Текст книги "По следам Добрыни"

Вывод здравый и логичный: в плен попасть может и князь. И княжеское семейство тоже. Разумеется, пленение, обращение в рабство – тяжкое бедствие, но оно не перечеркивает прирожденной родовитости, оставляет возможность к новому возвышению.

Таким образом, парадоксальный вывод Прозоровского, что отец Малуши и Добрыни был прирожденным князем, не только получил подкрепление еще по одной линии, но и предстал как наиболее логичное объяснение парадоксов в положении его детей. Ключ к их положению следовало искать в его судьбе.

Малуша была какое-то время рабыней, потому что в рабство попал ее отец, и притом попал на войне. И если потом Малуша смогла стать великой княгиней, женой Святослава, а Добрыня получить в 970 году регентство Новгородской земли, то это произошло потому, что их отец по рождению был князем.

Все сходилось. И все упиралось теперь в загадочную фигуру Малко Любечанина, оказавшегося пленником, бывшим князем. Прозоровский сумел найти разгадку и здесь.

Пропавший древлянский князь. От внимания Прозоровского не ускользнуло, что как раз незадолго до появления в Любече загадочного экс-князя Малко не менее загадочно исчез из своей столицы Коростеня князь Древлянской земли с очень похожим именем – Мал. И притом исчез после ожесточенных военных действий 945—946 годов.

Надо сказать, что исчезновения Мала историки до Прозоровского не замечали. Поскольку летопись изображает Мала мятежником, виновным в гибели государя, Игоря Рюриковича (отца Святослава), им казалось само собой разумеющимся, что Мал был казнен за это вдовой Игоря Ольгой.

Но у Прозоровского был очень зоркий глаз. И его волновала загадка Малко Любечанина. Поэтому он подметил то, чего до него не замечал никто: о судьбе Мала после поражения Древлянского восстания летописи не говорят ни единого слова. Что же с ним стало? Погиб в бою? Был казнен? Бежал? Может быть, умер своей смертью? Был Мал Древлянский – и бесследно исчез. Это было более чем странно.

В летописном рассказе о подавлении Древлянского восстания Прозоровский подметил еще одну странность – поразительно милостивое отношение победителей к древлянской знати. При взятии древлянской столицы, писал ученый, «старейшины не были истреблены, но взяты в плен, не были они розданы и мужам в работу, а поступили во власть княгини»[18]18
  18 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 18.


[Закрыть].

Анализ этих и аналогичных странностей в рассказе летописных статей 945 и 946 годов и навел Прозоровского на мысль, что о казни, гибели или бегстве Мала в летописи не говорится по той простой причине, что Мал, подобно всей древлянской знати, попал в плен и остался жив. А поскольку судьба Мала Древлянского была в X и XI веках общеизвестной, это умолчание летописи не могло в то время породить недоразумения, будто Мал казнен Ольгой.

В своем анализе Прозоровский привлек и ономастику. Во-первых, он отметил близкое сходство имен Мала Древлянского и Малко Любечанина, а во-вторых, подметил, что имя Малуши «образовано из имени отца, но произведено из слова «Мал», и сделал заключение, что ее отец «в действительности был Мал Любечанин». И наконец, установил, что Малко вообще не самостоятельное имя, а просто уменьшительная форма от имени Мал. Эти здравые ономастические соображения и замечания положили конец последним возможным сомнениям.

Сопоставив все эти наблюдения и размышления со знакомыми нам уже соображениями о ранге и судьбе Малуши и Добрыни, Прозоровский сделал конечный вывод: «Вышеизложенные соображения приводят к тому заключению, что Древлянский князь Мал по взятии его в плен послан… в Любеч… где и превратился в Малко Любечанина»[19]19
  19 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 20-21.


[Закрыть].

