Текст книги "Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США. 1962–1986 гг."

Аэропорт Кеннеди в панике

В начале ноября было подписано соглашение о воздушном сообщении между СССР и США. В связи с началом практического осуществления этого соглашения запомнился один трагикомический эпизод. Первый пробный перелет из Москвы в Нью-Йорк осуществлял советский экипаж во главе с известным тогда у нас пилотом Бугаевым (он стал затем личным пилотом Брежнева и впоследствии министром гражданской авиации СССР). В составе экипажа был штурман, который, как считалось, хорошо знал английский язык. На подлете к аэропорту Кеннеди штурман связался с американским наземным контрольным пунктом и запросил разрешение на посадку. Ему было сказано встать в очередь «в воздушной этажерке», в которой прилетающие самолеты постепенно по спирали снижались до посадочной полосы.

Штурман не разобрался и бодро заявил: «О’кей, иду на посадку!» Ему снова было быстро сказано – встать в очередь. Он опять не понял и громко повторил, что у него все в порядке и что он идет на посадку. Перепуганный диспетчер тут же дал команду всем кружившим в небе самолетам «срочно разлететься в разные стороны» и дать возможность «сумасшедшему русскому» сесть на аэродроме. Самолет произвел блестящую посадку, и все в самолете были довольны, не зная о случившемся.

Вечером был торжественный обед, обмен речами и тостами. Царила дружеская атмосфера, а о случившемся инциденте никто ничего не знал. Во время обеда начальник американской авиационной службы рассказал мне в полушутливой форме о том, как происходила посадка самолета, и уже всерьез предложил, чтобы наши пилоты и штурманы прошли у них недельный курс разговорной практики, необходимой для радиосвязи.

Наш экипаж сперва встретил в штыки такое предложение американцев, заявив, что все они отличные летчики и штурманы и им проходить какие-то дополнительные «курсы», мол, не к лицу. Я тогда связался с Москвой и предложил дать экипажу твердое указание пройти специальную языковую подготовку. Оттуда пришел срочный ответ: поблагодарить американцев за предлагаемое содействие, а экипажу сразу заняться делом. Через такую подготовку прошли в то время все экипажи, совершавшие полеты в Нью-Йорк.

Москва и Вашингтон маневрируют. Встреча в Гласборо

Совокупность разных факторов побуждала правительство Джонсона избегать в 1967 году крайностей, могущих обострить отношения с СССР, придерживаться линии на сохранение более или менее стабильных отношений с Москвой, сохранять контакты и возможность конфиденциального обмена мнениями, несмотря на осложнения обстановки в связи с вьетнамской войной и арабо-израильским вооруженным конфликтом. Советское правительство, по существу, придерживалось аналогичной линии поведения. Сохранение соответствующего уровня отношений в сложных международных условиях нашло свое отражение во встрече в Гласборо 23–25 июня между Косыгиным и Джонсоном.

В Центральной Европе обе стороны соблюдали нечто вроде перемирия при молчаливом уважении статус-кво. Они сохраняли также заинтересованность в заключении договора о нераспространении ядерного оружия и в проведении переговоров о стратегических системах ракетно-ядерного оружия (США проявляли особый интерес к запрещению систем ПРО).

Однако общая атмосфера в отношениях между обеими странами продолжала оставаться сложной и противоречивой. Правительству Джонсона лишь с большим трудом удалось добиться в марте 1967 года ратификации консульской конвенции с СССР, а законопроект «О торговых отношениях между Востоком и Западом» так и застрял в сенате.

Политбюро обсуждает советско-американские отношения

К концу 1966 года советское руководство поручило Министерству иностранных дел представить подробный анализ состояния советско-американских отношений и возможные предложения насчет внешнеполитического курса СССР на ближайший период.

13 января 1967 года Громыко представил на рассмотрение политбюро аналитическую записку о состоянии и перспективах отношений между СССР и США.

Эта записка была выдержана, разумеется, в духе основополагающих в тот момент партийных документов, изобиловала утверждениями насчет «побед социализма» и «неизбежности распространения коммунизма на земле» и т. д. Вместе с тем некоторые ее оценки представляют известный интерес. Поэтому (сохраняя специфическую фразеологию того времени) хотелось бы привести некоторые выдержки из этого документа.

