Текст книги "Полоса прибоя"

Глава 4

Ялта – город южный, и тюрьма здесь не такая, как везде. Она светлая, добродушная и веселая. Здесь люди не томятся, а временно отдыхают от забот.

Славику Зуйко светила очень серьезная статья – умышленное убийство. В крайнем случае – перевозка трупа в багажнике… Его могли бы посадить и в отдельную камеру, но было лето, и все жилые помещения были переполнены. В восьмиместную камеру Сильвера поселили десятым.

Он ожидал, что его встретит пахан, смотрящий по камере. За его спиной должны маячить две шестерки с гнусными и жалкими лицами… Славик готовился к унизительной прописке, к побоям, к сидению у параши, но ничего этого не случилось.

Его встретили весельчаки с искристым южным говором. Статьи у всех были разнообразные, но никто даже и близко не подходил к умышленному убийству, как у Сильвера. У всех мелкое вымогательство, пляжное мошенничество, азартные игры и, в крайнем случае – карманные кражи в пригородных автобусах. Самым веселым в камере был брачный аферист.

– Меня посадили за любовь! Вы где-нибудь еще видели такой страны, где сажают за это?

– Так ты, Жора, у своей невесты за неделю выманил все деньги и смылся.

– Вот и следователь так говорит. И вы оба ошибаетесь… Я был рядом. В соседнем санатории. Там я встретил новую любовь. За это надо судить?

– Да выпустят тебя, Жорик. Ты пообещай, что женишься на той, которая телегу на тебя накатала.

– Ни в коем случае! Она стара для меня. И у нее уже совсем нет денег. Даже на обратную дорогу.

Вероятно, каждый, понимая сложность своего положения, старался развеселить и себя и соседей.

Сильвера сразу зауважали. И сразу поверили, что с трупом он не при делах. А тот, кто подкинул ему в багажник жмурика, тот последняя зараза и вообще – козел!

Со всех сторон сыпались умные рекомендации, но никто не советовал признаваться.

– Ты, Сильвер, стой на своем. Не убивал. В багажник труп не клал. А как обнаружил – так сразу к вам, ментам, полетел… Не те времена! Пусть докажут, что это ты мокруху сотворил. Или пусть отпускают. Мы в свободной стране живем.

– В свободной? Это когда мы на Украине жили, то был порядок. А как стали в Украине жить, то все пошло наперекосяк.

На первый допрос Славика вызвали через час после упаковки в камеру. По здешним меркам это не быстро, а очень быстро.

Следователь был толстый, а главное лысый, несмотря на свою фамилию – Чуб Виктор Петрович.

Чуб был не просто следователем, а старшим следователем местной прокуратуры. У него был опыт и странная манера общаться, применяя термины столетней давности. В ходе разговора он мог забабахать вот такие слова: «Премного благодарен… Батенька вы мой… Не извольте беспокоиться…».

У Чуба были очки в тонкой оправе, которые постоянно сползали на нос. Он поправлял их одним пальцем, часто тыкая себе в переносицу.

– Заходите, Вячеслав Андреевич. Присаживайтесь… Приятно познакомиться, хотя жаль – повод не самый приятный. Разрешите представиться: старший следователь прокуратуры Виктор Петрович Чуб.

– Очень приятно. Обо мне вы, вероятно, все знаете.

– Да уж, дорогой вы мой господин Зуйко. Знаем, но не все… Нам предстоит допрос по всей форме. Под протокол…

Чуб разместился за письменным столом, разложил бумажки и, поправив очки, начал сверлить Славика глазами.

– Вы признаете себя виновным в убийстве гражданина Комара?

– Конечно, нет… Какое убийство? Он совершенно случайно оказался в багажнике. Мне его подбросили.

– Жаль, подследственный… Очень, батенька, жалко, что вы не идете на контакт. Чистосердечное признание помогло бы нам всем. Но на «нет» и суда нет… Продолжим.

* * *

После известия об убийстве все в отеле Стручер сразу изменилось. Все постояльцы стали и единомышленниками и, одновременно, подозреваемыми.

