Текст книги "Тайны Иллирии. Брак с летальным исходом"

Здесь не было торжественно-строгих портретов, с которых достопочтенные лорды и леди словно прожигали взглядами спину между лопаток, отчего кусок не лез в горло, не было помпезных светильников, лепнины и громоздкой мебели, кричавших о знатности и древности рода. Напротив, стены по пришедшей несколько лет назад из циндрийских дворцов моде были оклеены обоями с растительными орнаментами, место портретов занимали небольшие акварели с улицами и парками Аллегранцы, а светильники наполняли комнату желтоватым светом, создавая ощущение тепла и уюта. Посередине комнаты был накрыт небольшой стол на одну персону, рядом стояли два удобных кресла. Кресло во главе стола, вероятно, принадлежавшее лорду Кастанелло, оказалось свободно.

Во втором дремал кот.

Огромный зверь с длинной серо-стальной шерстью вольготно развалился на сиденье, не обращая внимания на людей, нарушивших его уединение в малой гостиной. Когда горничная наклонилась над ним, раскладывая вторые приборы, кот даже ухом не повел. Я всерьез задумалась, уступит ли он мне место, когда принесут ужин.

Лорд Кастанелло невозмутимо опустился в свое кресло, я же нерешительно замерла около кота. Лорд молчал, позволяя мне самой разбираться в сложившейся ситуации.

– Брысь, – сказала я, обращаясь к коту.

Тот не соизволил обратить на меня внимания. Я немного потрясла кресло. Безрезультатно. Кот лежал словно приклеенный.

Лорд Кастанелло наблюдал за мной и котом. Почему-то мне казалось, что происходящее его немало забавляет.

Я потянулась к коту, намереваясь согнать животное на пол.

– Не советую этого делать, – ровным голосом произнес лорд.

Я тут же отдернула руку, и вовремя: ленивая расслабленность кота мгновенно сменилась готовностью к атаке. Извернувшись, он взмахнул лапами, пытаясь вцепиться в мешающую ему человеческую руку, и когти зверя прошли совсем рядом с моими пальцами.

Я отпрыгнула, прижав к себе чудом спасенную от кошачьих когтей ладонь, и рассерженно посмотрела на лорда Кастанелло.

– Сделайте с ним что-нибудь, милорд, – попросила я.

Кот поднял голову и несколько удивленно взглянул на меня огромными желтыми глазищами.

Лорд Кастанелло фыркнул.

– Милорд, отправляйтесь на кухню и попросите Мелию поторопиться с ужином, – произнес он.

– Вы что, издеваетесь? – странная фраза лорда Кастанелло, обращенная словно бы к самому себе, прозвучала совершенно неуместно.

Но, к моему изумлению, кот поднялся с кресла и скрылся за дверью гостиной. Я поспешила занять освободившееся место.

– Милорд?

– Так зовут кота.

– Оригинальное имя, – пробурчала я.

Мне вдруг вспомнились давнее ночное происшествие и некий «милорд», что пытался проникнуть в мою комнату. Нет, не мог же это действительно быть кот! Коты не носят ножей, а что касается приступов… пока этот зверь казался мне недружелюбным по умолчанию.

Вернулась горничная в сопровождении кота. Увидев меня в своем кресле, тот утробно заворчал, одним прыжком преодолел разделявшее нас расстояние и вонзил когти в подол моего платья.

– Милорд!

Лорд Кастанелло похлопал по своему колену. Кот, тут же вытащив когти из пострадавшей ткани, неторопливо проследовал к хозяину и, разместившись на коленях лорда, заурчал так, что слышно было даже мне. Супруг рассеянно почесал его за ухом, и это отчего-то вызвало у меня невольную улыбку.

Говорят, коты чувствуют дурных людей. Если верить конкретно этому коту, дурным человеком в этой комнате был вовсе не мой таинственный супруг. Можно подумать, это я бродила ночью по темным коридорам, зажав в руке нож.

В подтверждение моих мыслей Милорд поднял голову и, посмотрев мне в глаза, многозначительно сощурился.

Подали ужин. Горничная ловко расставила накрытые крышкой тарелки с тушеным мясом и овощами. Лорд Кастанелло невозмутимо принялся за еду.

