Текст книги "Инсептер"

– Поправишься – уедешь. Будешь жить в Лимассоле.

И Леша ничего не возразил, только уткнулся в подушку, глотая слезы. Только бы отец не увидел, что он ревет. «Он бросил меня, бросил там, в квартире, – думал Леша. – И сейчас бросает».

Сначала Леша считал Кипр ссылкой, а потом неожиданно привык. Привык и к морю, и к кондиционерам, и к молчаливой гувернантке, и к шумным друзьям-киприотам. Но стоило только полюбить новое место жительства, как один звонок отца, билеты, и вот он уже сидит на вступительном экзамене в этот дурацкий лицей.

Стук в дверь прервал Лешины размышления. Полежав еще полминуты, он пошел открывать.

Это была Лариса.

– Привет, – Леша постарался улыбнуться. – Зайдешь?

Но вместо ответного приветствия Лариса сунула ему в руку несколько смятых купюр.

– Я знаю, это ты, – сказала она скороговоркой. – Я посмотрела в интернете, сколько такой стоит, так вот тут шесть тысяч только, я тебе отдам, я обещаю.

Леша посмотрел на смятые тысячи, потом на Ларису. Она одернула застиранную домашнюю футболку и накрутила на палец медную прядь.

– Как узнала? – спросил он.

– Я только тебе сказала про рюкзак, – сказала Лариса. – Я знаю, я должна его вернуть, но он такой красивый, если честно. Но я отдам всю сумму, обещаю!

– Не надо ничего отдавать, – Леша сунул деньги обратно. – Это подарок.

– Подарок? За что? – Лариса смутилась еще больше. – В смысле ты же едва меня знаешь, ни к чему такие дорогие подарки… Он красивый, конечно, очень, очень красивый.

Леша довольно улыбнулся. Значит, угадал. Он скосил глаза на деньги в руках Ларисы. «Возьми у нее хоть сотню, – зашептал внутренний голос. – Купи два больших сникерса, протянешь».

– Леш, – Лариса шмыгнула носом. – Я понимаю, для тебя это не деньги…

– Почему не деньги?

– Ну, мне тут рассказали про тебя, – произнесла она тихо. – Ты за границей жил и всё такое.

– Что «всё такое»? – повторил Леша.

– Ну, ты из богатой семьи. Твой папа…

– Папа, значит, – хрипнул Леша.

Ему показалось, что внутри него лопнул воздушный шарик, заполненный гневом, и теперь горячий яд разливается по всему организму.

– Значит, всё, что ты обо мне знаешь, это то, что у меня папа богатый? – повторил Леша вкрадчиво. – Что я папенькин сынок с карманами, из которых торчат евро и доллары?

– Я не это имела в виду, – обиделась Лариса.

– Так оно и есть! – крикнул Леша, захлопывая дверь.

Он слышал удаляющиеся шаги Ларисы в пустом коридоре и жалел о сказанном.

Выдохнув, он присел на кровать, вытащил из рюкзака папину книгу и еще раз пролистал страницы.

«Должна же быть зацепка! Хоть одна!»

Вдруг Леша заметил, что в книге должны быть еще страницы, но они аккуратно вырваны. «История должна оставаться незаконченной», – говорил Сид.

Но не может же быть, что отец был тем, кто сжег финал истории про Альто-Фуэго! И прошлогодний пожар никак не связан с недавними событиями? Или связан? Леша не знал ответ.

Siete/Сьете

Леша проспал. Когда он подскочил на кровати, на часах было уже восемь-сорок пять. Он откинул крышку не разобранного чемодана в поисках чистой одежды, натянул первое попавшееся и пригладил пальцами волосы. Соседняя кровать была также аккуратно заправлена, но Леша заметил под ней дорожную сумку. «Хм, у меня сосед? – подумал он. – Но ночью никто не приходил!».

Голод был просто зверским. Пока Леша бежал по коридорам, перед глазами витали образы яичницы с беконом, ароматного стейка и наваристого рыбного супа. Хотя черт подери – он бы согласился и на салат с майонезом! Где достать еды, Леша не знал. Он привык, что еда, как и деньги, величина неизменная и постоянная, берущаяся ну… практически из воздуха. Леша просыпался на Кипре, и домработница Нина ставила перед ним тарелку с омлетом или поджаренными тостами. Вечером, когда он не сидел в кафе с друзьями, Лешу ждал горячий ужин. Дома в Москве всегда был полный холодильник вкусностей, а продукты каждую неделю привозил дядя Миша. Год назад, еще до пожара, у них каждый день появлялась Лидия Семеновна, которая могла состряпать и борщ, и котлеты на пару, и десять видов итальянской пасты. А когда еды не было, Леша всегда мог ее купить. В любых количествах.