Все улыбались друг другу, настороженно шептались о новостях, но после разговора каждый думал, что его собеседник вполне мог быть тем злодеем, который и убил бедного Комара.

Особенно все сочувствовали Ванде. Кто она – жена убийцы или жертва интриг и милицейского произвола? В любом случае именно она пока в центре этой трагедии.

У одного постояльца Стручера были и дополнительные поводы для волнений… Депутат Кулябко стоял в трусах в центре гостиной и размахивал газетой:

– Ты послушай, Оксана, что они пишут. Заголовок: «Убийство в доме Кулябко». Или вот: «Депутатский отдых нарушил труп в багажнике».

– Не волнуйся так, Евгений. Ты все еще не привык к журналистам? Они за удачную фразу готовы душу заложить.

– Верно! Из-за красивого словца не пожалеют и отца… Но при чем здесь я? Кто-то убил несчастного Комара, а мы с тобой просто жили в одной гостинице. И даже на другом этаже.

– Ты, дурачок, радуйся! Ты в центре внимания, а значит ты – яркая личность.

– Да, харизма у меня есть… Меня, Оксана, беспокоит не это. Во всех статьях намекают, что убийство загадочное и могут быть еще трупы… Может быть, нам переехать в «Ореанду»?

– Ни в коем случае! Скажут, сбежал – значит виноват! А потом, интересно, если еще кого-нибудь задушат?

– А Комара не застрелили?

– Нет, Женя. Его задушили куском электрического провода…

* * *

У Виктора Петровича Чуба была странная манера проводить обыск. Не очень законный способ. Он делал все один. Сам входил в помещение и проникался атмосферой. Потом что-то искал и только после этого приглашал понятых, экспертов и всю остальную братию.

В номер гражданина Комара следователь вошел без особых надежд. Покойный жил здесь всего несколько дней и атмосфера еще не сформировалась. Невозможно уловить ауру…

Чуб посидел в кресле… Номер был однокомнатный, и почти все было на виду. Легкий беспорядок, кусок электропровода на полу, разобранная кровать и что-то синее торчит под подушкой.

Это было не в правилах Чуба хватать что-нибудь на первых же минутах, но угол синей папки манил и отвлекал от других мыслей… Он встал, подошел к кровати и вытащил заманчивую синюю картонку с тесемками и надписью: «Папка для бумаг».

Внутри было несколько листочков старой бумаги. В документах были буквы «ять», а дата была очень красноречивая – 25 октября 1920 года. Для большевиков, для тех, кто уже не употреблял буквы «ять» – это был другой день. Это было седьмое ноября! Один из последних дней белогвардейского Крыма.

Следователь Чуб прочитал все документы, и на него накатило предвкушение самого важного события в жизни. Важнее, чем свадьба или покупка первых Жигулей.

Виктор Петрович хорошо знал горы над Ливадией но никак не мог припомнить место, описанное в плане… Вдруг он понял, что убийство произошло именно из-за этого. Кто хотел спереть синюю папку, тот и Комара пришил.

И еще Чуб сообразил, что теперь под прицелом и он сам. Особенно, если говорить всем о том, что было в папке. И о том, что она вообще была…

Для себя опытный Виктор Петрович решил, что глупо бросать все, бежать в горы и искать пещеру. Опасно!

Надо найти убийцу. Надо надолго закрыть его. А уж потом таскать ящики из пещеры… Чуб не хотел уходить из номера Комара. Здесь было удобное кресло, а в нем хорошо мечталось… Интересно, почем сейчас унция золота на Лондонской бирже? Если грамм стоит десять баксов, то кило – десять тысяч… Дальше получалось, что вес самого Чуба при пересчете через золото стоит миллион баксов.

Через час в номер робким стуком постучал хозяин отеля Феликс Ляхов:

– Извините, Виктор Петрович, там понятые притомились. И эксперты ваши уже отобедали. Может, запускать их сюда?

– Запускай, Феликс Маркович.

Чуб спрятал папку в свой кейс – вот теперь можно начинать обыск.

