Текст книги "Ложь в двенадцатой степени"

– Одного не понимаю, – у Мантисс на языке давно вертелся этот вопрос, – зачем тебе подставлять меня? Мы с тобой не ссорились, я не отбивала у тебя парня в прошлом. А в том, что ты решила меня подставить, а не разыграть, я не сомневаюсь. Накати на меня действие наркотика не в комнате, в которую никто не заходит, а в коридоре, я бы не отделалась так легко. Сотрудники заметили бы мое состояние и решили, что я пьяна. А анализ крови подтвердил бы присутствие наркотика в организме, и все бы решили, что я приняла его по собственному желанию. Во всяком случае, доказать обратное было бы сложно. – Хельга поставила подбородок на тыльную сторону руки, рассчитывая добиться ответа. – Я не конкурирую с тобой за место, не подминаю тебя под себя. У нас разные поручения, и мы неплохо общались. Так за что ты невзлюбила меня? Я ведь всегда была приветлива с тобой.

Лесси фыркнула и смерила Хельгу презрительным взглядом. Она медленно остывала и наверняка успокаивала себя фантазиями о мести. Кинси не могла всего лишь вредничать, ведь люди без причины не подмешивают коллегам наркотик в кофе.

– Выходит, ты просто мелочная дама, у которой серьезные комплексы, – заключила Мантисс и кивнула сама себе.

На самом деле она так не думала, но нужно было как-то подтолкнуть холодную леди к разговору.

– Нет. Я как бы не люблю работать с людьми, которые меня бесят. И если можно расчистить территорию, то почему бы не, м-м, создать себе комфортную обстановку?

– Я ведь само очарование. Чем я могу бесить тебя?

– Пфф, очарование… Ты одна из тех правильных заучек, у которых все получается щелчком пальцев. – Кинси для наглядности продемонстрировала соответствующий жест. – Такая якобы послушная и милая, так что все вокруг начинают попадать под твои чары и относятся к тебе с предельной благосклонностью. Траумерих в тебе души не чает… или он старый ловелас, я еще не разобралась. Даже этот противный Амберс не осмеливается тебе слово поперек вставить.

– С чего ты взяла?

– Наблюдала. Я как ни скажу что-нибудь – он мне десять наставлений в ответ. А ты как ляпнешь какую-нибудь хитрую чушь – и он тут же замолкает, как послушная собачка. Ты будто всегда знаешь, как расположить к себе людей, чтобы они на цыпочках перед тобой ходили и все для тебя делали как бы. Вот как с системным администратором. Но я таких скользких дамочек знаю, – скривилась Лесси, – навидалась в жизни. И меня тошнит от такого типа людей. И тошнит от тебя.

«Все-таки зависть», – подумала Хельга. Вряд ли при всем продемонстрированном презрении Кинси не мечтала обладать тем же умением ладить с людьми, которое приписала Мантисс. Разъедало Лесси этой желчью нехило, раз она прибегла к методу с наркотиками. Наверное, и на прошлой работе от нее натерпелись такие же неугодные. Что она там рассказывала об уволенных любителях сексистских шуток?

Хельга собрала все свое красноречие, чтобы с достоинством объяснить Кинси простую истину: она никуда не уйдет с этого места, пока нужна (и пока не увидится с МС, но этого напыжившейся Лесси знать необязательно) и приносит пользу другу ее отца. Да не вышло излить заготовленное, так как в кабинет зашел Уильям. Он выглядел угрюмым, и его настроение контрастировало с пшеничной полосатой рубашкой, притягивавшей солнце и позитивные мысли.

– Доброе утро. Лесси, не могла бы ты выйти ненадолго, пожалуйста. Мне нужно поговорить с Хельгой наедине.

– А в другом месте говорить нельзя? Как можно так работать? – Кинси надула губы, но подчинилась.

