Текст книги "По следам Добрыни"

Неужели сам князь объезжал всех пахарей своей земли, чтобы пригласить их в войско? Даже если допустить, что Олег объезжал всю землю, чтобы лично воодушевить крестьян и горожан перед войной (что вполне вероятно), объезд пашен для личной беседы с каждым пахарем был бы нелепицей, огромной и бесцельной тратой времени.

Нет, юный Олег Древлянский поехал явно к одному Микуле. Он поехал к нему в сопровождении блестящей свиты, описанной в былине (как если бы речь шла о Вышгородской встрече князей!). Князь осадил коня на скаку возле пахаря, шедшего за плугом, и – возвел Микулу в бояре. После чего тут же поставил его во главе земельного ополчения[96]96
  96 Значение события может осветить знаменательная западная параллель. В 1581 году королева Елизавета Английская посвятила в рыцари Френсиса Дрейка на борту его корабля «Золотая лань», на котором он совершил кругосветное плавание. «Это было самое важное рыцарство, когда-либо дарованное английским государем, – писал историк Дж. М. Трэвэлиэн, – ибо оно было прямым вызовом Испании и призывом к народу Англии обратиться к морю и искать свою силу там» (G. М. Trevelyan. History of England, p. 352). Через несколько лет Дрейк во главе английского флота спас Англию от испанского вторжения, от знаменитой Армады.
  «Посвящение Микулы в рыцари» имело не меньшее значение. Оно точно так же было вызовом (варягам) и призывом к народу. И в обоих случаях монарх не призывал простолюдина ко двору, а сам специально приезжал к простолюдину.


[Закрыть].

Конечно, это была сознательная, продуманная Добрыней демонстрация опоры на свободное крестьянство. Она была, в частности, обещанием крестьянству захваченных Свенельдом земель и призывом бежать в свободные земли и вступать там в ополчение. Вероятно, прямо от плуга русских людей не возводили в бояре ни до ни после. Былине было что запомнить!

Присмотримся поближе к некоторым параллелям той же эпохи. Кожемяка, бегло упомянутый выше, победил в единоборстве печенежского богатыря и этим купил для Руси три года мира (использованные для строительства крепостей на печенежской границе). За это Владимир возвел его в бояре («великие мужи»). Мало того, Владимир возвел в бояре и его отца – за то, что тот вырастил сына-героя.

То же мы видим и в былине. Илья Муромец – крестьянский сын. Но не следует заблуждаться: он – старший из богатырей, то есть предводитель княжеской дружины. Это означает, что он стал боярином!

Однако ни Илья, ни кожемяки боярами не родились. Эти люди из народа возведены Владимиром в боярство за выдающиеся заслуги, им доверены высокие посты в обход родовитых людей. Перед нами своеобразное «мужицкое боярство» Древлянского дома. Естественно, правом возводить в бояре обладал каждый князь. Да только известно «мужицкое боярство» лишь при Владимире, оно было его программной политикой.

И это очень серьезная политика – русский вольный вечник (безразлично, смерд или горожанин) имел ряд прав: на личную свободу, на участие в вече и думе (то есть на личное или через выборных участие в решении государственных дел), на землю, на оружие. Но среди них было и право на свободный доступ за заслуги в высшее сословие, в бояре. При отнятии у народа оружия и веча о свободном доступе простолюдина в боярство не могло быть и речи. Церемония на пашне напоминала, подчеркивала, что осуществить и защитить свое право на доступ в боярство смерд может, только сражаясь под Древлянским знаменем!

Почет, оказанный Микуле, был высоким и символичным. Этим и объясняется его былинное отчество – подчеркнуть крестьянское происхождение Микулы для былины гораздо важнее реального имени его отца. Само же имя Микулы – древнее языческое славянское имя (к нему, между прочим, восходит имя немецкой земли Мекленбург: это онемеченное «Микулин бор»).

