Текст книги "Шестьдесят календарных лет Аркадия Семёнова – на алтарь Отечественного подводного флота. Записки подводника"

Перечисленные средства ВТО вполне достаточно для уничтожения ядерных объектов Ирана и всей его военно-промышленной инфраструктуры. Ясно, что США будут стремиться ликвидировать весь военно-промышленный потенциал Исламской Республики. Вот почему самолетам, несущим бомбы большой разрушительной силы для поражения подобных целей, придется входить в зону действия системы ПВО Ирана. С остальными объектами вполне справятся крылатые ракеты.

Что может противопоставить система ПВО Ирана крылатым ракетам «Томагавк» и планирующим бомбам? Да ничего существенного! На чем основывается всеобщее убеждение, что ЗРК и истребители-перехватчики способны уничтожить воздушные цели в реальной боевой ситуации, когда на тебя нападает сильный противник, каковым, без сомнения, являются США? В основном, – на показушных стрельбах в мирное время во время манёвров и учений, когда для высшего генералитета и руководителей страны пускают мишени и красочно их сбивают.

При этом, конечно, рапортуют о выполнении поставленной боевой задачи в условиях применения «супостатом» радиоэлектронных помех. Ни генералитету, ни руководству страны не докладывают, что воздействие помех руководителями учений было организовано так, чтобы, не дай бог, не воспрепятствовать уничтожению мишеней. Случайные или преднамеренные действия условного противника по организации радиоэлектронного противодействия не по запланированному сценарию приводят, как правило, к тому, что мишени уничтожить не удаётся. Такие провальные случаи либо замалчиваются, либо списываются на какие-то технические огрехи. Памятен случай, когда на одном из южных полигонов СССР, станцией помех была подавлена новейшая РЛС, еще не принятая на вооружение.

Скандал был неописуемый. Военные и разработчики РЛС перед руководством страны смогли оправдаться только тем, что принятые нами помехи не были включены в перечень допущенных к использованию помех, которые ранее утверждены главкомом ПВО СССР. Вот только интересно, был ли этот перечень утвержден в Пентагоне?

Последствия такой «страусовой» политики выходят боком, когда дело доходит до реальных боевых действий. Бомбардировка Ливии, осуществленная Соединенными Штатами весной 1986 года, выполнялась при полностью подавленной помехами системе ПВО страны. Это сделали всего пять самолетов РЭП ЕР-111 А, сопровождавших ударные группы авиации США. Ливийские средства ПВО пытались обстрелять американские машины, но не причинили им никакого вреда.

Когда ливийцы предъявили претензии к СССР за низкую помехозащищенность и эффективность советских ЗРК и радаров дальнего обнаружения, то мы свалили всю вину на ливийских офицеров, обслуживавших эти системы. То ли у них в это время намаз был, то ли еще что-то, но Москва уверяла, что поставленное в Ливию оружие имеет высокую эффективность, и ссылалась на результаты полигонных стрельб.

Другой пример. Война в Ливане 1982 года, когда Израиль с Голанских высот подавил наш ЗРК С-200 простейшей шумовой помехой и далее гонял его по долине Бекаа как зайца по степи, пока его не добили самолеты. А ведь этот комплекс обслуживали советские офицеры…

Какой из этого следует вывод? При «бесконтактном ударе» по Ирану американцы обязательно прибегнут к подавлению системы противовоздушной обороны средствами РЭП, поэтому не следует строить иллюзий насчет наших комплексов С-200ВЭ, С-300ПМУ1 и «Тор-М1», имеющихся у Ирана. Они не смогут оказать серьезного сопротивления агрессору. Планирующие управляемые бомбы после их сброса с самолета просто уже нельзя уничтожить. Сами американские бомбардировщики будут находиться на большой высоте, где ЗРК их не достанут. Крылатые ракеты летят на малой высоте и почти не заметны для радаров даже в отсутствие помех. А при помехах же их точно не будет видно.

