Текст книги "Грязные игры"

Глава 12

Хлопот у Дугласа было предостаточно – Бекки, вынашивающая его ребенка, Келли, предатели из совета директоров, сделка с Купером, договор о слиянии с телекомпанией «Фостерс».

Он прекрасно понимал, что должен расстаться с Келли как можно скорее. Необходимо поспешить хотя бы ради Бекки и их не родившегося еще ребенка. Но собраться с духом Дуглас никак не мог.

Встреча со Стэнли Биллмором, исполнительным директором телекомпании «Фостерс», была назначена на ближайший вторник. Дуглас работал не покладая рук, чтобы довести дело до конца. При этом о готовящемся слиянии в его собственной компании не знала ни одна живая душа, за исключением Зака Приста. Рисковать Дуглас не хотел.

Прист был одним из немногих, кому Дуглас собирался предложить высокий пост и в новой компании. Помимо него, Дуглас намеревался привлечь в нее Карсона и Толстяка.

Поначалу Холлоуэй не хотел скрывать детали слияния с телекомпанией от Карсона – не мог он поверить, что его старый друг способен участвовать в заговоре против него. Эндрю не раз в прошлом выручал его из самых щекотливых ситуаций, и уж тогда ему никто не мешал вонзить нож в спину коллеге. Однако Карсон этого не сделал.

И все же Дуглас не мог не согласиться с доводами Приста – чем меньше людей в курсе предстоящей сделки, тем лучше. У любого из директоров были секретарши, у тех имелись приятели, с которыми можно посплетничать за бокалом вина. По крайней мере хорошие репортеры из изданий «Трибюн» всегда умели заводить «дружбу» с секретаршами интересующих их боссов. По части нужных сведений секретарши – настоящее золотое дно.

И еще одно Дуглас знал наверняка: один посвященный в тайну человек непременно делится ею с другим, руководствуясь поразительной логикой: «Это строжайший секрет, поэтому я скажу только тебе».

Дуглас считал, что для группы «Трибюн» покорение телевидения просто жизненно необходимо. В этом смысле его критики были правы: другие мощные издательские группы в этом отношении их уже обскакали. Если не считать незначительной доли акций трех телекомпаний местного значения, то связь «Трибюн» с телевидением была минимальной. Верно, газеты группы приносили высокий доход, в особенности после жестких экономических мер, на которых удалось настоять Дугласу, однако большого будущего у них не было. Будущее – Дуглас был уверен в этом – безраздельно принадлежало телевидению.

Он уже представлял, какой будет его новая компания – «Трибюн коммюникейшнс». Специализироваться она станет как в газетном, так и в телевизионном бизнесе, а сам он займет пост председателя совета директоров. В усеченном виде сохранятся также советы директоров самой «Трибюн» и компании «Фостерс», однако подчиняться все будут «Трибюн коммюникейшнс», а следовательно, ему.

Труднее всего ему будет убедить руководство «Фостерс» в лице Биллмора, что в его же интересах уступить директорское кресло более молодому партнеру. Биллмору уже далеко за шестьдесят, и ему, конечно, не под силу управлять новой динамично развивающейся компанией. Пусть согласится на пост президента. При этом он может, разумеется, оставить за собой руководящую должность в «Фостерс».

Во время неизбежной реструктуризации «Трибюн» никто не помешает Дугласу избавиться от Гэвина Мейтсона.

Однако сейчас его беспокоила ситуация с двумя женщинами, главными редакторами двух его крупнейших газет. Уж слишком много времени он тратил на то, чтобы их разнимать. А обстоятельства складывались так, что Дуглас нуждался в услугах обеих. Пока, во всяком случае. Он твердо знал: если его поставят перед выбором, руководствоваться он будет исключительно соображениями финансовой выгоды. Он не мог позволить себе роскошь проявлять сентиментальность.

Карсон был уже в двух минутах от оргазма. Шэрон всегда определяла это с точностью до нескольких секунд. Она судила прежде всего по его дыханию, а также по лицу, характерно красневшему. Сегодня их соитие происходило в такой позе, что Шэрон видела его лицо.