Разумеется, можно подойти к эпизоду и несколько скептически и предположить, что былина сильно приукрасила происшедшее. Что Олег на самом деле просто приехал к Микуле домой (что тоже было высокой честью), а былина перенесла действие на пашню. Но, во-первых, и в таком варианте церемония все равно подчеркивала, что мужику под Древлянским знаменем открыт путь в бояре. А во-вторых, непохоже, чтобы пашня была придумана ради эпических условностей. С былинной фантастикой, полной всяческих чудес, абсолютно реалистическое описание пашни не имеет ничего общего. Это описание пашни составляет важный элемент былин о Микуле.

Более того, создается впечатление, что описана не символическая древлянская пашня вообще (конечная морена ледника отнюдь не покрывает всю Древлянскую землю), а конкретное место. То есть пашня, бывшая собственностью одного человека, Микулы. (Кстати, поиски ее точного места краеведами могут оказаться не безнадежными.)

А почему выбор Добрыни пал именно на Микулу? Сведения былин смутны. Некоторым намеком может служить то, что, по былине, его расправа с разбойниками предшествовала встрече с Вольгой. Это надо понимать так, что Микула уже успел отличиться каким-то боевым подвигом. Возможно, при отражении внезапного конного рейда Люта Свенельдича в глубь Древлянской земли. Но возможны, конечно, и другие мотивы.

Тесть Добрыни. Все, что сказано выше о фигуре Микулы Селяниновича, достаточно знаменательно само по себе. И однако нас ждет еще сюрприз. Микула не только реальная личность и боевой соратник Добрыни. Он еще и его тесть!

Более 120 лет назад П. А. Бессонов сделал наблюдение, что Настасья Микулична, былинная жена Добрыни, идеальный женский образ былины, есть дочь Микулы Селяниновича! Вот что он писал: «Микула, не как Премысл (фигура чешской истории и эпоса. – А. Ч.), не дает детей своих в царство. У него нет сыновей, у него три дочери, но зато все „поляницы“, все героини. Они пошли за богатырей… Младшая, Настасья Микулична, кроткая и изящная, верная мужу во всех искушениях, жена Добрыни»[97]97
  97 Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. Сборник, с. XXII.


[Закрыть]. Ее он причислил к лучшим образам женщин во всем народном творчестве.

В этой связи стоит подчеркнуть, что перед нами в ее лице уже шестая древлянская богатырская фигура. Но для нас важней другое – историчность Микуличны. Речь идет о том, что реальный Добрыня взял в жены реальную Микуличну – дочь того человека, которого сам поставил в командующие своим Южным фронтом, которому доверил оборону родной Древлянской земли.

В 70-х годах X века женщину эту звали, конечно, не Настасьей, у нее было иное, языческое имя. Но дело не в имени. Такой брак Добрыни политически, в обстановке назревавшей гражданской войны, был равен династическому браку. Жена-боярышня из вчерашних мужичек стоила на внутриполитической арене в тот момент любой иноземной принцессы крови. И даже больше. Это была наглядная демонстрация того, что простолюдину за боевые заслуги открыт не только доступ в бояре, но даже совершенно, казалось бы, немыслимая честь – возможность породниться с Древлянским княжеским домом! Такая демонстрация со стороны Добрыни тоже была рассчитана на всенародный резонанс – и, как видим по былине, она его получила.

Не следует представлять себе Микуличну единственной женой Добрыни. Подобно всей высшей знати языческой эпохи, Добрыня был, конечно, многоженцем. Этого требовали не просто общепринятые нравы, но и престиж, и политические интересы его знатного рода.

Несколько жен Добрыни поддаются расчету. Так как он попал в плен еще мальчиком, первую жену выбирал ему не Мал. Ее выбирала Ольга, отпустив Добрыню на свободу. Ольга должна была женить его на полянской боярышне – и возражать Добрыня тогда не мог. Став шурином государя, Добрыня смог сам выбирать следующих жен. Разумно счесть, что у него было несколько жен из новгородских боярышен. Этими браками Добрыня роднился с новгородской знатью и укреплял свои позиции в Новгороде. Наконец у него появилась и жена-принцесса: сын узника Любеча получил-таки, как в сказке, в жены королевскую дочь. Это была дочь его союзника, короля Швеции Эрика Сегерсела.