Военная авиация Ирана ещё слабее. Для уничтожения низколетящей цели истребитель должен «поднырнуть» под неё, чтобы увидеть на фоне неба. При взгляде сверху такая цель практически не видна на фоне отражений от подстилающей поверхности. Кстати, и зенитная ракета при наведении на низколетящий объект сначала выходит на большую, чем у него, высоту и после этого пикирует на цель. При этом ракета опять-таки должна видеть её на фоне земли.

Не следует думать, что описанное положение дел имеет место только применительно к российским (советским) ЗРК и истребителям. Вспомним первую войну с Ираком. Хвалёный американский комплекс «Патриот», стоявший в Израиле, не мог перехватить иракские баллистические ракеты «Скад», летевшие по простейшей баллистической траектории. Причем головные части ракет вообще не были защищены никакими иракскими средствами РЭП.

Невольно возникает вопрос: почему при шумной хвалебной рекламе в средствах массовой информации в мирное время в реальных боевых условиях системы ПВО оказываются вовсе не такими, какими их хотели бы все видеть? И даже не в боевых условиях. Достаточно вспомнить прилёт Руста на Красную площадь в День пограничника, когда граница тем более должна быть «на замке». Ответ таков: системы ПВО, будь то в России, США и любых других странах, еле дышат без всяких помех. А при грамотном РЭП они разваливаются как карточные домики. Это происходит не потому, что системами ПВО занимаются менее квалифицированные специалисты.

Нет, делают их как раз значительно более многочисленные коллективы высококлассных профессионалов. Просто такова объективная физика явлений, точнее, радиотехника и радиофизика явлений – нравится это кому-нибудь или нет. Так что же остаётся предпринять Ирану, система ПВО которого не сможет ничего сделать с оружием нападения? Остаётся только одно – действовать по принципу: если ты не в состоянии уничтожить противника, постарайся максимально снизить эффективность его оружия.

Благодаря чему можно уменьшить ущерб, который способны нанести уже пущенные крылатые ракеты «Томагавк» и уже сброшенные с самолетов планирующие бомбы? Оказывается, благодаря всё тем же помехам, но уже создаваемых Ираном против высокоточного оружия США. Промах крылатых ракет и планирующих бомб по целям должен быть увеличен. Каким образом?

Попадание крылатых ракет, планирующих бомб и других образцов ВТО в цель обеспечивается только применением при наведении их на нужный объект спутниковой навигационной системы GPS. На каждой ракете, на каждой бомбе стоит GPS-приемник, на который приходят сигналы с входящих в эту систему спутников. По этим сигналам происходит измерение текущих географических координат, причем с точностью до единиц метров.

В высокоточное оружие (ВТО) перед его пуском вводятся географические координаты целей, которые должны быть уничтожены. Задачей управления полётом является вывод ракеты или бомбы в точку с заданными географическими координатами, то есть на поражаемые объекты. Для этого используются постоянно измеряемые текущие координаты образца «О», сравниваются с конечными координатами цели и вырабатываются команды управления рулями.

И хотя на крылатых ракетах стоит еще инерциальная система наведения, не подверженная действию никаких помех, она не даёт той точности наведения, которая нужна высокоточному оружию. Самая суперсовременная инерциальная система (причём американская!) даёт ошибку в одну милю за час полета. Но эта система имеет такие размеры и вес, что в крылатую ракету её не поместишь, поэтому на КР устанавливаются инерциальные системы, имеющие значительно худшую точность наведения.

Из сказанного следует важный вывод: для увеличения промаха высокоточного оружия необходимо помехами «заглушить» приёмники GPS. Задача вполне решаемая, тем более что, напомню, подобный прецедент уже был в 2003 году в первые дни войны в Ираке. Там находились российские передатчики помех приёмникам системы GPS – так называемые «глушилки». Их использование привело к тому, что высокоточное оружие не могло измерять своё текущее местоположение, а, следовательно, не поступала информация для выработки команд управления полетом. Крылатые ракеты промахивались, а часть из них улетала в непрогнозируемом направлении.

