Текст книги "Психология рефлексивных механизмов деятельности"

2.2. Рефлексивность как интегральное психическое свойство

Сколь бы своеобразной, а отчасти и парадоксальной, ни была современная ситуация по проблеме рефлексии в контексте категории психических процессов, она еще отнюдь не раскрывает всего своеобразия этой проблемы в целом. Последнее в наибольшей мере проявляется в тех отношениях, которые сложились к настоящему времени между понятием рефлексии и общепсихологическим понятием психических свойств. Кратко суть сложившейся ситуации можно охарактеризовать следующим образом. Общепринято, что наряду с рефлексией как психическим процессом (о чем шла речь выше) существует рефлексивность как некоторое психическое свойство, как особая качественная характеристика субъекта и его психики. Рефлексивность – это именно качество, психическое свойство, входящее в круг значений более общих понятий «психические свойства», «индивидуальные качества». Вместе с тем столь же естественно и то, что рефлексивность – отнюдь не «рядовое» качество, свойство психики и личности. Это свойство, уникальное для человека, причем в прямом, непосредственном смысле («единственно присущее только ему»). Именно оно выделяет человека среди всех иных живых существ, придает специфику и исключительность человеческой психике. Причем степень уникальности данного качества такова, а его отличия от других – «субъектных» – качеств столь выражены, что с точки зрения традиционных подходов оно вообще обычно не рассматривается как таковое (хотя и декларируется). Будучи, без сомнения, психическим свойством, рефлексивность не является до сих пор органической составной частью общей категории «психическое свойство», не изучается в рамках парадигмы свойств и способностей. То же самое можно сказать и в отношении связи (точнее, ее отсутствия) между понятием рефлексивности и категорией «индивидуальные качества». Во избежание недоразумений подчеркнем еще раз: специфика сложившейся ситуации состоит отнюдь не в том, что рефлексивность является психическим свойством, индивидуальным качеством субъекта, но не трактуется и не изучается именно как таковое. Такой подход был бы и упрощенным, и просто неверным, некорректным. Рефлексивность действительно трактуется именно как свойство, качество, но все это происходит вне должной и конструктивной реальной связи с конкретными исследованиями свойств, способностей, индивидуальных качеств. Имеет место привычный и обычный для психологии рефлексии разрыв конкретно-научного и абстрактно-философского уровней исследования.

В то же время настоятельная необходимость понимания рефлексивности именно как психического свойства и индивидуального качества, оказывающего существенное влияние на те или иные поведенческие и деятельностные проявления, все отчетливее дает о себе знать. Особенно это ощущается в прикладных исследованиях сложных – «субъект-субъектных» – видов деятельности, в которых рефлексивность является важнейшим условием их эффективности. И, разумеется, в первую очередь это относится к деятельности руководителя, к управленческой деятельности.

Во введении уже было продемонстрировано, как именно может и должна быть использована трактовка рефлексивности с позиций категории «психическое свойство» для решения проблем психологии управления. Такая трактовка переводит свойство рефлексивности на уровень конкретно-научного исследования, вскрывая, в частности, следующее несложное, но важное обстоятельство. Рефлексивность, будучи психическим свойством, должна иметь, как и все иные свойства, индивидуальную меру выраженности, которая допускает квантификацию и, следовательно, диагносцирование[10]10
  Разумеется, рефлексивность как психическое свойство не тождественна когнитивно-стилевому параметру «рефлексивности – импульсивности»; она значительно шире по своему содержанию, на что обращают внимание многие исследователи [2; 61; 64; 109; 190; 279 и др.]


[Закрыть]. Тем самым она естественным образом (даже методически, инструментально) включается в психологию способностей, в том числе и в ее прикладные разделы, поскольку выступает как профессионально-важное качество (ПВК) для ряда видов деятельности (прежде всего «субъект-субъектных»).

