Текст книги "Времена души"

«Дерево пахнет свободой…»

 
Дерево пахнет свободой,
особенно это заметно,
когда свою крону наводит
на звёзды, глядящие бледно.
 
 
А звёзды,
когда ночами
одна тишина —
ни звука!
Пахнут немного печалью
и почему-то разлукой.
 

«А за окном опять гроза…»

 
А за окном опять гроза,
деревья радостно намокли.
И гром, раскатами грозя,
стучится прямо в окна.
 
 
Темно на улице… Темно.
Мурлычет что-то дождь. Не спится.
Стучится гром в моё окно,
никто другой не постучится.
 

Свадьба

 
Мы шумной свадьбы не играли,
не баловала жизнь рублём.
В провинциальном ресторане
её отметили вдвоём.
 
 
И под салат дрянной «столичный»
я пил дешёвое вино.
И было как-то непривычно
назвать тебя своей женой.
 
 
Оркестр размеренно пиликал,
и люди таяли в дыму,
И было что-то в наших ликах,
но только что – я не пойму.
 
 
По ним скользила отчужденность,
когда всё знаешь наизусть.
Была неловкость, принужденность,
совсем не свадебная грусть.
 
 
И вместе с тем светилось счастье,
как за окном вечерний снег.
…Промчались годы. Вижу часто
я свадьбы русские во сне.
 
 
Я сам – жених, весёлый, бойкий,
гармонь ревёт, аж нету сил.
Несется свадебная тройка,
и пляшут, пляшут на Руси.
 

«Как мне хочется всё бросить…»

 
Как мне хочется всё бросить
и уехать далеко!..
Там, где щедрые берёзы
расплескали молоко,
там, где разговоры птичьи
нашим спорам не чета,
леса тайное величье,
даль хрустальна и чиста,
там, где время мчится скрытно,
пряча бег волшебный свой,
где сильней любого крика
в перепонки – тишиной,
где от зелени до сини
 
 
обретений виден свет,
где печали нет в помине,
где и смерти даже нет,
я почувствую в осеннем,
в зимнем, в летнем – всё равно,
чудотворное спасенье,
что на время нам дано.
 

«Мечтают друзья, чтоб влюбился…»

 
Мечтают друзья, чтоб влюбился.
Мечтают враги, чтобы спился.
Но поздно, теперь не влюблюсь,
теперь ни за что не сопьюсь.
 
 
Рассветы мои не женаты,
стаканы хрустально чисты.
Мечты, что сбылись – нежеланны.
Да здравствуют снова мечты!
 
 
А время, как коршун над полем,
застыло тревожно в тиши.
Кто жизни на земле этой понял,
тот, право, уже не спешит.
 

«Меняются года, надежды, вехи…»

 
Меняются года, надежды, вехи…
Подмостки те же, тот же гул.
В объятья нынешнего века
двадцатый век меня швырнул.
 
 
Он был неистов, неразборчив
среди побед, среди пробел.
Его непостоянный почерк
остался и в моей судьбе.
 
 
Я мимоходом здесь и пусть я
в том веке – часть его вины.
Расплата неизбежна: с грустью
смотрю на будущие дни.
 

«Аллергия на осень…»

 
Аллергия на осень…
Все куда-то спешат.
И листву свою сбросил,
не стесняясь, наш сад.
 
 
В небе грустно-осеннем
вдруг сверкнёт яркий свет,
словно в дни потрясений
бывшей радости след.
 
 
Он внезапен вначале,
как из прошлого весть.
Всё же в каждой печали
что-то светлое есть.
 

«Правдивы только зеркала…»

 
Правдивы только зеркала…
Они не льстят, не унижают,
они бесстрастно отражают
и чувства наши, и дела.
 
 
Твой взгляд, из зеркала маня,
коснулся трепетно, чтоб снова
я ощутил-
из времени иного-
с надеждой смотришь на меня.
 
 
В том времени, где ты была,
мне недоступен мир зеркальный
такой чужой, холодный, дальний.
…Правдивы только зеркала.
 

