Текст книги "Маленькие друзья больших людей. Истории из жизни кремлевского ветеринара"

Щенкам скоро должен был исполниться месяц. Все потомство владельцам надлежало привезти в Клуб служебного собаководства на Красную Пресню для проведения актирования – осмотра щенят специалистами-кинологами и подготовки соответствующей родословной документации. Все-таки клуб был серьезной организацией и относился к ДОСААФ СССР. Так как Дмитрий Алексеевич был занят на работе, то этим вопросом занялась Валентина Александровна.

В десять ноль-ноль к даче подъехал микроавтобус. Многочисленное собачье семейство вместе с Айной заняло свои места. В клуб отправились все, кроме Дружка и белохвостого щенка, которого домашние, пока в шутку и только между собой, называли Белохвостиком. Дружку ехать было незачем, а белохвостого мы решили экспертам пока не показывать. Вот он и остался дома под надежным отцовским присмотром.

Перед тем как везти щенят в клуб, с Валентиной Александровной была проведена определенная беседа. Чтобы не портить общее впечатление комиссии от прекрасного поголовья из-за одного белохвостого щенка, с которым, в общем-то, до конца мне не было все ясно, я просил в клуб на показ его не везти. Рекомендовал сослаться на якобы легкий недуг, развившийся по причине излишне съеденной накануне травы.

– В конце концов, мы Белохвостика любим и такого. Родословная ему совсем не обязательна. Родной щенок есть родной, и три белые волосинки на хвосте ни ему, ни нам не помеха, – был ее сказ.

Под шум отъезжающей машины Дружок задремал. Плотно прижавшись к нему, дремал и Белохвостик. Громадину-отца он очень любил. Не в меньшей степени любил сына и Дружок. Вообще-то Дружок любил всех своих детишек, но этого он выделял особенно. Причиной этого было то, что Белохвостик, в отличие от остальных щенят, в неуемных щенячьих играх с папашей знал меру. Он, например, никогда не впивался в его ухо своими тонкими и острыми, как иглы, зубами. В отличие от других щенят, он также не проявлял нахальства и упорства, когда хотел пососать материнского молока, но получал от нее отказ.

Из-за острых щенячьих зубов у Айны очень болели соски. Собака даже пряталась от своих малышей. Но двадцатидневные щенки так рьяно настаивали на своем желании полакомиться парным молоком, что мать уступала. Она покорно укладывалась на бок, а те начинали ее терзать, пуская в ход мощные лапы и зубы. Толстопузов не трогали ни материнские слезы, ни ее тихие жалобные стоны. Один только тактичный Белохвостик понимал материнские муки. По этой причине он не участвовал в истязании матери. Съев из своей мисочки порцию мяса и запив его кипяченым коровьим молоком, перемешанным с творогом, отправлялся к отцу. Внезапно и стремительно нападал на него из-за укрытия, хватал за загривок, трепал и грозно тявкал… Если бы Дружок мог говорить человеческим языком, то он бы рассказал своим владельцам, что именно этот сынок с прекрасными задатками служебной собаки – вылитый он в детстве.

* * *

Два великовозрастных брата-тунеядца родом из расположенного рядом города Красногорска, крадучись, продвигались по центральной дороге дачного поселка в надежде отыскать дом без жильцов, чтобы в их отсутствие чем-нибудь поживиться… Они уже месяц, как вышли из тюрьмы на свободу, но на работу устраиваться не собирались. В поселке они многих знали. Знакомы с ними были и многие дачники. Отец этих детин в дачном поселке раньше работал сторожем. Правильнее было бы сказать, делал вид, что сторожил, так как честностью и законопослушанием особо не отличался. Любил подворовывать, а свой грех подленько сваливал на других сторожей. И так в течение многих лет.

