Текст книги "Университет имени Конкордии Непобедимой. Проклятое число"

ПРОЛОГ.

Его волокли по мокрой от недавнего дождя земле – вперед, навстречу неизвестности, под громкие завывания холодного ветра. Тихо посверкивали золотистые крошки звезд на небесной скатерти, воздух был пронизан страхом, болью и безумием.

– Вот мы и на месте, моя дайра, – елейно сказал Пситтакус, улыбаясь. – Время получать по заслугам.

Седая женщина с глубокой морщиной между кустистыми бровями медленно кивнула головой своему спутнику, глаза которого радостно зажглись от предвкушения жестокой сцены. Она была низенькой и худощавой, облаченной в черное платье и черный же плащ с колышущимся капюшоном, он – высокий и широкоплечий, являл собою полную ее противоположность. Костюм его во многом напоминал маскарадный: высокие подплечники украшали расшитые бусины, огромные перья окаймляли вырез, золотые туфли с загнутыми носами уже успели порядком испачкаться в грязи. Его пышные седые волосы были убраны в хвост на затылке; красный бант своими длинными лентами доходил до середины спины.

– П… пощадите! – завопил человек, которого те крепко держали под руки. Он был тощим и изможденным, черные круги залегли под глазами. – Я больше не буду никому рассказывать о Неназванной Дайре, обещаю! Клянусь!

– Нам искренне жаль, – холодно ответила старуха, и по одному ее тону было заметно, что той вовсе не было жаль – ни капельки. – И все же, мы предпочитаем осторожность милосердию. Прощай. Пситтакус, – обратилась она к своему высокому спутнику, и тот медленно повернул большую голову с вращающимися золотыми глазами. – Покончи с ним.

Крепкий старик схватил дрыгающегося и сопротивляющегося человека на руки и медленно понес его навстречу клубящемуся черному Дыму. Старуха глядела на него с гордостью и страхом. Уже несколько десятков лет она не подходила к краю мира настолько близко – даже отсюда она ощущала тихое шипение и лязг зубов тех чудищ, что вскоре придут сюда, учуяв добычу.

Одним резким движением Пситтакус бросил кричащего пленника в Дым, и тот скрылся из глаз, растворившись в черной субстанции. Вокруг воцарилась гробовая тишина, и лишь только ветер тихо завывал, метаясь по высокой нескошенной траве и мягкой грязи.

– Пойдем-ка домой, мальчик мой, – вздохнула наконец старуха, оборачиваясь к высоким золотым стенам, возвышающимся почти до небес. Когда-то давным-давно, в далекой юности, они казались ей сказочными и прекрасными. Теперь же она видела в них очередное напоминание о жестокости жизни – те, кто строил их, кровью и потом воздвигая каждый камешек, все равно не преуспели в своей жалкой попытке защитить мир от зла. – Что-то холодно здесь. Простужусь еще.

Высокий старик в аляпистом костюме кивнул, и они медленно двинулись прочь, не говоря друг другу больше ни слова.

Двенадцать Демиургов и их двенадцать фамильяров унылыми изваяниями сидели на земле, и только их лица чуть возвышались над высокой травой. С этой стороны стены можно было наблюдать лишь четверых богов – Конкордию, Малуса, Аквиллу и Астру – и все четверо сидели, скрестив ноги, словно каменные статуи на чьих-то безымянных могилах. Фамильяры находились за их левыми плечами в точно таких же позах. Ни один волосок на их головах не заигрывал с ветром, ни одна рубаха не колыхалась в его дуновениях. Время вокруг них замерло, сделалось абсолютом, перестало существовать.

«Интересно, что чувствует существо, вечно медитирующее в бурьяне? – подумала старуха, поравнявшись с ними. Она взглянула на Конкордию, величайшую и Первую из Демиургов. Ее золотые волосы ниспадали до поясницы, прекрасное лицо казалось высеченным из мрамора. Длинные ресницы слабо колыхались, словно она вот-вот откроет огромные голубые глаза. – Должно быть, я слишком ничтожна для того, чтобы понять».

– Она прекрасна, не так ли, моя дайра? – спросил наконец Пситтакус. – Величайшая из душ, когда-либо существовавших.

