Текст книги "Дитя клевера"

Аманда Проуз
Дитя клевера
Роман

 
Наконец-то
Я встретил ее!
И душа в тот же миг встрепенулась.
И любовь, что так долго берег,
С новой силою в сердце проснулась.
 
 
Я смотрю в синеву и не верю глазам,
От любви и желания таю.
Как цветут клевера по лугам,
Так и я с каждым днем расцветаю.
 
 
Ты – мечта, что сбылась наяву.
Я щеки твоей нежно касаюсь.
Столько лет я на свете живу,
А с мечтою впервые встречаюсь.
 
 
Наконец-то
Я встретил тебя!
Мы в преддверье желанного рая.
И улыбка, улыбка твоя,
Мне так много она обещает…
 

Полю и Стиву,

которые наконец обрели то,

о чем так долго мечтали

27.10.13

* * *

Amanda Prowse

Clover’s Child

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Copyright © Amanda Prowse, 2013

© Красневская З.Я., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Э“», 2017

Пролог

Старик сидел на террасе в кресле-качалке и задумчиво смотрел на огни, мерцающие над водами залива. Было уже поздно. Ночное небо почти слилось с морем, образуя единое целое у самой кромки горизонта. Тишину, царящую вокруг, нарушало лишь кваканье лягушек да нестройное стрекотание сверчков. И все же он любил это время суток! Ему был приятен солоноватый бриз, дующий с моря прямо в лицо. Поплотнее укутав ноги клетчатым пледом, он взял в руки витую морскую раковину и положил ее себе на колени, потом осторожно прошелся смуглыми пальцами по всем изгибам и впадинам. И чему-то улыбнулся.

– Ну и денек сегодня выдался, дорогая! Такой не скоро забудешь…

Глава первая

На дворе зверский холод. Тротуар покрылся тонким слоем изморози, похожей на сахарную пудру. Январский ветер с залива пронизывает насквозь. Ветер такой колючий, что, кажется, еще немного, и он исцарапает все лицо. На рейде рядом с пирсом стоит большое судно. Корпус выкрашен темно-серой с красноватым отливом краской, тяжелый неповоротливый клюз находится в постоянном движении, царапает стену мола, сопровождая каждое соприкосновение с нею громким скрежетом. Какой-то матрос на лихтере прилежно отслеживает подъем воды. Свинцовые, нависшие почти над землей тучи грозят в любой момент разразиться мощным ливнем. Дот Симпсон и Барбара Харрисон взгромоздились на швартовые тумбы и удобно устроились на их плоских крышках; тумбы выстроились в несколько рядов вдоль всей бровки пирса. Девушки любят приходить в порт. Они прибегают сюда в любую погоду, зимой, летом, в любую пору года. Детьми они всегда придумывали себе тут разные игры. Причем швартовым тумбам в этих детских играх всякий раз отводилась своя, особая роль. То они выполняли функцию стульев на воображаемых чаепитиях, то выступали в качестве форпостов, таких своеобразных защитных рубежей в ходе разыгрываемых баталий. Когда девочки повзрослели, то у них появилась новая забава: густо намазав защитным кремом свои физиономии, они отправлялись на пирс с отражателями из фольги в руках. С помощью этих незамысловатых приспособлений они пытались поймать ускользающие солнечные лучи. Однако сегодня вечером точно не до игр! Рукава курток и свитеров опущены до самых кончиков пальцев, сильные порывы ветра в спину заставляют тела наклоняться вперед. Переговариваясь друг с другом, девчонки все время срываются на крик, отчаянно пытаясь перекричать рев ветра.

– Чертовски холодно, да?

– Ужасно! Дот! Ты только взгляни! Сигарета намертво приклеилась к моей губе.

Барбара широко раскрыла рот, демонстрируя подруге, что сигарета торчит во рту сама по себе, без всякой поддержки. Обе громко расхохотались: зрелище действительно было забавным. Впрочем, девчонки любят посмеяться и не упускают повода, особенно когда сходятся вместе. Главное, чтобы было смешно… Впрочем, еще чаще они смеются просто потому, что молоды, свободны, потому что им хорошо вместе… И вообще, жизнь прекрасна!