Наряду с этим, доказательство принципиальной континуальности и вариативности рефлексивности имеет довольно далеко идущие методологические последствия. Дело в том, что принципиальная континуальность и квантифицируемость рефлексивности делают возможным ее рассмотрение как новой и очень важной независимой переменной в психологических исследованиях, в том числе и экспериментальных; ее трактовку как количественно измеримого аргумента в установлении новых функциональных зависимостей и связей. Например, открывается возможность для поиска и измерения количественных характеристик связи меры рефлексивности и эффективности управленческой деятельности, для определения корреляционных связей уровня рефлексивности и меры развития всех иных личностных и субъектных качеств, а тем самым и для определения места рефлексивности в структуре личности (в том числе и личности руководителя). Фактически признание континуальности и квантифицируемости рефлексивности позволяет реализовать по отношению к ней и ко всем проблемам, возникающим в связи с ней, тот же самый аппарат психологического исследования, который сложился в отношении всех иных личностных качеств. Тем самым рефлексия как предмет научного исследования, не переставая, разумеется, быть объектом абстратно-философского изучения, становится и реальным объектом конкретно-научного исследования, в частности психологического. Через обоснование континуальности и квантифицируемости рефлексивности к ней становится применим, по существу, весь арсенал методов психологического исследования; открываются возможности переноса на ее изучение традиций и процедур собственно экспериментального и квазиэкспериментального планов (в частности, факторного, корреляционного и др.).

Развитая выше трактовка рефлексивности именно как психического свойства, индивидуального качества, имеющего, как и все иные качества, индивидуальную меру выраженности, а также разработанная на этой основе конкретная психодиагностическая методика определения данного уровня (см. раздел 4.6) были положены нами в основу достаточно обширного цикла исследований, обобщенных в работе «Психология рефлексивных механизмов управления» [110], на материалы которой мы будем опираться в ходе дальнейшего анализа. Полученные в ней данные способствуют, на наш взгляд, более полному пониманию психологической природы рефлексивности, ее роли и функций в организации деятельности и поведения, ее связей с иными психическими процессами, явлениями, структурами. Далее мы остановимся на некоторых из этих результатов, а затем на основе их интерпретации и обобщения попытаемся сформулировать теоретические заключения, направленные на раскрытие психологической специфики рефлексивности как психического свойства, индивидуального качества.

Так, в одном из исследований [см. 110] было установлено, что между рефлексивностью и традиционным континуумом общеуправленческих стилей («авторитаризма – либерализма») существует прямая зависимость. Лица с наименьшими значениями рефлексивности при прочих равных условиях более склонны предпочитать «жесткие» стили, хотя часто такое предпочтение устанавливается не посредством определенных методик, а в процессе психологического анализа реальной деятельности. И, напротив, лица с наибольшими значениями рефлексивности устойчиво склонны к предпочтению «мягких» стилей управления ими, особенно партисипативного.

При этом наиболее показательно в плане обсуждаемой здесь проблемы, что функцией меры развития рефлексии является также и величина вариативности стилевых предпочтений. Это значит, что по мере повышения уровня рефлексивности диапазон различий в стилевых предпочтениях в целом также возрастает. Лица с относительно менее развитой рефлексивностью более склонны к предпочтению авторитарного стиля, а диапазон их стилевых различий достаточно узок. Лица же с высокоразвитой рефлексивностью, хотя в целом более склонны к предпочтению «мягких» стилей, однако диапазон их стилевых предпочтений существенно более широк, вариативен.

Данный результат, на наш взгляд, требует и несколько иной интерпретации. Он, наряду с указанной закономерностью, содержит в себе и еще одну зависимость – своего рода зависимость второго порядка. Дело в том, что в описанных данных, помимо зависимости стилевых предпочтений от меры развития рефлексивности как таковой, фактически содержится еще одна закономерность. Она состоит во влиянии уровня развития рефлексивности на степень выраженности связи уровня рефлексивности со стилевыми предпочтениями. Повышение уровня рефлексивности ведет к возрастанию диапазона различий, их «разброса» и, следовательно, к определенному «смазыванию», нивелировке данной зависимости. Таким образом, рефлексивность, выступая аргументом определенной функциональной зависимости, одновременно является и фактором, который может при известных его значениях ингибировать саму эту зависимость. В целом мера рефлексивности является фактором, вносящим «возмущения» и отклонения в указанную зависимость.