Вывод этот был единственно возможным. Ведь, если отвергнуть тождество Малко с Малом, пришлось бы искать отдельно ответ на две группы вопросов: о прошлом бывшего князя Малко (его княжество, подлинное имя, обстоятельства взятия в плен) и о причинах бесследного исчезновения Мала и непонятного отсутствия казней древлянской знати.

Таким образом, Прозоровский установил, что Малко Любечанин есть одно лицо с князем Малом Древлянским, и открыл древлянское княжеское происхождение Добрыни, Малуши и Владимира. То, что Мал, утратив княжество, не мог более именоваться Древлянским, вполне естественно, ибо определение «Древлянский» было не просто обозначением его рода, а княжеским титулом. Называть его и дальше Древлянским означало бы признавать его права на Древлянскую землю (чего от Ольги ожидать, конечно, не приходилось). Поэтому, когда Мал попал в плен, ему обязательно должны были дать другое имя. И поскольку он не был покупной холоп, он мог быть назван Любечанином – по месту заключения. Ввиду особого характера рабства по военному праву, он был не вещью, принадлежавшей Ольге или Святославу, а важным государственным узником.

Неточность в ономастических наблюдениях Прозоровского лишь одна: «Малко» для развенчанного князя не просто уменьшительная, а нарочито уничижительная форма имени, данная ему победителями. Пока был князь, был Малом, а теперь он, пленник, всего лишь Малко…

Запомните это имя – Мал Древлянский. Это истинное имя отца Добрыни и деда Владимира Красно Солнышко. Это не гипотеза Прозоровского (как склонны считать некоторые), а его открытие. Это известно науке и неопровержимо доказано еще с 1864 года.

Загадка тысячелетия. Таково было замечательное открытие Прозоровского, построенное, как мы уже знаем, на вдумчивом и филигранном анализе обширного летописного материала за 90-летний период – с 945 по 1036 год. Если попытаться игнорировать это открытие, то возникает множество непреодолимых трудностей в освещении больших периодов русской истории. Одна из них – невозможность удовлетворительно объяснить умолчание летописи о судьбе Мала после 945 года. На первый взгляд это может показаться частностью, касающейся только летописных статей 945—946 годов, и мелочью, касающейся какой-то третьестепенной фигуры. На самом деле это буквально – загадка тысячелетия.

Невероятное исчезновение Мала беспримерно не только в летописи, но даже во всей русской истории. Дело в том, что Мал был претендентом на престол. А любой претендент на трон Русской державы – слишком заметная политическая фигура. Мы знаем (пусть и не всегда точно) судьбу каждого удачливого или неудачливого претендента на «царский» трон, включая и судьбу участников любой усобицы и свергнутых государей. Изо всех претендентов на общерусский трон на протяжении всей русской истории за целых десять веков (!) бесследно исчезает только один – Мал. Один за целое тысячелетие! Одно это умолчание летописи делает будто бы безвестного узника Любеча, будто бы «провинциального князька» первоплановой фигурой русской истории. Вот насколько серьезно обстоит дело.

Милостница. Итак, открытие серьезно и неопровержимо. Но не было ли в рассуждениях Прозоровского слабых звеньев? Справедливость требует отметить, что такие звенья имеются.

Остановимся на них.

Прозоровский обратил внимание на то, что в Ипатьевской летописи Малуша вместо ключницы названа «милостницей» Ольги. Из этого он сделал следующий вывод: «Летописи говорят, что Малуша была милостница Ольги, т. е. милостыне-раздавательница… великая княгиня брала ее с собой в Царьград и там ее окрестила, сделав потом своей «милостницей», по примеру византийского двора»[20]20
  20 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 19.


[Закрыть].

На это, однако, Срезневский возразил: «Выводить из названия милостницы, что Малуша была христианка, что вместе с Ольгою крестилась в Царьграде… нет никакой возможности»[21]21
  21 И. И. Срезневский. О Малуше, милостнице в. к. Ольги, матери в. к. Владимира, с. 32.