«Черт! Ну до чего неудобно лежать спиной на жестком кухонном столе!» – подумала Шэрон, не забывая при этом учащенно стонать, имитируя приближение собственного оргазма.

Характерный гортанный звук, вырвавшийся изо рта Карсона, напомнил Шэрон, что ей тоже пора изобразить оргазм. Сегодня громкие крики удавались ей особенно легко – на жестком столе она чуть ли не в кровь стерла спину.

– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – спросил наконец Карсон, слезая с нее и застегивая ширинку.

Шэрон сползла со стола, запихнула выбившиеся груди в лифчик и опустила подол мини-юбки – никакой ерунды, вроде раздевания, Эндрю не признавал. Затем, пока Карсон наливал напитки, Шэрон достала из портфеля прозрачную папку с документами.

– Люди, которые без конца приходят к Бекки, все без исключения дизайнеры по интерьерам или архитекторы, – заговорила она. – Наиболее известный из них, Джон Сильверстоун, – самый модный сейчас лондонский архитектор у нуворишей и знаменитостей. Я распорядилась установить за ними слежку, и оказалось, что он, как и все эти дизайнеры, посещает один и тот же дом: Ист-Хит-роуд, 13, в Хампстеде. Там возводится совершенно сногсшибательный особняк. Настоящий дворец.

– Нужно проверить, кто его владелец, – быстро сказал Карсон.

– Что ж у меня, по-твоему, совсем мозгов нет? – фыркнула Шэрон. – Установить это было, кстати, не так просто. Держу пари, Энди, ты ни за что не угадаешь, кто им владеет. – Она игриво схватила его за мошонку. – Попробуй угадай!

– Я не в настроении играть в дурацкие игры, – прорычал Карсон.

– Ага, ты уже свое получил и больше, значит, играть не хочешь? – Шэрон сделала вид, что рассердилась. – Хорошо, тогда попроси как следует. Скажи: «Шэрон, лапочка, ответь мне, кто владелец этого дворца».

Карсон наклонился к ней так близко, что в нос Шэрон шибануло перегаром.

– Шэрон, мать твою, скажи, чей это дом, или я из тебя душу вытрясу! – проревел он, хватая ее за горло.

Шэрон никогда прежде не видела своего любовника в таком состоянии и не понимала, пугает ее это или возбуждает. Карсон выглядел так, точно и в самом деле был способен свернуть ей шею. Что ж, наконец ей удалось расшевелить его. «Значит, я ему все-таки не совсем безразлична», – с торжеством подумала Шэрон и тут же выпалила:

– Дом принадлежит Дэниелу Холлоуэю!

Карсон, оторопев, уставился на нее. Смысл фразы, похоже, дошел до него не сразу.

– Что ж, – сказал он наконец, – пора вводить в бой Келли. Очевидно, дом принадлежит Дугласу, но по каким-то понятным лишь ему причинам он предпочел оформить его на имя брата. Возможно, для того, чтобы Келли не наложила на особняк свою лапу. Найди способ известить дражайшую супругу Дугласа, что у него есть не только любовница, которая ждет от него ребенка, но еще и дворец стоимостью в несколько миллионов фунтов стерлингов. Но сделай это так, Шэрон, чтобы самой не засветиться. Ты поняла?

Говоря, Карсон не только оживлялся, но и возбуждался все больше и больше. Замолчав, он взял руку Шэрон и приложил к ширинке, под которой вырос внушительный бугор. Затем, распаленный страстью, он потащил Шэрон в соседнюю комнату, в свой кабинет.

Подскочив к столу, Эндрю включил персональный компьютер. Он был настолько возбужден, что, забыв об обычных мерах предосторожности, ввел свой личный пароль при Шэрон. «Браво», – не преминула заметить та и тут же смекнула, что все вышло весьма удачно.

На экране монитора возникло жесткое порно. Двое молодых мужчин в состоянии полной боевой готовности обхаживали с двух сторон грудастую девицу, размеры бюста которой поразили даже Шэрон. В тот же миг Карсон повалил Шэрон на стол, задрал ей сзади юбку и одним махом всадил в нее своего «молодца». Несколько минут спустя он, судорожно дыша, кончил и распростерся на Шэрон. Тишину в кабинете прерывали лишь вздохи девицы да возгласы ее партнеров, весело подбадривающих друг друга.

