Текст книги "Понятие преступления"

Вместе с тем нельзя забывать, что изложенные факторы всегда носят характер субъективной привлекательности: «Человек смотрит на мир страстно, заинтересованно, субъективно. Его позиция, его решения, выбор каждый раз оказываются предопределенными, заданными до тех конкретных возможностей, из которых предстоит выбирать. Он выбирает не то, что истинно или ложно само по себе, а то, что “истинно” или лучше для него».[241]241
  Гусейнов А. А. Социальная природа нравственности. М., 1974. С. 97.


[Закрыть] Однако в целом указанные факторы лежат за пределами вторичных доминирующих мотиваций и лишь причинно или обусловливающе связаны с ними, а поэтому их рассмотрение находится пока вне наших интересов, хотя отметим, что общественно опасная личность создается при каком-то специфичном слиянии среды и личности.

В психологии и криминологии выделяют еще план как самостоятельную психическую категорию.[242]242
  Миллер Д., Галантер Ю., Прибрам К. Планы и структура поведения. М., 1965; Кудрявцев В. Н. Причинность в криминологии. М., 1968. С. 138; и др.


[Закрыть] Нам представляется, что план – это элемент принятия решения, это тоже оценка определенных мотивационных сфер по поводу путей, способов и средств реализации действия по достижению доминирующей цели. Тесная связь плана с мотивацией позволила признать его доминирующей мотивацией третьего уровня. Думается, такой подход более полно раскрывает мотивационные сферы.

Итак, мотивационная сфера в своей динамике завершается принятием решения действовать определенным образом в определенном направлении с использованием определенных путей, способов и средств.

Следующая сфера психической деятельности, которую необходимо выделить, – это сознание. При ее исследовании нужно разобраться в соотношении психики, сознания, мышления, познания, отражения, чувств, разума и тому подобных психических явлений, что не столь просто. Если посмотреть на философию и психологию, можно увидеть, что психика – особая форма отражения,[243]243
  Философская энциклопедия. Т. 4. С. 414; Философский энциклопедический словарь. С. 547; Советский энциклопедический словарь. С. 1090.


[Закрыть] сознание – высший уровень психического отражения,[244]244
  Психология: Словарь. С. 368.


[Закрыть] мышление – высшая форма активного отражения[245]245
  Философский энциклопедический словарь. С. 391.


[Закрыть] и отражения опосредованного.[246]246
  Психология: Словарь. С. 223.


[Закрыть] Подобное представление вызывает к жизни достаточно ясную и абсолютно бессмысленную структуру вершины пирамиды (даже трудно сказать чего: психики, отражения, мыслительной деятельности): отражение – вся пирамида, ее высший уровень – сознание, высшие формы отражения, а следовательно, сознания как высшего уровня его – психика и мышление. Во-первых, трудно согласиться с определением отражения как всеобщей категории психологии, тем более, что западная психология в целом не придерживается такой позиции: «Психология – в первую очередь и по преимуществу – наука о сознании».[247]247
  Юнг К. Г. Аналитическая психология. СПб., 1994. С. 13.


[Закрыть] Во-вторых, сторонники широкого понимания отражения вынуждены выходить на уровень опосредованного отражения, и именно оно признается всеобщей категорией. Однако такой подход не исключает опосредования ценностных ориентаций в других психических явлениях, установок в других психических явлениях и т. д., т. е. любое психическое состояние, отношение, любой процесс находит опосредованное выражение во всех других психических состояниях, отношениях, процессах. И тогда каждый исследователь по своему желанию может доказать всеобщность любого психического явления. На наш взгляд, главная задача психологии заключается в исследовании непосредственной сущности психических явлений и поиска их соотношения именно на данном уровне. С этой точки зрения отражение – лишь первый этап социальной детерминации психики. В-третьих, думается, никуда не годится признание психики формой сознания; соотношение между психикой и сознанием скорее обратное: психика – нечто более общее по сравнению с сознанием, поскольку включает в себя еще и бессознательное.