В класс Леша влетел со звонком. Почти все парты в конце кабинета остались пустыми, но Леша выбрал последнюю. Он посчитал по головам – шестнадцать человек. Лариса сидела у окна рядом с незнакомой девочкой. Вместо рюкзака на ее стуле висела холщовая сумка с логотипом продуктового магазина, и когда Леша появился в классе, Лариса даже не повернулась.

– Встать.

От властного голоса Леша вздрогнул и не сразу понял, что все повскакивали со своих мест, как по команде. В кабинет зашел невысокий мужчина в льняном пиджаке. Да и сам он был весь таким же неярким, под цвет костюма. Волосы не темные и не светлые, а так – не поймешь. Глаза бледно-голубые, чуть выпуклые. И пухлые, детские губы, делавшие его похожим на обиженного мальчишку. «И как этот пупсик может так командовать, – подумал Леша, исподлобья разглядывая нового учителя. – Нашелся полковник».

Учитель окинул взглядом класс, задержавшись на бюсте Пушкина в углу кабинета, словно и тот был его учеником. Великий поэт остался бесстрастным.

– Вас шестнадцать, – сказал учитель недовольно. – Много. Должно было быть пятнадцать. Садитесь.

Класс сел почти бесшумно. Леша не выдержал и фыркнул. «Много! Даже в его кипрской школе было двадцать человек в классе, а в прошлой московской – все тридцать два».

– Меня зовут Игорь Владимирович Чубыкин. Я ваш классный руководитель и учитель русского и литературы, – он написал свое имя на доске мелким неразборчивым почерком. – Вы должны постараться, девятый «А», чтобы заслужить мое расположение.

Леша фыркнул еще раз. Вот еще, нужно ему уважение толстогубого мужика!

– Я вижу, – произнес Чубыкин всё тем же командирским тоном. – Вы не рады такому приему. Думали, будут тут с вас, гениев-отличников, пылинки сдувать? Запомните, есть минимум сто человек, мечтающих занять ваше теплое место.

«Теплое! Я бы сказал, адски горячее», – подумал Леша.

– В конце года класс с худшими показателями успеваемости в параллели соскребает остатки еды на кухне первого сентября. А лучшие ученики ездят в Питер на каникулах. Это закон жизни: одни зарабатывают на жизнь умом, те, кто не может – руками. Хотя, – он еще раз пристально оглядел класс, стараясь встретиться глазами с каждым, – я вижу, кому-то здесь не привыкать к простому пролетарскому труду. Встаньте. Да, вы, – он указал на вторую парту у окна.

Лариса нехотя поднялась.

– Ваше имя.

– Лариса Бойко.

– И откуда вы приехали, Лариса?

– Из Донецка.

– Как вы думаете, вы заслужили место в этой школе? – Чубыкин облизнул пухлые губы. – Как думаете, не зря приехали?

– Думаю, не зря, – ответила она тихо, но уверенно.

– Сядьте. Кто-то в этом классе получил привилегии при поступлении. Кто-то, – Чубыкин сделал паузу и посмотрел на Ларису, – кто приехал издалека.

– Какая разница кто откуда приехал, – вырвалось у Леши. Он даже не сразу понял, что сказал это вслух. Рыбьи глаза Чубыкина повернулись в его сторону.

– Молодой человек с последней парты, – сказал он, растягивая слова. – Встаньте.

Леша поднялся.

– Ваше имя и фамилия.

– Алексей. Алексей Мышкин.

– И вы хотите сказать, Алексей, что одни люди имеют право получать привилегии при поступлении, даже если они приехали издалека?

– Я этого не говорил, – ответил Леша. – Я хотел сказать… нет никакой разницы сколько человек в классе. Подумаешь, на одного больше. И кто откуда приехал. На что это влияет?

– О, понимаю вас, – Чубыкин скользко улыбнулся. – Вы-то, с вашей княжеской фамилией, честно сдали экзамен. Просто не верю, что человек по фамилии Мышкин может оказаться лгуном и обманщиком.

– Я тоже не верю, – простодушно заметил Леша, и класс засмеялся.

