Текст книги "Прометей № 2"

Прав был Максимилиан Робеспьер, сказавший: «Только те могут любить равенство, кого природа создала большими. Другие нуждаются в ходулях и колесницах»[109]109
  М.Робеспьер. Избранные произведения в 3 т., М., Наука, 1965, т. 2, стр. 125


[Закрыть]. Одним из самых «больших» был Ленин. Он не только знал, что коммунизм есть истинное равенство: он любил равенство. В его работе «Государство и революция» есть строки: «Демократия означает равенство. Понятно, какое великое значение имеет борьба пролетариата за равенство и лозунг равенства, если правильно понимать его в смысле уничтожения классов. Но демократия означает только формальное равенство. И тотчас вслед за осуществлением равенства всех членов общества по отношению к владению средствами производства, т. е. равенства труда, равенства заработной платы, перед человечеством неминуемо встанет вопрос о том, чтобы идти дальше, от формального равенства в фактическому, т. е. к осуществлению правила: «каждый по способностям, каждому по потребностям»»[110]110
  В. И. Ленин, ПСС, т. 33, стр. 99.


[Закрыть].

Для осуществления этого принципа необходимо не только изобилие материальных благ: нужен чрезвычайно высокий культурный уровень членов общества, нужно колоссальное развитие высших, интеллектуальных и эмоциональных, потребностей человека. Задача не из лёгких. Но только решив её, уничтожив корни зависти и чванства, человечество поднимется до подлинного братства, которое без равенства невозможно. Дорогу осилит идущий. «Народ, пробудись к надежде… Пойдём смело к РАВЕНСТВУ. Пусть будет нам видна цель общества, пусть будет видно общее с ч а с т ь е!»[111]111
  Г. Бабёф, Сочинения, т. 3, стр. 522–523 (выделение заглавным шрифтом и разрядкой – как в подлиннике).


[Закрыть]

Литература

К. Маркс и Ф. Энгельс, Манифест Коммунистической партии; Святое семейство, или критика критической критики.

К. Маркс, Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.

Ф.Энгельс, Анти-Дюринг; Развитие социализма от утопии к науке.

В. И. Ленин. Три источника и три составные части марксизма; Государство и революция; Детская болезнь «левизны» в коммунизме; Великий почин и др. работы.

Бабёф Г. Сочинения в 4-х томах, М, Наука, 1975–1982 гг.

Буонарроти Ф. Заговор во имя равенства, именуемый заговором Бабефа. Т. 1–2, М.-Л., Изд. АН СССР, 1963 г.

Робеспьер М. Избранные произведения в 3-х т., М., Наука, 1965 г. (серия «Литратурные памятники»).

Жорес Ж. Социалистическая история Французской революции. М., Прогресс, 1976–1983 г.г.

Волгин В. П. Французский утопический коммунизм. М., изд. АН СССР, 1960 г.

Далин В. М. Гракх Бабёф накануне и во время Великой французской революции (1785–1794), М., Изд. АН СССР, 1963 г.; его же:. Бабеф в 1794–1795 гг. Факты и идеи; Бабеф в 1795–1797 гг. Факты и идеи, (вступит. статьи к 3 и 4 томам Сочинений Г. Бабефа).

Я. М. Захер, Движение «бешеных», М., Наука, 1961 г.

Иоаннисян А. Р. Коммунистические идеи в годы Великой французской революции., М., Наука, 1966 г.; его же: Революционно-коммунистическое движение во Франции в 1840–1841 гг. М., Наука, 1983 г..

Ревуненков В. Г. Очерки из истории Великой французской революции. Л., изд-во Ленинградского университета, 1989 г.

Тарле Е. В. Жерминаль и прериаль. М., 1957 г.

Черткова Г. С. Гракх Бабеф во время термидорианской реакции. М., 1980 г.

15 Чупурина М.Ю., Гракх Бабёф и заговор «равных». М., РОСПЭН, 2017 г. (работы этого автора требуют критического подхода, т. к., несмотря на некоторую содержательность в смысле фактического материала, они конъюнктурны и пробуржуазны).

Басистова В. А. Гуманист и диктатура. В журнале «Советский Союз» № 2, М., 1997 г. Фрагменты этой статьи использованы во 2-й части настоящей работы.

Использованы также материалы «Французских ежегодников» советского периода, Большой Советской энциклопедии (3-е издание) и др.

