Текст книги "Новый год в России. История праздника"

Вот так всего 4 дня, включая день выхода заметки Постышева, потребовалось средствам массовой информации и социалистическому правительству, чтобы раз и навсегда был «положен конец неправильному осуждению елки». В эти дни произошло настоящее чудо: из небытия воспрянул ненавистный ранее, еще дореволюционный «сказочный» праздник. Правда, с легкой руки журналистов «Правды» «день елки и мандаринов» из рождественского превратился в новогодний праздник социалистического народа, впрочем, хуже от этого он точно не стал.

Елка Ильича
1919–1983 годы

В обширной «детской» лениниане, которая на протяжении нескольких десятилетий создавалась советскими писателями, специализировавшимися на конструировании канонического образа Владимира Ильича Ленина, один сюжет имеет прямое отношение к новогодней теме: «Елка в Сокольниках». Но мало кто знает, какое реальное событие лежало в основе истории, на которой выросло не одно поколение.

В 1983 году книга Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича «Ленин и дети» выходит небывалым тиражом в два с половиной миллиона экземпляров, больше чем макулатурное собрание сочинений Пушкина. В ней Ленин, общаясь с младшим поколением, проявляет исключительно положительные черты: простоту, доброту и мудрость. Когда дети читали этот рассказ, у них возникало чувство простоты и правильности. И, конечно, того, что великий вождь пролетариата очень любил малышей.

Историю «Елки в Сокольниках» знал каждый школьник. Она основана на очерке самого близкого приятеля Ленина Бонч-Бруевича, и рассказ о елке в Сокольнической лесной школе, где бывал Ленин, есть в истории «Нападение бандитов на В. И. Ленина в 1919 г.». Он появился впервые в 1925 году в специальной книжке издательства «Жизнь и знание». Через пять лет вышло «Три покушения на В. И. Ленина», а год спустя полный состав «Воспоминаний о Ленине». В нем занимающий нас отрывок носит название «Нападение на Владимира Ильича Ленина в 1919 г.». Главной целью автора было донести до заинтересованного читателя все те опасности, с которыми Ильич сталкивается в течение всей своей жизни. Это объясняет, почему основой сюжета стало нападение преступников на автомобиль, в котором Ленин следовал в Сокольники, а совсем не веселое празднование елки, последовавшее за счастливым избавлением. В середине 20-х Бонч-Бруевич не думал, что это может быть кому-то интересно.

Бонч-Бруевич рассказывает, что в конце 1919 года Надежда Константиновна Крупская отправляется в Лесную школу в Сокольниках, чтобы немного поправить пошатнувшееся здоровье. По другим источникам, Ленин сам настоял на ее поездке, решив, что жене нужен отдых. Ее сопроводает сестра вождя, Мария Ильинична Ульянова. Ленин регулярно проведывал супругу и как-то раз в конце декабря принял предложение Бонч-Бруевича сопроводить его в поездке в Сокольники, а попутно стать участниками в празднике елки для детей.