* * *

После смерти Артема Комара для нее наступило смятение души. Покойный не был для Веры совершенно чужим человеком. Несколько лет Хохлова жила с ним. И, частично – за его счет… Артем вполне мог найти для своего деда сиделку подешевле, но, по понятным причинам, не хотел этого делать.

Конечно, для бедной Веры с ее комплексами нахальный Артем Комар был насильником и извергом. Но при этом он представлялся человеком близким, родным и иногда даже приятным.

Но это была лирика. Не за этим приехала в Ливадию медсестра Хохлова. В Киеве она бросила все, взяла с собой все накопленные деньги – только с одной целью: найти то сокровище, о котором говорил умирающий старик Андрей Дмитриевич Комар, сын какого-то князя Яблонского.

Вера Васильевна знала, что она любила старика не меньше чем Артем. Значит, она тоже наследница.

Пока был жив младший Комар, надо было убедить его поделиться или выкрасть синюю папку… Сейчас же все стало совсем непонятно. Вера точно знала, что этой самой папки в номере Артема не было.

Она думала, отталкиваясь от фразы, что политика – грязное дело. Постепенно Хохлова построила цепь рассуждений, в которых главным виновником всего мог быть депутат Рады. Он был вроде паука, который ловит невинных мух и крадет чужие папки… Но она не такая. Даже если это Кулябко, то она заставит его поделиться.

Однокомнатные номера изначально были жилищем второго сорта. И единственный балкон выходил во внутренний дворик. Внизу стояли машины постояльцев. Справа, почти касаясь перил, рос огромный кипарис, а слева – пожарная лестница, которая вела наверх, на балкон третьего этажа.

Вере понадобилось пять минут, чтобы определить жильцов над ней – опять Кулябко! Теперь сомнений не было. Она надела легкий спортивный костюм, который соблазнительно обтягивал ее пышные формы. В десять тридцать, когда совершенно стемнело, Хохлова вскарабкалась на перила своего балкона и правой ногой дотянулась до пожарной лестницы.

Все оказалось не так сложно. Снизу ее могли видеть лишь очень случайные прохожие. Сверху – только яркие звезды на черном небе… Десять ступеней, и она спрыгнула на балкон депутата.

Дверь в спальню Кулябко была открыта и парочка мирно ворковала, планируя завтрашние поездки. Вдруг Вера услышала томный вопрос мадам депутатши:

– Я пойду приму ванну. Ты, милый, дождешься меня или как всегда?

Избранник народа проворчал что-то невнятное, но Хохлову это уже не интересовало. Она лежала на холодном балконном полу и через щель в занавеске следила за действиями госпожи Кулябко. Вот она сбросила с себя все, покрутилась перед зеркалом, нацепила халат и, активно двигая бедрами, прошла в холл… Вот в ванной зажурчала вода и раздался плеск от погружаемого тела… Пора!

Хохлова вползла в комнату и мягко перекатилась под огромную кровать… Через три минуты она услышала над собой мерное сопение, переходящее в мелодичный храп.

Из ванной раздавалось пение хитов многолетней давности. Про «два кусочика колбаски», про Леху, без которого так плохо… Вера выкатилась на прикроватный коврик, сбросила спортивный костюм и осторожно легла под бок к депутату.

Кулябко что-то промурлыкал и привычным жестом обнял пышное женское тело.

Совместный сон в планы Хохловой не входил. Она несколько раз дунула в нос депутату. Сначала ласково. Потом – изо всей силы… Он просыпался с огромным трудом.

– Ну, зачем ты так, Оксанка? У меня глаза не открываются… Ты кто такая?! Это вы? Зачем вы здесь прижимаетесь?

– Послушай, депутат. Если я закричу, то сбежится народ, будет скандал… Это понятно?

– Понятно.

– Тогда задаю вопросы… Я знаю, что Артем убит, а синяя папка у тебя. Меня интересует – согласен ли ты, Кулябко, передать мне половину сокровищ?

– Каких сокровищ?

– Клад князя Яблонского, который потом стал Комаром.

– Понятно… А где я возьму сокровища?

– В пещере… Так согласен? Или я орать буду.

– Согласен.

– Пиши расписку.