«Не стоит врагов наживать…»

 
Не стоит врагов наживать,
когда наши дни быстротечны.
Небесная синь и трава,
улыбка любимой – не вечны!
 
 
Становишься в жизни мудрей
и вдруг понимаешь, о боже,
всё меньше и меньше друзей,
врагов же всё больше и больше.
 

«Вы знаете…»

 
Вы знаете,
когда приходит
старость?
Вы знаете,
когда берёт в плен
обречённость?
Я знаю!
Вот уже последние
три года живу
без грёз и в небе
звёзд не замечаю…
 

«Взбаламученных листьев лёт…»

 
Взбаламученных листьев лёт,
и осенняя грусть ожиданья…
Только чудится сквозь шуршанье:
Час пробьёт!
 
 
В суете повседневных забот,
заглушив все земные печали,
вдруг пронзительно и отчаянно
Час пробьёт!
 
 
Безразличен звезды полёт,
когда руки – за ворот рубашки,
когда самый последний, тяжкий
Час пробьёт!
 
 
Как прекрасно, что жизнь идёт,
что и солнечно, и ненастно.
Сожаленья смешны. Прекрасно:
Час пробьёт!
 

«Сколько раз дорогой прощальной…»

 
Сколько раз дорогой прощальной
уходил и совсем не знал:
на меня тревожно, печально
смотрит женщина из окна.
 
 
Как ей смотрится тёмной ночью?
Почему она так грустна?
Ухожу, а мне в спину молча
смотрит женщина из окна.
 
 
И меня, словно в море, смоет
набежавших людей волна.
Но мне чудится, хоть не смотрит, —
смотрит женщина из окна.
 
 
Я в чужих городах терялся,
и прошедшему – грош-цена.
Вспоминал, иногда смеялся-
смотрит женщина из окна.
 
 
Сквозь удачи и сквозь потери,
сквозь судьбу, что так неясна,
всё по-прежнему, в это верю, —
смотрит женщина из окна.
 
 
И боится, что к ней случайно
не вернусь. В тревоге она.
И поэтому всё печальней
смотрит женщина из окна!
 

Январь

 
Январь суровый на исходе,
вот скоро вкатится февраль.
И неприкаянно в нас бродит
томительное слово «жаль».
 
 
Нам январи напоминали:
смотри вперёд, а не назад.
Мы первый месяц разменяли,
и остальные пролетят.
 
 
Перетасую все потери…
Но неотступно снится мне:
мы встретились…
Ты слышишь?
Двери
скрипят в грядущем январе.
 

«Я иду, весьма небритый…»

 
Я иду, весьма небритый,
если б было, да кабы…
Не врагами – жизнью битый,
я – не баловень судьбы.
 
 
Жизнь – стеклянка!
Жизнь– болтанка!
Кто виновен, не поймёшь,
что живешь, как наизнанку,
словно ты и не живёшь.
 
 
То ли время?
То ли люди?
Кто виновен, жизнь – игра?
Иль мороз, что нынче лютый?
Иль минувшая жара?
 
 
Или черти те, что нами
правят, прячась по кустам?
На чертей валить не надо,
может, ты виновен сам,
 
 
что идешь весьма небритый,
что вздыхаешь:
«Эх, кабы…»,
что наотмашь жизнью битый,
что не баловень судьбы?
 

Во время дождя

 
А за окном всё тот же дождь,
который лил когда-то,
смешав надежды, лица, даты…
Всё тот же дождь, всё тот же дождь.
 
 
Я помню, как он лил давно,
я даже помню капли эти.
Воспоминаниям на свете
бессмертно повторяться суждено.
 
 
Всё те же лужи… тот же зонт
вспорхнул, как прежде, надо мною.
А дождик шёл сплошной стеною,
закрыв от взора горизонт.
 
 
Он лил… пронизывала дрожь.
Хотелось затеряться в прошлом,
в том дне, что солнечно был прожит…
Но в прошлом дождь, и дождь, и дождь.
 

«Как хочется отвлечься от сомнений…»

 
Как хочется отвлечься от сомнений,
от мелочей, досадной суеты,
уйти туда, где поле и цветы,
и пенье птиц, и небосвод весенний.
 
