Текст книги "По льду"

Глава 7

 
I can’t tell you what it really is,
Я не могу сказать, что же это на самом деле,
 
 
I can only tell you what it feels like,
Могу лишь сказать, каково чувствовать это,
 
 
And right now it’s a steel knife in my windpipe,
Сейчас у меня словно стальной нож в горле,
 
 
I can’t breathe, but I still fight while I can fight.
Я не могу дышать, но буду бороться, сколько смогу.
 

Eminem, Rihanna – Love the Way You Lie

Почти всю ночь Николай не сомкнул глаз: бессонница взяла его в свой плен. Он то лежал на кровати в домашней одежде, то подходил к окну и наблюдал за тем, как ночь окутала их сад, то брал в руки третий том «Войны и мира» Льва Толстого в старинном переплете. Звезды то зажигались ярким светом, то потухали, как спичка. Мысли беспорядочно крутились у него в голове. Скула саднила от отцовского удара и становилась напоминанием его бессилия. Как бы Коля ни старался, противостоять Александру Юрьевичу было все тяжелее.

Уснуть удалось только к трем часам ночи. Однако с полноценным отдыхом это нельзя было отождествлять: Литвинов крутился на кровати и открывал глаза каждые десять минут. Из головы по-прежнему не выходил поступок Александра Юрьевича. Слово. Размах руки. Удар в скулу. Ультиматум. Ощущение собственной ничтожности. Из-за этого воспоминания, вспышками мерцающего даже во сне, в пять утра Николай резко очнулся. Упершись ладонями в матрас, взглянул в панорамное окно, завешенное полупрозрачным тюлем. Ночная мгла постепенно растворялась в первых признаках рассвета. Он спрыгнул с кровати и спустился по лестнице на первый этаж. Бег на дорожке – это то, что всегда помогало ему собраться и абстрагироваться от триггерной ситуации.

Переодеваться из ночных черных штанов и темно-синей футболки в спортивную одежду Коля не стал. Сбросить запущенный мыслительный процесс и прийти к заводским настройкам хотелось прямо сейчас. Он надел кроссовки и направился в сторону беговой дорожки. Отрегулировав ее наклон, встал на ленту. Палец потянулся к кнопке «Старт». Лента медленно пришла в движение, и постепенно Коля набирал скорость, переходя с шага на бег.

Слово. Размах руки. Удар в скулу. Ультиматум. Ощущение собственной ничтожности.

Крепко зажмурив глаза, Николай прибавил скорость. Он снова мчался без остановки, как в ту ночь, когда «Снежные Барсы» проиграли стартовый матч в сезоне. Колю испепеляло чувство ненависти и отвращения к единственному родителю. К тому, кто поднял на него руку снова. Только на этот раз массивный кулак все же отпечатался на его лице. Разве нормальные родители так поступают?

Николай бежал и бежал, пока дыхательные пути не сковало стальным обручем. Широко распахнув веки, он уставился перед собой. В глазах от интенсивной нагрузки замелькали сине-зеленые мушки. Со лба стекали капельки пота, солоноватый вкус которых ощущался на искусанных губах. Мышцы заныли, но Коле не впервой. Вслепую кликнув по кнопкам, он остановил движение ленты и спрыгнул с беговой дорожки.

За окном уже рассвело. Значит, Коля провел в зале около часа. Внутренний циферблат явно сломался, ведь по собственным ощущениям Николай пробыл в тренажерном зале гораздо меньше. Отдышавшись, он направился в душевую, что была сопряжена с домашним спортзалом. Горячая вода смыла пот, и солоноватый привкус больше не чувствовался на губах.

Выйдя из душа, Литвинов подошел к узкому шкафу, в котором было несколько сменных вещей. Парень надел чистую белую футболку, серые штаны и подошел к раковине. Стоя у зеркала в ванной комнате, Николай взглянул на свое отражение. От горячей воды образовался пар, зеркало запотело, и Коля кулаком стер влагу. Оперся руками о серую раковину и осмотрел припухшую скулу в зеркало. Кожа была стерта, а вокруг недавнего удара образовались кровоподтеки. Николай потянулся к тумбочке, что была под раковиной, и достал оттуда лейкопластырь телесного цвета. Вскрыв рывком упаковку, приклеил пластырь на рану.