На пятый день войны разразился громкий международный скандал с обвинениями в адрес России. Его детали можно посмотреть в Интернете. И только после того, как американцы в течение следующих пяти дней ориентировочно узнали места установок «глушилок» и ковровыми бомбардировками сравняли с землей целые районы вместе с передатчиками помех, кампания пошла по намеченному плану. Этот факт показал всему миру, как с помощью достаточно дешёвого средства можно фактически снизить до нуля эффективность высокоточного оружия, а заодно и другой разнообразной военной техники, использующей спутниковую навигационную систему. Отсюда следует, что если Иран захочет защититься от ВТО, над всей территорией Исламской Республики с помощью «глушилок» системы GPS нужно организовать сплошное электромагнитное поле помех. Тогда приемники GPS, установленные на высокоточном оружии и других объектах, будут подавлены.

Характер информационных войн XXI века

Проблемы XXI века будут количественно и качественно отличны от тех, которые были характерны для периода холодной войны, в связи с этим потребуются коренные изменения институтов национальной безопасности, военной стратегии и подходов к вопросам обороны к 2020 году.

Несмотря на неопределённость встающих проблем и угроз XXI века, США намерены и в будущем сохранить роль мирового лидера. Для этого они ориентируются на опережающее формирование адекватной их интересам стратегической среды, а в случае неуспеха – на готовность к силовой нейтрализации неблагоприятных для США процессов.

В этой связи примечателен следующий факт. В августе 1997 г. ЦРУ провело брифинг о развитии Каспийского региона как одного из наиболее богатых нефтяными и газовыми ресурсами. Для наблюдения за развитием политических событий в регионе и оценки его потенциала ЦРУ создало специальное подразделение.

После доклада представителя ЦРУ присутствовавшая на брифинге госсекретарь США Мадлен Олбрайт заявила, что «одной из самых важных задач… будет работа над формированием будущего этого региона». В этих словах – суть информационного противоборства: создание всеми средствами необходимой, отвечающей глобальной стратегии США, политической атмосферы в тех регионах, которые, как они полагают, входят в сферу их национальных интересов. Характерно, что силовое решение вопроса считается провалом и должно использоваться только в крайнем случае.

Такая концепция может быть реализована, например, как стратегия «управляемого хаоса», построенного, как в случае с Югославией, на межэтнических или религиозных конфликтах. Искры такой политики прослеживаются и на Кавказе, и в Крыму, и в Белоруссии. Все они направлены на достижение одной цели – дальнейшего ослабления России как соперницы США и препятствования её возрождению.

Таким образом, в число сфер ведения боевых действий, помимо земли, моря, воздуха и космоса теперь включается и информационная сфера.

Достижение победы в военных действиях в XXI веке будут определять уже не технические средства вооружений, а информация. Это еще раз подтверждает те принципиальные различия, которые предстоит пройти человечеству при переходе от постиндустриального общества к обществу информационному.

Развитие информационных технологий ведёт к глобальным переменам в политической и военной сфере. По мнению западных и отечественных политологов, это приведёт в первой четверти XXI века к кардинальному изменению самого способа ведения войн и облику ВС.

Массовые армии уступят место меньшим по численности вооруженным силам, укомплектованным исключительно профессионалами (прежде всего специалистам информационного противоборства). Масштаб предстоящих революционных изменений в военном деле сравнивают с глубинными переменами, имеющими место во времена оснащения европейских армий артиллерией и стрелковым оружием.

События в Персидском заливе в январе 1991 года и Югославии в 1999 году, войны в Ираке и Афганистане внесли новые штрихи в представление о войнах будущего информационного общества. Война в зоне Персидского залива может быть определена как первая полномасштабная война нового этапа в функционировании вооруженных сил в условиях создания глобального мирового информационного пространства.

Информационное превосходство сыграло решающую роль в победе многонациональных сил. В ходе агрессии стран НАТО против Югославии только информационные операции блока НАТО смогли обеспечить необходимый результат – вывод из Косово сербских вооруженных сил.

