Текст книги "Русские войны XX века"

Часть третья
гражданская война в России

Поиск альтернативы большевизму

Западноевропейцы видели шаткость своих позиций – ожидать пришествия в Петроград очередной правительственной смены уже не казалось верхом мудрости. Время и обстоятельства диктовали необходимость выбора во внутрирусской борьбе, и, пожалуй, первыми этот выбор сделали англичане. Если Запад не может скоординировать единую политическую линию, если Ленин готов подписать мир с немцами, если в Петрограде идет консолидация новой власти – тогда пассивное ожидание теряет смысл, следует подумать об альтернативе. По возвращении из Парижа лорд Бальфур пришел к нелегкому выводу, что пассивное ожидание на руку лишь немцам. Западу, в свете бескомпромиссности позиции большевиков, следует заняться помощью их противникам. Прежде всего, следует оказать через румынов помощь Каледину. «Это не будет являться прямым вмешательством во внутренние русские дела (как это было бы в случае прямого обращения к генералу Каледину со стороны западных союзников), в то же время это позволит определить подлинную силу генерала Каледина и его намерения».

Из некоторых лондонских кабинетов Каледин виделся едва ли не русским Наполеоном, возвращающим Западу его восточного союзника. Глава британской разведки заявил, что помощь в 10 млн. фунтов стерлингов способна создать Каледину армию в 2 миллиона человек. Шеф британской разведки предлагал: «Каледин должен быть поддержан как глава самой большой, оставшейся лояльной по отношению к союзникам организации в России. Либо он, либо румынский король должны обратиться к Соединенным Штатам с просьбой о посылке двух дивизий в Россию, номинально для помощи в борьбе против немцев, а на самом деле для создания сборного пункта лояльных прежнему правительству элементов… Решительный человек даже с относительно небольшой армией может сделать очень многое».

Еще в конце ноября 1917 г. в выступлениях членов военного кабинета проскальзывала надежда, что угроза немецкого кованого сапога возродит русский патриотизм. Но уже 3 декабря 1917 г. военный кабинет принимает решение «поддержать любую разумную организацию в России, которая активно противостоит движению максималистов». Лондон ставит задачу создания блока сил, ориентированного на Запад и способного предотвратить подписание Россией сепаратного мира.

Вовсе не таким было представление о Каледине у западных дипломатов в Петрограде и Москве. Бьюкенен встретился со сподвижниками Каледина и определил их как авантюристов. Посол говорил, что ставка на бравого генерала (но наивного политика) грозит превратить Россию в германскую колонию. В итоге Бьюкенену было поручено связаться с Калединым непосредственно. «Если ситуация даст какие-нибудь надежды, последует помощь союзников… Ваша миссия должна держаться в строжайшем секрете, и вы не должны давать обязывающих обещаний до предоставления доклада».

До сих пор на всех трех стадиях – царизм, Временное правительство, советская власть – англичане поддерживали единство России, иной подход даже не возникал. И только в декабре 1917 г. Лондон как бы прощается с вековым конкурентом-союзником, страной, с которой он воевал в Крыму, враждовал в Персии, на Дальнем Востоке и с которой он крушил Наполеона и Вильгельма Второго. Лондон впервые в течение веков начинает изучать перспективу развала великой страны и выражает желание участвовать в этом расколе. Активным проводником этой политики становится в конечном счете и посол Бьюкенен.

Россию начинают рвать на части. Запад обосновывает свою позицию требованиями мировой войны, социальной угрозой большевизма, геополитическими соображениями. Стенограмма заседания военного кабинета 3 декабря 1917 г. говорит о необходимости содействия формированию т. н. «южного блока», включающего в себя Кавказ, казачьи земли и Украину, которые могли бы создать «стабильное» правительство. Здесь, базируясь на старой армии, можно было бы создать новое государственное образование, независимое от большевистских столиц. Более того, имея нефть, уголь и хлеб, этот блок, полагали англичане, мог бы впоследствии контролировать и всю остальную Россию. Посол Бьюкенен получил соответствующие указания: «Вы должны обеспечить казаков и украинцев всеми необходимыми фондами, действуйте способами, которые посчитаете целесообразными».

Позиция США

Японцы высадились во Владивостоке. Представляющий жесткую линию американский государственный секретарь Лансинг заметил довольно благодушно: «Экономическая ситуация (в России) дает им (японцам) определенные преимущества, но это обстоятельство не может не наложить на них некоторые политические и военные обязательства».