Однажды, обнаружив в подвале одной из дач запас самодельного яблочного вина, он так мертвецки напился, что крепко уснул. В пьяном угаре вместе с ним уснули и двое его совершеннолетних сыновей. Приехавший на дачу хозяин, увидев спящих пьяных людей, а рядом хозяйственные сумки и рюкзак со сложенными в них украденными вещами, вызвал милицию. Вся троица получила сроки. Отец после выхода на свободу долго не прожил. Напившись какой-то спиртосодержащей технической жидкости, вначале потерял зрение, а через месяц умер от цирроза печени. Дети вскоре опять попались на краже и снова сели. Потом свобода и снова уголовные приключения…

Как-то поздней осенью, найдя на одной из дач спиртное и крепко напившись, там и заночевали. Проснувшись среди ночи от холода, решили затопить печь. Дрова оказались сырыми и разгораться не хотели. Но в гараже нашлась полупустая канистра с бензином. Налив полную кастрюлю, плеснули бензин в печь, да спьяну немного промахнулись. Полыхнуло так, что деревянная стена враз занялась огнем. Братья в панике бросились к выходу, но в темноте опрокинули незакрытую емкость. Бензин пролился по полу, одновременно попав на одежду младшего брата.

Дом с парами бензина вспыхнул мгновенно. Пожарные, милиция, скорая медицинская помощь… Младшего брата с обожженным лицом, руками и частями тела отправили под конвоем в больницу, а старшего – в следственный изолятор. Потом суд и опять зона. Старший попал на «химию» под Самарканд, а младший – на лесоповал под Воркуту. Четыре года пролетели незаметно. Сидеть им оставалось еще по году, но помогла амнистия. Встреча братьев в родном доме была отмечена крепкой попойкой. Во время бурного возлияния братья, сами того не замечая, дали друг другу клички: старшего окрестили Химиком, так как он работал на химическом предприятии, а младшего, обожженного на пожаре, – Пожарником.

Отбыв на тюремных работах, братья еще сильнее заматерели, и не только… Химик пристрастился к марихуане, а Пожарник – к кодеину. Все запивали недорогой водкой или дешевым портвейном. Вот и сейчас, отправившись на дело, они хорошенько «подкрепились». Не забыли прихватить и «инструмент». Если у Пожарника была с собой фомка – небольшой увесистый ломик в виде гвоздодера, то у Химика – самодельная финка. Да не простая, а с наборной разноцветной рукояткой и специальным механизмом, выбрасывающим из нее до упора острое лезвие. Стоило нажать кнопку, как мощная пружина выталкивала стальное лезвие, а специальный зубец-стопор легким щелчком его фиксировал. Лишь повторно нажав эту маленькую кнопочку, можно было убрать лезвие. Но только не пальцем. Сталь, похожая на дамасскую, не позволяла, чтобы ее касались руками. Кожа мгновенно прокалывалась. Своей гордостью Химик иногда брился, после чего ее тут же прятал в карман, чтобы никто не присвоил. Не доверял даже своему братцу.

…Когда братья вышли на центральную дорогу дачного поселка, они увидели, как женщина с большой коробкой и овчаркой грузятся в машину. Эту дачу, в которой раньше жил старый маршал, герой Великой Отечественной войны, они хорошо знали. Знали и то, что теперь в ней периодически бывает его дочь с мужем. Но из-за того, что на даче вместе с жильцами одновременно появляется собака, посягнуть на их имущество опасались. Сейчас же они не верили своим глазам. Овчарка, которая на уголовников после их многочисленных тюремных отсидок и конвоирования наводила неописуемый панический страх, уезжала вместе с хозяйкой. Хозяин, как им было хорошо известно, еще в восемь часов утра должен был уехать в город на длинном черном лимузине. Такого свалившегося на них счастья братья упустить не могли. Им осталось только затаиться и выждать, когда уедет машина. Но вот микроавтобус, шурша шинами, проехал рядом с ними. Воришки из засады успели разглядеть в салоне женщину, овчарку и двух солдат.

