Текст книги "Не держите бога ради! 6 тетрадей стихов"

Бухгалтер-связист на войне

моему отцу

 
Он был бухгалтер. Худой. С язвой желудка.
Он приобрёл её когда была война —
Связистом. В этой мясорубке жуткой
Артиллеристам связь была нужна.
Радиостанций нет. И телефонный провод
С передовой тянули километров пять
Под бомбами. Он рвётся, тянут снова.
Обрыв – ползут соединять опять.
По «линии» ходить поодиночке
Связистам приходилось. Одного
Не так заметно. Спрятаться за кочкой
Или в воронке от снаряда мог.
И под огнём через болото лазить
Ползком по горло надо иногда.
Ещё шутили: «Кто там встал из грязи?
Тот чёрт – он рядовой из взвода связи,
На нём пилотка, а на ней звезда».
А «мессеры» и над одним кружили,
Догадывались суки – тянет связь!
А значит надо русских обезжилить.
Строчила очередь, фугаска ли рвалась,
По звуку догадаться можно было
Откуда полетит в тебя снаряд.
Откуда только и берутся силы?
За три секунды прыгнул в яму – рад,
Лежит, успел. Не важно, что засыпан.
Лопатка есть и шланг, чтобы дышать.
Катушка* на спине – тоже защита,
А под катушкой есть ещё душа —
Бессмертная! Чего же ей бояться?
Но засыпало так, что иногда
Откапывали из завала братцы
Напарники-связисты. Долго ждать
В могиле под почти метровым слоем
Случалось. Был готов он ко всему.
И там о жизни, что прошла такое
Воспоминанье грезилось ему:
Он видел маму и родной Акмолинск,
Госбанк на Карла Маркса и счета,
Бухгалтерские счёты. И до боли
Знакомые он вспоминал места:
Казачий край и старую церквушку,
Ишима правый берег, Слобода,
Свобода, тишина такая! Мушка
Летит и слышно, крылышек слюда
Блестит. И поплавок на водной глади
чуть задрожит. Нет, не тяни, постой!
И… не пошевелиться. Выбраться бы надо.
Вдруг, слышен голос: «Эй, связь, ты живой?»
Живой. На сей раз пронесло похоже.
Но кости поболят ещё денёк.
В землянке на НП на нарах – ложе.
Суп из тушёнки импортной, чаёк.
На «линии» все ямы вспоминает,
Траншеи и воронки и бугры.
Они связисту словно мать родная —
Чтоб в землю мог успеть себя зарыть.
Он был бухгалтер с памятью хорошей.
Умел он «дебит» с «кредитом» сложить
чтобы и связь была и, если есть возможность,
Всегда на «сальдо» оставалась жизнь.
Он за четыре года не убил ни разу.
Его задача – научиться жить.
Герой он или нет? Его оружье – разум,
Ещё уменье жизнью дорожить.
Он был бухгалтером. Он до войны учился
Финансовой науки знал всю вязь.
Но на войне не цифры и не числа,
А на войне всего важнее – связь.
Связь нервы армии – так говорили.
И эти нервы сплетены из жил
Тех, телефонный провод кто чинили,
И кто за этот провод жизнь ложил.
Он слава богу выжил. И случайно
Его нашёл товарищ на войне.
Привет сказал, бухгалтер! Ну отчаянный
Ты парень. А теперь ты нужен мне.*
Он стал бухгалтером в армейской кассе.
Но это было на другой войне.**
А в этой на спине с катушкой, в каске
И трубкой телефонной на ремне
Прошёл и Курск и Сталинградский ад он,
До Праги был связистом артполка
Гвардейской нашей той – двадцать девятой
Дивизии, чья слава на века.
 

