Текст книги "Дикие питомцы"

13

Пирс проводит Нэнси в служебные помещения галереи «Тейт». Они сочиняют истории о других посетителях и о людях, что далеко внизу прогуливаются по южному берегу Темзы. Едят горячие крокеты и пьют «Фино». Пирс утверждает, что, когда читал лекции в Бильбао, все время пил его вечерами. Такие ночи не забываются, вздыхает он. Конечно, когда всеми силами пытаешься сосредоточиться на работе, они немного выбивают из колеи, но замыкаться в себе тоже нельзя. Он рассказывает Нэнси, как разрывался между Университетом Деусто и музеем Гуггенхайма, который, как ни странно, оказался куда интереснее своего нью-йоркского тезки. И хотя Венецианский Гуггенхайм ему тоже по душе, больше всего он, конечно, любит тот, что в Бильбао. Они приходят на выставку Джорджии О’Киффи, Пирс уговаривает Нэнси не спешить и повнимательнее рассмотреть нежные оттенки и яркие мазки.

Бытует мнение, что ее картины очень телесны, но на самом деле…

Он показывает Нэнси портрет Мэри Уолстонкрафт кисти Джона Опи – заметила, какое у нее выражение лица? Как будто кто-то отвлек ее от работы, и ей не терпится снова заняться делом.

Он читает ей рассказы Чехова по-русски. Они посещают музей Фрейда и устраивают пикник в Хэмпстед-Хит. Нэнси никак не может выбрать открытку в сувенирном магазинчике, и в итоге Пирс покупает ей их все – со сном человека-волка, с Эросом и с Градивой. Нэнси хочет взять аудиогид, а он смеется и забирает его у нее из рук. Когда они встречаются в следующий раз, он дарит ей репродукцию «Девушки в постели» Люсьена Фрейда и говорит: «Она напоминает мне тебя, так что пускай у тебя и хранится».

Как-то Нэнси замечает, что никогда не бывала в Берлине, а он поправляет – пока. Пока не бывала в Берлине.

И все равно Нэнси не в духе. Узнав, что я хожу на терапию, решает, что ей тоже пора. От консультационной службы университета ей полагается 5 бесплатных сеансов поведенческой терапии.

Женщина с волосами, собранными резинкой в хвост, учит ее в моменты прокрастинации говорить себе: «Отстрелялась – и свободна». Сокращенно «ОИС!» Я по-ковбойски складываю пальцы «пистолетом», ору: «Пиф-паф!» – а Нэнси смеется.

Еще терапевт выдает Нэнси фразы для создания правильного психологического настроя:

Я важна.

Мой труд важен.

Общение с людьми дарит мне радость.

Я предлагаю свои варианты:

Боль – это всего лишь слабость, покидающая тело.

Мое тело – произведение искусства. (Мадонна)

Счастье – не оправдание посредственности.

На этот раз в Скайпе Нэнси выглядит повеселее. Спрашиваю, чьи позитивные фразы она выбрала.

Я тут ехала в автобусе, рассказывает она. Знаешь, из тех мерзких, где воняет кошачьим кормом. В общем, я огляделась по сторонам и стала мысленно повторять: «Я важнее всех вас. Я важнее всех вас. Я важнее всех вас». И представляешь, сработало!

С этого дня Нэнси начинает реже мне звонить. Гоняться за ней я не собираюсь. Жалуюсь Эзре в Вотсапе, что не могу заставить себя работать, а он спрашивает, пробовала ли я «ОИС!»

Тогда я пишу Нэнси: «Надеюсь, Доктор Любви в порядке. Мое обсуждение на творческом семинаре прошло отлично. Рада, что ты нашла время утешить Эзру».

19.11.16 13:33

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Дорогая Айрис!

Если ты еще раз назовешь его Доктор Любовь, меня точно стошнит. И тебе придется объяснять моей матери, как я умудрилась захлебнуться на суше.

Справедливости ради: в тот момент я полагала, что ты уполномочила меня с ним поговорить. Не будь идиоткой: из общего у нас с ним только то, что мы оба очень скучаем по тебе.

хохохо

Эзра уехал на гастроли в Европу. Я отмечаю дни их концертов в календаре – и это единственные цветные кружки за весь месяц. Общаемся мы в Скайпе.

Я ворчу, что Нэнси всегда получает то, что хочет.