– Тогда расскажите, Леша, о вашем знаменитом однофамильце, а мы с удовольствием послушаем, – Чубыкин сложил руки на груди. – Ну же, вперед.

В классе стало так тихо, что Леша слышал шумное дыхание впереди сидящего мальчика. «Однофамилец, однофамилец… Нет у меня никакого однофамильца! – подумал Леша. – Ну не баскетбольного тренера же он имеет в виду! И не хоккеиста! Так, надо выпутываться. Как он сказал? Княжеская фамилия? Значит, тот Мышкин был князь. Князь Мышкин – знакомое ведь что-то!».

– Ну, он был князем, – уверенно заявил Леша.

– Так-так. Каким князем? – усмехнулся Чубыкин.

– Ну, русским князем, – ляпнул Леша. – Он правил… правил…

– Так-так, может, вы поведаете нам, когда? – охотно спросил Чубыкин.

«Да поди пойми, когда там эти князья правили, – Леша засопел. – Может, после Ярослава Мудрого? Там после Ярослава какая-то фигня началась! Хоть бы кто подсказал!».

Он посмотрел на одноклассников в поисках подсказки и тут увидел того, кого раньше не замечал. В среднем ряду за четвертой партой вполоборота сидел черноволосый парнишка, тот самый Вороненок. Обветренные губы нового одноклассника растянулись в снисходительной усмешке. «Что-то ты не улыбался, когда из тебя на площадке дурь вышибали», – подумал Леша недовольно.

Но тут черноволосый поднес к лицу ладони с растопыренными пальцами и, сжав их в кулаки, выбросил три пальца правой руки.

«Десять. Три. Тринадцатый век!» – Леша послал незнакомцу еле заметный кивок.

– В тринадцатом веке, – заявил он уверенно. – Князь Мышкин правил в тринадцатом веке.

«Ха, думал, завалил меня!»

– И каким же он был князем – киевским или черниговским? – живо поинтересовался Чубыкин.

«Про киевских я что-то читал, там Мышкина точно не было, – рассуждал Леша про себя. – Значит, черниговским».

– Черни…

Черноволосый кивнул: мол, всё верно.

– Мышкин был черниговским князем, – уверенно заявил Леша, нагло поглядывая на Чубыкина.

– Садитесь, два, – раздраженно бросил учитель. – Поступить в лучший гуманитарный лицей в стране и, нося фамилию Мышкин, не знать, кто такой князь Лев Николаевич Мышкин, главный герой романа Достоевского «Идиот»! Позор!

– Эй, князь Чмышкин, тяжело быть тупицей, да? – хохотнул черноволосый, и его смех тут же подхватил толстый Сеня.

– Тишина в классе, – Чубыкин постучал ручкой по столу. – Достали учебники по русскому языку и открыли на странице пять.

«Твари, – думал Леша, весь урок пытаясь выполнять однотипные упражнения. – Оба. И этот препод мерзкий, и прихвостень его. Развели меня со своими князьями».

Он писал с таким нажимом, что чуть не порвал тетрадь.

* * *

На перемене все понеслись в столовую, а Леша побрел в туалет, налил себе очередную бутылку водопроводной воды и остался в коридоре ждать урок английского.

Молоденькая «англичанка» Виктория Валерьевна попросила каждого выйти к доске и рассказать о себе. С этим Леша справился неплохо – год на Кипре, где все говорили по-английски, давал о себе знать. Не хочешь, а заговоришь, куда денешься. Жить-то надо как-то.

Поэтому Леша легко рассказал про старую московскую школу, любимый футбольный клуб «Манчестер Юнайтед» и детективный сериал, который недавно посмотрел.

– Говорят, вы жили за границей, – допытывалась «англичанка», худая и востроносая. – Расскажете?

– Это неинтересно, – ответил Леша, ловя взгляды одноклассников.

– О, князь Чмышкин, вы объехали весь мир, чтобы приземлиться в нашей скромной школе, – сказал кто-то с задней парты громким шепотом. – Как вам тут, не слишком ли простовато?

Черноволосый. Как же. Леша повернулся, чтобы ответить ему пару ласковых, но не успел: того вызвали к доске следующим. «Ну давай, послушаем тебя, – Леша усмехнулся. – Наверняка с твоим произношением только русских в голливудском кино озвучивать».

Черноволосый вышел, огладил пиджак и произнес с небольшим придыханием:

– My name is Nikita Anokhin and I’m from Noyabrsk, Siberia.