Короткими перебежками, почти по-звериному, пригибаясь к земле, они добежали до калитки. Хорошо различимая табличка с надписью «Осторожно! Злая собака», сделанной крупным четким шрифтом, вызвала у грабителей приступ ехидного смеха. Как братья выяснили, внутренние замки калитки снаружи были защищены стальной металлической пластиной, так что ломать ее было бы тактической ошибкой. На это ушло бы много времени, да и создавался ненужный шум. Тут же появилось простое решение – перелезть через двухметровый сплошной забор. Осилить преграду крепким молодым мужчинам большого труда не составило.

На радость братьям входная дверь в дом оказалась незапертой.

– Дамочка, видать, сильно торопилась в Москву, даже замок закрыть забыла, – сделал вывод Химик.

– Лучше бы вещички золотые забыла спрятать, – добавил Пожарник, рывком открывая обитую искусственной кожей дверь и бесцеремонно вваливаясь в прихожую.

Чтобы не выдавать свое присутствие, электрический свет зажигать не стали. Посчитав, что дневного света вполне хватит, если отодвинуть с окон плотные матерчатые шторы, они, словно хищники, ринулись в большую комнату, служившую гостиной.

Под ноги Химику тут же попалось что-то мягкое и вдруг так громко и пронзительно завопило, что подействовало на грабителей похлеще всякой звуковой сирены – сигнализации. Химик от неожиданности громко матерно выругался. Только сейчас он понял, что случайно наступил на щенка.

Но что это? Огромная овчарка, которую он только что видел сидевшей в мимо проезжающей машине, шла на него, грозно оскалив зубы. Но Химик не растерялся. Доля секунды, и вот он – спасительный щелчок стопора клинка… Затем короткий и резкий взмах правой руки… Но коронного удара финкой, отработанного многолетними тюремными тренировками, на этот раз не получилось. Химик даже не успел понять, в чем дело: его кисть, только что крепко сжимавшая холодное оружие, безжизненно висела всего лишь на кусочке кожи…

…Дружок отлично слышал, как к забору подошли чужие люди и как они, перемахнув через преграду, направились в сторону дома. Видел и как грабители вошли в дом. Однако сразу набрасываться на них не стал по причине того, что был обучен по принципу школы ДОСААФ – всех впускать, но никого не выпускать. Он так бы и сделал, не наступи чужак на его любимого сыночка. Свое табельное оружие – острые зубы – он применять не собирался. Он хотел «чужого» просто свалить на пол и держать его в таком положении до приезда хозяина.

Но блеск стали в руках Химика мгновенно вынудил его изменить план.

Чувство реальной опасности и инстинкт самосохранения пробудили в собаке древнего предка.

Пес, словно разъяренный волк, не просто перехватил бандитскую руку с ножом, а придал своим сильным челюстям движение, подобное цепи бензопилы, работающей на полную мощь.

Дружок, словно опытный боец-обвальщик мясокомбината, хорошо владеющий анатомическими познаниями, в один момент отделил кисть от руки. Он видел, как на пол упал нож. Видел, как из окровавленной руки «чужого», обильно фонтанируя, льется кровь и как Белохвостик с плачем лижет свою отдавленную переднюю лапку… Но вдруг резкая боль в спине и возникшая перед глазами темнота… На какой-то миг Дружку показалось, что он снова в морге на Пехотной улице и что опять одурманен едкими парами формалина…

На самом же деле это Пожарник, который находился сзади брата и видел нападение собаки, не растерявшись, нанес сильный удар тяжелой фомкой по хребту овчарки. От внезапного удара по позвоночнику Дружок упал и от страшной резкой боли, пронзившей все его тело от кончиков ушей до кончика хвоста, потерял сознание. А Пожарник, подняв с пола нож, со всей злостью вонзил его по самую цветную рукоятку в левую сторону грудной клетки бездыханно лежащей собаки. Как раз в то самое место, где, по его расчету, находилось сердце. Видя, как рукоятка колеблется в такт работы сердца, извлечь его, по своей подлой трусости, он побоялся.