* Друг, с которым он учился до войны на бухгалтерских курсах

в Алма-Ате (в последствии полпред Казахстана в России)

** после Победы отец воевал на японском фронте.

2015

«Рассвет линяет как собака…»

 
Рассвет линяет как собака
Цветет на небе одуванчик
Луны, встревоженной рассветом.
А мне окно завесить надо —
Поспи ещё немного мальчик.
Пускай тебе приснится лето…
Пускай сегодня не разбудят
Тебя ни выстрелы, ни громы
От «градов» в этот холод ранний.
Когда ты вырастешь, то будешь
Свой защищать очаг и дома
Ты не отдашь на поруганье.
2014
 

У памятника Владимиру Высоцкому

 
Говорил ты – с вершин стратосферных легко
Падать – ветер так бреет лицо!
А страна покатилась – с горы снежный ком
Под откос и… не дёрнешь кольцо.
Ты пропел: «Нет свободных падений с высот…
Раз возможно раскрыть парашют»
Раскрутили свободы так колесо,
Что страна потеряла маршрут.
Ты пропел и ушёл, не дожил, постоял
Напоследок почти на краю…
И упала, разбившись, страна твоя,
Про неё уже не поют.
Изолгавшуюся верхушку купил
Лозунг – «Нас Перестройка спасёт!»
Перестраивается легко дебил,
А народ? Народ стерпит всё.
Откололась Россия сама от страны
Той, которую семьдесят лет
Собирали… и бились отцы и сыны
За свободу, которой нет.
Этот вечный вопрос там решился легко —
Взял свободу, кто захотел.
Семь кругов ада пройденных нелегко —
Оказались все не у дел.
Россиянин, украинец и белорус —
Трёх вершителей – всяк назовёт…
Развалили великий Советский Союз…
А народ? Промолчал народ.
Были люди готовы жить в прежней стране
И отдали свой голос за то.
Только очень хотелось акулам извне
Потопить наш корабль в шторм.
И «порвали наш парус… что был враспах» —
Ты, покаявшись, нам предрекал…
У элит, потерявших и совесть и страх,
Алчная их рука легка.
Но народ не согнёшь, ты ж «не горбись» сказал…
Твой удар есть – «коронный – прямой».
И пришел лидер тот, кто открыл нам глаза —
Первым бей, если начался бой!
Возродилась Россия и тянутся к ней
Все, кто к правде и вере привык.
Но и недруги наши покуда сильней,
Хоть и тяжко им – хочется выть.
Ничего, мы все песни твои допоём,
Мы по ним строим жизнь и мечты.
Вот прошло 40 лет: вы с Мариной вдвоём
В бронзе – слева она, справа – ты.
2020
 

Май. Сovid-19. Болдиночество

 
я живу на стеклянной горе,
из неё расту.
достаю до звёзд во дворе,
становясь на стул.
мокрые капельки – звёзд
стеклянные слёзы.
поёт мой хрустальный дрозд,
а белая роза
из фарфора
завидует ему – она немая.
я сажаю изумрудные помидоры
на брильянтовом мае.
на горе спит мой сон,
полный соблазнов
и крутится солнечное колесо
в сто сторон разных
 

«ИВЛ мурлыкал котиком…»

 
ИВЛ мурлыкал котиком
в бронхиальном дереве,
кислород мне был наркотиком,
а врачи не верили.
Подыши немного сам,
говорили ласково.
Растворялись голоса
их и лица с масками.
И, оставшийся  без котика,
стал  дышать  я  рыбою.
Раз – ловлю я воздух ротиком
Два – завис  на дыбе я
Не помогут плавники,
хоть хвостом виляю.
Дайте вёсла, мужики!
Мне б доплыть до мая.
И от этого мне радости
добавлялось меньше чуть.
И звучал в мозгу отрадой стих
в памяти изменчивой:
«Добрый доктор Айболит,
ты пришей мне ножки!»
У тебя прикольный вид,
ты, как бандит, немножко.
В молоке почти лягушкою
взбил сметану с маслом я.
И уже сижу с подушкою
Под спиной… И ласково
говорит мне Айболит
в той бандитской маске:
– У вас такой здоровый вид,
теперь мы без опаски
вернём домой вас к котику,
и к пёсику, и к рыбкам.
Пусть будут как  наркотики
вам ихние улыбки!
2020
 