Бонч-Бруевич выезжал раньше, поэтому взял у Ленина деньги «для складчины» и выслушал наказ купить для праздника еду и безделушки: «…доставайте где хотите пряников, конфет, хлеба, хлопушек с костюмами, масок, игрушек – и поедем 24 декабря к вечеру». Бонч-Бруевич выполнил наказ, приехал в Лесную школу и обнаружил, что Ленина все еще нет. Спустя некоторое время он все же появился и практически с порога попросил «не волновать Надю». Затем Ленин рассказал о случае, который произошел с ним по дороге. На автомобиль, в котором он ехал, напали разбойники, угрожали оружием, а потом выставили его вместе с шофером из машины, после чего у них не было другого выбора, как дойти до Сокольников своим ходом. Приятель Ильича тут же схватил телефонный аппарат и вызвал людей для защиты Лесной школы. Он поговорил с Дзержинским и организовал поиск машины, которую позже нашли оставленной. Нападение это действительно имело место. В нем была замешана банда Якова Кошелькова, известного бандита, которого к тому времени ловили уже больше десяти лет. В этот день рэкетирам крупно не повезло – они хотели всего лишь обзавестись машиной для ограбления Лубянского пассажа, а попали в крупные политические разборки, стоившие им жизни, ну и заодно в историю. Ограбление было совершено неподалеку от Сокольнического райсовета. Зима была снежной, но чистили в то время только трамвайные пути – по ним-то и ехала машина Ленина. В ней были сам вождь пролетариата, его личный шофер С. Гиль и охранник И. Чабанов. Увидев вооруженных людей, Ленин поначалу принял их за конвой и приказал остановиться. Люди Кошелькова тут же выкинули всех пассажиров и водителя из машины, не обращая внимания на их слова. По преданию, Ленин вытащил из кармана бумажник с документами и сказал: «В чем дело? Я Ленин». На что получил от Кошелькова ответ: «Черт с тобой, что ты Левин. А я Кошельков, хозяин города ночью». Немного погодя, вглядевшись в документы ограбленного, бандит понял, что упустил свой шанс, – он даже вернулся на место, надеясь найти Ленина, взять в заложники и обменять на сидельцев из банды. Но добычи уже и след простыл, а Кошельков и его люди были объявлены в приоритетный розыск. Машину нашли быстро – Ленин ездил на «Роллс-Ройсе», такой автомобиль нелегко было скрыть. А банду чуть позже – Кошельков был убит при задержании, у него нашли принадлежавший Ленину браунинг.

Дмитрий Аркадьевич Налбандян «Ленин в Горках», 1959 год

Кабинетный портрет семьи Ульяновых, 1879 год

Но в тот зимний вечер Владимир Ильич отделался легким испугом и недолгой прогулкой по заснеженному подмосковью. На празднике в школе он мило общается с ребятами, играет с ними. После того как зажглись огни на елке, «ликованию и радости детей не было конца, и все еще бодрей запели и закружились в дружном хороводе вокруг елки, которая переливалась разноцветными огоньками». Бонч-Бруевич так живописует эти события: «Вот опять и опять закружились вокруг елки, складно запели другую песню…»; «…и все понеслись быстрей и быстрей в радостном хороводе смеющихся и счастливых детей». В последних строках своего рассказа он говорит о Ленине: «Ведь он так сильно и привязчиво любил детей!», после чего возвращается к главной своей теме и описывает, как проходило следствие.

Воспоминания Бонч-Бруевича вышли полностью только в 1931 году. Отрывок о елке в Сокольниках в них присутствовал, но не был ни ключевым, ни даже сколько-нибудь важным. Он проходил под грифом «бытописание жизни вождя» от его самого близкого приятеля. На детскую тему упора не делалось до 1935 года. Как только запрет на елку был снят, рассказ приобрел несколько другую интонацию. Его стали в обязательном порядке включать во все сборники о Ленине и воспринимать как пособие по устройству идеологически правильной елки – ведь освященное именем вождя неправильным быть не могло. И вместе с ростом популярности история начала меняться. Сначала у нее появилось новое название, «Владимир Ильич на елке», под ним она уже фигурирует в воспоминаниях Бонч-Бруевича, изданных в 1936 году. Потом изменилась временнáя привязка события. В первых версиях Бонч-Бруевич называет дату 24 декабря, сочельник. Сначала он пересказывает слова шофера: «В сочельник, 24 декабря, – рассказывал мне шофер тов. Гиль», и второй раз замечает некоторое время спустя: «ввиду сочельника народу на тротуарах было очень много». В первом детском издании 1936 года есть временное определение в разговоре двух приятелей: «…и поедем 24 декабря к вечеру Надю навестить». Но дальше, конечно, так быть не могло. Ленина нельзя было связывать с проклятым и отвергнутым религиозным праздником, поэтому время действия переносится на абстрактный «конец декабря», предполагается, что дети и сами знают, когда положено ставить елку. Для большего дидактического воздействия содержание рассказа разделено на три главы: в первой повествуется о задумке поездки, во второй – о традициях новогодней елки, а в третьей – о самом празднике. В последней фразе Бонч-Бруевич замечает: «И мне хотелось бы, чтобы все дети знали, что сердце Владимира Ильича всегда билось за радость и счастье детей».

