Текст книги "Дагестанские святыни. Книга первая"

На средневековых каменных рельефах и литых бронзовых котлах, созданных в пору высокого экономического и культурного подъема сел. Кубачи с незаурядным мастерством воспроизведены сцены охоты, борьбы и состязаний, звериного гона, жертвоприношения, различные обрядные сцены местного быта и культуры, а также изображения птиц, реальных и фантастических животных – орлов, голубей, львов, барсов, грифонов, драконов, сфинксов, единорогов, оленей, кабанов и т. д., которые органично входили в репертуар образов «звериного стиля» средневековья. Изображения эти, широко распространенные в архитектурном убранстве и декоре произведений художественного ремесла Закавказья, Ближнего и Среднего Востока, Владимиро-Суздальской Руси, нашли в средневековом искусстве Кубачи оригинальную художественно-стилистическую трактовку, композиционное решение и семантическое переосмысление. Вместе с изобразительными сюжетами различные виды орнамента (растительный, эпиграфический, ленточный, геометрический) придавали архитектурным сооружениям и произведениям прикладного искусства выразительность, нарядность и художественное совершенство.

Искусство сел. Кубачи периода средневековья, развивавшееся в тесной связи с искусством многих стран и народов, испытало прогрессивное воздействие их художественных культур, что способствовало его обогащению. Поэтому не случайно в тематике архитектурного пластического декора XIII–XV вв. сел. Кубачи представлено немало различных изобразительных сюжетов, образов и орнаментальных композиций, характерных и для средневекового искусства Закавказья, Ближнего и Среднего Востока, Владимиро-Суздальской Руси. Вместе с тем кубачинскими мастерами были выработаны свой образный строй, изобразительный язык и художественно-выразительные средства, которые определили глубокое своеобразие местного искусства, отличающее его от искусства других народов. Тем самым они внесли свой вклад в художественную культуру всего человечества.

В XIII–XV вв. в Дагестане происходят существенные сдвиги в ремесленном производстве, усиливается его специализация, совершенствуются технические и декоративные приемы изготовления и отделки различных изделий. В это же время проводились большие строительные работы по возведению мощных оборонительных сооружений, жилых и общественных построек. Происходит повсеместное укрепление позиций ислама, с чем непосредственно связано строительство мусульманских культовых сооружений – мечетей, медресе, минаретов, нередко подвергнутых высокохудожественной декоративной отделке резным штуком, каменными рельефами и резным деревом и т. д.

В Кубачи в отмеченное время складывается самобытная горская каменная архитектура, которая имела ряд общих черт с архитектурой других горных селений Дагестана и Кавказа в целом – в общей планировке, структуре, застройке, формах жилища и т. д. В то же время она отличалась местным своеобразием и не имела прямых аналогий в зодчестве других народов, особенно в архитектурном декоре, в принципах использования растительного и эпиграфического орнамента, изобразительных сюжетов и мотивов в отделке жилых, культовых и общественных сооружений.

Среди различных построек, возведенных в средние века в сел. Кубачи, совершенством форм, богатством декоративной отделки, рельефной фасадной каменной скульптурой выделялось здание дворцового типа, принадлежащее Чине, так называемые «Хала хъулбе», а также культовые постройки – мечети, медресе, в архитектуре которых отразились «в наибольшей степени достижения средневекового искусства и строительной техники». Они являли собой яркий пример умения средневековых мастеров объединять в единое гармоническое целое архитектуру и рельефный пластический декор. Изучение их позволяет сделать вывод о том, что в XIV–XV вв. в сел. Кубачи сложилась оригинальная система архитектурного декора, для которой был характерен синтез рельефной фасадной скульптуры с формами архитектурных сооружений, в которых воплотились лучшие достижения местных зодчих и мастеров архитектурно-декоративных работ.