Кроме того, был выявлен еще один показательный факт. Он состоит в том, что очень часто (в среднем по выборке – более чем в половине случаев) испытуемые рассматривают в качестве субъективно предпочитаемого стиля управления собой тот стиль, который либо противоположен, либо значимо отличен от стиля, с которым они реально сталкиваются в своей организации. Иными словами, имеет место своего рода феномен «зеркального стиля». Он, однако, выражен с разной степенью (в зависимости от меры развития рефлексивности). У относительно низкорефлексивных лиц он менее выражен, то есть они «более удовлетворены» существующим стилем руководства. Расхождение «реального» и «идеального» (то есть наиболее субъективно желательного) стилей у них относительно меньше (имеет место в 28 % случаев). У высокорефлексивных лиц данный феномен выражен значительно более отчетливо; расхождения «реального» и «идеального» стилей зафиксированы в 76 % случаев. Таким образом, уровень рефлексивности выступает также и фактором диверсификации существующей закономерности, в том числе и фактором «автодиверсификации» закономерности, аргументом в которой является сам этот уровень.

Далее, в исследовании было установлено, что то или иное сочетание меры рефлексивности руководителя и подчиненных характеризуется отчетливым соответствием одному из основных общеуправленческих стилей [110] (см. таблицу 2.1).

Так, сочетание низкой рефлексивности у руководителя и подчиненных, как правило, является детерминантой доминирования авторитарного, автократического стиля управления. Сочетание высокой рефлексивности руководителя и относительно низкой рефлексивности подчиненных – одна из важных предпосылок демократического стиля, а при очень явных различиях в мере рефлексивности – и для «манипулятивных» тенденций в реализации демократического стиля. Оно при этом может приводить к известному «квазидемократическому» стилю («игра в демократию»). Противоположное сочетание, характеризующееся низкой рефлексивностью руководителя и относительно высокой рефлексивностью подчиненных, – мощный фактор формирования попустительского стиля управления. Наконец, сочетание высокой рефлексивности у руководителя и подчиненных – одна из главных детерминант и даже объективное условие для возможности партисипативного стиля управления.

Таблица 2.1

Обобщенное соотношение доминирующих стилей управления с сочетаниями степени рефлексивности руководителя и исполнителей (РФ^-– низкая рефлексивность; РФ⁺– высокая рефлексивность)

Вместе с тем наиболее показательной в плане анализируемой здесь проблемы является еще одна особенность полученных результатов. Дело в том, что какое-либо конкретное сочетание уровней рефлексивности руководителя и подчиненных является хотя и очень важным, но все же одним из факторов формирования общеуправленческого стиля. Уже в ходе описанного исследования обнаруживались факты невыполнения данной зависимости, «исключения» из нее. И это естественно: стиль – явление многофакторное, полидетерминированное, а сочетание рефлексивности руководителя и подчиненных – мощный, но отнюдь не единственный детерминирующий фактор. При этом было установлено, что наибольшее количество такого рода «исключений», «отходов» от обнаруженной зависимости было выявлено в тех сочетаниях, в которых присутствует максимальная мера рефлексивности руководителя (демократический и партисипативный стили). Это вновь указывает на уже отмеченный выше факт. Высокая рефлексивность является причиной диверсификации — повышения меры разнообразия той или иной зависимости; детерминантой, обусловливающей ее дисперсию. В данном случае диверсификационная функция соотносится, однако, лишь с мерой рефлексивности руководителя. Последнее также вполне объяснимо, поскольку ведущими (но, повторяем, не единственными) детерминантами общеуправленческих стилей являются характеристики именно руководителя.