На мгновение Николай унесся в детство, когда ему было четыре.

* * *

Палящее солнце в жарком июле. Мощеная камнем дорога. Коля садится на трехколесный велосипед, который ему только что купили в магазине. Рядом идет мама, собирает золотистые локоны в тугой хвост: уж очень порывистый ветер. Николай разгоняется и что есть мочи несется по дорожке вперед, объезжая прогуливающихся людей. Подхватив задор, он сильнее и сильнее крутит педали, вовсе не оглядываясь. Коля теряется в бесконечном людском потоке, затем останавливается и потухшими глазами выискивает Вету. В груди зарождается щемящее чувство тревоги. Он потерялся. Но плакать нельзя, хоть руки и губы подрагивают от страха. Отец бы непременно пристыдил его за это. Коля откатывает велосипед в сторону и продолжает оглядываться по сторонам. Там, пробиваясь сквозь толпу, бежит всклокоченная мама и, заметив сына, немного успокаивается, подбегает к нему, падает на колени и обхватывает руками его лицо. «Мальчик мой, ты так напугал меня!»

* * *

Когда Вета Литвинова была жива, Александр Юрьевич по-другому относился к сыну. Он был мягче. Что же изменилось после той роковой ночи? Быть может, Александр Юрьевич видел в сыне свою умершую жену? Николай множество раз задавал себе эти вопросы, но логичные ответы не посещали его голову.

Собравшись с мыслями, Коля все же отцепил пальцы от раковины и поднялся к себе в комнату. Время близилось к семи часам утра. Николай взял телефон, лежавший возле прикроватной тумбочки, и открыл новостную ленту. Сводка бизнес-новостей пестрела статьями о предстоящем тендере, одним из участников которого выступала «НИС-групп»: необходим был субподрядчик для строительства автоматизированной блочно-модульной котельной на природном газе. Журналисты придумывали броские заголовки на тему: «В игру вступает новая строительная компания из России. Сможет ли Литвинов отвоевать проект?», «Удача повернется к господину Литвинову и в этот раз?», «Кажется, у „НИС-групп“ появился серьезный конкурент. Глава компании привлечет своего сына к тендеру?».

Николай заблокировал экран: читать про «НИС-групп» не хотелось. Как бы у отца ни складывались дела в бизнесе, его это не волнует. Быть может, если Александр Юрьевич проиграет один раз тендер, то извлечет из этого ценный урок: не все измеряется деньгами. Хотя Коля был уверен, что отец найдет способ, как подавить крупного игрока, покушавшегося на его лакомый кусочек. Главное, чтобы этот тендер никоим образом не затронул ни его, ни команду.

Звук мобильника выдернул Николая из размышлений. На телефон пришла рассылка от Сергея Петровича. Литвинов смахнул экран блокировки вверх и перешел в сообщения.

«Сегодня тренировки не будет. Прошу всех собраться возле „Минск-Арены“ в одиннадцать часов утра. Дресс-код – спортивная одежда (и что-то потеплее сверху). С собой можете захватить сумку и пару вещей. Явка обязательна. Просьба не опаздывать».

– Хм, – вырвалось у Коли.

Молодой человек был убежден, что после неудачной выездной серии Звягинцев будет гонять их по ледовой площадке с утра до ночи, чтобы выбить из команды хоть какой-то результат. Предчувствовал разбор по состоявшимся матчам. Но никак не ожидал, что Сергей Петрович отменит утреннюю тренировку.

Коля отложил телефон в сторону и спустился вниз за спортивной сумкой, которую по обычаю оставлял на нижней полке у входа. Затем забросил в нее пару теплых толстовок, спортивных штанов, третий том «Войны и мира» и застегнул молнию. Сборы оказались быстрыми, так как невозможно предугадать, что запланировал Сергей Петрович и что Коле может понадобиться на самом деле. Закинув спортивную сумку на плечо, он спустился вниз и побрел на общую территорию.