С проникновением ислама в Дагестан и упрочением его позиций сел. Кубачи оказалось в сфере культурного влияния стран арабо-мусульманского Востока. Кубачинцы перешли в ислам в конце XIII – начале XIV вв. Принятие кубачинцами ислама оказало огромное влияние на все сферы их духовной жизни и на развитие их искусства, в том числе архитектурного декора. Вместе с мусульманством в Кубачи проникла высокая и передовая в условиях средневековья арабо-мусульманская культура, впитавшая в себя важнейшие достижения в области науки, философии, медицины, художественной литературы стран Ближнего и Среднего Востока. Одновременно с этим распространились специфические формы искусства, присущие художественной культуре мусульманских стран Востока. Запреты ортодоксального ислама изображать живые существа, жесткие рамки религиозных канонов и правил направили творчество мастеров на разработку орнамента, который в эпоху средневековья становится художественно совершенным, необычайно богатым по своим видам и многообразным по композиционным решениям.

В это же время развернулось строительство зданий мусульманской культовой архитектуры – соборной и квартальных мечетей, мавзолеев, а также медресе, которые возводились лучшими народными зодчими. В начале XV в. в Кубачи было 7 мечетей – шесть квартальных и соборная Джума-мечеть. В 807 году хиджры / 1405 г. было открыто медресе – мусульманская школа высшего типа, где учились мутаалимы (учащиеся) как из этого селения, так и из других аулов. Начальное образование мутаалимы получали в примечетских школах – мактабах.

В 881 г.х. / 1476-77 гг. на месте старого небольшого здания, возведенного в 834 г.х. / 1430-31 гг. было построено новое капитальное здание Джума-мечети («Хала-мишит» – Большая мечеть) в нижнем квартале старой части пос. Кубачи. Оно было прекрасно отделано каменными рельефами с узорно-эпиграфическими композициями. Украшены были резными камнями также здания квартальных мечетей и медресе.

При Джума-мечети находилась библиотека, где были сосредоточены рукописные книги по арабскому языку и грамматике, лексикографии (словарная литература), логике, риторике, мусульманскому праву (фикх) и другим отраслям знаний, а также Коран и комментарии к нему (тафсиры), хадисы. Многие из ученых-арабистов, выходцев из сел. Кубачи, были известны не только за пределами этого селения, но и Дагестана в целом.

В 897 г.х. / 1492 г. был изготовлен мастером Мухаммадом, сыном Хусейна великолепный деревянный мимбар для Джума-мечети, превосходно украшенный тонкой и богатой орнаментальной резьбой, арабскими надписями, а также инкрустацией из небольших кусков различных форм орехового дерева и слоновой кости.

Частично сохранившийся мимбар ныне находится в музее Кубачинского художественного комбината.

Как и в странах Ближнего и Среднего Востока, в средневековом Кубачи одним из распространенных видов художественного творчества становится арабская каллиграфия. Исследователи средневекового искусства Востока справедливо отмечают, что «высокоразвитая каллиграфия, которая была письмом не только религии, но и поэзии, философии, науки, расценивалась как искусство, занимая среди других его видов почетное место. Достигнув необычайной тонкости и изящества в применении различных усложненных почерков, каллиграфия превратилась в одну из форм орнамента, игравшего значительную роль в искусстве мусульманского средневековья».

Арабскими надписями, исполненными художественно трактованными буквами в сочетании с растительным или другим видом орнамента отделывали различные изделия – оружие, украшения, предметы из резного дерева, камня и кости, а также культовые и гражданские постройки. Очень широко использовались надписи из затейливой вязи арабских букв, обычно вплетенные в орнаментальные композиции, для художественной отделки мемориальных (надмогильных) памятников в виде вертикально поставленных каменных плит (стел).

Изысканной художественной отделке подвергали и рукописные книги по различным областям знаний. Книжная орнаментика составляла особый вид прикладного искусства. В XIV–XV вв. и позднее в Кубачи, как и во многих дагестанских селениях – в Акуша, Кумухе, Хунзахе, Согратле, Ихреке, Башлы, Эндери и других, работали профессиональные катибы – переписчики рукописных книг, достигшие высокого мастерства в арабской каллиграфии.