Опыт последних лет показывает, говорилось в записке, насколько сложной является и будет оставаться для СССР задача сосуществования с США. В целом состояние международной напряженности не отвечает государственным интересам СССР и дружественных ему стран. Строительство социализма и развитие экономики требуют поддержания мира. В обстановке разрядки легче добиваться укрепления и расширения позиций СССР в мире.

Главный тезис внешней политики Кеннеди и Джонсона – это сохранение статус-кво в мире. Американская концепция «о сферах жизненных интересов» США и СССР, а также о «третьей сфере» в целом отражает вынужденное признание правящими кругами США сложившегося соотношения сил и побед социализма. Однако правительство США ставит при этом задачу: ограничить дальнейшее распространение коммунизма на земле, что, разумеется, неосуществимо…

Рассматривая отношения между СССР и США в широкой перспективе, а не только в плане нынешнего неблагоприятного состояния отношений в связи с агрессией США против Вьетнама, можно сказать, что в нынешнюю переходную эпоху истории вопрос, в конечном счете, заключается в том, как будет совершаться переход стран и народов от капитализма к социализму: в условиях сохранения всеобщего мира или в условиях мировой войны? Несомненно при этом, что все же именно от состояния отношений между СССР и США зависит ответ на вопрос – быть или не быть мировой ракетно-ядерной войне… Концентрация наших главных усилий на внутреннем экономическом строительстве при поддержании военной мощи для обороны отвечает указанию Ленина о том, что окончательная победа социализма над капитализмом будет обеспечена созданием новой, гораздо более высокой производительности труда.

Не исключая в принципе возможности согласованных советско-американских действий в целях поддержания мира и обеспечения решения некоторых крупных международных проблем, необходимо, разумеется, избегать создавать впечатление, будто мы, признавая особое влияние двух держав, пренебрегаем интересами других государств.

При известных условиях может быть возобновлен – и даже по более широкому кругу вопросов – советско-американский диалог, прерванный в 1963 году. Обдумывание этой возможности и соответствующая подготовка к ней должна быть не менее систематической и глубокой, чем та, которая велась у нас с 1942 года в течение всей Второй мировой войны в отношении послевоенного устройства мира.

Мы не должны однобокой постановкой вопросов об империализме отрезать для самих себя возможности дипломатического маневрирования в отношениях с отдельными западными странами, включая и США. Необходимо в соответствующих случаях более строго проводить подчеркивавшееся Лениным различие между коминтерновской и мидовской работой. Для придания еще большей гибкости и эффективности нашей политике в отношениях с США следовало бы официальные внешнеполитические выступления и акции советского правительства более четко ставить преимущественно в плоскость межгосударственных отношений, а социологические и идеологические аспекты борьбы двух систем, а также критику политики США и других западных империалистических государств с идеологической точки зрения, если и поскольку это не затрагивает сферы отношений между государствами, вести преимущественно по линии партии, общественных организаций и печати.

Агрессия США во Вьетнаме и советско-американские отношения: необходимо впредь, не втягиваясь в непосредственное участие в этой войне, оказывать всемерную помощь ДРВ в укреплении ее обороноспособности… Окончание вьетнамского конфликта, несомненно, оказало бы положительное влияние на советско-американские отношения и открыло бы дополнительные возможности для решения некоторых международных проблем.

Нам не следует уходить от договоренностей с США по вопросам, в решении которых мы заинтересованы, и когда такая договоренность не противоречит нашей принципиальной позиции по Вьетнаму. Разумеется, нам следует избегать создания такой внешнеполитической ситуации, при которой нам пришлось бы вести борьбу на два фронта, то есть против КНР и США. Поддержание известного уровня в советско-американских отношениях будет одним из факторов достижения такой цели. Борьба за сплоченность соцстран – главное противодействие усилиям США по разложению соцсодружества.

Задача ослабления позиций США в Западной Европе. Последовательно придерживаться установки на то, что для европейских проблем необходимо искать «европейское решение». Настойчиво внедрять тезис о том, что Европа сама может и должна обеспечить свою безопасность, укрепление доверия в отношениях между странами Восточной и Западной Европы.