Рузанов Станислав Александрович, Старший преподаватель Кафедры истории и философии РЭУ им. Г. В. Плеханова
Без права на отставку К 70-летию XIX съезда ВКП(б) – КПСС

Аннотация. Материал посвящен вопросам истории XIX съезда ВКП(б) и связанной с ним негласной борьбы «узкого» партийного руководства за перестройку работы партийно-государственных органов власти, за обновление руководящего партийного ядра, нашедшего свое воплощение в учреждении «широких» Президиума и секретариата ЦК КПСС сразу после организационного Пленума 16 октября 1952 г.

Ключевые слова: И. В. Сталин, социализм, XIX съезд ВКП(б), кадровая политика ВКП(б), Политбюро ЦК ВКП(б), Президиум ЦК КПСС, «коллективное руководство», политическая борьба.

Открывшийся в октябре 1952 г. в Москве XIX съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) стал историческим и знаковым. И не только потому, что в ходе его работы партия сменила свое наименование. А сам съезд стал последним при жизни многолетнего руководителя советского государства Сталина: уже в марте 1953 г. бессменного лидера СССР и КПСС не станет. В историю он войдет по другой причине.

На последовавшем после съезда организационном Пленуме ЦК партии разорвется бомба. Впервые за длительную историю ВКП (б) не кто-нибудь, а ее фактический (вне зависимости от наименования его должности и места в структуре партии) руководитель попытается при жизни сложить с себя руководящие полномочия и тотально обновить состав руководящего партийного штаба – ЦК.

Именно в этой связи данный партийный форум приобретает особое значение в истории не только Советского государства, но и международного коммунистического движения, системы социализма в целом, т. к. впервые перед руководством самой большой и первой в истории правящей коммунистической партии был поставлен вопрос, ставший впоследствии проклятым. Вопрос о прижизненной сменяемости высшего руководящего состава, а главное – о месте и роле вождя партии и революции в системе государственной власти советского типа и социалистическом строительстве в целом.

Вопрос этот окажется настолько важным и первоочередным, что, думается, недалеки от истины те историки и публицисты, которые напрямую связывают события на «Ближней даче» в Кунцево (загадочная смерть Сталина на фоне ожесточенной борьбы за власть 2–5 марта 1953 г.) с «курсом» XIX съезда. Особенно, если учесть, что итогом развернувшегося острейшего противостояния внутри высшего политического руководства оказалась тотальная ревизия важнейших (в первую очередь, организационных) решений октябрьского, 1952 г., Пленума ЦК.

Съезд, о котором постарались забыть

Официальная история партии отводила решениям XIX съезда и последовавшего за ним организационного пленума ЦК подчеркнуто скромное место. Информация о них также выдавалась крайне скупая и предельно дозированная. И, с одной стороны, это кажется вполне логичным. XIX съезд как бы знаменовал собой «закат эпохи сталинизма», тем более, что следовавший за ним ХХ съезд по своим масштабам (доклад о «культе личности» и «десталинизация» системы) навсегда провел черту в истории Советского Союза и международного коммунистического движения на «до» и «после».

Однако смеем утверждать: ХХ съезд оказался лишь следствием (и фактически – ответной реакцией) на решения предыдущего высшего партийного форума. Именно в борьбе, скрыто развернувшейся на последнем сталинском съезде, а более явно – на Пленуме, следует искать подлинные причины тех процессов, которые привели к номенклатурному реваншу в КПСС. Его итогом стал окончательный демонтаж основ советского народовластия в СССР, монополизация верхушкой партийной номенклатуры высшей государственной власти, а затем и собственности, подчинение интересов первого в мире государства рабочих и крестьян корпоративным интересам ползучей контрреволюции.

Накануне

Тринадцать лет отделяло XIX съезд от предыдущего. За это время СССР и весь мир пережили глобальные потрясения, коренным образом изменившие облик цивилизации. Вторая мировая война, завершившаяся разгромом нацистской Германии и триумфом советской общественно-политической системы, вырвала первое в мире государство победившего социализма из вынужденного одиночества: в мире сложился восточноевропейский блок дружественных СССР государств народных демократий. Одновременно с этим, победа советских народов в войне дала мощный импульс национально-освободительному, антиколониальному движению народов на планете. Побеждавшие повсеместно национально-освободительные революции лишали доминионов колониальные империи старого света. Престиж и уважение освобождавшихся народов к Советскому Союзу росли день ото дня.