– Ну, это с какой стороны посмотреть, мальчик мой, – печально усмехнулась старуха, вглядываясь в тонкие девичьи черты Первой из Демиургов. – Это с какой стороны посмотреть.

А Дым все шипел тысячами змеиных голосов за их спинами, а ветер все трепал длинные подолы ее черного, испачканного по подолам плаща с некогда белоснежным подбоем…

Глава первая, в которой происходит необъяснимое.

Огромный белый ворон, громко каркая, отчаянно бился крыльями о прутья железной клетки, но все это было тщетно. Он никак не мог оттуда выбраться, никак не мог вдохнуть наконец драгоценный воздух заветной свободы. Здесь, в маленькой комнатке с красными, как кровь, стенами, мгновения казались сотканными из столетий, а каждая минута напоминала вечность, однако он, упорный в своей тяге к свободе, бился и бился, позабыв обо всем, отказавшись от покорности и покоя.

– Помоги мне! – закричал он, почувствовав рядом чье-то постороннее присутствие. – Помоги мне, помоги!

– Я… я не могу помочь тебе, и ты об этом знаешь, – ответила Пуэлла, вздыхая. – Я пыталась открыть, но тщетно.

Ворон-альбинос склонил голову набок, и его огромные розовые глаза посмотрели прямо ей в душу. Девушка вздрогнула и невольно отшатнулась назад.

– Неужели ты так и не поняла, что клетка зачарована? – спросил он. – Конечно, ты не сумеешь ее открыть, даже если приложишь все свои силы! Для этого нужно использовать… ну, скажем, магию чакр.

– Магию чего? – Пуэлла устало улыбнулась. – Такому, вроде бы, учат только избранных. Сам знаешь, я ничем таким не владею, так что спроси уж кого-нибудь другого.

– Ох, и как же я сам не догадался! – воскликнул ворон в притворном озарении. – А, стой, погоди-ка… Мне ведь не к кому больше обращаться!

– Уверена, что людей во всех Двенадцати Державах куда больше, чем один, – парировала Пуэлла, – так что приснись в следующий раз кому-нибудь еще.

Комната привычно закружилась перед ее глазами, как это всегда бывало перед пробуждением. Где-то в коридоре громко звякнул ключ, и дверь отворилась со скрипом: это бабушка вернулась из магазина с покупками. Воздух мигом наполнился ароматом свежевыпеченной горячей сдобы.

– Серьезно?! – завопила Пуэлла, вскакивая с постели и босиком выбегая из комнаты. Она была готова вопить от восторга. – Неужели это наконец произошло?

– Да-да, – улыбнулась бабушка, ставя расшитую бисером сумку на плетеный столик рядом с входной дверью. – Мы с дайрой Венио столкнулись на дороге во время обхода домов, и ее булочки с толчеными лепестками шиккской белошейки не были распроданы. Я купила аж три штуки.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – Пуэлла захлопала в ладоши и кинулась бабушке на шею. – Давненько нам так не везло!

– Обычно Венио начинает обход с востока, вот твои булочки и скупают, ведь они такие вкусные, – рассмеялась бабушка. – Но я ее попросила сегодня, чтобы отныне приберегала хотя бы одну штуку для тебя. Та согласилась.

– Как это мило с ее стороны!

– Кстати, от нее тебе еще и теплый привет – просила передать, – покопавшись в сумке, бабушка наконец достала завернутую в тонкую бумагу булочку, запах которой вблизи был еще более аппетитным. – Кушай, кушай, золотце. Шиккская белошейка – хороший цветок, лечебный. Говорят, у тех, кто его постоянно ест, никогда не болит голова.

– Нам в школе тоже так говорили, – с набитым ртом ответила Пуэлла. – Что ж, у меня как раз болит голова, так что целебные свойства белошейки придутся кстати.

Старушка сочувственно погладила внучку по плечу и заглянула в глаза.

– Что, опять этот сон? Про ворона?

Девушка кивнула и улыбнулась.

– Пытаюсь уже не обращать на него внимания. Просто ерунда какая-то.

– Я слышала от нашей травницы, что повторяющиеся сновидения могут быть признаком зарождающейся болезни, – вздохнула старушка. – Сначала сны, потом – галлюцинации, а затем – морбус. Не хочу тебя пугать, девочка моя, но сходила бы ты к дайре Салус на прием.

