Текст книги "Полоса прибоя"

Федор зашел в магазин, взял три банки пива, сухого леща и пачку бумажных салфеток… Ольга тоже купила бутылку светлого пива и пластиковый стаканчик.

Они оказались за одним столом, где больше никого не было… Федор был насуплен, углублен в себя и в своего леща. На соседку он почти не обратил внимания. Лишь в самом начале глянул искоса, низко голову наклоня. Глянул и сразу же достойно оценил ее фигуру.

Ольга заметила его взгляд. Даже не заметила, а ощутила. Женщины даже спиной чувствуют интерес к себе… Раз так, то усатого шофера будет совсем просто разговорить.

– Почему вы так печальны? У вас же такое красивое имя – Федор.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Я все о вас знаю, Федя… Ваша жена, ваша Лидочка иногда бывает резка, но в чем-то она права. Нельзя жить, подчиняясь только уставу. Мы же не немцы, в конце концов… А Гриша, он у вас постоянный напарник?

– Да… Но причем здесь Гриша.

– Он при деньгах… Интересно, а за что ему взятки дают?

– За мелочи всякие. Кому письмо передаст. Кому – бутылку.

– Действительно, это пустяки… Мы с вами, Федя, начнем крупно работать. Вы хотите крупную взятку?

– Хочу… А за что?

– За побег… Вам, Федя, и делать ничего не придется. Но вы спасете отличного парня. И вы начнете, наконец, строить свой дом со всеми удобствами… А как Лидочка будет рада! Так вы согласны?

– Согласен… Берите леща. Очень вкусная рыбка…

* * *

В старые времена актеров хоронили за оградой кладбищ. Как изгоев, как колдунов и самоубийц. Понятно, что это варварские средневековые предрассудки, но доля сермяжной правды здесь есть. Хороший артист – пожиратель чужих душ. Хоть по системе Станиславского, хоть как! Если ты вошел в образ, то значит, что ты свою душу временно заменил другой. Потом обратная замена. Затем еще, и еще, и еще… К середине жизни лицедей напрочь забывает, где он сам, а где смесь из других характеров, где части от сыгранных ранее персонажей, их голоса и мысли, их радости и страдания.

Руслан Душкин еще не дожил до середины жизни, но уже начал ощущать это актерское размножение личности. Ему легче стало совершать всякие гадости. Было совсем не стыдно, потому что это, якобы, делал не он сам, а некий отрицательный персонаж, кто-то другой, кто временно жил в его теле.

Именно так он еще в Киеве добыл синюю папку… То, что он услышал, прячась на балконе у квартиры Комара, не сразу произвело эффект. Не сразу впечатлило!

Только спустившись на землю, он сообразил, что судьба дает ему шанс круто разбогатеть. Это Душкин не сам понял. Это ему стал нашептывать жулик Вошкин из выпускного спектакля. Мерзкая личность, но настойчив, умен и логичен.

Уже через час Руслан воспринимал бандитские мысли как свои… Похищение синей папки – благое дело! Тот парень, который внук князя, он разбазарит деньги и пустит их на ветер. А Душкин намерен заняться благотворительностью. Он намерен помогать старикам, детям и женщинам. Особенно симпатичным девушкам…

Ночью он опять перевоплотился. Руслан вошел в роль опытного грабителя и шел на дело спокойно, но с азартом… Хозяин квартиры на Бессарабке проснулся очень не вовремя. Пришлось накрыть его подушкой и бить по болезненным местам.

Убегая с синей папкой, Душкин мечтал о самом важном – поскорее забыть этот позорный эпизод и никогда больше не видеть избитого им парня.

Но судьба такие сюрпризы преподносит! Уже на следующий день актер ехал в Крым в одном купе с Комаром. А потом они жили в гостинице на одном этаже… А потом Артема кто-то убил.

Украденную папку Актер спрятал на дно сумки и первый раз прочел документы только в Ливадии. И сразу ушли все душевные терзания по поводу гнусного грабежа и избиения сонного человека. В бумажках перечислялись такие приятные вещи. Спрятанное золото мерилось не в унциях, не в килограммах, а в пудах… Теперь надо только выбрать время и по плану осмотреть место клада. Не разбирать пещеру, а только осмотреть окрестности.