Однако былина, хоть и знает поездки Добрыни в Швецию, этих жен не запомнила, а выделила именно Микуличну (как изо всех тестей – одного Микулу). Более того, былинные сведения показывают, что Микулична была заметной политической фигурой. Она – богатырша. В переводе с фантастики эпоса это означает, что она как соратница Добрыни участвовала в боевых действиях.

В некоторых былинных эпизодах она сражается с морскими разбойниками. Как это расшифровывается на карте X века? Более всего – как след ее плаваний с мужем на флагманском корабле Добрыни в 977—980 годах на Балтике. Тогда новгородская эскадра Добрыни и Владимира не только вела на море боевые действия против Ярополка и Свенельда. Она также громила, вместе со шведским флотом Эрика, пиратское гнездо на Балтике (то самое, откуда в свое время явился Рюрик!), навсегда покончив с викингским охвостьем на Варяжском море, как тогда называлась Балтика, Ясно, что Микулична ездила с Добрыней и в Швецию и была принята там с почетом, пировала, видимо, и на его шведской свадьбе – и видела в новой, шведской, жене Добрыни не соперницу, а ценную союзницу. При шведском королевском дворе мужицкая дочь была желанной гостьей, ибо Эрик, враг викингов (грозивших его собственному трону), предпочел и высоко ценил союз с русскими патриотами!

Словом, древлянская жена Добрыни из вчерашних мужичек была, судя по всему, фигурой героической.

А то, что командующим Южным фронтом коалиции Добрыня поставил собственного тестя из вчерашних мужиков, было известно всей державе – и добавочно повышало престиж Микулы Селяниновича. Верность выбора Добрыни подтверждается тем, что прорваться к близкому Овручу Свенельд смог только на третий год войны, – Микула оказался талантливым полководцем. (Возможно, потомков Микулы следует искать и среди новгородского боярства.)

Конь Добрыни. П. А. Бессонов подметил и еще одну важную вещь: кони ряда богатырей суть подросшие жеребята кобылы того же Микулы Селяниновича. Он писал: «Дети знаменитой кобылки… перешли к богатырям… Илье Муромцу, Добрыне Никитичу, Дюку и Чуриле»[98]98
  98 Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. Сборник, с. XXII.


[Закрыть]. Естественно, здесь речь идет уже не о реальном коне Добрыни, а о символических богатырских конях. Однако это не делает вопрос менее серьезным.

Поскольку в былине кони богатырей способны разговаривать с хозяином человеческим голосом, предостерегать его или выручать из беды, летать по небу и вообще совершать чудеса, они должны быть приравнены к полноправным былинным персонажам. Весьма примечательно, что былина наделила древлянскими волшебными конями целый ряд богатырей. Примечательно и то, что «родоначальница» этой «династии» волшебных коней русской былины связана с именем Микулы Селяниновича, тестя Добрыни и одного из героев гражданской войны 70-х годов X века. А прибавив к 6 древлянским богатырям еще 5 древлянских богатырских коней, мы получим в итоге 11 древлянских былинных фигур. Итог солидный. Ни одна другая земля державы не может похвастать чем-либо подобным.

Имена Святославичей. Итак, церемония возведения Микулы «в рыцари» на пашне, прямо от плуга, была очень важна и для него и для Добрыни. Но не меньшую важность имела эта церемония лично для Олега. Она была одной из решающих в его выдвижении в государи от славянской партии.

Ключ к пониманию этого дает ономастика: имена трех Святославичей несут серьезную политическую информацию, имеют примечательную особенность. Имя старшего сына, Ярополка, славянское, второго, Олега, варяжское, третьего, Владимира, снова славянское. Что такое чередование должно означать? Колебания Святослава между славянской и варяжской внутренней политикой? Нет.

Имена Святославичей – зеркало политики Ольги. И они означают стремление превратить варяжскую династию в славянскую. После жестокого урока 945—946 годов Ольга твердо стояла, как мы помним, на том, что дом Рюрика вовсе не варяжская династия, а славянская – ибо, как мы тоже помним, по династическому праву национальность монарха считается не по его происхождению, а по стране, где он правит.