Пуэлла проглотила последний кусочек булочки и потянулась за следующей. Старушка остановила ее руку на полпути к сумке и строго покачала головой.

– Нет, сначала сходи на кухню и чайник поставь. Не позволю тебе натощак наедаться.

Пока чайник свистел и прыгал, пуская вверх струйки кудрявого пара, Пуэлла раскладывала покупки в холодильник и щурилась навстречу светлым лучам Златолика, что ласкали ее волосы и плечи теплыми и нежными прикосновениями. Бабушка уже сидела в плетеном кресле за круглым столиком и тихо напевала что-то себе под нос. Каждый раз, когда она надолго задерживалась в какой-нибудь комнате, сами стены впитывали в себя ее запах: старая бумага, травяные духи и зачарованное дерево, из которого были сделаны ее многослойные бусы, купленные много лет назад на ярмарке в Кейдаме. Вот и теперь аромат слился воедино с сиянием утра, заполнил каждый уголок крошечной кухоньки.

Закончив раскладывать покупки, Пуэлла раздвинула желтые шторки, расшитые бисером, и свет наступившего утра хлынул внутрь сквозь прозрачный кружевной тюль. За окном все было светло и зелено, по дорожкам, мощеным золотистыми камешками, уже вовсю носились дети и прогуливались старики.

Она увидела, как на другой стороне улицы открылись шторы в доме Амики, и блеснули в лучах Златолика ее яркие рыжие локоны. Уже через минуту девушка в легкой джинсовке и простом голубом платьице выскочила на крыльцо, сжимая в руках маленькую тканевую сумочку.

– Кажется, к нам сейчас Амика придет, – сказала Пуэлла, возвращаясь к столу. – У нас есть печенье?

– Эта твоя подружка пожирает печенье, словно изголодавшийся хищник, – улыбнулась старушка. – Ладно, ладно, я просто шучу; мне кажется, в тумбочке осталась одна упаковка. Угостишь, как придет.

Закусив по детской привычке кончик языка, девушка достала третью чашечку и принялась разливать горячий чай, от которого исходил приятный влажный пар. Склонившись над своей порцией, бабушка восторженно втянула носом свежий аромат.

– Травяной, – констатировала она. – С молодости мой любимый.

Подув на чай, Пуэлла сделала осторожный глоток и закрыла глаза от наслаждения. Боль по-прежнему слабо пульсировала в висках, однако ничто не могло повлиять на ее чудесное настроение сегодня: кажется, день начинался как надо.

Кто-то отрывисто постучал во входную дверь. Потом – еще раз и еще, с каждым разом становясь все настойчивее. Пуэлла закатила глаза и, не сказав ни слова, нырнула в залитый светом коридорчик, чтобы открыть подруге дверь. Амика бросилась ей на шею, едва щелкнул замок и зазвенели колокольчики рядом с рамой: она всегда так делала, и Пуэлла совершенно не была против. От подруги пахло ее любимым ягодным шоколадом и ароматным мылом, который она делала сама. У нее с матерью был маленький домашний магазинчик самодельного мыла, что она гордо именовала «бизнесом».

– Ну что, отличница? Как дела? – завопила девушка, переходя на восторженный визг. – Я была в тако-о-о-ом восторге, когда услышала новости! Подумать только, одни спирали по всем предметам! Даже по бытовой магии, а ведь она такая сложная!

Они улыбнулись друг другу, и Пуэлла, выскользнув из объятий, наконец протянула подруге пушистые тапочки. Амика ненавидела ходить по дому босиком, даже в такую жару.

– Вот, переобуйся и ступай на кухню. Тебя как раз ждут печеньки.

– Только не ешь все, золотце! – с шутливым упреком крикнула бабушка из кухни. – А то уши надеру!

– И Вам не хворать, дайра Лакрим, – ответила Амика. – Вы там что, чай травяной пьете?

– Ага, и тебе чашечка есть!

– Вот спасибо!

Она скользнула в кухню, и Пуэлла – следом за ней.

– Вы ведь уже знаете, что Эл у нас просто умница? – спросила Амика, запрыгивая на столешницу вместе с чашкой. Дайра Лакрим посмотрела на нее с шутливым укором, но так ничего и не сказала. – Получила спирали по всем предметам. Мне кажется, теперь можно ждать письмо из Пельмского Университета – они набирают хороших студентов на бюджетные места каждый год.