Кулябко вскочил и на маленьком столике под диктовку сотворил документ, в котором признавался в убийстве Комара, в похищении какой-то синей папки и торжественно обещал половину клада из пещеры передать медсестре Хохловой Вере Васильевне. Далее шла подпись с адресом в доме на Владимирском спуске и с номером паспорта депутата Рады Кулябко… Очень грамотно сделанный документ.

Вера натянула спортивный костюм, подмигнула Евгению Борисовичу и нырнула за балконную штору. Она, очевидно, обладала тонкой женской интуицией. Через три секунды в спальне появилась Оксана Викторовна и очень удивилась, что муж сидит за столиком, а не храпит, как обычно.

– Не спишь, Женя? Неужели меня ждешь? Или мне предстоит ночь любви?

– Нет, нет, солнышко. Я не сплю по государственным делам. Один закон обдумываю…

– Жаль… А что это у нас запах какой-то? Дешевый женский парфюм с Бессарабки. Здесь кто-то был?

– Нет, лапушка! Это с соседней дискотеки… Ветром занесло.

* * *

Все люди – эгоисты… Эта мысль только на некоторое время успокоила Ольгу. Принцип стадности действительно снимает часть вины. Если не только ты скотина, а и другие тоже, то не так обидно.

Все это происходило оттого, что, нежась в утренней постели, Оленька начала капризно ворчать, жалея себя, Дениса и их поломанный медовый месяц. Она понимала, что это свинство, что думать надо не о себе, а о несчастном Славике, о Ванде, которая последнюю ночь провела в одиночестве…

Денис еще спал. Крутова осторожно развернулась так, чтоб как можно ближе соприкасаться с его телом… Раньше она и представить не могла, как это прекрасно. Ночью сближаются и перемешиваются ауры. Или кармы… Одним словом – души становятся настолько родными, что невозможно разорвать.

Оленька заискрилась от счастья и опять притормозила себя – не об этом думать надо! Надо спасать Славика… Не может быть полного счастья, если рядом несчастные люди.

Как юрист Ольга понимала, что Зуйко очень удобная фигура для местных ментов.

Он уже пойман с трупом в багажнике. Это есть неоспоримый факт. А теперь надо высосать из пальца две-три улики в его вещах или у свидетелей. Мотив надо придумать – и в суд. Почти наверняка дадут лет десять в тюрьме под Житомиром.

Оленька знала, что весь вчерашний вечер Денис мотался по городу, нащупывая связи и возможности по освобождению Славы.

Вчера от бедного уставшего Носова ничего невозможно было узнать, Но искорки в глазах были. Это значит, что Денис был доволен собой и верит в успех. Она пыталась его расспрашивать, тормошила, но он смог лишь раздеться и доползти до подушки… Вот такой медовый месяц!

Когда-то Денис сказал, что, имея связи, деньги и время, он мог бы организовать встречу даже с президентом. Здесь ему нужен был мэр Ялты. Хорошо бы в паре с главным ментом, с начальником местного УВД…Деньги у Носова были, а связей в Ялте – кот наплакал. И времени не было совсем.

Денис действовал напролом и, наверное, поэтому не вызывал подозрений… Вчера днем мэру сообщили что в город приехал москаль-олигарх Носов, который собирается строить огромный парк развлечений. Или здесь, или в Сочи.

Федор Федорович Палий соображал быстро. Особенно, если это касалось крупных денег… Мэр вчера вечером лично приехал в Стручер и, не найдя Дениса Носова, передал обалдевшему хозяину отеля конверт для важного гостя. Там было приглашение на семейный обед, на природу, в охотничий домик в районе озера Караголь.

Молодоженам пришлось потратить утро на лакировку внешнего вида. Ольга сидела в парикмахерской, и не в какой-нибудь а в лучшей, которая на набережной. Денис решил сразить мэра светлым фраком. Не белым, а таким, кремовым…

Поскольку на обеде предполагался алкоголь, пришлось за огромные деньги нанять машину с шофером…

Охотничий домик – звучало очень скромно. На самом деле это был терем, дворец. Что-то вроде Ласточкиного гнезда, но в лесу и из дерева.