И. В. Сталин на трибуне XIX съезда ВКП(б). 14 октября 1952 г.

Одновременно с этим, росла популярность советского руководства, чью роль в этих глобальных, прогрессивных процессах было переоценить невозможно. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что в сознании миллионов людей, переживших ужас фашизма, триумф советского народа-победителя отождествлялся с личным триумфом его вождя. Как вспоминал писатель Илья Эренбург, в его памяти неизгладимо запечатлелось, как в разгар чествования 70-летия Сталина, некая француженка прислала советскому лидеру в подарок небольшую ладанку, в которую была зашита крохотная туфелька ее малолетней дочери, замученной в фашистском концлагере. Подарок сопровождала характерная надпись: «Генералиссимусу Иосифу Сталину – избавителю человечества от фашизма».

«Красный прилив» второй половины ХХ века казался настолько впечатляющим, что не только западные интеллектуалы, но и многие политические деятели далеко не дружественных СССР государств в своих прогнозах на будущее практически слово в слово повторяли пророческие строки известного некогда комсомольского поэта 20-х гг. Михаила Кульчицкого: «Уже опять к границам сизым/ Составы тайные идут, / И коммунизм опять так близок, / Как в девятнадцатом году»…

На горизонте всемирной истории вновь забрезжили зарницы революционных двадцатых годов.

В тисках номенклатуры

Вместе с тем, великое тринадцатилетние (1939–1952) так и не разрешило проблему обозначенную последним предвоенным XVIII съездом ВКП (б). А ведь именно под знаком этой проблемы в середине 30-х гг. в рамках «широкого партийного руководства» внутри партии развернулась настоящая борьба, жертвами которой пали многие преданные партии коммунисты.

Ее суть вскрыл в своих многочисленных исследованиях известный (правда, упорно замалчиваемый официозом) современный историк, главный научный сотрудник Института российской истории РАН Юрий Жуков. С фактами в руках, Ю. Жуков доказывает: «группа Сталина» (в первую очередь, формально второй человек в партии ее идеолог А. Жданов, В. Молотов, Г. Маленков и др.) усиленно стремились реформировать правящую в СССР партию. Оставить за ней исключительно идеологическую и агитационную функции: воспитание руководящих кадров, их расстановка, осуществление идейно-политического руководства массами в условиях социалистического строительства. И только. Вся полнота государственной власти должна была, как и предполагалось в соответствие с Конституцией, переместиться из недр партийных комитетов в Советы. Партия, тем самым, вновь обретала бы свою изначальную функцию – авангарда правящего класса, осуществляющего свою власть через советские органы без всякого посредничества.

Надо сказать, что такая постановка проблемы нисколько не противоречит ленинскому пониманию миссии коммунистической партии. По мере строительства социализма, повышения культурного уровня и увеличения численности правящего класса вплоть до полного установления классово однородного общества без эксплуатации человека человеком, а, следовательно, и отсутствия необходимости подавления (осуществления диктатуры в любых ее проявления), коммунистическая партия постепенно «затухает» вместе с государством. Каждый член общества становится коммунистом по факту: по отношению к труду и его результатам. Однако до тех пор, пока победа коммунизма не окончательна, пока существует капиталистическое окружение, а, значит, сохраняется угроза рецидива мелкобуржуазной стихии, партия призвана контролировать, организовывать, вдохновлять, а главное – ежедневно, ежеминутно учить трудящихся практике повседневного управления государством, культуре повседневного участия и строжайшего контроля за избранными органами народной власти всех уровней.

Специфические условия, в которых происходило становление Советской республики в России (гражданская война и военная интервенция, наличие враждебного окружения и относительное преобладание агарного населения по отношению к революционному промышленному классу), заставляли правящую партию прибегать к директивным, командным методам руководства, нередко подменяя (или замещая) собой не до конца окрепшие Советы.

Совершенно иная ситуация сложилась после победы советского строя в Гражданской войне и развернувшейся в России культурной революции. Напомним, что в соответствии с ленинскими указаниями, советская культурная революция ставила одной из главных задач обеспечить высококвалифицированными кадрами нужды форсированной индустриализации и коллективизации сельского хозяйства в СССР, чтобы в кратчайшие сроки преодолеть агарную отсталость и превратить первое в мире социалистическое государство в мощную аграрно-индустриальную державу. И именно тогда выявилось, что старые методы руководства (директивные, сформировавшиеся еще в годы гражданской войны) «капитанов советской индустриализации» вошли в противоречие с новыми условиями, при которых советский рабочий класс сам, без необходимого прежде принуждения со стороны партийных органов, становился движущей силой индустриального преображения страны. Следовательно, отпадала и необходимость в изжившем себя дублировании партийными органами органов государственной власти – Советов.