За последние дни жена депутата Кулябко дважды перехватывала артиста. Ее игры в любовь не были неприятны, но они пугали Душкина. Из-за благосклонности Евгения Борисовича его актерская карьера шла в гору. Но если вдруг неожиданно войдет муж, то будет ситуация из бородатого анекдота. В том смысле, что смешно не будет. Можно получить волчий билет и распрощаться с театром. И это в лучшем случае!

Кроме того, игры с Оксаной отвлекали от предстоящего похода в горы, где по карте рядом с заветной пещерой растет приметная сосна, и громоздятся две скалы, торчащие, как женские груди…

После встреч с фанатками Душкин придумал план. У одной из девушек есть машина. Почему бы не предложить ей пикник в горах?.. И он предложил.

Утром Руслан сделал контрольный звонок. Наташа уже успела загрузить машину и заправить ее. Голос ее звучал звонко, но чуть жалобно. Она начала долго извиняться и наконец выложила просьбу… Очень, надо сказать, глупое предложение. Твой кумир приглашает тебя в темный лес. Ты можешь со всеми вытекающими последствиями быть с ним один на один. Так нет – надо хвастаться перед подругами!

Одним словом, Наташа попросила разрешения захватить с собой еще двух фанаток. Руслан моментально согласился. Так даже лучше – в компании не надо будет увиливать от интима.

Бросив телефонную трубку, Душкин начал собирать вещи. Первым делом он достал спрятанную в кресле синюю папку с картой и описанием пути. Просмотрел все и отнес в угол, где была готова дорожная сумка… Все его действия, все перемещения сопровождал маленький объектив видеокамеры, закрепленный высоко над окном в карнизе для штор…

Выходя из номера, артист действовал осторожно. Основная задача – не столкнуться с Оксаной. При последней встрече эта старая ревнивица нехорошими словами поносила фанаток. А в итоге заставила Душкина дать клятву – не подходить к этим девкам ближе, чем на дюжину шагов.

Руслан с самым серьезным видом поклялся. Он думал, что все это шутка, что это часть любовной игры. Но жена депутата распластала его по кровати, придавила всем своим телом и прошептала в самое ухо: «Нарушишь клятву – всю карьеру тебе поломаю… Испугался, родненький мой? Ну не дрожи так. Я пошутила».

Это было два дня назад, и сейчас он осторожничал… Центральную лестницу и холл отеля Душкин проскочил удачно. А на улице его ждал удар… Ведь просил же Наталью поставить свой Жигуль за углом! Так нет – машина стояла в дюжине шагов от входа, а перед ней три девицы с его огромной фотографией и с самодельным плакатом: «Браво – Руслан!»

Он постарался проскочить пространство до машины и спрятаться в ней, но не тут-то было! Три девицы под окном Оксаны подняли такой визг, что она не могла не выглянуть…

Жигуль и двадцати метров не проехал, а жена депутата Кулябко была уже внизу. Она ловила такси.

У поселка Виноградное они свернули на дорогу, идущую наверх – к водопаду Учансу и дальше в горы, к вершинам Ай-Петри… Сначала проехали Жигули со счастливой Натальей за рулем. Потом такси с Оксаной и недовольным шофером. А затем еще две машины, обе такие неприметные.

* * *

Уже во второй раз столичный киевский канал передавал репортаж из Ливадии. Во второй раз депутат Кулябко мешал с грязью ялтинских следователей, а значит лично его – Виктора Петровича Чуба.

Понятно, что эту передачу уже просмотрело руководство полуострова и теперь оно думает о степени вины и о наказаниях. Час-другой и жди вызова на ковер.

Чуб выключил телевизор и опять подсел к письменному столу. Как у крутого сыщика у него была своя система. Он не доверял прямым уликам… Гражданин Зуйко был обложен доказательствами. И это совсем не нравилось следователю.

