Текст книги "Блеск власти"

– Проводники боятся предложить тебе пойти по реке, она изгибается, расстояние будет больше, зато скорость по малозанесенному снегом льду гораздо выше. Лед в такие морозы надежный.

Утром перековали коней, «обули» их в подковы для льда, спустили на реку, поклажа была уже на санях. Ветер на Ахтубе был не так силен, снега на льду почти не было, и монгольские лошадки, быстро перебирая короткими ногами, пошли резвее, извергая из ноздрей клубы пара.

Несколько дней поездки по льду порадовали Узбека. Сани катили, казалось, сами, не отнимая много сил у лошадей. Провалиться под лед он не боялся, потому как видел его прорубленным (слуги устанавливали на ночь сети), толщина была побольше локтя.

В урочище Берке прибыли затемно. Юрта хана была готова, посередине горел жаркий костер, из казана пахло вареной бараниной. Не успел Узбек снять пояс и колчан, как ему доложили о просьбе местного бека Тули войти в юрту.

Тули на полусогнутых вполз в теплое пространство походного жилища, ударился головой об пол и запричитал:

– О могущественный наследник лучшего хана из всех ханов! О неустрашимый воин Узбек-хан, отруби мне голову, отруби, не медли. Не нужна мне такая старая и глупая голова, которая ждала тебя только завтра. Не позволяй мне прикоснуться к твоим ногам при въезде в Сарай-Берке.

– Поднимись с колен и не причитай, – приказал Узбек.

– Не поднимусь! Отруби мне голову или прими мои подарки.

– Что толку с твоей головы, если ты ее сам называешь глупой. Где подарки?

Слуги Тули внесли подносы с серебром, дорогим китайским шелком и посудой поливной керамики. Узбек разрешил правителю поселения подняться и пригласил к своему дастархану.

– Что ты, что ты, мой хан! Как может гость угощать хозяина? У меня очень быстрые жены, они уже накрыли стол в теплом доме, который построили русские мастера еще для хана Берке, о милосердный мой.

Дом был действительно теплым. Он был полностью построен из дерева и за полвека хорошо сохранился, в самой большой комнате стояла огромная белая печь, занимавшая треть помещения, от печи исходил приятный жаркий дух. Около окон размещались большой стол и лавки, на столе еда и напитки.

– Почти как у деда Елбаздука во дворе, и тепло, и стол большой, – развеселился Кутлуг-Тимур и отодвинул лавку, приглашая Узбека отужинать.

В деревянные чары налили сладкого медового напитка, теплый хлеб из русской печки лежал на столе нарезанный большими кусками, горячее мясо и удивительно вкусная квашеная капуста моментально взбодрили путников, но вскоре тепло и легкий хмельной мед сделали свое дело, всех потянуло ко сну.

Утро выдалось морозным и на редкость тихим. Восток на горизонте окрасился ярко-красным, и по всей округе раздался напевный призыв муэдзина, звавший правоверных совершить намаз. Узбек вскочил на коня и поскакал к мечети. Мечеть, построенная из дерева, сверкала золоченым куполом минарета и пронзающим небо полумесяцем, величественно возвышаясь над многочисленными разноцветными юртами, дымящими жаром очагов. Узбек оставил обувь у порога, вошел в просторный теплый молитвенный зал мечети. К молитве готовились около сотни мужчин, сосредотачиваясь для беседы с Всевышним Творцом. Утренняя молитва – Духа – прошла в строгом соответствии с требованиями ислама, ибо пророк Мухаммад (саллялляху алейхи ва саллям) учил: совершайте молитву так, как вы видите, я ее совершаю.

Узбек был доволен, убедившись, что все больше и больше его соплеменников исповедует ислам, пречист ты, о Аллах, и хвала тебе! Сердце молодого хана пело, он вознес хвалу своему предку и единоверцу хану Берке, это его мечеть, и прадед здесь молился!

Хан почувствовал пристальный взгляд, обернулся, рядом в преклоненной позе стоял местный мулла.

– Хвала Аллаху, милостивому и всемогущему, что привел к нам в мечеть столь высокого правоверного гостя, субханака – ллахума уа бихамдика[4]4
  О Аллах, ты далек от всех недостатков, и я восхваляю тебя (араб.).