– Когда нам по почте пришли результаты экзаменов, я чуть не расплакалась, – ответила старушка. – Это же позавчера было, да, Эл?

– Ага, – ответила Пуэлла: она сидела на корточках, роясь в тумбочке. – Нашла упаковку!

– Давай сюда. – Амика протянула свободную руку, и несколько печений упали в раскрытую ладонь. – Спасибо. Ну так что, Златолик мой, ты собираешься поступать в Пельм или как?

– Если пришлют приглашение… – начала было дайра Лакрим, но Пуэлла откашлялась, словно прося бабушку замолчать. Впервые за утро на ее лице не было и тени улыбки. – Что такое, внученька?

– Я же говорила тебе, бабуль. Никакого Пельма и никаких Университетов. Пусть меня хоть в Премеру зовут – никуда не поеду!

– Это еш-шо пош-шему? – спросила Амика с набитым ртом и, проглотив печенье, продолжила крайне серьезным тоном взволнованной матери. – Ты не можешь загубить свой потенциал – тебе так даже директор говорил на выпускном. Да, Шикк – хороший городок, но тебе нечего делать в нашем захолустье. Здесь тебе не место.

– Еще какое место! – воскликнула Пуэлла почти обиженно. – Не вздумай выгонять меня отсюда!

– Эл, послушай меня, – начала было дайра Лакрим, – Амика просто…

– Нет, я не хочу об этом даже говорить. Да, Шикк – это всего лишь городок под Пельмом. Да, сам Пельм – тоже местечко незначительное и скромное, если судить в масштабах Двенадцати Держав, и всегда есть куда стремиться, но я… – она замялась. – …я счастлива здесь. Здесь – мое место. И я стану учительницей бытовой магии в школе, как и намеревалась. Вы меня не отговорите.

– Учительница бытовой магии в нашей школе?! Подумать только! – недовольно воскликнула Амика. – С твоим-то потенциалом?! К тому же, – добавила она остро, – ты не сумеешь получить эту должность. Профессия учителя передается в нашем городке от родителей к детям, ей не учат в колледже, потому что школа у нас всего одна, и вакансии никогда не требуются.

– А я уже с дайрой Рецци договорилась! – парировала Пуэлла, и дайра Лакрим от удивления разинула рот. – Она бездетная и возьмет меня в ученицы. Уже через несколько месяцев я стану ей достойной заменой, а старушка уйдет на покой.

– Она уже и договорилась!.. – пробормотала Амика. – С ума сойти можно, ты – и какая-то там учительница! Подумать только!

– А что такого?

– По-тен-ци-ал, – по слогам процедила Амика. – Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю и сколь горьким будет расставание. И прекрасно осознаешь, что в глубине души я мечтаю просыпаться по утрам и видеть тебя в окне напротив. Но…

– Но?

– …но ты не можешь поступить так с собою. Поэтому, если тебе придет письмо из Пельмского Университета, я сама оттащу тебя на вокзал.

Пуэлла закатила глаза.

– Надеюсь, мои успехи останутся никем не замеченными.

Пуэлла осушила чашку одним большим глотком и устало дернула плечами. Этот разговор начинал ее утомлять.

– Амика, я хочу немного прогуляться до соседнего города и обратно. Ты со мной?

– Вот так внезапно? – девушка слабо нахмурилась. – Не обиделась на меня, надеюсь?

– Если бы обиделась, с собою не звала!

Амика соскочила со столешницы и поставила чашку на столик. На мгновение ее глаза столкнулись с глазами дайры Лакрим, и они улыбнулись друг другу с теплотой и сочувствием. Хоть между ними и не было кровного родства, их объединяла забота о мятежной и ветреной Эл.

Пуэлла переоделась в цветастый брючный костюмчик с широченной резинкой на талии и скрыла короткие золотистые кудряшки под широкополой соломенной шляпой. По словам бабушки, когда-то эту шляпу папа подарил маме – возможно, на день рождения, а может, и просто так. Вроде бы, стоила она баснословно дорого и была куплена в пельмском магазине, а потому отец откладывал на нее несколько месяцев подряд со скромной зарплаты деревенского официанта.

