Текст книги "Психология рефлексивных механизмов деятельности"

Во-первых, как мы уже отмечали, лишь благодаря наличию некоторого диапазона вариативности, то есть некоторого континуума изменений ее меры, оказывается возможным использовать параметр рефлексивности в конкретных экспериментальных исследованиях в качестве своеобразной независимой переменной. Она тем самым выступает в качестве своего рода «аргумента» в ходе поиска тех или иных функциональных зависимостей. Это могут быть самые разные типы зависимостей – статистические, факторные, корреляционные и др. Все они, однако, допускают свое принципиальное обнаружение и изучение лишь при условии квантифицируемости рефлексивности.

Во-вторых, следует обязательно учитывать и тот общепринятый факт, что само свойство рефлексивности является максимально обобщенным, интегративным психическим качеством. Оно однопорядково по сложности феномену сознания в целом. В связи с этим очевидно, что качество рефлексивности должно быть отнесено к разряду максимально сложных – системных качеств психики. Однако если оно имеет индивидуальную меру выраженности, если оно континуально и варьирует в определенном диапазоне, то можно уточнить и общеметодологические представления о системных качествах как таковых. С этой точки зрения оказывается, что сами системные качества как третья основная категория качеств (наряду с материальными и функциональными) также могут быть континуальными. Они не подчиняются закону «все или ничего» (либо их нет, либо они есть). Они могут присутствовать у системы с разной степенью выраженности. Более того, эта мера может, вероятно, изменяться в ходе генезиса систем, а изменение меры выраженности указанных качеств составляет один из важнейших аспектов системогенеза как такового.

Разумеется, содержание понятия «уровень рефлексивности» не исчерпывается лишь отмеченными выше факторами. Важным при раскрытии его содержания является вопрос о типах, о качественных вариантах воздействия рефлексивных регуляторов на меру и характер тех или иных базовых закономерностей. Выше нами уже были проанализированы некоторые из такого рода типов. Вместе с тем, базируясь на результатах комплекса проведенных в этом плане исследований, мы считаем возможным предложить один из вариантов общего решения данной проблемы. Суть такого решения состоит в том, что существует определенная и вполне закономерная таксономия трансформаций базовых, «первичных» (описанных как в общей, так и в социальной психологии) закономерностей под детерминирующим воздействием рефлексивных факторов. Основными вариантами – типами такого рода трансформаций являются следующие.

1. Ослабление меры выраженности – своего рода ингибиция тех или иных закономерностей, зависимостей. Например, широко известный феномен психической компенсации с этой точки зрения есть не что иное, как одно из проявлений данного варианта[13]13
  В целом феномен психической компенсации не сводится к тому аспекту, который является предметом анализа в данном контексте.


[Закрыть]. Примеры «смягчающего» влияния рефлексии на проявление негативных личностных черт и на недостаточный уровень развития способностей многочисленны и широко известны [14]14
  Как гласит известное выражение, «осознанный недостаток – уже не недостаток». В этом плане можно привести и известный случай с Б. Шоу. Когда у него спросили, как стать мудрым, он ответил: «Для этого надо старательно прятать глупые мысли».


[Закрыть]. Отметим, например, позитивную роль рефлексии в выборе и фиксации субъектом таких общеуправленческих стилей, которые наиболее адекватны его личностному симптомокомплексу. Вместе с тем ингибирующее влияние рефлексии не всегда, конечно, является позитивным. Оно будет таковым, если ингибиции подвергается какая-либо негативная черта. Однако известно, что рефлексивность может и отрицательно влиять, например, на проявление интеллектуальных способностей в деятельности, особенно управленческой. В этом случае она ингибирует позитивное влияние интеллекта и поэтому является негативным фактором [110].