 
И ощутить всю прелесть бытия,
и к вечности щекою прикоснуться,
и, словно от кошмара, вдруг очнуться,
поняв, что ошибались ты и я.
 
 
Как хочется проникнуть в суть вещей
и жизни смысл постигнуть сокровенный,
чтоб в полном единении с вселенной
служить тому, что есть всего важней!
 
 
И до сих пор счастливую звезду
пытаюсь отыскать я в мирозданье.
Но остаётся между тем в сознанье:
живу не так… И с этим я уйду.
 

Листья летят

 
И снова листья падают,
как сотни лет назад.
Как позывные радио,
они летят…
Летят
над сонною вселенною
немыслимой гурьбой,
над всякими антеннами
и над моей судьбой.
Над муками любимой,
над радостью детей,
над грустной Хиросимой…
Скорей!
Скорей!
Нас осень грустью красит.
просвечивая век,
сейчас горит не красный —
осенний жёлтый свет.
Прохожие, как ламы,
у них серьёзны лица.
…Как бабочки на лампу,
летят на осень листья.
 

«Как не хватает женских рук…»

 
Как не хватает женских рук
в минуты горестей, разлук.
 
 
Как не хватает их тогда,
когда преследует беда,
 
 
когда, как будто пёс шальной,
тоска несётся за тобой.
 
 
Как не хватает женских рук,
когда предаст внезапно друг,
 
 
когда однажды вдруг поймёшь:
под правдою скрывалась ложь.
 
 
Пронзит внезапно боль… И вдруг
мелькнёт: нельзя без женских рук.
 
 
Во все года, во все века
спасенье – женская рука.
 

«Вот «коньки» отброшу…»

 
Вот «коньки» отброшу,
кто-то будет рад.
Не всегда хорошим
был я.
Виноват!
 
 
Кто-то пожалеет,
может быть меня…
Алые аллеи
на закате дня.
 
 
Столько было счастья —
превратилось в дым.
Всё же в жизни чаще
был я неплохим.
 
 
Был я непонятным,
мучился, любил.
В общем, много пятен —
самым разным был…
 

«Счастье приходит внезапно…»

 
Счастье приходит внезапно,
даже когда закрыты
двери и окна
на все запоры.
Счастье —
гость неназойливый,
не любит засиживаться долго,
рассказывая
разные байки.
Счастье
нахлобучивает внезапно
шапку свою невидимку
и неожиданно пропадает…
 

«Под пасху в церковь шли старухи…»

 
Под пасху в церковь шли старухи…
Туман стелился вдоль реки.
Старух морщинистые руки
держали трудно узелки.
 
 
В тех узелках подарки Богу…
Смиренно люди шли и шли,
свой хлеб, печаль свою, тревогу
с молитвой Господу несли.
 
 
А там, где радостно сияли,
даря надежду купола,
подростки дерзкие смеялись,
роняя бранные слова.
 
 
Они свистели и кричали,
не признавая святость дня.
И становились всё печальней
старухи около меня.
 
 
А Бог молчал на все вопросы…
Но с верой думая о нём,
устало вытирала слёзы
старушка дряблым кулаком.
 

«Не хочет сдаваться зима…»

 
Не хочет сдаваться зима,
боится смертельной капели.
И сводит слегка нас с ума
упрямство капризной метели.
 
 
Как будто всё это во сне —
метели баюкают вечер.
И кажется мне, этот снег
навечно,
навечно,
навечно.
 

«В эту зиму тепла не дождёмся…»

 
В эту зиму тепла не дождёмся,
на ресницах – алмазами слёзы.
Мы с тобой не однажды вернёмся
в этот город и в эти морозы.
 
 
Дни – снежинки проносятся, тают,
но во сне появляются ночью.
Для меня перестало быть тайной:
чем счастливее жизнь, тем короче.
 
 
Благодарен и рощам, и чащам,
что врачуют порою и лечат.
И чем думаешь реже о счастье,
на душе тем спокойней и легче.
 