Напротив, культурная революция выдвигала на повестку дня строжайший контроль со стороны партии за железной революционной дисциплиной в своих собственных рядах, за подбором и выдвижением новой поросли советских коммунистов, достойных эпохи «великого перелома». К сожалению, такое происходило далеко не всегда. Зачастую прослеживалась тенденция кадрового застоя, застоя в деле ротации партийных руководителей разных уровней. Причем зачастую под категорию «несменяемых» подпадали люди заслуженные, поднявшиеся на гребне Гражданской войны и унаследовавшие военные стиль и методы руководства – эффективные в чрезвычайных условиях, но все более неактуальные и даже вредные в условиях мирного строительства.

Нередко, опасаясь потерять насиженные места, региональные и даже республиканские руководители намеренно нагнетали в вверенных им регионах настоящую истерию по поиску многочисленных «вредителей» и «врагов народа». Имелись печальные случаи, когда подлинная революционная бдительность подменялась директивным (спущенным сверху) «соревнованием» по выявлению вражеской агентуры. Пик развернувшейся истерии, спровоцированной преступной безответственностью переродившейся номенклатуры на местах, совпадал с периодом, когда во главе НКВД стоял Николай Ежов (знаменитая «ежовщина»). Пришедший ему на смену Л. Берия уже в 1938 г. провел целую серию мер по выявлению злоупотреблений предшествующего периода, вошедших в историю как «бериевская оттепель». Примечательно, что одним из самых кричащих примеров злоупотреблений местной партийной «элиты» стала Республика Украина, первым секретарем которой был будущий разоблачитель «массовых репрессий» Никита Хрущев.

Ни слова о партии

Борьба с перерождавшей партийной «элитой», за усиление роли органов советского народовластия не носила одномоментный характер и сопровождала всю историю советского государства при Сталине конца 30– начала 50-х гг. Курс на последовательное реформирование властной системы в СССР (главным образом правящего партийного аппарата) был закреплен решениями уже ХVIII съезда ВКП (б). Одна из Резолюций съезда однозначно указывала на необходимость ликвидации противоестественного «двоевластия», вызванного дублированием партийными органами власти органов государственных.

Фото советских вождей с участниками 1-й сессии Верховного Совета СССР. Январь 1938 г. Слева направо: А. А. Жданов, И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, М. И. Калинин, А. А. Андреев.

В мае 1941 г. сталинская группа (Жданов, Молотов, Маленков, и др.) наносит очередной удар по всевластию партийного аппарата. Постановлением Политбюро ЦК ВКП (б) секретарь партии Сталин назначается на пост председателя Совета Народных Комиссаров СССР – органа высшей исполнительной власти в стране. Чтобы избежать двоякой трактовки данного назначения, в постановлении однозначно отмечалась его подлинная цель: «еще больше поднять авторитет советских органов». Однако начавшаяся через месяц Великая Отечественная война не просто затормозила данные позитивные процессы в деле укрепления советской государственности за счет дальнейшего расширения советской пролетарской «демократии большинства», но, зачастую, отбрасывала эти процессы далеко назад.

Так, в частности, в условиях складывания чрезвычайного, а потому неконституционного Государственного комитета обороны (ГКО), сосредоточившего всю полноту партийной и государственной власти в стране, происходит заметное усиление руководящей роли партии во всех сферах жизни государства. Особую роль в данном процессе играет тот факт, что Председателем ГКО, т. е. человеком, наделенным на военный период высшей властью в государстве, становится ее фактический руководитель. И это даже несмотря на то, что после 1934 г. Сталин подчеркнуто именовался секретарем (одним из нескольких) ЦК ВКП (б). А пост Генерального секретаря официально оставался вакантным. Таким образом, создание ГКО в глазах партийной номенклатуры становится новым и самым мощным аргументом в пользу партийного всевластия. Тем самым это усиливает со временем ставшую негласно узаконенной схему, когда формальным (но конституционным) руководителем государства является Председатель Президиума Верховного Совета – высшего законодательного органа государственной власти СССР, а реальным (но неконституционным) – Генеральный секретарь ЦК КПСС.