Отойдя от агонизирующей собаки, Пожарник, вместо того чтобы оказать первую помощь раненому брату – перетянуть жгутом руку, кинулся рыскать по шкафам в надежде найти что-то ценное. Рядом с его ногой снова послышался щенячий писк. Пожарник, злобно выругавшись, что есть силы пнул щенка, а тот от обиды и боли запищал еще громче.

Этого оказалось вполне достаточно, чтобы вывести Дружка из состояния шока. Жалобный плач Белохвостика сыграл для раненого умирающего отца роль сильнейшего допинга – мощнейшего стимулятора всех жизненных сил и процессов.

Дружок приоткрыл глаза и попробовал пошевелить лапами. Задние конечности слушались плохо, но он их чувствовал. Передняя правая лапа была тоже вроде бы в порядке. Но вот левая… Конечность двигалась плохо, так как рядом с ней что-то торчало, и оно было Дружку чужим… Дышать было трудно, в легком что-то хлюпало, а из пасти и ноздрей в такт дыханию выделялась кровавая пена с пузырьками воздуха…

Дружок обвел взглядом комнату. Он видел, как один «чужой» сидит, скрючившись на диване, сжимая окровавленную руку, а другой, ни на что не обращая внимания, роется в хозяйских вещах, надеясь отыскать ценное. Дружок тут же вспомнил молодого Симакова и занятия на дрессировочной площадке. Чудились ему и команды «Барьер!» и «Фас!». Не зря же Дружка на площадке звали «кенгуру», так как он благодаря своим сильным задним конечностям мог преодолеть барьер любой высоты. А что касается команды «Фас!», то он ее выполнял всегда безотказно. Как говорил инструктор, ставя всем владельцам его в пример, пес работал, словно надежный автомат Калашникова.

Жалобное поскуливание сынка окончательно вернуло Дружка в сознание. Собрав последние силы, он поднялся с пола и, напружинив тело, прыгнул на спину Пожарника, который уже упаковывал хозяйские вещи. Ворюга от неожиданности и под тяжестью собаки свалился кулем.

Дружок, под воздействием нахлынувшего на него охотничьего рефлекса предков, свирепо вспарывающих глотки своим жертвам, чувствовал на татуированной шее обидчика пульсацию сонных артерий. Пес из последних сил рвал их острыми зубами, в предсмертной эйфории наслаждаясь вкусом горячей артериальной крови, не оставляя ни малейшего шанса на жизнь этому злодею…

Дружок был мертв, а кровь под сильным напором все хлестала и хлестала из разорванных правой и левой сонных артерий врага, покусившегося на его маленького белохвостого сыночка, жилище и имущество любимых людей.

…Как оказалось, бандитский нож сделал свое дело, пробив левое легкое и застряв в сердце Дружка. Однако удар тяжелой фомки по позвоночному столбу собаки на некоторое время отсрочил наступление смерти животного. От сильнейшей боли, исходящей от травмированного спинного мозга, сердечная сократительная деятельность резко упала, что позволило образоваться тромбу вокруг лезвия финского ножа. Вот он герметически закупорил рану, не дав крови излиться в околосердечную сумку и тем самым не позволив ей сдавить само сердце. Именно это и позволило Дружку совершить последний прыжок в жизни.

Что же касается пробитого ножом легкого и наступившего вслед за этим гемоторакса, то если бы это было единственное ранение – Дружок мог бы с ним прожить еще некоторое время и мы успели бы сделать неотложную операцию и спасти его.

Эпилог

Дружка похоронили в специально изготовленном для него гробу в дачном саду между четырех раскидистых кустов махровой сирени, где летом в их тени он любил сладко дремать.