Кроме того, были и явные нестыковки. Убитая медсестра была ударена сзади тупым предметом наподобие молотка. А значит, что доказательство в виде окровавленного ножа совсем не в тему.

И бумажник Комара объявился как-то кстати. На нем есть отпечатки убитой, но нет пальчиков подозреваемого Зуйко.

Все это можно было перед судом подчистить, закопать в ворохе других доказательств. Но Чуб считал себя принципиальным и честным… Не совсем, но в значительной степени.

На письменном столе были разложены записи и документы по последнему убийству. Осмотр места происшествия, первичные допросы свидетелей, протокол обыска в номере пострадавшей и другие бумажки.

Все было правильно, но чего-то здесь не хватало… Чуб еще раз перечитал все документы. Потом – еще раз. И прозрение пришло.

Виктор Петрович всегда учил молодых в протоколе обыска начинать описание личных вещей с денег и драгоценностей. Здесь не было ни того, ни другого.

Нет, даже среди женщин бывают принципиальные противники золотых изделий и блестящих камушков. Очень редко, но это бывает!

Хорошо! Не было у Веры Хохловой никаких украшений. Но деньги на завтрашний обед у нее должны быть? А тут – три гривны в сумочке и все… И обратного билета в Киев нет. И квитанции за гостиницу нет.

Чуб знал, что многие люди, приезжая в санатории и во всякие отели, самое ценное прячут здесь же, в номере, выискивая укромные местечки… Могла медсестра с киевского Подола соорудить тайник в мебели или в телевизоре? Могла!.. А могли при ночном обыске пропустить это? Очень даже могли!

Хорошо, что он оставил у себя ключи от ее номера… Виктор Петрович, который уже обжил номер Комара, вышел в коридор и замер у соседних апартаментов под номером два. Он медленно вставлял ключ, медленно открывал дверь, медленно входил в холл однокомнатного номера.

Такая у него была манера. Не надо мешать интуиции – она сама подскажет, куда положить глаз.

Взгляд Чуба остановился на трюмо. На полу около его ножек полукругом расходились свежие царапины. Поскольку при обыске зеркало не двигали, то это вполне могла делать медсестра.

Виктор Петрович наклонился, прихватил тумбочку и, стараясь не шуметь, установил трюмо боком к стене… Нюх сыщика его не подвел! На задней стенке зеркала простым скотчем была приклеена пластиковая папочка.

Понятно, что правильней – поставить все на место, пригласить сюда понятых и уже при них невзначай обнаружить находку. Но Чубу надо было спешить. После интервью Кулябко, после этой зловредной передачи его мог спасти только бесспорный результат. Яркое и красивое раскрытие дела… А вся тайна могла быть в пакете на стенке трюмо.

Чуб отцепил пластиковый пакет и перенес его на стол, поближе к свету настольной лампы.

Золотые побрякушки с дешевыми камнями его не заинтересовали. Как и квитанции, страховой медицинский полис и обратный билет до города Киева.

Важным был только один документ – бумага, которая начиналась словами: «Признание. Я, Кулябко Евгений Борисович сознаюсь в том, что…». Далее депутат сообщал, как он задушил Комара, как загрузил его в багажник, как пытался замести следы.

Если это почерк Кулябко, то это бомба в государственном масштабе. И завтра уже он, старший следователь Чуб будет давать победные интервью на всех каналах… В кровь начали поступать маленькие порции адреналина. Но Виктор Петрович закрыл глаза и прислушался к интуиции. Она не была в восторге. Она скептически ворчала и невнятно ругалась.

Чутье сыщика Чуба не предвещало быстрой победы. Не мог Кулябко убить! Депутаты никогда не убивают сами… И признание не в его стиле. Если он сам писал, то только под диктовку, только под давлением, под дулом пистолета.

Уже спускаясь на первый этаж, старший следователь сообразил, что лично он не проиграет в любом случае.

В холле гостиницы никого не было. За стойкой администратора Чуб включил ксерокс и сделал пару копий признания. Потом нашел карточку гостя, заполненную Кулябко – почерк похож до безобразия. И там, и там каракули, которые невозможно подделать. Его рука – к экспертам не ходи!