Но счастлива ли она от этого? – спрашивает он.

Ты мне скажи.

Мы с ней оба не спим допоздна, отвечает он. И разговариваем только о тебе.

Когда она расспрашивает о группе, ты отвечаешь, замечаю я.

Например?

Я ничего не успеваю вспомнить, как он уже продолжает. В любом случае это другое. Нэнси спрашивает о фактах. А ты – о моих чувствах. Тебе не нравится, что мы дружим? Сдвинув брови, он продолжает – вот силюсь вспомнить, о чем был самый долгий наш с ней разговор. Кажется, это случилось вскоре после твоего отъезда. Она меня перебила, и я решил, что ей срочно необходимо дать мне какой-то ценный совет. А она так серьезно посмотрела на меня и сказала: «Даже Одиссей плакал». Эзра качает головой. Она такая закомплексованная, что это реально утомляет.

Да она самый уверенный в себе человек из всех, кого я знаю!

После я демонстративно спрашиваю о фактах – как они готовились к турне и все такое. Эзра что-то раздраженно буркает. А несколько часов спустя присылает письмо.

21.11.16 00:51

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Прости, что сорвался. Просто я постоянно должен держать все под контролем. Деваться некуда, я обязан стать человеком, которому под силу все это вывезти. Мы словно все время перемещаемся из одной крохотной коробочки в другую, из другой – в третью. Всю последнюю неделю я постоянно надеваю футболку шиворот-навыворот. Мы встаем в шесть. От четырех до восьми часов проводим в минивэне, в тесной темной клетушке, потом выгружаем оборудование в подвал без окон, где воняет пивом и потом, затем впятером ютимся в маленькой раздевалке. Концерт играем тоже в коробочке, а после собираем манатки и едем ночевать в последнюю коробку – гостиничный номер. Нюхаем кокс, чтобы взбодриться, и пьем, чтобы вырубиться. Самое интересное, что я видел за последнее время, – это тележка горничной. У меня двухнедельное обезвоживание.

Я учусь отправлять только одно сообщение из десяти, что приходят мне на ум. Может, стоит завести новый телефон и писать самой себе?

Создам свой собственный отдел невостребованных писем, говорю я Нэнси.

Как Бартлби, кивает она. Или Гумбольдт? Ну, помнишь, у Сола Беллоу?

14

Лиза завела в Вотсапе чат под названием «Ужин для неудачников» и добавила туда всех, кто не может или не хочет ехать домой на День благодарения. Кидает туда ссылку на статью «Как общаться с дядюшкой-Трамполюбом». Потом разводящий руками эмодзи. А следом пишет: «Вообще-то можно просто перестать с ним общаться».

Всю неделю я выходила из дома только в университет. Не могу заставить себя высунуть голову в окно и поэтому устанавливаю на телефон приложение, подсказывающее, что надеть. Мою голову, волосы ощущаются до странности тяжелыми, как змеиный хвост.

Рэй зовет поужинать у них. Пишу Линдси сообщение с благодарностью за приглашение. И добавляю, что, к сожалению, не в настроении отмечать геноцид.

Я так редко выхожу из квартиры, что мне даже не жалко денег на такси. Единственный способ выжить – уменьшить вероятные последствия тех или иных ситуаций, сузив круг решений, которые мне приходится принимать. Реми живет в Гарлеме, на Морнингсайд-Хайтс.

Сэм открывает дверь и обнимает меня одной рукой. За ухом у него мазок муки, я стряхиваю ее.

Подлива, объясняет он.

Милый фартучек, говорю я. Такой брутальный.

У него за спиной мигают гирлянды. Брюс Спрингстин из колонок поет «Танец в темноте».

Как-то я призналась Сэму, что Спрингстин – моя тайная страсть. Неодобрительно качаю головой и прохожу в квартиру. Кухонная стойка заставлена разнообразной едой: пирожки с орехами, блюдо со сладким картофелем. Реми и Конрад по очереди тычут шпажкой в кусок мяса.

En garde[18]18
  En garde – к бою (франц.).


[Закрыть], восклицает Конрад. Я же говорил, что оно готово. Никакой крови!

Фу, морщится Лиза. Она пьет розовое вино со льдом. Реми подходит к ней сзади и обнимает за талию.

Спасибо, что пригласили, говорю я.

Не за что, отзывается Лиза. Его благодари.