Матрос, заметив девушек, весело помахал им с палубы, и они тоже помахали ему в ответ и тут же зашлись в новом приступе смеха. Парень смотрелся представительно в своей темной шерстяной шапке и куртке защитного цвета, украшенной спереди двумя рядами блестящих пуговиц. Он проворно, насколько это позволяли его тяжеленные бутсы, пробежался по палубе, ловко цепляясь за поручни, слез вниз по металлической лестнице и спрыгнул на набережную.

– Ты только взгляни на него! Он уже здесь!

Барбара моментально отлепила сигарету от губы и отшвырнула ее в сторону. Ветер тотчас же подхватил окурок, взметнул его ввысь и понес дальше, пока он не зацепился за волосы Дот и не запутался в них.

– Пресвятая Богородица! Ты что, с ума сошла? Хочешь устроить у меня на голове пожар, да?

Дот принялась энергично дубасить руками по голове, пресекая в зародыше возможные искры пламени. Барбара же в это время, сидя на своем импровизированном стуле, только корчилась от смеха, даже слезы выступили на глазах. Но стоило моряку приблизиться к ним вплотную, и обе девушки моментально сделались серьезными. На всякий случай даже напустили на себя неприступный вид. В конце концов, они с ним не заигрывали! Никакого кокетства с их стороны… И наверное, зря, подумал каждый из троицы.

– Привет! – проговорил матрос густым баритоном, в котором отчетливо послышался прибалтийский акцент.

Барбара ответила на приветствие простым взмахом руки.

– Я в ваших краях впервые, – доверительно сообщил матрос. – Задержусь здесь на несколько дней. Не против, леди, если я приглашу вас в бар пропустить по стаканчику?

– Мы не употребляем спиртного! – с ходу отрезала Барбара и поспешно отвела глаза в сторону. Отказ должен быть решительным и не вызывающим сомнений.

– Но хоть скажите, как вас зовут? – не унимался парень.

– Меня – Конни Френсис, а ее – Грейс Келли! – пошутила в ответ Дот, смерив молодого человека пристальным взглядом.

– Очень приятно познакомиться с вами! Конни! Грейс! А меня зовут Рудольф Нуриев.

А что? Парень с ходу вступил в игру! Совсем даже неплохо! Можно поупражняться в словесной пикировке еще немного.

– Как смотрите, девушки, если вместо бара я приглашу вас в кино?

Обе девушки спрыгнули со своих тумб и взялись за руки. Дот слегка откашлялась.

– Это очень любезно с вашей стороны, мистер Никаболлоков, но нам уже пора домой! Чай стынет!

Бросив незадачливого кавалера торчать на продуваемом всеми ветрами молу в гордом одиночестве, девушки стремглав понеслись прочь с пирса. И всю дорогу домой весело смеялись и дурашливо переспрашивали друг у друга:

– Так ты и в самом деле Грейс Келли, крошка?

– А ты кто?

Где-то спустя полчаса после того, как Дот вернулась домой, в парадную дверь позвонили. Почему-то звонок прозвучал очень жалостливо, напомнив предсмертное жужжание пчелы.

– Иду-иду! – нараспев прокричала Дот, не поворачиваясь, чтобы взглянуть в сторону холла. Но про себя отметила, что с дверным звонком явно что-то не в порядке. Надо будет попросить отца, чтобы он покопался в нем.

Дот проворно облизала пальцы, перемазанные ароматным клубничным джемом, довольно улыбнулась, ловким движением заправила за уши растрепавшиеся пряди золотисто-рыжих волос, похожих по цвету на ириски. Наверняка это Барбара, мелькнуло у нее. Все же передумала и решила к «Симпсонам» заглянуть на чашечку чая. Или просто не хочет сидеть одна дома. Ах, как здорово! Как же все замечательно в ее жизни, подумала Дот и почувствовала новый прилив безотчетного счастья.

А звонок между тем продолжал все дребезжать и дребезжать.

