Текст книги "Кристальный пик"

От испарины красный узор на его лице поплыл, и крест, перечеркивающий лоб, переносицу и губы, превратился в круг. Красные точки на щеках и вовсе стерлись. Из-за этого юность, которую Кочевник отчаянно пытался замаскировать такими усилиями, вынырнула на поверхность. Она выделялась на общем фоне так же ярко, как и его глаза, голубые и полупрозрачные.

– Эй, Кочевник! – снова позвала я, когда тот так и не обратил на меня внимания. – Ну хватит. Неужто ты до сих пор сердишься?

– Я с предателями не разговариваю! – огрызнулся он, подобрав с земли топор, и принялся обтирать лезвие от земли и крови рукавом.

– Но с Солом же говорил…

– Не говорил. С ним я только дрался, – Кочевник указал на него, вставшего рядом, обтесанным древком. – Вам обоим нет прощения!

– Опять ты за свое! Ты ведь клялся медовухой, что наконец-то перестанешь ворчать и скалить зубы, если я соглашусь сразиться с тобой, – напомнил Солярис, приглаживая когтями растрепанные волосы, стоящие торчком.

Кочевник фыркнул, поворачиваясь к нам спиной. Ах, так вот зачем Солярис согласился на его пресловутый реванш, коим он бредил, пока мы боролись с Красным туманом, но о котором позабыл с появлением Тесеи. Следовало догадаться, что новая обида на нас пробудит в нем былую жажду. А печаль оказалась непомерно велика, ведь мы отправились в Свадебную рощу без него.

Все последние дни он избегал нас, пропадая то в кленовых лесах за охотой, то за играми с Тесеей, во время пряток с которой однажды спрятался так хорошо, что мы втроем искали его целые сутки. Я надеялась, что раз мне не удалось вымолить у Кочевника прощения, – свиной рулькой с бочкой пива и новым блестящим топором, так и оставшимся нетронутым, – то это удастся Солярису. Мол, не пряником, так кнутом – не королевой, так драконом! Но и этого, очевидно, оказалось мало.

– Вы предпочли мне Дайре, маменькиного сынка с тремя волосинами белобрысыми! Да у него на морде щетина жиже, чем у меня пух на яй… – Солярис громко кашлянул в сжатый кулак, и Кочевник осекся. – Таким даже брагу принести доверить нельзя, а вы доверили ему тыл ваш прикрывать! Я уже не говорю про ту полуголую бабу, которая на дикарку даже больше меня похожа.

Я глубоко вздохнула, понимая, что в одном Кочевник точно прав: только ему и Солярису я готова по-настоящему доверять на поле боя. Однако он никогда не разговаривал с самим собой, а потому не знал, до чего же упертым и непробиваемым бывает! Скажи я ему о переживаниях Тесеи, он бы только ввязался в очередной спор – коль не со мной, так с ней. Или просто смолчал бы о своем уходе и покинул ее без предупреждения.

– Эх, вот так и сгубила молодого берсерка жизнь в королевском доме, – протянул неожиданно Солярис голосом, преисполненным разочарования.

– Чего? – взбух Кочевник тут же. – Как это понимать?

– Нюни ты распустил, вот что. Размяк, красна девица!

– Солярис, перестань… – проблеяла я, дернув его за порванный рукав, но тот уже разошелся:

– Прыгаем тут вокруг тебя, как скоморохи вокруг ярловой дочки, уж как вину свою искупить не знаем. И яства свежие, и сражения славные, и слова добрые, слаще меда. А тебе все не то! Ты кем себя возомнил?! Принцем Булыжник? Довольно с нас! Идем отсюда, Рубин. Пусть и дальше обиду свою лелеет, Дикий с ним!

Солярис схватил меня под локоть, не дав вставить и слова, и решительно потащил к стенам замка. Я с детства выучила, как выглядит его ярость: раздутые ноздри, лентовидные зрачки, губы до того плотно поджатые, что полностью съедают друг друга… И это была не она. Сол вовсе не злился и, более того, едва сдерживался, чтобы не дать уголкам рта поползти вверх – еще бы чуть-чуть, и улыбнулся.

– Раз, два… – услышала я его шепот. Он считал наши шаги.