Всего гостей семеро, но настоящих чужаков только трое – я, канадка и девушка с севера. Мы с ней как-то схлестнулись на семинаре, когда она заявила, что в Англии классовое неравенство ощущается острее, чем в Америке, а я случайно фыркнула. Я имела в виду, что в Америке, например, больше бездомных, но не успела и рта открыть, как Финн вставил: «Подумаешь, у вас в Индии вообще касты». И меня затопила такая ненависть к нему, что объяснять ничего уже не хотелось.

К какой касте мы относимся? – однажды спросила я у Тесс. Мне тогда было лет шесть. И на хинди я знала только одну фразу: «Мой папа уехал в командировку». В определенном смысле так оно и есть, язвительно комментировала ее Тесс.

В тот раз она холодно улыбнулась, глядя в окно. И это ясно дало мне понять, что лучше бы сменить тему.

Почему ты спрашиваешь?

Дедуля сказал, что ачута бханги всегда метут улицы.

Дальше мы ехали молча под рев клаксонов, и мне казалось, будто я уменьшаюсь с каждой секундой. Когда водитель заговорил по телефону с женой, Тесс резко обернулась ко мне. Никогда больше не произноси этого слова. Каста не имеет никакого значения, особенно в твоем случае. К тому же это противозаконно. Она отвернулась к окну, а затем, противореча самой себе, соединила кончики пальцев и сказала: Шудры – рабочие, вайшьи – земледельцы и торговцы, кшатрии – воины, брахманы – жрецы, академики и профессора.

Я поняла, что еще успеваю задать последний вопрос, прежде чем она окончательно меня заморозит. А мы богаты?

Спроси своего отца, рассмеялась она.

* * *

Держу в руках две бутылки вина – красного и белого. Все, кроме Лизы, пьют пиво, и меня так и подмывает украдкой спрятать одну из них к себе в сумку.

Типичная Айрис, бросает Лиза. Но я в этот вечер всех люблю, даже ее. Возможности искрят в воздухе, как электрические разряды. И я определенно чувствую себя в своей тарелке. Рассказываю о своих приключениях в Нью-Йорке. Мы не в баре, и поэтому меня все слышат. Потом я помогаю мыть посуду и, пока Сэм отвлекает Реми, стряхиваю в канализацию выуженные из подливки черные бобы.

Домой мы идем пешком мимо строительных лесов и металлических столбов, заслоняющих от нас луну. Сэм пьян, но держится неплохо. А меня так и тянет пуститься бегом. Он хочет научить меня ловить американские такси. До сих пор у меня это не получалось.

У такой умной девушки? Не может быть!

Мы останавливаемся у дверей его дома. Сэму никак не удается попасть ключом в замочную скважину, и я, пользуясь случаем, разглядываю фигуру ангела, держащего в руках часы. Потом отвожу глаза.

Может, зайдешь? Покажу тебе свою квартиру, предлагает Сэм. Это не отель «Риц», конечно, но для здешних краев вполне неплохо. Правда, у меня есть соседки, добавляет он. Не знаю, дома ли они сейчас.

Я вдруг чувствую себя очень пьяной. Прислоняюсь лбом к столбу и разглядываю разрезанную надвое луну. Каблуки подо мной подламываются. Сэм ловит меня за руку.

Ух ты, полегче, говорит он. Давай-ка раздобудем тебе попить. Мы поднимаемся по ступенькам друг за другом, изображая бродвейскую прогулку – это когда шагаешь за человеком след в след, вынуждая его идти быстрее. Этакий медленный пьяный канкан. Падение вверх по лестнице.

У дверей квартиры Сэм склоняется передо мной в поклоне – мадемуазель. Я вхожу вслед за ним, переступаю через кучу кроссовок и какие-то спортивные принадлежности. На журнальном столике стоит стопка тарелок. Сэм подхватывает их и уносит в кухню. Телевизор работает без звука. По экрану носятся яркие, нечеткие футболисты. Сэм уходит в ванную, а я тем временем прижимаю к глазам ладони, чтобы прийти в себя.

Ну вот, теперь у нас настоящий День благодарения, объявляет Сэм, возвращаясь в гостиную и выключая телевизор. Гудит мобильник, Сэм вытаскивает его из кармана, смотрит на экран и вздыхает. Они уже едут домой. Не пойми меня неправильно, с девчонками жить здорово, но когда они напиваются…

Развернув телефон экраном ко мне, он показывает, сколько гифок они ему прислали. Индейка-инвалид из «Южного парка». Девушка в головном уборе коренных американцев борется в грязи с паломником. Индейка купается в подливе.

