Текст книги "Русские войны XX века"

Балканы

Гитлер консолидировал свою империю. Только Британия на Западе противостояла Берлину. Италия, Финляндия, Хорватия, Словакия, Венгрия, Румыния – стали непосредственными союзниками. В более пассивной форме союзниками были петеновская Франция, франкистская Испания. Только Балканы оставались «спорной территорией».

Советская сторона достаточно ясно видела происходящее в Восточной Европе и периодически протестовала, если немцы нарушали статус-кво. Так, СССР достаточно быстро и недвусмысленно отреагировал на ввод германских войск в Румынию и Болгарию. Последовали решительные протесты советского правительства в связи с нападением Германии на Югославию и Грецию, что рассматривалось в Москве как нарушение советско-германского пакта и угроза непосредственным советским интересам. Германское руководство не только грубо указало, что и Румыния, и Болгария войдут в германскую зону влияния, но и не посчитало нужным проявить минимум внешней деликатности – оповестить о своих возможных инициативах на Балканах. А ведь Сталин и Молотов говорили ни более ни менее, как об «интересах безопасности» Советского Союза.

Москва желала мирных отношений, но не любой ценой. Сталин категорически противился уступке Германии всех Балкан с их большим славянским населением. Непосредственное столкновение интересов Советского Союза и нацистской Германии, зрело на Балканском полуострове. Германские отношения с новой Румынией (потерявшей как Бессарабию, так и Трансильванию) оказались стержнем политики Берлина на Балканах. При этом Гитлер оказался «неготовым» к преобладанию позиций СССР в Болгарии. Трудно переоценить роль антинемецкого восстания в Югославии 27 марта 1941 г.

Берлин проявлял к Балканам самый пристальный интерес. Согласно секретной директиве от 20 сентября 1940 г., Гитлер приказал отправить в Румынию военные миссии: «Для внешнего мира их задачей будет помощь дружественной Румынии в организации и управлении ее вооруженными силами. Действительной же задачей, которая не должна быть известна ни румынам, ни нашим собственным войскам, будет защита районов нефтяных месторождений… приготовление развертывания с румынских баз германских и румынских войск в случае войны с Советской Россией».

Сталин крайне опасался полного германского преобладания на Балканском полуострове. Еще более его волновало вхождение германских войск в Финляндию, и он немедленно запросил Берлин о целях появления германских войск в «советской зоне ответственности». Германская нота объясняла, что «германо-финское соглашение… является чисто техническим делом и не имеет политической значимости». Риббентроп пообещал объяснить все в личном письме Сталину. Письмо – длинное, монотонное и сухое, должно было деталями и побочными соображениями прикрыть сам факт начавшегося военного сотрудничества Финляндии и Германии, фактического вхождения Финляндии в зону влияния Берлина.

Решению всех возможных противоречий послужило бы решающее сближение четырех держав – Германии, Италии, Японии и Советского Союза. «Делимитация их интересов в мировом масштабе» послужила бы разрешению всех неувязок о недоговоренностей. Было выдвинуто и принято предложение Молотову посетить Берлин.

Министр иностранных дел Риббентроп пытался смягчить недовольство Москвы. Он в пространных депешах занижал значимость смысла и итогов Венского арбитража. Посол Шуленбург на ту же тему вел успокоительные беседы с Молотовым. Но напрасно. Шуленбург докладывал в Берлин, что Молотов, «в отличие от прежних контактов, был замкнутым». Кремль сопротивлялся как мог: с советской стороны последовал устный протест, в котором германское правительство обвинялось в нарушении статьи третьей советско-германского договора, предусматривавшей в подобных случаях двусторонние советско-германские консультации. Это мало помогало – в инциденте с Румынией Советский Союз был поставлен перед свершившимся фактом.

Гитлер и его окружение были решительно настроены на вытеснение Советской России с Балканского полуострова. Риббентроп отказывался признать нарушение Германией августовского (1939 г.) договора. Он «перешел в контрнаступление» 3 сентября 1940 г., обвиняя СССР в самоуправных действиях против балтийских государств и румынских провинций (Бессарабия) как нарушении статьи третьей пакта.

Ответ советского руководства 21 сентября 1940 г. был написан жестким языком. В нем указывалось, что Германия нарушила договор и что Советский Союз, по многим причинам, заинтересован в Румынии. Абсолютно новой нотой было не лишенное сарказма предложение отменить или изменить пункт о взаимных консультациях, «если он содержит определенные неудобства» для германской стороны.