Очевидна тенденция современного мирового военно-политического руководства к комплексному сочетанию средств вооруженной борьбы (авиационно-бомбовые и ракетные удары без соприкосновения с противником) и информационной борьбы (информационное воздействие на психику политической элиты и населения страны-противника и всего мирового сообщества).

Прослеживая эту тенденцию на десятилетия вперёд, представим себе войны, когда миллионы людей на экранах домашних дисплеев смогут по желанию наблюдать авиационные удары и одновременно сами являться объектами комплексного информационно-психологического воздействия противоборствующих сторон. Сражения будут в основном информационными, и усовершенствованный экран сможет создавать комплексный эффект присутствия, удовлетворяя естественную потребность в драматических событиях и острых эмоциональных переживаниях любого человека в любой точке земного шара. Не исключено, что среди прочих параметров могут учитываться и определённые психофизиологические изменения после целенаправленных информационных воздействий.

Начиная с 1994 г., в США проводятся официальные научные конференции по «информационной войне» с участием видных представителей военно-политического руководства страны. С этой целью в США уже создан Центр информационной стратегии и политики, задачей которого является изучение возможностей использования информационных технологий в военных конфликтах XXI века.

Во всех вооруженных конфликтах, в которых принимали участие США («Буря в пустыне», операция на Гаити, агрессия против Югославии др.), были апробированы различные виды информационного оружия.

К настоящему времени должности офицеров, занимающихся приёмами информационной войны, введены в армии, на флоте и в военно-воздушных силах США. В июне 1995 года Национальный университет обороны в Вашингтоне осуществил выпуск первой группы специалистов в области информационной войны.

А осенью 1999 года в США создан центр ведения кибернетической войны (наступательной и оборонительной). По американской терминологии выделяются четыре основные категории таких операций:

• против воли нации,

• против командования противника,

• против вражеских войск,

• на уровне национальных культур.

До недавнего времени одним из средств обеспечения военной деятельности, боевых действий войск являлись психологические, информационно-психологические, специальные операции.

Так было ранее, но сегодня уже не так. Пример тому – победа без вооружённой борьбы над Советским Союзом и над странами Варшавского договора, которая не может быть объяснена, если не признать, что специальные операции и информационно-психологические операции превратились из операций по обеспечению тех или иных классических видов военной деятельности в самостоятельный тип войны.

Относиться к этому типу войны как к обеспечению, то есть вести себя классически в неклассической ситуации, означает обречь себя на поражение. События в Персидском заливе в 2003 году еще раз показали, насколько радикальные изменения произошли в сущности современной войны. Прежде всего, войну в Ираке в 2003 году нельзя рассматривать изолированно от иных видов противоборств (кроме вооружённой борьбы) на протяжении почти 13 последних лет.

Во-первых, это экономическое противоборство, главным содержанием которого стала экономическая блокада Ирака. Достаточно сказать, что с 1991 года в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН осуществлялось эмбарго на торговлю Ирака с другими государствами. Соответственно состоявшие на вооружении Ирака образцы вооружения и военной техники морально устарели, требовали ремонта и глубокой модернизации.

Вполне закономерно, что к началу боевых действий в 2003 году общее соотношение основных сил и средств коалиционной группировки и Ирака составляло 4,4: 1, а по авиации – 8: 1 (с учетом боевых потенциалов). Всё это в конечном итоге предопределило исход операции.

Во-вторых, это информационное противоборство, причём информационное противоборство второго поколения, основной целью которого является трансформация сознания людей, прежде всего элиты. Нуждаются в дополнительном изучении методология, формы и способы информационной борьбы, применённые в Ираке, но факты говорят сами за себя – достойного сопротивления противнику вооружённые силы и население Ирака не оказали.

Все аналитики едины в одном – странной получилась вторая половина войны, начиная с так называемой обороны Багдада. По некоторым данным, войска Саддама Хусейна насчитывали около миллиона человек. Но в боях фактически участвовал лишь один корпус из семи.