Наряду с рассмотренными закономерностями, в исследованиях обнаруживаются и иные зависимости между мерой рефлексивности исполнителей и различными аспектами их организационного поведения [99; 101; 102; 104; 108; 110 и др.]. В частности, высокорефлексивные индивиды гораздо более сензитивны к параметру так называемых «добровольных – навязанных» целей, нежели низкорефлексивные. «Добровольная», иначе говоря, самостоятельно выработанная или принятая цель (или же цель, кажущаяся человеку таковой) обусловливает, как известно, значительно более высокое качество деятельности по сравнению с «принудительной», навязанной целью. Эти различия по параметру «добровольности – принудительности» целей у высокорефлексивных индивидов значительно более выражены, чем у низкорефлексивных. Более того, последние часто вообще предпочитают именно принудительные – извне поставленные – цели и дают при этом большую эффективность, чем в случае добровольных – «своих» – целей. Было также установлено, что добровольные цели у высокорефлексивных индивидов отличаются существенно большим мотивационным потенциалом, нежели принудительные [102]; кроме того, эти различия в мотивационном потенциале двух типов целей значительно выше в группе высокорефлексивных индивидов.

Обратим внимание и на тот факт, что в данном результате проявляется еще одна своего рода «метазависимость» (о которой уже было сказано выше). Роль рефлексии состоит не только (а часто и не столько) в том, что она сама является детерминантой какой-либо зависимости, хотя это, безусловно, имеет место. Специфичной для рефлексии является роль своего рода модератора, обусловливающего фасилитацию или ингибицию (вплоть до блокады) какой-либо иной зависимости. Обычно это модерирующее влияние не учитывается в психологических исследованиях, что и приводит часто к непонятности и противоречивости получаемых результатов. И наоборот, обнаружение и осознание этой важнейшей и специфичной функции рефлексии позволяет придать концептуальную упорядоченность многим фактам противоречий в эмпирических результатах.

Сложный характер влияния параметра рефлексивности проявляется и еще в одном плане. В ряде проведенных нами исследований обнаружено явление, обозначенное как феномен «рефлексивно-обусловленного расслоения выборки». Его суть состоит в том, что какая-либо зависимость, закономерность, не обнаруживаясь на выборке в целом, может проявляться в ней же, но при условии ее дифференциации по параметру рефлексивности. Проще говоря, если на какой-либо выборке зависимость не обнаруживается или является статистически незначимой, но затем эту же выборку дифференцировать на подгруппы высоко– и низкорефлексивных индивидов, то зависимость может проявиться внутри образовавшихся подгрупп. Приведем лишь два из многочисленных примеров данного феномена.

Так, показано, что на общей выборке не существует значимой связи между мерой конформности членов группы и эффективностью совместной (групповой) деятельности [110]. Однако если произвести «расслоение» выборки и дифференцировать группы по параметру рефлексивности на высоко– и низкорефлексивных индивидов, то оказывается, что, как правило, во второй из этих подгрупп начинает проявляться значимая отрицательная корреляция между указанными параметрами.

Далее, установлен факт, согласно которому не существует значимой и статистически достоверной связи между параметрами интеллекта и совместимости членов группы (которая, в свою очередь, влияет и на эффективность совместной деятельности). Эта связь сложна, многофакторна и очень опосредствованна, что, собственно, и обусловливает трудности ее установления в исследованиях. Одним из опосредствующих факторов как раз и является мера рефлексивности членов группы. Это означает, что если произвести расслоение группы на высоко– и низкорефлексивных индивидов, то связь уровня интеллекта с совместимостью в первой из групп проявится как значимая и достаточно сильная. В подгруппе низкорефлексивных индивидов она, как правило, остается незначимой, хотя и имеет тенденцию к негативной направленности [110].

Таким образом, можно видеть, что в первом из рассмотренных случаев рефлексивный фактор эксплицирует наличие скрытой в общей выборке отрицательной связи, а во втором ведет к аналогичной экспликации положительной связи. Наряду с этим в исследованиях обнаруживается и как бы противоположный случай данного явления. Наличие какой-либо закономерности на общей выборке в целом отнюдь не обязательно означает, что она будет сохраняться при расслоении выборки на высоко– и низкорефлексивную подгруппы [106; 108]. Проще говоря, то, что характерно для выборки в целом, не всегда является типичным для ее частей, выделенных по параметру рефлексивности.