Полынь

«…возьми меня, Творец,

засунь за щёку, обсоси и выплюнь»

Александр Спарбер «Лир»

 
– Полынь, полынь
Куда глаза не кинь…
Творец, попробуй
жизнь на вкус и… выпей!
И «хлеб насущный» раздели  с людьми!
Полынь горька, но жизнь бывает горше.
Засунь за щёку,
подержи и выплюнь.
Не сладкая на вкус? Тогда возьми,
от горечи отмой – ты можешь, Боже…
Не станешь. Ну, тогда и я не дам
смерть отбирать мою.
Она нужна – чтоб не хотеть
бессмертья.
«Познание» мы выбрали! Ты знаешь сам —
на дереве «добра и зла» в раю.
Ты дал нам это право —
наслаждайтесь, верьте!
Тому, что скажут наши нам глаза?
Или твоим поверим мы устам?
– Полынь, полынь…
Стой человек – остынь.
Та горечь, чтобы смерть казалась сладкой.
Смиренно жизнь прими свою, как смерть.
А горькая она —
всё от гордыни.
Дорога жизни  кажется тем гладкой,
кому в аду гореть.
Отныне.
– Отныне, присно…
Всем Тебя нам чтить – вовеки!
Мы потому и люди.
Человеки.
2015
 

на камешках дна

 
на камешках дна
прозрачная тень воды
переливалась,
играя с солнцем.
журчание ручейка
и перекаты
по дну мелких песчинок
заворожили
так, что я не мог вспомнить
последнюю мысль
2019
 

Круги Данте

 
В круге первом
все поэты, съедены мышами
вместе с буквами.
Им пообещали:
Будете незабудками,
пятилепестковыми стишками
разгонять печали.
Только вначале
испейте жизни прозу в мышином навозе.
В круге втором
такие курьёзы:
Знак  восклицательный,
набитый
писателями,
превращается в знак вопроса,
когда его кусают осы.
Только точка внизу
не меняет позу.
Что значит в каждой строчке
дошёл до точки.
А в круге третьем
так интересно —
кто под прессом?
Пресса!
Они думали, что честно говорят,
а висят на фонарях,
не снаружи – внутри,
и повторяют
хором, когда сгорают:
Не ври, не ври!
В круге четвёртом:
Самые лучшие,
пуще всех Поющие и…
тоже почти поэты!
Обласканы и согреты,
набиты в сигареты
и папиросы.
Дымят, когда попросят:
Приятель,
дай прикурить!
И просто
испускают дым…
Он сладок и приятен,
когда сгораешь
не один.
 

Вернулся

 
В окошко заглядывал вечер.
Уже начиналась весна.
Склонив свои девичьи плечи,
Печально стояла ветла.
Струна человеческой боли
Позвякивала, дребезжа.
Он – навоевавшийся вволю,
На белой постели лежал.
И девушка смуглые руки
Его прижимала к груди.
А сердце стучало – все муки
Сегодня уже позади.
Вернулся. И это ль не счастье?
Прокуренный, лысый, худой.
Такое бывает не часто —
Досталось ей только одной.
Судьба не считает пропорций,
В трёх ликах её ипостась.
А он в ипостась миротворца
Вступил и намучился всласть.
Кому-то важны деньги, ставки…
И чтобы патрон был в стволе.
А жизнь им по почте с доставкой,
А жалость им – бронежилет.
Но так не бывает же вечно.
И любящих встреча светла.
Над озером в сказочный вечер
Опять распустилась ветла.
2019
 