Доктор Траумерих с недоумением поглядел в спину выходящей сотруднице и обратился к Мантисс с немым вопросом. Та пожала плечами:

– Она не в настроении. И вы тоже. Что случилось?

– Ты, как всегда, наблюдательна, Хельга. У нас… хм, возникла непредвиденная ситуация.

Уильям помялся с ноги на ногу, а затем присел. Если уж этот человек впал в мрачное расположение духа, то дело скверное. Мантисс постаралась не делать поспешных выводов, но ее пробрал холодок.

– Видишь ли… О тебе стало известно МС.

– Кто ему сказал?

– Никто. Он сам узнал, по его же признанию. Выхватил из сознания какого-то прибиравшегося в соседнем кабинете человека. И судя по тому, что этот человек едва ли называл про себя твое имя, МС узнал тебя по внешности. Он понял, что ты именно та восьмилетняя девочка, которая приходила к нему много лет назад. Теперь ему известно, что ты Хельга Мантисс и что ты работаешь здесь.

Бам! Выстрел в голову. У Хельги едва руки не затряслись, и она спрятала их под стол.

– Ну, узнал он обо мне… Разве это что-то меняет? – небрежно бросила она, хотя внутри все плясало. – Отомстить мне за поступки Эдгара Мантисса МС не сможет. Я с ним не контактирую. Позлится и успокоится…

– Ты не поняла. – Уильям смотрел мимо Хельги, словно боялся взглядом выдать лишние подробности. – МС не проявил враждебности по отношению к тебе. Даже хуже: он поставил условие, что не будет сотрудничать с нами в проведении экспериментов, если тебя не окажется рядом. Он хочет, чтобы Траумерих и Мантисс снова работали вместе.

Глава 4

Хельга надеялась, что Эдгар так никогда и не догадался, до какой степени она стала зависима от призрака МС. Отец, несомненно, понимал, какая травма была нанесена ребенку. Девочка едва ли когда-нибудь забудет странного незнакомца за стеклянной стеной. Как люди до конца не избавляются от воспоминаний о катастрофе или столкновении с преступником, так и Хельга, пропустив опыт общения с МС через себя, пожинала плоды в течение всей жизни. Во всяком случае, той, за которой еще живой профессор мог наблюдать. Девушка старалась поддерживать уверенность отца в том, что опыт был исключительно негативный и что она предпочитает поменьше думать о нем. И в целом… таким он и являлся по сути своей. Маленькая Хельга с дрожью вспоминала таинственного знакомого и замыкалась в себе, когда Эдгар просил рассказать о впечатлениях от последней встречи с МС. Она не желала возвращаться в те минуты, когда безобразное существо очутилось фактически у нее в голове, и пресекала любые попытки профессора задокументировать услышанное и прочувствованное ею.

Однако чем старше Хельга становилась, тем проще было возвращаться в прошлое. И тем любопытнее становились картинки, подкрепленные фантазиями и открытиями, которые детский разум не способен сделать. Хельга все еще воспринимала пережитое как неприятный инцидент, но… Вот же странность: не думать о нем казалось невозможным. Мысли об МС выстраивались в твердый стержень, вокруг которого Хельга сплачивала свои убеждения. Как будто невидимый умник затаился в тени и насмехался над неудачами девчушки. И та училась размышлять: а что бы сам МС предпринял в той или иной ситуации?

Вот одноклассница обещала выдрать Хельге все волосы, если та еще раз посмотрит в ее сторону. Впору обидеться или испугаться, да так ли повел бы себя МС? Он бы не устрашился угрозы, потому как наверняка знал, откуда на самом деле исходит эта злоба. И юная Мантисс задумывалась о предпосылках поведения враждебной школьницы.

Вот преподаватель, сцепив руки за спиной, объявляет о городском конкурсе и предлагает классу принять участие. Добровольное, по желанию. Но взгляд его выражает совсем другое, и МС обратил бы на это внимание. В действительности учитель сам выберет претендентов, если добровольцы не объявятся, и по его стремительно оценивающему взору можно даже предположить, чьи имена он назовет в ближайшие несколько минут.