Однако в таком положении есть одна существенная оговорка. В период диктатуры пролетариата, призванной осуществлять переходный этап к обществу без классов и без государства, такое положение может быть оправдано революционной авангардной ролью партии и выдвинутого ею вождя – выразителя интересов народных масс – в ходе социалистического строительства. Т. е. как и само существование пролетарской диктатуры – такое положение не является постоянным, вечным. Напротив, оно носит временный характер и зависит только от степени сопротивления новому обществу со стороны господствующих в прошлом классов и от темпов в деле построения классово однородного общества. Однако после провозглашения тезиса об «общенародном государстве» (новая Программа КПСС, 1961) и монополии правящей партии на власть: «КПСС руководящая и направляющая сила советского общества», «политическое ядро всех общественных организаций» (статья 6 Конституции 1977), отчетливо проявилось не что иное, как четко выраженная, нескрываемая претензия партийного руководства на ничем неограниченное, безраздельное господство в государстве. Причем, уже не в определенно заданных временных рамках (период диктатуры пролетариата), а вечно («развитой социализм»).

Последняя попытка дать бой ревизии решений ХVIII съезда была предпринята за год до окончания войны – в январе 1944 г. Тогда на имя Сталина Молотовым и Маленковым был внесен проект постановления «Об улучшении государственных органов на местах». «Наши местные партийные органы, – говорилось в документе, – в значительной степени взяли на себя оперативную работу по управлению хозяйственными учреждениями, что неизменно ведет к смешению функций партийных и государственных органов, к подмене и обезличиванию государственных органов, подрыву их ответственности, к усилению бюрократизма». Предлагалось: «Полностью сосредоточить оперативное управление хозяйственным и культурным строительством в одном месте – в государственных органах»; освободить партийные органы от «несвойственных им административно-хозяйственных функций»; упразднить в обкомах, крайкомах, ЦК компартий союзных республик «должности заместителей секретарей по отдельным отраслям, а также соответствующие отделы». (Цит. по: Жуков Ю. Н. Настольная книга сталиниста. М, 2010. С.219. Выделено нами. – С. Р.).

Однако, даже не смотря на категорическое одобрение данного проекта Сталиным, на заседании Политбюро проект был отвергнут большинством голосов (!). Все это, заключает историк Ю. Жуков, говорит о «неустойчивом равновесии сил сторонников и противников» реформы партаппарата.

Скрытая «малая война» в недрах партийного аппарата продолжалась даже в условиях Великой Отечественной войны. И с новой силой развернулась после Победы. Причем не только организационно, но и идеологически. Так, уже в своей знаменитой здравице за здоровье народа-победителя на приеме в честь участников Парада Победы в Кремле, Сталин подчеркнуто не упомянул правящую партию. Именно народ (в частности, русский) в сталинском тосте был провозглашен «руководящей силой Советского Союза». Не отдавая Сталина на откуп разномастным доморощенным «ура-патриотам» и «державникам», отметим главное.

Именно русский народ – русские рабочие и крестьяне, свершившие революцию и отстоявшие ее завоевания на полях Гражданской войны, смогли стать цементирующей силой, вокруг которой сплотились малые и большие нации и народы советской семьи. Не вызывает сомнения, что именно этот интернациональный монолитный по своей природе организм – советский народ, окончательно сложившийся в боях Великой Отечественной, стал одним из решающих факторов триумфальной Победы СССР. Как и в ходе революции и Гражданской войны, так и теперь, после Великой Отечественной – освободившись сам, народ-победитель (во главе с русским рабочим классом) помог освободиться от фашистской, а следом и колониальной тирании другим народам. Животворящей основой данной силы, скажет немного позднее вождь советских народов, явилось превосходство нашей общественной и политической системы, нашего советского строя.

«Хор аллилуйщиков» вместо революционного авангарда

Пока на полях Отечественной войны гибли лучшие сыны Коммунистической партии, а беспартийные в случае гибели просили считать себя коммунистами, ВКП (б) вполне оправдывала звание «партии воюющей» – призванной вдохновить и мобилизовать массы трудящихся на защиту своей социалистической Родины и беспощадную борьбу с захватчиками. Массовый героизм рядовых коммунистов в тылу и на фронте, казалось, медленно, но верно сбивал окалину бюрократии и приспособленчества с могучих основ легендарной ленинской партии, вновь ставшей, как и в далекие годы Гражданской войны, авангардом советского народа. Однако сказывалось и другое. Гибель миллионов беззаветно преданных советскому государству коммунистов не могла не отразиться на качественном составе правящей партии. Точнее тех, кто занял командные высоты в ее руководящих органах в центре и на местах.