[Закрыть]. Да будет вечная хвала предку твоему хану Берке, о Узбек-хан, гуляющему среди садов Аллаха и пьющему божественную воду его источников.

Узбек учтиво поздоровался с муллой. Они много говорили о значении ислама, необходимости для спасения душ людей, его способности делать человека добрее и чище. А когда вышли из мечети, хан, вознеся хвалу Аллаху, сказал:

– Подожди, хранитель святого очага нашей веры, придут времена, здесь будет стоять не одна мечеть, вознесут они в небо свои минареты во славу Великого Всевышнего Творца и пророка его Мухаммада, саллялляху алейхи ва саллям.

Узбек со своей свитой жил в урочище Сарай-Берке два десятка дней, внимательно осматривая окрестности, изучая местность между Ахтубой и Итилем, и еще раз убеждался в прозорливости великого предка. Безусловно, это был не хадж в Мекку и Медину, но это тоже было поклонение святому месту, где начинались первые шаги ислама по Золотой Орде. Здесь Узбеку легко дышалось, прекрасно вершились молитвы, он был уверен, что они услышаны Аллахом и Всевышний Творец повелел ему построить здесь город – город опоры ислама в низовьях Итиля.

Посетил молодой хан и православную церковь, заложенную в 1261 году князем Александром Невским с разрешения хана Берке, посмотрел богатое убранство храма, побеседовал с попами, убедился в их благочестии и благих намерениях, увидел, как много людей молятся здесь, как крепко вошла вера православная в их сердце. Тут же вспомнил разговор с незабвенным учителем Самиром Озаном ибн Хусейном Шекиви о том, что Господь недаром послал людям несколько вероисповеданий – пусть примет каждый то, что ближе его сердцу.

Вот шаманизм – это колдовство, язычество, где не было священного писания. Узбек твердо решил для себя: «Взойду на престол, оставлю в Орде только две религии – ислам и православие, и да будут они опорой государству!» Наследник вновь воздал хвалу прозорливости хана Берке.

* * *

Снег таял, весеннее солнышко вскоре растопило его совсем, он впитался в землю, стек в балки и лощины, и ветер делал свое дело, подсушивал степь. Пора! Пора собираться в Хорезм. Сборы были недолгими. Узбек и Кутлуг-Тимур в окружении полутора тысяч воинов переправились через Итиль и разделились. Молодой хан всего с сотней ратников пошел знакомой дорогой в черкесские горы, его друг и брат повернул на юг к Каспийскому морю, туда, где в него упиралась Ногайская степь. Задача у Кутлуг-Тимура была и простой и сложной: необходимо было зафрахтовать судно, и не маленькое, переправить воинов на берег залива Кара-Богаз-Гол, вернуться за Узбеком с его семьей и повторить путешествие вновь. Никогда не ходивший на судах по воде, Кутлуг-Тимур волновался, но новое манило больше, быстро унимало страх. Он был любознательным и не любил сидеть на одном месте.

Узбек спешил, ему не терпелось увидеть своих, обнять деда Елбаздука, бабушку, ощутить прикосновение ласковых губ и рук Лейлы, увидеть Тайдулу. Да разве только увидеть! Хан принял окончательное решение взять ее в жены. Девушка часто приходила к нему во сне, звала его, манила, уводила в какую-то прекрасную прозрачно-розовую даль и вдруг внезапно исчезала. Просыпаясь, Узбек тосковал, ему хотелось вновь увидеть этот сон, а лучше обнять попрыгунью наяву.

Пятиглавая гора осталась позади, в родных горах хана встретили друзья, весело проводили ко двору князя. Дома Узбека ждали. Находясь в объятиях родственников, он не сразу заметил, что среди них нет Лейлы, а когда понял, что не видит жены, стал тревожиться. Но всезнающая бабушка Аиша успокоила:

– У твоей жены начались роды, иди обрадуй ее своим приездом.

Узбек не вошел, влетел на женскую половину сакли, слезы радости потекли из глаз Лейлы.

– Прости меня, мой любимый муж, что не вышла встречать тебя.