Миновав кухню, на которой хозяйничала Екатерина Андреевна, Николай прошел в столовую, где заметил отца. Завтрак подан, однако аппетита совсем нет. Или парень пытался себя в этом убедить вопреки спазмам, от которых страдал его желудок. Коля обвел стол взглядом, выпил стакан свежевыжатого апельсинового сока и демонстративно развернулся. От общества отца его начало подташнивать.

– Даже не сядешь со мной за один стол? – взяв в руки стакан, поинтересовался Александр Юрьевич. Его тон был непринужденным, будто вчера не он поднял руку на сына. – Все-таки я твой отец, ты не можешь вечно меня игнорировать.

Николай прикусил щеку изнутри, смерил отца отрешенным взглядом с ног до головы и уставился ему за спину. – Ты вчера утратил право считаться моим отцом. Теперь это только по документам.

Коля развернулся и шагнул за порог так быстро, что Литвинов-старший не успел ему ответить. Хотя Николай уверен, будь он медлительней, Александр Юрьевич непременно предпринял бы что-то.

Ступая по мощеной дорожке, Коля тяжело дышал. Больше всего его разозлило не то, что было сказано, а то, каким тоном и с каким выражением лица. Сдержанный, холодный, непоколебимый, не признавший своей вины – вот каким предстал Александр Юрьевич сегодня утром. Он словно умел стирать из памяти те неприятные действия, которые совершал. Тумблер эмоций вышел из нейтрального положения.

Литвинов издалека махнул охраннику, подав знак, что машину необходимо подогнать к воротам, и вскоре черная «мазерати» уже ожидала его около ворот.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Николай и, забросив спортивную сумку в багажник, сел на водительское сиденье.

Вставив ключ в зажигание, Коля провел рукой по черной приборной панели. Встроенный сенсорный экран зажегся синим и отобразил все иконки. Николай пристегнул ремень безопасности. Выехав на проспект, он решил, что сразу поедет на ледовую арену. Пусть команду и придется прождать несколько часов, но лучше сделать это в компании клюшки и шайб, чем в обществе отца. Остановившись на светофоре, Литвинов заглянул в бардачок, чтобы убедиться, что ключи от раздевалки и кладовой для инвентаря на месте. Так и было.

Пока Николай ехал по проспекту, он пытался вспомнить сетку расписания, висящую в холле. Если ему не изменяет память, то первыми были «Снежные Барсы». Значит, до девяти утра площадку никто не займет.

Однако Литвинов ошибся. Переодевшись, он вышел на лед и в приглушенном освещении увидел тень. Мужчина подъехал ближе к воротам и отправил туда шайбу. Свет упал на его спину, и по красному цвету мастерки Коля понял, что это Звягинцев. Коля ступил на лед и стал разминаться. Скрежет его коньков донесся до Сергея Петровича, и тот обернулся.

– Коля? – Он удивленно вздернул бровь. – Что ты здесь делаешь? Разве в рассылке я не говорил о том, что тренировка отменена?

Литвинов пожал плечами.

– Хотел немного отвлечься. Подумал, что броски по воротам помогут снять напряжение. – Николай встал по правую сторону от Звягинцева и прокрутил клюшку в руках. Боковым зрением он заметил, что Сергей Петрович изучающе смотрел на него, точнее на приклеенный к левой скуле пластырь. Коля пожалел, что на его шлеме нет решетки, которая бы полностью прикрыла лицо. Тогда внимания к его лицу было бы меньше.

– Можем поговорить? – как-то встревоженно спросил Сергей Петрович.

– Да, – непринужденно ответил Литвинов и прицелился. Шайба срикошетила и полетела мимо. Коля приготовился ко второму броску.

Звягинцев огляделся по сторонам, хоть и в ледовом дворце в такой ранний час мало кто бывает. Убедившись, что в коридорном проходе безлюдно и никто не помешает их разговору, тренер объехал Литвинова, тем самым преградив путь к воротам. Если бы он этого не сделал, Николай продолжил бомбардировать ворота, бросая отрешенные фразы в ответ на его вопросы.

– Коль, что произошло?

– О чем вы, Сергей Петрович? – Николай выпрямился и оперся на рукоять клюшки.