К исходу войны по инициативе заметно укрепившего свое положение в партии и государстве Г. Маленкова (являвшегося к тому же начальником управления кадров ЦК) была проведена своего рода «партийная инвентаризация». Она должна была выявить профессиональный и политический уровень подготовки рядовых коммунистов, но главным образом – ее руководящего звена в центре и на местах. По итогам «инвентаризации» в апреле 1946 г. в Управлении агитации и пропаганды ЦК состоялось расширенное заседание. Результаты проверки были более чем красноречивыми.

И. В. Сталин готовится к выступлению во время работы XIX съезда партии.

Выяснилось, что иные первые секретари, особенно нацкомпартий, все более походили на удельных «царьков» и даже «шейхов». Плодят кумовство и групповщину. Всячески тормозят, а чаще – напрочь блокируют выдвижение грамотных специалистов. В этом, кстати, ситуация нисколько не изменилась, а в ряде мест – значительно ухудшилась по сравнению с концом 30-х годов. Так, еще до войны, на мартовском пленуме 1937 г. Сталин напрямую бросил укор первым секретарям всех уровней, особенно тем, кто в своей руководящей роли не просто подменял, а блокировал работу советских государственных и хозяйственных органов, замещая их функции всевластием несменяемых первых секретарей. «Многие из вас боятся конкуренции, – говорил тогда Сталин, – потому что замухрышек выдвигают, а они вам дают плохую помощь…»

То и дело «на местах» возникали мини-культы, неустанно раздувавшиеся «замухрышками» всех уровней вокруг собственного руководства. Ведь именно ему, и только ему, они были обязаны теплыми местами и привилегиями…

Характерной чертой все более осознававшей свои групповые (язык не поворачивается сказать «партийные») интересы новоявленной социальной страты (номенклатуры) в центре и на местах стало ее тотальное несоответствие как результатам культурной революции эпохи 30-х годов, так и новым задачам, стоявшим перед набиравшей обороты советской экономикой. Так, согласно данным «инвентаризации», проведенной управлением Маленкова, более 67,2 % коммунистов вплоть до первых секретарей областных, краевых и даже республиканских (т. е. тех, кто претендовали на идейно-политическое руководство обществом в ходе социалистического строительства) не имели среднего образования, а высшим обладали 7,3 %. В социальном плане картина была также неутешительной. 47,6 % членов ВКП(б) составляли служащие всех уровней. Что явно размывало авангардный пролетарский характер правящей в СССР партии.

Вырисовывалась страшная картина. В утробе революционной партии постепенно взращивался монстр буржуазного перерождения и грядущего превращения пролетарской партии в типичную партию власти, защищающую исключительно собственные корпоративные интересы. Естественно – со всеми сопутствующими ей пороками и в области кадровой, и в области политики идеологической. Зарождалась чиновничья партия, интересы которой со временем пришли в резкое противоречие с интересами партийных низов, лишившихся всяких инструментов контроля над собственным руководством. А на место «командиров индустриализации» – участников Октября и Гражданской войны, пользовавшихся заслуженным уважением подчиненных, но по разным причинам практически сошедших с политической сцены к исходу 30-х годов, – пришли те, кто подменял подлинное партийное руководство массами и «необходимую по должности компетентность тем, что они же стали называть “исполнительской дисциплиной”. Превратившиеся в механические ретрансляторы указаний, распоряжений, приказов и команд. Пытавшиеся подтвердить, доказать свое членство в партии, свое марксистско-ленинское мировоззрение бездумным догматизмом, вырванными с кровью из контекста цитатами и безудержным изначально, но все же непрерывно возраставшим восхвалением Сталина. Уверенные, что вместе с постом в партийных органах им дали и все необходимые знания, умение. Возможность разбираться во всех без исключения вопросах, право руководить инженерами, учеными, деятелями литературы, искусства» (Жуков Ю. Н. Настольная книга сталиниста. М, 2010. С.206).