В это время начались родовые схватки. Лицо Лейлы покраснело, лоб покрылся испариной, она застонала. Муж наклонился, поцеловал жену и почувствовал, что кто-то мягко взял его за пояс.

Бабка-повитуха легко повернула мужчину лицом к двери, подтолкнув вперед:

– Не мешай, хан, делам бабским, займись своими, скоро все узнаешь.

Узбек умылся с дороги, присели с дедом на камень во дворе, но разговор не клеился, мысли возвращались к рожающей жене. Елбаздук не мешал, воины разгружали поклажу, время тянулось, медленно ступая между гор.

Но вот он! Вот он – радостный крик повитухи:

– Радуйся, хан! Мальчик у тебя родился, здоровый крепкий мальчик!

Ребенка вынесли на воздух, розового, мокрого, он прикрыл глаза, впервые увидя солнце, и пронзительно закричал что было сил. Громкое эхо понесло крик младенца от горы к горе, и все наполнилось радостью. Улыбался прадед, прыгала веселая Тайдула, прабабушка вытирала слезы радости, суетились служанки, воины нетерпеливо ожидали команд, сияющий ярче солнца отец попросил Елбаздука:

– Распорядись, мой князь, зарезать несколько овец, соберем людей на пир в честь рождения Тимурбека – такое имя будет носить мой сын!

Команда дана, все пришло в движение. Узбек снова зашел в саклю. Лейла, счастливая и уставшая после трудов тяжких, отдыхала на лежанке.

– Ты доволен, мой повелитель?

Не дождавшись ответа, она протянула руки к мужу, он осторожно погладил их, потом нежно поцеловал жену.

– Ты умница, моя родная! Ты умеешь делать все, я счастлив!

– Вот и хорошо, я очень хотела родить тебе сына. Ты уже дал ему имя?

– Да. Его зовут Тимурбек!

Лейла ласково погладила сына, который посапывал рядом с ней.

– Мы с Тимурбеком будем отдыхать, а ты иди к Тайдуле, она с ума сходит без тебя, и торопись, ей давно пора стать женщиной. Не приведи Аллах, сгорит от любви.

– Нет женщины мудрее тебя, моя любимая! Отдыхайте.

Лейла смотрела вслед уходящему мужу, и в душе ее опять рождалось противное чувство ревности. Но стучало сердечко крошки сына и гасило, гасило неприятное ощущение, окутывая чувством материнского счастья.

Соседи съехались быстро, поздравляли князя с рождением правнука, Узбека с первым сыном. Пир получился на славу, радость витала над саклей Елбаздука, он был горд. Вечер постепенно опустил с гор прохладу, гости начали разъезжаться, в дом входили тишина и покой. Узбек пошел к речке, умылся, на душе было легко и радостно. Не успел хан набросить на плечи халат, как на него рысью прыгнула Тайдула. Сильные мужские руки подхватили девушку, подняли вверх, закружили, крепко обняли и понесли в саклю. В эту ночь Тайдула ощутила сласть любви, в эту ночь она стала настоящей женой хана, которому будет верна до смерти его и после смерти. Она сделала первый шаг к званию уважаемой и мудрейшей жены из всех мудрейших жен правителей мира сего.

Утром Узбек разослал гонцов в Сарай и на берег Каспия к Кутлуг-Тимуру, что будут у моря не раньше чем через месяц, сыну и жене надо окрепнуть. Елбаздук тут же задал внуку вопрос:

– А не поторопился ли ты, мой хан, отравить гонца в Сарай? Не всех радует весть о рождении сына у наследника.

– Я думал над этим, мой дорогой аталык. Не известить мать о рождении внука я не мог. С Токтой же надо быть предельно откровенным, дабы он не подозревал меня в неверности и скрытности. А мальчика моего я сам буду беречь.

Две седьмицы пролетели, как перелетные птицы, спешащие домой на север. Все были в сборе. Узбек, как дед его, не любил долгих прощаний, и караван отправился в сторону Ногайской степи, кочуя в привычном монгольском духе.