Ничего себе, я возвращаю ему телефон.

И не говори, смеется он.

А потом ведет меня в свою комнату. Замечаю на полу сборник рассказов Раймонда Карвера. Оконное стекло запотело. Слава богу, тут тепло, говорю я.

Сэм открыл две бутылки пива. Но мы не пьем, просто ставим их на пол у кровати.

Мне нужно полежать, объявляю я. Минут десять, не больше.

Он вытирает руки о джинсы и говорит – о’кей.

Потом опускается на кровать, и я прижимаюсь к нему спиной. Так хорошо?

Я киваю. Плечи у него шире, чем у меня. Занавески на окне дешевенькие, и вся комната залита лунным светом. Сэм обнимает меня за талию и берет мои ладони в свои. Кажется, что мы лежим так уже несколько часов, но прошло только пять минут. Я чувствую, как у него встает. Он напрягается и сжимает мою левую руку.

Извини, говорит он и замирает.

А я и не хочу, чтобы он шевелился. Постельное белье у него темно-синее и очень мягкое. Тру ткань в пальцах. Хлопковый трикотаж, объясняет он. Крепко обнимает меня, и я очень боюсь уснуть.

Впрочем, что в этом страшного?

Он не пытается меня поцеловать. Только царапает ухо щетиной. Я словно открыла в себе способность к новым ощущениям. До сих пор я хотела только Эзру. Пытаюсь вспомнить то охватывавшее меня чувство ужаса и восторга. Три года назад у Эзры была другая, и мы с ним неслись вверх по лестнице, заговорщицки хихикая, как малые дети.

Мы с Сэмом валяемся на кровати. Обнимаемся. Но одежду не снимаем. Это всего лишь некий поворот оси. Я объявляю, что мне пора. А сама не трогаюсь с места. Моя неподвижность настолько абсолютная, что уже сама по себе похожа на движение. Я излучаю направленную вниз силу, вроде гравитации.

Постепенно начинаю задремывать, и тут он трогает меня за плечо и говорит – эй, тебе не будет странно проснуться в чужой постели?

На улице метет. Сэм в тапочках выходит ловить мне такси. В машине я оглядываюсь и смотрю на него в заднее стекло, он стоит, вскинув руку вверх. Прошу водителя выключить радио и всю дорогу смотрю на луну.

Интерлюдия

Айрис, 17:34: Я больше не чувствую себя собой. Очень боюсь, что и наши отношения тоже испорчу. Мне два часа пришлось уговаривать себя одеться, и в итоге я сижу в спортивном костюме. Я постоянно плачу и не могу остановиться.

17:35: Мы так и не придумали, как нам быть. Еще два таких года я не вынесу.

Эзра, 17:37: Что ж, похоже, у тебя депрессия. Значит, нужно перестать думать о глобальных проблемах, не требующих немедленного решения. Я не знаю свое расписание на два ближайших года и ничего не могу с этим поделать.

Айрис, 17:39: Я не прошу извинений.

Эзра, 17:39: А я и не извиняюсь.

Айрис, 17:39: О’кей…

Эзра, 17:43: Мы много раз об этом говорили. Много раз обсуждали, что уехать тебе лучше всего именно сейчас, потому что меня все равно постоянно не будет рядом. Ничего нового.

Айрис, 17:43: Спасибо, что напомнил.

Эзра 17:43: Мы оба занимаемся именно тем, чем хотим.

Айрис, 17:43: Но дома я могла бы сидеть и ждать тебя.

Эзра, 17:43: НО ТЫ НЕ ДОМА! И ТЫ САМА ТАК РЕШИЛА.

Айрис, 17:50: Работа всегда будет для тебя на первом месте. Ты можешь работать, когда я рядом и когда меня нет. Даже когда мы не вместе, твоя жизнь продолжается.

17:52: Меня пугает, что я готова все ради тебя бросить. Всю жизнь согласна провести, ходя за тобой хвостом.

Эзра, 17:52: Я не прошу тебя ничего ради меня бросать. Не понимаю, почему ты до сих пор отыгрываешься на мне за то, что случилось много лет назад.