– Эй! – окликнул нас Кочевник, как только Солярис дошел до пяти. Уже в следующую секунду я услышала, как хрустит и содрогается маковое поле под громоздкой медвежьей поступью, устремившейся нам вслед. – А ну стоять! Мы еще не закончили! Ты уже позабыл, скольким мне обязан?! «Спасибо, что присматривал за Рубин, пока я сидел на цепи у злого сейдмана», – передразнил Кочевник Сола, и у него настолько хорошо удалось изобразить его утробный, лишенный эмоций голос, что я не выдержала, остановилась и засмеялась. – «Без тебя мы оба давно бы сгинули с этого света. Ты поистине воин Медвежьего Стража. Отвага твоя и благородство не человеческие и не божественные, а драконьи!»

Судя по тому, как забегали у Соляриса глаза, Кочевник цитировал его дословно. В это верилось с трудом, но все-таки: сначала потеряв меня, а потом вернув, Сол какое-то время и впрямь был преисполнен благодарности ко всему миру и тем, кто его населял. Только длилось это, по правде говоря, недолго. Может, недели две или три…

– Да, не спорю, ты был нам полезен. – Солярис растягивал слова, как древесную смолу, будто хотел убедиться, что до Кочевника дойдет смысл сказанного, и он точно заглотит наживку. – Вот только вряд ли от тебя будет столько же пользы теперь. Посмотри на свои бока! Всю форму растерял. Потому мы и не стали брать тебя с собой в Свадебную рощу.

– Ах ты!.. – Кочевник аж затрясся от гнева. Я побледнела и снова дернула Соляриса за руку, но он остался недвижим – кажется, был решительно настроен дождаться, когда Кочевник снова начнет размахивать топором. – Как ты смеешь сомневаться в моем превосходстве и называть меня жирным?! Это мышцы! Я на прошлой неделе тушу лося на своем горбу в одиночку приволок. Я могуч, свиреп и несокрушим, как и всегда!

Я решила промолчать, чтобы не покривить душой. Если раньше Кочевника можно было смело назвать поджарым, то сейчас он был скорее… плотным. Бугристые мышцы по-прежнему перекатывались и играли под одеждой, но вот на боках рубаха и впрямь имела на одну складочку больше, чем задумывалось фасоном.

– Умеешь играть в кубб? – спросил Солярис ни с того ни с сего, и Кочевник оторопел.

– Разумеется! Я мастер в кубах… кубинах! – воскликнул тот, выпятив грудь колесом, и не нужно быть всевидящим филидом, чтобы догадаться: на самом деле он понятия не имеет, что это такое.

Солярис тяжко вздохнул.

– Это традиционная дейрдреанская игра на поле, где нужно сбивать фигуры противника колышками. Похоже на метание бревна, только там важнее меткость, а не сила броска. Я никогда не бывал на Эсбатах, но слыхал, что ни одно городское празднество без кубба не обходится.

– Сбивать противников?! – Кажется, это все, что услышал Кочевник. – В этом мне нет равных!

– Значит, сыграем? Только ты и я. Одно условие: если я побеждаю, ты больше никогда не вспоминаешь о Свадебной роще и перестаешь называть нас предателями. А если побеждаешь ты…

– Договорились! Клянусь мясом, элем и силой Медвежьего Стража! На этот раз честно-честно!

Даже не дослушав, Кочевник плюнул на свою раскрытую ладонь и пожал Солярису руку. Затем он заткнул топор себе за пояс и бросился стремглав к замку, оставив Сола кривиться и брезгливо обтирать слюнявую ладонь о маковые лепестки.

– Летний Эсбат? – переспросила я, хлопая глазами. Все случилось так быстро, что мне оставалось лишь смириться. Впрочем, лезть в мужские разборки было себе дороже. По крайней мере, пока они не доходили до столь странного примирения.

– Да, все верно. Летний Эсбат. – Солярис задрал голову, оставшись сидеть на корточках, и я невольно подивилась непривычному выражению его лица: он улыбался! – Что такое? Боишься, что я Кочевнику в кубб проиграю? Уверен, он забудет о нем уже через полчаса. Главное, вывести его куда-нибудь и увлечь, чтобы он наконец-то перестал дуться на нас, как мышь на крупу. Скажи, у тебя же есть подходящее платье для похода в город?