Мэр с женой встречали гостей на крыльце. После торжественного прохода по ковровой дорожке приступили к знакомству. Застольную беседу начали на английский манер – с разговоров о погоде. Потом плавно перешли на климат в Крыму вообще. Далее – о красотах полуострова. А от этого прямой путь к строительству развлекательного центра.

Мэр решил брать быка за рога и в очередной тост впихнул главную мысль:

– Хочу выпить за бизнесменов новой волны. За вас, господин Носов… Молва принесла весть, что вы собираетесь вложить деньги в некий Диснейленд, но на наш, славянский манер. Милости просим! А мы постараемся, чтоб это было выгодно вам, нам и всем.

Все выпили, но после тоста повисла тишина. Мэр забросил мяч на сторону Дениса, а тот не торопился отбивать. Он создавал впечатление, что напряженно размышляет. Наконец он начал говорить. Но очень осторожно, подбирая слова:

– Несомненно, Федор Федорович, Крым это жемчужина. Но и Сочи город неплохой.

– Ой, Денис Михайлович, даже не сравнивайте. У нас тысячелетняя история, а там бывшие болота. Влажные субтропики… У нас древние греки жили, ребята из Генуи крепость в Судаке построили, в Ялте Чехов, Горький, Айвазовский, Брежнев. Все сюда стремились.

– Так, Федор Федорович, но Сочи это город свой, гостеприимный.

– Не понял! Это Ялта негостеприимная? Чем же мы вас обидели?

– Вот вчера, Например, прямо на дороге ваши менты арестовали моего консультанта Славика Зуйко.

– За что?

– Не поверите, но повод совершенно пустяшный. В его машину кто-то подбросил труп.

– Слышал. Запутанная история.

– Вот именно, господин мэр. Преступник мог и в мою Хонду тело подбросить. А мог и в Ниссан депутата Кулябко… Мы с ним в соседних номерах живем, а машины у нас вообще рядом стоят… Хоть уговаривал меня Зуйко вложить деньги в Ялту, но я, пожалуй, в Сочи поеду. Там безопасней.

– Не торопитесь, Денис Михайлович. Сегодня к вечеру наш дорогой господин Зуйко будет на свободе… И не просто так, а все мои полковники перед ним извинятся.

– А генерал?

– И он извинится. Не велика шишка! У него вся родня за мой счет кормится.

* * *

Синяя папка была их общей собственностью. Они скопировали все листы, и каждый хранил свой экземпляр при себе.

Пока Комар-младший был жив, Баторин с Галиной не торопились. Артем мог сам начать поиски и они бы столкнулись лоб в лоб… Теперь же с его смертью все упрощалось. Появилась не просто уверенность, что они добудут клад Яблонского, а какой-то зуд, нетерпение. Хотелось руками пощупать драгоценности и вывезти из пещеры хоть один чемодан с золотом. Или два…

Первая поездка Баторина и Галины – на базар. Там в дальнем правом углу была лавка с хозяйственными товарами. Алексей Николаевич долго выбирал кирку. Он никогда не крушил камни этим орудием и на всякий случай взял две штуки – побольше и поменьше. А еще они купили топор, кувалду, две лопаты и три ведра.

Пробираясь к машине сквозь торговые ряды, они выглядели весьма странно: ковбойские шляпы, джинсы и у каждого по кирке. Не мирные отдыхающие, а прямо золотоискатели из Калифорнии.

Расталкивая покупателей персиков и винограда, парочка подошла к машине. И вдруг Шустрова вспомнила, что надо было купить много разной веревки. Тоненькая – отмечать путь в пещере, как нить Ариадны. Средняя – перевязывать чемоданы, которые могли прогнить за это время. И толстая, как канат – вытаскивать друг друга из щелей и ям.

Когда и это было куплено, Шустрова вспомнила о фонариках и свечах. Алексей согласился, и они опять нырнули в толпу базарных торговцев и покупателей в шортах и топиках. Навстречу несли корзины со свежайшим виноградом Кардинал, коробки с мохнатыми персиками, веники с потускневшим лавровым листом. Кругом все было ярким, вкусным, ароматным, а они шли в дальний правый край рынка, где в хозяйственном магазинчике должны быть фонарики и обычные стеариновые свечи…

В горы решили ехать на двух машинах. Так надежней и в случае внезапной поломки, и при вывозе найденного – на двух машинах можно прихватить в два раза больше.

