Текст книги "Кузнецов против абвера"

Дезинформация. Борьба со слухами

Несмотря на то что слухи о предстоящем военном германском нападении на Советский Союз достигли своего апогея, мы в Москве не располагали никакими конкретными документами относительно подлинных замыслов Гитлера.

Густав Хильгер

После подписания Гитлером 18 декабря 1940 года директивы о подготовке нападения фашистской Германии на Советский Союз (операция «Барбаросса») Верховное главнокомандование вермахта (ОКВ) сразу же начало разработку и внедрение в жизнь мероприятий по маскировке и дезинформации о военных приготовлениях Берлина у советских границ. Дезинформационные операции проводились широкомасштабно. В них авантажно были задействованы практически все военные инстанции, внешнеполитические ведомства – посольства и консульства, министерство пропаганды Третьего рейха, а также германские спецслужбы в условиях строгой секретности.

Но вот что интересно. В мемуарах советника германского посла в Москве Густава Хильгера этот вопрос обойден вниманием. А события в это время были довольно-таки завораживающие. В середине марта 1941 года аппарат военного атташе Германии в Москве временно возглавил полковник Ганс Кребс. Сам военный атташе генерал от кавалерии Эрнст Кестринг якобы отправился в Берлин на лечение. Есть предположение, что в период его пребывания в германской столице его потчевали не лекарствами, а острым пропагандистским снадобьем для развертывания по возвращении в Москву дезинформации о реальной военной политике Третьего рейха в отношении Советской России. Эта работа была теперь более важной, чем чисто представительская.

«Колонисту» была поставлена задача – разобраться, где правда, а где вымысел. Через своих доверенных лиц из числа сотрудников и служащих немецкого дипломатического корпуса он в течение нескольких недель выложил руководству советской контрразведки объективные материалы на эту тему, которые докладывались на самый верх. Дезинформация немцами советской стороны была вскрыта.

Есть смысл привести письмо начальника Отдела военных атташе Генерального штаба Верховного главнокомандования сухопутными войсками Германии (ОКХ) полковника Хорста фон Меллентина подполковнику В. Нагелю, временно исполняющему обязанности военного атташе Германии в Москве:

«Главная ставка ОКХ

17.3.41 г.

4 экземпляра

3-й экземпляр

№ 624/41

Совершенно секретно! Только для командования!

Дорогой господин Нагель!

По распоряжению начальника Генерального штаба полковнику Кребсу поручено замещать в ближайшие недели вышедшего, к сожалению, на длительное время из строя генерала Кестринга… Причины направления полковника К. лежат по большей части в области, о которой мне Вам в письме не хотелось бы подробно рассказывать. Во всяком случае, для нас очень важно иметь там у вас кого-то, кто бы мог воспользоваться старыми добрыми связями.

Информирование по собственно военным вопросам поэтому и дальше будет оставаться преимущественно Вашей задачей, в то время как на полковника К. ляжет военно-политическая часть работы атташе…

Ваш Меллентин».

А вот, что писал в своем дневнике начальник Генерального штаба ОКХ генерал-полковник Ф. Гальдер 19 марта 1941 года: «…Кребс перед отъездом в Москву был детально ознакомлен с военным положением в результате нашего развертывания на юге, и ему были даны подробные инструкции относительно моментов, на которые стоит обращать внимание русских, и общих вопросов, могущих возникнуть в ходе переговоров с советскими военными инстанциями…»

При внимательном рассмотрении этих скупых строчек можно четко прояснить: Кребсу было дано указание активно распространять версию о якобы приоритетной для Германии в балканском и ближневосточном направлениях вооруженной экспансии, а переброску германских войск на восток, о причинах которой его неизбежно будут спрашивать в Москве, объяснять потребностями войны против англичан и прикрытием границы рейха на случай неожиданных действий с перепуга со стороны Советского Союза. Эту дезинформационную версию он распространял не только среди советских граждан из своего окружения. 24 апреля Кребс даже подготовил докладную записку на имя Шуленбурга с целью пресекать среди сотрудников слухи о стремительно приближающейся войне с СССР.