2. Усиление – гипертрофия закономерностей, их своеобразный «катализ». Известно, например, что эффективность индивидуальной деятельности в общем случае связана с мерой нейротизма личности отрицательной зависимостью. Эта связь вместе с тем является не прямой, а опосредствованной; она опосредствуется многими иными промежуточными переменными, которые либо фасилитируют, либо ингибируют ее. Одним из факторов собственно фасилитирующего плана, усиливающих негативное воздействие нейротизма на эффективность индивидуальной (в том числе и исполнительской) деятельности, как раз и является рефлексивность. В наших исследованиях было показано, что степень негативного влияния нейротизма на различные показатели деятельности зависит от меры рефлексивности [92]. Высокорефлексивные индивиды характеризуются бульшим негативным влиянием нейротизма на эффективность деятельности. Аналогичное по смыслу, но противоположное по направленности влияние рефлексивного фактора рассмотрено выше в отношении влияния интеллекта на совместимость. Фактор рефлексивности стимулирует – фасилитирует позитивное влияние интеллекта на срабатываемость участников совместной деятельности.

3. В тех случаях, когда два рассмотренных типа трансформаций (ингибирующий и фасилитирующий) выражены в своем предельном виде, возникают новые типы изменений. Одним из них является полная блокада действия тех или иных закономерностей, приводящая к их редукции.

4. Инверсия — обретение закономерностями и (или) феноменами вида, обратного по отношению к тому, в котором они были первоначально установлены и традиционно интерпретируются. Это один из наиболее показательных и своего рода «эксклюзивных» типов трансформационной функции рефлексивных процессов. Он фактически свидетельствует о том, что под их воздействием те или иные закономерности и феномены могут достаточно радикально менять форму своего существования и выступать уже не только в своей прямой, но ив обратной форме [15]15
  С позиций системной методологии данное явление предстает следующим образом: включаясь в определенную систему – в систему рефлексивной регуляции, та или иная закономерность выступает уже не только в своей прямой, но ив превращенной форме.


[Закрыть]. Феноменологические проявления указанной функции достаточно многообразны. Ограничимся здесь лишь двумя иллюстрациями.

Так, одним из наиболее простых и в то же время показательных случаев является известный и экспериментально доказанный факт подверженности большей части феноменов теории решений в целом и теории управленческих решений в частности рефлексивному – произвольному – контролю [94]. Суть данного явления состоит в том, что уже само по себе осознание субъектом того или иного феномена, то есть знание о его существовании, может менять и, как правило, меняет характер действия этого феномена. Причем эти изменения могут носить кардинальный характер – вплоть до «переворачивания» исходных феноменов, то есть до их инверсии. Например, широко известный феномен «первого впечатления» у лиц с высокоразвитой рефлексивностью может вначале ослабевать, а затем и трансформироваться в обратный феномен – в явление «недоверия первому впечатлению». Аналогичным трансформациям подвержено и другое, также широко известное явление – «феномен Ирвина» [16]16
  Данный феномен заключается в переоценке вероятности наступления позитивного, приятного, субъективно-желательного события по сравнению с негативным, неприятным, субъективно-нежелательным.


[Закрыть]. Знание о нем, то есть фактически «рефлексия по его поводу» приводит чаще всего именно к его «оборачиванию» – к инверсии.

Еще один пример – фундаментальное общепсихологическое явление оперативности отражения. Как известно, функциональный генезис произвольной регуляции деятельности приводит на достаточно высоком уровне профессионализации к формированию особых интегративных образований – оперативных образов. Подчеркнем, что одну из главных ролей в этом генезисе играет именно произвольная регуляция, а также те рефлексивные процессы и механизмы, на которых она строится. Формирующийся оперативный образ обладает, однако, рядом свойств, которые должны быть поняты как следствие инверсионного влияния рефлексии. Например, это свойство «функциональной деформации»: одни (деятельностно-значимые) фрагменты образа могут приобретать гипертрофированную представленность, другие (незначимые) становятся фактически субъективно игнорируемыми. При этом часто из образа «выпадает» именно то, что с чисто объективной, «физической» точки зрения является наиболее важным, заслуживающим восприятия[17]17
  Приведем несколько упрощенный, но показательный пример. Шахматисты, проведшие несколько часов за доской и практически непрерывно воспринимающие фигуры, после партии часто не могут сказать, из какого материала сделаны фигуры.