Кутлуг-Тимур успел дойти до берега, омывающегося соленым Кара-Богаз-Голом, и, восхищенный стихией, вернулся встречать Узбека. Шесть дней пути туда и обратно, водная гладь с легкой волной, уходящая за горизонт. Верный друг и брат хана все смотрел и смотрел вокруг, пытаясь увидеть землю, но не видел ее, ни спереди, ни по бокам, ни сзади. Только вода да солнце, вода да луна со звездами, и не поймешь, движется судно или нет. Лишь прохладный ветерок и туго натянутый парус говорили о передвижении. На земле все-таки лучше, хорошо ощущать твердь под ногами.

Долго маяться в ожидании Кутлуг-Тимуру не пришлось. Встреча братьев была бурной. Путешествие откладывать не стали, погрузили на судно скарб, людей, коней, гребцы ударили веслами по воде, матросы установили парус, он затрепетал под ветром, распрямился, надулся и потащил махину на юго-восток.

Утром следующего дня Узбек обратил внимание, что парус обвис.

– Ветра нет? – спросил он капитана.

– Да, мой повелитель. Штиль! Примета плохая, – почесал затылок капитан.

Ветер подул после обеденной молитвы, поначалу робко наполняя парус, потом усилился до резких порывов, все выше и круче поднимая волну. По морю загуляли белые барашки. Солнце клонилось к закату, ветер крепчал, капитан приказал убрать парус. Гребцы сели на весла, судно прыгало с волны на волну, его качало из стороны в сторону, в глазах женщин появился страх, который усугубила наступившая темнота. Невесело было и мужчинам.

Воины притихли, с надеждой поглядывая на начальников, те старались казаться бодрыми, хотя у самих поджилки тряслись.

Ночь опустилась на море, черная и злая, море ревело, судно нещадно бросало, казалось, вот он, вход в ад, еще чуть-чуть – и все окажутся там. Узбек старался не терять самообладания, призвал всех верящих в Аллаха к молитве, сам, приняв на себя роль муллы, начал читать Хауф – молитву страха. Тайдула тихонько пробралась на нос посудины, вознесла руки к небу, молясь Матери Пресвятой Богородице и прося пощадить хотя бы Лейлу с маленькими детьми.

Лишь капитан, твердо держа руль в крепких руках, покрикивал на гребцов и матросов, которые не щадя сил били и били веслами по воде, удерживая судно. К полуночи капитан попросил Узбека, чтобы его воины поочередно меняли гребцов, давая им хотя бы короткий отдых. Большая посудина держалась стойко наперекор волнам, бесившимся всю ночь и утро. Постепенно шторм стихал, убаюкивая людей, намучившихся за ночь. После бури ветер почти не ощущался, капитан дал команду установить парус и доложил Узбеку, что волны унесли их в сторону. Чтобы выйти на заданный маршрут, понадобится полдня.

Только через день подошли они к узкому проливу, соединяющему Кара-Богаз-Гол с морем. Судно с огромной скоростью всосало в пасть залива и протащило вперед чакрыма на четыре, затем вода будто встала, пришлось стараться не только парусу, но и гребцам. О счастье! Вечером в закатных лучах светила показались белые берега Кара-Богаз-Гола, настроение у жителей степного края стало намного лучше. Судно мягко врезалось в песок. На берегу путников давно ждали, встречали радостно, дружно взялись за разгрузку, отправив господ отдыхать в заранее приготовленные юрты.

Лейла тяжело перенесла морскую качку, ее мутило, голова кружилась. Бледная, как отбеленное полотно, она качалась на ногах, боясь ступать по земле. Тайдула, служанки, няньки – все кружились вокруг старшей жены Узбека, пытаясь помочь ей. Страхи и ужасы остались позади, твердая пустынная земля радовала людей запахами скудных своих растений, постепенно приводя в чувство и Лейлу. Малютка Тимурбек, не обращая ни на кого внимания, посапывал на руках у няни.

Утомленные непривычным путешествием люди уснули быстро и крепко. Ночью Тайдуле приснилась Мать Пресвятая Богородица. То ли во сне, то ли наяву пришла, погладила молодую женщину по голове и сказала: «Не бойся ничего, дочь моя, долгая дорога уготована тебе в этом мире, иди по дороге этой смело и никуда не сворачивая, что бы ни случилось».