Возможности воздействий на расстановку политических сил в США. Использовать все возможности и средства для углубления водораздела между умеренными и «бешеными» в США, для изоляции «американской военной партии», чтобы не допустить в будущем развязывания агрессивными силами империализма мировой ядерной войны. В этой связи вряд ли была бы в наших интересах смена президента Джонсона (на выборах) республиканским президентом, поскольку любой из известных претендентов на этот пост из республиканской партии стоит еще правее Джонсона. Соответственно, при осуществлении наших внешнеполитических акций, касающихся США, следует учитывать нежелательность того, чтобы эти акции укрепляли позиции противников Джонсона справа. Одновременно полезны контакты с «лояльной оппозицией» Джонсону (сенаторы Фулбрайт, Р. Кеннеди, Кларк и др.), которая критикует его слева. Целесообразно также расширять по линии наших общественных организаций контакты с либерально-демократическими силами, как и обмены в области культуры, искусства, образования.

Эта записка МИД была одобрена советским руководством и послужила своего рода основой внешнеполитического курса СССР в отношении США в период президентства Джонсона.

Договор о мирном использовании космоса. Беседа с президентом

Надо сказать, что в начале 1967 года весьма кстати закончились советско-американские переговоры насчет договора о мирном использовании космоса (запрещение размещения оружия массового уничтожения в космосе).

27 января в Белом доме состоялась церемония подписания этого договора. В ходе последовавшего затем приема президент в разговоре наедине попросил меня передать советскому руководству свое удовлетворение по поводу договора и выразил надежду, что в этом году мы сделаем еще один важный шаг – подпишем договор о нераспространении ядерного оружия. Затем, сказал Джонсон, он хотел бы надеяться, что нашим странам удастся договориться по вопросу о противоракетных системах. При этом он ссылался на то, что реальная эффективность таких систем, несмотря на все расходы, была бы невелика, а новый тур гонки вооружений вызвал бы неблагоприятную психологическую реакцию в других странах и у общественности США, что может надолго блокировать достижение соглашений по другим вопросам разоружения.

Президент заявил далее, что, несмотря на определенные трудности, он намерен добиваться улучшения отношений с СССР, хотя он хорошо понимает ограничения, накладываемые конфликтом во Вьетнаме. Джонсон просил понять, что сейчас у него большие трудности с конгрессом в том, что касается отношений с СССР. Эти трудности вызываются в основном внутриполитическими причинами: приближение избирательной кампании, активизация антисоветских выступлений в стране (в этот период действительно резко обострились выступления еврейской общины в США и связанных с ней влиятельных средств массовой информации по поводу еврейской эмиграции из СССР).

Присутствовавшие послы и пресса были, конечно, заинтригованы разговором вдвоем президента и советского посла, но не могли удовлетворить своего любопытства.

В отдельном разговоре Фулбрайт, касаясь «состояния умов» в ближайшем окружении Джонсона, в весьма пессимистических тонах заметил, что сейчас там – особенно в свете событий в Китае и резкого обострения советско-китайских отношений – явно настроены в пользу усиления военного нажима во Вьетнаме с тем, чтобы получить наиболее благоприятные условия для последующего урегулирования. Генералитет обещает Джонсону добиться «решающих успехов» в 1967–1968 годах.

Неудачное посредничество Косыгина

В начале февраля состоялся официальный визит Косыгина в Англию. Кроме рассмотрения основных вопросов советско-британских отношений, советское руководство придавало определенное значение обсуждению с английским правительством проблемы поисков мирного урегулирования вьетнамского конфликта. Оно надеялось через англичан оказать дополнительный нажим на Вашингтон. Об этом негласно просил нас и Ханой.

Администрация Джонсона со своей стороны была не прочь использовать услуги Косыгина во вьетнамских делах.

В Москве американцы передали нам конфиденциальное послание Джонсона Хо Ши Мину. В послании содержалось новое предложение: США прекращают бомбардировки и берут обязательство не увеличивать больше численность своих войск в Южном Вьетнаме в обмен на обещание правительства ДРВ не посылать больше своих войск на Юг.