Казалось бы, самое время начать разговор, о котором я так давно думала. Но почему-то слова упорно отказывались приходить, а супруг помогать явно не собирался.

Я украдкой поглядывала на лорда и развалившегося на его коленях кота. Супруг, разрезавший мясо, казался совершенно спокойным, движения его были скупыми, четкими, длинные пальцы, сжимавшие приборы, не дрожали. Вспомнились его равнодушная отстраненность в ратуше, его сухие, обрывистые указания водителю и слугам, когда я слегла с лихорадкой. Лорд Кастанелло не вышел из себя даже тогда, когда настиг меня в лесу после неудачного побега. Я ни разу не слышала, чтобы он повышал голос, кричал или срывался на кого-то из слуг. Так мог ли он, хладнокровный и саркастичный, быть склонен к внезапным вспышкам ослепляющей ярости?

Мог ли убивать своих жен?

– Зачем я вам?

– Миледи? – Темная бровь взметнулась вверх.

– Зачем я вам, милорд? – повторила я. – Вы спасли меня от костра, как будто поверили в мою невиновность, но держите взаперти, как преступницу. Не побоялись взять в жены, привести в свой дом, хотя вам, должно быть, известно, что ментальная магия опаснее всего для тех, кто живет с таким человеком бок о бок. Думаете… – Я взмахнула рукой, затянутой в перчатку из тонкой, специально выделанной кожи. – Что перчатки – это гарантия абсолютной защиты? Ваши слуги ни во что меня не ставят, как будто я не жена, а бесправная пленница. Сколько раз вам передавали мою просьбу о разговоре? Ни одного, я полагаю? И ваше поведение… Скажите, если для вас я убийца, за которой требуется неусыпный надзор, зачем это благодеяние? Зачем было меня спасать?

Лорд Кастанелло окинул меня внимательным взглядом:

– А вам, можно подумать, очень хотелось на костер? Да?

Он смотрел так, словно действительно ожидал ответа на свое безумное предположение. Будто бы взвешивал, могу ли я предпочесть смертную казнь пребыванию в его поместье. Отведя взгляд, я с трудом выдавила:

– Нет, – и, чувствуя, как под пристальным взглядом лорда тает первоначальный запал, торопливо добавила: – Но и быть запертой в четырех стенах без связи с внешним миром, без права выходить, безо всяких полезных занятий и даже без света – это совершенно невыносимо. Это практически тюрьма с дорогим столовым фарфором.

– Что вы знаете о тюрьме, миледи?

– Не уходите от ответа, милорд!

Кот на коленях супруга встрепенулся, недовольный излишне резким возгласом.

– Это для вашего блага, – негромко произнес лорд Кастанелло. – Чтобы вы не могли себе навредить.

– Можно повеситься и на разорванных простынях, – огрызнулась я. – Их вы тоже заберете?

– Если придется. Впрочем, я рассчитываю на ваше благоразумие. Иногда вы кажетесь вполне здравомыслящей женщиной.

– Иногда?

– Когда не пытаетесь покончить с жизнью с помощью брачного браслета, не устраиваете ночных прогулок по лесу и не объявляете голодовок.

– Осмелюсь сказать, что в иные моменты мы с вами и не встречались. Большую часть времени вы предпочитаете попросту не замечать моего существования.

– И вас это задевает?

Меня удивил его вопрос. В тоне лорда мне почудилась едва различимая пренебрежительная усмешка, причину которой я не могла понять.

– Да, – честно ответила я.

– А вы думали… – Лорд подался вперед. – Что наш брак заключен по большой любви, миледи? Ждете, что я приду требовать исполнения супружеского долга? Спою серенаду под вашими окнами? Опустошу розарий, чтобы одарить вас букетом лучших в Аллегранце роз? – Он коротко, но крайне выразительно фыркнул. – Оставим притворство. Вы собирались замуж за другого, не правда ли? По расчету или нет, мне неизвестно, но даже если и так, простите уж, во внезапно возникшие чувства ко мне я не поверю. Тем не менее мы с вами связаны брачной клятвой, о неразрывности которой денно и нощно пекутся господа законники. И нарушать ее условия, согласитесь, по меньшей мере неразумно.