На кончиках ресниц

 
Весомых лет весомо время,
Дрожит на кончиках ресниц…
А мир, вдевая ногу в стремя,
Торопит на Аустерлиц.
Кофейной гущею событий
Гадалка старая судьба
Приворожит – и позабыты
Уроки, и зовёт труба
На новый бой.
Клубок раскручен
И победит, кто не речист,
И тот, кто не страшней, не круче,
А совестью и верой чист.
Белеет вьюга, ветер свищет.
Война шагает по лыжне
На север снова, снова тыщи
Ложатся. Дальше хода нет.
Потопчется.
Консьержка быта
Всех расположит по местам —
Всех новеньких полуубитых,
А остальных оставит там.
Весомых лет весомо время…*
Дрожит на кончиках ресниц
Слезой. А мир опять беремен
Войной, которой нет границ.
2019
 

Слова

 
Войну не объявляли больше…
раз неизбежна  драка – бей!
К чему слова нужны… есть боль же…
О, боже! … ей-ей!
Слова слоняются,
смущают чьи-то уши.
Не разобрать,
они почти немы,
Таинственное что-то —
то, что слушать
и хочется и страшно.
Лиц земных
тех нет уже.
И фауна другая:
большие крылья, перепонки лап,
а тела чешуя – как золотая.
Но вон ворона – та же, как была.
Она одна, в чьей памяти застрял
кусочек фразы:
– «Карашо – поешь!».
И вырастает новый  пьедестал,
как плешь,
в сознанье нового народа
для тех, кто может в звуках узнавать
и в шуме возродившейся природы —
её Слова.
2015
 

Арахна

…и мох сквозь тебя прорастёт,

ты умрёшь, и никто не заметит.

Ян Бруштейн

 
Не страшно тебе лезть из собственной кожи наружу?
Казаться умершей: лежишь – лапки кверху, на  ложе.
Но вдруг вызывая испуг, удивление… ужас!
Рождаться, зубами живот  разорвав – на свет божий.
 
 
Арахна, тебе лучше знать муки  перерожденья.
Но смерть – это всё же иное, чем освобождение тела.
В ней – тайна, не знает никто, будет ли продолженье.
Оно больше не повторяется, как бы того не хотелось.
 
 
Я помню  тебя паучонком, висящим   на яблони ветке.
Ты на паутинке с листком в лапках быстро кружилась.
Я думал – игра это. Нет, ты ждала – унесёт тебя ветром,
Так перемещалась по саду, летая бесстрашно и живо.
 
 
Плела бесконечно узоры в саду на деревьях,
Я снизу смотрел, как диск солнца попался ловушку,
Ажурную и золотую. Она была лучшей, поверь мне.
Зачем  мастерство твоё стало жестокой игрушкой?
 
 
Ты  сети плетёшь белой нитью, алкающей смерти,
Выдавливая из себя липкий страх к этой встречи.
Космический взгляд твоих бусинок-глаз жертву метит,
Стоят над твоей головой ореолом уродливым – плечи.
 
 
Вибрируют, жаждут  волны этой сладкой истомы:
Вонзать яд, высасывать сок, оставляя скелеты…
Как ты холодна – ни любви, ни счастливого дома.
В своё одиночество – злую гордщыню одета.
2019
 

Тетрадь 6

Пары ножек след

Ночью вьюга снежная

Заметала след.

Розовые, нежное

Утро будит свет

А. Блок

 
Вьюги нет. Забрезжило.
Утро будит свет.
Розовые, нежные
Ножки дарят след.
Убегают ноженьки
От меня в зарю.
В пламя страсти брошенный
Я сейчас сгорю.
Побегу по снегу я
Тоже босиком,
А следы так негою
Манят далеко.
Вдруг цепочка длинная
Вверх летит на свет!
И всплывает с льдиною
Девы силуэт.
Встали зори красные,
Деву к ним влечёт.
И… следы прекрасные
Оборвались влёт.
2015
 

Никуда не делся

Внучке Анечке

ясный стих

 
– Виноградный пёс
с янтарными глазами,
карамелькой нос,
вишенка в зубах!
у меня когда то был —
она сказала,
и лицо у девочки
было всё в слезах.
– Никуда не делся и…
не вернёшь назад.
 