«Эх, вот бы родители видели меня сейчас».

Она покрутилась перед большим зеркалом на смешных ножках, что стояло в углу ее спаленки: невысокая, чуть полненькая девушка с ямочками на щеках, кудрявая, голубоглазая и полнорукая, словно сошедшая с пасторальной картины. Бабушка говорила, что папа был точно таким же: милым увальнем с добрыми глазами, который постоянно улыбался, но легко обижался на чужие слова. Мама же была легкой и худенькой, хрупкой, словно бабочка – Пуэлла хранила у себя в дневнике ее фотографию, сделанную папой во время медового месяца.

Вытянутое белое личико с большими глазами и копной золотистых волос.

– Эй, Эл, ты готова? – Амика просунула голову в дверь. – Обожаю эту твою шляпку.

– Сейчас, еще крошечная деталь – и все. – Пуэлла взяла с полочки маленькую деревянную шкатулку и извлекла оттуда длинные сережки в форме сиреневых перышек.

– О, это твоей мамы? – с легкой печалью спросила Амика. – По-моему, она позирует именно в них на том фото, что ты мне показывала.

– Да, они мамины. Как и шляпка. – Пуэлла провела указательным пальцем по полям и широко улыбнулась. – Всегда чувствую себя счастливой, когда надеваю их. Ну что, пойдем?

Амика кивнула, настежь открывая дверь и отступая в коридор. Прихватив с постели рюкзак, Пуэлла направилась за нею.

Они разделили булочку с шиккской белошейкой на двоих и теперь с аппетитом ее уминали. В воздухе витал аромат сдобы и цветов, тихий покой крошечного городка, что раньше звал себя деревней, успокаивал и поднимал настроение. Оглядываясь по сторонам и видя вокруг маленькие домики с соломенными крышами, цветы на подоконниках, распахнутые шторы и детей, играющих на дороге с деревянными игрушками, Пуэлла чувствовала себя на своем месте.

«И пусть другие сколько угодно говорят, что я должна уехать. Мне не хочется быть богатой и влиятельной, вот ни капельки».

– А «соседний город» – это Кейдам или Обрис? – спросила Амика, с наслаждением прикончив сдобу. – Если Кейдам, то мы идем не в ту сторону.

– Обрис, разумеется, – улыбнулась Пуэлла.

– Просто обычно мы ошивались именно в Кейдаме.

– Потому что раньше в Обрисе не было магазинчика магии и гадания, – ответила Пуэлла, и Амика восторженно завизжала нечто нечленораздельное. – Да-да, у бабушки есть подруга по переписке из Обриса, вместе с которой она училась на бытовую предсказательницу в колледже. Это она ей рассказала.

– Магазинчик магии, подумать только! – радостно завопила Амика. – Хорошо, что я всегда ношу с собой какие-то деньжата. Возможно, хватит на какую-нибудь мелочь.

– Ага, – Пуэлла улыбнулась и зажмурилась: луч Златолика умудрился заглянуть ей в глаза, миновав поля соломенной шляпки. – Если что, я добавлю. В последнее время услуги бабушки стали очень популярны, к ней ходят чуть ли не каждый вечер. Она уже кто-то вроде знаменитости в Шикке.

– Надо бы воспользоваться знакомством и попросить ее заглянуть в мое будущее.

– Не выйдет.

– Это еще почему? – Амика надулась.

– Она отказывается заглядывать в будущее своих близких и тех, кто им дорог. Говорит, что боится увидеть там нечто страшное.

– Ерунда все это, – девушка отмахнулась. – Ну что плохого может с нами произойти?

– Конечно же, ничего! Просто старушка у меня очень боязливая, вот я и забочусь о ней. Не напрягаю лишними просьбами, пусть мне и любопытно, за кого я выйду замуж.

Амика расхохоталась.

– Замуж? Ничего себе! Никогда не слышала, чтобы тебя такое интересовало.

– Ну, я же не думаю об этом каждый день. Просто иногда задаюсь вопросом. Думаю, бабушка могла бы увидеть это во время транса, но – сама знаешь – нельзя ее о таком просить.

– Эх.