Во всех отмеченных случаях проявляется, однако, общая особенность самого характера детерминационной роли рефлексивности. Этот фактор помимо того, что он сам является одной из детерминант поведения и деятельности, выполняет еще более важные и общие функции. Их можно обозначить как функции модератора, диверсификатора и экспликатора иных факторов. Первая функция состоит в регулировании меры проявления многих иных закономерностей, меры влияния иных детерминант. Вторая функция состоит в усилении степени вариативности их проявления и даже вариативности форм их существования. Третья заключается в выявлении скрытых (имплицитных) закономерностей и феноменов. Кроме того, очевиден и как бы вторичный характер самих детерминационных влияний параметра рефлексивности: он опосредствует проявления и формы существования многих иных, в том числе и базовых, закономерностей.

Итак, можно видеть, что во всех описанных выше (а также других [см. 98; 110]) результатах отчетливо проявляются некоторые общие закономерности, и в особенности свойства рефлексивности. Так, параметр рефлексивности достаточно часто является фактором диверсификации иных закономерностей. Чем выше рефлексивность, тем больше разброс (дисперсия) экспериментальных и эмпирических данных, тем менее отчетливыми и менее однозначными становятся те или иные закономерности. Рефлексивность выступает фактором, «смазывающим» иные зависимости, своего рода дополнительной, «побочной» переменной исследований. Если она не учитывается, то возникают «непонятности» и противоречия в данных; если же она учитывается (и должна учитываться!), то зависимости предстают как вполне понятные, но более сложные и опосредствованные. Тем самым рефлексивность, модерируя многие иные закономерности, затрудняет их раскрытие; однако одновременно она же придает им реальную сложность, естественный и «экологичный» вид. Отчасти именно поэтому многие закономерности рефлексивной регуляции деятельности имеют вид не столько строгих причинно-следственных, количественно измеримых зависимостей, сколько характер тенденций – качественных закономерностей.

При этом общая совокупность закономерностей рефлексивной регуляции включает две их основные категории. Первая – те, детерминантой («аргументом») которых является именно параметр рефлексивности; это зависимости поведенческих, деятельностных, личностных характеристик от параметра рефлексивности как такового. Вторая – те, которые формируются в результате модерирующего влияния параметра рефлексивности на какие-либо иные закономерности; это своего рода метазакономерности, закономерности второго порядка. Их, по-видимому, существенно больше, а их роль в общей организации поведения и деятельности поэтому выше, нежели закономерностей первой категории.

На основе сделанного заключения вполне естественной представляется одна из главных особенностей психологии рефлексии. Ее смысл состоит в следующем. Параметр рефлексивности в целом является не просто очень важным в плане обеспечения деятельности и поведения, а часто – основным и наиболее специфическим. Именно он придает сложность, многогранность, противоречивость и в конечном счете – уникальность тому, что обычно обозначается понятием «осознанная, произвольная регуляция деятельности». Следовательно, исходя из значимости и уникальности данного параметра, можно было бы ожидать и аналогичного – комплексного и всеобъемлющего его проявления в системе закономерностей организации деятельности, поведения, структуры личности. Этого, однако, не наблюдается, а современная психология (и общая, и социальная, и управленческая) располагает непропорционально малым объемом конкретных закономерностей, обусловленных параметром рефлексивности и связывающих его с иными характеристиками деятельности, поведения, личности. Очень многие связи между базовыми характеристиками деятельности и рефлексивности, личности и рефлексивности отсутствуют в их непосредственном виде. Но в таком случае возникает резонный вопрос: почему же, несмотря на свою огромную и уникальную роль, рефлексия как процесс и рефлексивность как личностное свойство так скупо и фрагментарно проявляются в системе известных сегодня закономерностей? Означает ли это, что такого рода закономерностей действительно мало? Или же рефлексивно-обусловленные закономерности все же многочисленны и существенны, но они иные, чем те, которые описаны в традиционном эмпирическом базисе общей и социальной психологии?

