Текст книги "Звезды последний луч"

Анатолий Андреев
Звезды последний луч

Незавершенность совершенства

Совершенные произведения художественной литературы обладают удивительной особенностью: они оставляют читателя неудовлетворенным. Неудовлетворенность – обратная сторона того эстетического наслаждения, которое великое творение вызывает в читателе. Живой интерес к действиям литературных героев, увлечение их характерами, их мыслями, их жизненными целями, невольная сопричастность их судьбе порождает душевный отклик на все события, описанные в книге: любовь к одним персонажам, недоброжелательство к другим. Литературный герой становится на долгие годы своеобразным спутником нашей собственной жизни. Разве не таковы для нас Робинзон Крузо, Дон-Кихот, Татьяна Ларина, Пьер Безухое, капитан Немо? И разве, закончив полюбившуюся книгу, каждому из нас не хочется доведаться: а что же произошло с ее героями потом, за последней страницей?

Предвидя такой читательский интерес, прежние писатели завершали свои произведения краткими послесловиями, в которых извещали о дальнейшей судьбе придуманных ими людей: этот женился и блаженствует в семье, тот мирно почил, третий пустился в новые странствия, одна героиня вышла благополучно замуж, другая чахнет в тоске по умершему другу, третья получила наследство и зажила припеваючи. В общем, послекнижное существование каждого героя ясно оговорено. Расставаться с ними жалко, но безвестность их дальнейшей судьбы не томит.

В литературе двадцатого века стало нормой завершать повествование без информации о дальнейшей, за пределами книги, судьбе ее персонажей. В результате у многих читателей возникает жажда узнать – а как поведут себя герои потом? И чем книга интересней, тем такая жажда сильней. Многие продолжения понравившихся романов совершались их авторами по прямым требованиям, и просьбам читателей, не пожелавших, расставаться с полюбившимися героями. Так, И. Ильф и Е. Петров после «Двенадцати стульев» сели за «Золотого теленка», которого поначалу и не думали писать.

И за границей, и у нас нередки продолжения знаменитых книг, написанные уже после смерти их создателей совсем другими лицами. Сюжет «Борьбы миров» Г. Уэллса был использован Л. Лагиным в повести «Майор Велл. Эндъю», братьями Стругацкими во «Втором пришествии марсиан», Кристофером Пристом в романе «Машина пространства». Даже если в указанных книгах сами герои Уэллса не присутствуют, то сюжетные заимствования очевидны и преднамеренны.

Знаменитый роман «Аэлита» А. Толстого принадлежит к числу самых драматически незавершенных произведений. Читатель, захваченный приключениями Лося, Гусева, Аэлиты, Тускуба на Марсе, ничего не знает об их дальнейшей судьбе. Сам А. Толстой не пожелал писать продолжение «Аэлиты» – и тем стимулировал у многих читателей желание продолжите самим его великолепный роман.

«Уральский следопыт» предлагает читателю такое продолжение «Аэлиты» – фантастическую повесть молодого писателя Анатолия Андреева. Тема – вторичное посещение Марса Лосем в сопутствии с придуманным автором человеком из будущего Иваном Феоктистовым. Задача – вызволить Аэлиту из заточения, на которое ее обрек жестокий отец Тускуб.

Следует сразу оговориться: по своим художественным достоинствам повесть А. Андреева сравнения с великим творением А. Толстого, конечно, не выдерживает. Но она может представить интерес для читателя как образец того, как старая задача межпланетного рейса совершается средствами новой техники и писательскими приемами современной научной фантастики.

^{Сергей СНЕГОВ,}

^{лауреат премии «Аэлита» 1984 года.}

1

Было рано. Квартиру переполняла особая, воскресная тишина. Не шумела вода в трубах, не слышно было отдаленных шагов, не хлопали двери, не доносились приглушенные стенами голоса и музыка. Дом словно вымер. Послышался бой часов – не то сверху, не то из соседней квартиры. Иван насчитал шесть ударов. Он решительно отбросил одеяло, встал и прошлепал босыми ногами на кухню.

Не включая света, поставил на плиту чайник и подошел к окну. Из неплотной форточки дуло. Мрак за окном не был сплошным. Его разбавлял призрачный серый, непонятно откуда просочившимся свет, в котором смутно угадывались очертания домов.