Совершенно очевидно было то, что Кремль интересует судьба Болгарии и Югославии. Если позволить немцам овладеть контролем над этими славянскими странами, то вся западная граница СССР становилась объектом потенциального массированного удара.

Молотов в Берлине

СССР и Германия теперь просто обязаны были провести линию разграничения своих действий на Балканах. Для этого в Берлин выехал нарком иностранных дел В.М. Молотов. На всем расстоянии от границы с СССР до Берлина вдоль полотна стоял почетный караул.

Германские записи, отразившие каждую минуту этого важного визита, дают довольно полную картину того, как вершилась история. На Молотове был ничем не примечательный цивильный костюм, а на Риббентропе – униформа сине-зеленого цвета, высокие сапоги и фуражка с высокой тульей (которую он сам скроил). Первое заседание проходило за круглым столом в прежнем президентском дворце, недавно полученном рейхсминистром.

Риббентроп начал с провозглашения краха Британской империи, надеющейся лишь на помощь со стороны Америки. Но «вступление Соединенных Штатов в войну не будет иметь последствий для Германии. Германия и Италия никогда не позволят англосаксам высадиться на европейском континенте… Страны «оси» размышляют сейчас не над тем, как выиграть войну, а над тем, как завершить уже выигранную войну». Пришло время, когда Россия, Германия, Италия и Япония должны определить свои сферы влияния. Фюрер полагает, что все четыре державы должны обратить свои взоры на юг. Япония на Южную Азию, Италия на Африку. Германия, установив в Западной Европе «новый порядок», займется Центральной Африкой. Риббентропу было интересно узнать, не повернет ли и Россия в направлении южных морей, «не обратится ли она на юг для получения выхода к открытому морю, который так важен для нее».

Картина, нарисованная Риббентропом, вопреки ожиданию, не вызвала энтузиазма у главы советской делегации. Молотов холодно перебил рейхсминистра: «К какому морю?» Неудержимый, казалось, поток красноречия Риббентропа внезапно иссяк. Он не смог прямо ответить на поставленный вопрос. Ходя вокруг да около, рейхсминистр все толковал об огромных переменах в мире. Лишь когда Молотов повторил свой вопрос, Риббентроп позволил себе большую ясность: «В конечном итоге наиболее выгодный выход к морю для России мог бы быть найден в направлении Персидского залива и Арабского моря». Согласно записям переводчика Шмидта, Молотов с непроницаемым лицом прокомментировал эти слова Риббентропа таким образом: «В определении сфер интересов необходимы ясность и осторожность».

После обеда попытку вскружить голову Молотову предпринял Гитлер: «В жизни народов действительно трудно проложить курс для развития на протяжении долгого периода в будущем, а начало конфликтов часто происходит под влиянием личных факторов;…тем не менее, следует сделать попытку определить ход развития наций на продолжительный период времени в будущем, и, если это окажется возможным, нужно сделать так, чтобы избежать трений и элементов конфликта, насколько это в человеческих силах. Это особенно важно иметь в виду, когда две нации, Германия и Россия, находятся под руководством людей, которые обладают достаточной властью, чтобы определить направление развития своих стран».

Гитлер постарался отвести внимание от Балкан и Финляндии. Он предложил вывести обсуждение германо-советских отношений на самый высокий – глобальный уровень, «выше всяких мелочных соображений» и на большой временной период. Следует предвосхитить наращивание американской мощи, у которой более прочные основания могущества, чем у Британии. Европейские державы должны координировать свою политику, чтобы не пускать англосаксов в Европу. Гитлер буквально упивался грандиозными схемами. Он обещал, что по мере улучшения погоды с помощью авиации «Англии будет нанесен финальный удар». Америка представит собой определенную проблему, но Соединенные Штаты «не смогут угрожать свободе других наций до 1970 или 1980 года… Им нет дела ни до Европы, ни до Африки, ни до Азии».

