Текст книги "Не смотри вниз"

Глава 5

Иосиф Петрович, свекр, носил длинные усы и бороду белоснежного цвета, а на лице его всегда блуждала улыбка. Его рассеянный взгляд свидетельствовал о том, что он пребывает в каком-то своем, совершенно ином мире.

Старик без конца покупал лотерейные билеты в газетном киоске напротив дома и свято верил в удачу, хотя удача за всю жизнь к нему ни разу так и не пришла. Постоянное выбрасывание денег на ветер раздражало всех: и Клавдию Ивановну, и Играта, и даже Тамару, в конце концов! Деньги он просил у Играта, так как сам уже давно не работал, а Клавдия Ивановна не позволяла тратить семейный бюджет на всякую ерунду. То, что Клавдия Ивановна называет покупку лотерейных билетов всякой ерундой, его страшно обижало.

Помимо всего прочего, Иосиф Петрович любил рассказывать о контакте землян с другими цивилизациями. В спальне он собирал прибор для установления такого контакта через пространственно-временную петлю. Иосифом Петровичем была тщательно изучена степень вероятности этого контакта, предварительные расчеты он вел сам, по своим авторским формулам, которые сначала вывел, а потом доказал их эффективность.

Своим изобретательством он никому сильно не мешал жить, и к его лекциям о внеземных цивилизациях все в доме относились спокойно, воспринимали их как должное, одна Тамара чувствовала себя сумасшедшей истеричкой, потому что ее бесили эти бесполезные разговоры над ухом. Монологи Иосифа Петровича напоминали назойливое зудение комара: и прекратить невозможно, и слушать невыносимо.

Теперь Тамара поняла, почему Иосиф Петрович так загадочно молчал в тот вечер знакомства: ему строго-настрого запретили болтать о своих экзотических хобби, чтобы не отпугнуть молодую невестку. Кроме лотереи и контакта с инопланетянами, его больше вообще ничего не интересовало, и поддержать разговор о чем-либо другом он попросту не мог.

Играт срывался на отца и ругал его за то, что тот воровал у него из кошелька деньги. Тамара старалась не вмешиваться, понимая, что муж прав: такое поведение неприемлемо. Старик вел себя так, словно он провинившийся подросток, который хотел купить чипсы и жвачку, а взрослые не разрешают – страшно обижался, хитрил.

Когда суммы стали пропадать огромные, а количество лотерейных билетов росло в геометрической прогрессии, Играт устроил жуткий скандал.

– Сколько это все может продолжаться? Я тебя спрашиваю!

– Ты вообще-то отцом разговариваешь! Умерь свой пыл, щенок!

– А ты сам? Ты что творишь? У тебя крыша поехала! Ты псих, что ли?

Отец бросился на него с кулаками.

– Я тебя убью!

Но так как Играт оказался физически сильнее, победа была за ним, он скрутил старика и повалил на диван. Иосиф Петрович обмяк, ослаб и тут же прекратил агрессивные выпады.

– Еще раз так сделаешь, отправлю тебя в дурдом. Все понял?

– Понял.

– Не слышу, повтори еще раз!

– Да понял, понял я!

Перед лицом проблем Играт вдруг проявил себя как человек жесткий и категоричный, Тамара его никогда таким не видела. Она даже испугалась. Мало ли, чего от него ожидать? А еще он какие фокусы выкинет? А вдруг на нее кинется с кулаками? Но потом она поняла: если что-то расстраивает мамочку – он превращается в героя, а если что-то расстраивает жену – упс… Он разводит руками и дистанцируется.

После того, как Играт пообещал во всеуслышание сдать отца в дурдом, Иосиф Петрович стал тише воды, ниже травы. Он погрузился в долгий самоанализ. Надо сказать, воровство денег прекратилось, но вместе с тем и рассказы про пространственно-временные петли, контакт с другими цивилизациями, про формулы и приборы закончились тоже. На самом деле старик затаил обиду: ему казалось, что в этом доме его никто не понимает, а раз так, значит, делиться сокровенным бессмысленно.