Этого дня Иван ждал с нетерпением и теперь старательно тянул время. Не спеша и тщательно, он убрался в квартире, поглядывая время от времени на окна – они только-только начинали сереть. Принялся переодеваться, поначалу неторопливо, но, сам того не замечая, все быстрее и быстрее. Лихорадочно натянув, наконец, куртку, он вышел и уже в подъезде обнаружил, что забыл перчатки На улице было светлее, нежели казалось из дому. Пропитанные влагой тучи протаскивало над городом без задержки. Ветер рвал тучи в клочья, из прорех начинала и тут же переставала сыпать мелкая снежная крупка.

Город еще спал. Иван пошел переулками – так было уютнее, чем широкими безлюдными улицами. В утренней тишине далеко разносился звук шагов по бетонным плитам тротуара. Плиты уложили еще в прошлом веке – тогда все строили из бетона.

Здание института сумрачно поблескивало стеклами темных окон. Иван вошел в проходную. Сработал фотоэлемент, вспыхнули светильники. Иван вложил пластиковую карточку пропуска в щель автомата, внутри лязгнуло, загудело, и створки двери разошлись. Он взял пропуск, услужливо возвращенный автоматом, и гулким вестибюлем прошел к широкой, слабо освещенной лестнице.

Кости еще не было. Иван отстранение оглядел гладкие кубы компьютера, пульт управления им, шкаф с электронными блоками, нелепо торчащую посреди лаборатории дверь в тусклой металлической рамке. От рамки к шкафу и к ЭВМ тянулись толстые, в руку толщиной, косы, сплетенные из разноцветных проводов. Иван поморщился – он не любил незавершенности, а здесь все носило временный, случайный характер. Видно было, что установка собиралась на живую нитку.

Закончился очередной, не очень большой, но значимый кусок его жизни. Вне зависимости от того, удастся ли Костин эксперимент, дальше начнется новая полоса, пока не известно какая, но новая.

2

В коридоре дробно простучали шаги, чуть скрипнула дверь – пришел Костя. Скинув пальтецо, он с ходу уселся за пульт, разминая застывшие пальцы, как пианист перед концертом. Пульт ожил, замигал лампочками. Костя неуверенно спросил:

– Ну так что, Ваня? Может быть, ограничимся адекватными мирами?

– По-моему, мы с тобой уже не раз все обговорили, – сумрачно отозвался Иван. – Так что давай включай, и посмотрим, что получится…

– Ну что ж… – вздохнул Костя. – Значит, Ленинград, 3 декабря 19… года.

– Место, место задай, – не утерпел Иван.

Костя досадливо дернул плечом:

– Не мешай, без тебя знаю. Ленинград, Ждановская набережная. Время – без четверти шесть. Вечера…

Костя еще раз пробежал пальцами по клавишам и откинулся на спинку стула.

Вся эта затея показалась вдруг Ивану зряшной. Пустячной. Чушь все это, галиматья – параллельные миры, мезонное зондирование, пробой связки… Стало вдруг досадно, что увлекся, как мальчишка, ухлопал полтора года на воплощение бредовых Костиных идей. Ясно же, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. И кончится все прозаически – посидят они, подождут, Костя еще поколдует над машиной и скажет виновато: «Что-то не получается, Ваня…»

Отгоняя эти мысли, Иван поинтересовался:

– Что это долго так…

Костя сердито фыркнул и повел плечом. Его худое носатое лицо выразило крайнюю степень презрения. Иван, в его тревожном и знобком нервном возбуждении, раздражал Костю.

Если быть искренним, раздражать его он начал давно, почти сразу, как начали совместную работу. Но что делать – найти другого исполнителя Косте не удалось. А Иван – взялся. Правда, сразу оговорил, что первый переход в соседний мир осуществит он, Иван, и не в любой попавшийся, а именно в тот, в который ему захочется…

Было тихо, аппаратура работала беззвучно. Иван отошел от окна, но так и не присел, стоял, привалившись плечом к шкафу. Снедавшее с утра нетерпение все же прорвалось крупной дрожью, Иван старался унять ее. Чтобы отвлечься, спросил:

– А что будет, если мезонные генераторы… того… когда я там буду?

– Да ничего не будет, – равнодушно ответил Костя. Минута была торжественная, как-никак первое испытание, а Ивана, похоже, ничто не волнует, кроме собственной безопасности. – Выкинет тебя обратно в наш мир: чтобы там оставить, нужно напряженность поля уменьшать очень медленно, с градиентом не более двух единиц в час…

Иван молча кивнул. Костя подумал и добавил:

– На первый раз я генераторы вообще выключать не буду, чтобы все время тебя в поле держать. Дам тебе два часа, а потом верну обратно.