И от этого придыхания у Леши запершило в горле. Ну как, как простой сибирский Никита может говорить, как диктор «Би-би-си»?! Невозможно!

Никита Анохин сел на место с довольным видом, и Леша фыркнул. Новый одноклассник стал ему противен до чертей. В Никите Леше не нравилось решительно всё – и зачесанные набок черные волосы, и «похоронный» пиджак, и бледное лицо без единой кровинки, но больше всего – манера разговаривать.

Новые одноклассники, напротив, Никиту приняли и радостно смеялись над каждой новой шуткой про князя Чмышкина. Леша скрежетал зубами. Он уже представлял, как поймает Никиту на перемене и выбьет из него всю дурь.

После еще одного английского и нудного урока химии девятый «А» вывели на улицу и, погрузив в школьный автобус, повезли на физкультуру в «Лужники». Леша вздохнул с облегчением: с зубрежкой на сегодня покончено.

Стоял по-летнему теплый вечер, и по Лужнецкой набережной прогуливались люди. Раньше, еще до отъезда на Кипр, Леша часто бывал в Лужниках: ходил на футбол, катался с приятелями на великах.

Усатый физрук Владимир Васильевич, которого все в школе называли Бумер за длинный рост и синий спортивный костюм, построил класс и дунул в свисток. От резкого звука у Леши заложило уши. Он оказался четвертым в шеренге и снисходительно разглядывал одноклассников в спортивной форме. Толстый Сеня обеспокоенно заправлял футболку в штаны. Худенький мальчик в очках, замыкающий мужскую половину строя, теребил замок спортивной куртки. Леша заметил, что несколько девчонок смотрят на него с интересом, и усмехнулся. Да уж, похоже, его гениальные одноклассники со спортом не очень дружат. Один Сеня чего стоит. Словно услышав его мысли, физрук Бумер еще раз дунул в свисток и гаркнул:

– Ну что, группа лечебной физкультуры! Р-р-равняйсь! Смирно! Напра-во!

Все повернулись направо, а Сеня налево, наступив на ногу сзади стоявшему.

– Н-да, намучаюсь я с вами, – пробормотал физрук в усы. – Чувствую, зимний забег точно не для вас. Так, сейчас разминаемся и бежим. Девочки – два километра. Мальчики – три.

Сеня тихонько заскулил. Леша хмыкнул. Три километра – ну разве это расстояние? Беги себе спокойно и беги, музыку в плеере слушай. «Только жрать хочется, – подумал он. – Ладно, даже если побегу в спокойном темпе, кто меня из них обгонит? Группа лечебной физкультуры!»

После легкой разминки физрук подвел их к ближайшей разметочной линии.

– Бежим до вон до той отметки и поворачиваем. Людей не сшибаем, друг другу не мешаем. На старт! Внимание! Марш!

Довольно быстро Леша оторвался от остальных, но почти сразу понял, что силы он переоценил. Хотелось есть, с каждым метром – всё сильнее. Не выдержав, Мышкин выдохнул и перешел на шаг. Пошло оно всё – физкультура, этот лицей.

– Что, устал, князь Чмышкин?

Лешу нагнал Никита Анохин. В белой футболке и тренировочных штанах он был похож на спортсмена с советских плакатов. Анохин двигался легко и непринужденно, словно бег доставлял ему огромное удовольствие.

– Ты, – выдохнул Леша. – Чего тебе?

– Обидно, наверное. Даже на физкультуре не быть тебе лучшим. Какой же ты скучный, Чмышкин! – Анохин притворно зевнул.

– Слушай, – Леша покосился на Никиту. – Откуда тебе известно об инсептерах?

– Догонишь – расскажу! – крикнул Никита и припустил во весь опор.

Чертыхнувшись, Леша побежал за ним, но как он ни старался, белая футболка всё равно маячила чуть впереди. У Леши стучало в висках, дыхание уже давно сбилось, он жадно глотал воздух и буравил взглядом футболку. Сейчас он его, надо только поднажать!

– Анохин – первый! Мышкин – второй! – Бумер махнул рукой на финишной черте. Эх, вас бы на зимний забег! Жалко, остальные подкачали!

Леша опустился прямо на асфальт, обхватил живот руками и часто задышал.

– Мышкин, как самочувствие? – спросил физрук обеспокоенно. – Ты в порядке?

– В порядке, – просипел Леша. – Просто устал.