Лесная школа в Сокольниках, где отдыхала в 1919 году Крупская и куда на елку приезжал Ленин

Текст «Елки в Сокольниках» изменялся множество раз, даже позже смерти автора, в 1955 году. В последующих вариациях отрывок про нападение на машину опущен, действие начинается с обращения к рассказчику: «Хотите, Владимир Дмитриевич, участвовать в детском празднике?» – «Хочу», – говорю». Дальше Ленин вручает Бонч-Бруевичу сумму на угощение и игрушки к празднику. Отличие двух вариантов в том, что в первом Ленин дает приятелю средства «для складчины», а в последующем он просто говорит: «А на расходы вот вам деньги». То есть теперь Ленин берет все расходы по устройству елки на себя. Причем для детей, которые родились после революции, поясняется, насколько тяжелым было материальное положение в стране в это время и как велика была щедрость вождя, который был сам крайне ограничен в средствах. Исчезает и упоминание о необходимости навестить жену, теперь единственная цель поездки – это елка для ребятишек.

Тема «Ленин и дети» выходит на первый план и обрастает все бо́льшими подробностями и акцентами. Ленин теперь представляется как опытный воспитатель, без всякого затруднения занимавший ребят, легко завоевывавший их доверие. Он развлекает их, гуляет с ними по уголку зоологии, поет, играет с ними в игру «Кошки-мышки». Появляются подробности реакции детей: «Ребята в восторге…»; «После игры завязалась беседа»; «Дети говорили с ним просто, и не чувствовалось никакого стеснения»; «Он быстро узнал их имена, и надо было удивляться, как он только не путал их»; «Владимир Ильич углубился в их дела, да так, как будто он всю жизнь только и делал, что занимался со школьниками». Потом упоминается, что дети из Лесной школы позже отсылали ему весточки, «а он, хотя был очень занят, всегда отвечал им», на чем рассказ подходит к концу.

«ЭТО БЫЛО ТАК МНОГО ЛЕТ ТОМУ НАЗАД, В ЯНВАРЕ ДЕВЯТНАДЦАТОГО ГОДА. И ДЕТИ, КОТОРЫЕ ВИДЕЛИ ТОГДА ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА ЛЕНИНА, УЖЕ СТАЛИ ВЗРОСЛЫМИ. НО НИКОГДА ОНИ НЕ ЗАБУДУТ, КАК ИЛЬИЧ БЫЛ У НИХ НА ЕЛКЕ».

Однако очерков Бонч-Бруевича не хватило. Детский писатель А. Т. Кононов, который специализировался на темах о Ленине, снова переделал текст Бонч-Бруевича. Его версия вышла в сборнике «Елка», изданном в 1941 году, когда к новогодним праздникам было приковано внимание партии. В варианте Кононова повестование ведется от лица детей, учеников Сокольнической школы. «За елкой недалеко было ездить. Тут же, в Сокольниках, выбрали дерево получше, покудрявее, срубили и привезли в Лесную школу» – так начинается рассказ. Посмотрев на установку елки, ребята с нетерпением ждут приезда Ильича, мучая бедного завхоза: «А если метель будет, Ленин приедет все-таки? Или нет?» А тот им терпеливо поясняет: «Раз Ильич сказал, что приедет, значит, приедет!»; «Не приставайте! Говорю вам – раз он сказал, что приедет, значит, приедет».

А. Т. Кононов изменил и причину опоздания Ленина. Это было не нападение, а разбушевавшаяся метель: «Метель и в самом деле поднялась. Засвистел в соснах ветер, сухой снег закружился по земле белыми змейками»; «На дворе ветер свистит, сухой снег звонко бьет в окна комнат». Но такой пустяк, как вьюга, конечно, не останавливает на пути к детям. Он пробивается через нее изо всех сил и довольно скоро прибывает. Дети, несомненно, сразу узнали его, «сколько раз они видели портрет Ленина!», и очень обрадовались Его лицо было им так же хорошо знакомо, как и детям, которые читали эту книгу.