Молотов сумел сбить спесь и этого геополитика: «Высказывания фюрера носят общий характер. Он (Молотов) со своей стороны готов изложить соображения Сталина, который дал ему четкие инструкции». Переводчик Шмидт вспоминал: «Ни один иностранный посетитель не разговаривал с фюрером таким образом». Вопросы Молотова рассеивали ауру Гитлера как творца нового европейского порядка. Молотова интересовало, в чем смысл трехстороннего пакта, что делают немцы в Финляндии, какой видится Гитлеру будущая ситуация в Азии. Беседа быстро подошла к главной теме: Балканы. Нарком иностранных дел прямо заявил, что его интересует «выяснение вопросов, касающихся балканских и черноморских интересов России в отношении Болгарии, Румынии и Турции». Итак, Гитлер предлагал делить британское наследство, он толкал Россию в Азию. Сталина интересовало укрепление влияния Советского Союза в Европе, прежде всего на Балканах.

Гнетущую тишину прервал устрашенный ходом беседы Риббентроп: не следует драматизировать финский вопрос, возникшее напряжение вызвано недоразумением. Это вмешательство позволило Гитлеру собраться с мыслями и резко сменить тему разговора: «Давайте обратимся к более важным проблемам. После завоевания Англии Британская империя будет представлять собой гигантское, мировых масштабов, обанкротившееся поместье величиной в сорок миллионов квадратных километров. Банкротство этого поместья позволит России получить доступ к незамерзающему и действительно открытому океану. До сих пор меньшинство в сорок пять миллионов англичан правит шестьюстами миллионами жителей Британской империи. Недалек день, когда он (Гитлер) сокрушит это меньшинство… Возникают перспективы глобального масштаба. Всем странам, которые заинтересованы в обанкротившемся владении, следует прекратить пререкания между собой и сосредоточиться исключительно на разделе Британской империи. Это касается Германии, Франции, Италии, России и Японии». Молотов отметил: «В дискуссию этим заявлением введен новый фактор».

Как и в первый раз, Молотов ответил, что аргументы Гитлера, несомненно, представляют интерес, но, прежде всего, следует внести ясность в германо-советские отношения. Он обнаружил отсутствие энтузиазма у германской стороны, когда попросил направить дискуссию поближе к проблемам Европы. СССР заинтересован в Турции, Болгарии, Румынии. «Советское правительство придерживается той точки зрения, что германские гарантии Румынии направлены против интересов Советского Союза». Германия должна отменить свои гарантии. Какой была бы реакция Германии, если бы СССР предоставил гарантии Болгарии на тех же самых условиях, что и Германия с Италией Румынии?

Присутствующие отметили, что Гитлер потемнел, услышав этот вопрос. Просила ли Болгария о подобных гарантиях? Он не слышал о такой просьбе. В любом случае он должен посоветоваться предварительно с Муссолини. После этого знаменитый своим безудержным словоизвержением Гитлер надолго замолчал, затем обратил внимание гостя на поздний час: не исключен британский воздушный налет, к тому же основные вопросы уже обсуждены достаточно основательно.

На банкет в советское посольство Гитлер не пошел. Когда Риббентроп встал для произнесения ответного тоста, была объявлена воздушная тревога. В бомбоубежище, известный своей бестактностью Риббентроп вынул из кармана проект соглашения, которое превращало трехсторонний пакт в четырехсторонний. Согласно статье второй, Германия, Италия, Япония и Советский Союз обязывались «уважать естественно сложившиеся сферы влияния друг друга», разрешая конфликты между собой «дружественным образом».

Риббентроп предполагал огласить факт заключения договора с СССР, но оставить в тайне секретный протокол, согласно которому Советскому Союзу предлагалось сосредоточить свои войска на южном направлении в районе Индийского океана. Нельзя отказать дипломатии нацистов в авантюрной смелости. Но прозрачно видно и желание перенаправить СССР на юг. Ради этого Риббентроп обещал обеспечить Москве подписание договора о ненападении с Японией, добиться признания Японией Внешней Монголии и Синьцзяня находящимися в сфере советских интересов.

И в этом случае – в третий раз – Молотов отказался обсуждать азиатское направление. Балтика, Балканы и черноморские проливы – вот что заботило его в первую очередь. «Вопросы, интересующие Советский Союз, касаются не только Турции, но и Болгарии… Судьба Румынии и Венгрии также представляет интерес для СССР, и ни при каких обстоятельствах их участь не будет ему безразлична. Советское правительство желало бы также знать, каковы планы стран «оси» в отношении Югославии и Греции, а также что намеревается делать Германия с Польшей… Советское правительство заинтересовано в шведском нейтралитете… Кроме этого, существует вопрос выхода из Балтийского моря».