– Значит, быть тебе в неведении, – бросил Анохин, когда физрук наконец отошел. – Скажи, тяжело это – бегать с голодухи? Говорят, ты в нашей столовке не жрешь ничего, а судя по твоему виду, устриц нашему князю сегодня еще не доставляли.

Леша сжал зубы. Вот она – точка кипения. Рывком встать, уложить этого придурка на лопатки и бить его, бить, пока он не зарыдает и не будет молить о пощаде.

Он встал. Голова кружилась, руки словно налились свинцом, и поднять их не было никаких сил. Никита Анохин подмигнул ему и тут же отвернулся. Леша устало побрел к школьному автобусу. Если он ничего не придумает, то сдохнет в этой школе. «Сын топ-менеджера умер от голода» – шикарный заголовок для завтрашних газет», – грустно хмыкнул Леша.

* * *

– Леш? Леш, ты спишь?

Мышкин приоткрыл глаза. Автобус стоял в пробке на Остоженке. Он заснул, свернувшись калачиком на сиденье. Есть спросонья хотелось еще сильнее.

– Уже нет, – он ощупал гудящую голову.

Рядом сидела Лариса.

– Спасибо, что заступился за меня перед Чубыкиным, – сказала она негромко. – Он прав, в общем-то. Я из не самой обеспеченной семьи, у меня были привилегии при поступлении, но видишь, нас же шестнадцать! Я не занимала ничьего места!

– Да неважно это, – Леша улыбнулся.

– Для них, – Лариса кивнула на одноклассников, – мы тут все конкуренты. После лицея в МГУ и МГИМО берут вне конкурса… Да и в Европу есть хорошие шансы уехать.

– Да уж, я заметил, тут все очень дружелюбные, – заметил Леша с иронией. – Особенно Никита Анохин душка.

– Я как раз про него, – Лариса зашептала Леше прямо в ухо. – Он болтает, ты не ешь ничего, это правда?

– Правда. Только не задавай вопросов, пожалуйста.

– Ты ведь последние деньги мне на рюкзак отдал, – Лариса хлопнула себя по лбу. – Серьезно? Отдал ведь?

– Сказал же, не задавай вопросов, – буркнул Леша. – Ну, отдал.

– Есть план, – Лариса заговорщицки улыбнулась. – Меня сегодня вечером Чубыкин оставил в столовой дежурить.

– За что?!

– Вот за это, – Лариса показала запястье, на котором красовалась пара черных звездочек.

– Это что, настоящая татуировка?

– Неа, – она хохотнула. – Но Чубыкину разве объяснишь! Так вот, дверь столовки захлопывается, а не на ключ запирается. Я оставлю ее открытой. Когда все лягут, ты просто зайдешь и поешь на кухне. После десяти. Идет?

– Идет, – Леша кивнул. – Спасибо. Спасибо.

– Главное, не бери слишком много, – Лариса улыбнулась. – Чуть-чуть того, чуть-чуть сего. Никто и не заметит. И дверь за собой закрой. Ладно, я пошла!

Леша выдохнул. Господи, он поест. Впервые за сутки.

Ocho/Очо

Вернувшись в комнату, Леша завалился на кровать, не раздеваясь. Хотел заняться уроками, но вместо учебников вытащил из рюкзака черную книжку.

– Автор – П. Князь, – прошептал Леша.

Сегодня Чубыкин сказал, что у него, Мышкина, княжеская фамилия. Мог ли отец взять псевдоним Князь? Петр Князь. Наверное, почему нет. Леша запихнул «Альто-Фуэго» под подушку и снова лег. Всё, о чем он мог думать, – это еда. Флорентийский стейк средней прожарки. Закуска тзатзики. Сувла – шашлыки из баранины. Три вида пасты. Перед глазами плыли наполненные тарелки, а Леша брал и одно, и другое, и третье. Сначала по чуть-чуть, а потом всё сразу. «Тьфу, что я всё о жрачке да о жрачке», – Леша потряс головой. Время от времени он посматривал на циферблат своих «Тиссо»: стрелки ползли слишком медленно. Уставший и голодный, Леша пролежал без движения весь вечер.

Когда часы показали ровно десять, дверь комнаты скрипнула и открылась. На пороге стоял Никита Анохин. Физкультурную форму он успел сменить на скучную серую рубашку и брюки. Леша привстал и удивленно уставился на незваного гостя.