– Уже иду! – прокричала Дот и, отшвырнув кухонное полотенце, заторопилась в холл. Пришлось протиснуться мимо сидящего на стуле отца, который, как всегда, был всецело занят чтением газеты. Пол в прихожей застлан узкой ковровой дорожкой с орнаментом, у стены примостился застекленный шкаф, в котором мама выставила на всеобщее обозрение свою коллекцию фарфоровых безделушек. Дот подошла к дверям и глянула на улицу сквозь резные стеклянные створки. Стекло, расписанное узорами, стало от обилия влаги почти матовым. Да и пыли собралось предостаточно. Давно пора помыть и дверь, и стекла. Но Дот все же разглядела на крыльце фигуру матери. В ожидании, пока ей откроют, мама нетерпеливо постукивала пальцами по запястью, скорее всего, по циферблату своих часов.

Дот широко распахнула дверь, и мама торопливо забежала в дом, моментально заполнив собой все пространство крохотной прихожей. Быстро сбросила вначале одну туфлю, затем другую, после чего шагнула на ковер прямо в чулках, зябко подгибая кончики пальцев ног, стынущих от соприкосновения с холодным полом. Свою хозяйственную сумку она бросила прямо возле двери и тут же принялась стягивать с себя плащ, потом взялась за шифоновый шарф, обмотанный вокруг шеи. Разобравшись с шарфом, Джоан стала тереть озябшие руки.

– Ну, Дот! Тебя только за смертью посылать! Не дозовешься, не докричишься! А тут, как назло, забыла ключи. На улице холод собачий! Вот заскочила на пару минут, чтобы переодеться, и опять убегаю на работу.

– Я только что поджарила свежие тосты. Хочешь?

– Нет, спасибо, детка! Я и так день-деньской кручусь среди этой жратвы. Но ты тоже поторопись с едой, ладно? Не забыла, что обещала пойти вместе со мной?

Дот издала недовольный стон и направилась на кухню.

– Это обязательно, мама?

– Даже не собираюсь обсуждать твой вопрос! Дот! Девочка моя! Будь так добра! Поставь на огонь чайник!

Что по умолчанию означало: «Завари мне, пожалуйста, чашечку свежего чая».

Джоан молча взглянула, как дочь принялась энергично теребить волосы у самых корней двумя пальцами руки, большим и указательным.

– Вообще-то такую процедуру лучше проделывать с помощью расчески!

Дот сделала вид, что не расслышала. В самом деле! При чем здесь расческа? Вот когда волосы отрастут до плеч, тогда и будет пользоваться расческой! И не просто станет расчесывать свои кудри в разные стороны, но еще и модную укладку себе сделает, ту, что с прикорневым объемом. Буффант, кажется, называется. Она взяла в руки большой алюминиевый чайник со слегка помятыми боками, сняла крышку, наполнила его водой и поставила на плиту, предварительно включив газ. В ожидании, пока чайник засвистит, Дот заскочила в боковую комнатку рядом с кухней и, подойдя к окну, прижалась ладонью ко лбу, согнув руку почти под прямым углом.

– Мама! А мне точно нужно сегодня идти с тобой на работу?

Джоан уселась на стул прямо напротив мужа и погрузилась в изучение содержимого своей косметички. Левой рукой выудила оттуда зеркальце, а правой достала тушь для бровей и ресниц, смачно плюнула на застывший черный комок и стала быстро растирать его кисточкой, пока какое-то количество туши не перекочевало на сбившуюся и засохшую щетину, после чего принялась старательно чернить свои ресницы. Джоан отвечала, не разжимая губ и не отводя глаз от зеркальца.

– Да, сегодня ты должна пойти со мной! Не так-то часто я прошу тебя об одолжении. И не такая уж это большая услуга, если честно. Разве не так? Вполне можешь потерпеть пару часиков без своих гулянок. Или я не права?

– Но мама! Ей-богу! Ведь сегодня же пятница!

– Не поминай Бога всуе, детка! Думаю, он прекрасно осведомлен о том, что сегодня пятница. И вряд ли он поможет тебе отвертеться. Ступай, умойся и завари нам чай!

Дот снова вернулась на кухню и подошла к раковине.

Отец наконец оторвался от своей газеты.

– Что она прицепилась к своим волосам? Все скребет их и скребет!

– Все воюет со своими кудрями… пытается распрямить их, – откликнулась мама и снова плюнула на щеточку с тушью.

Рег недоуменно пожал плечами и бросил жене:

– А ты что? Едва переступила порог и снова убегаешь… Во сколько ты сегодня закончишь?