В целом, наверное, мы не очень погрешим против устоявшейся позиции, если признаем сферу сознания высшим уровнем активности психики человека. При этом, думается, абсолютно точен в определении сознания Ж. Годфруа, признающий таковым мозаику «состояний, которая играет более или менее значительную роль как во внешнем, так и во внутреннем равновесии индивида».[248]248
  Годфруа Ж. Указ. соч. Т. 1. С. 139.


[Закрыть] Разумеется, резонно возникает сомнение того плана, что сознание нельзя сводить лишь к состояниям, поскольку сознание не только состояние, но и соответствующие отношения и процессы. Однако и психология, и философия наряду с сознанием выделяют еще категорию мышления, которую почти все источники признают процессом психической деятельности. В этом-то все и дело.

Определив сознание как совокупность состояний, мы ничуть не забываем о развитии сознания, о его не только статичной, но и динамичной сущности, т. е. помним и о том, что процесс развития сознания заключается в мышлении. Именно поэтому, на наш взгляд, мышление есть процесс развития сознания как совокупности состояний. Но и это не все. В философии предпринята попытка сузить сущность мышления: «В отличие от ощущения и восприятия, то есть процессов непосредственно-чувственного отражения, мышление дает непрямое, сложно опосредованное отражение действительности. Хотя мышление имеет своим единственным источником ощущение, оно переходит границы непосредственно-чувственного познания и позволяет человеку получить знания о таких свойствах, процессах, связях и отношениях действительности, которые не могут быть восприняты органами чувств».[249]249
  Философская энциклопедия. М., 1967. Т. 3. С. 514.


[Закрыть] Что поражает в данном высказывании? Во-первых, сделана попытка разграничить мышление, с одной стороны, и ощущение и восприятие – с другой. В результате мышление обособлено от двух последних и выведено за их пределы. При всем этом ощущение признано единственным источником мышления. Как нормальному здравомыслящему человеку, мне понятно, что если единственным источником пруда является вода речки, то никому не придет в голову абстрагироваться при определении пруда от воды, содержащейся в нем, поскольку без воды пруда просто нет, есть лишь выемка в земной коре. Похоже, философии здравый смысл не свойствен; вроде бы мышление находится вне ощущения и в то же время ощущение является единственным источником и, естественно, одним из основных элементов мышления. Во-вторых, выводя мышление за рамки чувств, философия выводит его за пределы чувственного познания, а при отождествлении последнего с теорией познания[250]250
  Там же. Т. 5. С. 491.


[Закрыть] – за пределы теории познания вообще. Правда, появилось критическое отношение к «чувственному познанию»: «В философии прочно укоренилось понятие “чувственное познание”, понимаемое как отражение в виде ощущений и восприятий. Оно возникло в то время, когда рецепторы назывались “органами чувств”. Эти термины являются архаизмами, лишающими данной терминологической четкости систему научных понятий».[251]251
  Платонов К. К. Система психологии и теория отражения. М., 1982. С. 107.


[Закрыть] Соглашаясь с тем, что чувственное познание не может быть отождествлено с теорией познания, тем не менее не исключаем и возможности специфического чувственного познания, познания через переживания человека, когда в наибольшей степени проявляется его «Я». Именно поэтому представляется неприемлемым выводить мышление за пределы чувств и единственно верным распространять его почти на всю сферу сознательной психической деятельности.

В целом мышление как процесс сознания вполне понятно вписывается в познание окружающего мира. Оно составляет одну область знаний, которая издавна вызывает интерес психологов и философов – проблему творчества в сознании. Ж. Пиаже сформулировал ее следующим образом: «Однако столь радикальный тезис (прямая и обратная связь в психологии. – А. К.) заставляет задуматься. Прежде всего, он устраняет понятие операции, потому что если универсалии берутся извне, то их не надо конструировать. В выражении “1+1=2” знак “+” не означает тогда ничего иного, кроме отношения между двумя единицами, и не включает никакой деятельности, порождающей число “2”».[252]252
  Пиаже Ж. Указ. соч. С. 46.