Правило это действует даже сегодня, а в X веке оно означало полную смену политики, что потребовало и смены теории власти Варяжского дома. Не удовольствовавшись даже тем, что «привенчала» варяжскую династию Рюриковичей к популярной славянской династии Нискиничей, Ольга здраво сочла, что сам Варяжский дом должен быть превращен из варяжской династии в славянскую – и династическое право давало ей к этому полную возможность.

Ольга в полной мере оценила то, что имена принцев крови способны и должны говорить народу о политике династии. Уже своему сыну, Святославу, она, как мы помним, добилась от Игоря славянского имени. Теперь она соответственно выбирала имена внукам. Потому-то первый внук Ольги получил славянское имя.

Второму, однако, Ольга дала фамильное варяжское имя – Олег. Но теперь это не было демонстративно антиславянским жестом ввиду нового толкования, которое Ольга дала династии. И все же во избежание кривотолков третьему внуку Ольга дала снова славянское имя. Это был уже Малушин сын, Владимир[99]99
  99 Ни в коем случае не следует думать, будто имя означало «владеющий миром» в смысле претензий на мировое господство. Значение имени совсем иное: современник Владимира, немецкий хронист Титмар Мерзебургский, знает его в значении «владыка примирения, миролюбия».


[Закрыть].

Владимир родился, как мы помним, около 960 года. А так как до этого Ольга и Святослав ни с кем, кроме древлян, не воевали, легко понять, что имя сына Святослава и Малы символизировало полное примирение Ольги с древлянами, залог мира внутри державы.

Но и этим не исчерпывается сложное значение имени Владимира как «манифеста» Ольги. Кроме народного значения, оно имело еще и «ученое», в котором последний слог трактовался как старинное выражение со смыслом «слава». И нетрудно усмотреть, что «Славный Владычеством», «Славный Могуществом» есть близкий русский перевод «Могучего Славой», то есть варяжского имени Рюрика. Это означает, что Ольга заранее предназначала Владимиру именно землю Рюрика. То, что было осуществлено Святославом в 970 году, было задумано Ольгой еще в 960-м. Еще тогда она намеревалась вручить политическую жемчужину короны Варяжского дома – первую коронную землю династии – сыну древлянского брака, сыну вчерашней рабыни. Потомок князей Древлянских должен был получить Новгород в знак того, что дом Рюрика действительно славянская династия.

Вот какую важность имел для Ольги этот теоретический вопрос. Конечно, целью ее было укрепить трон Святослава и его детей. И Святослав, очевидно, также хорошо разбирался в династическом праве. Из того, что он дал Владимиру именно тот стол, который ему предназначала Ольга еще в 960 году, видно, что и в 970-м, уже после смерти Ольги, Святослав, несомненно, продолжал считать себя славянином и всю свою династию славянской, а не варяжской.

Поэтому Новгородская земля была теперь твердо в руках Добрыни. И когда Свенельд заявил, что Рюриковичи снова варяжская династия, первая коронная земля этой самой династии Рюрика твердо ответила: «Нет!»

Варяги или славяне? После смерти Святослава вопрос, казалось бы бесповоротно решенный Ольгой, снова встал со всей остротой. Теперь, в новой ситуации, не имена молодых князей, данные Ольгой, решали вопрос, а то, в каком лагере находился тот или иной принц крови. Сыновья же Святослава оказались в разных лагерях.

Так кто ж они были, юные Рюриковичи? Ответ Свенельда гласил: Ярополк – князь-варяг и вся династия варяжская! Ольга-де ошибалась, и важней всего происхождение монарха. Поэтому Олег и Владимир – тоже варяги и должны покорно следовать варяжской политике Ярополка. Ответ Добрыни гласил обратное: Рюриковичи со времен Ольги – славяне! Ибо важней всего закон, и династическое право. Ибо княжеский долг состоит в заботе о благе народа. Порукой тому слово чести Ольги и Святослава.