Сказала и исчезла так же внезапно, как и пришла. Тайдула нисколько не испугалась, тепло прикосновения Пресвятой Девы Марии вселило в нее великую радость и силу, она встала на колени, перекрестилась:

– Слава тебе, Господи! Слава тебе! Слава тебе, Мать Пресвятая Богородица! Пресвятая Троица, помилуй нас. Господи, прости прегрешения наши. Владыко, прости беззаконие наше. Святый, посети и исцели немощи наши имени твоего ради. Слава тебе, Господи наш, слава тебе! Аминь.

На востоке занимался рассвет. До Ургенча было рукой подать.

* * *

«Ургенч! Ургенч, сколько тебе лет? – думал Узбек. – Очень много лет, если о тебе писали еще в священной книге зороастрийцев «Авеста», если упоминали в своих письменах о тебе китайцы за век до рождения Христа. А крепость Кыркмолла? Где-то упоминается, что ее строили за три века до рождения бога христиан, в то время предки византийцев общались с богами Олимпа. А сколько здесь творило ученых людей! Спасибо тебе, Аллах, великий и милосердный, что ты привел меня в эту землю, спасибо, что даешь мне возможность совершенствовать свои познания и готовить себя к управлению многими людьми».

Узбек привез вместе с Кутлуг-Тимуром родных братьев его, Сарай-Тимура и Мухаммада-ходжу. Исходя из обстановки надо было держать ухо востро, укрепиться среди местных шейхов и беков, которые с осторожностью присматривались к новому улус-беку. Частое общение и постепенное сближение с шейхом уль-Ислам Имад ад-Дин ал-Маскири, пользовавшимся большим уважением среди знати Хорезма, привело к укреплению авторитета и власти молодого хана.

Узбек с первых дней активно взялся за работу, распределил обязанности. Кутлуг-Тимур занялся восстановлением городов Хорезма, пока стоявших в руинах после нашествия. Сарай-Тимур вступил в командование войсками улуса, обеспечивая их всем необходимым. Самому улус-беку помимо общего руководства необходимо было решать проблемы восстановления торговли, культуры, развития наук, и прежде всего суфизма и неоплатонизма. Мухаммад-ходжа решил отправиться в очередной хадж в Мекку и Медину, но с дополнительным заданием – разыскать незабвенного учителя ходжу Самира Озана ибн Хусейна Шекиви.

Молодой хозяин улуса, обладая великолепной памятью, все держал под своим контролем. Ничто не могло ускользнуть от его зоркого глаза, кроме того, его пытливый и подвижный ум родил немало проектов, улучшающих жизнь улуса. В первую очередь Узбек повелел Кутлуг-Тимуру восстановить в Ургенче и Хиве караван-сараи, уменьшил налоги с караванов, усилил охрану караванных маршрутов, беспощадно расправляясь с разбойничьими шайками в улусе и на приграничных территориях. С разрешения хана Токты направил посольство в столицу Юаньской империи монголов для вербовки в Хорезм строителей, специалистов по ирригации, обжигу кирпича и изготовлению керамического поливного декора. Многие подарки отправил Узбек Великому хану монгольской империи Тимуру, а также письмо, восхваляющее мудрость его и величие среди великих владык мира, с клятвенными уверениями в желании быть вечным вассалом его. Посольство вернулось с ответными подарками и множеством мастеровых людей.

Кутлуг-Тимур со свойственной ему энергией развернул строительство. Начал расти огромный минарет, фундамент которого был заложен еще при хорезмшахе Мануне, более ста лет назад. Быстро поднимались несколько мечетей, красивая мозаика украсила мавзолей основателя суфийской секты «Кубра» Наджиметдина Кубры. Вокруг Ургенча зацвели сады и поля, обильно поливаемые водой Амударьи. Благочестивая атмосфера созидания витала над городом. Туда потянулись бесчисленные караваны, народ роился, шумел на богатых базарах, звонко стучали молотки ремесленников. Деньги текли в казну улуса, хорошо пополняя и казну хана Токты.