– О ссадине у тебя на скуле, – Звягинцев снял крагу и указал на левую часть его лица.

– Ничего серьезного. Просто в темноте наткнулся на дверной косяк.

Литвинов сжал губы в тонкую полоску и отвел взгляд. Пусть Сергей Петрович и знает о его непростых отношениях с отцом, вываливать подробности вчерашнего вечера Коля не хотел.

– И косяком был твой отец? – Звягинцев повысил тон. – Не ври мне. Я знаю, на что он способен. Ты не обязан терпеть его.

Если бы все было так просто, то жизнь Николая давно бы пестрила разнообразием. Он бы стал восходящей звездой белорусского хоккея и строил бы здоровые любовные отношения с кем-то. Он бы поверил в то, что его жизнь может быть лучше.

– Я должен, – процедил Литвинов, сильнее сжав рукоять клюшки.

Сергей Петрович качнул головой и приблизился к Николаю. Ткнув пальцев ему в грудь, тренер произнес:

– Ты никому ничего не должен. Единственный человек в этом мире, кому ты должен, – это ты сам. Ты сам себе обязан быть счастливым.

– Когда я вспоминаю, что у меня есть хоккей, я счастлив. Если я не буду соблюдать условий, предписанных отцом, то упаду в пропасть.

– Ты уже летишь в нее… – Сергей Петрович стукнул клюшкой по льду. – Просто не осознаешь этого.

– Даже если так, я уверен, что где-то там есть смягчающая подушка, – самонадеянно ответил Коля. Но в следующую секунду усомнился в собственных словах.

– А если нет? Ты не можешь всю жизнь делать то, что велит отец.

– Почему? – заглянув в зеленые глаза тренера, спросил Николай.

– Что – почему?

– Почему вы заботитесь обо мне и моем состоянии? – вопрос прозвучал отчаянно.

– Я всегда мечтал о сыне, а вы, вся команда молодых парней, вы для меня как родные дети, – откашлявшись, ответил Сергей Петрович.

На минуту между ними повисло молчание. Звягинцев крутил в руках клюшку и осматривал мыски своих коньков. Я всегда мечтал о сыне. Коля пропускал эти слова через себя, словно через фильтр. В мыслях мелькали моменты, когда в перепалке между ним и Александром Юрьевичем тренер всегда становился на сторону Николая. Звягинцев относился с теплотой ко всем «Барсам». Сергей Петрович действительно видел в Коле сына, ведь своей семьи у Звягинцева не было. Теперь Николай это понимал. И от осознания того, что к нему давно никто не относился с отцовской теплотой, у Литвинова сжалось сердце.

Чтобы не давить на больное, Коля не стал спрашивать, почему именно Сергей Петрович так прикипел к нему. Из новостных сводок он знал, что Звягинцев потерял семью пятнадцать лет назад. Его жена, будучи беременной мальчиком, скончалась в автокатастрофе из-за травм, несовместимых с жизнью. Она спешила к нему на матч, но погодные условия препятствовали этому: водитель такси не справился с управлением. Из-за трагедии Сергей Петрович пропустил несколько матчей в КХЛ, потому что думать о шайбах не мог. А когда оклемался, каждую заброшенную шайбу стал посвящать своей жене.

К сорока трем годам он так и не смог полюбить другую женщину.

– Мне придется поступать так, как велит отец, пока я не найду другой способ остаться в хоккее, – нарушив тишину, проговорил Коля. Он обогнул тренера и совершил бросок по воротам.

– И какие условия он выдвинул в этот раз? – спросил Звягинцев, подключившись к броскам.

– Дал мне месяц. Если за октябрь мы не поднимемся хотя бы на 12-е место в таблице, то о «Снежных Барсах» я могу забыть.

Сергей Петрович тяжело вздохнул.

– Тогда нам придется изрядно постараться, чтобы ты остался в команде.

* * *

К одиннадцати часам холл «Минск-Арены» заполнился «Барсами». Они шагали из стороны в сторону и переговаривались, пытаясь угадать замысел главного тренера, который до сих пор не был им ясен.

– Кто-нибудь знает, почему утреннюю тренировку отменили? – спросил Петя Ильин, поправив каштановые волосы. Его карие глаза сияли от любопытства.