Дебаты об этом велись, разумеется, не во время гражданской войны, а до нее, но вопрос «славяне или варяги» продолжал стоять и в ходе войны. Действительно, вопрос о смене династии, о свержении дома Рюрика был заменен вопросом о национальности царствующей династии. Одна партия вела войну за то, чтобы на троне был Рюрикович-варяг, другая – за то, чтобы на троне был Рюрикович-славянин. Гражданская война велась на сей раз не между двумя династиями (Древлянским и Варяжским домами), как во времена Мала и потом в XI веке, а формально как бы внутри династии Рюриковичей.

Малолетство князей создало после смерти Святослава на короткий срок положение парадоксальное до крайности: династия Рюрика по существу утратила всякую самостоятельную роль. Несмотря на назревшую, а затем и разразившуюся гражданскую войну, династия как таковая никому более не мешала, она преспокойно устраивала обе враждующие стороны. Это произошло потому, что князья на сей раз не возглавляли враждующие партии, а контролировались ими. Дом Рюрика оказался обойден на обоих флангах двумя другими знатными династиями – Свенельдичей и Нискиничей. Обе они имели полную возможность не только сделать мальчиков-князей орудием своей воли, но и воспитать их в своих убеждениях. В конечном счете это должно было привести к тому, что они не могут признавать одного и того же государя, – что и произошло.

При выборе нового государя Добрыня руководствовался тем же династическим правом, на защите которого стоял в вопросе о национальности династии. Если старший сын Святослава стал отступником от династического права и недостойным государем, то законным обладателем престола должен был стать следующий сын – по праву старшинства. По тому же праву старшинства, по которому славянская партия долго принуждена была признавать законным государем и самого Ярополка. Этим следующим по старшинству сыном был не Владимир, а Олег.

Такая принципиальная постановка вопроса диктовалась самой антитезой произвола и закона. Если Добрыня возражал против того, чтобы династическое право толковалось по произволу Свенельда ради его выгоды, из этого вытекало, что и при выборе славянской партией нового государя понятие «законный государь» не подменялось просто понятиями «удобный государь» или «выгодный государь».

«Я славянин! Я древлянин!» Выбор Добрыни был верен, и, как мы уже знаем, Олег проявил себя достойной фигурой. Однако в соседнем Киеве Олега долго продолжали считать князем-варягом, аргументируя это его варяжской кровью и варяжским именем. В Киеве говорили, что Олег по малолетству стал игрушкой в руках славянской партии, неисправимых древлянских мятежников, и старались этим его дискредитировать как возможного контргосударя.

На происки Свенельда необходимо было дать ответ. Потребовалась яркая демонстрация того, что Олег вовсе не марионетка, а сам верит в принципы династического права и древлянской политической теории. Что Олег и сам ведет счет по стране, а не по крови, считает себя славянином, а не варягом и готов сражаться за славянское, народное дело.

Демонстрация эта должна была прозвучать на всю страну, убедить колеблющихся, не оставить ни у кого ни малейшего сомнения. Такой демонстрацией своего славянства и явилась для Олега его поездка к Микуле! Это был, так сказать, наглядный урок династического права.

Кроме того, в поездке имелся и частный аспект, древлянский. Демонстрация того, что в качестве князя Древлянского Олег правит в интересах своей земли и дорожит политикой и традициями не Игоря (хотя он его внук), а Мала (хотя не является его потомком). Олег выдвигался на трон не только в качестве следующего сына Святослава, но и в качестве достойного князя Древлянского (иначе он тоже подлежал бы низложению с древлянского стола, что влекло бы за собой и снятие его кандидатуры на престол державы).

Потому-то Добрыня и настоял, чтобы Олег (правнук самого Рюрика, без единой капли славянской крови) поехал к древлянскому пахарю! Олег этим как бы приносил благодарность за восстание. Мала, давшее ему, Олегу, правнуку варяга Рюрика, право и реальную возможность провозглашать теперь: «Я славянин! Я древлянин!»

Былина запомнила и высокое уважение, с которым князь приглашал Микулу для совместной борьбы против Свенельда: «Аи же ты, оратай-оратаюшко, Ты поедем-ко со мной во товарищах»[100]100
  100 Былины. М., 1969, с. 19.


