут опять чудище перед ней встаёт: ликом пригожее с улыбкой девичьей.

– Дай, – говорит чудище, – мне и тело твоё, не то убью суженого твоего казнью лютою. А тело его брошу псам на растерзание.

Заплакала Глашенька, зарыдала. А чует сердцем, что рядом уже суженый. Но каково будет ей найти его тело истерзанное?!

– Ладно, – сказала Глашенька, – твоя взяла. Бери и тело моё девичье, да только обещай, что не приблизишься более ни ко мне, ни к моему суженому!

На том и сговорились.

Подошла Глашенька к ручью напиться и не узнаёт себя: не сберегла красы своей девичьей для суженого. Только сердце одно по-прежнему томилось любовью к нему и боязнью, что не узнает её он в облике чужом, что отринет.

А тут глядит: всадник к ручью приближается, на неё осторожно поглядывает.

«Уж не суженый ли?» – подумалось ей.

Обернулась, в глаза взглянула ему и обомлела: «Он».

Всадник юный спешился и коня поит. А тут откуда ни возьмись чудище лукавое в образе девичьем: к суженому подходит, руки девичьи на плечи кладёт, только в глаза поглядеть опасается.

– Отдай, – говорит чудище юноше, – мне сердце твоё, иначе достанется тебе жена бессердечная, упрямая – наплачешься с ней.

Не успел тот и слова молвить, как заслонила его собой Глафира, подняла свои кулачки не девичьи, затрясла ими да как топнет ножкой не девичьей – аж земля задрожала.

– Ах ты, чудище лукавое, – говорит Глашенька, – ах ты, нечисть лютая! Договор у нас с тобою был, что оставишь ты нас в покое за дары мои щедрые, что не станешь более мешать нам.

А молодец глядит, удивляется, ничего разобрать не может. Но чудище знает своё дело, не отступается.

– Не тебе, страшилище, здесь командовать! – говорит Глашеньке. – Спросим лучше у молодца, кто ему более мил, та пусть с ним и останется.

Испугалась Глашенька этих слов, но виду не подала – на сердце чистое молодецкое надежду возложила.

А юноша сел скоренько на коня своего и был таков. Остались у ручья лишь Глаша в образе чудища да чудище в образе Глаши.

Чья победа?

2010