Заметавшийся Риббентроп попросил не задавать ему вопросов в упор. Он повторял снова и снова, что «главным вопросом является готовность Советского Союза принимать участие в предстоящем разделе Британской империи». В ответ Молотов позволил себе жесткую шутку: «Если с Британией покончено, то почему мы в этом бомбоубежище и чьи бомбы падают на город?» Он сказал, что ему предлагают обсудить «великие проблемы завтрашнего дня», а он более всего заинтересован текущими проблемами.

Никто не может с полной уверенностью сказать, как повлияло бы подключение СССР к трехстороннему пакту (и согласие на «индийское направление») на планы Гитлера начать войну. Его абсолютная решимость видна из документов, из уже отданных приказов по развертыванию германской военной машины на Восток. Возможно, сервильность СССР могла подтолкнуть Гитлера «решить британский вопрос» вначале. Но и у этой гипотезы нет солидных оснований.

Жесткость Молотова не замедлила (а возможно, и ускорила) приготовления Гитлера к восточной кампании. Сделать Россию сателлитом за счет обещаний допуска к разделу Британской империи не удалось. Подозрительность обеих сторон проявилась определенно.

* * *

Теперь мы знаем то, что не знала тогда советская делегация. Сразу же после беседы с Молотовым Гитлер вызвал Геринга и сообщил ему о своем намерении выступить против России весной. Геринг склонялся к перенесению центра событий на Средиземноморье и попытался, соответственно, перенаправить Гитлера, но не достиг никакого успеха. Теперь Гитлер говорил, что обеспокоенность России процессами в Финляндии и Румынии свидетельствует о ее намерении отрезать Германию от шведской железной руды и румынской нефти, у него возникало даже подозрение – нет ли тайного советско-британского соглашения? Гитлер демонстративно заявил, что не допустит нового окружения Германии. (Именно в этом духе защищали себя нацистские военные преступники в Нюрнберге, но горы документальных материалов говорят о противоположном – о планомерном осуществлении плана вторжения в СССР вне зависимости от жесткой или примирительной (как это было с марта по июнь 1941 г.) позиции Кремля.)

План «Барбаросса»

Менее чем через две недели после отъезда Молотова из Берлина Сталин сделал последнюю прямую попытку договориться с германским руководством. Молотов уведомил германского посла в Москве, что СССР готов присоединиться к трехстороннему пакту, но выдвигает предварительные условия:

1. Германские войска выводятся из Финляндии.

2. В течение ближайших нескольких месяцев безопасность Советского Союза в черноморских проливах закрепляется заключением пакта о взаимной помощи между СССР и Болгарией и созданием базы для наземных и военно-морских сил Советского Союза в районе Босфора и Дарданелл на основе долгосрочной аренды.

3. Территория к югу от Батуми в направлении Персидского залива признается центром интересов Советского Союза. Япония отказывается от своих прав на угольные и нефтяные концессии на Северном Сахалине.

Несмотря на последовавшие в дальнейшем многочисленные напоминания Москвы, Гитлер так никогда и не дал ответа на эти условия Сталина от 25 ноября 1940 г. Фюрер утратил интерес к сближению с Советской Россией. В ближайшем кругу Гитлер рассуждает: «Сталин умен и хитер. Он требует все больше. Он хладнокровный шантажист. Германская победа становится для русских невыносимой. Поэтому они должны быть поставлены на колени как можно скорее». 5 декабря Гитлер потребовал ускорения подготовки к нападению весной. «Решение о гегемонии в Европе будет принято в борьбе против России».

Гитлер в начале декабря 1940 г. затребовал от ОКХ план нападения на Советский Союз. Этот план был ему представлен. После многочасовой беседы с Браухичем и Гальдером план был фюрером одобрен. Запись этой беседы сохранилась и в военном журнале ОКВ, и в дневнике Гальдера. Гитлер в ходе беседы указал, что Красная Армия должна быть окружена к северу и к югу от Припятьских болот, как в Польше. «Не следует обращать внимания на Москву, главное – уничтожить «живую силу» России. Союзниками будут Финляндия и Румыния, Венгрию трогать не стоит». Общее число подготавливаемых войск было увеличено до 130 дивизий вместо 120.

18 декабря пересмотренный план «Барбаросса» был подписан Гитлером. Вот этот план.

«Штаб-квартира фюрера

18 декабря 1940.