– Ты хочешь, чтобы мы пошли на летний Эсбат вместе? – уточнила я и даже попятилась от Сола.

После того как мы вернулись из Свадебной рощи, Солярис еще несколько дней был сам не свой. Хоть и не выказывал страха, но определенно его испытывал. Не лег рядом, когда я снова осталась ночевать у него, чтобы не видеть кошмары об искуроченных стеблях вербены и трупах. Просто сидел всю ночь на подоконнике, а с рассветом отправился в зал Руки Совета, чтобы обсудить с Гвидионом письма, приносимые воронами из военных лагерей. Даже сегодняшним утром он в первую очередь нагрянул именно к нему, не ко мне. А теперь Сол вдруг предлагает… повеселиться?

– Что на тебя нашло? – спросила я в лоб, и Солярис вопросительно накренил голову, поднявшись на ноги. От этого один рукав его рубахи, распоротой Кочевником, соскользнул с плеча, приоткрывая широкую ребристую полосу от ошейника и острые ключицы. Их покрывали мелкие перламутровые чешуйки, спускающиеся к груди. – Ты и веселье – вещи несовместимые! Да ты даже на танец меня ни разу сам не пригласил. А сейчас зовешь пойти на ярмарку? Когда в Круге происходит… такое! Ты испытываешь меня? Или хочешь обмануть?

Я привстала на носочки и шутливо ущипнула Соляриса за щеку. Лишь потому, что он любил мои прикосновения, а обменивались мы ими слишком редко из-за обоюдной занятости, Сол не сразу стряхнул с себя мою руку, а сначала шумно вздохнул и прикрыл глаза.

– Не дури, – сказал он. – Твое присутствие на летнем Эсбате – хороший политический ход.

– С каких пор ты разбираешься в политике?

– Так сказал не я, а Гвидион. Король Оникс ведь до болезни тоже всегда спускался к жителям Столицы накануне Эсбатов, – произнес Солярис, и в окнах северного крыла замка за его спиной снова замелькали любопытствующие слуги. Мы с Солярисом не занимались ничем предосудительным, но я все равно смутилась и мягко отстранилась от него на несколько шагов. – Весенний Эсбат ты и так пропустила. Это могут счесть дурным предзнаменованием. Сначала Красный туман, потом смерть короля, теперь восстания… В тяжелое время людям как никогда нужны забавы и зрелища, и твое появление вселит в них надежду. Они решат, коль королева веселится, значит, слухи о беде – всего лишь слухи. Вот что нужно сейчас твоему народу. И нам, кстати говоря, тоже.

Последнее Солярис признал неохотно. Возможно, он был прав, ведь война для правителя, что шахматная партия: остается только ждать, когда твой противник сделает следующий ход. А это может занять недели, если не месяцы. Сидеть сложа руки и ждать новостей было даже мучительнее, чем смотреть на усеянное телами поле. Такими темпами я скорее паду жертвой безумия, нежели жертвой стрелы или ножа.

– Раз ты считаешь, что это будет уместно… Хорошо, – сдалась я. – Только никакого засилья стражи и горна! Меня и так все заметят. А еще возьмем с собой остальных.

– Остальных?

– Маттиолу, Гектора, Тесею, Сильтана и Мелихор. Трое последних никогда на таких празднествах не были. Хочу показать им, что дейрдреанцы не всегда такие мрачные и угрюмые, как те, кого они видят в замке.

С каждым новым именем, что я называла, лицо Соляриса вытягивалось все больше. Но на иные условия я была не согласна: мало того что мне еще никогда не доводилось присутствовать на городских увеселениях, так еще и следовало убедить своим поведением горожан, что восстания не несут никакой угрозы Кругу, и наш союз с другими туатами по-прежнему процветает. Словом, я должна была веселиться, но как это делается, уже и не помнила. Оттого и надеялась, что друзья освежат мою память.

