Текст книги "Укрощение повесы"

Она вытянулась на подушках, под тонкими одеялами отчетливо вырисовывалась ее грудь. Роб тут же вспомнил, каково было к ней прикасаться, чувствовать под языком шершавый сосок. И как она стонала от удовольствия, когда он посасывал ее грудь.

Все его тело снова мучительно напряглось. Внезапное решение поступить по чести давалось нелегко. Он резко отвернулся от соблазнительного зрелища и взялся за край стола. Пытался читать забрызганные чернилами бумаги, но не видел букв – перед глазами стояла Анна. Он слышал, как она дышит и как шелестят простыни, когда она поворачивается.

Он нетерпеливо распустил шнуровку на бриджах и сомкнул пальцы на болезненно твердой мужественности. Закрыв глаза, представил, что Анна в его руках, ноги приглашающе расставлены, кожа обнажена – и резко потер член, раз, другой, третий, пока не испытал мало-мальского облегчения.

Он не делал этого с зеленой юности, а в Соутворке и подавно не испытывал недостатка в женщинах. И хотел он вовсе не этого – он хотел Анну, хотел быть в ней целиком и полностью, обладать ею, однако пока придется удовольствоваться подобным.

Чувствуя себя чертовски неудовлетворенным, Роб быстро сполоснулся холодной водой, что оставалась в тазике, и взял свежую рубашку. Внезапно в дверь постучали – слишком громко в послеобеденной тишине. Роб быстро глянул на Анну. Она нахмурила лоб и сползла под одеяло, но не проснулась.

Он схватил со стола кинжал, спрятал его в опущенной руке и заторопился к двери. В такой час никто не должен был его тревожить. Для большинства жителей Соутворка еще слишком рано, а за комнату он всегда платит вовремя. Роб приоткрыл дверь на дюйм и посмотрел на незваного гостя.

На пороге стоял слуга в черной с золотом ливрее, указывающей на его принадлежность к дому Уолсингема. Его взгляд метнулся через плечо Роба, словно он хотел заглянуть в комнату; у госсекретаря все слуги – и лакеи, и служанки, и даже мальчики-посыльные – были натренированы наблюдать, а затем докладывать об увиденном.

Но Роб загородил узкий проход своим телом, а он был много выше слуги.

Мальчишка ухмыльнулся, отвесил ему краткий поклон и протянул аккуратно сложенную и запечатанную записку:

– Сообщение от господина секретаря, мастер Олден.

– Он не мог сообщить раньше? – поинтересовался Роб, выхватывая у него письмо. – Что-то с трудом верится.

– Господин секретарь ничего не забывает. И ничто не ускользает от его внимания.

Роб закрыл дверь и прислушался. Дождался, пока стихнут шаги, и только тогда вернулся в комнату.

Анна уже не спала. Она лежала в постели и молча смотрела на него. Ее лицо вновь выражало напряженную подозрительность, мирное, спокойное выражение исчезло, словно его никогда и не было.

Роб прислонился спиной к двери и посмотрел, как она садится среди простыней и подушек. Она отбросила волосы и плотнее завернулась в шемизетку.

– Тебе прислали поручение? – спросила она.

– Только одно – убедиться, что ты вернулась домой в целости и сохранности.

– В этом нет необходимости. Я хорошо знаю дорогу, и у меня есть еще свои дела. – Она скользнула к краю постели и, свернув мешающие юбки, оголила ноги. Роб с восхищением наблюдал, как она разгладила свои чулки и аккуратно затянула подвязки. Потом нашла свои туфли и стала оглядываться в поисках жакета.

Роб снял его со стула и растянул в руках, предлагая надеть. Она на мгновение заколебалась, словно боясь какого-то подвоха, но потом приняла его помощь. Она стояла совершенно неподвижно, пока он убирал из-за воротника ее волосы и разглаживал длинные пряди.

Ну вот, она снова начала осторожничать. Это причинило ему боль, хотя он и понимал, что у нее есть все причины его опасаться. Она и должна относиться к нему подозрительно.

Анна мягко стряхнула его руки и стала собирать рассыпанные по полу шпильки.