∞

Своей вины за кражу денег Иосиф Петрович не признавал, ведь накануне он получил знак из космоса, что вскоре купит выигрышный билет с шифром «Анзерцвейг». Если перевести все цифры лотерейного билета в буквы по секретной методике, то должно получиться именно это слово – разгадка.

Методику для дешифровки Иосиф Петрович изобрел самолично, потратив на это целых полтора месяца. И, как оказалось, время было потрачено не зря: старик невероятно гордился собой.

Таким образом, пропажа гигантской суммы денег была неизбежна, ведь все средства были направлены на покупку лотерейных билетов, и все силы Иосифа Петровича были потрачены на поиск загадочного «Анзерцвейга».

Что означает данное космическое послание, Иосиф Петрович пока не понимал, но действовал твердо и решительно, ибо был уверен, что в свое время ему откроется тайный замысел. Просто надо дождаться еще одного знамения…

И оно не заставило себя ждать. Однажды утром Иосиф Петрович проснулся, посмотрел в окно, и ему на миг показалось, что в куче снега на детской площадке что-то блестит. Старик надел очки, подошел ближе к стеклу и, опершись на подоконник, стал всматриваться. Теплое дыхание оставило на замерзшем стекле белое облачко пара, и Иосиф Петрович поспешно вытер его рукой, чтобы не упустить из виду что-то важное. А между тем в снегу что-то мерцало золотистым светом, кружилось и двигалось, словно жило своей жизнью, независимой от окружающего мира.

На площадке веселились дети, они катались с горки и бросали друг в друга снежки, но золотистое сияние словно никто не замечал. Тогда Иосиф Петрович почувствовал тот томительный трепет в груди, который всегда предшествует возникновению посланий из космоса. Он внимательно посмотрел на небо и сдвинул брови: яркое лазурное небо расстилалось бесконечным полотном над землей, и никаких необычных явлений в нем Иосиф Петрович не увидел.

Тем временем золотистое пятнышко крутилось и мерцало, увеличиваясь в размерах. Иосиф Петрович обомлел, его переполняли восторг и радость, казалось, что вот-вот он станет свидетелем чего-то непостижимого, таинственного, и он хотел было прокричать: «Клава, а Клав, поди сюда!», но отчего-то голос пропал, старик вдруг охрип и лишь беззвучно шевелил губами.

Из самого центра светящегося пятна выскочила маленькая белая собачка. Ее кудрявая шерсть напоминала тех плюшевых животных, которых продавали в советских магазинах, а тем временем это маленькое чудо, рожденное из золотистого сияния, сделало круг и исчезло. В сознании Иосифа Петровича тут же пронеслось: «Анзерцвейг».

Точно! Теперь все сходится! Иосиф Петрович ликовал, ведь он разгадал секретное знамение. Анзерцвейг – это имя собачки, посланницы из космоса… Вот, почему так важно было купить именно все-все до единого билеты из лотереи и найти ее имя, ведь когда зашифрованное послание будет открыто. Он обязательно встретит маленького веселого друга с белой пушистой шерсткой, и ему откроется великая тайна. Возможно, это тайна мироздания. Но об этом никому нельзя говорить, это секрет. Именно поэтому в тот момент, когда Иосиф Петрович хотел позвать жену, у него пропал голос!

«Это знак! Надо молчать и держать все в тайне», – рассудил он. – «Где только взять денег на новые лотерейные билеты?»

Данный вопрос мучил Иосифа Петровича совсем недолго. Сын строго-настрого запретил брать его личные деньги, но есть, в конце концов, крайнее средство.

Иосиф Петрович дождался, когда Тамара отправится с малышом в детскую поликлинику, задернул все шторы и проверил: нет ли чего странного за окном? Оказалось, что сегодня совершенно обычный день – никаких тебе светящихся пятен на снегу, никаких посланников из другой галактики, никаких белых собачек или иных невидимых животных.