Караванщики, приходя в Сарай, рассказывали о мудрости и щедрости молодого правителя Хорезма. Токта с удовольствием слушал хвалы в адрес племянника и приближал родственников своей любимой Арибах, считая этот род мудрым. Айдарбек был назначен начальником личной охраны повелителя Золотой Орды и был неразлучен с ним, будто тень в погожий день. Радовались и правоверные, слушая рассказы о великом строительстве красивейших мечетей. Только сторонники Ильбасара все теснее и теснее сбивались в кучу: сильные и популярные соперники им были не нужны.

Время бурлило, убегая как мутная Амударья. Узбек его почти не замечал. Первая половина дня у него была занята строительством или экономикой, вторая посвящалась наукам, искусствам и религии. Правитель улуса так глубоко изучил ислам, что готов был встать на путь суфия. Но тогда необходимо оставить мечту о власти, ибо суфий должен проповедовать бедность и аскетизм, воспринимать этот мир призрачным и полагаться только на волю Аллаха. Частые вечерние беседы с шейхом уль-Ислам Имад ад-Дин ал-Маскири заставили Узбека отказаться от мысли стать суфием.

– Кто есть суфий? – учил улус-бека шейх. – Это человек, неукоснительно исполняющий все законы мусульманской религии. Этого у тебя не отнять, мой хан. Но готов ли ты стать мюридом-послушником, отказавшись от всего? Думаю, нет. Великий и всемогущий Аллах предписал тебе другой путь, ты наследник престола огромного государства. А можешь ли ты, не став мюридом, познать Аллаха не умом, а сердцем? Нет! Материальное будет тяготить твою душу, забота о семье, о царстве не дадут твоему сердцу свободы для познания Бога, не позволят стать на путь очищения души от скверны, не помогут привить духу похвальные качества, в которых и состоит смысл суфизма, мой брат по вере.

– А ты не находишь, мой мудрейший шейх, что христианские монахи тоже есть суфии своей религии? – спросил Узбек.

– Это очень близко, они становятся отшельниками, забывая о суетном мире и довольствуясь очень малым для тела своего, освобождают душу для познания Бога. Но все тщетно, ты же знаешь, как их учение устарело. Нет бога, кроме Аллаха! – парировал шейх.

– А не задумывался ли ты, высокий ученый муж, что неоплатонизм и есть учение, из которого вырос суфизм? Это учение гениальных последователей великого Платона тоже проповедует очищение тела и души от материального, – терзал шейха своими вопросами хан.

– Похвально, мой правитель, похвально! Я вижу, вы штудируете древних и Ибн Сину, или, как его зовут христиане, Авиценну. Конечно, неоплатонизм – понятие более широкое. Однако процесс эманации – перехода от первоначального единого к множественному тварному миру – показывает, что чем дальше дробится материя, тем дальше мы удаляемся от божества, создавшего нас. Развивая материальное, мы мельчаем душой, увеличивая богатства, мы начинаем о них заботиться больше, чем о душе. Душа мельчает и не стремится к Творцу, тело блаженствует, упиваясь богатством и тем, что можно от него получить, постепенно забывая о своих истоках. И чем больше таких людей, тем дальше человечество в целом удаляется от Бога. Поскольку, как считает Ибн Сина, душа и тело образуют единую субстанцию, то в этой субстанции, по моему убеждению, идет постоянная борьба между духом и материей. У кого что переборет, тот так и живет, а главный судья в этой борьбе – Всевышний Творец.

– Но тогда можно жить в гармонии, уравновешивая и то и другое! – нашел выход для себя Узбек.

– Ты прав, однако постичь абсолютную истину тебе будет не дано.

– Да, скорее всего, понимая это, можно разумно регулировать не только свою жизнь, но и жизнь государства.

– В то же время мир знает много примеров, когда очень умные правители были нелюбимы народом, потому что не понимали народ, а народ их. Толпа изгоняла либо убивала таких правителей. Советую тебе, о мой прекрасный собеседник, внимательно почитать труды аль-Фараби, особенно «Трактат о взглядах жителей добродетельного города». А сейчас позволь мне, о высокий правитель, под конец нашей беседы привести в пример рубаи Омара Хайяма:

 
Не ведаю, не знаю, чем наградит меня
Создатель, кущей рая иль адского огня.
Люблю вино, подругу, прохладу у ручья,
Наличными давай мне, в кредит не верю я.
 