Айрис, 17:52: Потому что это было. Боль никуда не исчезает. Просто уходит в землю.

Эзра, 17:56: Отчасти мне очень хочется закончить все прямо сейчас. Я всеми силами стараюсь тебя поддерживать, но сдается мне, я по всем статьям облажался.

Айрис, 17:56: Я люблю тебя.

Эзра, 18:05: Мы можем поступить так, как ты и предлагала. Жить порознь, писать друг другу письма, встречаться с другими, если нам так захочется, видеться на каникулах. И за два года стать старше и мудрее. У нас получится. В итоге мы разживемся огромной коллекцией писем и, если повезет, знатно повеселимся. А если нет – переживем колоссальную драму.

Айрис, 18:05:  … печатает…

Эзра, 18:07: Может, нам стоит перейти на полиаморные отношения?

Айрис, 18:07: Ты хочешь?

Эзра, 18:10: Либо можно расстаться, рассчитывая – или не рассчитывая – что мы снова сойдемся позже, когда ты вернешься.

Айрис, 18:10: Ты хочешь?

Эзра, 18:15: В любом случае нам нужно что-то поменять. У меня начинает складываться ощущение, что ты уехала в Нью-Йорк, чтобы быть подальше от меня.

Айрис, 18:17: Если бы я осталась, тебя все равно не было бы рядом. Даже когда мы вместе, ты постоянно работаешь.

Эзра, 18:20: Так и подмывает все бросить и начать сначала, в одиночестве. Очевидно, это все из-за ощущения, что что-то пошло не так.

Айрис, 18:20: Неужели ничего нельзя исправить?

Айрис, 18:20: Не обращай внимания.

Айрис, 18:22: Ты хочешь?

Эзра, 18:22: Если ты говорила правду о том, что тебе нужно личное пространство, что ты хочешь стать более независимой и испытать новый опыт, если дело именно в этом – тогда какая разница, чего хочу я?

Айрис, 18:22: Не знаю.

Эзра, 18:22: Есть еще вариант, что все это тебе на самом деле не важно. И ты просто хочешь получить доказательства того, что я тебя люблю. Просто для протокола – в таком случае я был бы очень зол. Ни одна из перечисленных проблем не решится от того, что я начну тебя заверять, будто все у нас было и будет хорошо.

18:30: Мне кажется, что наши отношения, наша эмоциональная связь – это нечто вневременное. В отличие от отношений большинства пар.

Айрис, 18:30: Мне так страшно, так страшно, так страшно. Из-за того, что вот эти мы заменили нас прежних.

Эзра, 18:34: Так вот, чисто теоретически… Если бы мы могли просто быть счастливы вместе, когда это возможно, и сделать себе прививку от пагубного воздействия других людей, тогда, возможно, пережитый опыт помог бы нам перестать так сильно бояться проблем, возникающих у большинства пар (романов на стороне и т. д.). Потому что мы бы точно знали, что наша любовь способна такое пережить.

Айрис, 18:34: … печатает…

Эзра, 18:41: Тогда, думая о других, мы не взвешивали бы «за» и «против», они просто перестали бы иметь для нас значение. Однако тут нужно со всей откровенностью оговорить, что лучшая часть каждого из нас ожидает от другого. Одним словом, живи, как тебе хочется, но старайся не причинять себе боли, потому что это непременно причинит боль и мне.

II. Поколение н-е-л-ю-б-в-и. Январь – Июнь, 2017

1

Утром в день Женского Марша я лежу в постели, гадая, поверит ли Нэнси, если я скажу ей, что все проспала. Ладно, спишу все на «Лемсип». Или мигрень. Трамп президент вот уже тринадцать часов. Телевизор работает на беззвучном режиме. Твиттер тоже включен, но уведомления я отрубила. Это мои новогодние резолюции, компромиссы с реальностью. В качестве награды за то, что почистила зубы, я открываю плейлист Эзры.