В том, что Анзерцвейг является посланником из космоса, Иосиф Петрович был уверен на все сто процентов. Во-первых, никто из играющих на площадке детей не видел собачку; во-вторых, Анзерцвейг так же внезапно исчез, как и появился. Нормальная, обычная собака должна была куда-то убежать, а не испариться в воздухе. Кроме того, в тот день было много снега, и будь Анзерцвейг обычным животным, он бы, уходя, оставил за собой следы. Следов не было! Значит, никакой он не обычный пес.

Убедившись, что за окном никого нет, Иосиф Петрович открыл тумбочку, в которой Тамара держала домашнюю одежду – майки, носки, шорты. В самом низу он нашел туго перевязанную резинкой пачку денег. Купюр там было не так уж много, и Иосиф Петрович вытащил всего две, лежащие с краю. А потом еще две… А также вынул пару футболок, чтобы замести следы.

Все логично: кто-то взял ее одежду, а там лежали неосторожно положенные купюры. Несколько тысячных бумажек случайно подвернулись и попали под ткань. Только вечером Иосифа Петровича осенило: «Вот дурак! Остолоп несчастный, кому же нужна ее одежда?» И он решил немедленно исправить свою ошибку. Тамара с малышом уже пришла домой, и недостачу денег она пока не обнаружила. Тогда Иосиф Петрович решил подбросить футболки обратно в тумбочку. На том-то он и попался.

Глава 6

Вечером, открыв тумбочку, Тамара увидела, что ее майки, шорты, ночные сорочки скомканы. Она протянула руку вниз и на самом дне нащупала пачку денег, сняла резинку и пересчитала купюры… А затем впервые за все время, что жила в этом доме, закричала во весь голос. Комната, в которой секунду назад было тихо и уютно, царил полумрак, превратилась в самое настоящее поле брани. Тамара резким движением включила свет и вытрясла все содержимое тумбочки на пол.

– Я не понимаю, как так можно! Да это же что такое?

Малыш, ползающий в манеже, громко заплакал. Из кухни явился Играт, всем видом показывая, что устраивать сцену сейчас не стоит: он недовольно сморщил нос, театрально прикрыл глаза, медленно подошел к Тамаре и попытался обнять ее за плечи, но та не унималась.

– Нет, ну ты видел это? Вещи перерытые, четыре тысячи исчезли!

– Успокойся, тебе просто показалось! – пытался сгладить конфликт муж.

– Да это же бесстыдство какое! Что он с моим бельем делал? Какое право он имеет? Какое право на то, чтобы брать чужие вещи?.. И чужие деньги? Это как понимать вообще?

Тут в комнату вбежала Клавдия Ивановна, она заняла собой весь дверной проем, уперев руки в бока и часто моргая густо накрашенными ресницами. Вслед за свекровью из кухни тоненькой струйкой сочился аромат котлет, наполняя пространство неуместным запахом. Этот запах здесь был лишним, как и яркий свет, слепящий глаза! Тамару уже тошнило от всего в этом доме: и от кулинарных прелестей, и от копания в нижнем белье, и от воровства. И от всей этой семейки, в конце концов. К тому же, Лука истошно вопил, свекровь убрала прядь со лба, вытерла ладонь о фартук и взяла малыша на руки.

– Тома, давай реально на вещи посмотрим, – подбрасывая внука в воздухе, произнесла она. – Он как ребенок. У Играта деньги таскал, ну, у тебя таскал. Зато твои трусы и майки ему на фиг не нужны. Он же не какой-то там извращенец, просто дитя малое. Безобидное. – Клавдия Ивановна принялась заигрывать с Лукой и по-дурацки хихикать. – Дя, малыш? Дя?

Лука на секунду замолчал, а потом разразился яростным воплем.

– Ага, безобидное настолько, что роется в нижнем белье?