Виктор Петрович почувствовал, как в кровь начал поступать большие порции адреналина. Появился азарт и предвкушение победы над сложным соперником. Кулябко – подлец! Зачем было на всю страну унижать крымских следователей. А теперь пусть попляшет под нашу дудку.

Он поднялся на третий этаж и решительно стукнул кулаком в депутатский номер. Очевидно, не было заперто, и тяжелая дверь от этого удара распахнулась… Чуб увидел депутата в домашнем халате. Кулябко восседал в кресле и просматривал прессу соседнего государства.

Следователь солдатским шагом вошел в гостиную и уселся в соседнее кресло. Без приглашения и без разрешения! Такой хамский поступок сразу выбил хозяина из колеи. Слова возмущения застряли в горле и вызвали приступ кашля.

Чуб не спешил, не суетился. Всем своим видом он демонстрировал солидную уверенность. Он извлек ксерокопию депутатского признания и протянул автору.

– Вы писали?

– Я, но не совсем добровольно.

– Почерк ваш?

– Мой.

– Значит и признание ваше. Признание в убийстве Артема Комара.

– Нет! Его я не убивал. Медсестра ворвалась в мою кровать и заставила это написать. Жена была в соседней комнате, и я не мог иначе. Я писал это под угрозой дикого скандала.

– Вы писали и злились на медсестру Хохлову.

– Еще как! Я разозлился так, что готов был ее убить.

– И через день убили… Так?

– Не так. Все не так… Я понимаю, что улики против меня, но надо спокойно разобраться.

В комнате повисла тишина. Каждый сказал самое главное и думал о своем. Чуб чувствовал, что депутат у него на крючке, а Кулябко осознавал, что попался.

– Допустим, Евгений Борисович, я верю, что не вы убивали. Но после вашего громкого интервью никто мне не позволит разбираться. Мне влепят выговор и отстранят… Я передам эти бумаги варягу из Киева, а уж он вас сразу в наручники.

– Сразу нельзя. Надо неприкосновенность снимать.

– А вам оно надо, чтоб это ваше признание гуляло по Раде? Я мог бы вас спасти, но вы сами этот сук подрубили… Сегодня к шести меня вызывает мэр. Можно догадаться – зачем.

– Я спасу вас, товарищ Чуб. Мы поедем к мэру вместе, и я вас спасу… Сначала я вас, а потом вы меня.

* * *

Денис был очень смешон в густых черных усах. Оказалось, что приклеить их под носом – не такое простое дело. Не всякий бытовой клей липнет к телу без боли и отлипает в нужный момент.

Брови ему активно подкрасили тушью для ресниц, всю остальную растительность прикрыли огромной пляжной кепкой, которую Ванда купила возле рынка.

Побег произойдет в людном месте, и свидетели у следствия будут. Десятки человек! Они непременно запомнят Дениса, как мужчину с пышными усами, в нелепой кепке и яркой рубашке.

Уже утром все было готово: одноразовая одежда, грим, а главное – ключи от тюремного грузовичка под названием автозак. Федор передал их на час, и Ванда сделала дубликат в мастерской у рынка. Ей, Ванде, поручалось все, где можно было засветиться. Ей уже нечего было терять – она готовилась с мужем к переходу на нелегальное положение.

Накануне Ванда сняла за Гурзуфом домик подальше от моря. Очень тихая обитель, вполне подходящая для подполья. Дорога далеко, соседей почти не видно, хозяин – бирюк, приходящий через два дня на третий. Кругом одни виноградники.

А еще Ванда успела купить по доверенности старенькую Таврию. Корпус был побитый, но двигатель тянул надежно.

Все это было сделано накануне и оставалось ждать звонка охранника Федора… В задаток он получил всего треть обещанных денег, но и это было три его годовых зарплаты. Еще шесть годовых Ольга обещала вручить через день после акции. В знакомом месте, за магазином, на том же столе под пиво и вяленого леща.