Они свернули на городскую площадь, маленькую и по-домашнему уютную, словно сошедшую со страниц детских сказок. Маленький фонтанчик бил в самом ее центре, несколько молодых девчонок в длинных платьях играли и пели, поставив перед собою стаканчик для монет. Кажется, они учились на класс младше и в следующем году должны были стать выпускницами. Пуэлла улыбнулась им и, приблизившись, бросила в стаканчик один пузиллус. Амика последовала ее примеру.

Маленькая девочка танцевала рядом со старшеклассницами, пытаясь им подпевать; ее отец в круглых золотистых очках и с большой газетой в руках сидел на кованой лавочке и щурился от Златолика. Шумная компания из старушек в цветастых нарядах и забавнейших шляпах стояла на ступеньках магазина, что-то обсуждая.

«Так хорошо, – подумалось отчего-то Пуэлле. – Вечно стояла бы здесь и просто смотрела».

– Тебе по-прежнему снятся эти сны? Ну, про белого ворона? – спросила Амика.

Пуэлла откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно. Маленький автобус медленно ехал по пустой дороге, зеленые деревья шелестели листочками, и воздух был пропитан едким ароматом природного зелья: вроде бы, либрис-скриптурии уже давно внедрили в производство новое топливо, но до Шикка и его окрестностей все доходило медленно, а потому ездили здесь по старинке, заправляясь этой ядреной смесью из частей тела мелких животных и целебных растений.

– Да, как раз сегодня ночью он опять говорил со мной. Бабушка боится, это может быть морбус.

– Ты не сумасшедшая, Эл, – серьезно возразила Амика. – Ты и сама превосходно это знаешь.

– Всякий, кто болеет морбусом, поначалу видел повторяющиеся, навязчивые сны с одинаковым содержанием. У меня это ворон. – Девушка сняла соломенную шляпу и положила ее на колени. Кроме них, в салоне больше не было никого, однако вдруг Пуэлле почудилось, словно кто-то внимательно глядит ей в затылок, пристально и неотрывно. – Потом… потом начинаются видения в реальности. А затем больной просто сходит с ума, истекает слюной и отправляется в один из Домов Клементия. На постоянное проживание.

– Да, я знаю это, а ты уж тем более, но… – Амика прищурилась. – Разве первая стадия морбуса длится не пару месяцев?

– Именно поэтому я и не иду к дайре Салус. Знаю, что у меня слегка не тот случай.

– «Слегка»? Златолик мой, да ты вообще не безумна! Этот сон снится тебе с детства и лишь время от времени отступает. Никаким морбусом тут и не пахнет.

– Это пугает меня еще сильнее, – Пуэлла вздрогнула, как от удара: неведомое присутствие сделалось почти осязаемым, и ей показалось, словно некто коснулся ее волос сзади. – То, что я не знаю, как идентифицировать свою болезнь, делает ее вдвое страшней.

Амика положила голову ей на плечо и прикрыла глаза. В ноздри Пуэлле ударил знакомый запах подруги, такой приятный и легкий, словно сон. Она зарылась пальцами в ее кудрявые пышные волосы, рыжие, как язычки костра, и отогнала прочь неприятные мысли, что лезли в голову.

«Снам не место в реальности, – твердо сказала она себе. – Прочь из моей головы».

Магазинчик бытовой магии оказался маленьким и уютным зданьицем с полукруглым козырьком над входом. Даже днем размашистая надпись «Уголок Чародея» сияла и переливалась всеми цветами радуги: алхимические светильники, встроенные в буквы, были явно новыми. У входа, облокотившись о балюстраду, сидела девушка с короткими черными волосами и курила сигарету. Увидев подруг, она подмигнула им, словно знала всю жизнь.

– Я так понимаю, вы заинтересованы товарами, дорогуши? – спросила она весело, и Пуэлла улыбнулась ей в ответ: она говорила с ними, словно старшая сестра. – Давайте-давайте, проходите, я все вам покажу. Любые классные штуковины на ваш вкус – все что вообразить можете, клянусь Демиургами!

Когда они вошли, причудливые куколки-колокольчики затанцевали, ударяясь телами, и воздух наполнился приятным мелодичным звоном. Всюду царил полумрак, окна были зашторены, а потому атмосфера внутри была сказочной и тихой, даже вечерней, несмотря на столь ранний час. Внутри никого не оказалось; старушка за кассой, в чьих волосах по-прежнему чернели вороные пряди, устало листала какую-то книгу, явно читая по диагонали. Заметив гостей, она приободрилась и даже приподнялась со своего места.