«Когда звёзды веселятся…»

 
Когда звёзды веселятся,
когда они счастливы —
звездопад!
 
 
А когда они грустят
в плену мимолётной печали —
на небе темно.
 
 
Когда мы с тобою счастливы,
никто этого не видит —
мы же не звёзды!
 
 
А когда мы грустим
в плену мимолётной печали —
на небе темно.
 

«Что от прошлой жизни осталось?»

 
Что от прошлой жизни осталось?
Пролетела, как будто день.
Нет обиды – лишь только усталость
и погасшей радости тень.
 
 
Вечер жизни стоит у порога,
безразлично пылает закат.
Но порой возникает тревога:
кто же в этом во всём виноват.
 
 
Жизнь короче, короче, короче…
И не стоит друг друга винить,
что счастливые ясные ночи
превратились в ненастные дни.
 

«Дни, словно птицы, вдаль летят…»

 
Дни, словно птицы, вдаль летят…
А в жизненном дыму угарном
я, как законченный лентяй,
их разбазаривал бездарно.
 
 
Всё было: грустно и смешно.
Не изменить судьбы, поверьте.
Играю в карты… Пью вино…
Наивно думаю – нет смерти.
 

Начало формы

 
Дом из брёвен нежилой.
Окна наглухо забиты.
Те, кто жил здесь, позабыты.
Так забудут нас с тобой.
 
 
Дом угрюмый, нежилой
и никто сюда не въехал.
Крикнул я – и только эхо
чьей-то юности былой.
 
 
Всё проходит чередой…
Но всегда, как в наказанье,
за удачи мстят страданья,
что отпущены судьбой.
 

«Небольшое село Колодезное…»

 
Небольшое село Колодезное
вырастает из детства снова.
Там мечтает журавль колодезный
в журавля превратиться живого.
 
 
По ночам, когда лай окаянный,
когда филин ухает грозно,
всё он шею свою деревянную
тянет в небо, навстречу звёздам.
 

«Нам бы осень с тобой пережить…»

 
Нам бы осень с тобой пережить,
а потом хоть снега, хоть метели.
Неудачи чуть-чуть перешить
и закончить, что мы не успели.
 
 
В неизвестную вечную даль
унеслись – возвращаться не надо-
моя первая в жизни печаль,
моя первая в жизни отрада.
 
 
Так устроен наш мир… И пора
дней серебряных бег подытожить:
всё хорошее было вчера,
а что будет, слегка нас тревожит.
 

«Вино вины разлей —…»

 
Вино вины разлей —
дрожь пробежит по телу.
За счастье прошлых дней
мне мстят теперь потери.
 
 
Пусть поздно, но постиг
я истину реалий:
у счастья только миг —
вся жизнь в плену печалей…
 

«По дорогам по скользким…»

 
По дорогам по скользким,
по дорогам крутым —
по дорогам по скольким! —
Жизнь свою я крутил.
 
 
Ветер злой и трёхъярусный
сёк меня, выжимал.
Но я снова, трёхъяростный
жизнелюб, выживал.
 
 
Били штормы и качки,
в щепки – лодка, весло.
Но я словно из сказки
мне везло и везло.
 
 
…Было всякое с нами:
горько, грустно, смешно.
Стало синими снами,
что умчалось давно.
 
 
Пусть бывают потери-
жизнь всегда хороша.
Как же хочется верить,
что бессмертна душа.
 

Памяти поэта Евгения Шлионского

 
Этот меч занесен над всеми,
неизбежностью мстит своей.
Наступило грустное время —
я теряю лучших друзей.
 
 
В нас летят не шальные пули,
а болезни сражают теперь.
Мы за сорок едва шагнули,
как попали в объятья потерь.
 
 
Поднимаю горькую чашу
в память мёртвых по кругу живых.
До свиданья! До встречи, Саша!
До свиданья, Володя Белых!
 
 
Вышло так: я вас первый бросил,
бросил смерти, а сам живу…
Выхожу я сегодня в осень
и в ладони ловлю листву.
 
 
Снова прошлое я увидел,
жизнь прожитая вдвое ценней.
Нанесённые мной обиды
бумерангом вернулись ко мне.
 