Немного отдохнув, Карсон снова провел Шэрон в гостиную и, усевшись рядом с ней на софу, обнял раскрасневшуюся любовницу за плечи.

– Это еще не все, – сказала она, не скрывая удовольствия от столь бурного выражения чувств со стороны Карсона. – Я подняла данные об отпусках и больничных листах Джорджины за годы работы в нашей газете и обнаружила, что несколько лет назад она проболела целый месяц. Меня это насторожило, потому что из компьютера сведения об этом стерты.

– Не забывай о том, кто наша главная цель, – напомнил Карсон. – Если мы избавимся от Дугласа, то с ним уйдет и Джорджина. У тебя, по-моему, из-за нее уже мозги отказывают.

Шэрон отпила из стакана немного виски с кока-колой (само собой разумеется – диетической) и сказала, сделав вид, что не расслышала слов Карсона:

– Журналистская интуиция подсказывает мне: тут дело нечисто. Столь продолжительный отпуск по болезни дают либо в случае психического расстройства, либо больным раком. И еще – наркоманам. В любом случае я из кожи вон вылезу, но выясню, чем страдала наша раскрасавица.

* * *

Сидя в такси, направлявшемся к ее дому, Шэрон погрузилась в раздумья. Неужели Карсон прав и идея расправы над Джорджиной превратилась у нее в манию? И что могло быть тому причиной? Ревность или соперничество двух блестящих журналисток?

Было время, когда ей казалось, что они с Джорджиной могут составить великолепную команду. Разумеется, при условии, что Шэрон станет главредом, а Джорджине достанется пост ее заместителя. Они замечательно дополняли друг друга: Джорджина умела ладить с людьми и выжимать из них максимум возможного, а Шэрон привнесла бы в их союз жесткость и бульдожью хватку.

В глубине души Шэрон понимала, что завидует не только внешности соперницы, но и аристократизму Джорджины. Классу, иными словами. Умению себя подать. А вот самой Шэрон ни дорогущие тряпки, ни дом в престижном районе, ни автомобиль, обошедшийся в целое состояние, не могли компенсировать то, что у нее всегда отсутствовало. Как говорила ее мать, «за деньги можно полностью изменить внешность и стиль, но класс – не купишь».

Когда Шэрон видела Джорджину, легко и непринужденно порхающую по редакционным кабинетам, у нее все внутри от зависти переворачивалось. В том, что касалось профессиональных качеств, Шэрон считала себя выше Джорджины, но как женщина отчаянно ей завидовала, а потому твердо решила биться до победного конца. Тем более что она пришла в «Трибюн» гораздо раньше соперницы. Главное – выжить Джорджину любой ценой, тогда она снова станет единственной и неповторимой. Не с кем сравнивать – нет и конкуренции.

Работать бок о бок они не смогут никогда. Джорджина должна уйти.

Шэрон всегда верила в поговорку, что долг платежом красен. Стоило ей оказать кому-нибудь важную услугу, и она уже считала, что ей по гроб жизни обязаны. Она позвонила Джейсону Роудсу, своему бывшему коллеге, который теперь сотрудничал с журналом «Базар». Роудс был перед ней в долгу.

– Джейсон, я хочу попросить тебя об одном одолжении. – Шэрон без всякого вступления сразу взяла быка за рога.

Джейсон ожидал ее звонка. Шэрон просила его об одолжении не впервые, однако он знал, что она будет это делать и впредь. Два года назад он по уши влюбился в несовершеннолетнего подростка, который к тому же состоял в отдаленном родстве с кем-то из членов королевской фамилии. Шэрон пронюхала об этом и, позвонив Джейсону, выложила все подробности: где и когда он встречался с малолеткой, как долго длилась их связь – и пригрозила опубликовать этот материал. Это грозило Джейсону тюрьмой. Он не знал, что для публикации у Шэрон не хватало доказательств и именно поэтому она сменила гнев на милость, заявив, что ради их старой дружбы не даст статье ход.

С тех пор она при необходимости не стеснялась обращаться к «старому другу».

Вот и сейчас Шэрон объяснила Джейсону, чего именно от него хочет:

– Интервью у нее ты должен взять в среду, двадцать третьего июля, в десять утра.