Есть предположение, что содержание этой записки благодаря деятельности «Колониста» и органов госбезопасности стало известно и на Лубянке. Что же наплели в ней пропагандисты Геббельса в мундирах военных разведчиков ведомства Канариса? В ней говорилось:

«По мере того как борьба с английскими позициями на Средиземном море будет вступать в решающую стадию, все более значительную роль будет играть Турция. Тем самым будет затрагиваться сфера интересов Советского Союза, которая всегда рассматривалась им как жизненно важная.

Не подлежит сомнению, что военные действия в районе проливов будут оказывать воздействие на Советский Союз. Само собой разумеется, что в ходе решающей борьбы против Англии граница Германии с Россией должна быть укреплена так, чтобы отбить у Советского Союза всякую охоту для какого-либо вмешательства.

Защита должна быть надежной перед лицом значительной массы русских войск, которые уже несколько месяцев стоят наготове в Прибалтике, Белоруссии и особенно на Украине…

Мероприятия, связанные с формированием тылового прикрытия от России, продолжаются уже длительное время, как минимум с того момента, как Россия – не принимая во внимание потребности нашей решающей борьбы с Англией – начала всячески подчеркивать свои интересы на Балканах. Эти германские мероприятия привели к распространению в германских и негерманских кругах панических слухов о предстоящей войне между Германией и СССР, которые в условиях наступающего высочайшего напряжения могут оказаться особенно опасными».

* * *

Что это за словосочетание – «высочайшее напряжение»? Ясно – борьба не на жизнь, а на смерть Германии с Англией. Немецкое руководство «выражало беспокойство» из-за распространения слухов в Москве самими немцами, приезжающими в Москву из Германии, а также муссирования их представителями посольств разных стран в советской столице. ОКХ тоже возмутилось распусканием подобных слухов, считая их очень опасными. Правоохранительные органы рейха серьезно предупреждали своих граждан, выезжавших в Россию, о необходимости пресекать эти слухи и давать отпор распространителям. Однако строгие предупреждения не оказывали должного воздействия, и слухи о приближении войны между Германией и Советской Россией продолжали неумолимо нарастать.

Приходилось реагировать на слухи и военному атташе, и даже послу Германии в Москве Шуленбургу. Так, 24 апреля 1941 года германский военно-морской атташе капитан 1-го ранга Н. фон Баумбах доложил в Берлин:

«1. Здесь циркулируют слухи о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом, которые питают сообщения лиц, следующих транзитом из Германии.

2. По данным советника итальянского посольства, английский посол предсказывает, что война начнется 22 июня.

3. Называется также 20 мая.

4. Я стараюсь противодействовать слухам, которые представляю как совершенно нелепые».

Через неделю, 2 мая 1941 года уже сам посол Ф. граф фон дер Шуленбург под грифом «секретно» направил в Берлин шифровку такого содержания:

«Как я, так и все руководящие сотрудники моего посольства, постоянно боремся со слухами о предстоящем германо-русском столкновении… Тем не менее я прошу учитывать, что противодействие этим слухам, здесь в Москве, будет оставаться совершенно неэффективным, если из Германии будут сюда непрестанно просачиваться такого рода слухи и если всякий приезжающий в Москву или проезжающий через Москву не только привозит с собой эти слухи, но и старается подкрепить их фактами».

А вот как отреагировал на сообщение из Москвы Оперативный штаб ОКВ 3 мая 1941 года телеграммой со ссылкой на донесение Баумбаха с рекомендациями о способах переубеждения советских граждан и иностранцев, «зараженных» слухами об агрессивности Германии против России:

«Секретно.

№ 878 от 3.05

Расшифровывать разрешается только лицу, ответственному за секретные документы.

Для военного атташе.

Совершенно секретно! Только для командования!..»

Удивляет в этом документе то, что в целом телеграмма была под грифом «секретно», а то, что касалось лично военного атташе, было обозначено «Совершенно секретно! Только для командования!».

«Инструкция для бесед.

К пункту 1.

Те же слухи, что и в России, распространяются и здесь.

Предположительно это новая английская попытка отравить атмосферу. Совершенно безосновательные сообщения, такие как, например, утверждения о массовом изготовлении в Праге карт Украины или о высадке свыше 12 тысяч германских солдат в Финляндии, подтверждают это предположение.

Впрочем, концентрация значительного числа русских войск близ границы также дает повод для таких слухов, которые к тому же лишены всякого основания с военной точки зрения, поскольку с немецкой стороны у границы находятся лишь силы, необходимые для тылового прикрытия балканских операций».