[Закрыть] Данная формулировка проблемы не совсем удачна, на наш взгляд, потому что сама сущность формулы «1+1=2» носит, конечно же, и образный, и опытный характер (древний человек принес с охоты зайца и зайца или зайца и косулю, и в его сознании откладываются две фигуры животного), т. е. сама операция «один прибавить один получим два» в своей сущности и образна, и опытна. Мало того, она, естественно, требует мыслительной деятельности. Дело, похоже, в ином: древний человек не знал знаков «1», «+», «=», «2» и т. д., так почему какому-то гениальному уму пришла идея усовершенствовать условно наше представление о единичном предмете и операциях с ним; мы видим дом, гараж, автомобиль, фонарь – все это, оказывается, можно условно объединить знаком «1» или «2», если мы имеем зайца и косулю; почему и на какой психической основе возникают знания, знаки, отсутствующие в окружающем мире?

Думается, что достаточно полного ответа на этот вопрос психология не дает и пока дать не способна. Из новейших исследований в этом направлении можно сослаться на статью П. В. Симонова «Мозг и творчество»,[253]253
  Симонов П. В. Мозг и творчество // Мозг и разум. М., 1994. С. 75–90.


[Закрыть] опубликованную в коллективной монографии. Решение проблемы творчества в мышлении лежит и за пределами наших способностей, и за рамками наших задач; мы ее коснулись лишь в связи с тем, что в мышлении содержится нечто, влияющее на творчество, т. е. структура мышления связана не только с социальной детерминацией, но и с какими-то другими компонентами. Вообще, представляется, решение данной проблемы может так глубоко внедриться в сознание человека, что позволит абсолютно полно манипулировать им: создавать, с одной стороны, послушных рабов, а с другой – наследственную элиту общества; такой мир представлен в не столь и фантастическом романе Ю. Слащинина «Боги в изгнании»[254]254
  Звезда Востока. 1986. № 10–12.


[Закрыть] и других произведениях.[255]255
  См., напр.: Чавкин С. Похитители разума. М., 1982.


[Закрыть]

Структура мышления также остается проблематичной. Наиболее полно, по нашему представлению, она отражена у К. Г. Юнга как структура сознания. Он выделяет эктопсихические (эктопсихика – система связей содержания сознания с фактами внешней среды) и эндопсихические (эндопсихика – внутренняя часть эго, личностное) функции сознания. К первым К. Г. Юнг отнес: А – ощущения (нечто есть); Б – мышление как восприятие и суждение; В – чувство; Г – интуицию как особый вид восприятия.[256]256
  Юнг К. Г. Указ. соч. С. 18–21.


[Закрыть]

В целом соглашаясь с подходом, тем не менее, отметим:

1) скорее всего, автор верно выводит за пределы мышления ощущения как форму отражения, рефлекторную реакцию; сам К. Г. Юнг определяет ощущение именно как отражение – нечто есть;

2) на наш взгляд, напрасно автор превратил мышление в рядовую функцию сознания на одном уровне с ощущением, чувством, интуицией; мышление находится в более высокой сфере психики как процесс сознания;

3) в то же время совершенно необоснованно выводятся за пределы мышления чувства, интуиция, такое было бы возможно только в том случае, если бы чувство низвели до ощущения (в действительности это не так: в чувстве сливаются содержание – ощущение боли и форма – мысль по этому поводу: «как мне больно», а форма и содержание характеризуют единство), а интуицию – до бессознательного, тогда как без мысленного оформления интуиция также бессмысленна;

4) необоснованно отождествляет автор мышление с восприятием и суждением: во-первых, в принципе нельзя противопоставлять восприятие и суждение, поскольку они – разнонаучные явления – восприятие суть психологическая категория, суждение же относится к формально-логическим категориям, и восприятие так же может выражаться в суждениях, как и другие психологические явления; во-вторых, в связи со сказанным мышление не может быть сведено только к восприятию, иначе мы выбросим за пределы мышления ценностные ориентации, установки и установочную борьбу;

5) трудно согласиться с отождествлением интуиции и восприятия, хотя бы и в его особом выражении; на наш взгляд, интуиция и восприятие соотносятся как явление и форма его выражения; ведь воспринятая информация, в частности, откладывается в памяти и создает опыт человека, и уже на этой основе у человека возникает интуиция; в интуиции в итоге выражается восприятие.