На пульте изменилось созвездие огоньков. Костя нервно сглотнул и осипшим голосом сказал:

– Ну, Ваня, тебе пора…

Иван обернулся. Металлическая рамка двери, все так же нелепо стоящей посреди комнаты, озарилась призрачным фиолетовым светом. Запахло озоном. По гладкому, светящемуся изнутри металлу пробегали короткие оранжевые искорки.

– Смелее, смелее, – ободряюще сказал Костя. – Током она не бьет. – Он нервно засмеялся, оборвал смех, серьезно добавил: – По крайней мере, не должна бить. Теоретически.

Иван сделал еще шаг и толкнул дверь рукой. Она легко подалась. За ней открылось… Ничего за ней не открылось. Там была пустота. Вернее, и пустоты не было. Иван затруднился бы сказать, какой цвет имело открывшееся ничто. Да и был ли цвет? Свет, наверное, был. Во всяком случае, темноты там не было.

Иван пригнул голову и двинулся вперед, в бело-серое ничто, четко ограниченное металлической полоской рамы. Инстинктивно он задержал дыхание, но ничего не произошло, лишь повеяло вдруг холодком. Ощущение было мимолетным, Иван не успел понять, не почудилось ли оно. Осторожно, не выпуская из рук двери, он шагнул еще раз. Пелена спала с его глаз. Стало темно. Появился ветер. Он нес хлопья снега. Желтыми пятнами повисли фонари. Ветер раскачивал их, скрипел жестяными тарельчатыми абажурами. Экономические лампочки давали мало света. От фонаря до фонаря простиралось слабо освещенное метельное пространство. Слева тусклыми прямоугольниками окон обозначились дома.

3

Фонарь качался, тени двигались, словно собираясь убежать. Поземка уложила снег волнами. Барханами. Маленькими барханчиками.

Людей на улице не было, и Иван порадовался этому. Начали мерзнуть уши, он поочередно отогревал их ладонями. Ветер бросал на лицо и руки снег.

Наконец вдали мелькнула смутно различимая фигура. Человек приближался, то отчетливо видный в желтоватом круге электрического света, то почти исчезающий в злорадном верчении снега между световыми конусами фонарей. Иван привалился к парапету, положив руку на почернелый остуженный чугун. В волнении он не заметил, что ладонь заныла от прикосновения к стылому, обдутому снежными ветрами металлу. Ошибки быть не могло – эта широкополая шляпа, развевающиеся по ветру белые волосы, длинный выпущенный наружу шарф…

Человек поравнялся с ним. Внезапно охрипнув, Иван торопливо прокашлялся и, уже в спину, позвал:

– Мстислав Сергеевич, ради бога, извините…

Иван оторвался от парапета и шагнул к прохожему. Начавшаяся еще там, далеко-далеко, нервная дрожь вновь сотрясала плечи. Прохожий вопросительно смотрел на Ивана.

– Простите? Кажется, не имею чести…

– Вы ведь Лось? Инженер Лось, Мстислав Сергеевич?

– Да, так меня зовут. И все же, чем обязан?

– Мстислав Сергеевич, я вас специально жду. Можно, я вас немного провожу? Мне трудно вот так, в двух словах все объяснить…

– Извольте, извольте… – голос Лося был холоден.

Он сунул руки в карманы и пошел прежней дорогой, не глядя на ступавшего рядом с ним по снежным гребням Ивана.

– Меня зовут Иван, Феоктистов Иван. Я вас специально ждал здесь.

– Не замерзли в своей кацавейке? – не повернул головы Лось.

Иван глянул на свою куртку и со скрытым вызовом сказал:

– Нет, она у меня с электроподогревом.

Лось переспросил недоверчиво:

– Как, как?

– С электроподогревом. Ну, такая, знаете, плутониевая батарейка. Энергии, правда, ненамного хватает, через девяносто часов приходится заменять.

– Вы что, хотите сказать, что ваша… э-э-э… одежда обогревается электричеством? – поднял брови Лось.

Они остановились у подъезда. Лось оказался много ниже Ивана, глядел снизу вверх. Лампочка над дверьми бросала свет прямо ему в лицо. Он сощурился – от света ли, от снежной ли крупы. Лицо его не казалось более холодным или надменным. Скорее – усталым. Хорошее, спокойное лицо нестарого еще человека, со скорбными складками губ и внимательными грустными глазами. Вспыхнувшая было в них ирония вновь уступила место усталости. Лось медленно сказал:

– Я, знаете, профан в электричестве. Но эту вашу… батарейку надобно было б за вами на тележке возить. Так что фантазия ваша – увы…