Это написал умный человек, который перегрузил свое тело земными благами и удовольствиями, он отвергает рай. А зачем он ему? Он нашел рай на земле, но не в стремлении познания абсолютной истины, а в блаженстве тела, в потакании материи. Вот чего бойся, мой будущий великий правитель.

Такие беседы были усладой души для Узбека, он долго размышлял над тем, что ему говорили шейхи, и много читал. Шейхи тоже размышляли, общаясь между собой, часто говорили о молодом хане. Из Узбека действительно мог бы получиться хороший суфий. Немного таких талантливых рядом, но нет среди них ни одного наследника престола. Они живут в огромном государстве, в котором люди только на юго-востоке исповедуют ислам, на севере православие, а в большой кипчакской степи – кто во что горазд, и все в основном язычники. Вот где простор для просвещения людей, для обращения их в веру истинную, веру в Аллаха, ибо нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад, салялляху алейхи ва саллям, пророк его на земле. «Да благословит нас Аллах на создание всех условий для воцарения Узбека в Золотой Орде и воспитания убежденности будущего хана в необходимости принятия ислама во всем его царстве».

Философские беседы продолжались каждый день, а какой философ не умеет убеждать. Один из очень влиятельных хорезмских шейхов Алла ад-Дин ан-Нуман, не стесняясь, прямо говорил Узбеку:

– Царство отойдет к тебе, и ты будешь царем после Токты!

Шейхи делали все, чтобы сблизиться с улус-беком. Они всячески дружили и с его друзьями, родственниками, одаривали подарками, это они сосватали в жены Кутлуг-Тимуру Турабекхатун, родную сестру жены кади Ургенча Садра Абу-Хафса Умара ал-Бакри. Сам Кутлуг-Тимур к тому времени уже был примерным мусульманином и радовался такой жене. Шейхи не забыли и Мухаммада-ходжу, который был популярен в народе рассказами о хаджах к святым местам ислама. Он убеждал всех, что спасение людей лежит только на пути глубоких познаний Корана, и повелитель любого государства, если он уверовал в Аллаха, может помочь спасению народа своего, думая о духовном окормлении.

Узбек жил в трудах и размышлениях, наслаждался любовью жен и детей. Дочери исполнилось шесть лет, она любила играть с отцом в веселые детские игры и мастерила кукол для папы. Маленький Тимурбек начал садиться на коня и пытался натягивать лук. Лейла была счастлива, что последние ночи муж проводит только с ней. Ласки Тайдулы Узбек принять не мог, она ждала ребенка.

Лейла доставляла мужу большое удовольствие в постели, она могла ублажить даже очень уставшего мужчину. Лейла была прекрасной женщиной, и не более того. Тайдула была женщиной, тоже знающей толк в любовных ласках, но еще и другом Узбеку, его соратником, его советником. Необычайно острый ум юной супруги буквально поглощал знания, оставленные для потомков. Тайдула отлично знала Библию, Евангелие, неоднократно читала Коран и вообще вслед за Узбеком то, что было прочитано им, а времени на это у нее было гораздо больше, чем у мужа. Вот только философские беседы она не могла вести ни с кем, кроме своего повелителя, но это случалось не так часто. Слава богу, любимый ее никогда не уставал от научных бесед. Теперь, когда до родов оставались считаные дни, муж чаще навещал ее, и она пыталась разрешить накопившиеся вопросы о мироздании.

Однажды Узбек поделился с Тайдулой своими мыслями:

– Как только сяду на трон, тут же посею в народе благое семя ислама, сделаю его обязательным в государстве.

Тайдула улыбнулась. Она никогда не спешила возражать мужу, как это делают болтливые недалекие женщины. Она хитро сверкнула искрами своих неподражаемых глаз.

– Вы непоследовательны, мой повелитель!

– В чем? – удивился Узбек.

– Еще совсем недавно ты говорил мне, будто твой незабвенный учитель ходжа Самир учил, что Всевышний Творец послал людям несколько вероисповеданий по душе их и по привычкам. Ты и меня хочешь заставить принять ислам?