Моя приятельница – известный скульптор-анималист Роксана Кириллова, узнав от меня историю Дружка, на время отложила работу над скульптурной композицией «Купание коней», которая должна была быть установлена в скверике напротив центрального фасада Московского ипподрома, и срочно вылепила эту удивительную собаку с такой необыкновенной судьбой. А после нашего одобрения перевела изваяние в бронзу.

Дружок в нашей памяти остался навсегда живым. Живым остался и его белохвостый сынок, к которому перешло имя его покойного отца. Дружок-младший вырос, превратившись в красавца. Он был вылитой копией папаши как по статям, так по характеру и манерам поведения.

Что же касается его нескольких белых волосков на кончике хвоста, так владельцы сами даже не заметили, как Дружок-младший к трем месяцам их все растерял. Их место заняли черные и более длинные – совсем как у отца – Дружка-старшего.

…Вечером того же дня полуживого Химика милиция с дачи доставила в городскую больницу, где ему ампутировали кисть. Через три дня рецидивиста под конвоем переправили в Бутырскую тюрьму. На следующий день Химик, пребывая в состоянии абстиненции, в грубой форме стал требовать у персонала дозу наркотика. По вполне понятным причинам, несмотря на сильную ломку, он его, конечно же, не получил. Вскоре у наркомана одно безумное состояние перешло в другое: Химику постоянно чудилось, что огромная овчарка со страшным рыком отгрызает ему оставшуюся руку и при этом человеческим голосом угрожает перегрызть шею и выпустить наружу из него всю кровь…

Вскоре Химика, наглухо зафиксированного с помощью смирительной рубахи, со специальным сопровождением отправили на пожизненное пребывание в закрытую психиатрическую больницу для подобного безумного уголовного контингента.

КГБ просит помощи

Работа над диссертацией отнимала у меня большую часть времени. На ветеринарную практику его оставалось совсем немного. Однако мои четвероногие пациенты, совершенно не догадываясь о научной деятельности своего врача, связанной с открытием онкогенного вируса лейкоза коров, продолжали постоянно нуждаться в моей ветеринарной помощи. К сожалению, я не мог им сказать, чтобы они на какое-то время перестали болеть, тем самым давая мне возможность завершить написание работы.

Чтобы успеть и в науке, и в практике, мне оставалось только смириться с тем, что в сутках всего двадцать четыре часа и времени на полноценный отдых в них для меня не предусмотрено. В любое время дня и ночи мне надо было быть готовым по первому звонку поспешить к больным животным – спасать их от заразных и незаразных болезней и прочих непредвиденно возникших недугов. А чтобы из-за регулярного недосыпания не заснуть в такси или городском общественном транспорте, мне требовалось восстановить израсходованные за сутки нервные клетки и физические силы. Для этого после научно-исследовательской работы в институте я на некоторое время заезжал домой и в течение пятнадцати минут принимал контрастный душ – горячий с резким переходом на холодный. И так несколько циклов подряд до появления бодрости. Надо сказать, этот способ мне очень здорово помогал. После такой подзаряжающей физиотерапевтической процедуры можно было до полуночи разъезжать по Москве и, совершенно не чувствуя усталости, лечить своих подопечных.

И вот как-то летом, в пятницу, около семи часов вечера, во время приема душа, сквозь шум льющейся воды до моего слуха донесся телефонный звонок.

«Позвонит и перестанет, прерывать водную процедуру не буду», – подумал я, откручивая на полную мощь кран холодной воды. Ледяные струйки вылетали из душевой воронки под большим напором, вонзались в разгоряченное от кипятка тело, создавая неповторимый эффект одновременного вхождения в него тысяч острейших тоненьких ледяных иголочек.

Но телефон и не думал умолкать. Так как мои домашние находились на отдыхе в Прибалтике и подойти к телефону кроме меня было некому, то мне невольно пришлось прервать водную процедуру. Я набросил махровый халат, сунул мокрые ноги в шлепанцы и, недовольно ворча о том, что минуты покоя у меня нет даже в ванной, ринулся к телефону.