Поначалу дети смущаются, но простота и доброта Ильича вызывают их расположение. Ленин быстро запомнил их имена и ни разу не запутался, кто из них кто. (Такая персонификация детской толпы тоже изобретение Кононова.) Потом следует описание радостных игр и развлечений. Выходит наряженный слон, «девочку-мышку» спасают от «кошки», водят хоровод вокруг зажженной елки. Потом откуда ни возьмись появляются Надежда Константиновна и Мария Ильинична – они то ли приехали с Лениным, то ли были в Сокольниках с самого начала. Но самое важное, что они приносят с собой целую кучу подарков для детей: «Эти подарки привез ребятам Ленин. Кому достался автомобиль, кому труба, кому барабан. Катя получила куклу».

В воспоминаниях Бонч-Бруевича по окончании торжества Ленин «тепло простился с друзьями», перед тем как их покинуть. А в переделке А. Т. Кононова он, словно сказочный персонаж, словно Дед Мороз, раздавший детям подарки и поигравший с ними, незаметно и тайно удаляется. «А Ленин как-то незаметно, под шумок вышел из комнаты и уехал». Далее рассказ подходит к концу и завершается фразой: «Вот какая была елка на окраине Москвы, в Сокольниках, в 1919 году». Новая версия широко издавалась в сериях «Библиотека детского сада» и «Школьная библиотека» и предназначалась для детей дошкольного и младшего школьного возраста.

Елка Ильича

 
Когда в Георгиевском зале
Заводят быстрый хоровод
И песня счастья рвется в дали,
Я вспоминаю давний год,
 
 
И снова вижу елку в Горках
Для деревенских малышей,
Старух в тулупах и опорках,
Приведших к Ленину детей,
 
 
Как будто к дедушке родному.
Как будто в свой отцовский дом,
К нему, пленительно живому.
Чей шаг в веках мы узнаем.
 
 
Он был тогда смертельно болен,
А все светился лаской взгляд…
Он этой встречей был доволен
И звонким, чистым песням рад.
 
 
Смеялись девочки лукаво
И пели песни вперебой,
Был Дед Мороз красив на славу –
Мальчишка с белой бородой,
 
 
И всех лесов окрестных ели
В сиянье звездного луча
До ночи с завистью глядели
На эту елку Ильича.
 
 
На ней горели ярко свечи
И розы пышные цвели…
А он мечтал в тот давний вечер
О счастье всех детей земли.
 

Виссарион Саянов

Самые популярные иллюстрации к ней принадлежали Николаю Николаевичу Жукову (он, кстати, был и официальным художником от СССР на Нюрнбергском процессе). Из-под его руки вышли картинки, вошедшие потом в «Родную речь», – Ленин играет с детьми в кошки-мышки, елка в Сокольниках и многие другие. На его рисунках совершенно отсутствует указание на тяжелое материальное положение 1919 года. И Ленин, и его маленькие друзья, и даже елка выглядят крайне буржуазно – все одеты по моде начала сороковых, на дереве множество игрушек и огней, а подарки выглядят отнюдь не дешево. Художник старается показать, что доброта и щедрость Ленина бесконечны, выходят за рамки истории.

Примеров такой интерпретации взаимодействия Ленина с детворой множество – один из самых трогательных приводит в воспоминаниях Агния Барто. Она цитирует стихи молодого детского поэта о встрече девочки и вождя:

 
Перелатана шубенка,
И дырявые пимы…
То ль мальчишка,
То ль девчонка,
То ль опенок средь зимы.
 
 
Встречный мог пройти и мимо,
А вот взял и не прошел.
– Как, товарищ, ваше имя?
– Лена.
– Очень хорошо!
 
 
Как звоночек, голос Ленин.
– Сам-то чей же?
– Сам-то? Ленин…
…Если даже и опорки
На твоих ногах, дружок.
Хорошо скатиться с горки,
Хорошо слепить снежок!
 
 
Да и взрослому не грех
Пробежать вприпрыжку,
Чтоб хрустел морозный снег,
Словно кочерыжка…
 
 
Было шумно, было славно.
Жаль, что кончилась игра.
– Ну, Елена Николавна,
До свиданья. Мне пора.
 