Супружеский долг, законники, брачные клятвы, любовь… Что вообще имел в виду лорд Кастанелло? Недоумевая по поводу сказанного, я уцепилась за то единственное, что, как мне казалось, имело сейчас для меня смысл.

– Какие условия? Вы продолжаете держать меня в неведении. Скажите прямо, чего вы ждете от нашего брака, милорд?

– Уж точно не того, что буду гоняться за супругой по проселочным дорогам или ломать двери, чтобы не позволить ей уморить себя голодом.

– Не уходите от ответа, милорд, – повторила я уже тише, и кот, вновь услышавший свое имя, на этот раз лишь дернул ухом.

Лорд Кастанелло молчал. Положив приборы крест-накрест, он отодвинул в сторону тарелку и неторопливо промокнул губы салфеткой. Я ждала, не отрывая от него напряженного взгляда.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Что вы хотели бы получить от меня, миледи?

– Свет, – тут же ответила я.

Раздражение от того, что лорд опять ловко ушел от ответа, смешивалось с радостью, что он согласился пойти хоть на какие-то уступки, способные улучшить мое положение. Надо было с чего-то начинать.

Я услышала щелчок открывающейся двери и спиной ощутила чей-то быстрый взгляд. Повернув голову в сторону кого-то, стоявшего на пороге, лорд Кастанелло коротко кивнул и жестом приказал неизвестному человеку удалиться. Дверь затворилась прежде, чем я успела обернуться и увидеть того, кто только что заглядывал в гостиную.

– Я распоряжусь, чтобы в вашу комнату принесли свечи. – Лорд вернулся к прерванной беседе. – Еще что-нибудь?

– Мне хотелось бы свободно перемещаться, – осторожно произнесла я.

Несколько секунд лорд размышлял над ответом.

– Готов показать вам поместье, если вы согласны умерить свое любопытство относительно тех частей дома, куда запрещен вход посторонним.

– Хотите сказать, что, если я спущусь в подвал, я обнаружу там залитый кровью пол и тела всех убиенных вами предыдущих жен? – не удержалась я от подколки.

Уголки губ лорда дернулись, но в следующее мгновение к нему вновь вернулось его обычное невозмутимое выражение.

– Разве что тушки крыс, которых госпожа Ленс потравила вчера вечером. И несомненно, никакой крови на полу. Я не терплю беспорядка. Если бы мне, как вы изволили выразиться, пришло в голову убивать своих жен, я приложил бы все усилия, чтобы не оставлять улик.

Лорд Кастанелло посмотрел на меня в упор, словно напоминая об Эдвине, последовавшем за его гибелью заключении и едва не состоявшейся казни. Я сцепила пальцы. Совершенно некстати вспомнилась рубашка лорда с пятнами крови и безвольное тело, завернутое в плащ.

Деликатный стук отвлек меня от неприятных мыслей. Получив разрешение войти, в дверях показался дворецкий. Мужчина держал конверт, запечатанный сургучом с оттиском гербовой печати. Лорд Кастанелло, собираясь встать, положил руки на подлокотники кресла, и понятливый кот проворно спрыгнул на пол. Я тоже поднялась, не желая оставаться в гостиной в одиночестве. Милорд, сверкнув желтыми глазищами, тут же занял любимое место, довольный, что его кресло наконец-то освободилось.

Бегло взглянув на имя и адрес отправителя, небрежно начертанные на конверте, лорд положил его так, что стало невозможно прочитать написанное, и повернулся ко мне.

– Миледи, позвольте представить вам господина Альберто Сфорци, нашего дворецкого. Альберто. – Он перевел взгляд на замершего мужчину и сказал, выделяя каждое слово: – Леди Кастанелло.

Леди Кастанелло. Вот уж действительно, слуги в поместье держали меня за кого угодно, только не за леди и супругу хозяина дома.

– Миледи. – Дворецкий поклонился с подчеркнутым почтением.

– Господин Сфорци, – в тон ему ответила я.