Так вместе мы приступили к сборам на летний Эсбат. Они заняли у меня куда меньше времени, чем подготовка к сейму или Вознесению. Я не хотела сильно выряжаться туда, где шелк, привезенный из Ши, уже считался роскошью, а самыми искусными украшениями были серебряные заколки. Мне хотелось стать частью народа, и для этого не стоило вызывать зависть. Потому я остановилась на хангероке из грубоватой бязи, расшитой золотистой плетенкой и выкрашенной в абрикосово-оранжевый цвет – такого цвета в летний Эсбат, как в самый длинный день в году, было небо до глубокой ночи.

Оставив волосы распущенными, я заплела в косу лишь рубиново-красные локоны, куда Тесея после продела несколько таких же ярких красных бусин – с ними моя коса походила всего лишь на изощренное украшение, а не на проклятую отметину.

– Мы идем смотреть на человеков! В этот раз на живых, розовых и свежих. Танцевать с человеками, пить и есть с человеками, – мурлыкала Мелихор на песенный мотив, пока Маттиола, сидя на табурете посреди купальни, старательно расписывала ее лицо традиционными узорами Дейрдре алого цвета, какими чуть раньше украсила мое. – Эй, ты собираешься до самой смерти ее прятать, энарьят? У драконов и рога бывают, и гребни порой на спине торчат. Чего стесняться? Очень даже симпатичная культяпка!

Я не сразу поняла, о чем говорит Мелихор, но затем Маттиола вдруг отложила баночку с кошенильными червецами[15]15
  Червецы – насекомые, из которых добывается красный краситель (кармин).


[Закрыть] и выхватила у меня перчатку, в которой я собиралась спрятать костяную руку.

– Тут я полностью солидарна с Хорой, – заявила она. – Разве берсерки прячут свои шрамы и увечья? Они гордятся ими! И ты гордись.

Здесь можно было бы поспорить, ведь я отнюдь не берсерк, и на Эсбате будет полно детей, которых моя рука может напугать до полусмерти, но я не стала. Маттиола не только меня подбивала ослабить те тиски, в которые правители зажимали себя с детства, но и сама заметно раскрепостилась: праздничное платье ее оголяло плечи и колени почти так же, как наряды Сердца. Очевидно, их общение с Вельгаром возымело обоюдный эффект.

Еще полчаса мы уговаривали Мелихор одеться: так и не взяв в толк, зачем людям нужно основное платье, она чуть не вышла на улицу в нательном[16]16
  Нательное платье – нижнее платье, которое носится в качестве нижнего белья.


[Закрыть]. В конце концов, все было улажено, и хлопоты остались позади вместе с замком и лязгающей герсой, за которой раскинулся широкий королевский тракт.

«Я, конечно, не Мидир, помешанный на покушениях, но королева без охраны пугает люд не меньше, чем во главе целой армии», – заметил Гвидион перед нашим уходом, поэтому нам все-таки пришлось взять с собой десять хускарлов. Те замыкали шествие, пока мы, отказавшись от лошадей, – во многом ради Сола, который плохо держался в седле и вряд ли оказался бы рад вывалиться из него на глазах у тысячи зевак, – спускались с холма в низину. Там пестрили крыши и навесы городских домов.

К тому моменту, как мы приблизились к ним, как раз наступил вечер, и жара немного поутихла. Свежий ветер, колышущий поля и лесостепи, еще на половине пути донес до нас аромат жженого сахара, каштанов и баранок из заварного теста – идеально круглых, как луна, появление которой ознаменовало официальное начало Эсбата. Недаром каждый год и каждый сезон примстав[17]17
  Примстав – «вечный» рунический календарь.


[Закрыть] сдвигал его дату на несколько дней – все праздники Колеса года должны быть привязаны к полнолунию, как дитя привязано к матери пуповиной, а вся живое на земле – к четырем богам.

Возглавляя вереницу, мы с Солярисом шествовали рука об руку, но не касались друг друга. Я почувствовала, как он прижался к моему плечу, лишь когда впереди показались первые ярмарочные палатки.