Какой бред, сплошная казуистика – у советской границы сосредоточено уже 153 немецкие дивизии, и эту массу войск полководцы из ОКВ называют «тыловым прикрытием» основных сил. С весны и лета они уже стояли у советской границы. Дыхание неприятельских войск и их нахождение слышала и видела наша агентура и определяла их по звукам работающей боевой техники и массовости личного состава вермахта.

«К пункту 4.

Опровержение циркулирующих слухов германскими службами, действующими на местах, является крайне желательным, причем в приемлемой форме можно ссылаться на то, что в настоящее время ведется переброска германских войск на запад, которая в первой половине мая приобретет весьма значительный размах (лишь для бесед в частном порядке: говорить, что речь идет о 8 дивизиях)».

Содержание данной телеграммы стало для посла Шуленбурга руководством к действию. И уже 10 мая он сообщает в Берлин о своих успехах в переубеждении некоторых московских собеседников и иностранцев через отрицание «усиления германских вооруженных сил у советских границ». В предвоенное время важную роль Берлин отводил маскировке приготовлений Германии к нападению на Советский Союз и стремился через аппарат военных атташе взять под контроль деятельность своего посольства.

Кребс активничал в направлении погашения распространения слухов среди своих дипломатов. Он предложил Центру дополнительные меры в работе по немецкому посольству в Москве. Они состояли из восьми пунктов. Вот что он предлагал:

«1. Ко всяким слухам следует относиться спокойно и невозмутимо, демонстрировать это не просто внешне, а с глубоким внутренним убеждением. Полнейшее доверие к предстоящим решениям фюрера. Перед лицом тех жертв, которые несут армия и родина, все ожидающие нас здесь возможные неприятности не имеют значения.

2. Отпор всем слухам как проявлениям паникерства и преднамеренной враждебной деятельности.

3. Незамедлительно выявление любого распространителя слухов, невзирая на его положение.

4. Запрет на всякий бросающийся в глаза отъезд, особенно на наблюдаемый в последнее время отъезд с большим или очень большим багажом.

5. Сдержанность по отношению также к представителям дружественных государств при обсуждении всего того, что может произойти в будущем. Информирование этих государств – дело исключительно берлинских инстанций!

6. Осторожность в любых беседах. Лучше всего отказаться от всякого обсуждения этих вопросов, в том числе в кругу немцев.

7. Равнодушное отношение к слухам и глубокая убежденность позволяют лучше всего опровергать слухи и существенно способствуют укреплению германской позиции и тем самым осуществлению германских планов.

8. Каждый муж несет ответственность за свою жену».

Несмотря на красноречие и письменную эквилибристику Кребса, руководство германского посольства практически проигнорировало практическую потребность распространения этого документа в среде дипломатов. Шуленбург и его заместитель – посланник Типпельскирх просто не дали согласие таким образом ватовцам влиять на цивильных дипломатов, опасаясь, что это лишь усилит панические настроения среди сотрудников. А тем временем сами служивые ВАТ стали отправлять свои семьи в Германию. Так, 17 апреля 1941 года германский военно-воздушный атташе Ашенбреннер отпустил жену с большим багажом семейного имущества в Берлин, а 9 мая Типпельскирх отправил свою супругу с детьми на родину. Чистые дипломаты тоже стали отправлять свои семьи в фатерланд.

Все эти двойные стандарты не остались незамеченными советскими контрразведчиками. Руководство НКГБ СССР 14 мая 1941 года направило в Кремль докладную записку с такой констатацией:

«Со второй половины апреля с.г. ряд сотрудников германского посольства отправляют из СССР в Германию членов своих семей и особо ценные вещи… По указанию германского посла Шуленбурга закуплены и доставлены к нему в особняк доски для упаковки; часть ценных ковров и серебряных вещей уже упакована в ящики».

Надо отметить, что опытный дипломат и умудренный жизненным опытом посол Шуленбург решил разубедить Гитлера в его авантюре. Как вспоминал Хильгер:

«В середине апреля 1941 года посол направился в Германию, чтобы составить ясное представление о планах Гитлера и попытаться в приемлемой форме донести до него мысль, что поход против Советского Союза представляет большую опасность. С этой целью он взял с собой подготовленный в посольстве меморандум и сразу же по прибытии в Германию направил его Гитлеру. Личная встреча Гитлера с графом Шуленбургом состоялась 28 апреля. Посол видел, что меморандум лежит на столе у Гитлера, однако из всего того, что говорил Гитлер, не смог заключить, читал он его или нет. Прощаясь, тот, однако, совершенно неожиданно обронил: «И еще одно, граф Шуленбург, я не собираюсь воевать с Россией!».