– Понятия не имею, – ответил Миронов.

– Зато, кажется, я знаю, кто в курсе, – Петя повернул голову влево и указал на Сергея Петровича, который вместе с Литвиновым направлялся к команде.

– Приветствую! – воскликнул Звягинцев. – Все на месте?

«Снежные Барсы» переглянулись. По численному составу присутствовала вся команда. К ним присоединилась пресс-секретарь.

– Раз все собрались, то расскажу план на сегодняшний день. Многие, вероятно, удивились, как я мог отменить тренировку после неудачной выездной серии. Но толку бы от нее все равно не было.

– Почему это? – вскинув бровь, удивился Ильин.

– Потому что мне нужна команда. А по итогам четырех матчей я осознал, что ее нет. Поэтому сегодня мы едем на Вилейское водохранилище. Думаю, кемпинг поможет вам и отдохнуть, и сплотиться.

«Снежные Барсы» воодушевленно захлопали в ладоши и хором издали протяжное «О-о-о!». Погода в конце сентября выдалась приятной: термометр показывал 15 градусов, для кемпинга вполне приемлемо. Вдобавок ко всему небо не омрачали серые тучи, а яркое солнце было лучистым.

– Все расходы берет на себя хоккейный клуб. Об этом со спортивным директором я договорился. Все, что нам нужно, – это закупиться едой. Поэтому поторапливаемся и грузимся в автобус! – договорил Сергей Петрович и направился к выходу.

* * *

Путь до кемпинга на Вилейском водохранилище занял чуть больше часа. Трасса не была столь загруженной, что позволило им добраться быстрее. Заехав вглубь соснового леса, автобус остановился, и «Барсы» толпой высыпали наружу. Территория кемпинга, на которой было разбито десять палаток, была по периметру обтянута белой нитью. Чуть дальше палаток отведено место для костра, обложенное камнями, а сверху висел массивный котелок. Кемпинг находился на высоком берегу, откуда открывался прекрасный вид на водохранилище – чистую голубую гладь.

Сергей Петрович обменялся парой-тройкой слов с мужчиной, который инструктировал его насчет возможных развлечений. На территории имелись отапливаемая душевая, футбольная и волейбольная площадки, прокат лодок, байдарок и катамаранов и даже походная баня. За отдельную плату всем этим можно было воспользоваться.

– Так, ребята, давайте заселяться. Арендовано всего десять палаток. Парни, вам придется спать по двое, – сказал тренер и обернулся к Костенко. – Для тебя, Аня, есть отдельная палатка. А ты, Коля, будешь со мной.

Заселение заняло не больше получаса: им всего-то нужно было занять палатки и бросить туда свои спортивные сумки. После все разбрелись по территории: часть команды ушла плавать на байдарках, а другая вместе с тренером и пресс-секретарем – на волейбольную площадку. Досуг вышел занимательным, и только к вечеру удалось собрать команду воедино. Все же необходимо было отужинать и приступить к той части, которую запланировал Сергей Петрович.

Костер был разожжен, мясо пожарено, а команда высажена кругом. Все жадно глотали теплую еду, восполняя энергию.

– Сергей Петрович, спасибо вам, – выпалил Миронов, вытирая руки влажной салфеткой. – Вы очень человечный. Нам действительно необходим был отдых.

Звягинцев ухмыльнулся.

– Леш, ты же не думаешь, что поеданием шашлыка все закончится?

Миронов недоуменно посмотрел на него, в принципе, как и вся команда.

– Парни, помните, что нам важно сплотиться?

«Снежные Барсы» закивали. Им казалось, что они уже сплотились, когда катались на байдарках против ветра и играли в волейбол. Но, кажется, впереди их ждало какое-то испытание.

– Разговоры – важная часть сплочения. Поэтому сейчас, когда все сыты и довольны, я хочу, чтобы каждый из вас высказал друг другу все то, что хотел бы выплеснуть в момент выездной серии. Только честность и безо всяких обид, – Сергей Петрович повернул голову в сторону Литвинова. – Капитан, начинай.