 
– Ты не плачь, малыш —
сказал ей дед несмело
Мы найдем его,
раз он никуда
не девался, он не мышь.
– Не в этом дело —
девочка промолвила,
В том вся и беда:
я же его съела и…
съела навсегда!
<<яс>>
2015
 

Бал воображения

Два паруса лодки одной,

Одним и дыханьем мы полны

И. Анненский

 
Бал воображения
Закружил нас в муке:
Что любовь? Сближенье?
Что любовь – разлука?
Нам не разделиться,
Мы с тобою слиты
Как крыла два птицы,
Как слова молитвы.
И любовной боли
Не питать  друг к другу,
Словно мы бесполы,
Словно две подруги.
Словно два у лодки
Паруса раздутых,
Но в дыханье кротком
Слиться не дадут нам.
Было бы нам легче,
Если разделиться
И лететь навстречу —
Двум свободным птицам!
2015
 

Вернёшься

«Бывает, мы прощаемся навеки,

твердо зная, что придем опять».

Из песни Александра Розенбаума

 
Конечно,
Понимаешь ты,
Что я хочу тебе сказать.
Произнесённые слова такая малость.
 
 
Наверно
Это всё мечты.
Закрой тогда скорей глаза.
Ну вот опять не получилось – всё сломалось.
 
 
Так должно
Видимо и жить.
Мы возвращаемся туда,
Где начиналось всё и где опять начнётся.
 
 
Уходишь,
Мне «прощай» скажи.
Я буду знать, что навсегда.
Но это будет означать, что ты вернёшься.
 
 
<<золотое сечение>>
2015
 

Ночь

Заходите к нам на огонек…

А. Розенбаум

 
Огоньком зажёгся и сгорел
Вечер нежно ласковый, как скрипка.
Помню, выводили на расстрел
День, его последнюю улыбку.
 
 
Плакал я один и капал дождь.
Я промок совсем, а он скончался.
И она вошла, как в тело дрожь —
Ночь благоухающего счастья!
 
 
Эта ночь и я – мы так близки,
Близоруки, видим только похоть.
И сквозь чёрный шёлк огней соски
Выступают, спрятанные плохо.
 
 
Ночь, мадемуазель, давай с тоски
Потанцуем. Где же эта скрипка?
Ну налей браток, пускай мозги.
Уплывут, как золотая рыбка.
 
 
Только ночь прошу, не умирай!
Хватит нам смертей на нашу долю.
Эй, метрдотель, давай трамвай
Вызови. Я ночь везу на волю!
2015
 

Сome back!

 
Всё начиналось в рыжем спаниеле —
В его глазах, которые не смели
Смотреть в мои так смело, но увы;
Они так умоляюще взглянули,
Как жала сотни пчёл слетевших с ульев,
От жалости меня заставив взвыть.
Но это всё внутри. На самом деле
Я оторвала взгляд, хоть еле-еле
(Всегда приятно справиться с собой).
Мела метель сиреневой позёмкой
И спаниеля стёрла образ тонкий,
Меня готовя на гламурный бой.
Там точно нет ни жалости, ни злости
Игра на вылет в человечьи кости,
(Намытые из всяких мелочей)
Должна я быть на этом биенале,
Чтобы меня потом все узнавали
Среди дрожащих вздохов и речей.
Там на вершине запущу качели!
Всё это важно так на самом деле,
Чтоб статус мой и рейтинг не поблек
Мой ум и обаяние для славы…
(Как будто мне их так не доставало)…
Нет, всё игра. Эй спаниель, Сome back!
2016
 

