Текст книги "Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США. 1962–1986 гг."

Одновременно было решено возобновить переговоры в Москве по поводу соглашения о запрещении ядерных испытаний.

Москва – Вашингтон: прямая связь

Кубинский кризис высветил необходимость в надежных технических средствах связи между Кремлем и Белым домом. В декабре Вашингтон выступил с предложением установить линию прямой связи между правительствами СССР и США. После соответствующих переговоров 20 июня 1963 года в Женеве был подписан соответствующий меморандум об организации такой связи «для использования в чрезвычайных обстоятельствах». Часто ее еще называли «горячей линией» между Кремлем и Белым домом.

Предусматривалось установление проводного телеграфного канала круглосуточного действия между столицами обеих стран по трассе Москва – Хельсинки – Стокгольм – Копенгаген – Лондон – Вашингтон, который должен был использоваться для передачи взаимных срочных сообщений.

Одновременно устанавливался радиотелеграфный канал круглосуточного действия, организованный на трассе Москва – Танжер – Вашингтон, который должен был использоваться для служебной связи и координации эксплуатационной деятельности между конечными пунктами. Впоследствии была проведена вторая линия проводной связи, после того как финский фермер, вспахивая на тракторе свой участок земли, перерезал нечаянно первый и единственный проводной канал, что вызвало смятение в Москве и Вашингтоне. В конечном счете была установлена космическая радиотелефонная связь.

Надо сказать, что вопрос о прямой связи между обоими правительствами остро возник во время кубинского кризиса. Дело в том, что связь советского и американского посольств со своими центрами осуществлялась через обычные коммерческие телеграфные агентства. Телеграммы зашифровывались в посольствах и затем передавались на телеграф для отправки адресату. Посольствам долго не разрешалось пользоваться радиосвязью из-за взаимного опасения, что установка необходимой приемной и передаточной аппаратуры с большими радиоантеннами на крыше посольств позволит разведслужбам подслушивать правительственные и другие служебные разговоры в столице другой стороны.

Для этого были известные основания. Как нам стало известно спустя много лет, одной из причин упорного отказа американского посольства переехать на другое, более просторное и живописное место (речь шла о выделении участков для строительства более просторных современных зданий) было то, что рядом с посольством США в Москве проходила основная автомагистраль города. Она, помимо прочего, связывала Кремль и район загородных правительственных дач, где постоянно жили советские руководители. Когда были поставлены радиотелефоны на их автомашинах (сперва эта связь не шифровалась), то Хрущев и особенно Подгорный очень любили, пока они ехали на работу, поговорить по телефону со своими коллегами как по служебным делам, так и просто «посплетничать». Все это записывалось американскими службами радиоперехвата. Наши службы тоже стремились «прослушивать» пространство вокруг нашего посольства, но результаты были иные: большая часть правительственных разговоров по радиотелефонам в Вашингтоне шифровалась.

Сейчас даже трудно поверить, до чего примитивна была связь с Москвой в грозные дни кубинского кризиса, когда счет шел не на дни, а на часы. Я, например, писал срочную телеграмму о разговоре с Р. Кеннеди. Она тут же шифровалась (сперва это тоже делалось вручную, а не шифромашинами). Затем по телефону мы просили телеграфное агентство Вестерн Юнион срочно прислать нам своего посыльного, чтобы забрать телеграмму. Мы, конечно, очень надеялись, что он сразу же отвезет телеграмму в агентство для срочной отправки в Москву. Но ведь он мог и остановиться где-то по дороге, встретив, например, знакомую девушку!

Именно этой примитивной связью и объясняется тот весьма необычный шаг, к которому прибег Хрущев, когда посылал в решающий день, в воскресенье 28 октября, свой ответ президенту Кеннеди, ибо этот ответ во многом предопределял исход всего кризиса. Боясь опоздать, Хрущев, помимо передачи мне шифрованной телеграммой своего ответа президенту, который продублировали также через посольство США в Москве, дал одновременно указание тут же передать свой ответ открытым текстом по радио. На большой скорости с включенными сиренами вереница машин во главе с его помощником помчалась с загородной дачи Хрущева на радиостанцию, где текст послания немедленно передали в эфир.