Федор позвонил под конец дня. Оказалось, что после телепередачи из Киева понаехали проверяющие, и какой-то главный прокурор решил слету допросить Славика… Его повезут к шести вечера, а значит в пять тридцать автозак остановится у рынка.

Базарная площадь еще бурлила. Те, которые с пустыми сумками, спешили протиснуться в толпу, из которой выползали люди с покупками – довольные и помятые.

Федор почти ничем не рисковал. Его напарник, Гриша – носил офицерские погоны. Он был старший по званию и, естественно, отвечал за перевозку подследственных. И именно он, Гриша, имел катер и страстную любовь к рыбалке. Если смена близилась к концу, он не мог проехать мимо рынка. Там в дальнем углу толстая и пропахшая рыбой торговка продавала живых креветок. Здесь эта мелочь называлась рачки и годилась не на еду, а на наживку для рыб. Вроде дождевых червей, которых перед рыбалкой копают в средней полосе.

Сегодня Гриша заранее предупредил водителя: «Сегодня заедем на рынок. Пока море спокойное, в ночь пойдем на трех лодках. Дикий клев ожидается». Федор только козырнул. Приказ начальника – закон для подчиненного!

На автозаке не было никаких надписей, но Ольга сразу узнала старенькую машину. Федор очень удачно припарковался – дверцы заднего борта с висячим замком были в десяти метрах от Таврии. Всего-то дюжина шагов.

Почти сразу же с правой стороны грузовичка выскочил офицер в камуфляже и помчался на рынок. При перевозке подследственного отлучаться от машины нельзя, но и рыбу ловить без наживки невозможно.

Гриша нырнул за ворота рынка и сразу из Таврии вышел Денис в усах. Он знал, что надо спешить, но нельзя торопиться… Замок на машине был простой, типа амбарного, какие висят на дачных воротах и деревенских магазинах… Второй замок был внутри, на клетке, в которой сидел изумленный Слава Зуйко. Запор был сложный, сейфовый, но ключом отпирался элементарно. Только резиновые перчатки чуть мешали Денису.

Третий замок – на наручниках… Очень хотелось взять на сувенир эти тяжелые браслеты, но не надо навешивать на себя статью о хищении госсобственности… Кандалы остались на лавочке за решеткой. Одни, уже без Зуйко.

Выскочив из грузовичка, они прикрыли дверцу, навесили назад амбарный замок и заперли его… А совсем рядом проходили люди с полными сумками и со своими заботами. Они и понять не могли, что рядом совершается побег заключенного ялтинского следственного изолятора. Побег века!

Гриша с рачками еще не появился, а Таврия плавно развернулась и начала набирать скорость. Она шла в свой последний путь…

Через десять минут они оказались на пустыре за строем кирпичных гаражей. Все переоделись, прихватили сумки с еще одной сменой одежды, а маскарадные тряпки и грим, включая черные усы, забросили в машину. Денис плеснул в Таврию литр бензина, зажег фитиль и отбежал…

Они спустились на трассу, где в кустах была спрятана серая Хонда Дениса Носова… Уже в машине на Зуйко наклеили усики и только после этого ему и Ванде Ольга вручила новые паспорта. Теперь они граждане Украины, жители славного Харькова – супруги Савченко.

По правилам конспирации все они не могли в одной машине доехать до домика над Гурзуфом. Денис высадил Ванду и спасенного Зуйко у села Краснокаменка. Там, где делают знаменитый «Мускат Красного камня». Дальше – путь пешком. Так оно надежней.

Денис с Ольгой срочно вернулись в Ялту. Надо было и об алиби подумать… В кинотеатре только что кончился сеанс. Редкие зрители неторопливо выходили из зала и некоторые из них, самые некультурные, прямо на тротуар бросали свои билеты… Денис поднял пару. Старый добрый фильм, виденный в Москве еще год назад. И сеанс подходящий – начало в семнадцать часов.

Теперь предстояло самое неприятное… Денис сел за руль, резко дал задний ход и со скрежетом врезался в бампер голубой Нивы.