 
Дрогнул грустный голос Ленин:
– Не пущу тебя домой!
Я же Лена,
Ты же Ленин,
Ты же Ленин!
Значит, мой!
 

Алексей Шлыгин «Знакомство»

Пионеры Электростали перед портретом Ленина в 1970 году

Однако вернемся к тексту Бонча-Бруевича, обработкой которого занимался не один Кононов. Следующим, кто взялся за него, был А. Гутман. Он предоставил свою версию обработки под названием «Ленин на елке», которая появилась в книжке «Морозко», изданной в Свердловске в 1940 году. Начало истории остается прежним, действие происходит все в той же школе. Дерево для праздника срубает и ставит охранник Иван Кузьмич. Затем ребята отправляются к Ольге Петровне, начальнице школы (и совершенно новому персонажу), и задают ей вопрос насчет украшений. В итоге они мастерят их своими руками: Деда Мороза из ваты, различные кораблики и звездочки, снежинки из бумаги. И вот, когда все приготовления готовы, они начинают ждать Ленина: «Вот и елка готова, и темнеть начало, а Ильича все нет и нет». И уже тут нас ожидают радикальные изменения не столько в содержании, сколько в интонации. Причиной опоздания Ленина снова является не вьюга, а покушение бандитов. Но нападавшие отступают, после того как Ильич гордо и мужественно произносит им свою речь: «Я должен быть сегодня на елке. Меня ждут дети». Он говорил это, по словам автора, настолько искренне и с душой, что даже самые злые бандиты отпустили бы его. Избавившись от недоброжелателей, Ленин наконец-то подходит (пешком!) к школе, с головы до ног покрытый снегом. «И ведь он был похож на Деда Мороза», – описывает его Гутман, чтобы дать понять, насколько волшебным он представлялся для окружающих. Ленин опять играет с детьми, сажает их на спину и бегает вокруг праздничной елки: «Кавалерия, за мной! В галоп!» «Елка горела разноцветными огнями. В комнате было светло и шумно. Взявшись за руки, дети и взрослые бежали друг за другом». По окончании празднования он, как самый настоящий Дедушка Мороз, раздает подарки детям. И завершается эта чудесная история фразой: «Это было много лет тому назад, в январе 1919 года. Дети, которые видели тогда Владимира Ильича, уже стали взрослыми. Но никогда они не забудут, как Ильич был у них на елке».

Елочная игрушка в СССР
1935–1960 год

Празднование Нового года было реабилитировано в 1935 году – тогда же начали возрождать и основательно забытое за десять лет разрухи и гонений производство елочных игрушек. В жизнь детей и взрослых постепенно входила новая иконография, новые темы и новые материалы, которые использовались для украшений.

Борьба с буржуазным Рождеством распространялась и на производителей атрибутов ненавистного праздника. Кустарное производство, и без того находившееся в глубоком кризисе, подвергалось активным административным мерам. В 1927 году Московский областной союз потребительских обществ запретил кооперативным магазинам «продажу елочной дребедени и украшение витрин к Рождеству». Артели либо закрывались одна за другой, либо находились на полулегальном положении. По воспоминаниям жителей деревень бывшей Круговской волости (это поселение под Рязанью) – центра кустарного производства стеклянной елочной игрушки в России, – только немногие мастера продолжали в эти годы изготавливать елочные игрушки, и то лишь для своих детей. Большинство же стеклодувных артелей перешло на производство термометров и лабораторного химического оборудования. Мелкие фабрики, например знаменитая Клинская фабрика елочных игрушек в Подмосковье, были закрыты в начале 1930-х годов. Старые – рождественские – игрушки должны были быть изъяты из детских садов и школ.

Триумфальное возвращение елочных игрушек во второй половине 1930-х годов проходило уже под пристальным вниманием государства. Были четко сформулированы те параметры, которым должна была отвечать советская, идеологически выверенная игрушка, – она должна была быть доступной, массовой, эстетичной и нести позитивный пролетарский посыл.