– Понятия не имею! Когда всю работу переделаю, тогда и закончу. Ох, и вымоталась же я сегодня! Устала как собака! Целый день провертелась у плиты… Врагу не пожелаешь! Но, надеюсь, все пройдет как надо. Не пожелаю такой доли для нашей Дот!

– Тогда зачем тащишь ее за собой?

Джоан тяжело вздохнула.

– Ради всех святых! Не начинай хоть ты, ладно? Я же тебе уже говорила! Есть шанс немного подзаработать! И неплохо! В Купеческий дом заселилась какая-то новая семья… Судя по всему, богатая… военные, что ли, сама толком ничего не знаю. Они устраивают сегодня грандиозную вечеринку по случаю своего прибытия. Вот и придется покрутиться сверхурочно. Нужна официантка, тоже пообещали хорошо заплатить. Так почему бы Дот и не побегать между столиками пару часов, а? Еще вопросы будут?

– Нет.

– Вот и отлично!

Джоан снова взялась за кисточку и стала чернить нижние ресницы.

– А что у нас к чаю? – поинтересовался Рег.

– Кажется, кто-то говорил, что больше вопросов нет. Или я ослышалась?

– Так это ты сейчас уже у меня спрашиваешь? – ухмыльнулся в ответ Рег.

Джоан схватила со стула диванную подушку в пестрой вязаной наволочке из разноцветного кроше и запустила ею в газету мужа. Тот поймал подушку на лету и швырнул ее на радиоприемник.

– Угомонись, подруга! Считай, что угодила прямиком в хлебогрызку Клифа Мичелмора.

– И поделом ему за его песенки! – весело хихикнула Джоан.

Оба рассмеялись. Мелодия медленного вальса наполнила комнату. Рег отложил в сторону газету и тяжело поднялся со стула, потом принялся поправлять подтяжки на нижней рубахе. Это очень смешно смотрелось со стороны, и Джоан всегда в таких случаях смеялась, наблюдая за тем, как ее муж прихорашивается, готовясь пригласить ее на танец.

– Ну, что, Джоан? Потанцуем? – громко спросил Рег, слегка мурлыкая. – Пока Дот управится со своими кудрями и заварит тебе чай, минут пять, думаю, у нас в запасе имеется.

Рег притянул к себе жену обеими руками, та легко подхватилась с зеленого винилового сиденья, и муж тут же закружил ее по комнате, старательно обходя ковер, которым был покрыт плитчатый пол, чтобы ненароком не зацепиться и не упасть. Он прижимал Джоан к себе все теснее и теснее и вдруг прошептал ей в волосы, чуть жестковатые на ощупь от лака:

– Я только что прочитал про судебный процесс, который они учинили над романом «Леди Чаттерлей». Грязная затея… недостойная… Разве можно вмешиваться в литературу? Что-то там маскировать, навязывать свою волю… Я очень внимательно слежу за тем, чем все это закончится.

Он крепко сжал жену в своих объятиях, и они сделали еще один круг по комнате, не разнимая рук. Их лица были так близки, что Джоан даже почувствовала колючую щетину мужа. Его хриплое дыхание обжигало лицо. Он дышал тяжело и часто, возможно, потому, что в нем вдруг проснулось желание, но, скорее всего, из-за своей постоянной одышки.

– Полагаю, нам надо будет обязательно достать копию этой книжонки.

– Ах, перестань ты со своими глупостями! – Джоан резко оттолкнула мужа от себя и взглянула на часы, висевшие на стене. – Боже мой! Ты только посмотри, который уже час! – громко взвизгнула она и взглянула в сторону кухни. – Дот! Никакого чая! Поспеши! Иначе мы пропустим автобус.

Дот вошла в комнату, ведя за руку младшую сестренку. Малышка уже успела посадить огромное оранжевое пятно на свое белое платьице.

– У нее тут произошел неприятный инцидент с упаковкой сока, – пояснила Дот родителям происхождение пятна. – Папа! Передаю ее тебе из рук в руки.

– Ну и ну! Диана! Сок надо пить, а не поливать себя им! Ты что, забыла, малышка, как это делается? Или нам снова надо поить тебя из бутылочки?