– Мне надо разобраться с матушкой Нэн, пока у нее не началось «горячее время». Она не заплатила аренду, хотя клиентов у нее, как всегда, более чем достаточно.

Роб потянулся за своим дублетом.

– Позволь, я тебе помогу. При желании я могу быть очень убедительным.

Анна оглянулась через плечо:

– Да уж, это верно. И я не сомневаюсь, что матушка Нэн тоже тебя отлично знает. Что ж, хорошо, идем со мной. Но ты не должен чувствовать себя обязанным.

– Обязанным? – Это было последнее, что он чувствовал к Анне Баррет.

Она подошла вплотную и прижала ладони к груди, где раскрывался дублет. Поднялась на цыпочках и легко поцеловала.

– Я провела очень приятный день, Роберт. Спасибо.

Просто приятный? Она действительно так думает? Роб поймал ее за руку и дернул в свои объятия. И поцеловал со всей силой и страстью, выпуская наружу чувственный голод, который снедал его тело. Языком проник в ее рот, пробуя ее на вкус, и Анна мгновенно ослабела, привалилась к нему. Вцепилась в плечи, чтобы не упасть.

Он испытывал безумное желание подхватить ее на руки, бросить на постель и заняться любовью. Предыдущие кувыркания только разожгли его тлеющий огонь в горящую страсть и чуть не превратили в пепел обоих.

Но в последний миг ему удалось удержаться. Он отстранил Анну и посмотрел на нее. Ее глаза были широко распахнуты, ярко-розовые, влажные от поцелуев губы полураскрыты.

– Нам пора уходить, – хрипловато произнес он.

– Да, – прошептала она. – Нам определенно пора.

Глава 8

– Анна? Это ты?

Анна, только поставившая ногу на нижнюю ступеньку лестницы, замерла и безмолвно выругалась. Она так старалась не наделать шума: неслышно вошла через садовые ворота и, сняв туфли, босиком прошла в дом. В это время дня отец чаще всего был в таверне или еще где-то развлекался, но она не хотела рисковать. Не сейчас, когда она в таком смятении.

В доме было так тихо и пусто, но отец тем не менее оказался дома. Его голос слышался из-за полуоткрытой двери гостиной.

– Анна? – снова позвал он.

– Да, это я, отец, – ответила она. – Боюсь, дела заняли больше времени, чем я думала.

– Проходи, погрейся у огня. У нас гость.

Гость? Меньше всего ей сейчас хотелось болтать с кем-то из отцовских друзей, вести спокойный и безмятежный разговор, как будто ничего не случилось. Как будто ничего не изменилось.

– Сейчас. Только приведу себя в порядок после улицы.

– Я не сомневаюсь, что ты отлично выглядишь! – В дверях появился Том и протянул ей руку. – У нас вино и разожженный камин и никаких великосветских гостей в дорогом атласе и изысканных прическах.

Анна покорно вздохнула и убрала под шляпку выбившийся локон:

– Хорошо, сейчас приду.

Она шагнула в гостиную и поняла, что у них в гостях Генри Эннис. Она не слишком удивилась. Они с отцом в последнее время сблизились, несмотря на разницу в возрасте, и Генри почти всегда околачивался у театра, когда она там бывала.

Она вспомнила его вчерашние слова, как он взял ее за руку и сказал, что хочет познакомить со своими родными. Она не раз слышала признания в любви от опьяневших актеров и научилась легко парировать. Протрезвев, они редко вспоминали о содеянном, а если и помнили, то сами над этим смеялись.

Но Генри смотрел на нее с такой болью, словно помнил каждую секунду и сожалел о ней. Как будто… как будто он вчера был серьезен. Он поднялся с места и отвесил ей низкий поклон.

– Миссис Баррет, – произнес он, – вы прекрасно выглядите. Прекрасней не бывает.

Все ее платье было в пыли и полном беспорядке. Она знала об этом и чувствовала себя странно неуютно – от того, как он смотрел на нее. Будто чего-то ждал. Она нервно отвернулась, чтобы поставить на столик корзину с бухгалтерскими книгами. Внутри зазвенели монеты – арендная плата, которую, благодаря уговорам Роба, матушка Нэн все-таки заплатила.