Первый номер журнала «Советская игрушка» за 1936 год подвел итоги прошедшей новогодней кампании: с одной стороны, потребность в елочной игрушке была необыкновенно высокой, с другой – немедленно удовлетворить ее было очень сложно. Описывая убранство елок, прошедших 30–31 декабря 1935-го – в начале января 1936 года в детских садах, школах, домах культуры пионера и школьника, журнал сообщал: на елках были развешаны либо игрушки обычные («пришлось довольствоваться деревянными шарами, мягкими куклами, различными целлулоидными игрушками»), либо самодельные («подвешивали спичечные коробки, папиросные, из-под пудры; все это тщательно закрашивали, заклеивали»), либо старые, хранившиеся дома елочные игрушки («собрали у кого что было; нанесли столько, сколько мы и не ожидали»). Немногочисленные сохранившиеся и подходящие по профилю производства работали день и ночь. 28 декабря 1935 года московский универмаг «Детский мир» торговал елочными игрушками до 11 часов, и столь же оживленно торговля шла вплоть до 2 января (позднее елочные игрушки уже не продавались, чтобы не поощрять празднование Рождества). Вспоминая декабрь 1935 года, заведующий магазином № 8 Москоопкультторга рассказывал: «Буквально каждый покупатель требовал елочных украшений. Это заменялось гуттаперчевыми лебедями, утками, целлулоидными мальчиками, цветными шариками из материи, дореволюционными раскрашенными шариками, парашютистами, картинками, различной деревянной мелкой игрушкой, маленькими медвежатами».

Самыми востребованными игрушками во все времена были Дед Мороз со Снегурочкой и персонажи детских сказок

Главные советские центры производства елочных игрушек – Высоковск, Клин, Нижний Новгород

К следующему Новому году СССР готовился уже сознательно. Сначала включили систему соцсоревнования – ход его постоянно освещался в прессе, особенно на страницах журнала «Советская игрушка». Благодаря участию в нем становились известны имена авторов елочной игрушки – не только передовиков производства, но и художников. Известно имя Б. А. Марковой – автора елочной игрушки «Салют» из мишуры (она представляла собой Спасскую башню, окруженную звездочками салюта из целлофана), художниц Н. И. Юркевич и Е. М. Беляковой, которые придумали ватные пряники с рельефными изображениями советских героев и сценками из революционной эпохи. Но, конечно, ни о каком настоящем авторском праве речь не шла. Цензуру осуществляли художественно-экспертные советы, которые контролировали идейную выдержанность новых игрушек.

Местную промышленность активно переориентировали на производство елочных игрушек, и результаты не заставили себя долго ждать. С 1936 года в СССР вновь начали изготавливать игрушки из стекла. В 1937 году Госпланом РСФСР перед Наркомлегпромом РСФСР была поставлена задача увеличить производство только ватных елочных украшений до 10 миллионов штук, а Наркомвнуторг дал специальное указание всем торгующим организациям (Союзкультторгу, Союзунивермагу, главторгам) завозить больше елочных игрушек. С 1938 года под эгидой Всекопромсовета некоторые артели начали специализироваться исключительно на изготовлении елочных украшений. Так, полностью на их производство перешли московские артели «Елочная игрушка», воронежская артель «Химпродукция» и ряд других. Торговым организациям центра и периферии настоятельно предписывалось расширить в универмагах отделы елочных игрушек, оборудовать киоски, усилить и разнообразить рекламу елочных украшений.

Шарики с изображением советских вождей начали производиться в середине 30-х годов