– На самом деле это была идея Сильтана, – признался он неожиданно, и кончики его ушей забавно порозовели, почти в цвет рубахи: каким-то образом он снова оделся в один тон с моим нарядом. – Сильтан сказал, ты хотела пойти на ярмарку, и предложил мне сводить тебя, чтобы «привнести в твою жизнь хоть что-то увлекательное, кроме редких встреч с ним». А поскольку воля драгоценной госпожи всегда должна исполняться, я подумал…

Я решила тактично не сообщать Солу, что Сильтан подлый обманщик, и никакое желание пойти на Эсбат я никогда не изъявляла. Повезло, что он отказался идти с нами на праздник в самый последний момент! Поэтому я только улыбнулась, польщенная чуткостью Сола и его желанием подарить мне несколько часов той счастливой и спокойной жизни, которую мы надеялись обрести, покончив с Красным туманом. Ради этого Солярис был даже готов прислушаться к совету старшего брата, которого величал не иначе, как «змеем».

– Спасибо, это очень мило с твоей стороны, – улыбнулась я и перехватила его пальцы первой, раз сам сделать это он никак не решался: едва касался и сразу одергивался, убегая на несколько шагов вперед. – Пожалуй, сегодня ты даже удостоишься танца со своей госпожой.

Солярис сжал мои пальцы в ответ – нежно, коротко, чтобы не оцарапать тонкую кожу когтями.

– Надо же, на словах вроде благодаришь, а на деле наказываешь.

Я усмехнулась и пожала плечами. Танца со мной Солярису и впрямь сегодня было не избежать, ведь такая дивная музыка лилась из Столицы рекой! На улочках, средь телег резчиков, торгующих масками, и прилавков вёльв, распродающих букетики заговоренной вербены, вовсю играли барды и менестрели. Из-за толп ряженых здесь было не протолкнуться: всюду мелькали костюмы из соломы, короны из березовых ветвей, чумазые лица в сосновом дегте, скипидарный запах которого, по преданиям, отпугивал Дикого и прирученные им бедствия: Потоп, Хворь и Голод. У некоторых из макушек торчали собачьи уши, а у других болтались коровьи хвосты, пришитые к штанам. Незамужние девы в этот священный день чаще всего наряжались кроликами Невесты, облепляя шеи и плечи тополиным пухом или цветками хлопка, как мехом. Совершеннолетние юноши же становились лисами и в течение ночи охотились за кроличьими девами, а порой даже дрались за них, точно и впрямь одичали. Немудрено, что Сильтан принял жителей Столицы за нечисть! Все эти атрибуты и впрямь превращали горожан в мави из старинных баллад – духов охотников, слившихся с убитыми ими зверьми, жертву которых они не почтили добрым словом за трапезой.

Ровно на девять дней весь город превращался в неметон под открытым небом, где вместо молитв и песнопений водили хороводы и вкушали разные яства. Так, каждый совершеннолетний житель Столицы, желающий принять участие в гуляниях, должен был принести к общему столу минимум один пивной кувшин и глиняный чан, где мог томиться молодой картофель с только поспевшим редисом или жаркое из петуха. Их запахи, перечные и соленые, мешались в воздухе с пряностью темного эля и сладостью топленого молока.

– Это что, королева Рубин?

Лишь благодаря всеобщей суматохе и тому, сколь много лиц приобрели вокруг нечеловеческие черты, нам семерым почти удалось добраться до священного тиса незамеченными. Пока закаленные мужи мерились удалью на лугах за дозорными башнями, старцы попивали зерновой спирт из ритонов, а дети играли с шелковыми лентами и грызли булочки с шафраном, там, под тисом, плясала молодежь. Они исполняли Рогатый танец – одиночное кружение с шестами, увенчанными кукольными головами оленей, что были им партнерами. Единение человеческого и животного, смертного и бессмертного, земного и божественного.

Момент, когда же нас всех заметят, был лишь вопросом времени.

– Королева?.. Быть того не может! Сейчас же война идет, какое ей дело до пирушки простолюдинной.

– Говорю тебе, это она. Посмотри, кто рядом с ней!

– Это же королевский зверь…

– А кто это еще с ними?

– Может, высокородные господа какие пожаловали? Новые ярлы?

– Да нет же, это драконы! Драконы!

Не обращая внимание на побежавший шепоток, я продолжала идти по улицам, будто не замечала, как стремительно редеет и расступается вокруг толпа. Старцы неохотно оторвались от своих ритонов, дети – от шелковых лент и булочек, а лисьи юноши от развевающихся юбок кроличьих девиц. Все смотрели на нас, вытаращив глаза, и мне не оставалось ничего, кроме как смотреть на них в ответ и невозмутимо улыбаться. Казалось, все празднество застыло, и только музыка продолжала жить своей собственной жизнью.