В этом же направлении, но несколько иначе пытается структурировать сознание А. М. Иваницкий: «Сознание включает, таким образом, и восприятие, и мышление, и эмоции. Объединяет все эти психические проявления ощущение своего “Я” как субъекта, носителя своих переживаний».[257]257
  Иваницкий А. М. Сознание: критерии и возможные механизмы // Мозг и разум. М., 1994. С. 114.


[Закрыть] Здесь присутствуют те же недостатки, которые мы выделили в позиции К. Г. Юнга, но имеются и собственные: во-первых, за пределы мышления выводится восприятие, чего не делал Юнг; во-вторых, нет и речи об интуиции, словно ее в психическом процессе нет вообще; в-третьих, объединив восприятие, мышление, эмоции понятием ощущения, он превратил последнее в родовое понятие, т. е. вывел его на более высокий уровень, но на более высоком уровне, по мнению А. М. Иваницкого же, находится сознание; в результате автор отождествил сознание и ощущение, что вообще выходит за рамки и логичного, и разумного. Однако главное, что можно вынести из сопоставления изложенных точек зрения, – за истекшие 60 (!) лет в структурировании сознания (мышления) почти ничего не изменилось, а если и изменилось, то в сторону меньшей определенности, т. е. в худшую сторону, по крайней мере, позиция К. Г. Юнга и более полна, и более определенна.

На эндопсихических функциях сознания мы останавливаться не будем, поскольку сам А. М. Иваницкий признает, что память, субъективные компоненты (что-то похожее на скрытые реакции), эмоции, вторжение собственно функциями не являются, и автор выделяет их лишь для того, чтобы как-то определиться со взаимосвязями сознательного и бессознательного в психике.[258]258
  Там же. С. 26–30.


[Закрыть]

Итак, представленный в психологии механизм мышления нас абсолютно не удовлетворяет в силу его аморфности и неполноты. Не исключаем, что иные (более точные и полные) исследования в психологии есть, но нам они не известны, хотя, судя по работе А. М. Иваницкого, таких исследований нет или они так же ему не известны, как и нам.

Именно поэтому выскажем «собственное» представление о механизме мышления. Прежде всего, прав К. Г. Юнг, который считал, что «сознание похоже на поверхность или оболочку в обширнейшем бессознательном пространстве».[259]259
  Юнг К. Г. Указ. соч. С. 14.


[Закрыть] Сознание – это действительно сфера, обволакивающая и сферу социальной детерминации личности, и сферу мотивационную, которые и существуют в основе своей под влиянием сознания.

Однако признать за сознанием характера оболочки – это очень мало, поскольку мышление как способ сознания, похоже, динамично развивается в двух направлениях: горизонтальном и вертикальном. В горизонтальном направлении оно движется от более или менее точного представления об окружающем мире до прогнозирования своего места и своего поведения в нем. Исходя из этого, можно выделить два основных этапа мышления: познание и предвидение.

Вообще, здесь возникает один из сложнейших (по крайней мере, для меня) вопросов соотношения познания и сознания, познания и мышления, познания и предвидения. Философия и психология не очень помогают в этом плане. «Познание – высшая форма отражения (курсив мой. – А. К.) объективной действительности»,[260]260
  Философский энциклопедический словарь. С. 506.


[Закрыть] существующая на разных уровнях – чувственного познания, мышления, эмпирического и теоретического познания.[261]261
  Там же.


[Закрыть] «Сознание… высший уровень психической активности (курсив мой. – А. К.) человека как социального существа».[262]262
  Там же. С. 622.


[Закрыть] «Сознание – высший уровень отражения (курсив мой. – А. К.) и саморегуляции».[263]263
  Психология: Словарь. С. 368.