После того как посол 30 апреля вернулся в Москву, на аэродроме он отвел меня в сторону и прошептал:

– Жребий брошен, война – дело решенное.

Лишь по пути в посольство он мне сообщил о последнем замечании Гитлера, а на мой удивленный вопрос, как это сочетается с тем, что мне в самом начале было сказано, посол ответил: «Он меня намеренно обманул!»

А как же в этой ситуации действовал Сталин. Он, очевидно, считал, что ему не следует делать ничего, что позволило бы Гитлеру еще больше повысить требования, выслушать которые Сталин был готов. Но мыслил он по-своему. Как? Некоторые ответы в очередных главах.

Борьба со слухами немцами велась напористо и с ожесточением. Но и контрразведчики продолжали активничать, снабжая Кремль интересными материалами. Так, в конце апреля 1941 года на рабочем столе Сталина появился документ с Лубянки, в котором сообщалось, что 25 апреля удалось записать разговор между заместителем военного атташе Кребсом и помощником Кестринга Шубутом:

«Шубут: – Уязвимое место (для РККА. – Прим. авт.) – небольшая железнодорожная сеть и неинтенсивно действующий транспорт. Вот поэтому-то они могут и слабее защищаться.

Кребс: – Вы правы.

Шубут: – Во время поездки я на железной дороге встретил человек шестьдесят военных, но одетых в гражданское платье. Нам необходимо строго наблюдать за передвижением сил обороны. Ни в коем случае не выпускать это из поля зрения. Ну, с Грецией мы теперь справились (имеется в виду захват этой страны в ходе операции «Марита» в апреле 1941 г. – Прим. авт.). Скоро начнется новая жизнь – СССР. Мы планируем созыв всей сводной армии?

Кребс: – Да.

Шубут: – Но они еще не замечают, что мы готовимся к войне. А вы видели, какие войска прибывают на парад? (1 мая 1941 г. – Прим. авт.).

Кребс: – НКВД, дивизии, войска воздушного флота и другие.

Шубут: – Для подсчета мы можем использовать парад блестяще. Одинаковые две дивизии они не показывают, так как это не производит впечатления. Научились в этом отношении у французов, которые совершали подобную оплошность, а потом вышел пшик. Ну что ж, посидим на параде и постараемся все записать».

Этот документ до недавнего времени под грифом «секретно» хранился в спецархиве НКВД, КГБ и ФСБ. Сейчас он рассекречен и опубликован. Сегодня ценность его и подобных ему в том, что они подтверждают, что советские органы госбезопасности были в курсе планов и намерений фюрера в отношении Советского Союза. И не вина чекистов, что Сталин не сумел по достоинству оценить предоставлявшуюся ему информацию о военных планах Третьего рейха на лето 1941 года.

Накануне. Заботы Сталина

Вас делают похожими, чтобы управлять вами. Когда начинается война, вас превращают в патриотов.

Жак Фреско

Ожидание неизбежной войны – это ужасно и для простых граждан, и для руководства страны. Психологи знают, как мгновенно преображается человек, получивший в руки оружие: меняется в нем все – мироощущение, самооценка, отношение к окружающим его людям. Оружие – это сила и власть. Оно дает уверенность в себе, диктует стиль поведения, создает иллюзию собственной значимости. Воины Красной армии и местные граждане восточных областей Белоруссии, России и Украины все это испытали на себе.

Летом 1941 года они видели, как опьяненные успехами в Европе немцы, с закатанными по локоть рукавами, не с трехлинейками в руках, а с автоматами типа «шмайссер», гордо шли по пыльным дорогам и вытоптанным немецким кованым сапогом полям СССР. Они ощущали себя сильными не только потому, что мнили себя представителями высшей расы, а еще и в «силу силы» вермахта и его оружия, наштампованного заводами Густава Круппа и Фрица тер Меера, Карла фон Сименса и Густава Отто, Гюнтера Квандта и Фердинанда Порше и многих других, вооруживших Гитлера и его вермахт.