[Закрыть].

5. Возникновение новых закономерностей под влиянием фактора рефлексии и различий в мере его выраженности. Вопрос об этом типе детерминации рефлексивных процессов наиболее сложен. Дело в том, что в структурно-функциональной организации психики чрезвычайно трудно или даже вообще невозможно разделить рефлексивно-детерминированные и нерефлексивно-детерминированные закономерности, явления, процессы, механизмы. В нормально функционирующей психике в состоянии сознания эти два ряда закономерностей и процессов слиты воедино, и лишь благодаря этому синтезу достигается нормальное функционирование психики. Поэтому можно считать, что подавляющее большинство закономерностей и механизмов так или иначе опосредствуется указанными детерминантами, как бы порождается ими – по крайней мере, в том виде, в каком они представлены на уровне произвольной, то есть рефлексивной регуляции деятельности и поведения.

Вместе с тем, на наш взгляд, следует провести и определенную дифференциацию такого рода закономерностей. При этом можно, по-видимому, выделить следующие их основные группы. Во-первых, это те спецификации, которым подвергается большинство иных закономерностей под влиянием рефлексивной детерминации. Наиболее общим и показательным примером такого рода влияний выступают глубокие и множественные различия в протекании психических процессов на осознаваемом и неосознаваемом уровнях; при произвольной регуляции за ними и без таковой. В этом плане очень характерны, например, различия произвольной и непроизвольной памяти. Во-вторых, это все специфические типы влияния рефлексивного фактора и меры его выраженности, которые проявляются в описанных выше четырех типах трансформаций. В-третьих, это собственные, как бы «внутренние» законы рефлексивной регуляции как таковой; то, что и составляет специфический предмет психологии рефлексии. По отношению к деятельности и поведению эти закономерности обретают, например, статус закономерностей произвольной регуляции; они изучаются в соответствующих разделах общей и прикладной психологии. По отношению к когнитивной психологии в целом и к психологии интеллекта в частности они же обычно рассматриваются как особенности метакогнитивной регуляции. Наконец, специфически рефлексивные закономерности могут приводить и к формированию определенных структур – регуляторов деятельности, поведения и общения. В качестве характерного примера такого рода структур можно указать на феномен «Я зеркального» в деятельности руководителя.

Обобщая сказанное, можно заключить, что рефлексии присуща особая функция – трансформационная. В своем ситуативном проявлении она видоизменяет характер действия многих иных закономерностей и феноменов. Ее наличие – это одновременно и своеобразный отход от строгой объективности в действии психических закономерностей, и повышение меры субъектности регуляции деятельности, поведения, общения. Существование данной функции определяет собой наличие некоторого «поля субъектности» развертывания закономерностей регуляции деятельности и поведения, возможность субъектного влияния на них.

Однако эта же функция может иметь и надситуативные проявления. И тогда она выступает основой для иной, собственно генеративной функции. Рефлексия «над деятельностью», «над собой», «над своим положением в социальной среде» и т. д. – это, конечно, не только и не столько констатация чего-либо, а средство развития деятельности и личности, изменения ее статуса. Рефлексивные паузы, моменты «отстранения» от ситуации, «усилия, направленные на то, чтобы разобраться в себе», а также все иные однопорядковые с ними феномены выполняют функцию генезиса, развития. Поэтому личность (и все формы ее взаимодействия с миром), проявляясь в рефлексии, в рефлексии же и формируется — точно так же, как через это развиваются формы взаимодействия личности с действительностью.