А «космическая» тематика получила распространение в начале 60-х

И все же игрушек, как и любого товара в Советском Союзе, все равно на всех не хватало – во многом из-за того, что исчезли квалифицированные стеклодувы и художники, специализирующиеся на декорировании игрушек. За годы гонений на рождественскую атрибутику большинство профессионалов покинули «опасную» отрасль и возвращаться к своему прежнему ремеслу не собирались. Советские чиновники, которым надо было выполнять спущенный сверху план по изготовлению игрушек, нашли оригинальный выход из положения. В артели они разрешили нанимать ссыльных и ссыльнопоселенцев, которым закрыли въезд в крупные города. Для многих лишенцев это оказалось спасением. Высланная из Ленинграда в Казань в конце 1935 года художница Вера Шолпо вспоминала, что долго не могла найти себе в городе вообще никакой работы, пока не наткнулась на объявление в газете «Красная Татария» об открытии в городе мастерской фанерной игрушки. Она нашла ее «в глубине большого грязного двора, в одноэтажном длинном каменном тереме». Выяснилось, что возглавляет новое производство Г. А. Остен-Сакен, попавший в Казань потому, что был женат на англичанке, да к тому же и сам был бароном. Коллектив собрался, мягко говоря, странный: бывший морской командир, уже прошедший одну ссылку «бывший научный сотрудник, пожилой человек, высланный из Ленинграда за религиозные убеждения», бакинский художник, жена которого была осуждена как член партии эсеров, пятеро учеников-беспризорников и сам бывший барон. Стоило ли удивляться, что когда изготовленные ими из подручного материала плоские фанерные фигурки красноармейцев стали крошиться, в 1937 году деятельность мастерской объявили контрреволюционной, а всех ее работников вредителями.

Надо сказать, плохое качество материалов и их нехватка были общей бедой, и, естественно, ожидать от этих игрушек высокого качества не приходилось. Выходили из этого положения кто как мог. Во второй половине 1930-х годов были распространены грушевидные «шары», сделанные из электрических лампочек. У лампочки спиливался цоколь, после чего ее раскрашивали изнутри, а потом запаивали. В домах работников авиапромышленности на елках висели цветные парашюты и модели, а на одном тракторном заводе приспособились вырезать металлические звезды, раскрашивать их и вешать на елку – все находили это очень остроумным и красивым. Были, конечно, и другие примеры. Вдруг на каком-то одном производстве появлялся настоящий специалист, и тогда оказывалось, что можно найти и нужные для производства игрушек материалы, и остались мастера, которые не забыли старые технологические приемы, – так, например, в 1939 году киевская артель «Игрушка» неожиданно стала выпускать маленькие елочки по дореволюционной технологии – из гусиных перьев. Естественно, такие игрушки шли нарасхват.

Популярными в советское время украшениями также были гирлянды и «дождик» из фольги

К Новому, 1940 году елочной игрушкой были полностью обеспечены Московская, Ленинградская, Киевская, Харьковская, Кировская области и большинство крупных городов СССР. Только одна артель «Елочная игрушка» Мосгоркультигрушсоюза в 1940 году предполагала выпустить 1,7 миллиона штук игрушек различных наименований. К концу 1930-х годов в Москве и ряде других крупных городов России открылись магазины, специально торгующие елочными украшениями, масками и карнавальными костюмами, например знаменитый московский «Магазин веселья». В Москве и провинциальных городах страны организовывались специальные елочные базары, где можно было приобрести понравившиеся украшения. Одним из наиболее крупных среди них был елочный базар в московском Лубянском пассаже, открывавшийся с начала ноября и состоявший из нескольких десятков киосков. «Молодой художник-стахановец Балашов, работающий в горьковской артели «Детская игрушка», – писала горьковская газета «Ленинская смена» в начале 1938 года, – сделал для новогоднего базара ларек «Советский полюс». В центре земного шара стоит старый хозяин полюса – белый медведь – и протягивает ключ О. Ю. Шмидту. Внутри ларька продаются елочные украшения».

СОВЕТСКАЯ ИГРУШКА СТАЛА НОСИТЕЛЕМ НОВОЙ РОМАНТИКИ – МЕСТА ФЕЙ И СКАЗОЧНЫХ ПРИНЦЕСС ЗАНЯЛИ БОДРЫЕ ФИЗКУЛЬТУРНИЦЫ И ФИЗКУЛЬТУРНИКИ, КАРЕТЫ ЗАМЕНИЛИ ПАРОВОЗАМИ, А ШЕСТИКОНЕЧНУЮ ВИФЛЕЕМСКУЮ ЗВЕЗДУ – ПЯТИКОНЕЧНОЙ.