Это предложение США было передано Ханою еще до поездки Косыгина в Лондон, однако, жаловался Раск, на него до сих пор нет никакого ответа.

По просьбе английского премьера Вильсона Косыгин передал из Лондона (через Москву в Ханой) соображения Джонсона насчет возможного урегулирования конфликта. От себя Косыгин высказал Хо Ши Мину свои предложения в целях поиска компромиссных решений. Брежнев был не очень доволен этой инициативой Косыгина, но уступил, не желая оказаться в положении человека, препятствующего урегулированию.

В ожидании ответа Джонсон ввел на несколько дней мораторий на бомбардировки территории ДРВ. Однако, когда эти несколько дней, установленные Джонсоном, прошли, он под нажимом военных, опасавшихся концентрации войск северовьетнамцев, не захотел больше продлить мораторий, как предлагал Косыгин, надеясь на получение благоприятного ответа, который открыл бы дорогу к дальнейшим переговорам. Своего рода посредничество советского премьера окончилось, таким образом, неудачей. Косыгин был сильно раздосадован, ибо он надеялся на повторение «ташкентского варианта» (его успешное посредничество между Индией и Пакистаном). Все это лишь усилило нежелание Москвы ввязываться в такие дела.

Раск пытался впоследствии оправдать возобновление бомбардировок ДРВ «возникшим недоразумением», но это прозвучало не очень убедительно.

Раск вскоре передал новое предложение: в случае положительного ответа СССР на их предложение о возможной взаимной «советско-американской деэскалации» поставок оружия во Вьетнам США могли бы рассмотреть вопрос о прекращении бомбардировок ДРВ. Однако Москва не среагировала на это предложение.

А тут появился еще один раздражитель: дочь Сталина Светлана, выезжавшая в Индию с разрешения Косыгина, не вернулась домой, а вылетела в США. В Москве были убеждены, что «побег» был организован американцами, не без ведома Белого дома, хотя Раск и отрицал это.

Макнамара. Вопрос о стратегических вооружениях

Постепенно у меня завязывались добрые личные отношения с министром обороны Макнамарой. Человек он сложный, но интересный, а главное – с редкой способностью переоценивать свои взгляды в зависимости от новых обстоятельств. Он никогда не был рабом идеологических суждений, оставался прагматиком и реалистом.

Запомнилась беседа у него (11 апреля), когда он пригласил меня на обед.

Практически весь разговор был посвящен динамике развития стратегических ракетно-ядерных сил и возможному контролю над ними.

По оценке Макнамары, в основе американской военной доктрины лежит тезис, что США должны быть готовы к тому, чтобы «абсорбировать» внезапный ракетно-ядерный удар противника и сохранить при этом гарантированную возможность нанесения ответного удара «с непоправимым ущербом». В основе советской военной доктрины, как он понимает, – тот же принцип. В настоящее время, по твердому убеждению Макнамары, обе стороны обладают такой возможностью, хотя ракетно-ядерный потенциал у СССР меньше. Именно это вносит своеобразный элемент стабильности и достаточной уверенности в том, что ни одна из этих держав не готова к самоубийственному нападению друг на друга.

Если говорить откровенно, сказал он, то имеющихся сейчас у США ракетно-ядерных средств, по его мнению, больше, чем действительно необходимо для подкрепления указанной выше доктрины обеспечения безопасности США. Произошло это «довольно случайно»: когда к власти пришел президент Кеннеди, то было решено уделить особое внимание форсированному строительству ракетно-ядерных средств; берлинский кризис 1961 года ускорил этот процесс. В основу разработанной специальной программы на этот счет была положена оценка советских возможностей по созданию таких же средств. Мы несколько переоценили эти возможности, поскольку советское правительство не захотело пойти на чрезмерное ущемление гражданских нужд, а выбрало в действительности своего рода среднюю программу. Создалась такая ситуация, когда США имеют сейчас в количественном отношении больше, например, ракет, чем СССР, но имеющихся у СССР ракетно-ядерных средств все равно вполне достаточно, чтобы обеспечить свою безопасность.