– А коменда сказала, у меня хороший сосед, – Никита пожал плечами и, вытащив из-под кровати чемодан, принялся разбирать вещи. – Си-ро-та. Ты, что ли, сирота, Чмышкин? Ты же у нас вроде богатый чувак, чего тогда с плебеями живешь?

Леша буравил взглядом Никитины шмотки: стопку одинаковых рубашек, черные брюки, галстуки и пиджаки. Всё аккуратное, ровно сложенное и пахнет наверняка «Ленором» или еще какой-нибудь свежестью альпийских лугов.

– Ты че ко мне примотался, я спрашиваю?! – Леша вскочил с кровати и, схватив Никиту за плечи, повалил на пол. Тот упал, но тут же поднялся. – Че примотался ко мне, тварь?

– Надо – и примотался, – Никита смахнул Лешину руку. – Отвали, Чмыш, не до тебя сейчас.

– Еще раз про Чмыша пошутишь, урою! – выкрикнул Леша и стукнул Анохина по лицу. – Нищеброд чертов!

Никита вытер ладонью струйку крови над губой, сжал кулак и дал сдачи. От точного удара в челюсть у Леши заныла кариозная «семерка». Они с Анохиным сцепились и покатились по полу, то и дело ударяясь о ножки стола и кроватей.

Никита пыхтел, пытаясь лягнуть Лешу в живот, Мышкин целился врагу в нос. Бледную Анохинскую физию хотелось раскрасить до неузнаваемости. Но в очередной раз замахнувшись, Леша промазал. Анохин ловко увернулся, отпустил хватку и запрыгнул на подоконник.

– Иди-ка сюда, – Леша поднялся.

Не отвечая, Анохин открыл окно пошире.

– Ты чего делаешь! Третий этаж!

Леша бросился к окну, но поздно. Никита Анохин шагнул в пустоту и исчез.

Секунда. Еще одна. Леша стоял, не шевелясь и разглядывая трепещущие занавески. В голове не к месту запел Макаревич: «Он любил ее, она любила летать по ночам».

Мышкин подошел к окну и осторожно выглянул. Кишки Никиты Анохина не текли по асфальту, никто не кричал «караул» и «помогите». Только фонарь, как одинокий сторож, освещал пустой школьный двор.

– Анохин! – крикнул Леша. – Анохин, ты где? Ты… в порядке?

Снизу послышался смех, заразительный и громкий. Под окнами стоял Никита Анохин. Леша выдохнул от облегчения. Живой, гадина. Стоит, лыбится… Лешины кулаки машинально сжались.

– Адьос, инсептер! – Анохин отсалютовал на прощанье.

Скрипнула школьная калитка, и Никита исчез. Леша было занес ногу над подоконником, но тут же остановился. Третий этаж.

Чертыхнувшись, Мышкин закрыл окно и упал на кровать. На часах было десять-тридцать. В животе печально булькнуло.

* * *

В учебном крыле лицея было темно. Миновав лестницу и коридор, соединяющий два крыла, без происшествий, Леша прокрался мимо запертых кабинетов. Фонарик айфона освещал скрипучие паркетные доски, стенгазеты и бюст Лермонтова в углу. Издалека в темноте он выглядел довольно устрашающе, и Леша ускорил шаг.

Столовая находилась за углом. Даже ночью здесь пахло едой. Пусть подгорелой и невкусной, но едой! Леша схватился за ручку и, крадучись, как вор, проник внутрь. Мобильник осветил столы и перевернутые стулья на них.

Зайдя за прилавок и открыв дверь в кухню, Мышкин пошарил в поисках выключателя. На маленьком пятачке теснились плита с вытяжкой, духовой шкаф, стол, раковина и пара холодильников.

В первом стояли салаты в пластиковых банках, накрытых пленкой. Леша разодрал ее ногтем и запустил пальцы в мягкую массу оливье. Мышкин облизывал майонез с ладони, хрустел горошком и был совершенно, бесконечно счастлив. После он закусил холодным мясным рагу, помидорами и ромовой бабой. Подумав, Леша засунул за пояс палку сервелата. «Если съем половину в четверг и половину в пятницу, продержусь до конца недели», – оптимистично подумал он.

Аккуратно прикрыв дверь кухни, Леша вернулся в столовую. Хотел взять что-нибудь еще, но постеснялся. Всё-таки воровство, хоть и вынужденное. Ничего, до выходных хватит, а там появятся его сиротские талоны на питание.