Мужской голос вежливо поинтересовался:

– Анатолий Евгеньевич Баранов? – получив утвердительный ответ, неизвестный басок продолжил: – Анатолий Евгеньевич, сейчас с вами будут говорить, соединяю…

«Кто это еще будет говорить?» – вытирая мокрую голову полотенцем, подумал я.

После минутной паузы раздалось приветствие в мой адрес:

– Добрый вечер, Анатолий Евгеньевич! Это говорит Виктор Иванович… И по-военному четко и нарочито сухо он назвал свою фамилию. Хотя этого можно было и не делать. Как только я услыхал имя и отчество и знакомый голос, мне стало совершенно ясно, кто со мной разговаривает.

Этот человек был именитым генералом КГБ, занимавшим на Лубянке высокую должность. И тут мне стало даже немного жарко: всего шесть дней назад его Джерику – маленькому восьминедельному щенку – я сделал профилактическую прививку против чумы. Первые десять дней после прививки для животного наиболее опасные.

И в этот максимально ответственный период времени для здоровья иммунизированного щенка он содержался не в городской квартире под строгим надзором, а на государственной даче.

А там, естественно, уследить за малышом владельцам было достаточно сложно. Тем более что на генеральском участке из-под земли била ключевая вода. Вокруг источника всегда стояла небольшая лужа. А игривый щенок все норовил то утолить жажду ледяной родниковой водой, то в ней полежать, чтобы спастись от летней жары. В моем мозгу мгновенно стали прокручиваться различные мрачные ситуации наступившего у собаки нездоровья в результате возможно чумы, спровоцированной переохлаждением.

Правда, в течение первых трех дней после прививки мне регулярно звонила супруга Виктора Ивановича – Виктория Порфирьевна. Она подробно докладывала о состоянии моего подопечного. Так что я находился в курсе того, что щенок хорошо ест, весело играет, спит – одним словом, после вакцинации чувствует себя хорошо. Однако в последние дни она не звонила – видимо, стеснялась лишний раз побеспокоить, а мне самому все никак не удавалось выкроить время на телефонный звонок.

«Неужели у щенка поднялась температура тела и развилось постпрививочное осложнение? Вакцина-то для прививки представляла собой живой, только слегка ослабленный вирус чумы… Вот и началось заболевание», – стало мерещиться мне. Но этого не должно было случиться… Ведь все подготовительные перед прививкой мероприятия владельцы выполнили исправно: провели дегельминтизацию, три дня подряд измеряли щенку температуру тела, а в день проведения вакцинации я лично провел собаке контрольное измерение. К тому же три последующих дня температура тела щенка, как мне было известно, стабильно оставалась нормальной. Кроме того, владельцы, будучи людьми педантичными и исполнительными, малыша не купали и не переохлаждали. Все мои рекомендации выполняли скрупулезно и четко. Но, конечно же, могли и недосмотреть за вертким щенком-непоседой…

Так как в моем случае самый ответственный десятидневный период еще не прошел, то мой мозг непроизвольно стал лихорадочно думать, как спасать заболевшего малыша. Ведь телефонный звонок Виктора Ивановича, который сам еще ни разу с работы мне не звонил, говорил о многом…. Генерал, как правило, рано уезжал на службу и только поздно вечером возвращался домой. А на работе, с его слов, на личные дела, порой даже на обед, не оставалось времени.

Как я уже сказал, звонила и докладывала мне о состоянии щенка его супруга, на которой лежали все домашние дела – от закупки продуктов и приготовления пищи до уборки квартиры. Но когда Виктору Ивановичу выходной день удавалось провести дома, то для всей семьи наступал настоящий праздник. Генерал в этот день любил порадовать домочадцев своим кулинарным искусством. Его коронным блюдом был испеченный им лично торт «Наполеон», который Виктор Иванович готовил по собственному рецепту. Сверху торт был щедро посыпан не только сухой крошкой, срезанной с тех же коржей, но еще какой-то специальной, очень вкусной пекарской добавкой, известной одному лишь автору кулинарного шедевра. Свое изобретение генерал никому не выдавал.