Запищала сигнализация! Из магазина выскочил хозяин Нивы и заорал грубыми словами. Потом появилась его жена – она визжала громко и нечленораздельно. Наконец все перекрыла трель милицейского свистка и появился местный гаишник…

– Значит вы, гражданин Носов? Признаете, что виновны?

– Признаю. Готов выплатить товарищу весь ущерб, включая моральный урон. Вам готов заплатить штраф на месте и в любом объеме.

– Это радует. Тогда права отнимать не будем, а протокольчик составить придется.

– Непременно… Так и пишите: мы с женой были в кино на пятичасовом сеансе. Боевик очень нервный. Я вышел и сразу за руль, а рука и дрогнула… Вы записывайте, лейтенант!

– Так и запишем… После посещения заграничного боевика…

Глава 6

Трое девушек, сидящих в машине, на самом деле оказались совсем не взбалмошными идиотками. Там, внизу, в Ялте все фанатки казались Душкину безликими куклами. И в Киеве, и в других городах такие девицы забрасывали его цветами, а потом устраивали пикеты у выхода из театра. Прыгали и визжали как макаки. Но он никогда не вглядывался в их лица… А эти – совсем не мартышки. У них какое-то благородство во взгляде, скромные улыбки и имена из позапрошлого века – Наталья, Татьяна и Ольга.

Поляну для пикника выбирал сам Руслан. Ему было важно не ошибиться по уровню, остановиться именно на том витке серпантина, который был в карте. Все остальные приметы найдутся потом – и корявая сосна о четырех стволах, и две скалы, похожие на женские груди, но размером, как копны сена… Именно так и было написано в сопроводительной бумаге, прилагавшейся к схеме.

Оторвавшись от асфальта, Жигуль прошел не более ста метров и уперся в скалистый завал. Справа сосны и гора вверх. Слева сосны и обрыв вниз. Вперед двигаться можно, но только по горным тропиночкам – вперед и с песней.

Если подойти поближе к обрыву, то вниз открывалась грандиозная панорама. Серебристое море с темными бирюзовыми пятнами в тех местах, где тени от облаков. А ближе угадывался порт, пляжи, набережная и прилепившийся на склоне город – разноцветные крыши и черные свечки кипарисов.

Площадка была поменьше футбольного поля, но ненамного. И поверхность не пыльная, не скалистая и не заросшая высокой травой. Все чистенько и как ковром покрыто опадом, толстым слоем бурых сосновых иголок. Нога в них не проваливается. Они вроде войлока – спрессовались за несколько лет и чуть пружинят при ходьбе.

Все хором решили, что это идеальное место для пикника. Только без костра и всяких разных шашлыков.

Наташа вытащила из багажника плотную белую скатерть и четыре коврика вместо стульев. Девушки засуетились, разбирая сумки и стараясь всячески показать, что они хорошие хозяйки, что они трудолюбивые и воспитанные – знают с какой стороны вилку класть.

Душкин наблюдал за всем с легкой иронией. Ему было приятно наблюдать это соревнование. Ведь каждая из этих милых девушек готова бегом за него замуж. И даже не навсегда, а на месяц, на день, на час… Руслан ходил вокруг скатерти гордо, чуть выпятив грудь – совсем как голубь мужского пола. А голубки суетились вокруг и ворковали, предлагая себя.

Как только на скатерти появился коньяк, артист вспомнил о деле. Просто он сообразил, что после такого застолья с трудом доползет до машины. Куда уж там искать скалы, напоминающие два церковных купола без крестов.

Руслан подошел к машине, вытащил из сумки синюю папку и, помахивая ей, сообщил всем сразу:

– Девочки, я пойду, прогуляюсь. Вон по той тропинке, что вниз спускается… Вы только меня не догоняйте.

– Понятно! Мы тоже потом прогуляемся…

Исчезнув из поля зрения, Душкин раскрыл схему и сверился с местностью. Все было очень похоже – и обрыв, и гора, и сосны. Но это здесь везде! Подъем крутой, но на нем масса уступов с такими же соснами и площадками для пикника. А где корявая сосна с четырьмя стволами? Не могла она совсем испариться… А почему не могла? Могла… За сто лет дефективное дерево могло сгнить или сгореть в очередном пожаре. Его могли спилить лесники из эстетических соображений. Чтоб красиво в лесу было!