– Тихо, тихо, успокойся, не надо так драматизировать. Сколько он взял? Я тебе все верну с зарплаты, – уговаривал ее Играт.

– Да пошли вы все!..

Далее Тамара действовала на автомате, она побросала в сумку вещи – самое необходимое для ребенка, документы, деньги. Захватила пару носков и зубную щетку. Вызвала такси, схватила малыша и уехала на ночь глядя.

В такси все плыло перед глазами. Играт не пытался остановить, удержать, и не мудрено: видимо, в этом доме надо было слушаться его маму, а раз она не послушалась, то будет отвергнута. Ради бога! Тамара провела тыльной стороной ладони по лицу и обнаружила, что оно мокрое от слез. Играт – умный мужчина. Он ведь понимает, что это конец. Но он ничего не сделал. Он даже не пытался. Не приложил никаких усилий.

«Тебе просто показалось!» – вспомнила Тамара слова мужа. – «Какое на хрен показалось? Они все там больные на голову, и Играт такой же! Прочь, прочь от этого места!»

Первые дни, находясь у мамы, Тамара не могла нарадоваться. Как же здесь тихо, уютно и хорошо! Благодать… Родной дом казался раем по сравнению с квартирой мужа, где Клавдия Ивановна, как змея, только и делала, что жалила всех вокруг и отравляла своим ядом, а Иосиф Петрович окончательно слетел с катушек и потерял связь с действительностью. Про мужа даже думать не хотелось – он просто предатель.

Именно здесь, в ненавистном родительском доме, Тамара впервые в жизни ощутила себя в безопасности. Это открытие стало для нее удивительным началом целой цепочки последующих открытий.

«Все совсем не так, как кажется», – повторяла про себя Тамара, ложась на подушку и закрывая глаза перед сном.

∞

Новый день не принес никакой радости, напротив, безжалостно раскрыл глаза на все, как оно есть. Играт не звонил, а это значит, либо он окончательно застрял под каблуком у своей сумасшедшей мамаши, либо Тамара ему безразлична. Ни тот, ни другой вывод не показался ей утешительным, и она долго плакала в ванной, пока ее никто не видит.

Далее Тамара решила взять себя в руки. Сколько можно предаваться страданиям? Обстановка в доме располагала к тому, чтобы прогнать плохие мысли, вот только легко сказать – сложно сделать! Родители носились с Тамарой как писаной торбой, помогали с ребенком, оказывали любую помощь.

– Давай я Луку возьму, а ты поспи немного, – посоветовал отчим, направляясь с малышом в зал.

Лука радостно пускал слюни и грыз пластиковую погремушку с шариком, постукивая деда по плечу. В глазах сына Тамара увидела радость и восторг, в то же время на лице отчима как в зеркале отразилась та же гамма эмоций. Тамара чуть не расплакалась: ведь этот человек ей не родной, но от него исходит столько тепла и поддержки! А в том доме ее гнобили и унижали – тоже мне родственники, называется… Как только дверь за отчимом закрылась, Тамара провалилась в глубокий сон.

Мама с удовольствием сопровождала малыша на прогулку, и Тамара в это время могла искупаться, сходить в туалет или просто поесть, эта помощь казалась поистине бесценной. В преодолении тягот люди раскрываются такими, какие они есть: одни молча наблюдают и умывают руки, а другие вкладывает всю душу, не требуя ничего взамен.

Родители искренне хотели помочь и делали все, что в их силах, и подробностей не выспрашивали. Почему Тамара ушла от мужа? Почему именно сейчас? Что произошло? Они восприняли переезд как данность, как что-то само собой разумеющееся, не требующее глупых разъяснений и неуместных вопросов.

Ни разу Тамара не услышала от мамы и отчима ни одного плохого слова в свой адрес. Их отношение к ней было удивительно спокойным, полным тепла и принятия. Тамара как будто вырвалась из безвоздушного пространства, в котором нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни опереться, и попала на твердую землю, где есть ясность, свежий воздух и покой.