[Закрыть]. И он указал, что древнерусский термин «милостница» истолкован как «раздавательница милостыни» Прозоровским по ошибке, а действительное значение термина совсем иное – «любимица, фаворитка». Почти вся статья Срезневского посвящена примерам употребления термина в этом смысле в русском и его однокоренным параллелям в других славянских языках.

Между тем принятие термина «милостница» за означавший милостыне-раздавательницу (такая должность при византийском дворе действительно имелась) оказалось не мелкой ошибкой, а имело серьезные последствия для всей конструкции Прозоровского. Введение такой должности при киевском дворе он счел результатом крещения Ольги во время ее государственного визита в Царьград. Должность эту он рассматривал как специфически христианскую, как результат благотворного воздействия «истинной» веры на Ольгу. Раз так, то и занимать ее язычница не могла. Отсюда и родилась догадка, будто Ольга брала Малушу с собой в Византию и крестила ее там. Между тем ни прямых, ни косвенных сведений ни о цареградской поездке Малуши, ни о ее крещении нет. Косвенными сведениями для Прозоровского послужили именно ошибочное понимание термина «милостница» да еще традиционное тогда убеждение в благотворном влиянии христианства на любую языческую страну.

А из этого последовал ряд других ошибок. Так, он счел, что именно христианство Малуши послужило причиной ее брака со Святославом. Когда Святослав соблазнил будто бы Малушу-ключницу, ставшую милостыне-раздавательницей, но остававшуюся доверенной рабой Ольги, то Ольга под благотворным влиянием христианства потребовала от Святослава, чтобы он «покрыл грех» и женился на обесчещенной христианке. И добилась своего. В подробности решения Святослава Прозоровский не вдавался, но дело надо понимать так, что Святославу Малуша, видимо, сильно нравилась, а упреки матери надоели, и он решил: «В конце концов, она княжна, так простим ее и ее родню, и все в порядке, она снова станет княжной. Почему ж тогда на ней и не жениться?»

То есть Прозоровский дал удовлетворительные ответы на все свои вопросы, кроме одного: что было побудительной причиной брака Святослава с Малушей. Что брак со вчерашней пленницей и дочерью вчерашнего мятежника был важнейшим политическим решением, он из виду упустил, и свел дело к благому влиянию крещения на моральные принципы Ольги и к ее заступничеству за мнимую единоверку-христианку. Поэтому же он, кстати, решил, и что Малуша побывала наложницей Святослава, – иначе причина брака вообще отпадала.

То, что брак с Малушей не был для Святослава неравным из-за ее княжеского происхождения, это один вопрос. А то, почему Малуша действительно стала женой Святослава, – вопрос совершенно другой. Из того, что она была княжной, вовсе не следовало, что Святослав должен был на ней жениться. Ни христианские чувства Ольги, ни сыновнее послушание Святослава быть тому причиной решительно не могут.

Весь комплекс объяснений в этом случае принять нельзя. Действительность X века была от сей благочестивой идиллии очень далека. Во-первых, Святослав, вопреки уговорам Ольги, упорно отказывался креститься. Почему бы он, язычник, стал вдруг так щадить честь христианки (к тому же мнимой)? Во-вторых, христианке Малуше вряд ли подобало становиться второй женой Святослава при наличии первой, ибо по церковным правилам полагалось единобрачие. В-третьих, сама Ольга (что обычно не осознается), крестившись, осталась тем не менее и… язычницей! Ибо правила Русью в качестве «Перуновой внучки», т. е. по небесному мандату Перуна, главного бога Киевской державы (такова была политическая теория языческой Руси). А от власти Ольга отказываться и не думала. И Русь тоже не крестила. В-четвертых, сама Ольга, уже будучи христианкой, не думала отменять для Святослава языческую норму многоженства, да и гарема наложниц. В-пятых, тезис, будто христианская мораль велит непременно жениться на обесчещенных любовницах или вообще на любовницах, более чем сомнителен: бесчисленные христиане на протяжении веков этого не делали.