Возросший и окрепший номенклатурный слой опасался любых «встрясок» и кадрового оживления за счет новых молодых выдвиженцев, не говоря уже о партийных чистках. А держаться было за что – за «должности, прямо дававшие огромные привилегии. Старую, довоенную – “конверты”: официально регламентируемую, но тайную доплату к жалованью. Закрытую систему торговли, созданную в годы войны. И новые. Особую телефонную связь – “вертушки”, “ВЧ”. Персональные машины. Отдельные квартиры, особенно желанные при бушевавшем жилищном кризисе. Спецполиклиники, дачи, дома отдыха, санатории. Словом, всё, что только могла дать возрождавшаяся экономика».

Сам Сталин не мог не понимать всю опасность, которую сулили данные тенденции. Косвенно, в пользу этого говорит характерная реплика, произнесенная Сталиным в разговоре с Юрием Ждановым – зятем Сталина и сыном главного партийного идеолога Андрея Жданова, сразу после войны ставшего активно заниматься подготовкой очередного съезда партии. Многие даже небезосновательно полагают, что не произойди загадочная кончина Жданова летом 1948 г. – XIX съезд мог состояться намного раньше. И итоги его были бы значительно радикальнее. «Что партия, – отмахнулся от Юрия Жданова Сталин, – это уже не партия, а хор аллилуйщиков!».

Но был еще один решающий момент. Действия наиболее активных представителей «группы Сталина» – главных инициаторов очищения авгиевых конюшен правящей партии становились все более явными и прямо расходились с интересами нарождавшегося в недрах партийного аппарата нового «класса» советского общества. А вскоре за решительную перестройку всей властной партийной «вертикали», а главное – против продолжения политики культа вождя (жизненно важной для существования партаппарата) на пленуме после XIX съезда открыто выступил сам Сталин. Но, как справедливо отмечает профессор Жуков, «они (сторонники реформирования партии) не учли лишь одного. Обнажив истинное лицо партократии, они подписали себе приговор. Противопоставили себя этому слою, позже названному Джиласом “новым классом”. Стали для него врагами, ибо покусились на святая святых…».

Смертельное перетягивание каната

То ли по трагическому стечению обстоятельств, то ли как следствие ответной реакции номенклатуры на усиление «реформаторского» крыла ВКП(б) и в связи с форсированной подготовкой XIX съезда, резко ухудшается здоровье главного партийного идеолога Жданова. В самом конце августа 1948 г., после отдыха на Валдае, Жданов умирает. Последовавшие выяснения запутанных обстоятельств его лечения, приведших к летальному исходу, станут отправной точкой знаменитого «дела врачей». Смерть второго человека в партии происходит на фоне заметного ухудшения здоровья самого Сталина.

В этот период даже чисто внешне, на уровне официальных титулов, Сталин продолжает подчеркивать первенство органов государственной власти. В отличие от тридцатых годов, в официальных документах Сталин все чаще подписывается как «Председатель Совета Министров СССР», и все реже – как «секретарь ВКП(б)». Более того, именно в Совмин СССР и его Президиум (фактически заменивший партийное Политбюро) перемещается властный «центр тяжести». Основные представители высшего руководства: Берия, Маленков, Булганин, Молотов, Каганович, Андреев и др., все чаще упоминаются именно как «заместители Председателя Совета Министров Союза ССР». Однако данный процесс продолжается недолго. Разразившееся в 1949 г. «Ленинградское дело» наносит удар по ключевой фигуре послевоенного Совмина – Заместителю Председателя Совета Министров СССР Николаю Вознесенскому.

Отправной точной дела Вознесенского становится арест и уголовное дело в отношении другого известного тогда ленинградца секретаря ЦК ВКП (б) Алексея Кузнецова. И тот и другой являлись ленинградскими выдвиженцами Жданова. Вдобавок ко всему Вознесенский и Кузнецов не просто занимали ключевые посты в партийном руководстве. Покровитель ленинградской партийной организации Вознесенский был любимцем Сталина и занимал пост его заместителя в Совмине, что не могло не подчеркивать заметное усиление влияния правительственных органов по отношению к партийным. Особенно, если учесть, что вождь советских народов Сталин был «всего-навсего» одним из секретарей ЦК, – т. е. равным среди равных в высшем партийном руководстве. А вот в советском Правительстве он занимал пост Председателя, что заметно усиливало всех, кто работал под его началом, особенно, в должности заместителей. Данное обстоятельство наносило серьезный удар по позициям «нового класса» – партийной номенклатуры. Впервые за долгую историю Советского государства полнота исполнительной власти начала перетекать (в том числе на уровне титулатуры) в конституционный орган. Это заметно ослабляло партийную претензию на всеобъемлющую власть в стране.