 
Стала пухом земля вам.
Спите.
Я могилы друзей ищу.
И шепчу я: «Меня простите…»
И шепчу я: «Себя не прощу…»
 

«Что-то снятся кошмарные сны…»

 
Что-то снятся кошмарные сны…
Разве время свой путь подытожить?
Ощущение прошлой вины
с каждым днём всё сильнее тревожит.
 
 
Предал женщину я, разлюбил…
Далеко это в юности было.
Я об этом давно позабыл,
а сегодня нахлынуло, всплыло.
 
 
Встрепенулась сегодня душа
и заныла забытая рана.
И как будто живёшь не спеша,
заблудившись в сетях обмана.
 
 
Что за глупости – чувство вины?
Надо жить, как ни в чем не бывало.
…Снятся, снятся кошмарные сны.
Ночь. Срываю с себя одеяло…
 

«А мне казалось: я бессмертен!»

 
А мне казалось: я бессмертен!
Вот так и буду жить и жить.
И дням бесчисленным на смену
другие станут приходить.
 
 
Мы только в детстве вечно живы,
но подрастаем и тогда
вдруг понимаем, что транжирим
невозвратимые года.
 
 
И вот однажды среди ночи
проснусь и захлебнусь тоской:
о как пронзительно короче
стал срок, отпущенный судьбой!
 
 
И я пойму, что всё уходит,
что есть последняя весна.
И растранжиренные годы
мне отомстят за всё сполна.
 

Ссора

I

 
Небрежно прошлое откину…
И вдруг в отместку, как щенок,
предательски мне тявкнет в спину
английский чопорный замок.
 
 
И в довершенье всех сомнений,
чтоб осознал свою беду,
как пулемёт «Максим», ступени
меня облают на ходу.
 

2

 
И, на каком —
неясно —
повороте,
когда прорвёшь
разлук кольцо,
тебя догонит
непременно кто-то,
чтоб прошлое
швырнуть
в лицо.
 

«Я опять в этот город приехал…»

 
Я опять в этот город приехал,
не уйти от него – от судьбы!
Только крикну – и юности эхо,
вспоминаю здесь всё, что забыл.
 
 
Безразлично троллейбусы мчатся,
стал мне город получужой.
Ничего не осталось от счастья,
только грустная радость со мной.
 

«Ах, вино взбодрило кровь…»

 
Ах, вино взбодрило кровь,
так себе, немного.
Позади у нас любовь,
впереди – дорога.
 
 
Станем снова я и ты
молоды, как прежде.
Позади у нас мечты,
впереди – надежды.
 
 
Ах, какой у жизни бег,
годы пролетели.
Позади – растаял снег,
впереди – метели.
 
 
И над нами облака,
хочется лететь к ним.
Позади у нас – века,
впереди – столетья.
 
 
Ах, вино… на сердце грусть,
из бокала – брызги!
Позади – далекий путь,
впереди – неблизкий.
 

«Опостылело чувство стадности…»

 
Опостылело чувство стадности,
и общаться ни с кем не хочется.
Запоздалое чувство радости-
одиночество, одиночество.
 
 
Ресторанные пляски шаманские
и наивная страсть к пророчествам…
Юность – это брызги шампанского!
Старость – мудрое одиночество…
 

«Ни любви, ни богатства, ни славы…»

Ни тоски, ни любви, ни обиды…

Александр Блок

 
Ни любви, ни богатства, ни славы
ничего не хочу я теперь.
Неужели под шелест дубравы
приоткрыл я последнюю дверь?
 
 
Отзвенела и радость свиданий,
грустно канула в шёпот листвы…
Только бледная тень от желаний,
только боль от погасшей любви.
 

«В эту ночь играла скрипка…»

 
В эту ночь играла скрипка,
грусть пытаясь превозмочь.
Было сумрачно и скрытно
в этом мире в эту ночь.
 
 
За окошком на просторе
пел смычок. Играл скрипач
что-то светлое, простое,
но похожее на плач.
 