Николай вытер руки влажной салфеткой и прокашлялся. Честности ему точно было не занимать, поэтому лукавить он не стал. Литвинов попытался припомнить, что больше всего раздражало его в состоявшихся матчах.

– Наверное, большую разлаженность я заметил в матче против «Пантер». Мы будто бы расслабились и дали сопернику шанс. Было сложно взаимодействовать с Пашей Федоровым и Петей Ильиным, которые не видели, как я клюшкой отбивал чечетку на пятаке.

– Как тебе было отдать, когда меня пасли? – раздраженно бросил Федоров. – Ты не мог подловить нормальный момент? Или просто сам хотел забросить из выгодной позиции? Ты просто перекладываешь ответственность на меня.

– Ты мог передать шайбу, перехитрив противника, но предпочел купаться в лучах собственной славы. Однако бросок не удался, – спокойно ответил Николай.

Вся команда, включая Костенко и Звягинцева, наблюдала за разгорающейся перепалкой. Аня обеспокоенно взглянула на тренера и надеялась, что он вмешается, но ни один мускул на лице мужчины не дрогнул, будто так и должно быть.

– Литвинов, ни я, ни Паша не виноваты, – встрял Ильин. – Дело в тебе. Ты постоянно требуешь от нас чего-то на льду. Это чтобы не оплошать перед влиятельным отцом? – Он указал на пластырь, прикрепленный к левой скуле.

– Так, стоп! – выкрикнул Сергей Петрович. – Это уже чересчур. Ребят, давайте высказываться только в мягкой форме и не переходить на личности. – Он положил руку на плечо Коли, заметив, как тот нервно перебирает пальцами. – Достаточно, капитан.

Слово передавалось по кругу, пока все мнения не были услышаны. Высказывания были разными, но на грубость больше не переходили. К Литвинову не возвращались, чему он был рад. Тема отца явно не касалась разлаженности команды. К концу всем стало легче: недомолвок не осталось. И Сергей Петрович надеялся на то, что высказанные мнения будут учтены и благоприятно повлияют на исход следующих игр. Звягинцеву не хотелось, чтобы в октябре они оплошали: терять Литвинова он был не намерен.

* * *

Николаю не спалось. Он продолжил сидеть у костра, когда все разошлись по палаткам. Прутом Литвинов чертил какие-то узоры на земле и размышлял над словами Сергея Петровича.

Из раздумий его выдернул девичий визг. Он тряхнул головой, чтобы отогнать мысли, и обернулся. Там, выскочив из палатки, визжала Костенко и, завидев Николая, с криком помчалась к нему. Литвинов встал и приобнял ее. Расстояние между ними сократилось до миллиметра.

– Т-ш-ш, – прикрыв ее рот ладонью, зашипел Коля. Аня рукой упиралась ему в грудь. – Команду разбудишь.

– Я не могу там спать, – зашептала Костенко, когда Николай убрал руку.

– Почему?

– По мне ползало огроменное усатое насекомое! Это было ужасно! – Аня, отпрянув, встряхнула руками, будто бы пыталась что-то с себя сбросить, вызвав улыбку на лице Литвинова. – Я есть хочу…

Николай удивленно вскинул бровь и ухмыльнулся. Все-таки эта девушка казалась ему по-детски забавной.

– Есть? Так поздно?

Костенко обиженно посмотрела на него, будто не понимала, к чему такие глупые вопросы.

– Когда я нервничаю, то всегда хочу есть.

– Но мне нечего тебе предложить, – Николай пожал плечами. – Вечерние запасы съедены.

– Зефир! – воскликнула Аня и подняла указательный палец вверх. – Можно пожарить на костре зефир!

– Думаешь, углеводная бомба нивелирует воспоминание об усатом насекомом?

Костенко толкнула Литвинова в плечо. Она надеялась на каплю сочувствия и сострадания, ведь с детства ужасно боялась насекомых, но вместо этого получала подтрунивания в свой адрес.

– Ты словно робот без чувств! – с укором выпалила Костенко. – Я рассчитывала на поддержку!

– Это называется сдержанность, – спокойно ответил Литвинов и отправился за пачкой зефира, лежащей в сумке с продуктами.