Прозоровский открыл этот поразительный брак и объяснил его полную возможность и законность по династическому праву. Но не его причину. И причина эта может быть только политической. Ее выяснением нам предстоит заняться самостоятельно.

Рабство и возвышение. Как мы уже знаем, у Мала Древлянского отняли не только свободу и имя, у него отняли и детей. В 946 году Добрыня Древлянский – наследный принц Древлянской земли! – был поставлен скрести чужих коней и выгребать навоз из чужих конюшен. Юному пленнику дали нарочно унизительную для княжича работу в назидание и предостережение всем: не поднимай восстаний, иначе вот что будет с твоими детьми!

На какую работу поставили Малушу в тот черный год, сведений нет. Как я уже говорил, ее могли – специально для унижения – определить в свинарки или судомойки. Могли и другое дело дать. А возможно, не дали вообще никакой работы, так как она была слишком мала. Святославу было тогда всего 6 лет, Малуше вполне могло быть и 3 года. «Вероятнейшее рождение ее относится к 940—944 году»[22]22
  22 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 21.


[Закрыть], – писал Прозоровский.

Попробуем положить былинный срок рабства Добрыни на летописные даты. Сведения хорошо совмещаются, датируя рабство Добрыни и Малуши 946—955 годами (в параллелизме положения брата и сестры мы уже убедились, и Малуша не могла оставаться ключницей, когда Добрыня превратился из ключника в свободного человека. Брат и сестра должны были получить свободу одновременно, хотя отец их мог продолжать томиться в Любечском замке).

Итак, Добрыня получил коня. Видимо, в 955 году. Верховой езде, искусству владеть боевым конем знатных мужчин учили тогда с раннего детства. Добрыня, как мы знаем, стал владеть конем значительно позже. Сколько ж ему было тогда лет? Судя по былине, он попал в рабство не в возрасте воина (тогда бы он и раньше владел конем), а мальчиком. Вместе с тем и не пятилетним ребенком, ибо быть конюхом – тяжелый труд. Точная дата рождения Добрыни неизвестна, но если принять условно, что он попал в рабство в десятилетнем возрасте (то есть родился около 935 года), то свободу он, по всей вероятности, получил двадцатилетним. Такой возраст хорошо согласуется и с тем, что его сестру вскоре выдают за юношу Святослава, и с тем, что в событиях 70-80тХ годов Добрыня выступает зрелым мужем, а не старцем. Видимо, датируя рождение Добрыни примерно 935 годом, мы будем недалеки от истины.

Конь означал для Добрыни не только свободу, но и положение княжеского дружинника (соответственно вольноотпущенница Малуша должна была стать придворной Ольги). Это само по себе было куда лучше рабства. Это могло выглядеть и как демонстрация великодушия Ольги. Но это вовсе не обязательно должно было предвещать то стремительное возвышение Малуши и Добрыни, которое последовало потом.

А оно произошло очень скоро. Всего через несколько лет после получения свободы Малуша стала великой княгиней! Если Малуша и Добрыня получили свободу в 955 году, а Владимир родился около 960, то брак Святослава с Малушей можно датировать примерно 958—959 годами.

Естественно, на трех – или четырехлетнем пути Малуши от рабства к Киевскому трону должны были иметься промежуточные ступени. Каждая из них должна была делать вольноотпущенницу все более «достойной партией» для государя. Одной из таких ступеней непременно должно было быть получение детьми Мала Полянского боярства.

В этой связи примечательны данные топонимики (науки о географических названиях) – наличие сел Малушино и Добрыничи в районе Путивля. То есть не в Древлянской, а в Полянской земле, и притом на восточной ее окраине. Не след ли это пожалования Ольгою угодий детям Мала? С точки зрения Ольги, такой шаг выглядит вдвойне выгодным: он демонстрировал очередные милости княгини, превращая детей Мала в землевладельцев (но – подальше от Древлянской земли).