Что же касается строительства ПРО, то это вносит несколько новый элемент. Я твердо убежден на основании всех имеющихся данных, заявил Макнамара, что нельзя создать достаточно надежную систему ПРО. В случае строительства ПРО другой стороной для США речь будет лишь идти о том, насколько увеличить – и это будет гораздо дешевле – наступательные средства, чтобы быть уверенным в эффективности все той же основной доктрины. Поэтому США на развертывание ПРО в Советском Союзе ответили бы в первую очередь увеличением стратегических ракетно-ядерных сил, а уже затем развертыванием своей ПРО.

В Вашингтоне понимают, подчеркнул Макнамара, что ввиду отсутствия должного доверия между СССР и США и различия их основных политических целей на международной арене имеются немалые трудности для взаимопонимания и тем более конкретной договоренности, однако попробовать следует. Ведь если выразить это кратко, то можно сказать, что, предлагая Советскому Союзу начать обсуждение вопроса о ПРО – а мы понимаем, что это нелегкий и не быстрый процесс, – США думают о том, нельзя ли, несмотря на все трудности, совместно исследовать все же возможности установления соответствующего взаимопонимания в области ракетно-ядерных средств, как оборонительных, так и наступательных, на основе все той же доктрины, преследуя при этом одновременно еще две цели: уменьшение риска для национальной безопасности каждой из наших двух стран при минимально необходимых для этого затратах.

Со своей стороны он готов был бы поехать в Москву для встречи с соответствующими советскими представителями, но хорошо понимает, что, пока идет вьетнамская война, он «не является подходящей фигурой для такой поездки». В случае необходимости, однако, послу Томпсону могут быть приданы в качестве экспертов помощники Макнамары, хорошо знающие все эти проблемы.

Макнамара выразил готовность продолжить обмен мнениями по этому важному вопросу и со мной. Он хотел бы получить реакцию Москвы, хотя бы предварительную, по существу высказанных сообщений.

Обращение Макнамары было, по существу, первым конкретным зондажем ответственного представителя правительства США по такому важному вопросу. На мой взгляд, оно, безусловно, заслуживало определенного внимания. Однако это обращение, к сожалению, не нашло тогда ответного отклика в Москве.

В декабре 1966 года Макнамара предложил президенту – тот согласился – запросить у конгресса США ассигнования на создание системы ПРО, но не расходовать их до тех пор, пока не будет официально прозондирована идея проведения переговоров с Москвой об ограничении стратегических вооружений, особенно противоракетных. Это должен был сделать Томпсон, который был вторично назначен послом США в СССР.

В январе 1967 года перед отъездом в Москву Томпсон сообщил мне, что везет с собой письмо Джонсона с предложением премьеру Косыгину провести конфиденциальные переговоры, в первую очередь по вопросу о системах ПРО. Я тут же указал на необходимость одновременного обсуждения и вопроса о наступательных вооружениях. Томпсон не дал мне ясного ответа. Он действительно привез в Москву соответствующее письмо президента. Однако уже вскоре Томпсон дополнительно информировал Косыгина о готовности США обсуждать ограничения не только на оборонительные, но и наступательные вооружения. Соответственно в конце февраля Косыгин в своем ответе на письмо Джонсона заявил о согласии советского правительства начать конфиденциальные переговоры с США по ограничению наступательных и оборонительных вооружений.

Как свидетельствует бывший заместитель министра Корниенко, против такого обсуждения не возражал и министр обороны Малиновский (после смерти Малиновского весной 1967 года новый министр Гречко был менее склонен к ведению переговоров с США по стратегическим вооружениям).

Однако общая политическая обстановка в мире не способствовала быстрому началу переговоров по стратегическим вооружениям. Усиливавшаяся агрессия США во Вьетнаме, а также вспыхнувшая в июне арабо-израильская война привели к затяжке этих переговоров.

Арабо-израильская война 1967 года

В годы президентства Кеннеди и Джонсона положение на Ближнем Востоке оставалось достаточно напряженным, но не выходило на уровень серьезного конфликта с вовлечением великих держав. Между Москвой и Вашингтоном в этот период не было систематического обмена мнениями по этому региону. Вообще в повестке дня советско-американских отношений Ближний Восток не фигурировал постоянно, как Европа или Юго-Восточная Азия, но потенциально он был в списке опасных районов.