Аня присела на складной стул и подставила руки к огню. Несмотря на то, что на ней была теплая черная толстовка и жилетка, ночная прохлада отзывалась в ее теле. Вкупе с холодом ее немного потряхивало от того, что какое-то усатое насекомое ползло по ее руке несколько минут назад. Теплота, исходящая от языков пламени, помогла ей согреться и успокоиться.

– Не представляю, как можно плавить зефир. И тебе повезло, что пачка осталась нетронутой, – сказал Николай, присев на стул. В руках у него был чистый шампур и шуршащая упаковка со сладостью.

– Ты никогда не пробовал жареный зефир?

– Нет. Я вообще ни разу в жизни не ел ни фастфуд, ни сладости. Отец запрещал, – нанизывая зефир на шампур, сказал Коля.

Аня расширила глаза от изумления.

– Какое упущение! Попробуй обязательно!

Николай вытянул руку вперед. Шампур с нанизанным зефиром повис над костром. Разогреваясь, угощение увеличивалось в размерах и меняло окрас с белого на коричневый, когда капли плавящегося зефира стали падать в костер, Николай отдернул руку от огня и протянул шампур девушке. Аня, взяв его в руки, откусила тягучий и воздушный зефир, отдающий теплом, и прикрыла веки.

– Чего ты так на меня смотришь? – поедая лакомство, спросила Аня. Ее распущенные волосы немного липли к лицу, и она махом головы попыталась откинуть их назад. Николай смотрел на нее заинтересованным взглядом.

– Впервые вижу человека, настроение которого зависит от жареного зефира.

– Ты просто не знаешь, что это такое, попробуй! – сказала Аня, протянув ему остатки зефира, нанизанного на шампур.

Николай потянулся вперед и откусил немного. Зефир оказался настолько тягучим, что прилип к нижней губе. Сладость, растворившаяся на языке, ему понравилась. Он признал для себя, что жареный зефир – вполне сносный деликатес. Коля откусил еще кусочек и застыл, когда Аня большим пальцем провела по его нижней губе. Его глаза рассеянно забегали по ее лицу, а пальцы вжались в собственные бедра. Неожиданная волна мурашек накрыла его. Откашлявшись, он выпалил:

– Боюсь, твой парень придет в негодование, если узнает об этом.

– Мой… кто? – выпрямившись, переспросила Костенко.

Николай кивнул в сторону стоящей поодаль зеленой палатки, в которой спал Любимов.

– Федя. Он же твой парень.

В ночной тишине раздался заливистый смех.

– С чего ты так решил?

– Ну, вы достаточно тесно общаетесь. Вы вместе живете. И он осыпает меня предупреждениями в твой адрес, – все так же серьезно говорил Николай.

– Это ничего не доказывает. Федя – мой лучший друг, не более, мы с ним из одного города. Думаю, ты знаешь, что в прошлом сезоне он играл за «Черных Драконов». Мы познакомились еще в Нижнем Новгороде. Я оканчивала последний курс Института филологии и журналистики, а Федя играл в местной команде в КХЛ. Институт организовал поход на стартовый матч сезона, там мы и встретились.

– А почему он ушел из «Черных Драконов»?

Аня отложила опустевший шампур в сторону и тяжело сглотнула. Ее губы вздрогнули, а щеки залились краской.

– Обстоятельства.

Какими должны быть обстоятельства, чтобы Любимов покинул успешную команду, а она поехала за ним? Шестеренки в мозгу пришли в движение. Литвинов воскресил в памяти поездку в Нижний Новгород, напуганный взгляд Костенко и ее заточение в номере отеля, когда «Барсы» выбирались на тренировку. Если Феди не было рядом, она никуда не выходила, словно боялась засветиться. Вспомнились Николаю и отрывки разговора, услышанного в раздевалке. «Когда мы будем в Нижнем Новгороде, держись всегда рядом. Помнишь, я обещал тебе, что вытащу из этого кошмара? Я всегда держу свои обещания.» Вопрос вырвался сам собой:

– Что напугало тебя в Нижнем Новгороде?