Хорошо вписывается в эту картину и Малуша – милостница Ольги (в истинном значении этого слова). Любимица Ольги – положение более высокое, чем хозяйка дальнего Полянского села. Это положение Малуши скорее всего относится уже ко времени незадолго до ее брака. (Сведений о положении Добрыми в этот момент не сохранилось.)

Однако есть серьезные основания полагать, что и положение фаворитки было не последним этапом возвышения Малуши перед браком. Под венец со Святославом она шла, по-видимому, не простой вольноотпущенницей и даже не боярыней, а владетельной княжной Древлянской!

Династический брак. Веским аргументом в пользу этого служит не только то, что в 970 году Новгородская земля была вручена Святославом сыну и брату Малуши, но и то, что одновременно с этим другой сын Святослава, Олег, получил Древлянскую землю.

Мы уже знаем, что у Святослава было три сына-князя. Старшие братья Владимира Ярополк и Олег были детьми Святослава от первой жены (иноземной принцессы, вероятней всего, печенежки). Малуша была его второй женой. Одновременная раздача земель сыновьям от обоих браков показывает, что Святослав считал обеих жен равноправными. Но получение Олегом Святославичем в 970 году именно Древлянской земли есть факт очень странный.

Логично было бы ожидать, что земля, в 945 году восставшая и убившая государя, а в 946 году подавленная, будет просто уничтожена как отдельное княжество. Но она не только уцелела, но имеет право на князя. Святослав сажает в 970 году править ею не наместника-боярина, а собственного сына. Это большая привилегия для любой земли (особенно в реальных условиях 970 года, когда земель в державе более десяти, а сыновей у государя только трое). Но для вчерашней мятежной земли – привилегия неслыханная.

Тем не менее Древлянская земля парадоксальным образом получает эту привилегию через голову всех земель, оставшихся в 945—946 годах верными Святославу. Что же могло дать Древлянской земле при Святославе не только полную амнистию, но даже почетное положение в державе так скоро после подавления Мала?

Очевидно, лишь одна вещь способна была так возвысить Древлянскую землю – брак с Малушей Древлянской. То есть Малуше (но не Малу и не Добрыне!) была, видимо, перед браком возвращена ее земля, получившая отныне высокие привилегии как наследственная земля жены государя. Вместе с тем в момент бракосочетания сам Святослав становился владетельным князем Древлянским, что крепче привязывало Древлянскую землю к престолу и одновременно давало легальную возможность передавать ее детям Святослава от другого брака.

Таким образом, три привилегированные земли, получающие князей, предстают в строгом порядке их привилегий как первая коронная земля державы (Полянская), первая коронная земля династии (Новгородская) и наследственная земля второй жены государя (ибо у первой жены, иностранной принцессы, своей наследственной земли на Руси нет). Но если эта наследственная земля жены государя почему-либо отнята у ее сына, ее род, естественно, должен получить за это соразмерную компенсацию, что мы и видим, – Владимиру дается земля еще более почетная по рангу, чем Древлянская, а Добрыне вручается ее регентство. Теперь становится ясно, что это не милость Святослава, а вытекающее из брака законное право Древлянской династии в целом.

Все это, вместе взятое, подтверждает, что перед нами не просто законный брак, но, сверх того, серьезнейший династический брак и что Ольга готовила и заключала именно такой брак. И в свете сказанного вероятность того, что Малуша побывала наложницей Святослава в качестве рабыни или даже была соблазнена им уже боярыней, – крайне мала. Древлянский брак Святослава, очевидно, был задуман Ольгой задолго до его заключения, и причиной его был глубокий и дальновидный политический расчет.

Тесть Святослава. А что же брак дочери с государем мог означать для Мала? Что с ним тогда стало? Дожил он до этого времени или так и умер еще до того узником Любеча?