И все равно в регионах игрушек отчаянно не хватало. В воспоминаниях оренбургской девочки мы читаем: «Накануне Нового, 1939 года мы сидели с папой на кухне и клеили самодельные игрушки для елки. Особенно нравилось мне делать пакеты, в которые мы клали подарки: из журналов мод на обычные бумажные пакеты переводились картинки, изображавшие детей с игрушками, а потом эти картинки раскрашивались. Вдруг в дверь кто-то позвонил. Я подбежала и спросила: «Кто там?» – «Вам посылка». Когда мы открыли ящик, оказалось, что он полон переложенных газетами, бумагой и ватой елочных украшений. И чего тут только не было! Дед Мороз и Снегурочка с туеском, наполненным конфетами, игрушечные овощи: фрукты, рыбки, попугаи, обезьяны и зайцы, маленькие конькобежцы и лыжники, стеклянная дудочка с желтой кисточкой и старичок-лесовичок из еловой шишки, золотые и серебряные грецкие орехи, которые хотелось немедленно съесть (что, кстати говоря, я и сделала, сорвав их с уже наряженной елки). Но особенно поразили меня два лебедя, плававшие на поверхности крошечного зеркального пруда. Таков был новогодний подарок моей московской тети».

Московские тети-волшебницы были не у всех. Чтобы остальные советские дети не чувствовали себя обделенными, было принято оригинальное решение: из парашютистов агитэскадрилий в канун Нового, 1938 года сформировали отряды Дедов Морозов и, снабдив их мешками с подарками и елочными украшениями, отправили новогодние десанты в самые труднодоступные регионы страны. Но такие экстренные меры, конечно же, не могли решить проблему. Нужно было налаживать постоянное производство, чем и занялись советские чиновники, параллельно не упуская из виду и разработку новых тем для игрушечного бума. Суть претензий к украшениям прежних лет оставалась прежней – дореволюционная игрушка была максимально удалена от всего будничного и повседневного. И в советское время романтики в ней было хоть отбавляй. Весь пафос революционной и героической эпохи нашел отражение в хоккеистах, лыжниках, парашютистах, полярниках, которые стали украшениями для реабилитированных елок. Машинизация всей страны принесла на елку самолеты, дирижабли, паровозы и даже комбайны. А пропаганда здорового образа жизни обеспечила детей огромным количеством фигурок физкультурников всех мастей.

Были еще более экзотические эксперименты. В 1937 году, например, на прилавках магазинов появились елочные шары с портретами членов Политбюро ЦК ВКП(б), Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Опыт был единичным, однако сам факт выпуска таких игрушек говорил о направлении: образы вождей народа должны стать частью каждого детского новогоднего праздника. Так оно и было: на стенах залов, где проводились елки, висели плакаты «Спасибо великому Сталину за наше счастливое детство!», дети читали стихи и пели песни, восславляющие вождя, а Снегурочка загадывала политически выдержанные загадки. И даже игрушечные клоуны, акробаты и симпатичные негритята появились на елках не просто так, а потому что товарищ Сталин полюбил кинокомедию «Цирк».

Стоит сказать, что сказочные герои на советскую елку тоже были допущены. В основном те, что фигурировали в пушкинских сказках этим фактом объясняется и то, что больше всего золотых рыбок, стариков с неводом, царей Дадонов и шемаханских цариц советские фабрики изготовили в 1937 и 1949 годах (100-летие смерти и 150-летие со дня рождения великого поэта). И все же превалировали, конечно, сигнальщики с красными флажками, солдатики в буденновках, работницы в красных косынках, буденновцы, доярки и санитарки, военные летчики и балерины, счастливые советские дети – с лопатами, лыжами, куклами, погремушками и книгами в руках. Почти безболезненно вошла в советскую жизнь Вифлеемская звезда – она «всего-навсего» потеряла один луч и стала красной, похожей на новые навершия кремлевских башен, но место на вершине елки осталось за ней. Впрочем, исследователи утверждают, что образованные люди легки считывали ее «антирождественскую», «антихристианскую» символику.