По данным А.Р. Шихсаидова, в конце XIV – нач. XV вв. сложилась зирихгеранская школа высокопрофессиональных каллиграфов – переписчиков арабских рукописей не только для личного пользования или на заказ, но и на рынок – настолько велик был в то время спрос на рукописные книги (тиражировать их тогда можно было только одним способом – переписыванием от руки). Несколько позднее в сел. Кубачи не только переписывались рукописные книги, но и переводилась на кубачинский язык литература по основам вероучения ислама, восточной медицине, мусульманскому праву, истории («Дербенд-наме», «Хроника по истории средневекового Кайтага» и др.), художественная литература и т. д.

Наряду с профессиональными переписчиками книг в сел. Кубачи работали еще мастера художественной каллиграфии и орнаменталисты, выполнявшие узорно-эпиграфические композиции на мемориальных памятниках, а также архитектурно-декоративные работы.

Высокохудожественное ремесло и оружейное дело являлись основой существенного экономического и культурного подъема Зирихгерана – Кубачи в XIV–XV вв., сделавшего его крупнейшим не только в Дагестане, но и на всем Северном Кавказе художественным центром, средоточием мусульманской образованности и духовности.

Как и во всем Дагестане, в сел. Кубачи в средние века арабский язык становится языком богослужения, науки, поэзии, делопроизводства и общения (частной и официальной переписки), активного обмена практическими знаниями и художественным опытом в области различных ремесел. В XIV–XV веках и позднее в Кубачи жили лица, владеющие наряду с арабским, также персидским и тюркским языками. Характерно, что среди эпиграфических памятников Кубачи XIV–XV вв. наряду с арабскими надписями представлены еще памятники с персидскими надписями.

В отмеченное время в сел. Кубачи, как и в ряде населенных пунктов Дагестана, учеными-арабистами делается попытка приспособить арабский алфавит к фонетическим особенностям местного языка, используя для этого дополнительные над– и подстрочные (диакритические) знаки. Такие попытки нашли отражение в эпиграфических памятниках XIV–XV вв., а также в арабских рукописях.

Проникновение в сел. Кубачи вместе с исламом арабо-мусульманской культуры существенно обогатило его традиционное искусство. Она дала новый толчок для его дальнейшего развития и обогащения. Она же определила на многие века путь исторического развития искусства Кубачи в общем русле развития художественной культуры и искусства стран мусульманского Востока.

С проникновением этой культуры в средневековом искусстве сел. Кубачи складывается новый стиль. Использование в декоративных целях арабских надписей необычайно расширило художественно-выразительные средства в отделке произведений декоративно-прикладного искусства и различных по своему функциональному назначению архитектурных сооружений, в первую очередь культовых построек.

Творчество мастеров средневековья не было безымянным. До нас дошли имена некоторых из них: литейщики бронзовых котлов – Ахмед, сын Али (XII в.), Абу Бакр, сын Ахмеда (XIII в.), Махмуд, сын Абу Бакра, Ахмед, сын Махмуда (XIII–XIV вв.); резчики по камню – Абу Бакр (1-я пол. XV в.), Рамазан, Чаъман (сер. XV в.), Джарак (XV в.), Ахмад (XV в.); резчик по дереву – Мухаммад, сын Хусейна (конец XV в.); катибы-переписчики рукописных книг, которые создавали произведения высокого каллиграфического искусства, – Абу Бакр, сын Мухадая аз-Зирихгерани (сер. XIV в.), Юсуф ал-Кубаши (сер. XV в.), Абдурахман аз-Зирихгерани (конец XV в.), Али, сын Мухаммада аз-Зирихгерани (начало XVI в.), Айди, сын Мухаммада аз-Зирихгерани (начало XVI в.).