Отношение СССР к Израилю было первоначально достаточно ровное. Москва в числе первых (даже раньше США) выступила в Совете Безопасности ООН в 1947 году за признание Израиля в качестве самостоятельного государства и принятие его в ООН. Вскоре были установлены и полные дипломатические отношения между обоими государствами с открытием посольств в обеих столицах.

Запретительная политика советского правительства в отношении выезда евреев из СССР постепенно порождала растущие трения с Израилем и содействовала активизации шумной антисоветской кампании в США. Это, в свою очередь, вызвало ответное ожесточение в правящих кругах СССР и решимость «не уступать сионистам». Так, «еврейский вопрос» стал на долгое время камнем преткновения в наших отношениях с США и Израилем.

Антисионистские настроения в СССР стали активно проявляться с середины 60-х годов как ответная реакция на шумные демонстрации и кампанию на Западе, особенно в США, «в защиту советских евреев». Упорное стремление части евреев и «диссидентов» уехать из СССР в Израиль и созданная вокруг всего этого скандальная шумиха лишь усилили эти настроения, хотя первоначальным источником всех этих кампаний и контркампаний конечно же была непродуманная запретительная политика советских властей в отношении эмиграции из СССР. Росло число громких конфликтных выездных дел, что лишь усиливало общую нездоровую обстановку. К этому добавился и ставший совершенно очевидным военно-стратегический альянс Израиля с США.

С середины 80-х годов положение стало выправляться и нормализоваться. Выезд стал практически свободным. Восстановлены дипломатические отношения с Израилем, что, по существу, было молчаливым признанием ошибочности первоначального решения разорвать эти отношения в 1967 году, ибо такой шаг долгое время лишал СССР возможности всесторонне участвовать в процессе ближневосточного урегулирования. Ныне отношения стали дружественными.

Замечу попутно об одном малоизвестном, но интересном факте. В конце 70-х годов Брежнев на одном из заседаний политбюро неожиданно поднял вопрос о возможности постепенного восстановления отношений с Израилем, начиная с открытия консульств (в частной беседе с ним я высказал такое соображение в качестве одного из способов улучшения отношений с США). Политбюро в принципе согласилось поручить МИД проработать этот вопрос. Однако на этом заседании не было Суслова и Громыко, которые были в отпуске. Вернувшись из отпуска, они решительно выступили против любого изменения курса в отношении Израиля. Брежневу пришлось уступить.

Тем временем весной 1967 года обстановка на Ближнем Востоке стала сильно обостряться. Вспыхнул арабо-израильский военный конфликт.

5 июня Израиль начал военные действия против ОАР, Сирии и Иордании. Советское правительство немедленно заявило о своей поддержке этих стран. В тот же день оно, добиваясь прекращения военных действий, дало указание представителю СССР в ООН поставить вопрос о немедленном созыве Совета Безопасности. Одновременно оно обратилось по линии прямой связи к президенту Джонсону с призывом оказать соответствующее влияние на Израиль. Это был первый случай использования «горячей линии» между Кремлем и Белым домом с момента ее создания в 1963 году после кубинского кризиса.

10 июня СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем (что в долгосрочном плане в контексте ближневосточного урегулирования оказалось серьезным просчетом).

В тот же день Косыгин обратился по «горячей линии» к Джонсону с настойчивым призывом, чтобы США потребовали от Израиля безоговорочного прекращения в ближайшие часы военных действий в соответствии с резолюцией Совета Безопасности. Советское правительство заявило, что если Израиль не выполнит этого требования, то с советской стороны будут предприняты необходимые санкции.