– Спасибо, мастер Эннис, – сказала она. – Надеюсь, вы хорошо провели время за разговором.

Отец сел в свое кресло и придвинул ноги ближе к огню.

– Генри говорит, что работает над пьесой.

– Неужели? – Анна села как можно дальше от очага. Она не сомневалась, что ее лицо еще хранит свидетельства страсти с Робом Олденом. Щеки горели, губы пощипывало. – Значит, вы хотите не только играть на сцене?

– Я не могу всю жизнь быть актером, – ответил он. – Но я хочу остаться в театре. Мне кажется, я играл достаточно разнообразные пьесы, чтобы знать, чего хочет публика, как вы считаете?

– Кровь – вот чего они жаждут, – заметил отец. – Крови, да побольше. Ну и немного комедии тоже не повредит.

– Нет, они хотят мелодраму, – запротестовала Анна. – Великую страсть, над которой можно всласть порыдать. Во всяком случае, леди хотят именно этого, а именно они приносят нам львиную долю выручки.

– Леди в первую очередь приходят посмотреть на красивых мужчин, таких как Генри, – со смехом сказал отец. – Верно, Генри?

Тот засмеялся. В свете камина Анна увидела, что он действительно очень красив и, безусловно, как и Роб, привлекает к ним публику. Густые золотистые волосы, греческий профиль, узкие бедра, элегантная одежда, как у любого придворного. Идеальный герой-любовник, олицетворение мужественной красоты.

Однако, глядя на него, она все равно оставалась странно равнодушной, будто восхищалась красивым гобеленом или резным креслом. Не чувствовала, что вот-вот взорвется, как бывало с Робом, когда, только посмотрев на него, она готова была кричать от вожделения.

Если она хочет снова стать благоразумной, ей стоит больше времени проводить с Генри и меньше – намного меньше – с Робом. Из-за него она начинала чувствовать себя живой, а это было самое опасное, о чем она только могла подумать.

– В моем произведении много крови, мастер Олвик, – сказал Генри. – Но чтобы доставить удовольствие и миссис Баррет, я прослежу, чтобы там была и мелодрама.

– Буду счастлив взглянуть, когда ты закончишь, – признался отец. – «Белой цапле» всегда нужны новые пьесы. Их не хватает, а публика обожает новинки.

– Я надеюсь, моя пьеса будет не хуже обычного уровня ваших авторов, – негромко произнес Генри. – Таких, как мастер Олден. Он очень популярен.

– Роберт – отличный драматург, зрители валом валят на его постановки, – ответил Том. – Но его перо не поспевает за их требованиями.

Из-за того, что он занят поручениями Уолсингема? Анна вспомнила, каким сосредоточенным и серьезным было его лицо, когда он покинул это паучье логово. И записка, которую он получил, когда думал, что она спит…

Он сказал, что работает обычным связным – шифрует и дешифрирует сообщения. А вдруг он занимается не только этим? О чем еще он умолчал?

Еще одна причина вернуться к благоразумию и держаться от него подальше. Но, кажется, она давным-давно израсходовала все запасы этого качества.

– Боюсь, мне уже пора, – сказал Генри, поднимаясь с кресла.

– Останься и поужинай с нами, – начал уговаривать его отец Анны. – Расскажи нам еще о своей пьесе.

– Спасибо за приглашение, мастер Олвик, но у меня назначена встреча, которую я не могу пропустить.

Анна порадовалась, что он уходит и в доме снова станет тихо и спокойно. У нее в голове такой кавардак, очень о многом нужно подумать.

А с другой стороны, может, лучше об этом вообще не задумываться, просто чем-то заняться, развеяться.

– Я провожу вас до ворот, мастер Эннис, – предложила она. Плотнее завернулась в шаль и вышла в сад вместе с Генри. Ее отец тем временем зажег трубку и удобнее устраивался у камина, намереваясь провести так весь вечер.

Уже совсем стемнело, темно-лиловое небо начало бледнеть по краям. Казалось, мир замер в ожидании темноты, которая станет сигналом к бурной ночной жизни Соутворка.