Однако идиллия не могла длиться вечно, и Тамара это понимала. Хорошенько взвесив перспективы, она приняла решение. Все складывалось замечательно: мама прекрасно готовила, не требовала непосильной помощи, никогда не предъявляла претензий. Прогулки с коляской были ей в радость, и Тамара знала, что дома ее с малышом любят и ждут.

На улице Тамара практиковала техники релаксации, она считала шаги на вдох и на выдох. После прогулок на свежем воздухе розовощекий и счастливый Лука возвращался домой довольным и уставшим. Тамара его кормила, и он тут же засыпал. Перспектива остаться у мамы еще на какое-то время казалась такой заманчивой…

Но нужно было переезжать. Тамара знала, далее неизбежно случится конфликт интересов – это вопрос времени. Точки разногласий по бытовым вопросам прорисовывались все отчетливее. Да, ее выручали прогулки, чему способствовала стабильная хорошая погода, однако стоило ей с малышом остаться дома, количество спорных вопросов вырастало в разы. И, чтобы не наступать дважды на одни и те же грабли, не превращать родительский дом в поле брани, Тамара сообщила, что скоро они с малышом переберутся на съемную квартиру.

Мама и отчим не были в восторге от этой идеи и всеми силами пытались Тамару отговорить. Потом, разумеется, смирились. Кристальная ясность относительно своего будущего вдохновляла и вселяла в Тамару новые силы, только вот ответственность за свою жизнь и жизнь малыша пугала, а внезапно нагрянувшая неопределенность порождала массу вопросов.

На что они с Лукой будут жить? Когда Тамара вышла замуж, она регулярно получала финансовую поддержку от мамы с отчимом, вот только шестое чувство подсказывало, что не надо тратить эти деньги впустую, нужно отложить их. Поэтому на первое время им с малышом хватит – а дальше она что-нибудь придумает.

Несколько дней прошло как в тумане. Тамара видела косые взгляды домочадцев, их безмолвное осуждение и отгороженность.

– Мам, что-то случилось?

– Да нет, все нормально.

– Точно все в порядке?

– Да.

Мама ходила, как в воду опущенная. Отчим тоже поубавил свой пыл и не тянулся уже к малышу с таким пылом, как раньше.

– Дядь Лень, вы сегодня сможете с Лукой погулять? Я хотела помыть полы во всем доме с хлоркой, чтоб он не дышал этим…

– Хорошо, – вздыхая, отвечал он, театрально складывая газету и наматывая на шею шарф.

В такие моменты Тамара чувствовала себя неловко: на словах-то они согласны с переездом, но, похоже, затаили обиду… Тамара переключалась на бытовые дела, чтобы избавиться от навязчивых мыслей о том, что она опять сделала или сказала что-то не так. Уход за младенцем, бесконечная уборка, стирка с утра до ночи спасали ее, и тревога незаметно отступала.

К концу дня круговорот дел завершался, и вечером, лежа в кровати, Тамара оставалась вновь один на один со своим ощущением слабости и беспомощности. Это было очень странное ощущение: ясно, что делать, но не понятно, как. Тревога подсвечивала отсутствие уверенности в завтрашнем дне, делала Тамару все более уязвимой, и еще почему-то виноватой во всем, что с ней произошло.

По ночам Тамара мучилась от бессонницы. В эти долгие безжалостные часы, когда правда лезет наружу изо всех дыр, и от нее никуда не спрячешься, она спрашивала себя, почему она не смогла терпеть дальше? Почему разрушила семью? И ответ приходил мгновенно: первый ответ – всегда самый честный. Потому что Клавдия Ивановна и Иосиф Петрович – два совершенно жутких и невыносимых человека, каждый из которых невыносим по-своему. Если бы они жили только с одним из родителей мужа, например, с матерью, что, разумеется, было бы худшим вариантом, или только с отцом, что было бы не менее ужасно, то Тамара никуда бы не ушла. Она бы нашла в себе силы все терпеть ради мужа и ребенка. Но вот на пару эти сумасшедшие старики представляют собой гремучую смесь, рядом с ними любая жизнедеятельность обречена на погибель. Это как отравленная почва, на которой не вырастет ни куст, ни цветок, ни дерево. Все засохнет…