Как он мне признался, у него лишь дважды подгорели коржи. Первый раз это произошло из-за телефонного звонка по правительственной спецсвязи, когда он выслушивал доклад о ходе ввода в Афганистан ограниченного контингента советских войск. Второй – во время разыгравшегося приступа стенокардии, вызванного внезапной смертью его любимой тринадцатилетней овчарки. Собака, которой только одной из всего семейства генерала разрешалось заходить на кухню во время приготовления торта, именно в тот момент, когда вот-вот нужно было извлекать коржи из духовки, подошла к своему любимому хозяину и бездыханно упала у его ног.

Несмотря на то что Виктор Иванович был мной заранее подготовлен к такому неожиданному печальному событию и человеческий разум понимал неизбежность кончины старой овчарки, тем не менее дать команду сердцу не реагировать на смерть близкого друга оказалось ему не по силам. Пока он принимал нужные сердечные пилюли, коржи в духовке здорово пригорели.

…Спокойный, ровный тон голоса Виктора Ивановича и его последующее сообщение, что с Джериком все в порядке, меня тут же успокоили. Не успел я предположить, чем же все-таки вызван неожиданный звонок генерала, как Виктор Иванович, напомнив мне о том, что я в настоящее время живу бобылем, поинтересовался, не намечены ли у меня в это воскресенье визиты к больным животным. А затем спросил, как я отнесусь к тому, чтобы наступающий выходной день полностью посвятить отдыху у него на даче. Конечно же, я сразу согласился. Тем более что за предстоящий – субботний – день у меня была возможность навестить всех своих больных пациентов, а в воскресенье позволить себе, наконец, расслабиться. Договорившись с Виктором Ивановичем о встрече, я вернулся в ванную.

Последующий вечер и весь субботний рабочий день меня не покидали думы о предстоящей встрече. В моей голове крутились разные догадки. Одна сменяла другую… Перед тем как погрузиться в крепкий сон, мне подумалось, что завтра у генерала намечается какое-то особое семейное торжество…

В воскресенье утром, как мы и договаривались, ровно в десять ноль-ноль сверкающий черным лаком лимузин, утыканный многочисленными антеннами, с глухими темными шелковыми шторками на окнах, государственным номерным знаком, окантованным никелированной рамкой, и с желтой фарой посередине переднего хромированного бампера, чинно подкатил к подъезду моего дома.

Машина за какие-то тридцать минут домчала меня до пункта назначения. Тотчас же тяжелые глухие высоченные ворота как бы нехотя распахнулись, и мы въехали на территорию дачи. Проехав по асфальтовой дороге метров сто, мы встретили Виктора Ивановича, прогуливающегося с Джериком по большому тенистому парку и, по-видимому, поджидавшего нас.

– Анатолий Евгеньевич! Здравствуйте! Спасибо, что приехали, – поблагодарил меня генерал после крепкого дружеского рукопожатия.

– Сегодня у нас будет обед, чай с тортом, и уже готовится парилка, – сообщил он обширную программу выходного дня, интригуя меня еще больше.

Не успели мы войти в дом, как супруга Виктора Ивановича, очаровательная Виктория Порфирьевна, тут же пригласила нас на завтрак. Оказывается, супружеская чета в ожидании меня не попила даже утреннего чая.

Надо сказать, что как только я впервые познакомился с Викторией Порфирьевной, то с первых же минут общения с этим семейством был ею очарован. Я испытывал неподдельное удовольствие от того, что мог находиться в кругу таких спокойных, по-настоящему интеллигентных людей, нежно любящих друг друга. Надо отметить, что и домашние животные в этой семье вырастали уравновешенными и невероятно понятливыми. Как, например, недавно скончавшаяся беззлобная старенькая овчарка, обладавшая с малых лет чрезвычайным умом и кротким нравом. Или Джерик, который, несмотря на щенячий возраст, уже отличался спокойным добрым характером и смекалкой.