– Не надо! – улыбнулась во весь рот девчушка. – Мне уже пять. И я уже взрослая!

Рег взглянул на жену и старшую дочь. Обе торопливо напяливали на себя плащи, обматывали шеи шарфами.

– Значит, убегаете, да? Обе? А меня бросаете один на один с этим чудом, да?

– Ничего не поделаешь! Придется тебе смириться! – улыбнулась Джоан и ласково потрепала мужа по щеке.

– Но разве это не женская обязанность – возиться с маленькими детьми? И к тому же я так и не услышал ответ на свой вопрос. Так что у нас там к чаю?

– Пока не знаю, дорогой. Что останется у них после ужина. Может, салат. А может, кусок холодного мяса. Потерпи! Потом узнаешь!

– Вот именно! Потерпи! – воскликнула Дот, вставив словечко исключительно для того, чтобы поддержать шутливую беседу, и тут же получила отпор.

– А ты не лезь, когда взрослые разговаривают! Между прочим, Дот! Кудряшки-то как были на твоей голове, так и остались!

И что тут возразить в ответ? Остается лишь показать отцу язык, что Дот и проделала с величайшим удовольствием.

– Подожди-подожди! Выйдешь сейчас на улицу, – засмеялся тот, – ветер у тебя такой бурелом сотворит на голове, что никакая расческа не поможет!

– Хорошо-хорошо! Ты лучше на свою голову взгляни! – нашлась Дот и самодовольно улыбнулась. Как бы то ни было, а на сей раз последнее слово осталось за нею.

Острые каблучки матери и дочери звонко застучали по улице микрорайона Лаймхаус.

– Ты что, работаешь сегодня, Джоан?

Их соседка миссис Харрисон стояла на крыльце своего дома, навалившись всем телом на парадную дверь. Сделала глубокую затяжку – ее любимые сигареты «Джон-Плейер-Спешил» – и выдохнула клубы дыма вверх, окутав ими две желтые пряди, накрученные на бигуди под голубой маскировочной сеткой. Миссис Харрисон содержит дешевый пансион с громким названием «Гостеприимный дом на Роупмейказ-Филдс», в котором за пару фунтов любой может устроиться на ночлег: получить в свое распоряжение отдельную комнатенку, заставленную разнокалиберной мебелью и вазонами с цветами, совершенно не гармонирующими друг с другом. И даже разжиться при желании стаканом чая из автомата. Что особенно удобно для докеров, работающих в порту допоздна и живущих вдалеке от дома. Именно они и составляют основной контингент жильцов миссис Харрисон. Как всегда, ее высокое, худощавое, уже слегка согбенное тело облачено в кричаще яркий цветастый пеньюар с широким запахом. Она слегка скривила рот в неком подобии улыбки и с кислым видом глянула на мать с дочерью. Вечно недовольна жизнью! Интересно, какой бы у нее был видок, подумала Дот, если бы она вдруг получила хорошую новость. Но это маловероятно! За все те годы, что она знала соседку, Дот еще ни разу не видела ее улыбающейся или довольной жизнью. Ну и что бы миссис Харрисон сделала, если бы вдруг такое чудо – хорошая новость – взяло и случилось? Стала бы плакать? Кричать? Вопить во весь голос? Едва ли! На миссис Харрисон это совсем не похоже. Дот украдкой глянула на пансион. Как обычно, в окнах нигде нет света, а из-за двери, как всегда, воняет тушеной капустой. Одну руку соседка прижала к впалой груди, второй ловко управляется с сигаретой, время от времени поднося ее к своим тонким губам.

– Да, миссис Харрисон! К сожалению, работаю! У нас, бедняков, ведь ни минуты для отдыха!

Джоан торопливо прошествовала мимо соседки, явно не желая вступать с ней в дальнейшие разговоры.

– Да все так говорят! – отмахнулась от ее последних слов миссис Харрисон.

Дот абсолютно уверена в том, что их соседка – величайшая зануда в мире. Но ничего не поделаешь! Приходится терпеть и даже по мере сил подстраиваться под ее капризный нрав. Ведь миссис Харрисон – родная тетушка ее лучшей подружки.