Аня долго смотрела на Николая, будто не могла решиться: рассказать или промолчать? Но заглянув в его глаза, которые в этот момент лучились добротой, она захотела выбрать первое.

– Неприятное прошлое, от которого я пытаюсь бежать.

Костенко думала, что парень станет расспрашивать, но тот, поджав губы, слабо кивнул. Если ему и хотелось узнать, что произошло с ней в Нижнем Новгороде, то он не смел нарушать ее личные границы.

– Тогда можно встречный вопрос? – поежившись на стуле, поинтересовалась девушка. Раз уж сегодня ночь маленьких откровений, то ей бы тоже хотелось утолить любопытство.

– Можно, – чертя прутиком круг на земле, ответил Литвинов.

– Я наблюдаю за тобой уже месяц. С того момента, как попала к вам в команду. Почему ты всегда сдерживаешь свои эмоции и показываешь их только на льду?

Николай задумался, действительно ли она хочет знать хотя бы полуправду того, почему он вынужден себя так вести? Даже полуправда может разрушить миф о «счастливой» жизни богатых людей, в который она верит.

– Когда ты сын известного человека, у других на твой счет всегда завышены ожидания, – начал Коля, глядя на догорающий костер. – Это касается и эмоций, и достижений. Ты можешь мечтать о чем-то особенном, только вот вынужден поступать по-другому. Ты хочешь что-то чувствовать, но другие могут истолковать твои эмоции неправильно. Сверху наваливаются и другие обстоятельства. В итоге ты перестаешь чувствовать.

– А хоккей?

– Даже в хоккее я вынужден быть марионеткой в чужих руках. Мне действительно нравится играть. Только для меня есть определенные правила. Если не следовать им, то мне не вскарабкаться на вершину. Без хоккея я вообще перестану что-либо чувствовать.

Такого ответа было достаточно. Оставалось только предположить, какие выводы сделала Аня: сначала ее взгляд потускнел, а потом на лицо вернулось спокойное выражение. Девушка смолкла и подняла голову высоко вверх. Растущий желтый полумесяц расположился на темно-синем небе, усыпанном многочисленными звездами. Дрова в костре уже не трещали, а языки пламени не разлетались по сторонам из-за поднявшегося ветра. Остались только черные угли. Где-то внизу, в воде, плавали байдарки и катамараны.

– Подожди, я кое-что принесу, – сказала Аня и исчезла.

Вернулась она с теплым пледом в руках. Присев обратно на стул и расправив плед, Аня протянула другой его край Коле. Их стулья находились достаточно близко, но все равно пришлось прижаться друг к другу, чтобы пледа хватило обоим. Укрывшись, они уставились на звездное небо.

– Знаешь, почему звезды падают? – склонив голову набок, спросила Костенко.

– Потому что при попадании в атмосферу Земли они сгорают из-за трения с воздухом. Это всего лишь падающие камни.

– Ну и зануда! – Она толкнула его в плечо, и Николай уловил запах лаванды, исходящий от длинных волос. – В тебе говорит голос науки. А древняя легенда гласит, что у каждого человека своя звезда. Она загорается на небе в момент, когда человек рождается на свет. Когда человек умирает, она угасает. В такой момент важно загадать самое заветное желание.

– Хочешь сказать, что падающая звезда способна подарить душе второй шанс?

– Не исключено. Фитилек еще может зажечься изнутри, даже если кажется, что силы угасли и весь мир против тебя. Главное – верить.

Николай ощутил, как ее теплая ладонь легла ему на грудь, в область сердца. Он сглотнул и постарался дышать не так прерывисто. Еще никто не находился рядом с ним так близко, как Аня. В этот момент он почувствовал нечто странное, что никогда ранее не испытывал: спокойствие и легкость рядом с другим человеком. Ключи, которые закрывали дверь в мир под названием «душа», медленно зашевелились в заржавевшей замочной скважине.

– Должно быть, в школе ты очень любила астрономию, – продолжив смотреть на луну, сказал Коля, делая вид, будто не заметил ее руку у себя на груди.

– С научной точки зрения нет. Мне нравилось изучать легенды созвездий. Хочешь, расскажу про Большую Медведицу?

Литвинов кивнул и перевел внимание на созвездие.