И это только начало. Чем дальше, тем умнее становился невидимый МС… и тем отчаяннее Хельга билась над загадками поведения людей. Нельзя же отставать от этого хитреца! Образ опасного обитателя комнаты за стеклянной стеной превратился в нелюбимый учебник с задачами. Садиться за них ох как неприятно! Каждый раз юная Мантисс натыкалась на более сложное условие и ощущала себя жалкой, обессиленной девчонкой, пасующей перед трудностями. Но чем дальше она продвигалась, тем увереннее становилась. Призрак МС всегда стоял где-то на ступень или две выше, и Хельга стремилась подтянуться на ту же высоту.

Таким образом, все эти годы он словно находился рядом. Распалял фантазию, будил по ночам, дразнил из темноты, подсказывая, что сделал бы в безвыходной на первый взгляд ситуации, вынуждал Хельгу еще больше ненавидеть и вместе с тем уважать его. Если бы Мантисс спросили, почему она заинтересовалась психологией, ответ «Беру пример с отца» был бы лишь частичной правдой. В этом была вина и МС, чей непостижимый образ мыслей Хельга тщетно силилась познать.

Вот только ей хватало представлений об этом чудаке. До письма Уильяма Траумериха она никогда по-настоящему не планировала возвращаться в ту полутемную комнату, где Эдгар оставлял ее для общения с МС. Не ставила таких целей и ничего не делала, чтобы приблизиться к нетипичному институту и хранящимся внутри тайнам. Хельга фантазировала, что бы она сказала или спросила у монстра из детства, но сама не верила в то, что подобная то ли удача, то ли беда поджидает где-то в будущем.

Когда доктор Траумерих позвал Мантисс, а также помог ей влиться в работу института, в душе Хельги начали прорастать противоречия. Она была зависима от образа МС, но не от него самого. И оказавшись так близко к нему, отделяемая несколькими дверьми от оригинала, чьи мириады призрачных воплощений светили ей путеводными звездами, Мантисс и сама не знала, чего желает. Она не рвалась вновь переживать ужас коммуникативного акта с МС и одновременно не могла отрицать: если появится возможность встретиться с ним, упускать такой шанс было бы… попросту глупо. Не говоря уже о том, что у нее назрел весьма личный вопрос к старому знакомому. К чему бы это ни привело, Хельга не сумеет сказать «нет». Никогда.

Тот месяц, что Мантисс проработала в должности штатного психолога минус второго этажа, она пребывала в состоянии ребенка, которому запрещают заходить в страшную темную комнату с секретами взрослых. Ребенку и самому не особо-то хотелось туда, но чем больше ему запрещают, тем соблазнительнее мысль о крохотной вероятности подглядеть в щелку: что же там вытворяют эти взрослые и почему неприступность комнаты так важна для них?

А теперь случилось кое-что страшнее, отчего чаша весов еще сильнее склонилась в сторону контакта с МС. Просьба постоянного жильца минус второго опьянила Хельгу, и она всерьез задумалась: может, следует дать себе волю и ступить за порог запрета?

К сожалению, Уильяма ультиматум МС привел к еще более бескомпромиссной позиции. Он наотрез отказался вводить Мантисс в работу с объектом. Даже Амберс, казалось, в большей степени склонялся к обдумыванию различных вариантов, в то время как самый мягкосердечный сотрудник отдела категорично мотал головой и спокойным, но вместе с тем стальным голосом объявлял, что вопрос не подлежит обсуждению. Хельга не верила в однозначность мнения доктора Траумериха и искала брешь в его аргументах. Ведь он зачем-то сообщил ей о желании МС. Если Уильям с самого начала не собирался идти на уступки, зачем было делиться с ней информацией?