Осторожно, стараясь не уронить сервелат, Леша пошел к выходу. Но тут свет в столовой неожиданно зажегся. Мышкин так и остановился, боясь шевельнутся.

– Да повернись ты, чего замер.

Леша повиновался. «Как же дебильно я, наверное, выгляжу».

На крайнем столе, где не было перевернутых стульев, сидел парень. Первым делом Леша заметил каштановые волосы до плеч и красную футболку.

Оглядев Мышкина, незнакомец сощурился, шмыгнул вздернутым носом и сказал:

– Колбасу, значит, прешь.

– Нет, блин, спасаю командира Колбасье из вражеского плена, – выпалил Леша, а сам подумал: «Тоже мне, капитан очевидность».

Длинноволосый выдавил смешок.

– Не боись, не сдам, – кивнул он. – Спасай дальше своего командира Колбасье. Я Святослав, кстати.

– Не тот ли, из-за которого химик к нам на экзамен прибежал? – полюбопытствовал Леша.

– Может, и тот, – Святослав откинул со лба отросшую челку. – Сижу вот, тебя жду. Ты же Мышкин?

Леша удивленно кивнул.

– Есть сообщение, – сказал Святослав с важным видом. – Тебя ждут в гранд-кафе «Доктор Живаго». Сейчас.

– Кто?

– А я откуда знаю. Меня просто попросили передать. Рома Быков, знаешь такого? Думаю, там можно будет поесть.

«Поесть! – в животе у Леши булькнуло. – Собственно, а что я теряю?» Быков, Быков… Тот самый Быков, что хотел выбить всю дурь из Анохина до дворе? «Враг моего врага – мой друг», – усмехнулся Леша про себя. К тому же, стало ужасно интересно, зачем это Быкову звать Мышкина ночью в «Живаго».

– Там охранник у дверей. Как выйти?

– Мы же на первом этаже, – Святослав дернул худыми плечами. – Окно открывай и иди куда хочешь.

«Он любил ее, она любила летать по ночам», – снова зазвучало в мозгу.

Леша помотал головой, пытаясь изгнать навязчивую мелодию, решительно подошел к окну и, держась за раму, выпрыгнул навстречу московской ночной прохладе.

– Дверь закрой в столовку, когда уходить будешь! – крикнул Леша Святославу вместо прощания.

* * *

Он никогда не был в кафе «Доктор Живаго», но кое-что о нем слышал. Бывшие одноклассники ходили туда с родителями. Пока он торчал в опустевшем курортном городе, где выучил все улицы, повороты и тупики за первые два дня, жизнь в его любимой Москве била ключом.

…Сначала Леша шел пешком, потом побежал – он и сам не знал, зачем. Палка сырокопченой всё еще торчала из-за пояса, как опасное оружие. Мышкин пересек пустую Знаменку и, оказавшись на Моховой, ускорился. Ночная Москва! Как же он скучал по родному городу, по запаху его улиц, по сигналящим машинам, грязным переходам и кремлевским звездам!

Когда впереди показалась гостиница «Националь», Леша поправил колбасу за поясом, спрятав ее под футболку. Может, сегодня он и поел, а вот о завтра надо позаботиться.

Окна «Доктора Живаго» были закрыты тяжелыми бархатными шторами. Увидев свет внутри, Леша собрался с духом и толкнул дверь.

Голоса. Как же много голосов. Люди толпились у барной стойки, сидели в красных креслах, переговаривались и курили прямо в помещении. Красногубые официантки в белых передниках сновали туда-сюда, таская подносы с едой и выпивку. Играла бойкая, дерзкая скрипка, воздух наполнялся ароматами духов и угощений. По стенам неслись красные лошади, сверкали бокалы, и Леша стоял, очарованный этой неожиданной красотой. Только поймать общее веселье почему-то не получалось: в нос бил то и дело запах паленого, и Леша против воли вспоминал прошлогодний пожар.

Из оцепенения Лешу вырвал мягкий женский голос.

– Я могу вам помочь?

Перед ним стояла девушка в черном платье. Губы у нее были красные, как у официанток, а волосы забраны в аккуратную прическу. Выбившиеся прядки касались тонкой белой шеи и щек, едва тронутых румянцем.

– Я… это, – промямлил Леша и уставился на глубокий вырез ее платья.

Увидев его замешательство, незнакомка только рассмеялась.

– Я вас провожу, – она взяла Лешу под руку и повела в глубь кафе, в самую толпу.