 
И хотелось ночку эту
мне запомнить наизусть.
Только знал я, что с рассветом
канут музыка и грусть.
 

«И закружилось, завертелось…»

 
И закружилось, завертелось,
и понеслось, и понесло.
Совсем иначе, чем хотелось,
всё получалось, как назло.
 
 
Как будто я лишен мгновенья
того счастливого, когда —
такое в жизни просветленье,
что кажется – на все года!
 

«Год активного солнца —…»

 
Год активного солнца —
все больницы полны.
А больничные сосны
необычно грустны.
 
 
Старичок пожелтевший
на постели затих.
Словно лист, залетел он
к нам, живущим, на миг.
 
 
Синева небосвода
потускнела без птиц.
Ты зачем так, природа?
Ты за что же нам мстишь?
 
 
Смерть, старуха усердна,
хочет в сети завлечь.
В век активного сердца
трудно сердце сберечь.
 

«Что же шепчут нам метели?»

 
Что же шепчут нам метели?
Позабытые ноэли,
или то, что постарели,
всё в мечтах о пастореле,
мы с тобою в самом деле?
Помнишь, как зимою ели
шелестели, шелестели —
что-то светлое нам пели?
Мы с тобою ошалели —
Снег в лесу лукаво ели.
Годы быстро пролетели,
нам казалось еле-еле
мы ползём к заветной цели.
Оглянуться не успели,
в наши волосы метели
те, из юности метели
моментально залетели…
Неужели?
 

«В больнице тишины…»

 
В больнице тишины
и ночью не бывает.
Отшвыривают сны
то крик, то боль сквозная.
 
 
Сосед в бреду: «Держись!
Ещё не так нас било».
Но коль пришли мы в жизнь,
То всё же счастье было.
 
 
Пускай нелепа смерть,
бессмысленно нелепа.
Открыто ей смотреть
в глаза, как ввысь на небо.
 
 
Больничная луна,
больничная палата.
…А смерть не так страшна,
как в юности когда-то.
 

«За рассветами —…»

 
За рассветами —
закаты.
За поэтами —
солдаты.
За закатами —
рассветы.
За солдатами —
поэты.
Вечны на земле
рассветы,
вечны на земле
закаты,
вечны на земле поэты.
А солдаты?..
А солдаты…
 

«Не дорос я до войны —…»

 
Не дорос я до войны —
под столом ходил пешком.
Но слегка опалены
мои волосы огнём.
 
 
Не вступал с врагами в бой,
был от смерти в трёх шагах.
Только бомб смертельный вой
до сих пор стоит в ушах.
 
 
До сих пор приходят в сны
автомат, солдат, фугас…
До сих пор волна войны
с головой накрыла нас.
 
 
До сих пор и боль, и грусть,
радость смешана с тоской.
А страдающая Русь,
словно нищая с клюкой.
 

«В эту зиму очень много…»

 
В эту зиму очень много,
много снега намело.
С небом сходится дорога,
всё бело, белым-бело.
 
 
Запорошены деревья,
снег и снег со всех сторон.
Я сейчас живу в деревне,
словно вижу белый сон.
 
 
Вдруг безмолвье нарушает:
«Н-но!!! Живей бери разгон!».
Сани… Лошадь… Долетает
снег из пушкинских времён.
 

«Хочу я перед дальнею дорогой…»

 
Хочу я перед дальнею дорогой
лишь об одном тебя просить:
забудь, что было! Прошлое не трогай!
Не стоит память ворошить.
 
 
Не стоит ворожить на тех обрывках,
что вдруг предстанут пред тобой.
Забудь печаль, надежды и улыбки —
что было некогда судьбой.
 
 
Всё вычеркни из жизни.
И внезапно
ударит обретений свет.
…Лови с надеждой призрачное завтра:
в нём нет меня —
в нём боли нет.
 

«Доволен я своей судьбою…»

 
Доволен я своей судьбою,
необходимое дано:
есть хлеб, есть изредка вино,
и небо есть над головою.
 
 
А что ещё мне в жизни надо,
чтоб быть счастливым на века?
…Меня касается твоя рука,
как в знойный день
зелёная прохлада.
 