Он сожалеюще развел руками. Иван понял, что Лось сейчас уйдет. Повернется и скроется в подъезде. В отчаянии Иван прокричал скороговоркой:

– Мстислав Сергеевич, еще одну минуту! Шестьдесят секунд! То, что я вам скажу, дико. Это похоже на бред. Но я не сумасшедший. Я из будущего! Я прибыл из будущего сюда, в третье декабря 19… года, специально, чтобы встретиться с вами. У меня мало времени, меньше двух часов… – выговорив все на одном дыхании, Иван помедлил и упавшим голосом добавил: – Вот…

Он уже видел, что Лось ни на гран не поверил ему – разочарованно хмыкнув, отвел взгляд в сторону и скучно спросил:

– У вас там, в будущем, все так одеваются?

– Конечно, лучше бы мне придумать что-нибудь, соврать. Но я подумал, что вы, именно вы можете поверить мне…

– Почему же именно я? – вежливо уточнил Лось.

Иван в раздумье посмотрел на него и негромко произнес:

– Вы ведь идете с радиостанции… Сын Неба, где ты? Где ты, где ты, Сын Неба…

Слова размеренно падали в снежную круговерть, их уносило, словно их и не было. Но они прозвучали, и этого было не изменить. Лось вздрогнул, как от удара. Лицо его закаменело. Он повернулся и пошел, но приостановился и бросил через плечо:

– Ну что же вы стоите… гость из будущего…

Лось провел Ивана в гостиную, извинился и ушел на кухню, ставить на керогаз чайник. Иван сидел у круглого, накрытого крахмальной скатертью стола и медленно приходил в себя. Все вокруг было осязаемым, вещественным, плотным – и тяжелые шторы на окнах, и кожаный диван с валиками, выпукло блестевший пружинными подушками, и пианино, изукрашенное резьбой. В комнате царил порядок. В ней не было запустения, но и жилой она не выглядела. В ней не было души.

Предметы и вещи, самый воздух казалась ирреальными. Даже в вещественности их было нечто бутафорское, словно кто-то принес сюда собранную по музеям и антикварным лавкам мебель, расставил ее в соответствии со старинными гравюрами, а сам притаился в уголке и смотрит, как вживается в роль человека из будущего Иван Феоктистов.

Вернулся Лось. Чуть слышно повеяло керосином и табаком. Лось сел напротив, положил на стол руки. Руки были рабочие, в старых ссадинах и огрубелостях – им много приходилось возиться с железом. Белоснежные манжеты подчеркивали их ненарочитую обветренность.

– Сейчас будет готов чай, – устало сказал Лось. – Прислуги, знаете ли, теперь нет. Есть пролетарии домашнего труда, да и тех найти…

Ивана все не покидало ощущение придуманности окружающего. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что за окнами – Петроград тех далеких времен, что напротив него сидит Лось. Иван вглядывался в лицо инженера и не верил, что это тот самый человек, чья странная, горькая и удивительная судьба запомнилась с детства. Себя Иван чувствовал чужаком, незаметно прокравшимся на сцену во время спектакля, поставленного по любимой книге. А то, что актеры вынуждены импровизировать, поскольку вступил в игру новый, незапланированный персонаж, лишь усиливало ощущение ненастоящести происходящего.

– Ну что, товарищ… э-э-э… Феоктистов. Пока чайник поспевает – рассказывайте. А то, признаться, ошарашили вы меня давеча…

Иван понимал: «ошарашили» относится не к тому, что он явился из будущего. Пропустил Лось это мимо ушей, счел за неуклюжую попытку привлечь к себе внимание. Ошарашил его Иван, повторив только что прозвучавшие в эфире, стынущие в ушах, задыхающиеся слова: «Где ты, Сын Неба?» Но ему-то, Ивану, нужно было, убедить Лося именно в том, что он из будущего. Поэтому Иван упрямо сказал:

– Да, Мстислав Сергеевич, я прибыл из будущего. Мы нашли способ, как это сделать…

– Та-а-ак, – протянул Лось. – Вы, значит, настаиваете на своем. Ну, предположим, вы из будущего. А зачем появились именно здесь, у нас? Почему вы сказали, что ждете, на ветру и морозе, именно меня?

Иван решил, что лучше всего говорить правду, и быстро ответил:

– Марс, Вы были на Марсе – почему вы не полетите туда опять?

Он не сказал: «Аэлита». Это имя и так повисло в воздухе – Лось помнил о сегодняшнем радиосеансе, не забывал о нем ни на секунду. Уши хранили пробивающийся сквозь шорох и рычание помех далекий голос. Это имя повисло в воздухе – Иван знал, что Лось в отчаянии бежал с радиостанции в нежилой уют пустой квартиры, бежал сквозь метель и незримые, неощутимые радиоволны, несущие этот голос.