Остров Гогена

 
Эти ветхие
хижины словно дремлют
под понданусом.
Эти длинные,
хрупкие с виду пальмы
мне кланяются.
этот остров Таити,
нарисованный
художником Гогеном —
как настоящий.
Эти милые
маорийцы, как дети
в золоте света.
Они играют
в какую-то тайную
чудную игру,
придуманную богом.
И сами они
стройны и величавы —
подобно богам.
Краски голые!
Море вонзилось в горы
и… разлетелись
потоки цвета
в россыпь по красной земле.
Золото света
в изумрудных сетях гор!
По расселине
падает хрустальный дождь,
оживляя всё.
Сами хижины
выросли как деревья
и покрылись их
бронзовой кроной.
А маорийки идут
в одеждах Евы,
разводят рядом огонь,
щебечут что-то,
и экзотический плод
у каждой в руке.
А из хижин тех
боги к пирогам идут
добывать еду.
У ног острова —
коралловые цветы.
Там между ними
боги и ловят пищу —
удивлённых, красивых,
сверкающих рыб.
<<яс>>
2014
 

Виолончель

 
Я пил из губ вино ночей,
Я придавался страсти нежной.
И бредила виолончель,
И были вы такой, как прежде.
 
 
Спускались сумерки и вновь
Тоска любви меня томила.
И Гайдн разгоняя кровь
Виолончелью звал к любимой.
 
 
Но были вы уже не та.
Цветы на столике завяли.
И заполнялась пустота
Цветами сказочной печали.
 
 
Расстались мы. Уже с тех пор
Почти пол века пролетели.
Но помню ночь и ре мажор
Безумной той виолончели.
 

.

Обыкновенное чудо

 
Она умерла.
Но по рельсам шагала
в душе… в  глубине.
Я  видел её
на картине Шагала
в витражной стене,
в надломленном  звуке «й»
виолончели,
над небом Офелии
в вечном теченье.
 
 
А сердце звенит.
И  колёсного звука
двойной перестук
уносит в зенит
ту ужасную муку
заломленных рук.
И  рельсы со шпалами
я, содрогаясь,
колёсами чувствовал,
не  прикасаясь.
 
 
Но  Шарль  Азнавур
всё поёт и поёт нам
о вечной любви.
И стрелы амур
израсходовал верно,
но вот – се-ля-ви:
любовь и отчаянье
снова на встрече,
а  повесть печальная
раны не лечит.
 
 
Как сердце горит,
обожая  красавиц,
и жмётся в комок.
А  в  памяти – ритм:
их в могилу  бросали,
и  милостив бог
к душе был умершего
воина мужа.
Неужто, ей жертвой быть
до сих пор нужно?
 
 
Но жалость росла
в поколениях к жертвам
тем  понемногу…
И  вдруг, красота
нам явилась блаженством
в образе строгом —
возвышенном, жертвенном
и беззащитном…
Вот, женщина! Кто это?
Чудо! – как жить с ним?
<<яс>>
2018
 

Миниатюра молодого человека

 
Любовной ипостаси знак:
Быть восхитительным и так
изысканным, что даже изнутри светиться.
Не избегать опасных зон
и дам пленять – чтоб был резон
им согласится ехать в Штаты или в Ниццу.
 
 
Я про него узнать был рад,
то – Строли Петер Эдуард.
Он был художник восемнадцатого века.
Портрет он предка написал —
Я в Сан-Франциско разыскал
«Миниатюру молодого человека».
 
 
Но где же встретиться могли?
Где судьбы их пересеклись —
художник тот и молодой мой прародитель:
Россия, Польша, США?
Ещё быть может места два,
Ох, времена были тогда… вы – извините!
 
 
Мой предок был – пан Леонард,
в нём был огонь и был азарт.
Он вместе воевал в Америке с Костюшко,
толи за Север, толь за Юг,
но там был Англии каюк —
освободились Штаты и гремели пушки.
 
 
Потом вернулся он назад
в Европу. Но остался брат
с болезнью – золотая лихорадка.
Сарай  он камнем прикрывал,
от счастья видно захворал:
в нём самородок был сверкающий и гладкий.
 