Если Мал все еще жив, то положение его поддается расчету. Брак Малуши означал, что Мал не может больше оставаться узником, более того, он должен стать киевским боярином. Оставлять Мала в тюрьме означало, кроме всего прочего, накликать гнев богов на молодую чету. А оставлять тестя Святослава свободным, но незнатным человеком было неприемлемо, хотя бы для престижа самого государя. Кстати, Мал должен был присутствовать на свадьбе дочери.

Так стал ли Мал тестем Святослава, сватом Ольги и киевским боярином? Или не дожил до того времени? Есть ли об этом сведения? В летописях, конечно, нет. Но в былинах – да! Оказывается, дожил и стал!

Фигура отца Добрыни была еще давно обнаружена в былине академиком Шахматовым. В некоторых былинах имеется богатырь, чье имя совпадает с отчеством Добрыни, – некий Никита Залешанин. Шахматов обратил внимание на связь этой фигуры и с Добрыней и с Древлянской землей. Он писал: «Предполагаю, что образ Никиты Залешанина (Заолешанина) отразил в себе образ… Древлянина; замечательно, что он богатырь не киевский, поэтому, когда Илья Муромец выдал себя за Никиту, его никто не узнал в княжеском тереме, кроме, впрочем, Добрыни Никитича, очевидно, не в пример другим киевским богатырям, знавшего Никиту Залешанина. Впрочем, в некоторых былинах он назван в ряду других киевских богатырей»[23]23
  23 А. А. Шахматов. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 377—378.


[Закрыть].

Конечно, в этих былинных сведениях есть обычные для эпоса анахронизмы (эпизоды эти разыгрываются при дворе Владимира, тогда как на деле они относятся к княжению Святослава I). Но важна суть дела. Пред нами богатырь не киевский, но вроде бы и принятый потом в круг киевских богатырей. Богатырь, которого в Киеве в лицо почему-то никто, кроме Добрыни (именно Добрыни), не знает. Притом человек весьма уважаемый, раз за него выдает себя сам Илья Муромец (явиться в Киев ко двору под именем Соловья Разбойника Илье в голову не пришло бы), и все же в Киеве его не знают в лицо. К тому же он – богатырь откуда-то из-за лесов. Все это достаточно примечательно.

Странности в положении Никиты Залешанина, подмеченные Шахматовым, вполне соответствуют реальному положению Мала (многолетнего узника Любеча многие в Киеве действительно могут не знать в лицо) и отражают изменение этого положения по мере поворота судьбы его детей.

Первый эпизод можно датировать временем между 955 и 958 годами: Добрыня уже в кругу киевских богатырей. А Мал уже не узник Любеча (иначе под его именем явиться ко двору было бы опасно), но тем не менее человек опальный, живущий где-то в ссылке. Где именно, в данной связи не важно (да и вряд ли ясно), а важно то, что киевские богатыри не знают его в лицо, но знают и уважают его имя. Когда же Никита Залешанин сам оказывается в их Кругу (то есть переезжает в Киев), речь идет уже о времени после брака Малуши либо в канун его.

Заслуживает в этой связи серьезного внимания и само имя Залешанин. Дело в том, что название «Древлянская земля» – топоним с прозрачным тогда значением. Древлянская земля, то есть «Лесной край» или «Страна лесов», именем своим была обязана покрывавшим ее лесам. Поэтому «Залешанин» есть фактически прозрачный для современников синоним «Древлянского» – в неофициальной форме (то есть без прямого указания на утраченное княжеское достоинство). Иными словами, Никита Залешанин оказывается при ближайшем рассмотрении, подобно Малко Любечанину, еще одним псевдонимом Мала Древлянского (почему он стал Никитой, мы рассмотрим в другом месте).

Характерно и то, что этим же псевдонимом со значением «Древлянский» пользуется иногда и сам Добрыня: в некоторых вариантах былин Добрыня, появляясь инкогнито, прикрывается именем «детины Залешанина». Это означает, что былина знает не только княжеское происхождение Добрыни и обстоятельства его рабства, но даже и его династию!