Леша перебирал ногами и крутил головой. Как же много тут людей! И какие все… странные.

Казалось, что все гости «Живаго» собрались на костюмированную вечеринку. Тут был и рыцарь с мечом, и хмурый спецназовец в бронежилете, и усатый капитан в кителе. Были и девушки – столько прекрасных девушек Леша не видел никогда в жизни. Они танцевали, покачивая бедрами в такт неслышной музыки и запрокидывая голову.

Они курили тонкие сигареты – прямо за барной стойкой, расстреливая цепкими взглядами мужчин в ресторане. Темноволосая красотка в пышном платье цедила вино из красного бокала. Блондинка в блестящем платье с вырезом до пупка скучала, поигрывая блестящими наручниками. Но самой красивой была Лешина спутница.

Она провела его к столику у окна, накрытому белой скатертью и, мягко надавив на плечи, усадила на свободный стул.

Напротив сидел мужчина средних лет, худой, с усталыми глазами. Седеющие волосы незнакомец зачесал набок. Мужчина крутил в руках трубку, набитую табаком, и молчал, разглядывая Лешу.

– Нравится моя девушка? – наконец сказал он. Голос у него был красивый, бархатный, как у ведущего новостей.

– Нравится, – вежливо ответил Леша, хотя на языке вертелась грубая фраза. – Здесь что-то горит? – он снова шмыгнул носом. Запах горелого вроде бы рассеялся, но всё еще продолжал преследовать Мышкина, как навязчивое воспоминание из прошлого.

Девушка в черном платье облизнула красные губы и, слегка кивнув, скрылась в толпе. Мужчина даже не посмотрел ей вслед. «Откуда у этого хмыря, – Леша бегло оглядел старый пиджак с катышками и кольцо-печатку на указательном пальце, – такая девчонка. Бомба!»

– Что, считаешь, недостоин? – незнакомец вытащил из кармана коробок спичек, поджег одну и стал раскуривать трубку. – Ну, не молчи.

Про запах незнакомец не сказал ни слова. Комнату заполнял дым от трубки, Леша покашливал и смотрел исподлобья: что тут происходит? Глаза у мужчины были круглые, собачьи. Как у… мопса. Он курил, пуская Мышкину в лицо вишневый дым.

– Нельзя курить в помещении, – Леша отвернулся.

Мужчина сделал еще одну затяжку и, показав желтоватые зубы, улыбнулся.

– Я инсептер, – ответил он, глядя Леше прямо в глаза. – Мне всё можно. Как и тебе.

Лешино сердце забилось часто-часто. Инсептер! Неужели он всё узнает?

– И вы умеете переносить людей из этой страны, Эскритьерры? – выпалил Леша. Про навязчивый запах пожара он тут же забыл.

– Умею, – незнакомец закончил курить и, вытащив из кармана пиджака металлический штырь, стал протыкать им табак в трубке. – Ты тоже умеешь.

– Откуда вы знаете?

– Я всё о тебе знаю, – мужчина высыпал табак на салфетку и забил трубку по-новой. – Мы, инсептеры, бережем друг друга. Бережем свой дар. Ты один из нас.

Леша хотел съязвить что-то из серии «ты волшебник, Гарри», но промолчал.

– И зачем? – спросил он. – Зачем вытаскивать людей из Эскритьерры? Зачем они нам?

Мужчина в очередной раз выпустил дым в лицо Леши.

– Когда ты только родился, – начал он. – Твой отец предупредил, что ты будешь спрашивать. И я пообещал: когда тебе, Леша, будет пятнадцать, и ты поймешь свою сущность, я всё расскажу.

«Отец! Он знает отца!».

– Для начала запомни первое правило инсептеров, – мужчина поманил Лешу пальцем.

– Никому не говорить об инсептерах? – вырвалось у Леши, и собеседник нахмурился.

– Нет, – он покачал головой. – Эскритьерра – это мир, который придумал ты сам. Для этого напиши историю, поставь точку своей кровью и сожги конец.

«Это я уже слышал от Сида».

– Значит они, то есть мы – писатели?

Мужчина рассмеялся:

– Вроде того. Безусловно, все мы обладаем… некими способностями к литературному труду. Но мало кто из нас пишет настоящие книги. Хотя кое-кто из великих был инсептером.

– Кто, например?

– Гоголь. Говорят, его эскрита так и не поймали… Впрочем, не об этом. Всё дело в нашей крови, Леша. Она особенная.