– Альберто, – вновь заговорил лорд Кастанелло, – сегодня вечером я разговаривал с Мелией, и она сказала, что получила от вас распоряжение не беспокоить меня по поводу, как она выразилась, истерик миледи. Это так?

С дворецкого в один миг слетела вся спесь, что чувствовалась в его голосе, когда он обращался ко мне. Он замялся, отводя взгляд, но не стал отрицать слова горничной.

– М-милорд…

Лорд Кастанелло поднял руку, останавливая сбивчивые объяснения.

– Все вопросы, связанные с пребыванием леди Кастанелло в моем доме, решаю я, и только я. И доведите до сведения прислуги, что в отношении миледи я ожидаю от них обращения, соответствующего ее статусу. Кроме того, при удобном случае представьте леди Кастанелло госпожу Ленс и других работников поместья. Это все. Надеюсь, подобный разговор больше не повторится. Вы свободны, Альберто.

Дворецкий согнулся в поклоне и поспешил покинуть гостиную, оставляя нас одних.

– Благодарю вас, милорд, – сказала я.

Лорд смерил меня внимательным взглядом.

– Завоевать уважение прислуги не так-то просто, миледи, но никто не сделает это за вас, – проговорил он. – Как я могу судить, вы явно не имеете надлежащего опыта в таких делах.

– Я раньше не держала прислуги, милорд.

В городском доме, отобранном у меня магистратом после заключения, я сама управлялась с хозяйством, пользуясь помощью приходящей горничной, бывшей мне скорее приятельницей, чем наемной работницей. Лайнус и вовсе не мог позволить себе держать слуг, отчего предпочел взвалить все обязанности по дому на мои плечи. Что же до господина Ридберга, то с его молчаливого – а подчас и вполне открытого – попустительства прислуга позволяла себе ни во что не ставить фиктивную супругу хозяина дома, а иногда и откровенно травить. У Эдвина, насколько мне известно, городской дом и загородный особняк обслуживал целый штат лакеев и горничных, но я всегда была там лишь гостьей и мало что знала про их домашние дела.

А теперь, здесь… неужели лорд Кастанелло ожидал, что я сумею расположить к себе людей, которые за его спиной единодушно осудили и приговорили меня практически к полной изоляции? Да и зачем нужна хозяйка поместью, которым прекрасно управляют и без ее участия, тем более предполагаемая преступница и мужеубийца. Статус леди слабо вязался с положением, в котором я оказалась в этом доме.

Словно услышав мои мысли, лорд Кастанелло ответил:

– В одном я согласен с господином Сфорци, миледи: у меня действительно хватает других забот помимо ваших конфликтов с горничными. Я сделал то, к чему обязывал меня долг хозяина, и с этого момента вмешиваться в происходящее не намерен.

Я чуть заметно поморщилась. Способность лорда мгновенно переходить от участия к равнодушию поражала.

– Я учту это, милорд, – сказала холодно.

– Будьте любезны, – откликнулся он. И после небольшой паузы добавил, вертя в пальцах конверт: – Думаю, довольно вопросов на сегодня. Жду вас к завтраку, миледи, а после я смогу выделить немного времени, чтобы показать вам поместье. Доброй ночи.

Не дожидаясь моего ответа, лорд вышел из гостиной.

* * *

Работники, чинившие дверь, коротко поклонились и, собрав инструменты, покинули гостевое крыло. Я мельком заглянула в комнату, убедившись в том, что и без того понимала: свечей внутри не оказалось. Обвинять в случившемся лорда Кастанелло было бессмысленно. Мы всего несколько минут назад закончили ужин, и лорд сразу же удалился в свое крыло, по всей видимости, чтобы разобраться с поздним письмом. У него попросту не было времени отдать нужные распоряжения.

Вспомнились слова лорда, сказанные им перед самым уходом. Если я хотела сделать свое вынужденное временное пребывание в поместье (а я все еще надеялась, что таким оно в итоге и окажется) более приемлемым, ничего не оставалось, кроме как попробовать самой решить этот вопрос.