Как видим, судьбы узника Любеча и его детей оставались все время тесно связанными. Былина знает самого Мала. Знает, что он отец Добрыни и что Добрыня о нем помнит. Знает, что между их судьбами есть какая-то связь (хотя и не уточняет ее). Знает, что Мал после каких-то странных превратностей дожил до почетного положения при Киевском дворе. Знает былина и династию Мала.

Можно ли на основании совокупности сведений уточнить судьбу Мала? В какой-то мере можно. Узником Любеча он пробыл, видимо, лет 11-12, но не больше. Вряд ли получил свободу вместе с детьми – просто потому, что восстание подымал он, а не его несовершеннолетние дети.

Но, естественно, свободным человеком Мал стал не в канун брака Малуши, а за благопристойный промежуток времени до него. Таким образом, первый упомянутый Шахматовым былинный эпизод, скорее, датируется временем с 956 или 957 года до кануна брака.

Стал ли Мал в конце концов в качестве тестя Святослава и свата Ольги играть крупную роль при дворе? Думается, вряд ли. Летопись здесь молчит, былина тоже – фигур Святослава и Ольги в ней нет (по крайней мере, в явном виде). Но Мал был уже не молод, княжеского звания он все-таки обратно не получил, и с него было достаточно чести стать тестем государя и сватом Ольги. Отец великой княгини жил в почете, но государственная роль перешла, сколько можно понять, к его детям.

Положение Малуши нам известно. А положение Добрыни после брака сестры? Видимо, молодой боярин, брат великой княгини, стал сразу после этого брака членом коронного совета державы. Пусть он и не стал князем Древлянским, но он стал шурином Святослава. Что это означало для него впоследствии, мы уже видели.

Древлянский дом. Долго ли прожил Мал после брака дочери, в каком году умер, мы не знаем. Но с его смертью династия не угасла. Былина знает не только Никиту Древлянского, но и Добрыню Древлянского. Иными словами, она знает принадлежность и Мала и Добрыни к Древлянскому княжескому дому.

А вот летопись такой династии после 945 года не знает вообще (то есть она ее существование по каким-то причинам скрывает). И Прозоровский, показав в 1864 году тождество Малко Любечанина с Малом Древлянским, не только установил, чьи дети Добрыня и Малуша и чей внук Владимир, не только разгадал брак Малуши со Святославом, но и открыл тем самым неизвестную ранее науке династию – Древлянский дом. Он это вполне осознал – и свою статью закончил таблицей составленного им родословного древа «Малковичей», то есть Древлянского дома.

Таблица эта составлена в краткой форме, в двух линиях, мужской и женской (то есть линиях потомков Добрыни и потомков Малуши). Начиная с Мала Древлянского, таблица доведена в женской, Малушиной, линии через Владимира до его внука Изяслава I (то есть не содержит полного списка князей), а в мужской линии Добрыничей – до Варлаама Печерского, сына боярина Яня Вышатича, друга Нестора Летописца.

«Малковичами» Прозоровский назвал потомков Мала не совсем правомерно. Дело в том, что Мал не вечно оставался Малко. Ученый не учел того, что при последующем возвышении детей бывшему Малко должны были вернуть имя Мал (но не титул «Древлянский»), так что древо верней было бы именовать родословным древом Маловичей.

Но между выводом о тождестве Малко Любечанина с Малом Древлянским и родословным древом «Малковичей» в статье содержался еще разбор судьбы потомков – одного Добрыни. Прозоровский, в частности, проследил некоторые парадоксы их положения. Он подметил, что, судя по летописям и некоторым другим документам XI века, Добрыничи, не будучи князьями, нередко (даже еще во второй половине XI века) занимали положение, равное княжескому. Он истолковал это как результат династического брака Малуши со Святославом, того, что Мал «приходился сватом Ольге (здесь первоначальное близочество между родами Рюрика и Малка)»[24]24
  24 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 24.


[Закрыть].