– О, ну наконец-то хоть какие-то гости за сегодняшнее утро! – воскликнула она. – Проходите, проходите, дайры. Вы просто поглядеть – или купить что-нибудь захотели?

– Да мы и сами не знаем, – улыбнулась Пуэлла. – У вас тут, кстати, чрезвычайно уютно.

– Огромное спасибо, – ответила старушка, возвращаясь к своей скучной книге. – Мой супруг настаивал на загадочной мрачноватости. Наверное, не зря я его послушала, раз уж людям так нравится.

– Вы не первые, кто похвалил, – с улыбкой добавила девушка. – Ну что, какие товары будем глядеть? У нас есть разного рода бытовые зелья, книжки с подробными инструкциями по их использованию, гадальные и игральные карты, даже колбочки с иллюзиями для детей – дешевыми и легко распознаваемыми, конечно, другие в массовую продажу и не пустят – но уж какие есть.

– А давайте нам гадальные карты, – сказала Амика. Пуэлла быстро затрясла головой, соглашаясь. – Давно хотим научиться гадать. А к ним инструкция прилагается?

– Самая краткая… – смутилась продавщица.

– У меня спираль по гаданиям, – улыбнулась Пуэлла. – По теоретическим, конечно – на практике я карты в руках не держала – но справлюсь.

– Отлично! – продавщица кивком велела им следовать за собою и нырнула в полумрак. Девушки последовали за ней. – Так, эти старые и дорогие, эти – кривоватые, прямо скажем… О, вот эти хороши! Всего за пятнадцать пузиллусов они ваши.

Она показала им красочно упакованную колоду. Подруги переглянулись.

– У меня с собой всего семь-восемь, – печально призналась Амика.

– У меня есть примерно столько же, а может и больше.

Пуэлла открыла рюкзак и, достав со дна кошелек, принялась пересчитывать монетки.

– Целых двадцать! Кажется, бабушка снова вернулась к святым традициям древности и начала, как в детстве, тайком подбрасывать мне деньги. Наше счастье! – она протянула продавщице монетки, и та, кивнув, понесла их на кассу. – С тебя – хороший завтрак в какой-нибудь местной кафешке.

Кафешка располагалась в подвале маленького жилого домика, принадлежавшего хозяйке. Внутри было сумрачно и тихо, стены без окон увешивали картины, дешевые гобелены, постеры и деревянные инсталляции, все до единой сделанные сыном владелицы. Сам сын – молодой и худенький юноша с вьющимися каштановыми волосами – сидел за прилавком, подперев щеку кулаком, и скучающе глядел на тускло горевшую люстру, которая скорее сгущала тьму, чем дарила помещению хоть какой-нибудь свет. Иногда он рисовал что-нибудь на салфетках, а потом выбрасывал их в мусорное ведро.

Каждый столик был окружен высокими плетеными ограждениями почти до потолка, что создавало иллюзию абсолютной уединенности. Амика и Пуэлла развалились на старых потертых креслах друг напротив друга и поедали суп с гренками, запивая его ароматным ягодным чаем.

– Эй, девочки, будете десерт? – крикнул им юноша со своего места. – Если да, то напоминаю, что меню висит прямо на стене, лады?

– Лады! – смеясь, шумнула Амика, и отчего-то покраснела.

– А он хорошенький, – поддразнила ее Пуэлла. – Длинноволосый, кареглазый, немножко смазливый и очень творческий, все как ты любишь!

– Прекрати, – нахмурилась Амика. – Мне ничего с ним не светит.

– Просто подойди и познакомься, – шепнула Пуэлла заговорщически. – От такого не умрешь.

– Он точно меня пошлет.

– Не пошлет.

Амика закатила глаза.

– Но я стесняюсь.

– Ну и дурочка, – улыбнулась Пуэлла. – Да он просто счастлив будет, если к нему сама подкатит такая хорошенькая девушка, как ты. Не гарантирую, что отношения у вас будут серьезные, но вот пообниматься и побродить вместе по городку – сойдет. Может быть, еще и пожизненной скидкой в этом кафе обзаведешься.