Подытоживая материалы проведенного анализа, можно, по-видимому, сделать два основных заключения. Во-первых, рефлексивность как психическое свойство и как индивидуальное качество должна реально, а не декларативно рассматриваться и изучаться именно как таковое – как свойство, как индивидуальное качество, то есть в соответствующей этим понятиям психологической парадигме (в том числе ив психодиагностике, и в прикладной психологии). С одной стороны, это решающий шаг на пути перехода от абстрактно-философского изучения рефлексивности к конкретно-научному ее исследованию. Но, с другой стороны, это реальное и существенное обогащение того направления психологии, которое разрабатывает проблемы психических свойств, индивидуальных качеств, психологии способностей в целом. Во-вторых, сказанное отнюдь не означает сведения рефлексивности только к традиционному пониманию психических свойств, индивидуальных качеств, способностей. Она, имея общий статус свойства, качества и способности, по своим механизмам и уровню интеграции обладает явной специфичностью. Выявление этой специфики, более того, уникальности рефлексивности и выступает основной задачей дальнейших исследований.

Точно так же, как в процессуальном аспекте рефлексия – это процесс иного, более высокого уровня интеграции по отношению ко всем другим известным сегодня процессам, рефлексивность как свойство предстает в качестве образования более высокого уровня интегрированности, структурированности, системности. Привлекая известную в психологии «метафору пирамиды свойств», можно сказать, что рефлексивность – это и есть ее верхняя точка; это фокус, в котором интегрируются все иные свойства и качества и который существует именно благодаря их интегрированности.

2.3. Проблема рефлексии и категория психических состояний

Анализ проблемы рефлексии в контексте категории «состояние» [18]18
  Специальным, но не входящим в задачи данной работы является вопрос о дифференциации самой категории «состояние», в частности о разграничении содержания понятий «психические состояния», «функциональные состояния», «психофизиологические состояния» и пр.


[Закрыть](как заключительного компонента общепсихологической триады «процессы – свойства – состояния») позволяет констатировать следующую наиболее показательную ее особенность. Все те черты, которыми характеризуется взаимосвязь категорий «психические процессы» и «рефлексия» с категорией «психические свойства» и «рефлексивность» и главными из которых является их слабая синтезированность друг с другом, максимально четко проявляются и в отношениях категории состояния с понятием рефлексии. Несколько заостряя и схематизируя ситуацию, ее можно охарактеризовать следующим образом.

С одной стороны, и с точки зрения обыденных житейских представлений (в том числе представлений «folk-psychology»), этимологически закрепленных в естественном языке, и с точки зрения строгих научных данных рефлексия не только может, но и должна быть понята как некоторое состояние субъекта. Проявления, формы и феноменология таких состояний «обращенности на самого себя», «самососредоточения», «ухода», «отключения от ситуации», «отстранения» и пр. крайне многообразны и широко представлены. Они варьируют в очень широком диапазоне – от элементарного рефлексивного самоконтроля, включенного в повседневное поведение, до глубоких степеней медитации. Сам процесс рефлексии, как никакой иной психический процесс (в силу своей предельной интегративности, обобщенности), развертывается на фоне соответствующего состояния — состояния рефлектирования; он требует этого состояния и в значительной степени совпадает с ним как по феноменологии, так и по механизмам. Более того, рефлексия как состояние, то есть фактически «данность, презентированность психики самой себе», есть не просто реальность, а реальность, максимально очевидная с субъективной точки зрения (ср. с декартовским «cogito ergo sum»). Перефразировав другое известное выражение Р. Декарта, следовало бы сказать: «Можно сомневаться в том, что рефлексия – это психический процесс, что рефлексия – это психическое свойство; но нельзя сомневаться в том, что рефлексия – это состояние, поскольку именно как таковая она и есть “мы сами“; это – “наше субъективное"»[19]19
  При этом, конечно, возникает еще более общая проблема взаимосвязи рефлексии и сознания, которая рассмотрена нами в одной из работ [110].