[Закрыть] Из сказанного следует, что а) и познание, и сознание – высшие формы (уровни) отражения действительности; б) познание само по себе выражено на нескольких уровнях – чувственного познания, мышления, эмпирического или теоретического познания, в результате этого получилась весьма странная классификация, в которой объединены два уровня – чувственно-разумный и эмпирико-теоретический, чего делать не следовало, и чувство выведено за пределы мышления. Получается, что на уровне определений разобраться в понятиях сознания и познания не удается, они максимально идентичны. Но если все-таки признать сознание совокупностью состояний, то, естественно, познание становится процессом развития сознания как постепенная выработка представления о качественно-количественных характеристиках окружающего мира и своем месте в нем и его закрепление в сознании. В таком случае понятно соотношение сознания как состояния и познания как его развития, динамики.

Мы уже говорили о мышлении как динамике развития сознания. Сразу же возникает проблема соотношения мышления и познания. Однако философия и психология не вносят ясности в вопрос об их соотношении. Так, «мышление – высшая форма активного отражения объективной реальности, состоящая в целенаправленном, опосредованном и обобщенном познании (курсив мой. – А. К.)»;[264]264
  Философский энциклопедический словарь. С. 391.


[Закрыть] «мышление – процесс познавательной деятельности индивида (курсив мой. – А. К.)»,[265]265
  Психология: Словарь. С. 223.


[Закрыть] при этом о познавательной деятельности – ни слова. Здесь, во-первых, мышление отождествляется с познанием («состоящая в познании»), во-вторых, мышление признано процессом познания, что отождествляет познание с сознанием. В чем же заключается реальное соотношение мышления и познания? На наш взгляд, познание выступает в качестве характеристики мышления, посредством которой устанавливается активное отношение мышления к окружающему миру, стремление к его максимальному усвоению. Таким образом, познание является лишь подчиненным мышлению понятием, признаком его и, очень похоже, единственным признаком, поскольку довольно трудно представить себе мышление еще и в пассивной форме. Именно поэтому познание сопровождает сферы, формы мышления и на горизонтальном, и на вертикальном уровнях (сферы детерминации и потребностно-мотивационные, как и все их элементы, чувственно-рациональное и интеллектуально-активное мышление).

Все это не решает проблемы соотношения познания с предвидением. На наш взгляд, познание – это постепенная выработка представления о качественно-количественных характеристиках окружающего мира и своем месте в нем. Предвидение – достаточно ясная категория, заключающаяся в обоснованном предположении о возможных изменениях окружающего мира под влиянием среды или самого субъекта, хотя указанная ясность носит поверхностный характер. Пока очевидно одно – предвидение базируется на познании и само в себе несет познание. Отсюда, скорее всего, предвидение есть форма существования познания.

Тем не менее предвидению в познании предшествует еще какая-то форма (как минимум одна), при наличии которой и в результате которой появляется предвидение. Странная ситуация, но ни в философии, ни в психологии не удалось найти термина, который бы в полном объеме оформлял эту предшествующую предвидению форму познания, хотя надо признать, что философы «видят» ее: «Важнейшей функцией сознания является мысленное построение действий (курсив мой. – А. К.) и предвидение их последствий».[266]266
  Философский энциклопедический словарь. С. 622.


[Закрыть] Таким образом, предвидению предшествует мысленное построение действий. Однако и этого мало, поскольку указанное мысленное построение базируется на восприятии окружающего мира (человек действует в окружающем мире и успешность его действий всегда зависит от того, насколько адекватно он оценивает окружающий мир и соотносит с ним свое поведение). Дело в том, что предвидение не может опираться только на социальную детерминацию, востребованную оперативно, оно всегда (?) исходит еще и из чего-то иного, поскольку носит в той или иной степени творческий характер.

В психологии мы видим только одну категорию, на которую в этом плане может опираться предвидение, – это интуиция как «знание, возникающее без осознания путей и условий его получения, в силу чего субъект имеет его как результат непосредственного усмотрения».[267]267
  Психология. Словарь. С. 149.