– Спасибо, что навестил отца, – обратилась она к Генри. – По-моему, с возрастом он все сильнее нуждается в общении, и хорошо, что у него есть дела, которыми он может заниматься.

– Мне нравится проводить с ним время, – ответил тот. – Особенно если это доставляет радость тебе, Анна. Для тебя я сделал бы что угодно – теперь ведь ты это знаешь.

Анна покачала головой и повернулась, чтобы идти в дом.

– Да, знаю, Генри. Польщена твоим вниманием, но…

Генри схватил ее за руку и дернул к себе. Его пальцы с силой сжимали ее руку, а глаза поблескивали в сумерках. Теперь ей от него не уйти. Он не отпустит.

– Мне жаль. Я рассказал слишком рано, – произнес он. – Надо было еще повременить. Но я просто не мог больше ждать.

– Генри, пожалуйста, – с отчаянием попросила Анна. – Почему бы нам не остаться просто друзьями, как раньше? Ты мне нравишься, но после своего первого брака я не… я не могу выйти замуж еще раз. У тебя же столько поклонниц – красивых женщин, которые достойны тебя куда больше, чем я.

Сминая рукав, он стиснул ей руку еще сильнее и притянул к себе.

– Их красота насквозь фальшива! А я хочу хоть раз в жизни получить что-то настоящее и истинное. Что-то, что на самом деле будет принадлежать мне.

У Анны защипало глаза от подступивших слез. Она так понимала Генри: она тоже жаждала получить что-то истинное, чего, она боялась, вовсе не существует. Иногда ей до боли этого хотелось.

Но она не была этим «чем-то». Не для любого. Теперь нет.

– Генри, нет, прошу тебя…

Ее мольбу резко оборвал поцелуй, его губы с яростью и страстью прижались к ее губам. Это не было так уж ужасно, она не давилась и не боялась, как во времена, когда ее муж выпивал и его одолевало похотливое настроение. В другое время этот поцелуй, может быть, даже ей понравился бы, как ухаживание красивого молодого человека, который считает ее доброй и истинной.

Но от поцелуя Генри она не улетала в иные миры, как случалось, когда ее целовал Роб. Он лишь высекал искру, но не разжигал пламя.

Анна с силой уперлась ему в грудь, пока не разорвала объятия. Генри отступил назад.

– Анна, – выдохнул он, явно шокированный своим поступком, и густо покраснел. – Мне очень жаль…

Она покачала головой, вытирая рукой мокрые губы.

– Мне пора возвращаться в дом. И когда мы в следующий раз встретимся, больше такого не повторится.

Она развернулась и побежала по садовой дорожке, прежде чем он успел что-то сказать или поцеловать. Закрывая дверь, она успела увидеть, что он все еще стоит у ворот и смотрит в ее сторону. Словно чего-то ждет. Какого-то жеста или чего-то подобного. И ей почти хотелось отреагировать.

Но она устала и проголодалась. Слишком много страсти для одного дня.

Отец по-прежнему сидел в кресле и, попыхивая трубкой, смотрел на мечущиеся языки пламени. Анна опустилась на стул напротив него и потерла ноющие виски.

– Мне кажется, Генри Эннис – прекрасный молодой человек, – произнес отец, не отводя взгляда от очага. – Он трудолюбив и не лишен амбиций. Он говорил мне, что у него есть дом за городом и однажды он туда уедет, когда удалится от дел.

– Да, я знаю. Там сейчас живут его мать и сестра, – ответила Анна.

– По-моему, он хочет добавить к ним еще и жену.

Она засмеялась:

– Актерам вообще не стоит жениться.

– Да, по крайней мере, некоторым. Они зачастую вспыльчивы и импульсивны и сразу спускают все, что зарабатывают. Но, кажется, Генри не из их числа. Леди стоит приглядеться к нему.

Неужели отец знает о том внимании, что оказывает ей Генри? Анна внимательно посмотрела на него, но тот ни намеком не выдал, что об этом думает и действительно хочет этого для нее. Он просто сидел и посасывал свою трубку.