Ирак не использовал всех возможностей асимметричных действий против противника, обладающего технологическим превосходством, но уязвимого, прежде всего, в результате потерь в живой силе. Пассивность действий иракских вооруженных сил, отсутствие даже попыток применения авиации, неэффективное использование естественных заграждений, нефтяных объектов для задержки продвижения противника, неорганизованное использование ополчения и формирований для ведения партизанской борьбы свидетельствуют, прежде всего, о морально-психологической неготовности руководства и вооружённых сил Ирака к ведению противоборства, адекватного имеющимся условиям и возможностям. Можно привести примеры успешного противоборства со стороны антииракской коалиции и в иных сферах: политической, дипломатической и т. д.

Таким образом, военные действия в Ираке в 2003 году были лишь завершающим этапом информационной войны в самых различных сферах, без которой сама вооружённая борьба оказалась бы просто неэффективной. В этом отношении достаточно аргументировано звучит вывод президента Академии военных наук Российской Федерации М. А. Гареева:

«С точки зрения развития военного искусства опыт войны в Ираке не позволяет сделать какие-либо далеко идущие выводы, поскольку серьёзной войны с сильным противником не было. Была расправа политически изощрённого и технологически мощного государства над заведомо ослаблённой во всех отношениях страной…».

Но этот вывод как раз подчёркивает значимость глубочайших изменений сущности современной войны, в которой вооружённой борьбе предшествует политико-дипломатическая игра, экономическая, информационная, информационно-психологическая и другие виды борьбы. Значимость нетрадиционных форм противоборства особенно полно иллюстрирует развитие способов информационной войны в современных условиях. Информационное оружие в настоящее время достигло такого развития, что способно решать стратегические задачи геополитического уровня.

Современные информационные технологии уже способны перестраивать сознание людей. Это значит, что войны теперь и впредь будут проходить не только в пространстве и времени, но и в ином измерении – в сознании людей и за их души.

В настоящее время ещё недостаточно оценена глобальная угроза формирования нашего образа мышления не нами, а другими. В этих условиях особое значение приобретает устойчивость сознания населения ко всему, что обрушивается на него извне, в том числе и от собственных СМИ. Это в полной мере касается не только «простых людей», но и – что самое важное – элит, которые, с одной стороны – сами легко внушаемы, а с другой – играют огромную роль в формировании общественного мнения.

Стратегическую роль информационной войны подтверждает и следующий факт. С конца 90-х годов основной тенденцией в развитии понимания роли и места информационного противоборства специалистами американской Рэнд Корпорэйшн является осознание того факта, что информационная война стратегического масштаба, являющаяся самостоятельным видом стратегического противоборства, вполне способна разрешать конфликты без применения военной силы. Соответственно в оборот введено понятие «стратегическая информационная война второго поколения».

Сетецентрические войны

Сетевая война – новая концепция ведения войн, разработанная начальником Управления реформирования ВС США под управлением вице-адмирала Артура Цебровски. Она активно внедряется сегодня в практику ведения боевых действий США в Ираке и Афганистане, тестируется на учениях и симуляторах. Разработчики этой теории убеждены, что в ближайшем будущем эта теория, «если не заменит собой традиционную теорию войны, то существенно и необратимо качественно изменит её».

Сетевая или сетецентрическая теория войны основана на фундаментальном делении циклов человеческой истории на три фазы – Аграрная, Промышленная и Информационная эпохи. Этим эпохам строго соответствуют социологические понятия – предмодерн, модерн и постмодерн.

Информационная эпоха – это период постмодерна, который проходит сегодня, когда развитые общества Запада (в первую очередь США) переходят к качественно новой фазе. Ключевым понятием для всей этой теории является термин «сеть». Смысл сетевого принципа заключается том, что главным элементом всей модели является «обмен информацией» – максимальное расширение форм производства этой информации, доступа к ней, её распределения, обратной связи. Сеть представляет собой новое пространство – информационное, в котором и развертываются основные стратегические операции – как разведывательного, так и военного характера, а также их медийное, дипломатическое, экономическое и техническое обеспечение.