Вздохнув, я направилась обратно к гостиной, рассчитывая застать там горничную, убиравшую со стола, или еще кого-нибудь из прислуги. Но не успела сделать и пары шагов, как по ведущей на второй этаж парадной лестнице зацокали каблучки, и в коридоре появилась горничная с подсвечником.

– Свечи для миледи, – сказала она, приседая и кланяясь. – Милорд приказал принести.

– Спасибо, Мелия, – ответила я, припомнив произнесенное лордом имя женщины.

Пропустив горничную вперед, вошла в комнату следом за ней. Поставив подсвечник на возвращенный на место прикроватный столик, она повернулась ко мне.

– Миледи нужно что-нибудь еще?

На секунду я задумалась. Спать не хотелось – я и без того в дни вынужденного безделья спала достаточно долго. Просить наугад книгу было глупо, а сама я пока не знала, где располагалась библиотека. Но мне имелось над чем поразмыслить, и поэтому я выбрала то единственное, что было несложно достать и всегда могло пригодиться.

– Немного бумаги для письма, перо и чернила, пожалуйста.

Знакомая недовольная гримаса, тенью скользнувшая по лицу Мелии, тут же сменилась выражением вежливой учтивости. Видимо, дворецкий уже успел передать слугам слова лорда Кастанелло.

– Одну минуту, миледи. Мне нужно будет спросить об этом господина Берто. Кроме него и милорда у нас никто бумаги не держит. А милорд… – Она не договорила.

– Поступайте, как считаете нужным.

Горничная выдохнула с облегчением, обрадовавшись, что я не требую, чтобы она напрямую обратилась к лорду Кастанелло за гербовой бумагой и письменными принадлежностями. Вероятно, после вечерней встречи у дверей моей комнаты женщина не особенно хотела лишний раз попадаться на глаза хозяину дома.

– Я подожду.

Вернулась горничная достаточно быстро, неся в руках несколько листов желтоватой бумаги, перо и наполовину заполненную чернильницу-непроливайку. Водрузив все это рядом с подсвечником, она вопросительно посмотрела на меня.

– Это все, Мелия. – Я улыбнулась служанке. – Можете быть свободны.

Мелия еще раз поклонилась и выскользнула из комнаты. Дождавшись, когда за женщиной закроется дверь, я села за столик и задумчиво взяла в руки принесенный лист бумаги.

Один его вид говорил мне о многом. Простая, плотная и дешевая бумага без гербового оттиска, которой пользовался дворецкий, господин Альберто Сфорци, ничем не походила на тонкие светлые листы, которые я уже дважды находила под салфеткой на обеденном подносе. Судя по тому, что Мелии не потребовалось много времени, чтобы принести принадлежности для письма, скорее всего, дворецкий выдал ей бумагу, которая была у него под рукой и, вероятно, использовалась для хозяйственных записей.

Я для пробы вывела несколько слов, стараясь по памяти восстановить почерк своего неизвестного союзника, и разочарованно вздохнула, поднеся исписанные листы ближе к свету. Оттенок чернил тоже оказался совсем иным. Впрочем, цвет я могла и спутать, в сумерках несложно ошибиться. Но скоро стало ясно, что принесенные мне чернила чересчур жидкие: линии букв получились толстыми и блеклыми, а в конце последнего слова перо и вовсе оставило позорную кляксу, расплескавшуюся тонкими иглами брызг. Повинуясь секундному порыву, я дорисовала ее, превратив в ощетинившийся шипами орех каштана.

Нахмурилась, вглядываясь в желтые огоньки пламени, дрожащие в такт моему дыханию. Загадка манила и дразнила, ускользая от моего разума.

«Драгоценная Фаринта…»

Нет, неразумно предполагать, что письмо написал один из слуг. Даже если записки и были чьей-то глупой шуткой, не слишком ли много мороки лишь для того, чтобы извести неугодную супругу хозяина поместья? Не слишком ли много известно простому наемному работнику? Кто же, если не друг Эдвина, знал, как он называл меня, и кто мог выяснить подробности торопливого подобия расследования, которое провели законники перед моим арестом? Вряд ли слуги лорда Кастанелло обладали таким влиянием в городе. Разве что…

Разве что записка была написана самим лордом. Но зачем? Ради злой насмешки над ненужной супругой? В качестве проверки? Или с какими-то неясными для меня целями? Ведь за весь ужин лорд не ответил ни на один вопрос, не потрудился дать никаких разъяснений. Кто знает, чего он хочет на самом деле?