На наш взгляд, можно предложить следующие ответы на заданные вопросы. По всей вероятности, многие (а не исключено – и подавляющее большинство) закономерности психики оказываются «представленными дважды» в ее целостной организации, проходят два этапа своего функционального генезиса. Они вследствие этого принимают две формы своего существования и проявления. С одной стороны, они, разумеется, существуют, проявляются и выявляются «сами по себе» – в их объективном бытии, как атрибуты психического, вне зависимости от рефлексивной, осознанной регуляции как таковой, вне связи с ней, то есть именно объективно (а не субъективно, произвольно). Но, с другой стороны, эти же закономерности могут «улавливаться» субъектом – подмечаться и фиксироваться им как нечто повторяющееся, стабильное, устойчивое в его внутренней жизни; как нечто такое, что может способствовать организации им своего поведения, а в результате – повышению меры его адаптивности, эффективности. Объективные – «первичные» – закономерности сами становятся предметом их «отражения», восприятия субъектом, что и обеспечивается рефлексией как таковой, составляет ее суть (а возможно, и главное предназначение). Но в этом случае открывается принципиальная возможность не только рефлексивной фиксации действия тех или иных закономерностей, но и активного воздействия на них, возможность для регулирования меры их выраженности.

Субъект (повторяем, именно благодаря свойству рефлексивности) оказывается в состоянии частично управлять самими закономерностями своего функционирования или, по крайней мере, влиять на них. Это, собственно, и есть один из механизмов того, что традиционно обозначается понятием произвольной регуляции деятельности. Понятно, однако, что характер такого рефлексивного («произвольного») влияния будет уже принципиально иным по сравнению с «первичными» – объективными – закономерностями. Он будет именно субъективным, а еще точнее – субъектным. Это – «вторичные», субъектные закономерности; они образуют систему собственно рефлексивных закономерностей. Им присущи две основные особенности. Во-первых, это именно «вторичные» закономерности – закономерности трансформации иных – исходных, базовых закономерностей. Они как бы накладываются на другие – «первичные», то есть базовые закономерности и видоизменяют их[11]11
  Это проявляется в описанных выше функциях рефлексии – модерирующей, диверсифицирующей и эксплицирующей.


[Закрыть]. Во-вторых, это субъектные, а потому принципиально подверженные субъективным аберрациям закономерности; они характеризуются в силу этого значительно меньшей стабильностью, строгостью, инвариантностью. Этим, в частности, объясняется существенно большая «размытость» и менее строгий характер рефлексивных закономерностей.

Вместе с тем мы считаем необходимым подчеркнуть, что «вторичные», субъектные закономерности, к каковым принадлежит большинство рефлексивно-детерминированных закономерностей, не являются субъективными в прямом смысле. Они объективны, но в более сложном плане – они «прошли опосредствование субъектом», преломились через систему его рефлексивных механизмов. Более того, эти «вторичные», субъектные закономерности можно рассматривать и как высшее проявление объективных закономерностей, поскольку они наиболее специфичны и адекватны сложнейшему из всех существующих объектов познания – человеку, а вне их установления и понимания его познание просто невозможно. Эти закономерности, механизмом которых являются генеративная, трансформационная, модерирующая и иные функции рефлексии, и есть содержание субъектности как таковой. Система указанных закономерностей в значительной степени образует содержание функционирования субъекта, его «процессуального» бытия.

Рассмотренная проблема имеет и более общее – гносеологическое, философское содержание. Речь при этом идет о соотношении, взаимодействии в функционировании одной и той же системы (психики) двух категорий законов – объективных и субъективных.

Развитые выше представления способствуют ее решению, по крайней мере, в двух планах.

Во-первых, свойство рефлексивности и процессы рефлексии должны быть поняты как своего рода «мост» между двумя типами закономерностей. В своей генетической и трансформационной функции рефлексия детерминирует генезис субъективных закономерностей на базе объективных. Но в своей регулятивной функции рефлексия выступает как средство субъектной координации меры проявления объективных закономерностей.