Достигшее блестящего для своего времени расцвета искусство Кубачи XIII–XV вв. следует рассматривать как классическую эпоху кубачинского искусства, предопределившую его будущее развитие и оставившую яркий и глубокий след не только в истории искусства Дагестана, но и в многоликой общечеловеческой художественной культуре Средневековья.

Литература

1. Алиев Б.Г. Союзы сельских общин Дагестана в XVIII – первой пол. XIX вв. Махачкала, 1991.

2. Иванов А.А. Персидские надписи из Кубачи // Rivista studu orientali. Vol. 59. Fasc. I–IV. Roma, 1987.

3. История Дагестана с древнейших времен до наших дней: в 2 т. М., 2005. Т. 1.

4. Каптерева Т.П., Виноградова Н.А. Искусство средневекового Востока. М., 1989.

5. Маммаев М.М. Зирихгеран – Кубачи: Очерки по истории и культуре. Махачкала, 2005.

6. Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131–1153) / Публикация О.Г. Большакова и А.Л. Монгайта. М., 1971.

7. Шиллинг Е.М. Кубачинцы и их культура: Историко-этнографичес-кие этюды. М.: Л., 1949.

8. Шихсаидов А.Р. Вопросы исторической географии Дагестана X–XIV вв. (Лакз, Гумик) // Восточные источники по истории Дагестана. Сб. статей и материалов. Махачкала, 1980.

9. Шихсаидов А.Р. Распространение ислама в Дагестане // Ислам и исламская культура в Дагестане. М., 2001.

Ахтыпара: страницы истории

З.Ш. Закарияев

Союз сельских общин Ахтыпара – один из известных и крупных общинных союзов Дагестана. В данной статье речь пойдет об истории становления, развития этого союза и его политическом устройстве.

После политической децентрализации и распада раннефеодального государства Лакз, занимавшего территорию современного Южного Дагестана (кроме Табасарана) и части Северного Азербайджана, здесь образовалось несколько небольших владений или союзов сельских общин. Это относится и к долине Самура, составлявшей ядро средневекового Лакза. Здесь создаются союзы сельских общин, самый крупный из которых сложился в среднем течении Самура вокруг одного из наиболее древних населенных пунктов Дагестана – Ахты.

Ранняя история Ахты и соседних населенных пунктов изложена в известном дагестанском историческом сочинении «Ахты-наме», дошедшем до нас в двух списках. В нем говорится о поселении персидских воинов, посланных сасанидским правителем Ирана Хосровом Ануширваном под руководством Шахбани, в районе селения Ахты; о попытках ставленника хазар Самсама, правителя Микраха, захватить Ахты, подвластное Дарвишайи, потомку Шахбани; союзе Дарвишайи с воинами Рутула, Джиныха и обращении за помощью к Абу Муслиму (Масламе), обосновавшемуся в Дербенте; осаде Микраха; союзе Дарвишайи и арабов; поражении и гибели хазарского предводителя Самсама; выдаче сестры Абу Муслима замуж за Дарвишайи и переименовании города Шахбани в Ахты. Эти и другие описываемые в «Ахты-наме» события относятся к VI–IX вв.

В селении Ахты зафиксирован богатый эпиграфический материал. Самые старые надписи выполнены арабским почерком «куфи» и датируются специалистами XII–XIII вв. Свидетельством В XVI–XVII вв. общины среднего течения Самура пережили интересный процесс трансформации, превращения общинных объединений в феодальное владение во главе с беками с последующей эволюцией в общинную форму правления. Хронограф Малиджа ар-Рутули сообщает о сожжении в 948 году хиджры (1541–1542 гг.) селения Рутул жителями Ахты, «когда раисом их был Шах Хусейн-бек, хаким ал-Ахты и (также) Алхас-мирзой ад-Дарбанди». Об этом же событии говорится в надписи на переплете книги из селения Ахты: «Дата сожжения селения Рутул людьми Ахты во время правления Шах Хусейн-бека – правителя Ахты и Алхас-мирзой – 948 г. (1541–1542 гг.).