Я постучала пером по нарисованной шипастой скорлупе. Попробуй разберись, что скрыто внутри.

После нескольких дней, проведенных в темноте, сидеть при свечах было необыкновенно уютно. Я чувствовала в теле приятную расслабленность, едва ощутимый запах нагретого воска, смешанный с тонким цветочным ароматом, ласкал ноздри. Стоило больших усилий собраться и вернуться к размышлениям об авторе записок.

По всей видимости, выходило, что из живущих в поместье людей только лорд Кастанелло и дворецкий могли написать эти странные послания. Версия с дворецким казалась мне менее правдоподобной, но в любом случае чтобы окончательно убедиться в ее несостоятельности, нужно было хотя бы мельком увидеть почерк господина Сфорци. И почерк самого лорда тоже.

А если предположить, что записки писал кто-то, не проживавший в поместье? Кому из жителей Аллегранцы, кроме господина Кауфмана, была небезразлична моя судьба?

Внезапно пришедшая мысль заставила меня вздрогнуть. Человек, обладавший доступом к моим личным вещам, маленьким подаркам Эдвина, письмам, способным рассказать о лорде Осси не меньше, чем знали его друзья, был мне печально известен. Я представила, как господин дознаватель обшаривает мой дом, перебирает дорогие сердцу мелочи, отбрасывая их одну за другой как ненужный хлам. Все ради того, чтобы отыскать способ вернуть в лапы закона жертву, так ловко избежавшую пламени костра.

Нет, об этом даже думать не хотелось.

Я всем сердцем надеялась, что записки действительно передавали друзья Эдвина. И это означало, что один из них каким-то образом вышел на контакт с кем-то из слуг лорда – горничной, кухаркой, экономкой, дворецким – тем, кто имел возможность положить письмо на поднос с обедом. Правда, за все время я практически никогда не видела, чтобы кто-то из слуг покидал поместье, да и к самому лорду Кастанелло ни разу не приезжали гости или деловые партнеры. Хотя…

Я перевела взгляд на окно, где в толстом стекле отражалось мое освещенное теплым светом лицо. Посыльные. Газетчики. Извозчики, ежедневно доставлявшие продукты для кухни и другие необходимые в хозяйстве вещи. Любой из этих людей мог незаметно передать пару листов бумаги, которые впоследствии обнаружились на моем подносе. Тем более что все покупки неизменно проходили через кухню.

Глядя на пламя свечей, я бездумно водила пером по бумаге, вырисовывая палочки, черточки и кружочки – привычные для любого зельевара схематичные изображения преобразований, на первый взгляд не несущие особого смысла, но понятные для меня самой. Короткая записка и одно большое письмо, написанные на одной и той же бумаге одним и тем же почерком. И – четыре резких штриха вверх и в сторону – несколько версий того, кто мог бы отправить их мне. Дворецкий, лорд Кастанелло, господин дознаватель или неизвестный друг Эдвина, передающий – две коротких черточки – послания из Аллегранцы через посыльного и слугу в доме.

Я устало потерла виски. Мысли двигались вяло, тело налилось жаркой тяжестью. Все усиливающийся аромат свечей, в котором к цветочному запаху теперь примешивался экзотический запах нагретой на солнце древесины, обволакивал, мешая сосредоточиться. Отложив перо, я завороженно следила, как медленно скользит по боку свечи крупная, маслянисто поблескивающая в свете пламени, тяжелая капля воска, оставляя за собой тонкий, чуть выпуклый след.

И что-то в этой капле, ее неторопливом движении, внезапно смутило меня.

Что-то было не так. Этот удушающий запах, чуть чадящий фитиль, воск, слишком вязкий и густой для обычных свечей… Все это казалось мне смутно знакомым, словно тоненькая ниточка вилась из давно и прочно забытого прошлого.

Я потянулась рукой к пламени.

* * *

– Не оборачивайся.