[Закрыть]. Приглашение князем пахаря в товарищи тоже было знаменательно с точки зрения престижа. И ответное согласие Микулы пойти в боевые товарищи князя оказалось своеобразным народным подтверждением права Олега быть государем-славянином.

Необычайной поездкой князя на пашню вопрос о славянстве Олега был окончательно урегулирован (его мать, иностранная принцесса, вообще не принималась в расчет). Вскоре после этого обе свободные земли торжественно провозгласили Олега государем.

После этого все правовые вопросы были решены, а возможности переговоров между враждебными лагерями исчерпаны еще раньше. Теперь все решалось оружием.

Глава 10. Хортица

Загадка варяжского переворота. Так постепенно развернулась перед нами грандиозная панорама героической всенародной борьбы, возглавленной Добрыней, против варяга Свенельда. И все же остается абсолютно загадочным, с чего началась и как вообще могла произойти катастрофа, спасать Русь после которой пришлось Добрыне? Как могла беспрепятственно совершиться такая невероятная вещь, как варяжский переворот в Киеве?

Мы уже убедились, что он был бы невозможен без двух условий. Во-первых, без гибели Святослава (сделать вполне взрослого Святослава своим покорным орудием варяжской партии не удалось бы). Во-вторых, без гибели всей действующей армии державы или, по крайней мере, главных ее сил. Без этого второго условия варяжский заговор в Киеве был бы немедленно растоптан (сменили бы при этом советников мальчику-Ярополку или низложили бы его – роли не играет).

Напрашивается вопрос: как же случилось, что Святослав погиб? Ведь бросается в глаза, что Свенельду при этом невероятно повезло: вся русская армия погибла, а он и его варяжская гвардия благополучно вернулись в Киев из рокового похода. А ведь возвращение Свенельда со своей варяжской гвардией было третьим решающим условием победы варяжской партии. Если бы Свенельд и его варяги погибли вместе со Святославом, все было бы иначе.

Загадка возвращения Свенельда. Летописная версия триумвиров (как мы хорошо знаем на примере событий 945 года или «семейной ссоры» Ярополка с Олегом) любит подменять истинные причины событий как раз такими случайностями. Однако на сей раз (гибель 60-тысячной армии была катастрофой из ряда вон выходящей) она сочла нужным дать «случайности» объяснение. Армия-де погибла по вине самого Святослава, который не любил слушать ничьих разумных советов. Верный этой привычке, он отверг и мудрый совет Свенельда. Сам же Свенельд не стал безрассудно пренебрегать собственным советом и благополучно вернулся в Киев.

Но Рыбакову такое возвращение показалось не столь уж естественным. «Только варяг Свенельд, оставивший Святослава еще в начале пути, достиг Киева»[101]101
  101 История СССР, т. I, с. 496.


[Закрыть], – замечает он. И здесь звучит подозрение, что дело нечисто и виновник катастрофы совсем не Святослав.

В другой раз Рыбаков пишет о Свенельде гораздо определеннее: «Это он бежал с поля битвы, бросив Святослава на растерзание печенегам»[102]102
  102 Б. А. Рыбаков. Древняя Русь, с. 180.


[Закрыть]. Здесь уже не подозрение, а прямое обвинение Свенельда – в дезертирстве, в предательстве, в гибели Святослава и его армии!

Такое обвинение резко меняет всю картину событий. Если оно справедливо, то путь к власти расчистила Свенельду вовсе не случайность, а преступление.

Подозрительность возвращения Свенельда бросается в глаза. Но все же необходимо проверить, прав ли Рыбаков, обвинив Свенельда в том, что он бежал с поля боя, а Святослава намеренно бросил на растерзание печенегам. Может быть, все же более верна другая его формулировка, что Свенельд просто покинул Святослава в начале пути, а затем уже воспользовался обстановкой?