Выждать – вот правильное решение. И Мантисс постаралась унять зуд нетерпения и впала в спячку до момента объявления победителя. Она не была уверена, но полагала, что МС вполне может выиграть этот раунд упрямства. Он ведь совсем неуправляемый после ухода Эдгара, так где Уильяму совладать с ним? Единственное, что поможет доктору – волшебный метод профессора, который мог оказаться сочным плодом надежд и воображения. Но Хельга все равно не откроет и не изобретет его в ближайшие дни, какими бы жалостливыми глазами доктор Траумерих ни смотрел на нее.

Лесси будто набрала в рот воды и демонстративно игнорировала Хельгу, так что и поговорить с ней было нельзя. Мантисс искренне удивлялась такому поведению: разве не эта завистливая дамочка начала первой? И все же дочь профессора давно простила ее, показав на примере, каково это – быть предметом злых шуток, а Лесси продолжала дуться. Изумительная тактика: пенять на вину другого и делать вид, что всего произошедшего до этого «преступления» не случалось. Бесполезно намекать, что человек сам довел до этого, ведь для него точки «еще раньше моей обиды» больше не существует, а значит, собственные прегрешения не считаются.

Хельга заметила, как мало она контактировала с работниками верхних этажей, а также не позволяла некоторым сотрудникам минус второго втягивать себя в беседы. Исключение составляли встречи с Мантисс как с психологом. В каком-то смысле коллеги тоже были для нее лишь набором любопытных черт и загадок. Это стало неожиданностью для Хельги, веровавшей в собственную открытость. А на деле она подсознательно искала общества тех людей, которые были сильны и чем-то интересны. Даже подставившая ее Лесси, со всеми пороками, оказывалась цельной фигурой с любопытными чертами характера. Свой маленький круг знакомых Мантисс уже почти создала, оставался последний пункт.

Разрешат ей войти в комнату со стеклянной стеной?

– Зачем ему просить о таком? – подперев подбородок ладонями, произнесла Хельга. – Неужели из-за скуки?

Она нарочно подгадала, когда в офисе останутся оба доктора, чтобы услышать разнообразные мнения.

– Очевидно, – пробубнил Амберс, не глядя на говорившую. – А зачем Двенадцатый просит принести ему «Бремя страстей человеческих» Моэма? Или рассказать о самом большом кошмаре в жизни (шутник, лучше бы в зеркало посмотрел)? Все одно – скука.

Кондиционер шалил, и в помещении становилось душно. Этот кабинет, как и большинство на минус втором этаже, казался тесноватым. Впечатление усиливали громоздкие шкафы и три рабочих стола. Прибавить к картине дешевые энергосберегающие лампы, плиточный пол и отсутствие окон, и получится типичный кабинет отдела.

– Я бы, пожалуй, не был столь категоричен, – качнул головой Уильям. – Предугадать течение мыслей МС бывает непросто. У его просьбы может иметься скрытый мотив.

– Какая разница? Даже со скрытым мотивом все закончится как всегда: он устроит спектакль, повеселится, а потом ему вновь наскучит, и он попросит Мантисс уйти. Но если он не получит своего, все может стать еще хуже.

Амберс день ото дня впадал во все большую меланхолию и злость. Он огрызался по малейшему поводу и часто отмалчивался, когда требовалось его участие в разговоре. Хельга видела, что Стива тоже снедали противоречия. Он имел представление, что будет, если уступить МС, и ужасно не хотел идти у того на поводу. Что может быть приятнее, чем обломать мастера манипуляции? Да вот не могло все складываться по желанию простых смертных. Нет, МС никогда не позволил бы суровым ученым навешивать запреты, не отомстив им за непослушание. Хельга догадывалась, что обитатель минус второго изводил докторов тем сильнее, чем непоколебимее они стояли на своем. И Амберс начинал уставать.