Виктория Порфирьевна, как обычно, немного посидев с нами и убедившись, что приготовленный омлет и творожная запеканка с изюмом едоками поглощаются с большим аппетитом, сослалась на дела по кухне и на время нас покинула.

Как только было покончено с творожной запеканкой, Виктор Иванович неожиданно для меня затронул чисто медицинскую проблему, касающуюся несовершенства мировой медицинской науки и практики. При этом он почему-то сразу и как-то особенно выделил проблему медицинских исследований в области изучения высшей нервной деятельности человека и непосредственно ее психической сферы.

– Вам, Анатолий Евгеньевич, как практикующему врачу, ученому и экспериментатору, хорошо известно, что в настоящее время исследователи могут вызвать у лабораторного животного любую искусственную патологию, смоделировать то или иное болезненное состояние, чтобы данные результатов затем экстраполировать на человека. Я читал вашу интересную статью об осложнениях у собак на центральную нервную систему и психическую сферу, из которой сделал вывод, что самое сложное у ветеринаров и медиков – это лечение спонтанной патологии, когда животное или человек внезапно заболевает психическим расстройством и болезнь протекает совершенно иначе, чем аналогичная, искусственно воспроизведенная у экспериментального животного.

– Да, именно так, – согласился я. – Подмеченные мной психотические нарушения у собак в основном явились следствием недостаточно внимательного отношения некоторых ветеринарных врачей к вакцинации собак от бешенства во время ежегодных массовых прививочных кампаний. Ведь используемая ими вакцина изготовлена из живых вирусов по технологии пятидесятых годов. Она к тому же лишь слегка ослабленная.

– Именно так. Я обратил особое внимание на приведенный вами пример с психическим нарушением у восьмилетней овчарки после вакцинации ее против бешенства, – подтвердил мой собеседник, продолжая внимательно меня слушать.

– Так вот, патологическое состояние у данной особи пожилого возраста развилось именно после введения ей нашей, отечественной, антирабической вакцины. Буквально через несколько дней у породистой овчарки с вполне уравновешенной психикой, с отличной родословной и хорошим психосоматическим анамнезом на фоне полнейшего благополучия вдруг появились слуховые и зрительные галлюцинации. Служебная собака сошла с ума, или, как говорится, потеряла рассудок. Она то прислушивалась к каким-то несуществующим шорохам, то набрасывалась на невидимых врагов. После длительного и изнуряющего сражения с врагами, порожденными галлюцинациями, обессилев, падала и засыпала.

Когда я впервые столкнулся с такой необычной картиной болезни у собаки, то несколько растерялся.

Мои учителя, к сожалению, тоже никогда не встречались с подобной картиной и посему оказались бессильны мне что-либо посоветовать. Тогда, используя свои личные связи, мне пришлось обратиться к известным зубрам медицинской психиатрии, ведущим специалистам Института психиатрии Академии медицинских наук СССР. Им же, в свою очередь, контакт с ветеринарным практиком, к тому же работающим над диссертацией по проблеме вирусологии, оказался интересным и научно выгодным.

В ту пору, в конце шестидесятых – начале семидесятых годов, некоторые ученые выдвигали даже гипотезу о том, что отдельные бредовые состояния у человека и такое таинственное заболевание, как шизофрения, вызваны каким-то неизвестным нейротропным вирусом. В нашем академическом институте вирусологии нашлись даже энтузиасты-исследователи, которые от больных шизофренией людей пытались выделить вирус – возбудитель этой давнишней и весьма загадочной болезни. Но увы, открытия у них не получилось. Ученым так и не удалось найти специфический вирус шизофрении.