В 60-х гг. XVI в. в Ахты появляется правитель Хусейн-бек, затем ему наследует Айюб-бек. Таким образом, во 2-й половине XVI в. наблюдается превращение общин Среднего Самура в бекство. Происхождение ахтынских беков не вполне ясно. Возможно, что они были ветвью потомков Мухаммад-бека, сына кайтагского феодала Ильча-Ахмада, власть их в Ахты удерживалась иноземной поддержкой, о чем свидетельствуют действия дербентских и ахтынских сил против Рутула в середине XVI в.

Ахты. Вид на Джума-мечеть.

Вторжение турок на Кавказ в 1578–1579 гг. не оказало заметного влияния на сложившуюся в Южном Дагестане территориально-политическую систему. Вместе с тем есть данные о том, что при вторжении турецкой армии на Кавказ ее главнокомандующий Лале Мустафа-паша «подарил» встречавшему его шамхалу Чупану «санджак Шабран», а его брату Тугалаву «санджак Ахты». Действительно ли Тугалав вступил в управление Ахты, неизвестно. Во всяком случае сведений, подтверждающих это, нет.

По вопросу о времени образования общинных союзов в среднем течении реки Самур существуют различные мнения. Некоторые исследователи полагают, что вначале образовался Ахтынский союз, который впоследствии разделился на три независимых союза: Ахтыпара, Докузпара и Алтыпара. В начале XVII в. эти союзы сельских общин уже существовали. Образование же Ахтынского союза, по нашему мнению, следует отнести ко времени не позже XIV в.

Селение Ахты. Старая часть

Свержение беков в Ахты не сопровождалось политической деградацией этого региона – напротив, союз сельских общин Ахтыпара представлял собой оригинальную и достаточно сложную политическую структуру, основанную на довольно развитых феодальных отношениях. Нет никаких оснований считать превращение этих земель в феодальное владение показателем перехода их на более высокую ступень социального развития, равно как и возвращение их к традиционной форме политической организации (условно именуемой иногда «дефеодализацией») отнюдь не означает их социально-политической деградации.

Сходные процессы дефеодализации пережили также некоторые адыгские племена Северо-Западного Кавказа. Главнейшие особенности социального устройства абадзехов, шапсугов и натухайцев в 1-й половине XIX в. были обусловлены происшедшим у них в конце XVIII в. в результате ожесточенной классовой борьбы политическим переворотом, который привел к ослаблению власти феодальной аристократии и потере ею ряда сословных привилегий.

Феномен «окрестьянивания» мелкого феодального землевладения отмечен исследователями в Молдавии в XVI–XIX вв. Подобное явление имело место в соседнем с Ахтыпарой Рутуле, бекский дом которого постепенно превратился в обычный свободный крестьянский тухум с незначительными традиционными привилегиями.

В начале XVII в. власть сефевидской администрации в долине Самура значительно ослабла. В шиназском хронографе и хронографе Малиджа из Рутула сообщается о сожжении Ахты дербентским правителем Бархудар-султаном в 1030 г. хиджры (1620–1621 гг.). Этот факт подтверждается и надписью из книги в Ахты: «Дата сожжения селения Ахты Бархудар-султаном рафизитом – 1030 г.».

Через несколько лет Ахты вновь подверглось нападению. Об этом повествует эпиграфическая надпись из селения: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Разрушено это селение Йусуф-ханом. Оставалось [в таком положении] в течение 8 лет, потом хорошо восстановил Али сын устада Мухаммада в 1039 году хиджры Пророка…». 1039 г. хиджры соответствует 1629–1630 гг.