Зато «нет» доктора Траумериха, наоборот, крепло с каждым днем. Да такими темпами, что очередному отрицанию Мантисс верила меньше предыдущего.

– Он что-нибудь еще говорил? – поинтересовалась Хельга.

Однако на этот раз Уильям не намеревался покладисто отвечать на все ее вопросы.

– Это не так уж важно. Выходки МС – наша забота. Я бы не хотел, чтобы его слова отвлекали тебя от работы.

Вот только доктор Траумерих рассказал Хельге о просьбе МС, из-за чего в ней уже поселилось волнение. Поздно пятиться теперь, когда ростки взошли, причем семена посеяны его же, доктора, рукой.

– А чего вы на самом деле желаете? – Мантисс избрала смелый подход – удар в лоб. – Уверена, вы хотите, чтобы МС угомонился, но ведь он этого не сделает. Вы обсуждаете с доктором Амберсом, но решение не приходит. Поэтому вы поделились проблемой со мной, как будто просите у меня совета. Но я не могу его вам дать, потому что он вам не понравится. Вы тянетесь к нему и заранее отвергаете. Это порочный круг мазохизма.

– Я допустил ошибку, что передал тебе слова МС, я знаю. Но в ответе за него все еще мы двое, тебе же не нужно ломать голову над этим предметом.

– Или вам не хватает свежего взгляда?

Уильям растерянно повел плечами. Амберс одобрительно хмыкнул, но тут же вновь погрузился в тревожные думы.

– А теперь проанализируйте все, что вы знаете об МС, и скажите: что будет, если я один разок заскочу к нему в гости?

– Получив просимое с такой легкостью, он станет еще более непослушным, – вместо доктора Траумериха ответил Амберс, и его коллега кивнул в подтверждение.

– Но вы же все еще не принесли ему книгу Моэма? Сколько лет МС выпрашивает ее? И сильно ваш отказ сдерживает его неугомонную натуру? – Хельга сложила руки на груди. – Думаю, вряд ли. Отец рискнул бы.

– Я никогда не одобрял его поступка семнадцать лет назад, чтобы ты знала. – Уильям сдвинул брови к переносице. – Это было безответственно.

– Может быть. Но сейчас совсем другая история. К чему вы вспомнили прошлое?

– А к чему ты вспомнила отца?

«Потому что Эдгар обладал необходимой решительностью», – невесело подумала Хельга. Он мог поступиться осторожностью ради результатов. Какой же идеальный дуэт правил балом раньше: терпеливый и привыкший взвешивать каждый шаг Уильям Траумерих и неудержимый человек действия Эдгар Мантисс. Лед и пламя, так удачно дополнявшие друг друга. Пусть между ними не существовало ни настоящей дружбы, ни открытой вражды – благодаря различиям в характерах они обозревали все дали горизонта. Амберс не обладал нужными качествами, чтобы уравновешивать коллегу. Может, потому МС и просил привести дочурку профессора, что однообразие ежедневного общения с докторами, близкими по духу, утомляла его?

Но все это предположения, а правда… как всегда, заседала там, куда Хельгу не пускали. Как многогранна и таинственна эта жизнь! И почему кто-то до сих пор позволяет себе маяться от скуки?

– Я могу притвориться, что не помню ваших слов или занимаю нейтральную позицию, но это было бы неправильно с моей стороны. Я считаю, вы допускаете ту еще растрату потенциала, который следует выкачать из ситуации. – Мантисс чувствовала, что они все не до конца откровенны друг с другом и каждый мог бы сказать больше, чем ему позволяли страхи, вежливость и этикет. – Устроить встречу – убить разом кучу зайцев. В МС остепенится бес – плюс. Вы сможете не нервничать на работе – плюс. А о своей выгоде я говорила вам раньше, доктор Траумерих. – Хельга намекала на личный вопрос к МС, но не пожелала высказываться при Амберсе во избежание лишних расспросов. – Беседа с ним и для меня обернется плюсом. Все довольны. Или условно довольны, потому как обязательно вылезут разные «но». И все же мы сдвинемся с мертвой точки. Отказ на основании призрачных опасений или принципов вынуждает нас топтаться на месте. Мы не двигаемся вперед, не отъезжаем назад.