Вот почему Громыко сначала спешно прислал мне краткую телеграмму о согласии Хрущева на условия Кеннеди, которую я передал Р. Кеннеди за несколько часов до основного послания Хрущева.

Все это побудило Хрущева и Кеннеди установить прямую проводную связь между Москвой и Вашингтоном на случай новых чрезвычайных обстоятельств.

Два кризиса – берлинский и кубинский – укрепили обоих лидеров в мысли о необходимости в постепенной нормализации советско-американских отношений.

Договор о прекращении ядерных испытаний. Раск в Пицунде

10 июня 1963 года президент выступил в Американском университете с речью, целиком посвященной вопросам войны и мира и советско-американским отношениям. Хрущев назвал ее лучшей речью любого президента США после Ф. Рузвельта. Советская пресса впервые за многие годы опубликовала полный текст речи президента США.

Кеннеди призывал к пересмотру американских подходов к холодной войне. Главной целью должен быть мир. Для его обеспечения необходимо прекращение гонки вооружений и продвижение к разоружению. Он объявил о предстоящих переговорах в Москве и о своем решении прекратить ядерные испытания в атмосфере.

В качестве своего представителя на переговорах в Москве Кеннеди выбрал опытного дипломата Гарримана, пользовавшегося немалым уважением в Москве и лично у Хрущева (это особо учитывалось при выборе Гарримана).

В переговорах в Москве участвовали Громыко, Гарриман и английский представитель Хейлшел. Продолжались они около двух недель и закончились соглашением о частичном запрещении ядерных испытаний (в трех сферах, кроме подземных). По ходу переговоров были обсуждены разные варианты, так как камнем преткновения был вопрос о контроле за выполнением соглашения.

На решающей встрече Хрущева с Гарриманом и Хейлшелом советский премьер довольно образно изложил свою позицию. На иностранную инспекцию СССР не согласится, твердо заявил он, даже если речь будет идти о двух-трех инспекциях. Мы готовы пойти на прекращение всех испытаний ядерного оружия, но без инспекций, а лишь с применением «черных ящиков». Мы не согласимся ни на одну инспекцию, какая бы она ни была. Что касается ядерных испытаний в тех сферах, в отношении которых не возникает вопроса об инспекциях, то мы сможем подписать такое соглашение. Если говорить о шпионаже, то у нас, очевидно, разные представления по этому вопросу. Нам трудно поверить тем заверениям, которые дают на этот счет западные державы. Когда кот обещает, что он будет ловить только мышей и не тронет сала, то кот, может быть, сам верит в то, что он говорит, но вряд ли можно сомневаться в том, что кот возьмет и сало, когда этого никто не будет видеть.

Из-за спора о проведении инспекций на местах неудачей закончились длительные переговоры о договоре о полном запрещении ядерных испытаний. Подземные испытания остались вне договора. Был упущен важный шанс.

Во время визита в Москву специального представителя президента США импульсивный Хрущев выдал некоторые секреты советской разведки.

Разгоряченный беседой с Гарриманом, на которой присутствовал и американский посол Колер, советский руководитель пожаловался, что правительство США оказало нажим на западные страны с тем, чтобы они не выполняли заказов СССР на поставку труб для газопроводов. Гарриман стал было это отрицать, но тут же был остановлен. У нас есть достоверные сведения, заявил прямолинейно Хрущев, что правительство США предприняло такие действия по рекомендации своего посла в СССР Колера. Мы можем выдать Вам такой секрет.

Хрущев предложил Гарриману спросить в Госдепартаменте, давал ли Колер такую рекомендацию. Там хранится его телеграмма. Это совершенно точно. Он, видимо, решил: вот тут я вам насолю. Однако с этими трубами сам Колер попал в трубу.

Он спросил при этом посла, может ли тот, положа руку на Библию, сказать, что не давал американскому правительству рекомендацию в отношении труб. Проверим, верит ли Колер в Бога?

Присутствовавший на беседе посол покраснел, но не мог сказать ничего вразумительного, явно подтверждая своим поведением правоту слов Хрущева.

А дело заключалось в том, что наша разведслужба имела возможность знать о содержании некоторых шифротелеграмм посла. После откровений Хрущева американская служба безопасности, надо полагать, приняла дополнительные меры защиты, ибо поток подобной информации заметно уменьшился. Так болтливость Хрущева нанесла серьезный ущерб деятельности наших разведслужб.