Рейх сформировал особый тип личности с психологией комбатанта – этакого вооруженного воина, уверенного в своей правоте солдата, сражающегося за правое дело и, конечно, ради денег, иногда очень больших…

1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война, в которой участвовало 61 государство из 73 существовавших на тот период времени. Размах ее накрыл земли трех континентов и воды четырех океанов. Польша, недавно еще мнившая себя региональной державой пала почти за месяц с небольшим под кованым сапогом хорошо вооруженного германца. При том что вермахт являлся новой армией, несущей миру «новый порядок», как сегодня несут глобализм англосаксы во главе с США. У немецких солдат и офицеров к 1941 году уже появился на касках ореол всеевропейского победителя. Польша надеялась на традиционный род войск – конницу, немцы – на клинья быстроходных танков и на свежие мысли в военном деле. Последние получили быструю победу.

О войне с глубокой определенностью когда-то сказал американский писатель, журналист, автор юмористических и «страшных» рассказов Бирс Амброз. Он назвал ее не иначе, как способом развязывания зубами политического узла, который не поддается языку. Политики разных времен и народов не раз грызли своими зубами эти узлы, ввергая массы людей в огненные катастрофы с гибелью миллионов граждан – своих и чужих.

Некоторые агрессивные политики, такие как Гитлер, были уверены, что войны – это благо. «С тех пор как Земля вращается вокруг Солнца, – говорил фюрер в декабре 1940 года поверенному в делах Болгарии Драганову, – пока существуют холод и жара, плодородие и бесплодие, буря и солнечный свет, до тех пор будет существовать и борьба, в том числе среди людей и народов… Если бы люди остались жить в Эдеме, они бы сгнили. Человечество стало тем, кем оно есть, благодаря борьбе за свое существование. В этой застольной беседе фюрер утверждал, что мир, продолжающийся дольше двадцати пяти лет, вреден для нации, она деградирует… Война – самое естественное, самое обыденное дело. Война идет всегда и повсюду. У нее нет начала и нет конца в виде мира. Война – это сама жизнь. Война – всякая схватка. Война – исконное состояние…»

Перед войной с Польшей в общей картине поведения Гитлера обращает на себя внимание упорное, своеобразное, можно сказать, младенческое нетерпение, с которым он рвался к схватке с размятыми стальными мускулами. Когда в последние августовские дни Герман Геринг заклинал его не терять чувства меры, он ему жестко ответил, что всегда в своей жизни шел ва-банк.

В том же 1939 году Гитлер, беседуя с министром иностранных дел Румынии Григоре Гафенку, вел себя, по мнению румына, как «природная стихия». Уверовав в свою непобедимость, он раскрыл ее источник, выступая перед генералами 29 сентября 1939 года: «Всякая надежда на компромиссы – ребячество, вопрос стоит так: победа или поражение. Я поднял немецкий народ на большую высоту, хотя сейчас нас и ненавидят в мире. Это дело я ставлю на карту. Я должен сделать выбор между победой и уничтожением. Я выбираю победу… Речь идет не о каком-то частном вопросе, а о том, быть или не быть нации… Только тому может способствовать благосклонность Провидения, кто борется с судьбой».

Во всякой борьбе, по его мнению, существует две тенденции: одна в стиле рейнских нибелунгов – карликов, хранителей драгоценных сокровищ, отдавших их бургундской королевской династии, и другая – ссылка в свое оправдание на Чингисхана, который тоже отправил на тот свет миллионы женщин и детей. Война для него «роковая борьба, которую нельзя как-то подменить или обойти посредством какого-нибудь хитроумного политического или тактического искусства, война – это действительно своего рода схватка гуннов, в которой или остаешься стоять на ногах, или падаешь и гибнешь – одно из двух».

Вот содержание директивы № 1 о нападении Берлина на Варшаву, четкое и относительно короткое:

«Теперь, когда исчерпаны все политические возможности устранить мирным путем невыносимое для Германии положение на ее восточной границе, я решил добиться этого силой.