Настроение у обоих кладоискателей было изумительным. Такое бывает только в день свадьбы. И то – далеко не у всех, а когда кажется, что настоящий момент есть перелом в жизни, после которого начнется долгая счастливая полоса.

Дорога в нужную точку над Ливадией заняла сорок минут. Они могли бы доехать и быстрей, но Баторин последние километры двигался почти шагом. Он боялся пропустить нужное место и важный знак – три сосны, растущие из одного корня.

Здесь в горах все деревья были дефективные. Или странно изогнутые и переплетенные. Или липнущие к скалам, врастающие ветвями в щели и разломы камней. Или вот такие близнецы, растущие из одного корня… Двойняшек было много, а тройняшек меньше, но они были! И никак невозможно было определить, от каких трех сосен должна начинаться тропа к пещере.

– Послушай, Галина, а сколько лет растут сосны?

– Не знаю. По годовым кольцам определяют. Спилят дерево и считают кольца.

– Жаль, мы на рынке пилу не купили… Если такая сосна за шестьдесят лет вырастает, то что мы ищем? Наши три сосны могли спилить немцы зимой сорок второго. На дрова…

В плане были и еще приметы. Первая – километраж. На двенадцатой версте от Ливадии… Алексей эти версты считал точно, но по какой дороге ехал тогда князь Яблонский? Не было тогда верхней трассы, да и много чего не было…

Еще на плане значилась самая важная примета – нависающая скала, похожая на профиль орла.

Они бродили по красивым лесам, притулившимся на широких уступах и крутых склонах горы, вершина которой называется сказочно – Ай-Петри. А в переводе с греческого гора Святого Петра.

Они бродили, постоянно спускаясь и поднимаясь. Они перелазили через завалы деревьев от старых буреломов и переползали через груды камней разного размера – от футбольного мяча до автобуса.

Они постоянно смотрели на скалы, но нависающий профиль орла нигде не появлялся.

Настроение пока еще не испортилось, но уверенности поубавилось. И у Алексея стали появляться некоторые сомнения по поводу схемы и описания к ней.

– Ты посмотри, Галина, на мой экземпляр. У меня подлинник, написанный чернилами… А бумага какая?

– Какая?

– Новенькая. Беленькая. Совсем не столетней давности. Не пожелтела, не помялась… Яблонский свою схему в двадцатые годы рисовал. Тогда и газетную бумагу было не достать…

Галина пощупала листы, посмотрела на свет, понюхала. И действительно – обычная финская бумага как из пачек для принтера или ксерокса… А еще странный почерк. Современный! Хотя и есть кое-где в словах буквы «ять». Где-то есть, а где-то нет…

– Ты прав, Алексей… Артем слышал последние слова деда при медсестре. Так?

– Так!

– Она все слышала, и внук вполне мог ее опасаться… Вот ты, Баторин, что бы ты сделал?

– Дубль синей папки! Но не копию, а липу. Сочинил бы что-то похожее и подсунул медсестре – пусть ищет в трех соснах.

– Верно, Леша! Только эта папка попала нам, а медсестра Вера продолжала искать и случайно убила Артема.

– Случайно?

– Неважно! Убила и отволокла труп в багажник… Медсестры, они сильные.

Версия была очень убедительная, но она полностью меняла все дальнейшие планы. Неприятно было признать, что они попались на грубую приманку.

Галина села прямо на землю, на пухлый слой сосновых иголок, которые переплелись и чем-то напоминали матрас в ее московской квартире – и не очень мягко, но и не жестко. От обиды захотелось лечь и плакать… Три часа ломать ноги по буреломам из-за фальшивки, которую сочинил придурок Артем Комар!.. Шустровой захотелось еще раз убить этого парня.