Когда в Москве в конце июля завершались переговоры о договоре насчет запрещения испытаний ядерного оружия в трех сферах, неожиданно в последний момент возник один новый спорный вопрос. После некоторой дискуссии, в ходе которой Громыко упорно стоял на своем, Гарриман как бы про себя сказал, что, в конце концов, это не такой уж принципиальный вопрос и что можно пойти навстречу советской стороне. Затем он попросил соединить его по телефону с президентом Кеннеди (переговоры проходили в особняке МИД на улице Алексея Толстого).

Просьба Гарримана вызвала некоторый переполох, так как никогда по телефону не связывались из Москвы прямо с Белым домом. Все же через полчаса удалось дозвониться до президента. Гарриман, сидя за столом переговоров, объяснил ему сложившуюся ситуацию и попросил утвердить его предложение. Кеннеди, после минутных расспросов, тут же сделал это.

Так был окончательно согласован текст договора. Не скрою, что на всех советских участников такая оперативность американцев на высшем уровне произвела впечатление.

Несколько слов о самом Гарримане, видном деятеле демократической партии, который по-отечески тепло относился к Кеннеди и немало сделал для его политической карьеры, пока тот не стал президентом США. Сам президент с большим уважением относился к Гарриману и считался с его мнением.

Дом Гарриманов в Джорджтауне в Вашингтоне был своеобразным клубом активной политической жизни столицы, в котором бывали члены правительства, конгресса, видные дипломаты, журналисты, общественные и политические деятели. В период предвыборных кампаний там часто собирались руководящие лица из демократической партии.

После смерти супруги Гарриман женился на вдове сына Черчилля, Памеле. Она вскоре стала американской гражданкой и одной из самых видных активисток демократической партии. Умная, энергичная и приятная женщина. Мы с женой всегда с удовольствием вспоминаем дружественные беседы и встречи с этой семьей. С приходом к власти президент Клинтон назначил ее послом США во Франции.

5 августа в Москве состоялось подписание «Договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой». Он стал первым реальным шагом на пути к замедлению гонки вооружений. В церемонии принял участие и госсекретарь Раск, прилетевший для неофициального обмена мнениями с советским руководством.

Раск встречался затем с Хрущевым в Пицунде, где тот был на отдыхе. Состоялась оживленная беседа, однако без особых «прорывов». Да они и не ожидались в тот момент, тем более сразу после подписания договора о ядерных испытаниях. Хрущев высказался за то, чтобы, не теряя темпа, стороны договорились о замораживании, а еще лучше о сокращении военных бюджетов, о мерах по предотвращению внезапного нападения, о сокращении иностранных войск в обоих германских государствах, о заключении пакта о ненападении между ОВД и НАТО.

Госсекретарь же больше интересовался вопросом о встрече на высшем уровне. Хрущев высказался в принципе за такую встречу, но четко оговорил, что она должна быть соответствующим образом подготовлена.

По существу, он все еще надеялся использовать стремление Кеннеди к встрече на высшем уровне, чтобы заставить его пойти на договоренность по берлинскому вопросу и в отношении мирного договора с Германией.

Последняя беседа с президентом

Спустя две недели Хрущев поручил мне провести обстоятельный разговор с президентом Кеннеди по широкому кругу вопросов. Он прислал при этом и специальное послание президенту. 26 августа я встретился наедине с Кеннеди в Белом доме.

Президент выразил удовлетворение по поводу подписания в Москве договора о запрещении испытаний ядерного оружия. Затем разговор зашел о ходе обсуждения вопроса о ратификации договора в сенатских комиссиях. «Что можно сделать с такими людьми, как, например, физик Теллер или сенатор Голдуотер, которые, как и де Голль, не поддаются никаким разумным убеждениям и договариваются до абсурда. Хочу, однако, подчеркнуть, что правительство США и лично я хотим дальнейшего развития успеха, достигнутого в результате подписания договора, и я приложу для этого со своей стороны все необходимые усилия. Об этом можете передать в Москву».