После звонка Джейсона Роудса из журнала «Базар» Келли была на седьмом небе от счастья. Он хотел сделать статью про нее с Дугласом, «самую очаровательную пару в издательском бизнесе», и сопроводить ее «домашними» фотографиями. Только сейчас Роудс улетал на две недели в Лос-Анджелес, поэтому интервью назначили на двадцать третье июля. Таким образом, у нее оставалось всего три недели на подготовку.

Келли тут же позвонила Ники Кларку.

– А мне плевать на ваши списки! – завопила она секретарше. – Пусть Ники сам возьмет трубку. Он должен меня принять в ближайшую среду в полдевятого утра.

Секретарша вновь терпеливо пояснила, что может лишь внести фамилию Келли в общий список, поскольку график Ники безмерно перегружен и расписан на две недели вперед. Исключений Кларк ни для кого не делает.

– Да вы хоть знаете, с кем говорите? – завизжала Келли. – Одно мое слово – и вас вышибут коленом под зад.

Бросив трубку, она решила обратиться к другому модельеру. Затем позвонила в салон «Чемпнис» и договорилась о полном комплексе процедур: массаж, маски, лечебные грязи с водорослями, педикюр. Оставалось решить, что она наденет в день интервью. Для съемок при дневном свете в официальной обстановке сойдут Диор или Шанель. Дома, в неформальной обстановке, подходящим будет Гуччи. А вдруг их захотят сфотографировать на приеме? Пожалуй, решила Келли, стоит купить на этот случай длинное алое платье с глубоким декольте от Валентино, которое она видела накануне. Всего три недели до интервью, а у нее столько дел!

Дугласу Келли решила пока ничего не говорить. К тому времени как интервью увидит свет, он и так узнает про ее беременность, придет в полный восторг и их отношения снова наладятся. Текст интервью она утвердит сама, а потом Джейсон может позвонить Дугласу на работу, чтобы использовать пару-тройку дополнительных цитат. Муж Келли ненавидел беседы с журналистами, тогда как Келли, напротив, приходила в восторг от подобной возможности обратить на себя внимание.

Во-первых, интервью, помещенное в столь престижном журнале, потакало ее непомерному самолюбию. Во-вторых, что несравненно важнее, Келли была уверена: Дуглас не сможет бросить ее, если она расскажет всему миру о том, как они счастливы, что ждут ребенка. Затеяв развод, он выставил бы себя на посмешище, а для него в жизни не существовало ничего более болезненного, чем насмешки. А какая это будет увесистая оплеуха Джорджине! Наконец-то эта газетная шлюшка поймет, кто тут правит бал, злорадно подумала Келли.

Войдя в кабинет Шэрон, Феретти тут же плюхнулся на софу.

– Вчера вечером Роджер сам позвонил мне, – горделиво поведал он. – Сказал, что страшно соскучился и хочет встретиться со мной в баре. А я ответил…

Шэрон не слушала. Любовные похождения Феретти ее совершенно не интересовали, и она всегда старалась пропускать его излияния мимо ушей. При этом, однако, она делала вид, что слушает очень внимательно. Пользы Хорек приносил много, и Шэрон предпочитала лишний раз не задевать его болезненное самолюбие.

Рабочий день близился к концу, и Феретти наконец встал и, подойдя к бару, налил себе и Шэрон выпивки.

– Как там дела у нашей стервочки? – полюбопытствовала Шэрон, воспользовавшись паузой, чтобы перевести разговор на свою излюбленную тему.

Феретти надулся.

– Я с ней не разговариваю, – обиженно процедил он. – Она противная. Она зарубила мою идею. «Угадай, чей крантик». Помнишь? Я предложил поместить десяток фотографий известных личностей и предложить читателям угадать, кому из них принадлежит какой крантик. Разумеется, мы напечатали бы только затушеванные контуры, а не фотоснимки настоящих членов, хотя все они есть в моей домашней коллекции. Так вот Джорджина отклонила мое предложение. Сказала, что оно безвкусное. Представляешь? Безвкусное!

– Тебе не удалось выяснить, что с ней было в течение того месяца?