– Ты давно видела Барбару, Дот? Передай ей при встрече, чтобы забежала ко мне забрать каталог «Эйвон»… Тот, который передала мне ее мать. У меня уже закончился ночной крем.

Рябое лицо миссис Харрисон с дряблой обвисшей кожей все изрыто глубокими морщинами. Пожалуй, соседке потребуются тонны ночного крема для того, чтобы вернуть коже былую упругость, не без злорадства подумала Дот. Но вслух она лишь сказала:

– Хорошо! Обязательно передам, когда увижу.

– Спасибо, дорогая!

Слабое подобие улыбки озарило лицо миссис Харрисон и тут же исчезло, так и не успев превратиться в полноценную улыбку. Впрочем, всем и без того известно, что у тетушки Харрисон мало поводов для улыбок. Ведь вся ее прошлая жизнь – это сплошная цепь разочарований и беспрестанных огорчений. Первым звеном в этой длинной цепи стал беспутный муж, который вначале бросил ее, а потом – мало того! – взял и погиб на войне. Однако же после его гибели в чувствах миссис Харрисон к покойному произошла довольно любопытная метаморфоза. Все его былые безрассудства и измены были моментально забыты. Недаром отец как-то раз не без юмора заметил, что еще никто и никогда не хоронил плохих и никчемных мужей. Только «верных и любящих», как будто надписи, выбитые на кладбищенских памятниках, могут что-то изменить в прошлой жизни тех, кто покоится под ними.

– Старая перечница! До всего-то ей есть дело! – негромко прокомментировала Джоан, когда они уже миновали дом миссис Харрисон, и мать и дочь весело рассмеялись. Они ускорили шаг, завидев, что к остановке на Нэрроу-стрит уже приближается автобус. Дот издала негромкий крик и побежала вперед что есть сил и насколько это было возможно. Ведь на высоченных каблуках по скользкому, как лед, асфальту не сильно разбежишься. Но кондуктор сделал ей знак, что заметил их, и водитель терпеливо подождал, пока раскрасневшиеся и запыхавшиеся от бега мать и дочь не вскочили в автобус. Обе тут же плюхнулись на узкое боковое сиденье в самом конце салона. И снова весело рассмеялись, довольные тем, что успели, выдохнув в салон клубы морозного пара. Между тем автобус номер двести семьдесят восемь повез их дальше, к месту назначения.

Джоан Симпсон облизала пальцы и небрежно вытерла их о полы накрахмаленной белой форменной куртки, оставив на груди заметную дорожку из майонеза. Губы Джоан что-то беззвучно шептали, наверное, производили только ей ведомые кулинарные расчеты. Недаром ее выпечка всегда отличается совершенством и славится своей воздушностью и пышностью. Да и заливные блюда неизменно радуют глаз своей прозрачностью: застывают, как стекло.

– Так! Еще десять минут подержать в духовке, а потом можно будет доставать…

Она сдула со лба случайную прядь волос и отерла пот тыльной стороной руки. Бросила мимолетный взгляд на дочь, которая, стоя перед ней, теребила воротничок своей белоснежной блузки и непрестанно одергивала черный фартук, и тут же переключила свое внимание на фаршированные яйца со специями, которые сейчас ее ловкие пальцы примутся красиво раскладывать на подносе.

– Слушай меня, доченька, внимательно! Все основные закуски расставлены на столах в углу зала по принципу «шведского стола». Гости сами обслужат себя. Там же разложены и столовые приборы, тарелки, салфетки, словом, все, что нужно. Твоя миссия – внимательно смотреть за тем, чтобы все блюда на столах были полны. Как только гости опустошат очередное блюдо или поднос, мы должны тотчас же подложить новые порции. Еще внимательно следи за тем, чтобы у всех гостей были салфетки, вилки, ножи и все остальное. Словом, ты ведь и сама отлично понимаешь, что от тебя требуется… И не беда, что раньше тебе не доводилось обслуживать гостей в качестве официантки. Наблюдай в оба, чтобы никто не ронял столовые приборы на пол, чтобы у всех было под рукой все необходимое и чтобы люди смогли спокойно наесться. Пусть наедаются вдоволь и отваливают восвояси! Иначе мне придется торчать в этой проклятой кухне до утра, пока не накормишь их до отвала.