[Закрыть]. Все сформулированные выше положения можно при желании даже усилить, сказав, например, что рефлексия как состояние – это не просто предельно очевидная реальность, но и, строго говоря, – вообще единственно достоверная для субъекта реальность[20]20
  Что имеет далеко идущие и общеизвестные философские «последствия».


[Закрыть].

С другой стороны, если с учетом сказанного обратиться к психологии состояний, то можно констатировать следующую ситуацию. Декларативно – на уровне общих представлений – принадлежность рефлексии (точнее, рефлектирования) к психическим состояниям не вызывает сомнений. Реально же данное состояние оказывается очень слабо включенным и в понятийный аппарат психологии состояний (и в саму эту проблему в целом, и в конкретные исследования, и даже в «номенклатуру» – систематику состояний, то есть в различные классификации и таксономические схемы типов и видов состояний). Сложился своего рода «научный стереотип», согласно которому рефлектирование – это, конечно, состояние, но весьма специфическое по отношению к другим; причем степень его «непохожести» на другие традиционно выделяемые состояния такова, что оно вообще как бы «отчуждается» и от категории «состояние», и от психологии состояний.

Из всего сказанного следует достаточно простой, но важный, на наш взгляд, методологический вывод. Он состоит в том, что рефлексия не только может, но и должна быть понята и реально проинтерпретирована как психическое состояние. Многогранная феноменология рефлексии не просто допускает, но и, повторяем, объективно требует ее раскрытия не только как психического процесса и как психического свойства, но и как психического состояния. Рефлексия как состояние (точнее, состояние рефлектирования) есть именно психическое состояние, хотя, не исключено, во многих отношениях существенно иное, нежели те состояния, которые входят в традиционно сложившуюся категорию «психические состояния». Все это означает также, что психология рефлексии как специальное направление психологических исследований должна быть синтезирована с психологией состояний как другим важным общепсихологическим направлением. Между ними должны быть наведены концептуальные «мосты», что может содействовать развитию обоих этих направлений. Так, по нашему мнению, можно допустить, что реализация категориального аппарата, сложившегося в психологии состояний по отношению к проблеме рефлексии, может содействовать ее изучению. Однако вполне возможно и «встречное движение»: реализация знаний, полученных при исследовании рефлексии в целом, может содействовать и развитию проблемы психических состояний.

Итак, по своему смыслу сделанные выше заключения аналогичны тем, которые были сформулированы нами при анализе проблемы рефлексии в контексте исследований психических процессов и психических свойств. Но именно в этой общности и состоит главная особенность проблемы рефлексии на современном этапе ее развития; отсюда же вытекают главные задачи и основные перспективы ее дальнейшей разработки. Рефлексия – это и процесс, и свойство, и состояние; однако в каждом из этих статусов она является существенно иной, нежели описанные в традиционной психологической систематике процессы, свойства, состояния. Причем степень ее различия с традиционно выделенными процессами, свойствами и состояниями такова, что рефлексия обычно вообще не укладывается в систематику психических процессов, свойств и состояний. В результате этого между психологией рефлексии и исследованиями в области процессов, свойств и состояний наблюдается ощутимый концептуальный «разрыв»; они не синтезированы друг с другом с необходимой полнотой. Реализация такого синтеза, на наш взгляд, является основной задачей и стратегической перспективой развития психологии рефлексии. И если по отношению к психическим процессам и психическим свойствам она в определенной степени уже решена (или решается, в том числе и в наших работах [100; 109; 110 и др.], а также в материалах данной главы), то по отношению к категории психических состояний ее еще предстоит решить. Одной из главных причин этого является то, что психология состояний как таковая традиционно была и продолжает оставаться менее развитым направлением по сравнению с исследованиями психических процессов и свойств. Причем различия в уровне их разработанности достаточно ощутимы. Это не может не сказываться и на исследованиях рефлексии именно как психического состояния, на попытках синтезировать понятие рефлексии с категорией психических состояний в целом. Данное объективное обстоятельство проявилось и в проведенных нами исследованиях рефлексии, в том числе и в представленных в данной книге. Они исходно и преимущественно были направлены на изучение рефлексии именно как психического процесса и рефлексивности как психического свойства. Анализ же проблемы рефлексии в контексте категории «психические состояния» находится пока на начальных этапах исследования. Однако уже сейчас можно сформулировать некоторые положения, являющиеся результатами этих исследований и способствующие раскрытию рефлексии как психического состояния[21]21
  При этом следует учитывать, что в психологии состояний сложились достаточно устойчивые традиции, направления и методические средства анализа тех или иных состояний. В частности, это необходимость раскрытия состояний в плане их качественного содержания, в плане закономерностей их динамики; в плане их количественных характеристик, особенно интенсивности; в аспекте их феноменологии, а также их влияния на процессуальные и особенно на результативные параметры деятельности и поведения.