– Я разговаривал с людьми, которые в то время состояли у нас в штате, но никто из них толком ничего не знает. Поговаривают, будто у нее когда-то подозревали рак, но потом оказалось, что тревога ложная. А исчезла она сразу после этого. Никому не говорила, что с ней произошло, да никто ее вроде бы и не расспрашивал.

– Пусть сыщик разузнает, кому и куда Дуглас посылал цветы в это время, – предложила Шэрон. – Он всегда пользуется услугами Полы Прайк из Айлингтона. У них в архивах должны сохраниться какие-то записи. Если эта стерва лежала в больнице, Дуглас вполне мог послать ей цветы. Тогда по крайней мере у нас будет за что зацепиться.

– Да, мысль неплохая, – кивнул Феретти.

– Какие ходят сплетни по поводу десятерых засранцев, которых я уволила? – осведомилась Шэрон.

Она имела в виду журналистов, состоявших в общем штате «Трибюн». Четыре дня в неделю они работали на «Дейли», а пятый – на «Санди». Шэрон выдвинула им ультиматум: либо они всю неделю работают у нее, либо пусть выкатываются к чертовой матери.

– Все очень огорчены, особенно наша дражайшая Джорджина, – ответил Феретти. – Беда лишь в том, – простодушно добавил он, – что обвиняют в случившемся не ее, а тебя.

Не успело последнее слово сорваться с его губ, как он горько раскаялся в своей болтливости.

Шэрон тигрицей соскочила с кресла и метнулась из-за стола. Встав посреди кабинета, она заорала:

– Как они смеют обвинять меня, эти уроды? Да я этих раздолбаев всех поувольняю! Почему они считают, что эта гребаная сучка тут ни при чем? Отвечай, мать твою! – Глаза ее метали молнии.

Феретти настолько перепугался, что боязливо втянул голову в плечи. Он забыл стряхнуть пепел с сигареты, который провис длинной колбаской, грозя вот-вот свалиться ему на брюки.

– Я хочу знать поименно всех, кто меня обвиняет! – продолжала вопить Шэрон.

«Ну вот, опять из меня доносчика делают», – подумал Феретти, поймав блокнот, который бросила ему Шэрон. И тут же не без злорадства начал вспоминать, кто был с ним не слишком любезен в последнее время.

Вечер пятницы, конец рабочей недели. Джорджина валилась с ног от усталости. Сев в машину, она позволила себе отвлечься от раздумий и просто посматривать по сторонам, на жизнь вечернего Вест-Энда. Автомобили еле ползли по запруженным улицам, из театров валили толпы людей. Джорджина с грустью попыталась вспомнить, когда была в последний раз на спектакле.

Под фонарем пристроилась парочка влюбленных. Не обращая внимания на прохожих, они страстно целовались, причем молодой человек обеими руками тискал ягодицы девушки. В душе Джорджины шевельнулось неясное чувство. На мгновение ей тоже захотелось ощутить мужскую ласку. Выпадет ли ей когда-нибудь такой случай? И действительно ли она хочет этого?

Джорджину беспокоила Белинда. Подруга устала от необходимости скрываться, отчаяние и обида порождали бесконечные ссоры. Джорджина вдруг подумала, что, будь ее любовником мужчина, она могла бы проявлять свое отношение к нему не таясь. Они бы спокойно возвращались домой, а утром вместе уходили на работу. Она тяжело вздохнула – день выдался сложный.

Увольнение десятерых репортеров потрясло ее. Битых две недели она пыталась доказать Шэрон, что делать этого нельзя, но так и не сумела отстоять свою правоту. Если увольнение проводилось в рамках плана реорганизации деятельности «Трибюн», разработанного Дугласом, то должно было закончиться почти неминуемым крахом. Оставшись с Дугласом с глазу на глаз, Джорджина так ему и заявила:

– Дуглас, я считаю, это настоящее самоубийство. Неужели вы этого не видите? Тиражи всех наших выпусков начали стремительно падать. Я уверена: снижение интереса к нашим изданиям связано в первую очередь с падением уровня мастерства журналистов. Мы должны повышать его, а не освобождаться от лучших авторов. Читатель становится более разборчивым, это очевидно.