– Соответствующей леди – возможно, – сказала она. – Ты куда-нибудь сегодня уходишь или мне послать Мадж в таверну за ужином? Я купила на рынке немного яблок для пудинга. Они маленькие и твердые, но сгодятся для отличного пирога.

– Да, пошли Мадж, если ты голодна. Я пропущу еще стаканчик и посижу тут чуток.

– Только не пей слишком много. Не на пустой желудок. Или мне придется посылать за доктором. – Анна поцеловала отца в щеку и повернулась, собираясь уходить. – Мне надо привести себя в порядок. Сегодня был очень длинный день.

Отец поймал ее за руку:

– Ты слишком много работаешь, моя дорогая. Говорю тебе, подумай о мастере Эннисе. Он даст тебе достойную жизнь, как ты того заслуживаешь.

– Не переживай за меня. Я сама могу о себе позаботиться и о тебе тоже. – Анна улыбнулась уверенной улыбкой и еще раз поцеловала отца, в глубине души уже не так уверенная в том, что говорила.

Роб кинул в огонь клочки пергамента и стал пристально наблюдать, как они превращаются в черные хлопья пепла, исчезая в небытии. Если бы можно было так же просто вычеркнуть из головы мысли, исторгнуть их из этого мира.

У него за спиной, в главном зале «Трех колокольчиков», привычно толпились постояльцы: напивались – тихо или буйно, спускали деньги за карточным столом и лапали служанок, за что получали по физиономии. В воздухе витали запахи жареного лука, дешевой говядины, пролитого эля и мокрой шерсти, мешаясь с едким дымом затопленного очага.

Но Роб ничего этого не замечал – все отдалилось, как птичье пение в голубой выси. Он сидел, сжимая руками подлокотники кресла, и молча смотрел на обугленные остатки послания Уолсингема.

Госсекретарь получил новую информацию о предателе – человеке, который хотел, прикрываясь театром, заработать на передаче сведений испанцам. Это был Том Олвик.

Отец Анны собственной персоной. И Робу поручалось отыскать улики, которые навсегда разрушат его жизнь и приведут предателя к заслуженной каре.

Роб откинулся в кресле и протянул ноги к огню, словно тот мог согреть его заледеневшее сердце. «Том, – подумал он. – Том, всегда такой приветливый и прозорливый, когда речь идет о пьесах, которые он продает публике. Он всегда знает, чего хотят зрители. Том в лучшем случае полупьяный и в последнее время все больше оставлявший свои дела Анне. Он действительно такой хороший актер, что за пьяными шутками может скрывать измену?»

Роб с силой потер подбородок. Конечно, Том мог и играть – любой, попавшийся в сети Уолсингема, должен быть искусным лгуном, иначе будет уничтожен. Но за свою жизнь Роб получил несколько горьких уроков и научился видеть суть вещей дальше того, что показывали миру другие люди. Он бы не смог без этого обойтись, работая на Уолсингема и трудясь на ниве писательства. Благодаря этой наблюдательности ему до сих пор удавалось остаться в живых.

Но Том не казался ни лжецом, ни актером. Да, безжалостный бизнесмен, но всегда справедливый к своим арендаторам и тем, кто на него работал. Давно успешный человек, теперь ищущий утешение в вине и эле из-за чересчур затянувшейся жизни.

Роб не верил, что он может быть шпионом. Значит, это кто-то из его окружения? Хорошо знакомый с его делами? Например, Анна?

– Нет, – пробормотал он, помня сладость ее поцелуя и удивление в глазах, когда она получала удовольствие. За острым языком и строгой одеждой она прятала нежность. Нет, Анна не могла быть предательницей.

И все же какое-то сомнение оставалось. Анна – умная женщина, и у нее есть доступ ко всем делам отца. В Соутворке поговаривали, что смерть мужа оставила ее без единого пенни и она была вынуждена вернуться домой.

Он должен рассмотреть все возможности. Часто истинным оказывается самое маловероятное.

Даже если предатель – не сама Анна, она может вольно или невольно помогать злодею. Он должен раскрыть правду и обо всем позаботиться, прежде чем это сделает Уолсингем.