[Закрыть].

1. Весьма показательным является уже тот факт, что наиболее специфическая особенность рефлексии как психического состояния проявляется в аспекте, который считается основным для раскрытия характеристики любого иного состояния. Этим аспектом является, как известно, установление содержания, то есть качественной определенности того или иного психического состояния. Критерии для дифференциации содержания могут быть различными (феноменологическое содержание, предметная отнесенность, эмоциональный тон и др.), но само наличие этого содержания – обязательное условие для любого состояния. Совершенно иначе обстоит дело с состоянием рефлектирования. Это состояние (в противоположность практически всем другим психическим состояниям) принципиально не имеет собственного содержания. Состояние рефлексии – это всегда состояние рефлектирования чего-то другого, рефлектирования иного содержания (либо внешнего по отношению к субъекту, либо внутреннего, в том числе и феноменологически данного). Рефлексия в качестве психического состояния как бы «прозрачна», неуловима для обнаружения субъектом содержания ее самой [22]22
  Здесь вполне уместна известная «метафора зеркала»: точно так же, как идеальное зеркало нельзя увидеть, а можно увидеть лишь отражаемые им предметы, рефлексию как таковую нельзя «ощутить», но можно благодаря ей репрезентировать какое-либо иное содержание психического, в том числе состояние.


[Закрыть]. Она сама есть средство обнаружения и субъективной экспликации такого содержания. Таким образом, в противоположность всем иным психическим состояниям, рефлексия принципиально не имеет собственного содержания, собственной феноменологически данной качественной определенности. И лишь благодаря свойству «бессодержательности» она может выполнять свои основные функции – быть средством экспликации любого иного состояния, любого иного содержания субъективного мира, любого фрагмента психики и психического в целом. Рефлексия как состояние – это форма, которая может наполняться разным содержанием. Однако эта форма непосредственно связана с механизмом осознания; именно поэтому рефлексия – форма, сама становящаяся содержанием; таким содержанием и выступает способность к осознанию, к презентированию своего внутреннего мира себе же самому.