Нос у Мелихор задергался, как у зверька, когда она, вытянув шею, попыталась принюхаться к накрытым столам, где лежали большие ломти хлеба – они использовались вместо тарелок и тоже потом съедались. Кочевник жадно опустошал бурдюк, которым уже успел разжиться где-то по дороге, не обращая внимания на Тесею, тянущую их с Гектором к беззубой торговке любовными амулетами. Последний бросал на Матти жалобные взгляды, но та упорно делала вид, что ничего не замечает, слишком увлеченная красотами вокруг.

– Не отходи далеко, – шепнул мне Солярис, как всегда напряженный в обществе других людей. Он недоверчиво всматривался в лица прохожих, и то, что они не выглядели человеческими, будто угнетало его лишь больше. Пальцы так сильно сдавили мои, что оставили на них бледные выемки от когтей.

Настороженные, мы остановились на краю главной площади, в центре которой, как в сердце каждого поселения, цвело священное древо. Это было идеальное место, чтобы наконец поприветствовать свой народ. В конце концов, они все видели меня впервые в жизни. Следовало сказать хоть что-то, чтобы разбить оковы той растерянности, с которой на меня взирали сотни людских глаз.

Но затем они все вдруг закрылись. Люди начали кланяться.

– Драгоценная госпожа!

Чей-то крик, поднявший за собой и другие голоса, поразил меня и застал врасплох. Я думала, толпа пребывает в ужасе от моего появления, как от дочери тирана, залившего весь континент кровью, но ошиблась – толпа благоговела. И стоило людям поверить, что это и вправду я, как все вокруг снова пришло в движение. Солярис порывисто вцепился мне под локоть, готовый бежать, но люди схватились вовсе не за копья и вилы – они схватились за цветочные венки и украшения из оленьих рогов. Уже в следующую секунду те оказались у меня на голове, и на нос посыпалась пыльца медуницы.

– Да хранит вас поцелуй Кроличьей Невесты, драгоценная госпожа!

– Попробуйте наш слоеный пирог с вишней, госпожа!

– Какую песнь бардам спеть в вашу честь, госпожа?

В большинстве туатов, только заслышав имя Оникса, крестьяне добавляли «Кровавый король!», начинали плеваться и вспоминали Дикого. Но туат Дейрдре был моим домом – здесь мой род славили, как свой собственный. Туат был особенным, под стать королеве, основавшей его. Край людей верных, необузданных нравом, почитающих богов и те дары, что они им ниспослали. Такие же дети Великой королевы, как и я, пусть и по духу, а не по крови. Храбрые китобои, искусные кузнецы, мудрые вёльвы и могучие хускарлы – все они были здесь, тянули ко мне руки, салютовали и пели, приняв меня на своем торжестве со всем радушием.

Я улыбнулась, но улыбка эта быстро померкла от осознания, сколь велика моя ответственность перед всеми этими людьми. Возможно, к ним подбиралась очередная напасть, а я даже не знала, как защитить их от нее.

Каждый, мимо кого я проходила, пытался вручить мне свой дар, будь то спелое яблоко или корзинка полевых цветов, которые обычно приносили в дар высоким кострам на закате, вымаливая у богов богатый урожай. В конце концов их у меня накопилось так много, что все посыпалось из рук, и большую часть пришлось отдать хускарлам. Разодетые лисами юноши зубоскалили, толкались, чтобы подобраться поближе, кроличьи девы перешептывались, обсуждая мой наряд и прическу, а перемазанные в карамели и жимолости дети тянули меня за юбку. Где-то слышалось не то изумленное, не то завороженное «Костяная принцесса!». Моя изувеченная рука и впрямь ничуть не пугала их, а только интриговала. Мелихор с Солом юркая ребятня тоже обступила полукругом и принялась беззастенчиво трогать, разглядывать.

– Кыш! – буркнул на них Солярис и ускорил шаг, пытаясь вывести нас из липнущей толпы.