– Хорошо, мама!

– Все поняла? Повторять не придется?

– Просто мне немного неловко. Тут ведь кругом полно обслуживающего персонала, тех, кто работает в отеле уже давно. Женщины благоухают лавандой, и все в один голос твердят, как это здорово – быть молодой, как мне повезло и все такое. И где их двадцать лет? Ну да! Я знаю, что молода! И что мне повезло… Только зачем эти вонючие пенсионерки тычут мне в глаза моей молодостью каждые пять минут?

– Все, Дот! Все разговорчики на потом! Хватай это блюдо и неси его гостям!

– Хорошо-хорошо! Однако вся эта хренотень действительно сильно давит на нервы! Вот через три года мне исполнится двадцать один, стану совершеннолетней и буду вольна делать все, что мне заблагорассудится!

Джоан схватила с подноса под прилавком большой раздаточный черпак и шутливо замахнулась им на дочь.

– Ступай-ступай! Но пока тебе, мисс, еще далеко до совершеннолетия, а потому можешь поработать немного и на побегушках. И следи за своими выражениями! Поменьше словечек типа «хренотень».

– Так ты называешь это «на побегушках»? Между прочим, это все твое воспитание. Ты и сама сто раз на дню повторяешь «хренотень»!

Дот порывисто схватила широкий серебряный поднос, вовремя придержав, чтобы он не соскользнул вниз с накрахмаленной белой скатерти, на которой стоял.

– Да, повторяю! Имею право! Вот проживешь с мое, тогда и можешь начинать ругаться! А пока марш к гостям!

Дот раздраженно вздохнула и взглянула на широкую двустворчатую дверь, за которой ее уже, поди, заждались изнывающие без новых закусок гости.

– Я никогда не постарею! Буду вечно молодой! – через плечо бросила она матери последнюю реплику.

– Пусть так! Но учти, Дот! Если ты ненароком погубишь мои канапе, не сумев донести их до гостей в том виде, как я их приготовила, то ты просто не доживешь до своего совершеннолетия. Я прибью тебя, зараза, прямо сейчас! На этом самом месте!

Обе снова весело расхохотались и смеялись до тех пор, пока слезы не выступили на глазах. Дот решительно тряхнула головой, пытаясь придать своему лицу серьезное выражение. Нельзя же появляться на людях, трясясь от смеха, словно пудинг какой. Или сиять от счастья, как начищенная медная пуговица. Это тоже не очень прилично.

– Ну и чего ты ждешь? Почему еще торчишь здесь?

– Привожу себя в рабочую форму!

– Приводишь себя в рабочую форму?! Боже всемилостивый! Дот! Немедленно выметайся из кухни! Глаза бы мои на тебя не смотрели!

– Хорошо-хорошо! Уже иду! Только не кричи, пожалуйста!

– И немедленно назад! Нужно еще отнести блюдо с французской закуской – волованы с ананасами, – крикнула Джоан в спину удаляющейся дочери.

Дот протиснулась через двери, слегка раздвинув массивные портьеры из тяжелого плюша, закрепленные по бокам декоративными гвоздиками из латуни. Очень похоже на обивку мягкого дивана, подумала она. До нее долетели звуки фортепиано. Кто-то играл на рояле, стоявшем в углу зала. Пианист умело подбирал мотив в такт с тягучей мелодией, которая лилась с пластинки, крутившейся на проигрывателе рядом. Популярная песенка Этты Джеймс. Чернокожий пианист сидел с закрытыми глазами и опущенной вниз головой, проворно перебирая пальцами клавиши:

 
Наконец-то
Я встретил ее!
И душа в тот же миг встрепенулась.
И любовь, что так долго берег,
С новой силою в сердце проснулась…
 