Я послушно застыла, вслушиваясь в шорох песка позади меня. Страх приливной волной всколыхнулся внутри. Бежать!

Но я не могла шелохнуться. Так и стояла, беспомощно замерев, считая шаги за спиной. Один, другой. Мужчина, подойдя почти вплотную, остановился. Легко, едва касаясь, провел пальцами по шее, вырвав у меня невольный вздох.

Страх растаял, когда широкие теплые ладони легли на плечи, небрежным движением сталкивая вниз свободные рукава летнего платья. С коротким смешком он потянул на себя ленты шнуровки, и тонкая ткань, более ничем не сдерживаемая, соскользнула почти до пояса.

Я почувствовала прохладное дуновение ветра на обнаженной коже, тут же сменившееся обжигающим дыханием, а после прикосновением губ к шее. Горячие руки скользнули по моим плечам, сгибу локтя, животу, груди, распаляя, рождая в теле томительное, жгучее желание. Не прекращая ласк, мужчина наклонился к самому моему уху и шепнул:

– Ты достойна букета цветов, моя лилия.

Он поднял руку с массивным перстнем, украшенным красным драгоценным камнем, сияющим во мраке, и раскрыл ладонь – и в то же мгновение вспыхнули факелы, поставленные по обеим сторонам дощатого помоста. Две огненные дорожки – уходящий далеко в озеро причал и его иллюзорный двойник, блестевший в темной глубине – расцветили ночь россыпью желтых точек.

Я задохнулась от невыразимой красоты открывшейся передо мной картины, и мужчина за моей спиной чуть прикусил мочку моего уха, провел подушечками пальцев по чувствительным твердым соскам, превращая вздох в стон.

А на поверхности озера один за другим расцветали огненные цветы, и даже закрыв глаза и погрузившись в ощущения, что дарили умелые прикосновения, я видела их отсветы за сомкнутыми веками.

Чуть подавшись назад, я почувствовала спиной прохладный шелк его рубашки. Мужчина мягко отстранил меня и распустил последние петли шнуровки. С тихим шелестом платье опустилось на песок. Я охнула, предчувствуя, что последует за этим.

Умелые пальцы скользнули между разведенных ног. Я прогнулась, прижимаясь к его телу. Нестерпимо хотелось большего. Мужчина поймал мою руку и заставил прикоснуться к себе, провести пальцами по обнаженной коже, почувствовать жаркую влагу…

* * *

…Рука была испачкана. Я с трудом сфокусировала взгляд, поднесла ладонь к лицу. Маслянистая корочка покрывала подушечки пальцев. Воск.

Точно, я тянулась к свече…

Тело горело. Прикосновение ткани к коже было нестерпимым. Я словно бы еще ощущала на себе фантомные руки, стиравшие границу между видением и явью. Неутоленное желание плескалось внизу живота.

Перед глазами двоилось, под веками плясали вспышки огненных цветов. Кажется, я чувствовала цветочный запах… Было ли все это реальным? Мир кружился калейдоскопом красок. Стены двигались, двери одна за другой оставались позади, сменяя друг друга. Вжух. Вжух.

Или двигалась я?

Неясная тень мелькнула где-то далеко и растворилась в окружающей черноте. Привлеченная движением, я вгляделась. И увидела.

Тонкий, едва различимый луч света разрезал мрак. Он манил, завлекая невысказанным обещанием. Дорожка светящихся огней вела меня туда.

Шаг. Еще шаг.

Внезапно что-то на границе видимости привлекло мое внимание. Ненужная, досадная помеха. Я обернулась, но слишком резко и почувствовала, как пол уходит из-под ног. Ладонь скользнула по холодной ручке, и та поддалась нажиму. Дверь распахнулась, лишая меня опоры.

Удара я не ощутила. Приподнявшись на локтях, с удивлением обнаружила себя на полу в незнакомой темной комнате, освещенной едва различимым красноватым сиянием. Светом работающего артефакта.

Я нашла его почти сразу. Небольшой предмет, лежавший чуть в отдалении от меня. Сквозь оболочку явственно проступали очертания кристалла. Я бездумно потянулась к нему.