С сосной все понятно! Но где скалы, похожие на спаренные пирамидки Хеопса? Только не ребристые, а округлые и пышные. Где они?

Руслан впервые подумал, что может никогда не найти пещеру. От этой простой мысли началась нервная паника – в кровь вспрыснулись лишние гормоны, сердце начало колотиться и трепетать, а подскочившее давление сдавило виски.

Впереди он заметил возвышение над обрывом. Забравшись на этот постамент можно осмотреть и недоступную часть террасы, и нижний уступ. Вдруг где-то появятся эти два заветных холмика…

Синюю папку он оставил внизу, боясь уронить ее в пропасть. Вскарабкался на скалу, встал покрепче, огляделся и обалдел. Красота одурманила… Он стоял на самом краю. Он парил над всем миром. Он расправил руки и ощутил себя горным орлом…

Душкин услышал шорох где-то за спиной, но сразу оборачиваться не стал. Он же не трусливый заяц, а гордая птица!.. Это могли быть девушки, которые заждались и решили найти его. А здесь на каменном постаменте он хорошо смотрится! Почти, как Медный всадник. Только что без коня… Руслан развернулся, принимая более красивую позу. Но эта стойка оказалась самой неустойчивой…

Девушки никуда с поляны не уходили. Пока салатик порубили, пока колбаску порезали… Только все закончили, как на площадку вбежала сумасшедшая баба престарелого возраста – лет пятьдесят, не меньше.

Таксист не довез Оксану до нужного поворота и ей пришлось самой тащиться вверх, как скалолазке из старой песни. За это время она накопила кучу злости и сразу выплеснула ее на милых девушек. Она злилась на них за то, что они непозволительно задорные, молодые и худые. Она орала им всякие гадости, которые попадались на язык. Она называла их всякими словами, из которых стервы и шлюхи были самыми милыми.

В первые минуты девушки замерли. Они хором приняли депутатскую жену за мамашу их кумира. А родителей надо уважать!

И только в самый разгар скандала фанатки поняли, что эта старая грымза – их соперница. Они приняли бойцовские позы, но не успели начать битву. В одну из редких пауз ворвался крик. Такой испуганный, такой жалобный…

Оксане нечего было терять и она первой бросилась на тропу… У девчонок была открытая машина и накрытый стол. Оставлять все это было жалко и боязно. Но их звал кумир, а это вообще – святое!

Сначала к тропинке побежала Наталья, потом Татьяна, а затем самая младшая – Ольга.

Крик больше не повторялся, хотя все вразнобой звали артиста. Оксана басом орала: «Русланчик. Где ты? Отзовись», а девушки окликали его более скромно и нейтрально: «Господин Душкин! Где вы?»

Вскоре от криков все перешли к делу. Выискивая удобные места, они подходили к краю обрыва и заглядывали вниз. Там были стволы или верхушки сосен, которые цеплялись за скалы и росли из каждой щели.

Увидев постамент, Оксана начала на коленках взбираться на него. Потом легла на пузо и поползла, беспомощно дергая бедрами.

На самом краю она раскинула руки, ноги и, прильнув к камню всем телом, заглянула вниз… Непонятно как, но она подскочила и отпрянула назад. И только после этого раздался ее вопль!

Камень был большой, и на него полезли все – и Наталья, и Татьяна, и Ольга, которой было почти шестнадцать лет.

Так получилось, что к краю подползли одновременно и все вместе заглянули в ущелье… Совсем близко, всего в десяти метрах был уступ. Артист лежал лицом вверх. Он был такой хорошенький, но совсем без признаков жизни.

Девушки отскочили от обрыва и завопили еще громче, чем Оксана Кулябко. Она, жена депутата, была немного постарше этих свистушек. Она многое пережила на своем веку… А они впервые так близко видели смерть.