Н.В. Ханыков считал экспедицию ширванского беглербега Йусуф-хана в Ахты доказательством вхождения долины Самура в Ширван. Однако подобный вывод из надписи не вытекает. Логичнее рассматривать поход Йусуф-хана как экспедицию против враждебных соседей и как свидетельство выхода земель Среднего Самура из-под контроля сефевидских властей, к тому же нет никаких данных о восстановлении здесь власти беглербега хоть в какой-то степени.

Союзы сельских общин долины Самура приняли активное участие в антииранском движении 1-й четверти XVIII в. под руководством Хаджи-Дауда и Сурхай-хана. Современник этих событий, русский посол А.И. Лопухин писал в 1718 г.: «В ближнем соседстве сего города (г. Куба. – 3.3.) народ лезгинский, который живет в горах повыше горы Шад дага (Шахдаг. – 3.3.) и против шаха воюют и уезды разоряют». Ему вторит И.Г. Гербер: «При ребелии (восстании. – 3.3.) в Ширвании оные Дауд-беку и Сурхаю помощь немалую учинили, притом себя добычею не забывали и богатились…»

И.Г. Гербер, сочинение которого написано в 1728 г., оставил довольно подробные сведения о самурских союзах, в том числе об Ахтыпаре: «…хотя всякая деревня своего старшину имеет, однакож обыватели оным мало послушны бывают, ибо всяк сам собою господином… И хотя оные все воры и грабежники, однакож в Кубе нападения и воровства никакого не чинят, чтоб чрез то волю не потерять пшена и пшеницу тамо доставать и менять; токмо свой воровской промысел употребляют далее в горах и к Грузии. Оные употребляют оружие огненное, добрые сабли и много панцеров, люди смелые и огня не боязливые».

Автор отмечает политическую независимость самурских союзов: «Понеже народ вольной, доходов и податей никому не платят, но и впредь платить не будут и, надеясь на крепкую ситуацию их места, не опасаются, чтобы кто их в подданство привесть и принуждать может… Оные никогда ни под персидскою, ни под какою другою властию не стояли, и хотя прежде всего султаны дербентские их яко подданными к Персии почесть хотели и к тому принуждать трудились и для того часто великая команда из Дербента посылалась, чтоб их силою под владение привесть, однакож дагистанцы всегда противились и высланных дербенцов кровотекущими головами назад отсылали».

А.К. Бакиханов в «Гюлистан-и Ирам» пишет, что при приближении Надир-шаха к Ахты во время его первого похода в Дагестан «лезгины разрушили мост через Самур и укрепились на горе в старой крепости Шахбани. Надир приказал построить новый мост и его повеление было выполнено за один день. Переправившись со всем войском вечером через реку он расположился лагерем у стен крепости. Утром он разделил войско на две части: одну назначил к штурму а другую послал в то место, где скрывались семьи обороняющихся со всем имуществом. В обоих пунктах лезгины были разбиты. Надир лично преследовал обратившегося в бегство неприятеля и до самого вечера опустошал ущелья и горы».

По данным Г.Э. Алкадари, «когда Надир-шах вернулся из Дагестана, кубинцы, ахтынцы и кюринцы, объединившись, напали в крепости Худат Кубинского уезда на Гусейн-Али-хана, который, будучи ханом по назначению шаха, проживал там. Они держали его в той крепости в осаде, пока он не был освобожден прибывшими в Худат шахским правителем Дербента, дербентским обществом и шамхалом Хасбулатом».

Участие ахтынцев в осаде Худата со всей очевидностью доказывает, что они не были покорены Надиром.

Есть данные об участии ахтыпаринцев в битве при селении Джиных в 1738 г. в Джаро-Белоканах, где объединенные силы джарцев и горцев Дагестана наголову разбили персов. В этом сражении был убит брат Надира Ибрагим-хан и другие персидские военачальники.

Исключительно ценные сведения об истории, общественном строе, составе Ахтыпаринского союза содержатся в сочинении анонимного автора XIX в., известного как «Описание Самурского округа». Судя по всему, сочинение принадлежит российскому чиновнику или военному и написано около 1867 г.