Он много лет работал в секретной службе, избавляя королеву от всевозможных врагов, и уже стал мастером в таких делах. Он не позволит Анне Баррет затмить его разум или встать у него на пути. Слишком многое зависит от выполнения этого поручения.

Он услышал за спиной шаги – кто-то целеустремленно шел по липкому полу, выделяясь из общей какофонии, – и потянулся к кинжалу.

– Что за видения тебя посещают, когда смотришь на языки пламени? – поинтересовался Эдвард Хартли.

Роб расслабился и повернулся к другу. Эдвард, одетый в ярко-зеленый атласный наряд придворного, сильно выделялся в толпе таверны, но, как обычно, никто не посмел на него наброситься, даже чтобы украсть его одежду.

– Я просто решил посидеть в тишине и поразмышлять, – ответил Роб.

Эдвард поднял бровь и сел напротив.

– Здесь?

– В толпе мне лучше всего думается.

– А, значит, у тебя на уме нечто потрясающее. Сегодня гвалт еще хуже обычного, уж не говоря о запахе.

– Что-то ты сильно удалился от дома в такой поздний час. Прекрасная леди Элизабет уже покинула Лондон?

– Пока еще нет. Мы встречаемся с ней завтра вечером. – Эдвард отхлебнул из кубка, что держал в руке. – Я слышал, ты был сегодня на Ситтинг-Лейн.

– Был.

– Есть какой-то прогресс?

Роб пожал плечами:

– Наверное. Но ничего стоящего для меня.

– Ну, может, тогда я смогу оказать тебе кое-какую помощь. Мне передали, что в Лондон возвращается сэр Томас Шелдон – снова на мели и еще бесшабашней обычного.

– Вот как? – Роб с интересом выпрямился.

Томас Шелдон был давним врагом Эдварда. Хартли винил его в безвременной кончине своего брата и искал возможность поквитаться. Роб недавно выяснил, что Шелдон продает свою верность тому, кто предложит цену повыше. Возможно, он был замешан и в деле о предательстве, но вряд ли являлся главным действующим лицом. Для этого он слишком неловок.

– Может, теперь мы его возьмем, – сказал Эдвард. – У меня есть план, как устроить ему ловушку.

Это в наших общих интересах, и мне нужна твоя помощь.

– Считай, что ты ее уже получил. Что ты задумал?

– Мы с Элизабет собираемся устроить в Харт-Кастл прием на следующей неделе. Пригласили Шелдона и кое-кого из его друзей – я слышал, он собирается продавать свое поместье, что граничит с моим, и считает меня возможным покупателем. Мы заманим их на свою территорию и так просто уже не выпустим.

Шелдон был вороватым богачом и придворным подхалимом, который пытался насильно жениться на юной племяннице Элизабет. Девушка сумела от него сбежать и невольно свела помогавшую ей Элизабет с Эдвардом.

– И Шелдон принял приглашение?

– О да. Он всегда ищет способ выдвинуться, не говоря уже о том, что ему надо продать поместье. Кроме того, я помахал у него перед носом юными наследницами. Он ищет богатую жену с тех самых пор, как от него сбежала племянница Элизабет, и быстро заглотил наживку.

– И ты хочешь, чтобы я помог тебе его подсечь?

– В этом тебе нет равных, друг мой. И ты должен кого-нибудь с собой пригласить, чтобы помочь нашему небольшому сборищу. – Эдвард усмехнулся. – Эти несколько дней будут очень не бесполезны во всех смыслах.

– Кого-нибудь? – Роб снова уставился на огонь, будто там и вправду были видения. Сумеет ли он уговорить Анну на поездку в Харт-Кастл? Может быть, вдали от отца и его друзей, да и вообще от Лондона, он сумеет у нее что-то выведать. Возможно, удастся выяснить, замешаны ли она или ее отец в заговоре.

И тогда поймет, что делать дальше.

– Я приеду, – пообещал он.

Как можно упустить такую возможность. Игра уже началась, и он должен узнать ее окончание, даже если потом испытает невыносимые муки совести из-за Анны, из-за причиненной ей боли. Он уже давно выбрал свой путь. И должен пройти его до конца.