Амика взглянула на нее с игривым укором.

– Ну что, погадаем? – перевела тему она. – Посмотрим, насколько оправдана твоя спираль. Потому что лично мне по гаданию ставили треугольник, и то с закрытыми глазами.

– Ладушки. – Пуэлла взяла тарелки с остатками супа и отнесла их на прилавок. Оживившись, сын хозяйки схватил их и быстро направился к раковине, чтобы помыть. – Эй, слушай… – он обернулся. – Моя подружка хотела бы с тобою познакомиться.

– Которая рыженькая? – улыбнулся он.

– А ты что, видишь тут другую подружку?

– Я… – ему как будто вышибли воздух из легких, и он быстро тряхнул волосами, чтобы согнать наваждение неловкости. – Ну хорошо, скажи ей, пусть подходит, и мы поболтаем.

– Она у меня стесняшка, вообще-то.

– Тогда я сам к ней подойду. Все равно посетителей сегодня – полторы калеки… То есть, только вы и какая-то бабушка, уснувшая в углу.

– То есть, мы считаемся за одного калеку, да?

Они слабо рассмеялись.

– Когда мы погадаем, я тебя позову. Если общение пойдет, даже наедине оставлю.

Юноша присвистнул.

– Ну… лады.

И Пуэлла, сияя от радости, вернулась на свое место к ничего не подозревающей Амике, от смущения уткнувшейся носом в собственную кружку.

– Итак, сначала – ты.

Карты заплясали в руках, перемешиваясь, и наконец она вытянула руки вперед, показывая их подруге рубашками кверху.

– Что нужно сделать? – спросила Амика растерянно.

– Сначала – активировать гиперсигиллу.

– М-м… это как?

– Вслух задай картам вопрос, ответ на который хотела бы услышать. Сосредоточься на передаче информации картам, почувствуй что-то вроде ментальной связи с каждой из них.

– Ну… х-хорошо. – Девушка уставилась на карты. – Я хочу знать, получатся ли у меня романтические отношения с этим парнем.

– Нет, так гиперсигилла не работает.

– О Демиурги, как сложно! – Амика закатила глаза. – Как же я должна формулировать свой вопрос?

– Так, чтобы карты тебя поняли.

– Но я не знаю имени этого парня!

– Во-первых, снабди формулировку мыслеобразом: изобрази юношу в своей фантазии, когда будешь говорить запрос еще раз, и представь, как карты… ну, впитывают его, пропускают через себя. Во-вторых, добавь к устному описанию больше подробностей. Карты должны как бы слиться с ним, стать им на время. Только так можно получить вразумительные ответы с их помощью.

– Вау… зря я прогуливала гадания, – восторженно пролепетала Амика. – Ну хорошо. Карты, скажите мне, смогу ли я… – она задумалась, закусила губу. К ее щекам вновь прилил румянец. – Смогу ли я вступить в отношения с юношей, что сейчас стоит за прилавком позади меня? Он длинноволосый, белокожий, кареглазый, с синяками под глазами. Мне показалось, что от него пахнет какими-то едкими духами и бумагой. Надеюсь, это не от стойки… Ну, в общем-то, все.

– «Смогу ли я вступить в отношения»? Думаешь, именно такой вопрос стоило бы задать картам?

– А что не так?

– Вступить-то ты, может, и вступишь. На одну ночь или на пару недель. А потом может произойти все что угодно, начиная невинной ссорой и заканчивая поножовщиной. Ты ведь ничегошеньки не знаешь о его нраве.

Амика растерянно заморгала.

– Ну, тогда… Какими будут мои отношения с этим юношей, если они вообще возможны?

Пуэлла удовлетворенно кивнула.

– Хорошо. Теперь закрой глаза и коснись указательным пальцем правой руки двух карт. – Амика послушно выполнила то, что было велено. – А теперь – указательным пальцем левой, но только одной карты.

– Вот, пусть будет эта.

– Ладушки. Ну давай, открывай глаза.

Когда Амика открыла глаза, перед нею на столе уже лежали карты. Они находились рубашками кверху, такие обыкновенные, но вместе с тем таинственные и тревожные, словно вестники судьбы. Дрожащей рукою она повернула их все и воззрилась на незнакомые ей изображения.