* * *

Мэр привык на конец рабочего дня оставлять какие-нибудь приятные дела. Домой надо приходить в веселом расположении духа. Все болезни от нервов, а значит, нечего их напрягать… Федор Федорович вообще очень бережно относился к своему самочувствию. С самого раннего детства он свято помнил завет деда – плюй на все и береги свое здоровье!

На этот раз под конец дня предстояла неприятная процедура. Дурак Кулябко вылез на киевский экран и накатил бочку на ялтинских силовиков. А значит и на него, на мэра. Теперь Палий должен был как-то реагировать. Предстояло хорошенько взгреть старшего следователя Чуба. И не только словесно. Для отчета нужно зафиксированное наказание – понижение в должности или выговор с занесением куда-нибудь.

Старший следователь был вызван на ковер к шести… Мэру доложили, что Чуб очень неплохой парень – трудяга и башковитый сверх меры. Поэтому понижение в должности не проходило. Как и выговор…

Палий нашел мудрое решение. Он дал прокурору города указание лишить Чуба квартальной премии. А сам из своего фонда выписал ему сумму в два раза большую. И Киев будет доволен наказанием, и сыщик не в накладе…

Ровно в шесть дверь открылась и на ковер ступили двое… Такого мэр даже не мог представить – плечом к плечу на него шли Кулябко и Чуб. Времени на раздумья не было, и Федор Федорович решил улавливать ситуацию по ходу разговора.

– Очень рад, господин Кулябко, что вы нашли время и почтили присутствием. Очень благодарен за своевременную критику. Принимаем самые жесткие меры… Вы садитесь, Евгений Борисович, а вы, старший следователь, постойте и послушайте, что мы о вашей работе думаем.

– С удовольствием постою и послушаю.

– Не храбритесь, Чуб… Хвастать нам нечем. Преступность растет семимильными шагами. Недавно один был труп, а сегодня уже два. Это же стопроцентный прирост. Для махонькой Ливадии – вообще перебор… Я правильно говорю, Евгений Борисович?

– Пока все правильно. Преступность растет, а нам это не надо.

– Вы послушайте, Чуб, что вам депутат говорит. С преступностью бороться надо. А вы что делаете? Последнее убийство у вас под носом совершилось! Проворонили… Я правильно говорю, Евгений Борисович?

– Абсолютно не правильно! Чуб – следователь прозорливый и гениальный. Он удачно выбрал точку, и второе убийство расследовал по горячим следам… Вы садитесь, Виктор Петрович. Скажите мне, кто дал указание освободить Зуйко после первого убийства?

– Документов я не видел, но прокурор города сказал, что это распоряжение мэра…

В кабинете повисла пауза. Она была выгодна всем, кроме главы города. Только он не знал, что говорить дальше… Его спас телефонный звонок. То, что случилось, было подарком для мэра. Говорил он долго, но, положив трубку, Палий опять почувствовал себя хозяином в своем кабинете.

– Так! Доигрались! Сбежал ваш Зуйко. Как тот американский фокусник. Фамилию не помню, но его Гариком звали… Точно так – наручники оставил на скамейке и испарился.

– А скамейка где была?

– Скамейка в клетке, а клетка в автобусе, в автозаке… Подозреваемого загрузили туда в следственном изоляторе, а приехали в прокуратуру – его и нет! Точно, как тот Гарик… Вы, господин Чуб, подключитесь к следствию. Мы вам людей добавим, технику, машины и все такое. Только вы с вашей интуицией сможете распутать это дело… Я правильно говорю, Евгений Борисович?

– Правильно… Только прошу вас, дорогой мэр, отойдите от телефона, не гипнотизируйте его взглядом. Вы будто ждете очередного звонка с плохой новостью. Нам только третьего убийства не хватает… Не накликайте беду!

Кулябко тихо посмеялся над своей черной шуткой, а Палий воспринял замечание более чем серьезно. Он отскочил от письменного стола, но оторвать взгляд от столика с телефонами было сложнее. Федор Федорович сделал над собой усилие и отвернулся. Все притихли, как будто ждали чего-то… И дождались! Трель телефонного звонка была такой громкой, что трое мужиков вздрогнули.