Затем Кеннеди прочитал текст послания Хрущева, в котором излагались соображения относительно дальнейшего продвижения в наших отношениях в развитие его беседы с Раском.

Президент сказал, что согласен со многими мыслями советского премьера и сам считает необходимым продолжить обмен мнениями по другим вопросам сразу же после ратификации договора о запрещении ядерных испытаний. Такими вопросами могли бы явиться в первую очередь меры по предотвращению внезапного нападения и декларация о неиспользовании космоса для размещения оружия массового уничтожения.

Разумеется, должны быть рассмотрены и другие вопросы, в частности вопросы двусторонних отношений между СССР и США.

В ходе длительной беседы с президентом были затронуты также такие вопросы послания Хрущева, как заключение германского договора и признание германских границ юридически (он был готов признать их негласно, де-факто), пакт о ненападении между НАТО и ОВД, сокращение войск в обеих частях Германии, торговля между СССР и США, возможность сотрудничества в мирном использовании космоса. Президент вкратце коснулся китайского вопроса. Мы согласились, что следует ожидать китайских военных авантюр в Юго-Восточной Азии и что нашим правительствам необходимо следить за действиями китайцев и не позволять им сталкивать нас друг с другом.

Общее впечатление от беседы, которое сложилось у меня и было доложено в Москву: президент в данный момент не очень склонен к энергичному продвижению в отношении спорных проблем, особенно тех, которые носят затяжной многосторонний характер и вызывают оппозицию европейских союзников США, в первую очередь ФРГ, а также Франции. А с ними Вашингтон явно не хочет ссориться или углублять расхождения, тем более в условиях приближающейся предвыборной кампании в самих США. В то же время президент, видимо, готов пойти на решение или продвижение в вопросах чисто двусторонних отношений, а также таких вопросов, как меры по предотвращению внезапного нападения и ракетно-ядерных конфликтов, поскольку они непосредственно затрагивают национальные интересы самих США. В этом случае он, судя по всему, готов оказать определенный нажим на своих союзников.

Это была моя последняя беседа наедине с президентом Кеннеди. Ему оставалось жить всего два с половиной месяца. Он был настроен оптимистично, в расцвете сил, выглядел уверенным в себе человеком.

Несколько слов о личных впечатлениях от бесед с Кеннеди.

Президент, бесспорно, был крупной личностью в истории США. Непосредственно соприкасаясь с ним в течение двух лет, я видел, как быстро он набирал опыт на своем посту. Уже через несколько месяцев в разговорах со мной на советско-американские темы Кеннеди стал проявлять их детальное знание, что выгодно отличало его от ряда других американских президентов. Впрочем, взгляды его на Советский Союз были достаточно консервативными. Кеннеди умел сдерживать свои эмоции в беседах, строил их таким образом, чтобы не привносить в них излишних элементов напряженности, что было свойственно его брату Роберту. В то же время он умело «держал» свои позиции при активном диалоге по разным международным вопросам.

Кеннеди хорошо знал европейские дела. Он охотно обсуждал вопросы контроля над вооружениями, выделяя из них проблемы нераспространения ядерного оружия и прекращения ядерных испытаний.

Президент любил проводить пресс-конференции и делал это весьма умело.

Он держал на довольно «коротком поводке» своих советников по внешнеполитическим делам, включая даже госсекретаря Раска. Они проявляли осторожность в высказывании своих новых мыслей, если это не было заранее согласовано с президентом.

Определенной свободой в этом смысле пользовался Роберт Кеннеди. Но нужно было всегда быть осторожным: исходила ли та или иная мысль от самого Роберта, особенно в момент его эмоциональных всплесков, или она была одобрена президентом. У меня сложилось впечатление, что в целом влияние Р. Кеннеди на президента в советско-американских делах, да и вообще в вопросах внешней политики, носило скорее негативный, чем конструктивный характер. Любопытно, что после администрации Кеннеди конгресс принял специальный закон, запрещающий президенту назначать своих родственников на ответственные посты (Р. Кеннеди, как известно, был министром юстиции).

Роберт Кеннеди: новая встреча с Хрущевым была бы полезной

В октябре в Вашингтоне побывал Громыко. В ходе визита было достигнуто взаимопонимание с президентом Кеннеди, что в следующем году США и СССР без какого-либо формального соглашения на этот счет, а в порядке взаимного примера заморозят свои военные расходы, а также несколько сократят свои войска в Европе.