Во-вторых, становится понятным, почему благодаря именно рефлексии и сознанию в целом поведение человека часто так не похоже на объективно-детерминированное функционирование многих иных систем; почему оно нередко так непредсказуемо, противоречиво и даже иррационально, непонятно. Дело в том, что в структуре психики фактически тесно переплетаются две системы механизмов ее функциональной организации – объективная и субъективная. Причем вторая может в известных пределах регулировать первую. Содержанием этой второй системы и выступают собственно рефлексивные процессы и механизмы. Чем более развита рефлексивность, тем в большей степени доминирует вторая система регуляции, тем в большей степени поведение субъекта приобретает опосредствованный, непредсказуемый характер. Все это эмпирически проявляется в свойстве произвольности поведения и деятельности. Вторая система может не только регулировать меру проявления закономерностей первой, но и «открывать», эксплицировать эти закономерности субъекту для возможного произвольного использования[12]12
  Это обстоятельство нашло отражение и в обыденной, «житейской» психологии, а также получило закрепление в естественном языке (ср., например, выражение «человек открывает в себе неожиданные стороны» и т. п.).


[Закрыть]. Это одна из граней генеративно-порождающей функции рефлексии.

Наконец, с этих же позиций наполняется конкретным психологическим содержанием известное методологическое положение С. Л. Рубинштейна, согласно которому «с возникновением нового уровня сущего во всех нижележащих уровнях выявляются новые свойства» [197, с. 169]. Новый и высший тип закономерностей организации психики – рефлексивный (и тем самым – субъектный по определению) – по-новому раскрывает закономерности нижележащих уровней (объективные). Более того, последние становятся при этом принципиально управляемыми (хотя, конечно, в известных пределах); они выступают в инструментальной роли.

Субъект оказывается в состоянии через рефлексию управлять не только своим поведением, но и частично самими закономерностями, по которым строится поведение.

Отсюда следует достаточно естественное объяснение отмеченного выше парадокса, согласно которому степень важности проблемы рефлексии совершенно несоизмерима с тем эмпирическим базисом закономерностей, которые установлены в психологии по отношению к ней. Малое число конкретных закономерностей, описанных в психологии по отношению к рефлексии, не означает, что их на самом деле мало и они поэтому малозначимы. Дело в другом: сами закономерности рефлексивных процессов – это, так сказать, другие закономерности – закономерности в основном вторичные (а не первичные), субъектные (а не объектные). Их суть в значительной мере и состоит в том, что через них субъект регулирует, а частично и порождает (раскрывает в себе) иные – базовые, объективные закономерности и особенности самого себя. В рефлексивных закономерностях интегрируются и синтезируются, «сталкиваются» многие иные закономерности. Поэтому они носят не локальный, а интегративный характер. Они не проявляются непосредственно и не действуют прямо – по принципу «фактор (причина) – результат (следствие)». Их действие существенно более опосредствованно; они должны быть интерпретированы (в плане их общего статуса) как интегративные закономерности.

В свете сказанного можно уточнить и содержание понятия «уровень рефлексивности». Во-первых, с этих позиций рефлексия раскрывается не только как процесс, но и как свойство субъекта. Но как таковое оно может выступать и реально выступает и в функции способности. На основе рефлексии как процесса формируется рефлексивность как способность и как личностное свойство. Оно, будучи, разумеется, предельно своеобразным и даже уникальным, все же подчиняется наиболее общему закону – имеет индивидуальную меру выраженности. Причем, как отмечалось выше, эта мера принципиально квантифицируема, то есть может быть диагносцирована и количественно определена (см. далее раздел 4.6). Свойство рефлексивности, подобно всем иным психическим качествам, континуально.

Вывод о существовании различий в индивидуальной мере выраженности, то есть фактически о наличии свойства континуальности у рефлексии, имеет, на наш взгляд, и важное собственно методологическое значение. Отметим два наиболее существенных в этом плане положения.