Боб Дилан «Это не я, детка»

Боб Дилан «Рамоне»

«Fleetwood Mac» «Иди своей дорогой»

«Fleetwood Mac» «Старые новости»

«Fleetwood Mac» «Никогда не возвращайся»

«Dr Dre» «В стервах нет ни хрена»

Эзра изменился. Стал со мной нежнее, но это та нежность, которая достается больному ребенку. Он предельно вежлив. Ощущение такое, будто он, улучив момент, за одну ночь от меня съехал. Пишет только для того, чтобы проверить, нормально ли я ем и хорошо ли сплю. Стоит мне заговорить о будущем, как он меняет тему. И мягко пытается впихнуть меня в настоящее, в котором мне быть не хочется. Большую часть января он вырезал трафареты с самурайскими символами, а Макс потом нарисовал их краской из баллончика на дверях минивэна. Пошли разговоры о смене названия группы, Долли считает, что от клинков и ножей звукозаписывающие лейблы будут не в восторге.

В сочельник Эзра сообщает мне, что еще до Нового года они уедут в двухнедельный тур по Европе. И я не смогу получить от него то, на что имею право как официальная подружка. Долли хочет познакомить их кое с кем и полагает, что очень скоро они выйдут на новый уровень. Рассказывая мне все это, Эзра запихивает в сумку конверсы с таким видом, словно пытается вытолкнуть их в другое измерение. Как все быстро, говорю я. А он возражает – мне так не кажется.

В аэропорту я просматриваю статьи об известных парах, выбравших открытые отношения:

1. Эштон Катчер и Дэми Мур. (Брюс Уиллис и Дэми Мур.)

2. Уилл Смит и Джада Пинкетт-Смит.

3. Тильда Суинтон и Джон Бирн (и Сандро Копп).

4. Симона де Бовуар и Жан-Поль Сартр.

5. Элизабет Смарт и Джордж Баркер.

Во время посадки отсылаю этот список Эзре. Он не отвечает. Обычно мои списки – это своеобразный фильтр, взгляд на X в контексте Y. Но с недавних пор мне с их помощью уже не удается ничего структурировать. Я пыталась менять заголовки, но, похоже, проблема не в форме, а в содержании. Ни один список не способен учесть все. Всегда остаются оговорки, скобки и т. д. Следующий список я Эзре не посылаю.

1. Почему женщины предлагают открытые отношения? Потому что сами хотят спать с другими или пытаются предвосхитить желания партнеров? (Дэми Мур не моногамна или ей просто нравятся не моногамные мужчины?)

2. Отличаются ли открытые отношения от этичной немоногамии? Если большинство людей все равно друг другу изменяют, зачем придумывать этому новое название?

3. Отличаются ли открытые отношения от полиаморных? У многих ли есть время и/или эмоциональная пропускная способность, чтобы любить сразу нескольких человек? Когда мы говорим «трахайся с кем хочешь, только не влюбляйся», даем ли мы тем самым партнеру разрешение (поощрение) обращаться с другой женщиной плохо?

4. Как понять, кто из твоих любовников случайный? Или это вопрос продолжительности? (Получается, романтика – это упражнение на выносливость?)

Ж-ПС: «Мы с тобой обладаем необходимой любовью, но было бы неплохо испробовать так же и случайные любовные связи».

СдБ: «Мы с ним были одного поля ягоды, и наши отношения обещали продлиться столько, сколько мы этого захотим. Но они не могли полностью затмить мимолетные сокровища, которые дарят встречи с другими людьми».

У Сартра было много любовниц, у Симоны де Бовуар всего несколько любовников. Она писала ему ревнивые письма.

5. Джордж Баркер был женат на другой. И имел пятнадцать детей от четырех разных женщин. «С меня хватит, – писала ему Элизабет Смарт. – И этот факт не вызывает у меня ни грусти, ни сожаления, ни тоски».

Пытаюсь читать, но буквы расползаются со страницы, как муравьи. За каждые десять потраченных на соль минут я разрешаю себе двадцать минут поизучать архив Твиттера Трампа. И постепенно чувствую, как формируется паттерн, будто с каждым следующим твитом все у меня в голове раскладывается по полочкам. Ищу твиты по ключевым словам и составляю тематические списки, копируя их в развернутые на экране файлы.

26 августа 2011 10:07:42 Почему @БаракОбама и члены его семьи ездят отдыхать в Мартас-Винъярд по отдельности? Потому что они любят экстравагантно тратить деньги налогоплательщиков.

14 декабря 2011 11:45:55 Очень сочувствую новой партнерше Рози. Ее родители жутко расстроены из-за того, что их дочь встречается с @Рози – неудачницей.