[Закрыть] Нас полностью устраивает представление об интуиции, предложенное К. К. Платоновым: «Интуиция – это познание на основе обобщения ряда высокоавтоматизированных умственных навыков с включением в ее структуру компонента творчества».[268]268
  Платонов К. К. Указ. соч. С. 104.


[Закрыть] При этом, несмотря на то что К. К. Платонов относит интуицию к познанию, следовательно, к сознанию, пока нет достаточной ясности в вопросе о том, куда относить интуицию – в сферу сознания или бессознательного. Не считая возможным глубоко рассматривать данную проблему, отметим для себя очевидное: 1) интуиция не может не базироваться на уже имеющихся знаниях, т. е. в определенной части исходит из познания; 2) в интуиции кроме этой основы есть еще что-то, позволяющее творчески развить имеющиеся знания; насколько подобное творчество заложено опытом предшествующих поколений (ген творчества), сказать трудно; 3) даже К. Г. Юнг, основой исследования которого является бессознательное, признавал интуицию функцией сознания. Изложенное позволяет присоединиться к сторонникам интуиции как категории сознания.

Таким образом, предвидению предшествует нечто, выступающее как совокупность восприятия, интуиции и мысленного построения действий. Наименование этой совокупности отсутствует и в философии, и в психологии. На этом фоне становится понятным, почему в уголовном праве законодатель, практика и теория используют применительно к видам вины термин «осознавало характер своих действий», отождествляя тем самым анализируемую первую форму познания с сознанием, что представляется абсолютно неприемлемым, но является необходимой деформацией психологической терминологии в силу отсутствия в психологии и философии надлежащего понятия. Вполне объяснимы затруднения базовых наук в указанном плане, поскольку восприятие, интуиция и мысленное построение действия располагаются в разных сферах мышления: первые – в детерминационной, последнее – в потребностно-мотивационной, точнее, в рамках принятия решения, и уже поэтому выработка единого термина малопродуктивна. Но тогда следует принять и неуклюжие попытки прикладных наук решить свои проблемы не совсем надлежащим образом.

Можно ли найти какое-то совокупное понятие, более или менее точно отражающее предшествующий предвидению этап? Думается, да. По крайней мере, попытку такого рода мы предпримем. Дело в том, что согласно философии весь окружающий мир представлен как действительность либо возможность – «две основные ступени в становлении и развитии предмета или явления».[269]269
  Философский энциклопедический словарь. С. 87.


[Закрыть] Отсюда человек познает либо действительное положение вещей, либо возможное развитие события в будущем, т. е. мы имеем познание действительного и познание будущего. Правда, познание действительного – не совсем понятная категория. Как сказал поэт: «Есть только миг между прошлым и будущим, Именно он называется жизнь».

В этом заключается истина: пока информация о другом человеке отразилась в нашем мозгу и воспринята им, действительность уже изменилась – другой человек за это время уже сделал шаг или два в нашем направлении или от нас. Но в таком случае нельзя познать настоящее, можно познать лишь в той или иной степени прошлое, и действительность на этом фоне есть не что иное, как настоящее и прошлое в единстве.

Итак, познание действительности предшествует познанию будущего, которое проходит два этапа – предвидение характера действий в будущем («мысленное создание действия») и предвидение последствий этого действия. В результате мы имеем две категории: познание действительности и познание будущего, а точнее, последнее представляет собой предвидение действий и последствий. Ничего иного в анализируемом плане здесь не содержится, все остальное является лишь углублением понимания указанного. Отсюда есть только познание действительности и предвидение двух этапов развития.

Если это так, то горизонтальное развитие мышления можно представить следующим образом: имеется познание, которое «просекает» и детерминационную, и потребностно-мотивационную сферы; оно же выступает в качестве оперативно востребованной информации и интуиции как «замороженного» познания. Однако ни оперативно востребованная информация, ни интуиция не являются сами по себе этапами развития мышления по горизонтали. Они становятся таковыми лишь в развитии детерминационной и потребностно-мотивационной сфер. Внутри них познание развивается по горизонтали в виде познания действительности и познания-предвидения.