В сочинении говорится, что «до присоединения к России населенное пространство, составляющее теперешний Самурский округ, – за исключением Горного магала (цахурские селения нынешнего Рутульского района РД. – 3.3.) – называлось Самурскою провинциею (Самур велаят), главным пунктом которой было селение Ахты». В начале XIX в. самурские союзы сельских общин объединяли почти 60 селений (без цахурских селений, входивших в состав Елисуйского султанства).

В середине XVIII в. союз Ахтыпара состоял из 14 селений: Ахты, Хкем, Хуля, Гра, Гдынк, Кочах, Мидфах, Смугул, Хал, Хнов, Борч, Гдым, Маза и Фий. В союз входили селения как правого, так и левого берегов Самура, а также селения ущелья Ахтычая (Ахцегь-вацI). Помимо лезгинских сёл, союз включал также и два крупных рутульских селения – Хнов и Борч. Указанный состав Ахтыпаринского союза сохранялся до 1776 года, когда он расширился до 17-ти сельских общин, после включения в Ахтыпару трех селений левобережья Самура: Гогаз, Усур и Кака.

Союз Ахтыпара граничил на севере с кюринскими союзами сельских общин (с 1812 г. – с Кюринским ханством), на востоке – с союзом сельских общин Докузпара и селением Мискинджи, на западе – с Рутульским союзом сельских общин, на юге – с Шекинским (Нухинским) ханством.

Главенствующее положение в Ахтыпаре занимал джамаат Ахты (Ахцах, Ахцегь). Однако степень зависимости селений от ахтынского джамаата была различной. Не случайно автор «Описания Самурского округа» выделяет в составе союза две группы селений, два «участка»: так называемые Ахтыпара 1-я и 2-я. В Ахтыпару 2-ю входило 5 селений верховьев Ахтычая: Хнов, Борч, Гдым, Фий и Маза. Географически эти селения союза наиболее удаленные от Ахты и, как следствие, пользовались большей степенью самостоятельности, нежели прочие селения Ахтыпары. Главным селением в этой группе, очевидно в силу своей многолюдности, считался Хнов.

Остальные же 12 селений союза (Ахтыпара 1-я) фактически управлялись ахтынскими «аксакалами» – главами местных тухумов. Число аксакалов (40) соответствовало числу ахтынских тухумов. Ахтынские аксакалы представляли собой местную элиту, привилегированную прослойку общества. ССАгаширинова считает, что ахтынские тухумы могут быть подведены под определение «патронимий второго порядка», которые возникли в результате сегментации, дробления разросшихся крупных патронимий.

Преимущества ахтынцев перед жителями остальных селений 1 – й Ахтыпары состояли в следующем:

1. Без ахтынских «меслегетчи» (посредников) жители всех селений участка не могли разбирать свои взаимные претензии.

2. В случае войны, по первому требованию ахтынцев, обязаны были являться на помощь. В свою очередь, каждое из селений имело право на обязательную защиту ахтынцев.

3. Ахтынские аксакалы и эфенди проверяли исполнение заката в селениях. Относительно заката привилегия ахтынцев заключалась в том, что они имели право требовать его исполнения в пользу своих бедных и нуждающихся сельчан. При этом они, однако, ограничивались взиманием определенного процента с поголовья овец, оставляя у себя лишь третью или четвертую часть взимаемого, а остальное оставалось за обществом данного селения, внесшего закат, для раздачи своим неимущим. Сбор заката осуществлялся осенью, и он мог быть употреблен не только в пользу бедных, но и для общественных нужд, особенно в случае войны.

4. Жители селений участка отбывали ахтынцам своеобразную повинность, называемую «пахта».