В обращении Косыгина содержался прямой намек на то, что СССР может предпринять даже «военные акции», что, конечно, встревожило Белый дом. Шестой флот США, находившийся в Средиземном море, получил приказ ускорить движение к району конфликта. Как признал в своих мемуарах президент США, ситуация заметно накалялась. Все это активизировало дальнейший оживленный обмен посланиями по «горячей линии» между Джонсоном и Косыгиным. В ходе решающих событий президент Джонсон вместе с Раском, Макнамарой и основными советниками постоянно находился в «ситуационной комнате» Белого дома. В Москве в Кремле непрерывно заседало политбюро. Наличие «горячей линии» сыграло неоценимую роль в поддержании постоянного контакта между Москвой и Вашингтоном, оно позволило Белому дому и Кремлю держать руку на пульсе развития событий и предотвратить опасную неопределенность намерений и действий обоих правительств. Впрочем, в реальные планы Кремля не входило осуществление каких-либо конкретных военных акций против Израиля. Обсуждалась лишь возможность дальнейшей воздушной переброски оружия арабским странам в связи с их просьбами.

Вечером 10 июня Израиль прекратил военные действия на всех фронтах. Были подписаны соглашения о прекращении огня. «Шестидневная война» завершилась сокрушительным поражением Египта, Сирии и Иордании, часть территорий которых оказалась оккупированной Израилем: египетский Синай, сирийские Голанские высоты, населенные палестинцами Западный берег реки Иордан и район Газы.

После поражения арабских стран авторитету СССР на Ближнем Востоке был нанесен немалый ущерб.

17 июля в Нью-Йорке открылась чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН, созванная по предложению СССР для рассмотрения вопроса о положении на Ближнем Востоке и в первую очередь о безотлагательном выводе войск Израиля с захваченных им территорий арабских стран за линию перемирия. Советскую делегацию на сессии возглавлял Косыгин. Надо сказать, что в своем основном выступлении на Ассамблее он, помимо резкой критики в адрес Израиля, четко сформулировал право Израиля на независимое существование, чем вызвал большое недовольство арабских делегаций. Ввиду упорного отказа арабских государств принять компромиссный латиноамериканский проект резолюции, который и США, и СССР считали приемлемым, 21 июля 1967 года чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи прервала свою работу. Вопрос ближневосточного урегулирования был передан на рассмотрение Совета Безопасности ООН.

Надо сказать, что на первоначальном этапе конфликта и на самой Генеральной Ассамблее США и СССР действовали достаточно согласованно в поисках компромисса. Такой линии лично придерживался президент Джонсон. Однако со временем американская позиция постепенно стала ужесточаться в вопросе о полном выводе войск Израиля с захваченных арабских территорий. Немалую роль тут сыграли произраильские круги США и произраильское лобби в государственном аппарате страны.

Посол Египта рассказал о красноречивом примере большого влияния произраильского лобби в Вашингтоне. Послы арабских стран в американской столице оказались в весьма непростой ситуации. По словам египетского посла, им приходилось по служебным делам общаться в основном с американскими официальными лицами еврейской национальности. В Госдепартаменте делами Ближнего Востока занимался заместитель госсекретаря Юджин Ростоу. В Белом доме всеми внешними делами ведал его брат Уолт Ростоу. Все попытки послов добиться более или менее сбалансированного, наравне с Израилем, рассмотрения ближневосточных проблем наталкивались на вежливый, но скрытый саботаж этих лиц. Во всяком случае, так казалось послам.

Посоветовавшись между собой, послы этих стран выбрали делегацию и попросили президента Джонсона принять ее. Послы в дипломатичной, но ясной форме изложили ему сложившуюся деликатную для них ситуацию. Они попросили его выделить своего непредвзятого специального представителя, к которому они могли бы обращаться по сложным вопросам арабо-израильского конфликта. Джонсон сказал, что охотно подыщет такого человека.

Через несколько дней их известили, что президент назначил своего личного представителя для контактов с послами арабских стран. Им оказался Катценбах, министр юстиции, который также симпатизировал Израилю.

В целом можно констатировать, что в результате арабо-израильской войны 1967 года Ближний Восток с этого момента становится одним из самых взрывоопасных районов мира и постоянным раздражителем в советско-американских отношениях.

Встреча в Гласборо

23 и 25 июня 1967 года состоялась встреча Косыгина с Джонсоном в небольшом городке Гласборо (штат Нью-Джерси).