Контур мышления не замкнут только на анализируемых сферах, поскольку мышление развивается по вертикали и в отношении иных каких-то сфер, которые неспециалисту не видны и для нас значения не имеют. При этом нет смысла говорить о связи мышления со сферами социальной детерминации психики и мотивационной, поскольку они не находятся в отношении связанности. Мышление пронизывает обе указанные сферы своими специфическими способами, и каждый элемент каждой сферы представляет собой частичку, срез мышления; а все элементы всех сфер в их взаимосвязи представляют собой МЫШЛЕНИЕ субъекта. За рамками мышления, похоже, остается лишь один элемент социальной детерминации психики – отражение, которое является срезом сознания как состояние, но мышлением не охватывается; мышление подключается на втором этапе данной сферы – при восприятии.

В этом плане можно согласиться с В. И. Лениным: «…от живого созерцания к абстрактному мышлению»; созерцание суть отражение – еще не мышление, вне зависимости от разноплановости способов мышления в их вертикальном протекании. Главным здесь является то, что познание и предвидение, оставаясь обособленными категориями, но находясь вместе с тем в динамической связи друг с другом, пронизывают сферу социальной детерминации психики и мотивационную сферу. При этом познание возникает и все больше обогащается на основе динамического развития сфер и их взаимосвязанности. Однако не только обогащается. Принимая в себя ошибки и деформации детерминационной сферы, познание несет их в сферу мотивации, становясь в определенной степени артезнанием. В свою очередь интуиция также не всегда бывает безупречной: во-первых, опираясь на познание, интуиция с необходимостью воспринимает полностью или частично ошибки и деформации, заключенные в нем (полностью, если сама интуиция не способна их выправить, и частично, если интуиция способна это сделать; исключить вовсе ошибки и деформации познания она едва ли может), и, во-вторых, само по себе творчество интуиции оказывается ложным (ошибочным, деформированным). Отсюда и предвидение, основываясь на познании и интуиции, может прогнозировать будущее либо адекватно ситуации, либо абсолютно или в иной степени ошибочно в зависимости от степени ошибочности познания и интуиции и возможности их взаимного погашения. Хотя, если быть более точным, надо признать, что абсолютно адекватным не может быть ни познание действительности, ни предвидение, поскольку психология постоянно отмечает обязательную субъективную привлекательность и того, и другого. Разумеется, нельзя исключить возможность познания и предвидения и за пределами субъективной привлекательности, но, похоже, никогда в полном объеме субъект не познает окружающий мир и абсолютно адекватно с ним (миром) не предвидит будущее. Условно адекватным мы можем признать такое познание настоящего и предвидение будущего, которое охватывает сущностные стороны ситуации. Следовательно, познание проходит в своем развитии множество этапов от относительно адекватного знания окружающего мира до деформированного знания; между этими крайними позициями располагаются знания различной степени ошибочности: от наименьшей до наибольшей (преддеформационной). Развитие проходит и предвидение, однако, учитывая возможность сложения ошибок познания и творчества интуиции, деформация предвидения может наступить раньше и быть более глубокой.

Нечто подобное уже отмечалось в науке: «Сознание в отношении различных элементов ситуации или совершаемого деяния, его последствий может быть различным по степени определенности и по степени достоверности. Знание тех или иных обстоятельств может колебаться по степени определенности от точного их знания (уверенность в наличии и свойствах этих обстоятельств) до сознания возможности их наличия, их неисключенности. По степени достоверности это знание также может варьироваться от знания правильного, адекватно отражающего действительность, до неправильного, ошибочного».[270]270
  Дагель П. С. Проблемы вины в советском уголовном праве. Владивосток, 1968. С. 35.


[Закрыть] В целом с таким выводом нужно согласиться, единственно неприемлемой для нас является дифференциация сознания по степени определенности, в которой смешивают познание и предвидение. На наш взгляд, более правильно обособлять познание и предвидение как два этапа мышления и рассматривать возможные степени их самостоятельного существования.

Познание и предвидение в развитии включают в себя не только знание окружающего мира и прогноз его развития в будущем, но и самосознание, т. е. место своего «Я» в настоящем и будущем (рис. 10).