Баторин тоже сел… Плакать ему не хотелось потому, что у него был мужской характер. Это значит – чуть меньше эмоций и возможность рассуждать даже после смертельной обиды.

– Вот ты, Галя, спросила, чтоб я сделал на месте Артема… Я бы сочинил не одну фальшивку, а две или три. Достал бы несколько синих папок и каждую заправил бы липой… Если так, то настоящий экземпляр может быть у кого угодно. Но он здесь! Он в Ливадии, в нашей гостинице…

* * *

Раньше у следователя Чуба никогда не было раздвоения личности. Это случилось в первый раз. Он четко знал, что внутри него появился новый человек. Тот, который держит папку, найденную в номере погибшего. Тот, второй Чуб, он уже считает себя богатым человеком, он строит планы на покупку дома в Лондоне, яхты и частного сыскного бюро поближе к улице Бейкер Стрит… Первый Чуб до сих пор оставался следователем и ему надо было найти убийцу, дождаться спокойной обстановки, а уж потом…

Парнишку по фамилии Зуйко надо было отпускать в любом случае, а не потому, что к начальству пришел грозный звонок от мэра… Труп в его машине – это факт, но все остальное говорило в пользу этого молодого москвича.

Машина Зуйко ночью стояла во внутреннем дворике гостиницы. Она была ближе других к двери черного хода. Ее багажник грубо взломали стамеской или чем-то таким… Точно установлено, что Слава с трупом был в горах и не сбросил тело на дно ущелья, а честно поехал в Ялту… И алиби у него было на всю ночь. Правда, от жены, а жены умеют врать самым наглым образом…

Следователь Чуб достал лист бумаги и собрался писать постановление, по которому задержанного Вячеслава Андреевича Зуйко следовало отпустить под подписку о невыезде. А его вишневую Хонду с поврежденным замком багажника – временно задержать как вещдок.

Когда на бумаге появились первые слова, Чуб вдруг почувствовал, что не может писать дальше. Ручки задрожали, а в голове начали мелькать разные отвлекающие мысли… Никакой логики, а лишь одна интуиция. Нюх сыщика подсказывал, что во всем этом непонятном деле Артем Комар есть важная, но первая жертва. Чутье детектива говорило, что будут еще трупы…

Виктор Петрович отложил листок с первыми фразами постановления и схватился за телефон. Он набрал номер хозяина гостиницы:

– Феликс Маркович, вас беспокоит следователь Чуб… Сообщаю, что до окончания нашей работы вы не должны использовать номер, где жил погибший Комар. Более того – сегодня вечером там поселюсь я… Нет, не засада, но мне надо быть в гуще событий. На всякий случай!

После этого звонка старшему следователю Чубу стало легче. Ему показалось, что он взял ситуацию за рога. Пусть попробуют совершить еще убийство, когда сыщик живет в соседнем номере.

Перед ним опять появилась бумага с такими приятными для Зуйко словами: «…освободить под подписку о невыезде».

Все начальники, зная о звонке мэра, подмахнули эту бумагу без звука. В других случаях они могли мурыжить документ по нескольку дней, а, подписывая – высказать Чубу «сомнения в целесообразности подобных действий».

Славика отпускал сам прокурор. Он долго жал руку, извинялся и желал счастливого отдыха здесь, на Южном берегу Крыма… Он отдал Зуйко документы и даже ключи от машины. А вот подписку о невыезде он так и не взял. Не посмел!

Вечером Виктор Петрович Чуб заселился в одноместный однокомнатный номер гостиницы Стручер.

Вещи покойного Артема Комара все еще находились здесь… Чуб не боялся мистики и готов был ночевать рядом с чемоданами убитого. Он даже надеялся, что это расшевелит его интуицию и нужная версия приснится, как Менделееву его химическая таблица.

Весь вечер сыщик не сидел в номере, а ходил по гостинице и рядом. Вокруг да около… Он понимал, что изображает пугало – если убийца Комара и задумал новое злодейство, то на время пусть поутихнет. Кот в доме – мыши не пляшут!

* * *

Впервые в жизни Руслан провел целый день с фанатками. Раньше он их боялся как чумы! Как буйных, сбежавших из сумасшедшего дома.