На судьбе же потомков Малуши он не останавливался. Даже на том, какую роль сыграло древлянское происхождение Владимира в его борьбе за трон. Винить за это Прозоровского не следует – его заслуги перед наукой и без того велики. А пристальное внимание ученого к Добрыничам понятно, ибо Малушин сын Владимир и его потомки – фигуры и без того хорошо известные в русской истории. Все они князья. По одному этому они всегда находились в поле зрения историков. Их деятельность комментировалась на разные лады.

Но в перспективе летописи они – князья только Варяжского дома, единственной общерусской и стабильной династии, которую летопись знает. (Кроме Варяжского дома, летопись знает еще несколько земельных княжеских домов, в разное время сходящих на нет. Количество имен в них минимально.)

Между тем в свете открытия Прозоровского (целая неизвестная династия) все русские князья, начиная с Владимира I, были князьями как Варяжского, так и Древлянского дома! И очевидно, могли ссылаться на свои права и имели их как по одной, так и по другой династии. Иными словами, Прозоровский открыл еще одну общерусскую династию. То есть династию, альтернативную Варяжскому дому, но вместе с тем связанную с ним династическим браком.

Былина же, как мы теперь узнали, запомнила в положительной роли целых трех членов Древлянского дома, причем если Мал в былине фигура второстепенная, то Добрыня и Владимир Красно Солнышко принадлежат к числу главных героев Владимирова цикла. Иными словами, былина считает именно Древлянский дом главной русской династией. Нам еще предстоит узнать, почему.

В общей форме родословное древо Древлянского дома должно выглядеть так:

Сочтя брак Святослава с дочерью Мала интересным фактом фамильного характера, любопытным для родословной Владимира, но важным в дальнейшем более всего для судьбы Добрыничей, Прозоровский серьезно недооценил значение собственного открытия. Из анализа родословного древа даже в той форме, в какой его составил он, следовало, что Владимир и его потомки (то есть все дальнейшие русские князья) были не только Рюриковичами, но и прирожденными князьями Древлянского дома. И если бы Прозоровский задался вопросом о значении своего открытия для судьбы и политики Владимира, поездка по следам Добрыни Никитича была бы предпринята не мною, а лет за сто до меня.

Союз Ольги с Древлянским домом. Брак Святослава с Малушей был, как мы убедились, важен для судьбы Мала и его детей. Но не меньшую важность представлял он и для Ольги и самого Святослава. А уж с их-то позиции такой брак был парадоксом из парадоксов!

Вдумайтесь в эту картину: в 945 году Мал поднимает восстание, в борьбе с ним убит государь Игорь Рюрикович (и не просто убит, а разбит в бою и казнен Малом). После этого, сообщает летопись, Мал требует Ольгу в жены (как мы теперь знаем, это означало фактически – одной из младших жен). Восстание тянется целый год, и Ольге с великим трудом удается его подавить. Естественно было бы ожидать, что побежденный Мал будет казнен (недаром в казни его так дружно были убеждены многие историки). И что же вместо этого происходит?

Сам Мал, попав в плен, сначала отделывается тюрьмой (вещь достаточно удивительная). Но дальше происходит нечто совершенно невероятное: не проходит и 15 лет с Древлянского восстания, как Ольга берет в жены своему сыну дочь того самого человека, который казнил его отца! Который чуть не опрокинул трон самого Святослава! Который ее, Ольгу, чуть не взял в свой гарем как трофей победы над Игорем!

Немыслимо? Но произошло именно так! И, как мы теперь убедились, древлянский брак был Ольгой тщательно продуман, учитывалось все: интересы престола, привилегии земель, государственное и династическое право. В свете этого и постепенное возвышение Добрыни и Малуши выглядит не просто как серия непонятных милостей княгини, а как результат ее целенаправленных действий. Политический прицел был взят дальний – чуть ли не с 946 года. Причем Ольга все время имела в виду свою конечную цель: древлянский брак!