Тогда же в отдельной беседе с Громыко Раск предложил рассмотреть вопрос об уничтожении всех американских бомбардировщиков типа Б-47 и соответствующих советских бомбардировщиков. Советский министр со своей стороны предложил тогда включить и вопрос о ракетах. Раск заявил о готовности США в принципе обсуждать «весь комплекс средств доставки ядерного оружия», но считал все же целесообразным начинать с бомбардировщиков. Разговор этот в октябре 1963 года остался незавершенным, но его, видимо, можно считать началом обмена мнениями между США и СССР по стратегическим вооружениям.

Интересно, что вскоре после этого Томпсон в беседе со мной предложил провести неофициальный обмен мнениями («мысли вслух») насчет возможности постепенного взаимного сокращения войск с установлением конкретных постов на территориях обеих стран. Это было первое (и последнее) предложение США установить международные контрольные посты на американской территории, включая посты на Восточном побережье США, что могло бы явиться гарантией против каких-либо вторжений на Кубу со стороны США. К моему сожалению, это интересное предложение было проигнорировано Хрущевым (он был против иностранных инспекторов на нашей территории), а Кеннеди вскоре сам потерял интерес к этому предложению.

15 ноября мы с Р. Кеннеди обсуждали состояние советско-американских отношений и их ближайшие перспективы.

Мой собеседник сказал, что хотел бы прежде всего категорически опровергнуть распространяемые в Вашингтоне утверждения, будто президент не хочет дальнейшего улучшения отношений с СССР и заключения с ним каких-либо новых соглашений в период предвыборной кампании 1964 года. Это неправда. Президент выступает в пользу улучшения отношений с СССР и готов заключить взаимовыгодные соглашения даже в разгар предвыборной кампании в США, когда его будут активно атаковать республиканцы. Они уверены в победе Кеннеди, хотя борьба будет трудная и изнурительная.

В конце беседы Р. Кеннеди заявил, что глубоко убежден в том, что будущие отношения между нашими странами во многом зависят от дальнейшего развития личных отношений и взаимопонимания между президентом и Хрущевым. Он думает, что новая встреча двух руководителей была бы полезной. Такова точка зрения и его брата. Хорошо, если бы они смогли в спокойной обстановке посидеть вдвоем в течение 2–3 дней и поговорить по всем вопросам. «Они могли бы договориться».

Можно было бы, в частности, вначале организовать поездку президента в СССР, а затем он с удовольствием сам принял бы советского премьера здесь, в США. Важно, однако, чтобы поездка президента была приурочена к достижению соглашения по какому-либо вопросу. Поездка в СССР, сказал Р. Кеннеди, могла бы состояться после выборов, хотя он не исключает полностью возможность такой поездки еще и в 1964 году. Что касается конкретного соглашения, то он пока не может ответить, но надеется, что такой вопрос может быть найден. Брат президента подчеркнул важность продолжения конфиденциальных контактов на высшем уровне.

Говоря о перспективах предвыборной кампании, Р. Кеннеди сказал, что на сегодняшний день наиболее серьезным противником Кеннеди является сенатор Голдуотер. Основная слабость республиканцев – отсутствие единого лидера, единой платформы. Наиболее трудные проблемы для самого Кеннеди – это безработица и острый вопрос о гражданских правах, но он надеется победить. Тогда у него будут во многом развязаны руки в области внешней политики и отношений с СССР.

Надо сказать, что тон высказываний Р. Кеннеди на этот раз был необычно примирительный, даже когда речь шла о спорных вопросах. По всему было видно, что президент, особенно в условиях разворачивающейся предвыборной кампании, хотел бы иметь возможность продолжения с нами делового диалога, чтобы, образно говоря, держать свою руку на пульсе отношений с СССР, учитывать этот важный фактор для хода предвыборной борьбы в США.

Показательно было и то, что впервые после кубинского кризиса президент – через своего брата – так определенно высказывался в пользу целесообразности советско-американской встречи на высшем уровне и о своей поездке в СССР. И все это было всего за неделю до его убийства в Далласе (штат Техас).