А в следующее мгновение яркая вспышка и последовавшая за ней волна выпущенной на свободу магической энергии захлестнули комнату, вновь опрокидывая меня на пол, ослепляя, выжигая застилавший разум туман.

Все погасло.

* * *

Голова раскалывалась, перед глазами плясали красные всполохи, как после удара. Поднеся руку к затылку, я нащупала набухающую болезненную шишку.

Что же со мной только что произошло?

Колени и локти саднило – кажется, при падении я ободрала кожу. Я ощупала руками тело в поисках других повреждений, одернула задравшуюся юбку, поправила рукава. И тут меня прошиб холодный пот.

Шнуровка лифа оказалась полураспущенной. Грудь, не стянутая плотной тканью, ныла. Низ живота неприятно и болезненно тянуло, словно…

Вместо воспоминаний обо всем, что было после того, как горничная принесла мне бумагу и свечи, зияла пугающая чернота.

Что я успела натворить за это время?

Я огляделась, поспешно зашнуровывая платье, но в окружавшей меня темноте незнакомой комнаты с трудом можно было различить лишь очертания предметов. Сквозь плотно занавешенные шторы с улицы не пробивалось ни лучика света. Воздух казался затхлым, комната – хоть повсюду и были в беспорядке разбросаны некрупные предметы – нежилой.

Я с облегчением выдохнула. По крайней мере, вряд ли это была спальня лорда Кастанелло, что, особенно с учетом беспамятства и странных телесных реакций, меня несказанно радовало. Да, я прекрасно осознавала природу распаленных зельем желаний и, если бы речь шла о первой брачной ночи в роли леди Осси, подчинилась бы им с радостью. Но в сложившихся обстоятельствах… пусть лорд Кастанелло и приходился мне законным супругом, я вовсе не желала близости с ним, почти незнакомым, да еще и под воздействием дурмана, подчинившего меня чужой воле.

На тумбе рядом со мной обнаружился ночник, а внутри чуть поблескивал накопительный кристалл ручной огранки. Надеясь, что хоть немного заряда сохранилось, я на ощупь поискала на основании ночника рычажок, активирующий артефакт, но ничего подобного не обнаружила – светильник был старой, непривычной модели. Тут пальцы наткнулись на ребристое колесико, и мышечная память услужливо подкинула верное движение. Я повернула диск на одно деление, задав ночнику минимальное свечение.

Кристалл послушно зажегся, заливая комнату неярким светом, рассыпавшимся сквозь прорези ажурного торшера тысячью крохотных звездочек.

Это была детская. Я сидела на пушистом ковре посреди комнаты, заваленной игрушками, резными солдатиками, повозками с большими крутящимися колесами и металлическими моделями первых самодвижущихся экипажей. Детская казалась воплощенной мечтой любого маленького мальчика. Все здесь застыло в беспорядке, как будто юный хозяин спальни лишь на минуту вышел из комнаты и скоро вернется к прерванным играм. Но пустота, тонкий слой пыли, покрывавший поверхности, завалившаяся набок деревянная лошадка на тонких полозьях, плюшевый медведь с вытертой шерстью, верно когда-то горячо любимый своим маленьким хозяином, а теперь сиротливо выглядывавший из-под кроватки, говорили о произошедшем красноречивее любых слов. Это место было оставлено давным-давно.

На несколько долгих мгновений мои переживания и страхи отошли на второй план. Сердце невольно сжалось от чувства потери. Кому принадлежала эта комната, еще хранившая в себе отголоски безмятежного детского счастья? Брату лорда? Сыну? Что произошло с ребенком и могло ли это быть связано с исчезновением жен лорда Кастанелло?

Мягкая игрушка со скрытым внутри кристаллом, выпавшая у меня из рук в момент энергетического выброса, лежала, прислонившись мохнатым затылком к боку модели экипажа, неестественно раскинув лапы. Я провела над ней ладонью, опасаясь касаться неизвестного и, без всякого сомнения, сильного артефакта, но кристалл был полностью разряжен, и я не смогла понять, в чем же заключалось его действие и что он делал в детской спальне. Тем не менее эта игрушка вернула мне рассудок, мгновенно очистив одурманенное сознание.