Увы, добиться, чтобы Дуглас ее понял, ей тогда так и не удалось.

Сейчас же она чувствовала себя настолько разбитой, что мечтала лишь об одном: вернуться домой и устроиться на софе с огромным бокалом охлажденного вина…

Затренькал мобильный телефон. Звонила Белинда.

– У тебя совсем измученный голос, – взволнованно сказала она. – Что-нибудь случилось?

– Нет, обычная история, – ответила Джорджина. – Шэрон выгнала сразу десять журналистов, которые готовили для меня статьи. Один из них только вчера узнал, что у его жены рак груди. Шэрон поступила бесчеловечно, но не это главное. Все они первоклассные авторы, и я теперь даже не представляю, как обойтись без них.

– Ты меня очень тревожишь, Джорджи, – призналась Белинда. – Не стоит тебе так убиваться. Все уже говорят о том, что Дугласа скоро выживут. Ходят слухи о готовящемся слиянии, о заговоре за спиной Дугласа, который возглавляет Гэвин. На твоем месте я бы подала в отставку.

– Но я не могу бросить Дугласа в беде – слишком многим ему обязана, – вздохнула Джорджина.

Она не раз задумывалась, удерживает ли ее что-нибудь в «Трибюн», кроме чувства признательности. Джорджина часто вспоминала, как он спас ей жизнь, вернувшись в ее квартиру той злополучной ночью. Много раз она пыталась бросить все и уйти из «Трибюн», но всякий раз Дугласу удавалось отговорить ее от этого шага.

У нее с Дугласом было много общего. Оба вышли из низов, оба были в Англии иностранцами, оба завоевывали Лондон. Дугласа подгоняла жажда власти. Деньги лишь помогали ему добиться высокого положения. «Работать и только работать» – таков был его девиз.

– Главное – это цель, которую ты перед собой ставишь, – сказал он несколько лет назад Джорджине, когда они остались наедине. – А уж добиться ее куда проще. Нужно только помнить о том, что такое мощь и сила настоящей власти. И еще: если ты желаешь ее сохранить, то должен навсегда отказаться от жалости и сантиментов.

– Неужели вы никогда не испытываете мук совести? – спросила Джорджина.

– Я всегда считал и продолжаю считать, что нужно по возможности поступать честно и порядочно, – высокопарно изрек Дуглас, – хотя порой приходится совершать поступки, которые могут кому-то показаться дурными. Нельзя быть хорошим всегда, во всем и для всех. Как только люди подмечают, что ты даешь слабинку, они тут же начинают этим пользоваться. А цель обычно оправдывает средства.

– Но власть без авторитета тоже таит в себе опасность, – заметила Джорджина. – И немалую. Если окружающие не уважают вас, вы становитесь беззащитны, ибо в случае нападения врагов никто не придет к вам на помощь…

Белинда прервала поток ее воспоминаний:

– Джорджи, неужели ты не понимаешь, что Дуглас тебя использует? Неужели, видя, как он позволяет Шэрон измываться над тобой, ты продолжаешь ему доверять? Взять хотя бы этих уволенных журналистов. Это просто чудовищно! Ты прекрасно знаешь, что Шэрон хочет руководить «Дейли» и «Санди» одновременно, причем события развиваются таким образом, что все к этому и идет. И Дуглас, безусловно, в курсе. Почему он не положит конец ее безобразиям?

– Он клятвенно заверял, что меня никто и пальцем не тронет, – мрачно ответила Джорджина. – Кстати, именно благодаря ему я получила эту должность. Я доверяю ему. Наверное, у него есть основания для того, чтобы позволять Шэрон такое. У Дугласа масса недостатков, но на предательство он не способен. Нет, он меня не выдаст. Он человек честный.

– Не будь такой легковерной, – укоризненно сказала Белинда. Потом, чуть помолчав, спросила: – Может, заедешь ко мне вечерком? Для разнообразия.

Джорджина уже подъезжала к своему дому, и мысль о том, чтобы ехать куда-то еще, ее совершенно не вдохновляла.

– Нет, Белинда, только не сегодня. Я и правда чувствую себя совершенно разбитой…

– Как хочешь, – отрезала Белинда, и телефон замолчал.