Понятно, что Душкин не был звездой первой величины. Но в Киеве и его окрестностях было несколько сотен его фанатичных поклонниц от шестнадцати до двадцати… В Крыму их оказалось только десять.

После удачной сценки с похищением артиста Душкина от ливадийского отеля они для конспирации сделали несколько кругов по парку и стали спускаться к морю.

Кумир возбуждает, пока он недоступен. А фанатки могли уже целый час идти рядом с душкой Душкиным. Они могли разглядывать его со всех сторон. Могли разговаривать с самим Русланом и даже трогать его.

Самая смелая на одном из поворотов крутой дороги притормозила артиста и, зажмурившись, впилась губами в его щеку… Мир не взорвался. Руслан даже улыбнулся, выражая удовольствие, а храбрая девица открыла затуманенные глаза и, пошатываясь, отошла в сторону. Опьянела от восторга!

Руслан продолжал стоять, призывно выпятив щеку. И остальные девять девиц последовательно приложились к своей «иконе»… Они ожидали грома и молний, но ничего не произошло. Каждая чуть опьянела, но через три минуты все пришли в норму.

Перед пляжем самая смелая подскочила к Душкину, остановила его и нахально подставила щеку… Она получила то, что хотела! А вслед за ней и оставшиеся девять девиц. Они выстроились в очередь и, подходя к кумиру, вытягивали щеку поближе к его губам.

Фанатки получили главный приз. Это был предел мечтаний. После этого они сразу обмякли. Из глаз ушли нотки сумасшествия, и они превратились в обыкновенных девчонок, которым скучно и одиноко, которые хотят счастья и боятся, что оно пробежит мимо.

Вдоль моря была прогулочная дорожка от Ливадии до самой Ялты, до самой набережной, где бродят толпы свободных, нетрезвых и счастливых. Пять часов Душкин таскал своих новых подруг по злачным местам. Потом одна из них вспомнила, что родители уехали в Москву, а квартира в центре Ялты пустая и ждет их.

На хате они культурно отдыхали. Никакого разврата и танцев на столе… Руслан ушел, когда уже начало темнеть.

Он хотел возвратиться в гостиницу без шума… Он готов был встречаться с женой депутата и выполнять ее прихоти, но без риска. А здесь в Ливадии Оксана Викторовна совсем сошла с катушек. Готова на все прямо при живом муже! А он не просто депутат, а спонсор молодых талантов…

Руслан попросил таксиста проехать мимо входа в Стручер и притормозить за следующим домиком, там, где был спуск в Ливадийский парк.

С фасадной стороны все окна отеля светились. Это было странно и как-то настораживало… Пробираясь через заросли голенастого растения под названием инжир, Руслан Душкин даже задрожал от простой мысли, которая внезапно пришла в его голову… Если прошлой ночью здесь убили гражданина Комара, то почему сегодня не будет нового трупа? Вопрос – кого убьют? Если предположить, что будут убивать самых близких Артема, то он, актер Душкин, почти сутки ехал с ним в одном вагоне. В одном купе! Ближе не бывает…

Руслану стало жалко себя. Захотелось спрятаться и никогда больше не входить в этот гадкий Стручер. Где-то там ходит загадочный убийца, и там же караулит его знойная Оксана. Непонятно, кто из них страшнее…

Машинально Душкин пробирался по самым густым зарослям парка, удаляясь от гостиницы. И он не шел напролом, а скользил мягко, как разведчик в прифронтовой полосе.

Голоса возникли вдруг!.. Просто в метре за кустом притаилась лавочка, а на ней сидели двое…

Руслана еще в детстве учили, что нехорошо подслушивать чужие разговоры. Но тогда же в детстве ему говорили, что нет правил без исключений… На лавочке прозвучало слово «Комар». Именно с большой буквы. Именно как фамилия, а не как название жужжащего насекомого. Про кровососа не говорят, что он сам заслужил свою смерть, что удавка на шее – слишком легкий исход для такого типа.

Все это объясняла женщина. А мужчина обнимал ее, прижимался всем телом и потому говорил шепотом.