Нападение на Польшу должно быть проведено в соответствии с приготовлениями, предусмотренными планом «Вайс». День наступления – 1.9.1939, время – 4:45…»

Торопливость в решении начать войну с Польшей была, очевидно, вызвана опасением, что готовность населения к войне может ослабнуть, Еще более вероятно, он считал необходимым начать схватку, пока еще имелась возможность воспользоваться динамикой прошлых лет, которая падала на глазах. В ходе подобных рассуждений он прямо заявлял: «Тот, кто избегает битв, – не наберется сил, чтобы сражаться!» Эта его теория привела к практической победе над заносчивыми поляками, бросавшимися с саблями на немецкие танки…

23 августа 1939 года был подписан договор о ненападении между Германией и Советским Союзом (пакт Молотова – Риббентропа). К нему прилагался секретный дополнительный протокол о разграничении между сторонами сфер интересов в Восточной Европе. По протоколу территории Латвии, Эстонии, Финляндии, восточных областей, входящих в состав Польского государства и Бессарабии, попадали в сферу интересов СССР, Литва и западная часть Польши были отнесены в сферу интересов Германии.

* * *

1 сентября 1939 года Германия вторглась в Польшу, а 17 сентября на ее территорию вошли советские войска. С падением Польши Гитлер обезопасил свой план очередного блицкрига в Центральной Европе от войны на два фронта – с СССР у него есть договор о ненападении. И вот уже в действии план «Гельб» – кодовое название немецкого плана блицкрига против Бельгии, Нидерландов, Люксембурга и план «Рот» – против Франции. Шестинедельная война – Французская кампания с 10 мая по 22 июня 1940 года – закончилась победой. Нужно отметить, что старый план начальника генштаба Германии Альфреда фон Шлиффена, потерпевший провал во время Первой мировой войны, был использован с некоторыми изменениями Гитлером. План опирался на главную идею – обход французских оборонительных укреплений, удары с флангов и высадка десанта. На сей раз погоду сделали танки Гудериана и других генералов, проломивших оборону французов через Арденны. План же начальника штаба группы армий «А» генерала Эриха фон Манштейна нанести главный удар в центре группировки французских войск был отвергнут фюрером. Генерала даже сняли с должности.

Успехи же в первых двух блицкригах и впрямь были беспримерными. Всего три недели понадобились вермахту, чтобы разгромить Польшу, немногим более двух месяцев – чтобы немцы с победными стягами прошли по улицам Норвегии, Дании, Нидерландов, Бельгии, Люксембурга и Франции. Эти победы заставили экспедиционный корпус Англии в спешке отступить морем на свой остров в ходе Дюнкеркской операции Гитлера. Причем западная операция сопровождалась относительно небольшими потерями для вермахта – 27 тысяч убитыми, тогда как потери противника составили почти 135 тысяч только убитыми…

* * *

Николай Кузнецов много читал публицистики, как правило, немецких журналов и газет, передаваемых ему в том числе и через оперативные связи из числа берлинских дипломатов в Москве и технического персонала. Он понимал, что третий блицкриг, несмотря на договор о ненападении, нацелен на Россию. О восточном векторе уже без стеснения Гитлер разглагольствовал не только с генералами, но и с политическими деятелями.

С другой стороны, фюрер видел и учитывал все многочисленные слабые места своей новой концепции войны: риск борьбы на два фронта, превосходство в населении и огромные пространства, о которых как о главном оружии России предупреждал еще Отто фон Бисмарк.

Намерение напасть на Советский Союз еще до того, как решилась судьба войны на Западе, часто называют одним из «слепых», «загадочных», «с трудом поддающихся логике» решений Гитлера. Он же откровенно пояснял, что «…наш единственный шанс победить Россию состоял в том, чтобы упредить ее… Мы не имели права дать Красной армии использовать преимущества на местности, предоставить ей в распоряжение наши автострады для продвижения ее моторизованных соединений, нашу сеть железных дорог для транспортировки людей и материалов. Мы могли разгромить ее только в ее собственной стране, взяв инициативу действий в свои руки, в ее болотах и трясинах, но никак не на земле такого цивилизованного государства, как наше. Это дало бы ей трамплин для нападения на Европу.

Почему в 1941 году? Потому что никак нельзя было тянуть, тем более что наши враги на Западе неуклонно наращивали свою боевую мощь. Кроме того, ведь и сам Сталин отнюдь не бездействовал. Следовательно, на обоих фронтах время работало против нас. Поэтому вопрос должен звучать не так: «Почему уже 22 июня 1941 года?», а так: «Почему же не раньше?»… В течение последних недель мне не давала покоя мысль, что Сталин может меня опередить».