– Поверь, так поступить необходимо…

– О нет, доктор Траумерих, не используйте против меня аргументацию догмой! Я эти уловки знаю и даже из уважения к вам не стану притворяться доверчивой девочкой! Лучше объясните, почему так необходимо? Из-за принципов?

– Тут дело не в… принципах. – Уильям усердно потер переносицу, словно то была лампа с джином, который обязан взмахом полупрозрачной конечности развеять неприятности по ветру. – Эти «но», о которых ты упомянула, перекрывают собой все плюсы. Бес не угомонится, – он, вероятно, выйдет на новый уровень издевательств. А еще мы два года не водили к МС добровольцев, потому что он вел себя… крайне агрессивно во время последних встреч с людьми.

– Уильям… – предупредил Стив, но доктор Траумерих поднял ладонь.

– Ничего, пусть услышит это. МС – неуравновешенное и озлобленное, асоциальное создание. Он доводил людей до состояния панического ужаса прямо во время сеансов, и это, бесспорно, была катастрофа. Мы их прервали, отрубив МС связь с посторонними. Он общался только с ведущими его дело докторами. И он, без преувеличений, продолжает отравлять нам жизнь. Но мы не знаем, как МС поведет себя, если к нему снова привести незнакомого человека.

– Но меня он уже знает.

– Не совсем так. Он знает восьмилетнюю девочку, которая показывала ему свои рисунки. – От слов Уильяма Хельгу кольнула ностальгия. Как же давно это было… – А сейчас ты выросла и изменилась. Ты не стала новым человеком, это правда. Но ты другая. Сколько ошибок ты совершила за прошедшие семнадцать лет? А в скольких раскаиваешься? Скольких людей ты обидела? Сколько возможностей упустила? Ведь это первое, на что он обратит внимание.

Мантисс готова была рассмеяться. Неужели он правда такой? Столько горечи, столько негатива в разговорах об этом чудаке. И сколько желчи люди вкладывают в две буквы его имени, с каким отвращением выплевывают их изо рта. Заслуженно ли? Ей хотелось увидеть это средоточие ненависти собственными глазами, чтобы доказать себе и окружающим: злыми без причины бывают только демоны, а МС далеко не демон. Определенно этим заисследовавшимся докторам не хватает свежего взгляда.

– Все равно. Мой ответ – «да» встрече. Ваш ответ – «нет». Доктор Амберс? – Хельга по очереди указывала на людей сложенными пальцами.

– Н… не знаю, – промямлил Стив.

– У нас три разных мнения. Хоть жребий вытаскивай. – Хельга убрала волосы с глаз. – Только почему мы исключаем возможность третьего варианта? Мы не живем в черно-белом мире, где любое решение ограничивается лишь выбором одного из двух. Узколобый подход, не находите?

Абмерс все же не выдержал, подскочил к кондиционеру и попытался его настроить. Уильям постукивал пальцами по коленной чашечке и посматривал то на Мантисс, то на плакат за ее спиной.

– Например, можно устроить встречу через транслирующее устройство, – продолжила Хельга. – Это не «да» на просьбу МС, потому что он хочет личной встречи. И не «нет». Или почему бы не поставить МС особое условие, которое вынудит его самого переформулировать просьбу? Зачем мы отказываемся думать об альтернативе? О гибриде двух решений, о новой перспективе…

На секунду Хельге показалось, что она увидела заинтересованный блеск в глазах доктора Траумериха. Но лишь на секунду.

– Пока оставим как есть, – вздохнул Уильям.

Мантисс едва не взорвалась изнутри от его твердолобости. И долго они так продержатся?