Черная скала. Посреди кипучего города Запорожье лежит между двумя рукавами Днепра живописный заповедный остров длиной в 12 километров. Это знаменитая Хортица («остров Хорса»). Гранитные скалы Хортицы, достигающие местами 50-метровой высоты, уходят как природные бастионы прямо в Днепр. Мы объезжаем Хортицу на катере историко-культурного заповедника. Арнольд Леонидович Сокульский, местный ученый, показывает мне достопримечательности Хортицы, рассказывает ее легенды.

У самой северной оконечности острова поднимается величавый мрачный утес. Я узнаю, что он зовется. Черной скалой и что, по местным преданиям, окруженный печенегами Святослав сложил в 972 году свою голову именно на Черной скале.

Так вот где кончились крахом его тщетные попытки прорваться из окружения домой, на Русь! Из черепа Святослава печенежский хан Куря сделал, по летописным сведениям, чашу, оковав ее золотом, – и пил из нее вино на пирах.

На голой и пустой вершине Черной скалы (с которой сегодня открывается великолепная панорама Днепрогэса) хорошо видна обстановка последнего боя Святослава, о которой не рассказано нигде. Печенеги теснили окруженного Святослава – с юга на север острова. Загнали его на самый кончик Хортицы. Прижали с горсткой оставшихся воинов (больше здесь не уместилось бы) к самой воде, к круче над Днепром. И перебили всех.

Перунова рань. О Черной скале в исторических трудах обычно не пишут. Но эти места связаны с X веком не только трагедией 972 года. В 988 году здесь произошел еще один примечательный эпизод – сюда, за пороги, была, по летописным сведениям, пригнана свергнутая дубовая статуя Перуна. Пригнана из Киева по приказу Владимира. Перуна не просто бросили в воду, к нему Владимир приставил специальных людей с приказом: «Если пристанет где к берегу, отпихните его, а когда пройдет пороги, тогда только оставьте его». И уже за порогами Перуна вынесло ветром на отмель, которая с тех пор, по летописи, зовется Перуновой отмелью.

Так сюда, за пороги, далеко за пределы Киевской Руси, за 300 километров от ближайшей русской границы (она лежала в устье Сулы), оказалось перенесено и запечатлено бурными событиями русской истории имя русского языческого бога Перуна. И примечательно, что сюда же, в сердце Печенегии, оказалось перенесено и имя другого русского бога – Хорса. Случайно ли это? В память какого события остров стал Хортицей?

Стоя на Черной скале, я ищу Перунову отмель, но не нахожу. Здесь одни скалы. Значит, место, куда Днепр выбросил Перуна за порогами, неизвестно? Напротив, узнаю я от Сокульского, в Запорожье оно превосходно известно по местной топографии и местным топонимам. Дело в том, что всего в десяти минутах выше Хортицы лежала Перунова рань (теперь она давно затоплена водохранилищем Днепрогэса).

Рань? А что это такое? И какое она имела отношение к Перуну? Узнаю, что «ранью» называют в Запорожье подводную гряду камней. Перунова рань была стремительным водоворотом, от которого за десять минут течение выносило до Хортицы. Все, что проносилось через пороги, попадало затем в Перунову рань и оттуда выбрасывалось прямо на Хортицу. Сквозь этот водоворот пронесло, естественно, и статую Перуна – и название закрепилось за «ранью» с тех самых пор.

«Так, значит, Перуна выбросило?» – переспрашиваю я. И получаю четкий ответ: «Прямо сюда, к подножию Черной скалы!»

Весьма интересные сведения. Перунова отмель, которую никто не искал, могла быть где угодно ниже порогов, хоть в двухстах верстах. Но Владимир, оказывается, выпроводил Перуна из Киева в точности до того места, где полутора десятилетиями раньше погиб его отец. Видимо, именно ради этого к Перуну были приставлены провожатые.

Да и была ли вообще Перунова отмель? Дело в том, что в древнерусском подлиннике употреблено вовсе не слово «отмель», а редкостное слово «рень» (известное только в этой единственной фразе). Авторитеты гадательно переводят его, как «отмель, низкий берег» (Срезневский), «песчаная отмель» (Лихачев), «мель» (Даль). В Запорожье на месте никто из них эту рень не проверял.