– Как много детенышей! Хотите, чтобы я порычала? А если укушу? – ворковала тем временем Мелихор за нашими спинами. Когда я обернулась спустя минуту, то уже не смогла найти ее: ряды людей, желающих поглазеть на женщину-дракона, сомкнулись, окончательно разделив нас.

Надеясь, что жители Столицы все-таки потеплели к драконам после того, как один из них помог победить их королеве Красный туман, я вверила себя Солярису и слепо пошла за ним. Там же, где мы оставили Мелихор, остались и Кочевник с Тесеей, которая уже нацепила на лицо выкрашенную в голубой цвет волчью маску и забралась к нему на шею, чтобы хорошенько разглядеть праздничное убранство. Лишь Гектор и Матти последовали за нами, но тоже потерялись где-то по пути – скорее всего, в потоке танцующих, который захлестывал площадь волнами и прибирал к себе все, что встречал.

В конце нам с Солярисом удалось прорваться к помосту с винными бочками за углом той самой обветшалой таверны, возле которой меня однажды похитили. Хускарлы тут же рассосредоточились по округе, отгоняя зевак и чересчур настырных горожан, и мы наконец-то смогли перевести дух и как следует оглядеться.

От количества ряженых, пестрых шатров и развлечений у меня разбегались глаза: такого раздолья ни в одном королевском замке не сыщешь! Пускай здесь не было золотых кубков, дорогих гранатовых вин и идеально чистого убранства – зато была свобода. Та самая, которую я впервые познала в Сердце. Играй, танцуй, ешь и пей вдоволь, ввязывайся в драки, раскрашивай лицо, надевай звериный мех вместо одежды и прыгай через пламя, как через границу Междумирья – словом, веселись от души, и никто слова тебе не скажет, даже если ты королева Круга.

– Ах, змея… – зашипел Солярис вдруг, и я недоуменно проследила за его взглядом, обращенным куда-то в толпу. – Сказал ведь, что не хочет идти на праздник! Но, похоже, идти он не хотел именно с нами.

В отличие от меня Сильтан, разгуливающий прямо по центру города, не считал нужным избегать зависти и повышенного внимания. Даже среди ряженых он выделялся, усыпанный алмазами от ворота до золотого ремня, обхватывающего изящную талию под ребрами. В золотых волосах терялась такая же золотая диадема с треугольными подвесками на висках. Стайка кроличьих девиц, очарованных Сильтаном и хихикающих в свои деревянные маски, не отставала от него ни на шаг. Он прекрасно знал об этом, потому и улыбался так широко. Чем дальше он шел, тем больше воздыхательниц собирал. А вместе с тем наверняка и новых врагов.

– Дикий с ним! – отмахнулся Солярис раньше, чем я успела завести разговор об этом. – Мне больше интересно, что они делают?

Он указал кивком на другую сторону площади, где та плавно перетекала в улицу ярмарки, куда съезжались фермеры и странствующие торговцы. Там, между скамьями, кружилась компания девушек и юношей с завязанными глазами. Сталкиваясь друг с другом, они образовывали пары… И целовались. Однако стоило зазвенеть колокольчику в руках одной из дев, как те мгновенно отпрыгивали друг от друга, сбрасывали повязки и разбегались по скамьям, смеясь.

От этого зрелища даже у меня загорелись щеки. Неловко прочистив горло, я пояснила:

– Это игра такая, закотомки.

– И в чем их смысл?

– Ни в чем. Просто перецеловываешь всех, кого захочешь, а как надоест – выходишь. Признаться честно, я и не думала, что в закотомки до сих пор играют… Эта старая забава родом из Талиесина. Там такое любят.

– Неудивительно. Талиесинцы только на всякие дурости и горазды, – произнес Солярис презрительно, отворачиваясь, и я снова притворилась, будто не заметила, как у него покраснели уши. – А там что?

Похоже, несмотря на свою страсть к чтению, Солярис многое упустил из культуры Круга. Я снова посмотрела туда же, куда и он. Неподалеку от столов, заставленных фигурами хнефатафла[18]18
  Хнефатафл – старинная настольная игра на двоих игроков, похожая на шашки или шахматы.