Дот нравилась эта песенка. Она даже мысленно напела несколько первых строчек, пока сновала между гостями, заполнившими зал. Пожалуй, человек тридцать будет, если не больше. Этот парадный зал всегда ей очень нравился: натертый до блеска паркет из темного дерева, огромная люстра на потолке, струящийся сверху свет, от которого все вокруг искрится и играет. На стенах – огромные живописные полотна, в основном портреты военных. Кто-то горделиво восседает верхом на лошади, кто-то позирует со вскинутой вверх саблей или шпагой. Удивительно, сколько народу набилось сюда сегодня. Однако, несмотря на шум, разговоры, негромкий смех, раздающийся то в одном углу комнаты, то в другом, превалирует другой звук, забивая все остальные шумы, – непрерывное звяканье бокалов и фужеров. Впрочем, Дот ли бояться шума? У них дома, на Викториан-террас, тоже никогда не бывает тихо. Мама, она, отец, младшая сестренка. Вечно на полную мощность орет радио, постоянно стучат посудой на кухне, чайник свистит во все горло, вода льется из крана. А еще ворох вопросов и наставлений, которые тоже поминутно раздаются громовыми голосами и так и сыплются тебе на голову, пока родители носятся вверх-вниз по лестнице.

– ЧАЙ ЕСТЬ?

– СТУПАЙ, САМ ЗАВАРИ!

– ГДЕ МОИ ЧИСТЫЕ РУБАШКИ?

– В СУШКЕ ВИСЯТ.

И какая, в самом деле, разница, что человек, до которого ты пытаешься докричаться, находится в этот момент на другом этаже? Разве это мешает ее родным задать любой интересующий их вопрос?

– Пожалуйста! Угощайтесь! Фаршированные яйца! – Дот максимально убавила громкость собственного голоса, пустив в ход самые мягкие и вкрадчивые интонации. Все, как учила ее мама.

Мужчина с шикарными усами, в военно-морской форме, украшенной золотыми эполетами, буквально накинулся на поднос. Дот молча наблюдала за тем, как он сгреб с подноса не менее полудюжины крохотных фаршированных половинок и тут же отправил их себе в рот. Манеры так себе, подумала она, зато есть все основания сказать маме, что ее стряпня пришлась гостям по вкусу.

– Нет, спасибо, милочка! Мне не надо! – Жена обжоры нетерпеливо взмахнула ручкой, обтянутой белой перчаткой. Напрасно отказалась! У бедняжки такой худосочный вид. Пожалуй, вот ей-то полдюжины фаршированных яиц – самое то. Тощая, аж жуть! Просто светится. Пестрое шелковое платье с рукавами «летучая мышь» болтается на ней, словно на вешалке. А вот брови дама нарисовала чересчур высоко… прямо на самый лоб залезли. Уж очень она похожа со своими несуразными бровями на куколку Долли-Пег.

Обслужив супружескую пару, Дот двинулась дальше, к небольшой группе пожилых мужчин и дам. От всей компании и от каждого по отдельности сильно разило пылью и камабоко (так у них дома называют пасту из вареной рыбы).

– Пожалуйста, фаршированные яйца! – Дот услужливо протянула поднос какому-то ветхому старикану.

– Что фаршированное? – взвизгнул он в ответ.

Дот слегка прикусила щеку, чтобы не расхохотаться вслух. Какое счастье, что в эту минуту рядом с ней нет Барбары. То-то было бы смеху! От такой сценки можно ведь насмеяться до слез. Дот слегка откашлялась и проговорила еще ласковее, словно обращалась к ребенку.

– Пожалуйста, угощайтесь! Фаршированные яйца!

– Пальцы? А что с моими пальцами? – снова громко взвизгнул старик.

– С вашими пальцами? С ними все в полном порядке, сэр. ПРОСТО Я ПРЕДЛАГАЮ ВАМ УГОСТИТЬСЯ ФАРШИРОВАННЫМИ ЯЙЦАМИ.

На сей раз она повысила свой голос почти до максимума, стараясь четко проговаривать каждое слово, несмотря на душивший ее смех.

– Боюсь, мне уже ничего не поможет! – жалобно захныкал старикашка. – Я ведь потерял брата на войне.

– Право же, мне очень жаль! – сразу посерьезнела Дот, но все же, подхватив со стола еще один поднос, ткнула его гостю почти под самый нос. – Тогда попробуйте вот это!

– А это что? – повелся гость на ее ласковый голос.

– Это – канапе, сэр!

– Конопля?

Дот почувствовала, как ее плечи начинают сотрясаться от смеха. Еще мгновение, и она взорвется от хохота, который уже не в силах сдерживать.