Боевые единицы, система связи, информационное обеспечение операции, формирование общественного мнения, дипломатические шаги, социальные процессы, разведка и контрразведка, этнопсихология, религиозная и коллективная психология, экономическое обеспечение и т. д. – все это отныне видится как взаимосвязанные элементы единой сети, между которыми должен осуществляться постоянный информационный обмен.

Смысл военной реформы в рамках «новой теории войны» информационной эпохи состоит в создании мощной и всеобъемлющей сети, которая концептуально заменяет ранее существовавшие модели и концепции военной стратегии, интегрирует их в единую систему. Регулярная армия, все виды разведок, технические открытия и высокие технологии, журналистика и дипломатия, экономические и социальные трансформации, гражданское население и кадровые военные, регулярные части и отдельные слабо оформленные группы – всё это интегрируется в единую сеть, по которой циркулирует информация.

Создание такой сети составляет сущность военной реформы Вооружённых Сил Соединённых Штатов Америки.

Центральной задачей ведения всех сетевых войн является «совокупность действий, направленных на формирование модели поведения друзей, нейтральных сил и врагов в ситуации мира, кризиса и войны». Это означает заведомое установление полного и абсолютного контроля над всеми участниками актуальных или возможных боевых действий и тотальное манипулирование ими во всех ситуациях – и тогда, когда война ведётся, и тогда, когда она назревает, и тогда, когда царит мир.

Внедрение сети представляет собой лишение стран, народов, армий и правительств мира какой бы то ни было самостоятельности, суверенности и субъектности, превращение их в жестко управляемые, запрограммированные механизмы, что означает прямой планетарный контроль – мировое господство нового типа, когда управлению подлежат не отдельные субъекты, а их содержание, их мотивации, действия и намерения. И враги, и занимающие нейтральную позицию силы, по сути, заведомо подчиняются навязанному сценарию, действуют не по своей воле. Это – выигрыш битвы до её начала.

Цель сетевых войн – абсолютный контроль над всеми участниками исторического процесса в мировом масштабе. И здесь являются необязательными прямая оккупация, массовый ввод войск или захват территорий. Излишни армейские действия и огромные военные траты. Сеть – более гибкое оружие, она манипулирует насилием и военной силой только в крайних случаях, и основные результаты достигаются влиянием на широкую совокупность факторов – информационных, социальных и т. д.

Задачей сетецентрических войн для США является «внушение всем мысли об отказе и бессмысленности военной конкуренции с США». Сетевую войну ведут именно США и ведут её против всех остальных стран и народов – как против врагов, так и против друзей и нейтральных сил.

Установление внешнего контроля и внешнее управление действиями и есть порабощение – только в эпоху постмодерна оно оформлено в иные образы, нежели в индустриальную эпоху. Но сеть – это не что иное, как система ведения войны и военных действий, даже если она подается как благо.

Эта война ведётся и против России и направлена, как и всякая война, на её покорение, подчинение и порабощение, в каких бы терминах это ни преподносилось. Совершенно очевидно, что российские спецслужбы, политические институты, системы обороны, силовые министерства и ведомства концептуально остаются в рамках стратегий эпохи модерна, индустриального общества. Такие структуры принципиально не способны не только эффективно справиться с вызовом постмодернистских сетевых технологий, но и корректно распознать сам факт их применения. Используемые сетевые технологии слишком тонки и рафинированы для устарелых систем функционирования спецслужб, которые беззащитны и совершенно неэффективны против системных действий со стороны США.

Сегментами этой глобальной сети выступает как прямое проамериканское лобби экспертов, политологов, аналитиков, технологов, которые окружают власть плотным кольцом, так и многочисленные американские и европейский фонды. Представители крупного российского капитала и высшего чиновничества естественным образом интегрируются в западный мир, где хранят свои сбережения.

Средства массовой информации массированно облучают читателей и телезрителей потоками визуальной и смысловой информации, выстроенной по американским образцам. И большинство этих процессов невозможно квалифицировать как действия «внешней агентуры», как это было в индустриальную эпоху Технологии информационного века не улавливаются классическими системами и методиками индустриальных спецслужб.