14 февраля 2012 14:45:58 @БаракОбама выделил из бюджета 800 миллиардов долларов на поддержку «Арабской весны» и 1,3 миллиарда выдал в качестве военной помощи египетской организации «Братья-мусульмане». Он обожает радикальный ислам.

11 ноября 2012 08:53:49 Я очень спокойный человек и пишу как о подонках, так и о позитивных вещах. Но стоит мне запостить что-то в Твиттер, как меня тут же обвиняют в агрессии. Это просто нечестно!

Проходит два часа. Нэнси присылает мне в Вотсап фото своего плаката «Свободу Меланье!» с подписью:

17:10: Пирс вспоминает митинги Антинацистской лиги.

Он видел, как в парке Виктория выступали The Clash. Хочет тоже пойти на марш.

Предлагает взять с собой одеяло для пикника.

Я закрываю архив Твиттера и пытаюсь все-таки поработать. Раньше я и не догадывалась, что можно так досконально изучить потолок – я знаю на нем каждый похожий на дорогую плесень сгусток краски. В льющемся в окно свете он кажется собственным отражением в воде. Снова открываю архив и ищу, какой бы твит послать Нэнси.

7 мая 2013 19:04:21 26 000 незарегистрированных сексуальных нападений в армии и всего 238 обвинительных приговоров. А чего эти умники ожидали, когда решили пустить женщин служить вместе с мужчинами?

10 сентября 2013 16:48:46 Ровно в полночь Жуткий Винер снова станет свободным человеком.

И наверняка опять начнет рассылать похабные сообщения – просто из мести. Женщины, будьте начеку.

8 января 2014 11:17:48 Сегодня вечером пройдет прекрасный конкурс «Мисс США». Простите мою неполиткорректность, но все эти женщины (девушки) НЕВЕРОЯТНО КРАСИВЫ. Смотрите в 20:00 на NBC.

23 декабря 2015 15:52:29 Хиллари, кого ты имеешь в виду, когда жалуешься на «склонность к сексизму»? Я очень уважаю женщин. БУДЬ ОСТОРОЖНА!

Отправляю Нэнси фото целого моря розовых шляп. Не хочется ей врать, но чего ради мне тащиться на марш? Чтобы еще острее ощутить, насколько все тщетно? Нет, можно, конечно, послушать собственные вопли. Лиза устраивает вечеринку розовых шляпок-вагин. Видела в Фейсбуке, как народ кликал «Я приду», но лично меня никто не приглашал. Слежу за происходящим онлайн, с высоты птичьего полета. В галереях все время появляются новые снимки. Мне нравится фотография, на которой компания друзей машет перед камерой своими плакатами. Просматриваю предложенные Твиттером аккаунты и выбираю идеальный марширующий оркестр.

Тесс пишет мне в Вотсап: «Помитингуй немного и за меня! Как же тебе повезло принадлежать к этому поколению!» Листаю Инстаграм и отправляю ей снимки плакатов, которые ей точно понравятся. Например, «УБЕРИ ОТ МОЕЙ МАТКИ СВОИ КРОШЕЧНЫЕ РУЧОНКИ». Индийскую девушку с транспарантом «ОРАНЖЕВЫЙ – НЕ МОЙ ПРЕЗИДЕНТ». Картонного Трампа, глазеющего на статую Свободы и произносящего: «ВОТ ЭТО СИСЬКИ!» Белокурого малыша с увешанным магнитными цифрами плакатом «Я ВСЕ ЕЩЕ СЧИТАЮ!» Оказывается, это так затягивает. Трампа в виде печки («ИМ-ПЕЧЬ-МЕНТ»). «РЕПОСТЬ ДРУГИХ, КАК ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ РЕПОСТИЛИ ТЕБЯ». Пожилую женщину с транспарантом: «НУ ВСЕ, ТЫ РАЗОЗЛИЛ БАБУЛЮ». Попадаются и более серьезные заявления, например – «ФЕМИНИЗМ – ЭТО РАДИКАЛЬНОЕ ТЕЧЕНИЕ, ДОКАЗЫВАЮЩЕЕ, ЧТО ЖЕНЩИНЫ – ТОЖЕ ЛЮДИ». Эти я складываю в папочку для Нэнси. Потом решу, что именно ей послать. Я не ложусь до двух ночи. Сохраняю на рабочий стол 137 снимков. По ним можно восстановить все сегодняшние события. И какая разница, ходила я на марш сама или нет?