 
В Европе, как всегда, война:
всё Царства Польского вина —
никак не могут разделить его державы.
Костюшко снова в бой вступил —
освобождать, что было сил,
крестьян от панов, и его не удержали.
 
 
Но в Леонарде, знать была
душа поэта и стрела
ему пронзила сердце словно шоколадку.
Он был влюблён, богат, красив
и на руках уже носил
ту панночку, потом… мне ставшей прапрабабкой.
 
 
А что ж художник? Подождём.
У Леонарда друг был, в нём
души не чаял: на балах они встречались.
Огинский то был Клеофас.
Читатель, он знаком для вас,
вы «Полонез» его, конечно, напевали.
 
 
Огинский был в больших чинах.
И вот, когда была война,
стал королю – помощник он и утешитель.
Сам не участвовал в боях:
крестьян, оружье поставлял.
А Леонард своих крестьян был предводитель.
 
 
Но, что война? Страдал народ,
конфедераты шли вперёд…
Костюшко выиграл сраженье у Раславиц.
Суворов – русский генерал,
его взял в плен. И он сказал:
«Finis Poloniae!» Кто-кого тогда прославил?
 
 
Король Станислав Август был
правитель слабый и прослыл
любимцем в молодости у Екатерины.
Она ж ему и помогла
и трон занять, и отняла,
когда у Польши были все на то причины.
 
 
Но тот художник тоже был
Екатерине очень мил.
Она спонсировала все его поездки.
Он рисовал и королей,
и знатных при дворах людей.
Кто знает, так и Леонард попал на «фрески»!
 
 
А брат его, что в Штатах жил,
каким-то чудом получил
миниатюру  Леонарда молодого.
Праправнучка – моя сестра,
когда гостила там, нашла
и сообщила мне, что копия готова.
 
 
Гляжу я на неё три дня:
Но как похож он на меня,
таким же в молодости был я офигенным!
Но не был знатен и богат,
лечу людей и этим рад.
Стишки пишу – возможно это тоже гены?
<<ЗС>>
 

Сестре

 
В осенний покой
ушла ты… Надежда, легко —
листком слетела…
Унёс далеко
ветер смертельный, лихой…
душу и тело,
и ту на губах печать,
и  профиль  тонкий…
А нам, как птицам кричать…
осталось только.
 

Сон

дочери Елене

 
Мне приснилось небо Эдинбурга:
Мы летели с утренним дождём,
Намочив анфас архитектурный
С верхним этажом.
Дождик поднимался выше, выше,
Капельно роняя поцелуй
На конёк и каждый гребень крыши.
«Дождик не балуй!» —
Роберт Бёрнс и Стивенсон кричали,
С ними улыбался Вальтер Скотт,
А Айвенго и Квентин встречали
Нас, открывши рот.
Зацепились мы за шпиль высокий.
Готикой и древностью прильстясь.
А чертополох, напившись соком
Нам махал смеясь.
Королевской милей со слезами,
Мы, закончили свой путь.
Опустились на парящий замок.
Дождь прошёл. И пусть.
Мне приснилось небо Эдинбурга,
Я проснулась – ничего и нет.
Только выбит дождиком фигурно
На стекле «Привет».
 

Стожок

 
Был стожок, а стал стежок
конопляных ниток белых.
Шоколадом солнце жжёт
нам по спинам загорелым.
За косой коса к траве
тянется – гляди под ноги.
Ветер шлёт жаре привет,
пыль клубится на дороге.
Не бобёр, а грозный бабр,
а в зубах его куница,
распугал весёлых баб
на осенней косовице.
По сметанной босиком
пыли мы за васильками.
Гы веночек мне легко
свяжешь быстрыми руками.
Забурился я с тобой
в тот стожок стежочком сладким.
Ты сказала: милый мой,
я сдаюсь поднявши лапки.
2020