2. Из указанной главной особенности рефлексии с необходимостью следует, что она как психическое состояние всегда производна от некоторого другого состояния (или другого «объекта рефлектирования»). Не направленной на что-либо, своего рода «пустой», бессодержательной рефлексии не может быть по определению. В ряде случаев может, правда, создаваться субъективное ощущение – иллюзия такой бессодержательности. Это характерно, в частности, для глубокой степени «самопогруженности», граничащей с медитированием. Отсюда следует, что рефлексия как психическое состояние может существовать лишь посредством сосуществования, связи с каким-либо иным состоянием – так сказать, «в связанном виде». Состояние рефлексии «само по себе», «в чистом виде» – строго говоря, абстракция; это некоторая потенция, виртуальная субъективная реальность, которая может становиться и становится реальностью, актуальной лишь в связи с чем-либо другим – с иным психическим состоянием, с иным психическим процессом, вообще с любым иным фрагментом психического. Отсюда следует, что рефлексия как психическое состояние всегда вторична; это состояние второго порядка по отношению к тому, что, собственно говоря, подлежит рефлектированию. Очень часто ему подвержены сами состояния как таковые. В этом случае рефлексия как состояние приобретает все атрибуты метасостояния — состояния, содержание которого заключается в осознании и последующей возможности регуляции своих же собственных состояний. Эту мысль можно сформулировать иначе: по отношению ко всем иным психическим состояниям рефлексия как метасостояние имеет своим предметом сами эти состояния. Они могут быть проинтерпретированы поэтому как «состояния первого порядка», как «первичные состояния». Сама же рефлексия – «вторичное состояние», «состояние второго порядка» (в том числе и порядка сложности). Сама суть и специфика рефлексии как состояния (или, точнее, рефлексивных состояний) заключаются в том, что они являются метасостояниями. Этим в конечном счете и обусловлена их непохожесть на все иные психические состояния, которые традиционно выделяются и изучаются в общей и прикладной психологии.

3. Если теперь обобщить первые две особенности рефлексии как состояния, то становится возможной и своего рода более жесткая трактовка тезиса о ее атрибутивной принадлежности к метасостояниям. Согласно этой трактовке, она не только является производным, вторичным состоянием, то есть метасостоянием, но и не может являться не чем иным, как только метасостоянием. Для рефлексии как состояния объективно необходима некоторая база, основа, предмет рефлектирования. Им могут быть, в частности, и сами психические состояния. И лишь на основе их самоотражения, то есть в процессе их рефлексии, субъект переживает актуальное состояние рефлектирования.

В связи с этим необходимо сделать и еще один вывод относительно специфики и даже уникальности рефлексии как психического состояния. Вторичный и производный характер данного состояния, его статус – статус метасостояния – означает, что само оно не имеет и не должно иметь собственного содержания. Этим содержанием выступает то, что подлежит рефлектированию. Следовательно, «предметом», содержанием рефлексии как психического состояния может быть любое иное психическое состояние (и, конечно, не только состояние). Рефлексия может выполнять и выполняет по отношению ко всем другим психическим состояниям функцию их интеграции в структуре актуального Я, обеспечивает субъектность как таковую. И оно поэтому объективно выступает как образование заведомо более высокого уровня интеграции, нежели любое из первичных состояний. Тем самым мы вновь приходим к выводу, который уже был сделан при анализе рефлексии в контексте проблемы психических процессов. Это вывод о необходимости трактовки рефлексии в качестве своего рода интегрального психического состояния, метасостояния.

Рефлексия как состояние, «накладываясь» на любое иное психическое состояние, порождает новое качество — переживаемость и осознаваемость субъектом своих собственных состояний. Вместе с тем теоретически возможен и практически знаком каждому особый случай сказанного: предметом рефлексии может становиться она сама; в этом случае принято говорить, как известно, о «рефлексии над рефлексией», об «авторефлексии» и т. п. Показательно, однако, что при этом не возникает качественно нового состояния: субъект переживает все ту же рефлексию, хотя и более сложную количественно, более изощренную, тонкую, глубокую. Рефлексия над всеми иными состояниями дает новое качество – качество осознания этих состояний, порождает субъектность как таковую (то есть непосредственную данность своих собственных состояний и психики в целом самому субъекту). Однако рефлексия над состоянием рефлексии не порождает вновь какого-либо принципиально нового качества, а лишь знаменуется усложнением самого состояния рефлексии как метасостояния. Все это вполне понятно и объясняется естественным образом: рефлексия как состояние (точнее, как метасостояние) – это высший из возможных и доступных субъекту уровней интеграции психического. Объективно присущие психике когнитивные и иные ограничения обусловливают тот факт, что выше уровня рефлексии как метасостояния какие-либо иные субъективно контролируемые процессы интеграции в структуре психики, по-видимому, невозможны. Рефлексия как психическое состояние обеспечивает достаточный уровень интегрированности всех компонентов психического и, в частности, лежит также в основе субъективного ощущения его единства и единственности.