В последние годы сетевые войны стали все более очевидными. В жесткой форме они ведутся США в Ираке и Афганистане, готовятся в Иране и Сирии. В мягкой форме апробировались в Грузии, на Украине, в Молдове, других странах СНГ. Оранжевая революция в Киеве — типичный пример реализации именно таких технологий. Задача отрыва Украины от России была решена энергично, упорно, с использованием множества факторов, причем без применения классических силовых методов. Важнейшим инструментом этого процесса являлась оранжевая сеть. Она создана по всем правилам ведения сетецентрических операций. Каждый участник драматической украинской осени 2004 года был манипулируем. Кто-то напрямую, кто-то косвенно, кто-то через Россию, кто-то через Европу, кто-то через экономические или религиозные рычаги. Именно в Украине Соединённые штаты применили свою стратегию «управляемого хаоса».

Провал России и пророссийских сил на Украине был предопределён до начала событий в Киеве. Ибо между собой столкнулись силы, совершенно несимметричные – индустриальные технологии против информационных (постиндустриальных). Именно оранжевая революция в Киеве показала всю бездну российского отставания и весь объём американского превосходства. На пути к мировому сетевому господству США сделали еще один выразительный и внушительный шаг.

Теперь уже нет сомнений, что сходная участь ожидает в ближайшем будущем и саму Россию. Это произойдет даже в том случае, если Россия останется в статусе нейтральной державы или даже друга США. В России естественным образом назревает кризис, и поведением её в этот период займутся и уже активно занимаются американские архитекторы сетевых войн. Для этого будут использованы основные сегменты внутри самой России, влияние на социальные, информационные и когнитивные процессы, всем будут отведены свои роли, и все будут вынуждены их исполнять – и оранжевые, и их противники, и оппозиция, и охранительные структуры, и обыватели (даже их пассивность и отчужденность может быть использована в сетевых войнах)!!!

Единственным теоретически стройным ответом со стороны России была бы разработка симметричной сетевой стратегии с параллельным и стремительным броском отдельных структур государства (органов управления, спецслужб, академической науки и информационной сферы) с целью ускорения постмодернизации.

Определённая часть российской государственности должна быть в авральном порядке очищена от сегментов американской сети, переведена в экстраординарный режим работы, наделена чрезвычайными полномочиями и брошена на создание адекватной сетевой структуры, способной хотя бы частично противодействовать американскому вызову

Это потребует создания специальной группы, куда войдут отдельные высокопоставленные чиновники, лучшие пассионарные кадры различных спецслужб, интеллектуалы, учёные, инженеры, политологи, корпус патриотически настроенных журналистов и деятелей культуры.

Задачей этой группы должна стать разработка модели евразийской сети, вобравшей в себя основные элементы американского постмодерна и информационного подхода, но направленной симметрично против вектора её воздействия. Это значит, что необходимо произвести срочную и чрезвычайную «постмодернизацию» российских ВС, спецслужб, политических институтов, информационных систем, коммуникаций и т. д.

Это невероятно трудная задача, но, не решив её, Россия обречена на поражение от оранжевых сетевых технологий. В сетевой войне можно выиграть только сетевыми средствами, адаптировав к собственным условиям и целям эффективные и стремительно развивающиеся технологии.

Как представляется, самое нерациональное, что можно было бы сделать, обнаружив новое магистральное направление в развитии систем и средств вооруженной борьбы в США, попытаться, как уже неоднократно имело место в советское время, организовать массированную и затратную «погоню» в этом направлении. Понятно, что ни военная наука, ни оборонно-промышленный комплекс, ни академическая наука России в их нынешнем состоянии просто не способны ставить и решать проблемы подобных масштабов и сложности. Даже если предположить, что государство смогло бы изыскать достаточные средства для финансирования амбициозной программы «сетецентрирования» ВС РФ, вероятность результативного завершения последней была бы исчезающее малой, хотя все выделенные средства были бы, несомненно, освоены.