Ахтынские небоскребы. Художник Б.З. Шалумов

Х.-М. Хашаев сравнивает ее с русскими «кормлениями». Эта привилегия жителей Ахты состояла в том, что каждый из ахтынцев один раз в год имел право ехать «в гости» в любое из селений участка. Зачастую они отправлялись партиями от 100 до 500 человек и «гостили» в данном селении целые сутки. Хозяева домов, где размещались «гости», обязаны были хорошо кормить не только их, но и лошадей ахтынцев. «Гость» не имел права оставаться в том же селении на другой ночлег в этом же году. Обычай пахты относился к селению, а не к числу его жителей. Ахтынец, не побывавший в течение года для пахты в каком-либо селении участка, если и приезжал туда в следующем году, то за минувший год не мог ничего требовать у жителей данного селения.

Совершенно очевидно, что привилегия пахты у ахтынцев ложилась тяжелым бременем на жителей остальных селений Ахты-пары 1-й. Причем, чем меньше селение, тем тягостнее было его жителям исполнять этот обычай. Ю.М. Кобищанов сравнивает пахту с бытовавшим в Киевской Руси «полюдьем». Так назывался ежегодный объезд князем своих владений для сбора дани и других целей. Комплексы сходного типа, носившие местные названия, были широко распространены в разных регионах мира на стадии перехода от первичной формации к феодальной (раннефеодальные общества).

При полюдье носитель раннегосударственной (или потестарно-политической) власти (вождь, жрец, царь) или его заместитель (наследник престола, наместник, посланец и т. д.) в сопровождении дружины и приближенных обходил по традиционному маршруту подвластные ему княжества, общины и пограничные земли, осуществляя здесь свои привилегии. Функции полюдья могут быть разделены на экономические, политические, судебные, религиозно-ритуальные, символические и др. На Кавказе, помимо Дагестана, полюдье существовало, в частности, в Грузии.

Обычай пахты существовал и в соседнем с Ахтыпарой Рутульском союзе сельских общин, где носил даже более выраженные черты. Помимо очевидных экономических функций, в обычае пахты отчетливо проявляются политические и символические функции: поддержание господства «граждан» главенствующей сельской общины над подвластными селениями.

5. Следующим преимуществом ахтынцев было то, что они платили за кровь 300 баранов, в то время как брали с жителей подчиненных им селений 600 баранов, т. е. кровь ахтынца «стоила» вдвое дороже. За убийство ахтынцем кем бы то ни было из жителей 1-й Ахтыпары, кроме ахтынцев, он подлежал половинной уплате за кровь, а если кто бы то ни было из жителей того же участка убивал ахтынца, то платил полную плату, которая взималась и тогда, когда дело было между двумя или более ахтынцами или между жителями остальных селений участка.

Таким образом дела о крови решались только в 1-й Ахтыпаре.

Помимо вышеперечисленных пяти условий привилегированного положения ахтынцев относительно других селений 1-й Ахтыпары, существовало еще два преимущества, которым пользовались ахтынцы. Одно из них действовало в пределах долины Самура, а другое – на всей территории Дагестана и Кавказа.

Первое преимущество касалось маслиата и выражалось в том, что если жители любого селения Самурской долины (Самур велаят) обращались за посредничеством в Ахты и получали отказ, то уже не могли найти посредников во всей долине. Основанием для этого служило общее убеждение, что, «стало быть, дело крайне напутанное или же нечестное, если ахтынцы – самые умные и самые старшие из братьев-самурцев – отказались от участия в данном деле». Приведенный пример отчетливо и наглядно демонстрирует высокий статус джамаата Ахты в регионе. К этому следует добавить, что селение Ахты было самым крупным в долине Самура и одним из крупнейших во всем Дагестане.

Вторым преимуществом ахтынцев являлся обычай (адат), носивший название «барху». Этот обычай заключался в том, что любой человек, кто бы он ни был и откуда бы он ни происходил, бравший в жены ахтынскую девушку, помимо исполнения всех условий шариата и адата, касавшихся брака, обязан был еще внести 3 рубля (или вещей на эту сумму) в пользу того сельского магала Ахты, к которому принадлежала невеста.