[Закрыть], за которым играли старцы, стояла заздравная чаша – высокий и глубокий чан, похожий на деревянную бочку, наполненную до краев густой смесью эля, вина, сахара, пряных специй и сырых желтков. Там же плавали печеные яблоки, которые любой желающий мог попробовать ухватить зубами, сунув в чашу голову. Одно такое яблоко сулило поймавшему крепкое здоровье на весь грядущий год, потому остатки смеси никогда не выливали – после Эсбата ими удобряли корни деревьев, дабы те были щедры и плодоносны во время страды[19]19
  Страда – летняя работа во время косьбы, жатва и уборка урожая.


[Закрыть].

Чуть дальше, где горел высокий костер из сложенных пирамидой тисовых поленьев, стоял Яблоневый человек – фигура из сплетенных хворостин, зеленая, как еще одно древо, и увешанная яблоками с головы до ног точно бусами. Помощник Кроличьей Невесты, Яблоневый человек оберегал сады, защищая их от насекомых и парши.

За то время, что мы с Солом отдыхали на помосте и я рассказывала ему обо всем, на что он указывал пальцем, всеобщее воодушевление немного поутихло. Заметив это, я резко замолчала и дернула Соляриса за рукав, дабы он помог мне спуститься. В этот момент лицо его, сияющее от моих историй, опять помрачнело. Похоже, он наивно верил, будто в свой первый летний Эсбат я захочу просто стоять, болтать и глазеть по сторонам, а не участвовать.

– Покупайте маски, господа! Двух одинаковых масок во всем мире не сыщите!

Крепко вцепившись в Сола, чтобы он не посмел удрать, я потащила его к телеге резчика, где на шестах с крючками красовались животные маски разных цветов и размеров.

– Думаешь, в них нас не узнают? – хмыкнул Сол и красноречиво оттянул сначала прядь своих жемчужных волос, а затем моих, рубиновых. Я ойкнула, шлепнув его по руке – едва косу не расплел своими когтями!

– Узнают, конечно.

– Тогда для чего они нам?

– Для веселья. Знаешь, чего у меня, принцессы, только не было в детстве… Но вот маски – никогда.

– Берите любую, какую пожелаете, госпожа! – встрепенулся резчик, сделав приглашающий жест рукой. – Хоть и учат, что в Эсбаты нужно чествовать всех богов одинаково, но все мы знаем: лето – пора Кроличьей Невесты! Потому маски кроликов самые популярные. Вот вам, госпожа, определенно пойдет розовая или красная…

– Только не красная! – тут же передернулась я.

– Значит, розовая. Я как раз приберег несколько удивительных экземпляров на особый случай…

– А что эти? – Заметив, что кроличьих масок на крючках и впрямь почти не осталось, я ткнула пальцем в соседний шест – тот был увешен масками драконьими, да в таком количестве, что гнулся от их веса.

Резчик грустно посмотрел сначала на один шест, затем на другой и тяжело вздохнул.

– Я приехал из Дану. У нас драконьи маски вмиг распродаются, а здесь за все время никто ни одной не взял!

– Интересно, почему, – протянул Сол саркастично и, подойдя к телеге, потянулся к ним.

Сначала он остановился на остромордой и черной, но, поморщившись, отложил ее, – должно быть, она напомнила ему Вельгара, черного дракона, – и взялся за серебряно-костяную, чем-то похожую на его натуральную чешую. Однако немного погодя Солярис отложил и ее. Я с интересом наблюдала за ним, гадая, какую же маску он выберет.

Неожиданно его рука сместилась правее, и Сол улыбнулся. Очевидно, выбор был сделан.

– Ворон? – удивилась я, когда он без слов надел на себя птичью маску – тоже черную, но с резьбой в форме перьев, расписанную желтым узором. Она закрывала лишь верхнюю часть лица, выгодно оттеняя жемчужные волосы и алебастровую кожу. В прорезях для глаз плескалось золото, а длинный клюв напоминал наконечник стрелы. – Что ж, молодцу все к лицу! Теперь мой черед.

Бегло осмотрев маски еще раз, я решила, что Сол прав: пытаться слиться с толпой – гиблая затея. Потому и взяла себе лебединую, белоснежную с легким розовым отливом, как облака по весне.