Германские вооруженные силы должны быть готовы сокрушить Советскую Россию в ходе скоротечной кампании до окончания войны против Англии. С этой целью армия должна использовать все доступные воинские части, за исключением тех, которые остаются на оккупированной территории…

Приготовления должны быть завершены к 15 мая 1941 г. Величайшие усилия должны быть предприняты с целью камуфляжа намерения начать нападение.

Масса русских войск в Западной России должна быть уничтожена в ходе смелых операций посредством глубокого проникновения бронетанковых войск с целью предотвращения отступления нетронутых боеспособных войск в широкие пространства России. Конечной целью операции является создание оборонительной линии против азиатской России по реке Волге до Архангельска. Затем последний оставшийся у России промышленный район на Урале может быть уничтожен силами люфтваффе».

Гитлер никогда не спрашивал своих военных специалистов, свою разведку о шансах победы над Советским Союзом. План «Барбаросса» был создан без предварительного анализа вопроса, можно ли победить Россию вообще. Многие немецкие офицеры смотрели на русскую армию как на заведомо ниже стоящую, на русских – как на людей с низким интеллектом, слабой волей, сильных лишь в смысле природного приспособления к трудностям. Полковник Блюментрит (которому предстояло приобрести немалый опыт в ходе войны на советско-германском фронте) писал в 1940 году: «Сила русского солдата заключается в его бесчувственном азиатском упорстве, с которым мы, как пехотные офицеры действующей армии, хорошо познакомились прежде всего в 1914–1915 годах. В те дни считалось абсолютно надежным поручить одной германской дивизии сдерживать две или три русские дивизии. В цепных атаках, столь любимых русскими как детьми природы, часто от 10 до 12 цепей пехотинцев двигались одна за другой против наших, лишенных глубокого тыла, позиций. Ружья и пулеметы стреляли до тех пор, пока не раскалялись до предела».

Гитлер полностью соглашался с такой оценкой. «Русские – ниже нас», – его слова.

* * *

В тот самый день, когда Гитлер подписал директиву «Барбаросса», 18 декабря 1940 г., в Москве открылось специальное, расширенное заседание Главного военного совета. В довольно суровых фразах представленный присутствующим письменный доклад говорил о неблагополучном состоянии Красной Армии, особенно в том, что касалось бронетанковых и механизированных частей. «Народный комиссариат обороны отстает в разработке вопросов, касающихся операционного использования войск в современной войне. Нет согласованных мнений по поводу использования танков, авиации и парашютных войск… Развитие танковых и механизированных войск в общей системе вооруженных сил отстает от современных требований массового использования вооружений… Доля механизированных войск низка и качества танков Красной Армии – недостаточно».

В Москве росло напряжение. В начале мая Сталин занял пост Председателя Совета Народных Комиссаров – это очевидный показатель того, что он чувствовал приближение кризиса и был готов взять на себя ответственность. В то же время он старался использовать любую возможность, чтобы оттянуть начало войны. ТАСС 8 мая выступил с опровержением сообщений о якобы имеющей место концентрации германских войск у границ СССР. 12 мая Советский Союз признал поддержанное немцами правительство Рашида Али в Ираке. Через месяц, 14 июня, ТАСС в самых категорических выражениях отрицал наличие осложнений в советско-германских отношениях. Именно в этот день Гитлер провел последнее совещание со своими командующими. С каждым из них он разговаривал отдельно. А Жуков в этот день убеждал Сталина привести войска в боевую готовность. «Вы предлагаете проведение мобилизации, – отвечал ему Сталин. – Вы представляете себе, что это означает войну?»

Судя по действиям Сталина и Молотова, они предпочитали закрывать глаза на все предупреждения. На то у них были свои резоны. На Западе Германия еще воевала с Британией, партизанская Югославия не была покорена. Вооруженные силы Германии были распылены по всей Европе, новые образцы германского вооружения еще не были запущены в производство. Импровизация Германии на западных рубежах России выглядела, по меньшей мере, как авантюра. План «Барбаросса» строился на идее блицкрига, это был план войны без резервов, без больших материальных запасов – план одноактной операции. С точки зрения не одного только Сталина Германия, даже с учетом ресурсов всех ее сателлитов, в потенциале уступала Советскому Союзу в соотношении материальных и военных сил. И если делать расчет на трезвомыслящего противника, то он должен был предусмотреть вариант затяжной войны с СССР. Но Гитлер был авантюристом. У него был опыт Первой мировой войны – слишком лестный для германской армии…