Но столь же редкостно и слово «рань». Его нет ни в русских, ни в древнерусских, ни в украинских словарях (видимо, оно сродни слову «проран»). А не современная ли это форма «рени»? Не сохранила ли «рань» истинного значения загадочной «рени»? Если это одно и то же, то Перуна действительно вынесло неудержимым течение на рань, но только там он не остался – водоворот вышвырнул его дальше, на Хортицу

Загадка плавания Перуна. Так, на Хортице становится неожиданно заметно, что летопись о чем-то недоговаривает, отвлекая внимание от Черной скалы. Эти недомолвки перекликаются с большими странностями в описании путешествия свергнутого Перуна. Оно представлено в летописи как победа «истинного бога», Христа, в которого Владимир только что уверовал, над язычеством. Перун, по летописи, пострадал только за то, что был «ложным богом». Но детали события нимало не соответствуют этой версии.

Странности начинаются уже в Киеве, при свержении «идола» Перуна. Хотя, с точки зрения христианства, все языческие боги «ложные», только Перун подвергается особой экзекуции: одного его Владимир велит привязать к хвосту коня и тащить так вниз к реке по Боричеву взвозу. Одного Перуна он велит колотить железом, приставив к статуе 12 человек. Делалось так, по летописи, для того, чтобы бес, обманывавший в этом образе людей, принял от них возмездие. Почему же тогда другие языческие боги не подверглись той же участи? Дело тут, очевидно, в чем-то другом.

Зачем Христу понадобилось выпроваживать Перуна именно за 600 километров вниз по Днепру, за пороги? При чем здесь вообще пороги, лежавшие в глубине Печенегии и не подвластные в то время ни Перуну, ни Христу? Зачем русские, выпроводив своего «ложного бога» за границу, за устье Сулы, конвоировали его еще 300 километров по печенежской территории? (Пользуясь, очевидно, договорным правом свободного плавания по Днепру.)

Нет, Перуна выпроваживали из Киева не за то, что он был «ложным богом», а за его политические прегрешения. Зная, что Перун был покровителем врагов Древлянского дома (и в частности, варягов), легко понять, почему особой экзекуции подвергся именно он. Цифра 12, видимо, не случайна, она приводит на память число глав дубовой Софии Новгородской (12 плюс 1) и Десятинной в Киеве (дважды 12 плюс 1). 12 мужей били Перуна, видимо, от имени 12 земель Руси.

Владимир специально приставил к Перуну стражу, чтобы доставить его именно на Хортицу. Зачем? Черная скала допускает только один ответ: это было сделано за то, что Перун, вопреки своему долгу, погубил на Черной скале своего «Перунова внука» – Святослава. Продал его печенегам.

Перуну, несомненно, был предъявлен полный счет за политику князей-варягов, князей-волков – от IX века и до Ярополка. Но за Черную скалу ему был предъявлен особый счет, так как погубить Святослава в дальнем походе мог только участник этого похода, совершивший предательство. Короче говоря, Черная скала и Перунова рань подтверждают, что обвинение Рыбакова верно и Святослав действительно был погублен Свенельдом!

Так, в XX веке благодаря сложному анализу устанавливается предательство Свенельда. А в X веке? Неужели его предательство было выяснено только при свержении Перуна? Конечно, нет. Добрыня с самого начала не мог не знать об этом предательстве, перевернувшем судьбу страны и его собственную.

Это означает, что в гражданской войне Добрыня, Олег и Владимир выступали не только противниками Свенельда и Ярополка, но и суровыми мстителями за Святослава.

Хортицей печенежский остров мог для русских стать только в связи с каким-то громким событием, случившимся здесь, далеко за рубежом, и связанным именно с Хорсом. Только два крупных события русской истории связаны с островом за порогами: гибель Святослава и конвоирование сюда Перуна. В трагедии 972 года могущество Хорса проявиться никак не могло. Очевидно, имя острова говорит о том, что Хорс проявил свое могущество, покарав Перуна на Черной скале, на месте его преступления. Но при чем здесь Хорс, если торжество над Перуном приписано в летописи Христу?