Рис. 10

Поскольку человек – существо в высшей степени эгоистичное, его амбиции, представления о собственном месте в социуме, уровень притязаний довольно часто не соответствуют его способностям и возможностям личностной реализации в обществе. Однако в силу заниженной, как правило, самокритичности человек старается, не замечая собственных недостатков, перенести их на бытие, превратив тем самым в недостатки социума. Именно поэтому указанные выше ошибки и деформации познания и предвидения в определенной части вызваны превышенной оценкой собственного «Я», хотя в какой-то части они могут быть вызваны и противоположным – недооценкой собственного «Я». По идее, жизнь должна в конечном счете скорректировать несоответствие уровня притязаний личностным возможностям и поставить человека на его место в соответствии со специализацией, знанием, способностями, но имеющиеся социальные структуры такой корректировки никогда не были идеальными и, скорее всего, никогда таковыми не будут, поскольку бытие не может полностью скорректировать человеческий эгоизм, тогда как скорректировать пониженный уровень притязаний в сторону эгоизма гораздо проще.

Познание и предвидение, «просекая» в своем развитии иные сферы психики, имеют различные формы выражения; мы выделили две основные: чувственно-разумную и интеллектуально-активную; думается, только в их переплетении мышление находит свое полное воплощение.

Прежде всего мышление проявляется через чувства и разум. О чувственном познании написано много; по существу, вся материалистическая диалектика, и не только она, посвящена данному феномену, который состоит в том, что окружающий мир оценивается психикой через те или иные чувства: человек, воспринимая окружающий мир, испытывает недоумение, негодование, восхищение, страх и т. д., в соответствии с этим он испытывает большее или меньшее желание к познанию этого мира. Что же такое чувство? При ответе на данный вопрос возникают некоторые сложности. Главная из них – неясность соотношения чувств и эмоций. В философии долгое время чувства и эмоции отождествлялись,[271]271
  Философская энциклопедия. Т. 5. С. 491.


[Закрыть] затем были обособлены; при этом под чувствами понимался особый вид эмоциональных переживаний, носящих отчетливо выраженный предметный характер и отличающихся сравнительной устойчивостью,[272]272
  Философский энциклопедический словарь. С. 776.


[Закрыть] а под эмоциями – субъективные реакции человека и животных на воздействие внутренних и внешних раздражителей.[273]273
  Там же. С. 795.


[Закрыть] Господствующая позиция в психологии, похоже, также направлена на обособление указанных категорий.[274]274
  Психология: Словарь. С. 445–446, 461–462.


[Закрыть] Некоторые психологи прошли путь от отождествления чувств и эмоций до их обособления. Например, К. К. Платонов, по его признанию, сначала считал их единым, а сейчас разделяет.[275]275
  Платонов К. К. Указ. соч. С. 95; и др.


[Закрыть] Такая позиция вызывает особый интерес, поскольку изменение мнения происходит на фоне поиска истины и связано, скорее всего, с ее достижением. Произошло ли подобное в данной ситуации? По мнению К. К. Платонова, эмоции – простейшая форма психического отражения, которая познанием не является,[276]276
  Там же. С. 97.


[Закрыть] тогда как чувства, включая в себя эмоции и понятия, уже таковым являются.[277]277
  Там же. С. 109.


[Закрыть] Позиция, мягко говоря, странная. Во-первых, из нее следует, что чувства и эмоции соотносятся как целое и часть; на такой вывод исследователь, естественно, имеет право. Во-вторых, понятие как элемент входит с необходимостью и в разум; отсюда чувства совпадают с разумом в плане понятий и не совпадают в плане эмоций. В-третьих, коль скоро чувства специфичны по сравнению с разумом только переживаниями, а последние выражены лишь в эмоциях (так у К. К. Платонова), чувства как специфичная по сравнению с разумом категория суть эмоции. Ничего другого из аргументации автора не следует. Однако разделять чувства и эмоции бессмысленно, и первичные впечатления К. К. Платонова по данному поводу, еще не столь политизированные, были более точными.