Лицо Лося затвердело. Он медленно выбил трубку и придвинул коробку с табаком. Уминая табак большим пальцем, он спросил, и голос его был ровен и горек:

– А вы? В вашем будущем? Вы, наверное, летаете на Туму, когда захотите?

Лось не заметил, что назвал Марс его древним именем – Тума. Иван, покачал головой. Что он мог сказать сидящему напротив мужчине, который вдруг перестал быть актером, играющим в захватывающей пьесе по роману Алексея Толстого, и стал тем, кем был на самом деле – предельно усталым человеком, инженером по имени Мстислав Сергеевич Лось?

Колдовство стереотипа наконец развеялось. Литературные герои обычно кажутся нам старше, серьезнее и значительнее, нежели есть на самом деле. Может быть, потому, что, познакомившись с ними в юношестве, мы проецируем эти свои детские впечатления на более позднее восприятие; а может, и потому, что на протяжении всего нашего с ними знакомства они на редкость постоянны в своих мнениях, суждениях и поступках. Иван не задумывался об этом, просто он вдруг обнаружил, что сейчас здесь нет персонажа старой книги. Напротив сидел человек, ждущий ответа, и Иван не мог открыть ему, что в его, Ивана, мире Марс – безжизненный каменный шар, изрытый оспинами метеоритов, а Аэлита – всего лишь прекрасная и печальная сказка…

– Нет, Мстислав Сергеевич, как раз на Марс мы и не летаем. Мы вообще еще дальше Луны не добрались…

Это была правда. Не вся, но правда. Почти правда – до Марса человек еще не добрался. Не ступала еще нога в ботинке вакуум-скафандра на изъеденные пустотной эрозией камни. Это была не вся правда, но большего Иван говорить не стал.

Лось поднял на него глаза:

– И я не могу больше полететь на Туму, – он опять назвал Марс Тумой и опять не заметил этого. – Ультралиддит, мое движущее вещество… Причин никто не знает – неизвестно, почему произошел взрыв завода. За восемьдесят верст с домов посрывало крыши. Манцев, изобретатель ультралиддита, и все его записи – все было там…

Он выговорил все это, не опуская взгляда, а потом снова занялся трубкой. Руки его не дрожали.

– Так, – задумчиво сказал Иван. – Так…

Он побарабанил пальцами по столу. Как раз с ультралиддитом проблемы не было – достаточно было вернуться к себе, а оттуда предпринять вылазку в мир, где этот самый завод цел и невредим.

– Простите, я вас на минуту оставлю, – Лось тяжело поднялся и ушел на кухню. Послышалось позвякивание посуды. Иван слушал и не слышал доносящиеся до него звуки. Пока что он не увидел и не узнал ничего существенно нового. Но теперь перед ним открывалась возможность самому принять участие в событиях. Собственно говоря, Иван и затеял эту вылазку в прошлое в тайной надежде на что-либо подобное…

Лось принес закоптелый, все еще сердито фырчащий чайник и с ним второй – заварной, маленький и пузатый. Появились стаканы в тяжелых мельхиоровых подстаканниках. Чай был бурым, обжигающим и невкусным. От лампы в оранжевом абажуре на скатерть ложился мягкий уютный круг света.

– Мстислав Сергеевич, а сколько нужно ультралиддита? – осторожно спросил Иван.

Чай, остывая, исходил паром. Лось машинально помешивал ложечкой в стакане, стараясь не звякать о стенки. Он вскинул на Ивана напряженный взгляд, прикинул в уме и сказал:

– Пудов пятьдесят – пятьдесят пять.

Иван быстро перевел в килограммы и молча кивнул – он ожидал большей цифры. Лось чувствовал, что разговор об ультралиддите начат неспроста, но тоже молчал, углубившись в созерцание кружащихся в стакане чаинок.

– Мстислав Сергеевич, – нарушил тишину Иван, – а если я добуду вам эти восемьсот килограммов?

– Не знаю, – горько и откровенно отозвался Лось, – наверное, полечу опять. Но что толку говорить о том, чего не может быть?

– Может, Мстислав Сергеевич, может! И я вам ультралиддит доставлю. Завтра же.

У Лося порозовели от волнения щеки. Он вдруг поверил, что Иван найдет ультралиддит, а чтобы поверить в это, ему пришлось поверить и в то, что Иван пришел из будущего. Очень уж ему хотелось поверить.