4. Еще одной группой характеристик, используемых для описания психических состояний, являются, как известно, их интенсивностные и динамические особенности. В этом отношении у рефлексии как психического состояния также можно констатировать наличие указанных характеристик. Столь же субъективно несомненными, как данность психики самой себе, являются и различия в возможной степени этой данности, в степени четкости осознания чего-либо. Последняя зависит от очень многих факторов – от внешних, средовых (деятельностных, поведенческих, ситуационных и др.); от внутренних, субъектных (направленности внимания, установок, а также от индивидуальной меры развития рефлексивности). В результате взаимодействия всех этих факторов рефлексия как состояние может варьировать по степени своей выраженности в очень широком диапазоне. На одном ее полюсе – элементарные, ситуативные рефлексивные операции самоконтроля за текущим поведением; на другом – полная отстраненность от среды и самоуглубленность, граничащая с медитативными состояниями.

5. Важной и достаточно специфической особенностью рефлексии как психического состояния является, на наш взгляд, очень высокая степень ее динамичности, лабильности[23]23
  Во избежание недоразумений необходимо подчеркнуть следующее. Говоря о высокой подвижности – лабильности и динамичности рефлексивных состояний, мы имеем в виду эту характеристику в ее прямом, непосредственном смысле. Динамичность характеризует изменчивость, трансформируемость состояния – как по содержанию и, в частности, по возможностям быстрой его смены, так и по скорости таких «смен». Речь при этом, однако, не идет о динамике перехода от наличия этого состояния к его отсутствию и наоборот (что, например, имеет место при переходе от сна к бодрствованию и обратно).


[Закрыть]. Данное состояние, пожалуй, наименее инерционно и наиболее подвижно среди всех иных психических состояний. И это, кстати говоря, является не вполне понятным с точки зрения классической теории систем, поскольку в ней доказана прямая зависимость степени инерционности системы от ее сложности. В этой связи рефлексия как психическое состояние, обладая максимальной интегративностью (а значит, сложностью), должна была бы иметь не минимальную, а максимальную инерционность, чего, однако, не наблюдается. Субъект достаточно легко может ставить и решать те или иные задачи на осознание, что равносильно инициации рефлексии как психического состояния. Столь же очевидна и способность индивида к ингибиции и блокаде данного состояния.

6. Наконец, значимой и специфической особенностью рефлексии как психического состояния особенно является еще одна закономерность ее организации. Как отмечалось выше, рефлексия и в целом, и особенно как состояние не имеет своего собственного содержания. Именно в силу этого она может наполняться самым разным содержанием, «реализовываться» практически на любом психическом материале. Если рефлектированию (осознанию) подлежат другие психические состояния, то рефлексия выступает как метасостояние. Вместе тем столь же естественно и даже еще более легко рефлектированию доступны и два других члена общепсихологической «триады» – психические процессы и психические свойства. Факты осознаваемой регуляции психических процессов и их рефлексивного контроля, а также рефлексивного управления мерой проявления индивидуальных качеств широко известны и хорошо изучены. В связи с этим рефлексия как состояние выступает, по существу, и как универсальный регулятор, адекватный всем трем основным категориям структурных компонентов психики. Регулятивная же функция самой рефлексии обнаруживает свой общий и главенствующий статус. Кроме того, через подвластность регулятивной функции рефлексии всех трех основных, базовых компонентов психики осуществляется и их естественный синтез, интеграция. Фактически рефлексия как психическое состояние в целом и ее основная функция (регулятивная) являются средствами интеграции, «склейки» всех основных компонентов психики.