– А разве ты не приняла его? Ты знаешь Коран почти наизусть, не хуже хорошего муллы.

– Но так же хорошо я знаю и Евангелие, любимый мой муж, и оно ближе моей душе.

– Но ты же прекрасно знаешь, что это старое учение.

– Зато я молодая! – рассмеялась Тайдула.

– Прекрати шутить, разговор серьезный! – сделал суровое лицо Узбек.

– А я не шучу. Посчитай, сколько в твоей стране поборников ислама, и положи их на весы против буддистов, шаманистов и прочих язычников, добавь к этому русские княжества, в которых православие так вросло в корни, что они даже не подпускают к себе близкие христианские течения, и посмотри теперь на весы. Подумай, о мудрейший муж мой, что может произойти! Можешь и государства лишиться, и, не дай бог, головы.

Узбек осекся. Молчал и думал: «Ну и баба! Охладила, как горная речка в жаркий день. Да, подзабыл я наставления Елбаздука: не торопись, измерь несколько раз, потом делай».

И только тут до молодого хана дошло, что очень он увлекся философскими беседами с шейхами, чуть было не оторвался от земли, чуть было не взлетел. Нужно походить по грешной земле, подумать. Ислам в государстве вводить, конечно, необходимо, но как, когда и с чего начинать – думай, на то тебе голова и дана.

Тайдула не беспокоила мужа, пока он думал. Она давно поняла, что Узбеку много говорить не надо, он умный, а много говорят глупым, и то без толку. Кроткая жена сидела в уголочке лежанки, стараясь даже не дышать, не мешать любимому.

Узбек вышел из задумчивости, пошел к своей обожаемой крошке, поцеловал ее в лоб и приложил руку к животу. Изнутри в ответ ударили.

– Это он здоровается с папой!

– Откуда ты знаешь, что он, а может, она?

– Знаю, мы разговариваем с ним, он умный и бесстрашный, как и ты, – очень серьезно ответила Тайдула, да так, что отец всерьез подумал, будто сын ей отвечает.

– Ложись, отдохни, радость моя, и сыну дай отдохнуть, не сегодня-завтра он придет в этот мир. А я пошел, дела ждут.

Узбек ушел. Тайдула встала на колени, перекрестилась и вознесла похвалу Матери Пресвятой Богородице за помощь и способности, которыми она ее наделила.

Не прошло и недели, как любимая жена улус-бека Хорезма родила мальчика. Ребенок оказался на редкость спокойным, хорошо ел и спал. Узбек назвал сына Тинибеком. Ургенч пировал по случаю рождения еще одного наследника молодого хана.

В последнее время Узбек редко видел своего учителя Самира Озана ибн Хусейна Шекиви, старик месяцами сидел на строящемся минарете и наблюдал за светилами. Минарет подрос локтей на пятьдесят, с его строительной площадки хорошо смотрелся Ургенч. Следы разрухи исчезали. Ходжа Самир с учениками по ночам устанавливали наверху трубу с множеством линз и утопали взглядом в бездонном пространстве Вселенной.

Пришла пора, учитель сам попросил аудиенции у своего ученика-правителя. Узбек незамедлительно принял ученого, ему не терпелось услышать рассказы о новых открытиях.

– Ты помнишь наш разговор о том, что Земля круглая, о мой способный ученик?

– Да, помню, но мой почтенный учитель всегда откладывал разговор на потом.

– Сегодня я готов к этому разговору, тем более что силы покидают меня и недалек тот день, когда Аллах призовет меня к себе. Так вот, талантливый мой улус-бек, я пришел к выводу, что вся Вселенная находится в постоянном движении. Планеты холодные кружатся вокруг планет горячих, подобных нашему солнцу, одновременно вращаются сами, поворачиваясь к светилам то одной, то другой стороной, имея при этом округлую форму. У меня нет пока убедительных доказательств тому, что я сказал, но послушай мои рассуждения. Итак, я начинал с солнечных часов. Почему отметки для тени мы делаем по кругу, точнее, по полукругу? Если сделать их по прямой линии, то точного времени мы не увидим.