Без всякого сомнения, можно констатировать, что Гитлер видел и учитывал многие слабые, если не сказать более определенно – опасные места или пункты своей новой концепции войны против СССР. Какие? Они лежали на поверхности: риск быть зажатым в тисках борьбы на два фронта; опыт Наполеона, связанный с непреодолимо глубокими пространствами с шириной и глубиной фронтов и проблемами взаимодействия растянутых тыла и боевых позиций; возможный выход из игры итальянского и японского союзников, а также распыление собственных сил, резко противоречившее самой идее блицкрига.

Наряду с этими обстоятельствами у него появилось упорство, с которым он не хотел замечать эти слабые стороны своей боевой доктрины. Он весь горел одной идеей – скорее вступить в сражение со Сталиным, так как считал это своим последним шансом, надеясь на провидение.

А потом Гитлер признается, что в тот момент «он был в ситуации человека, у которого остался в ружье один патрон», а его эффективность неуклонно снижалась. А еще его подвела мысль, что у него для удара есть спокойствие от того, что есть свободный тыл – центр Европы в его руках. А вот об Англии и США он не подумал или не хотел брать их во внимание. Торопило его любимое провидение! И подвело, но крови он пустил больше, чем Чингисхан, и уничтожил на корню свой «тысячелетний» Третий рейх.

* * *

Несмотря на объективность оценки состояния гитлеровского вермахта, Сталин считал, что причина такого восхождения германской армии состоит не столько в появлении новейшей техники, сколько в развитии военной мысли. Сталин полагал, что разбитые, потерпевшие поражения в войнах армии очень хорошо учатся. Французы в 1940 году почивали на лаврах предыдущей победы в Первой мировой войне. Армию не развивали. Более того, к вооруженным силам стали относиться пренебрежительно. Ресурсы выделялись на модернизацию армии по остаточному принципу, военная профессия потеряла престиж.

Нечто подобное случилось с Российской армией после 1991 года при Ельцине. Пятая колонна, либералы и чиновничество так секвестировали армию, что она вскоре превратилась во «вторую армию» в мире. До сих пор отдуваемся. Наши воины были готовы и могли выполнить любой приказ главнокомандующего, если бы не досадные ошибки, ставшие преступлением верховного чиновничества, в том числе и военного. О них писали и говорили серьезные эксперты.

Где те, кто запудрил мозги президенту о том, что Киев падет за три дня – большинство украинского народа, мол, готово сбросить иго галицийского национализма в лице заполонившего властные структуры чиновничества. Кто и что не просчитал? У каждой ошибки есть имя, отчество и фамилия…

А на поле боя части Российской армии, ее солдаты и офицеры, сражались и сражаются, как могли и как могут – геройски! Но из-за отсутствия четко выверенной военной мысли нашим армейцам пришлось отступать по уже освобожденной территории – в городах и селах не было и намека на создание тут же штабов военно-политической администрации. Вот и получилось, что будущее имеет обыкновение жестоко мстить за легковесность, с которой решаются проблемы настоящего. Но вернемся к прошлому – сороковым-роковым.

Сталин считал, что в мире нет и не было непобедимых армий и германская армия не будет иметь успеха под лозунгами захватнической завоевательной войны. Эти лозунги опасны для вермахта. В то же время, как ни странно это звучит сегодня, Сталин заметил, что немецкая военная техника уже отстает от советской, тогда как в плане развития авиации Германию обгоняют США. Впрочем, лето 1941 года показало, что РККА должна была еще многому научиться. Но учиться ей пришлось уже в суровой, тяжелейшей обстановке Великой Отечественной войны. Однако вернемся к важным военно-политическим событиям в Советском Союзе накануне войны.

1 мая 1941 года в 75-ю годовщину Первомая прошел парад на Красной площади. Как писали многие зарубежные газеты, советское руководство хотело продемонстрировать мировому сообществу свою военную мощь. На Красной площади присутствовали военный атташе Германии генерал Эрнст Кестринг и его заместитель полковник Ганс Кребс вместе с другими атташе. Перед войсками с трибуны Мавзолея выступил народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза Семен Тимошенко. Командовал парадом генерал армии Иван Тюленев. На трибуне присутствовали Иосиф Сталин, Михаил Калинин, Климент Ворошилов и другие товарищи из высшего руководства СССР.