Хотя с кем из них двоих жить лучше, это еще вопрос. Клавдия Ивановна упивалась превосходством, а Тамара больше не хотела доставлять ей такого удовольствия, как паразитировать за свой счет. Зато она психически здорова, и если случится беда, на нее можно положиться. А вот Иосиф Петрович – назойлив, неутомим в своих лекциях, и с поврежденной психикой. И это очень страшно. Вдруг ему инопланетяне что-то нашепчут, и он навредит ребенку? В присутствии свекра Тамаре приходилось в сто раз внимательнее следить за Лукой, а также – за обстановкой в доме, да и за всем вокруг…

С этими мыслями Тамара проваливалась в прерывистый поверхностный сон, а после следовало пробуждение, открывающее двери в еще один день, полный неопределенности.

Ни ночью, ни днем Тамара не могла позволить себе расслабиться, отдаться на волю чувствам и уйти в рев, отгоревать случившееся. И дело даже не в том, что ей не хотелось, чтобы ее застали в слезах. Она даже не испытывала такой потребности – плакать. Слезы ушли давно, с тех самых времен, как умер отец, именно тогда на сердце ртутным пятном разлилась тяжесть, и эта тяжесть затмевала все: и разум, и волю к жизни, и свободу. Даже совершая действия, казалось бы, направленные на благо себе и ребенку, покидая то место, где ее унижали, Тамара как будто не жила, а существовала, смотрела кинопленку с чужой жизнью, а ее собственная жизнь тем временем тлела, как слабый уголек.

Слезы исчезли, испарились, стыдливо спрятались – еще много, много лет назад. Их отсутствие лишь усиливало остроту переживаний, как бы очерчивая круг и провозглашая изоляцию маленькой девочки, оставшейся наедине со своей болью. Никто бы этих слез не понял, никто бы не смог подобрать нужных слов, никто бы не дал в обмен на них горстку тепла. Такого простого человеческого тепла, на которое можно обменять немного своих мучений.

В детстве маленькая Тома знала, что есть семьи, в которых так бывает: есть родители, которые жалеют своих детей. Горстка тепла приходится как раз кстати, она ложился в то самое место, где была рана, и рана затягивается. Так случается, когда тебе дают поплакать и гладят по плечам, когда тебя прижимают к груди так сильно, что трудно дышать, когда тебя слушают и слышат. Но она сразу поняла, что с ней этого не случится никогда: мама только подсмеивалась над ней, дразнила плаксой-кляксой и постоянно напоминала, что она выглядит некрасиво, когда плачет.

С тех самых пор Тамара усвоила урок: ни с кем не надо делиться своими чувствами. На самом деле они никому не нужны. Люди не сопереживают, а пытаются заставить тебя замолчать.

И вот, прошло два месяца с момента расставания Тамары с мужем, но все ее чувства – обида, гнев, несправедливость – по-прежнему оставались внутри, закоченелые и обездвиженные. Их парализовало, и они превратились в гигантские каменные статуи. Играт не писал и не звонил, что лишь подчеркивало правильность принятого решения: от него надо было не просто уходить, а бежать со всех ног. Такие отношения нельзя сохранять. Но от этого отнюдь не становилось легче. Тамара знала лишь один выход, как помочь себе пережить все это: просто дистанцироваться от своих эмоций.

«Какая разница», – спрашивала себя Тамара, – «люблю я его или нет? Это уже не имеет значения. И на ход решения проблемы никак не повлияет».

Как пышные цветы на морозе сморщились от холода, точно так же застыли и покрылись коркой льда все нежные чувства к Играту. Цветущий сад любви и доверия умер.