«Ещё день один буднично прожит…»

 
Ещё день один буднично прожит
и в ночной растворился тиши.
Где-то, где-то осталось там в прошлом
время глупостей, боли и лжи.
 
 
Мы с тобою сегодня другие…
За обиды, ошибки – прости!
Лгут друг другу пускай молодые:
у них жизнь ещё вся впереди.
 

«Был горный воздух юн, целебен…»

 
Был горный воздух юн, целебен,
извечной синевой слепя,
Под горный шум, под горный лепет
счастливо ощущать себя.
 
 
И ощущать руки движенье
чужой,
плывущей вдалеке.
От одиночества спасенье —
стремиться к тающей руке.
 
 
Найти, догнать её, настигнуть
и удивиться —
цель близка.
И всё стремительное стихнет,
спокойней станут облака
 
 
и проплывут, качаясь, мимо…
Над всей землёй неясный свет.
Ах, как становится всё зримо
на склоне гор,
на склоне лет.
 

«Предел возможностей, желаний…»

 
Предел возможностей, желаний…
Судьбы подвох или пробел?
Я в юности забыто – ранней
пределам верить не хотел.
 
 
Я думал кстати и некстати,
что вечен мир.
Он – без конца!
…За всё, за всё мы в жизни платим.
…А годы капают с лица.
 

«В электричке – в сплошной кутерьме…»

 
В электричке – в сплошной кутерьме
полупьяный мужчина поёт.
Только строчка запомнилась мне:
«Я еще наверстаю своё».
 
 
Пролетает верста за верстой,
так и годы летят в забытьё.
Что же ты замолчал? Что ты? Спой:
«Я еще наверстаю своё».
 
 
Всё нам кажется – сможем успеть,
что судьбою оплатится счёт.
Впереди и любовь, и успех:
«Наверстаю своё я ещё…»
 
 
Молча строчку пишу на стекле,
остаётся извилистый след.
Ничего нет на свете теплей,
чем надежды немеркнущий свет.
 
 
В электричке мужчина поёт
и выводит мотив не спеша.
…Я ещё наверстаю своё,
не грусти, не тревожься, душа.
 

«Мне снится альма-матер – ВГУ…»

 
Мне снится альма-матер – ВГУ,
примерным я студентом не был, каюсь.
Но радостный, счастливый на бегу
учусь, экзамены сдаю, влюбляюсь.
 
 
Нам прошлое потом предъявит счёт
безжалостно, что грусть берёт поныне.
Я и во сне никак не сдам зачёт
по трижды мучавшей меня латыни.
 
 
Не всё, как надо, я тогда постиг,
врывались в жизнь различные моменты.
Но благодарен я судьбе за миг,
за миг, в котором нищим был студентом.
 
 
И, повзрослевший, понял я теперь:
в полуголодной юности, раздетой
мы сыто, мудро жили, без потерь,
и лишь тогда, тогда я был поэтом.
 
 
О ВГУ! Для нас священ твой сан.
В твоих стенах наш дух ещё витает.
…И полусумасшедший Исаянц
ещё взахлёб свои стихи читает.
 

«Декабрь лютует!»

 
Декабрь лютует!
Лютует!
И снег под ногами хрустит —
как будто зима салютует,
как будто бы осень грустит.
 
 
И в этих морозах суровых
понять и увидеть должны:
глаза – неизбежность сугробов,
душа – неизбежность весны.
 

Белый танец

 
Белый танец, танец белый,
парень с девушкой кружит.
И стою я оробело,
и никто не пригласит.
 
 
Некрасивый и ушастый,
я один стою в толпе.
Танцевать хочу ужасно,
и мне так не по себе.
 
 
Белый танец, танец белый…
Это, кажется всерьёз.
Потому и оробел я,
и обидно мне до слёз,
 
 
что никто не приглашает,
я растерянный такой…
Рядом счастье проплывает,
насмехаясь надо мной.
 
 
Снегом времени заносит
жизнь, те юные года.
Но сидит во мне занозой
белый танец навсегда.