Представителей другой, более дружественной России линии напоминали, что Америка вступила в войну с золотыми словами об отсутствии интереса к территориальным приращениям и репарациям. Если Америка пойдет на поводу у союзников, то те живо обозначат зоны своих преференций в России, сделают из нее новый Китай, а Соединенным Штатам придется, как и в Китае, придумывать доктрину «открытых дверей». Из Вашингтона было достаточно хорошо видно, что не военная конъюнктура определяет действия японцев, не экстренное желание восстановить Восточный фронт, не желание поддержать Запад в критический час.

Президент Вильсон после первоначального молчания не посчитал разумным помогать японцам и западноевропейцам делить Россию на зоны влияния. Его не устраивал сам подход: одно дело найти и поддержать русского генерала, который из патриотических побуждений поведет русских солдат в старые окопы, а другое – опереться на империалистическую державу, озабоченную созданием зоны влияния в максимальном объеме.

В получившей большую огласку речи о «четырнадцати пунктах» президент Вильсон выступил умелым идейным вождем своей страны. В первом из четырнадцати пунктов содержалось осуждение тайной дипломатии. Это был удар как по планам Центральных держав, так и по тайным договоренностям союзников. Вильсон не только не стал хулить петроградские публикации, но, напротив, похвалил высокие стандарты в международных отношениях, методы открытой дипломатии, продемонстрированные Советской Россией. Желание России вести открытые переговоры отражает, мол, «подлинный дух современной демократии». Американская демократия постарается соответствовать моральным принципам, исповедуемым Россией.

Вильсон осудил тайную дипломатию, скрытые от народов договоры, манипулирование судьбами народов: «Но слышен голос, призывающий к определению принципов и целей, и этот голос, как мне кажется, является самым волнующим и убедительным среди голосов, которыми наполнен охваченный беспокойством мир. Это голос русского народа. Этот народ находится в прострации и почти беззащитен перед мрачной мощью Германии, от которой до сих пор никто не видел сочувствия или жалости. Мощь русского народа, по-видимому, сокрушена. Но дух его не покорен. Русские не подчиняются ни в принципах, ни в реальных действиях. Их понимание того, что справедливо, того, что гуманно, и того, что затрагивает их честь, выражено откровенно, с широким взглядом на мир, щедростью души и всемирной человеческой симпатией, которая вызывает восхищение всех друзей человечества».

Президент хотел изменить характер дипломатии так, чтобы отношения между блоками и внутри их определялись фактором вступления в войну США. При выработке новых соглашений и противникам, и союзникам Америки придется учитывать привнесенные ею в мировую политику новые моральные критерии, а кому они покажутся малоубедительными, придется учесть то обстоятельство, что половина промышленного производства мира приходится на США.

К шестому пункту у нас особое внимание. Речь шла о России. Американский президент должен был проявить особую деликатность в этом вопросе. Ведь от состояния дел на Восточном фронте, от позиции России зависела судьба Запада. Президент так определил свою позицию: «Эвакуации иностранных войск со всей русской территории, такое решение всех вопросов, касающихся России, которое обеспечит получение ею возможности независимого определения своего собственного политического развития, проведения национальной политики; обеспечение приглашения ее в сообщество свободных наций на условиях гарантии независимого выбора своих политических институтов». Как видим, Вильсон обещал России освобождение всех ее земель и приглашение в будущую всемирную организацию.

«Обращение, которому Россия подвергнется со стороны своих сестер-наций в грядущие месяцы будет убедительным испытанием их доброй воли, их понимания ее нужд». Можно предположить, что у Вильсона, когда он писал свои «четырнадцать пунктов», было представление, что русские могут не возвратиться в Брест-Литовск, где их ожидают устрашающие условия мира. Весь язык шестого пункта говорит, собственно, об этой надежде. Президент призывал – реалистично это было или нет – к выводу германских войск с территорий единой и неделимой России. Но его обращение не произвело ни малейшего впечатления на германских солдат, оккупировавших западную часть России.

Тем не менее американцы очень надеялись на эффект этой речи. Р. Робинс считал, что теперь Ленин не подпишет мира с немцами. И действительно, Ленин приветствовал речь Вильсона как «большой шаг в направлении достижения мира». Для Ленина «14 пунктов» были началом прорыва блокады – стены враждебности со стороны Запада. Советское правительство пошло навстречу пожеланию президента Вильсона о распространении «14 пунктов» в России. «Известия» напечатали их полностью, а в виде листовок они были расклеены на домах, отправлены на фронт и в тыл.

Казалось, что в стене, отделявшей Россию от Запада, появилась брешь. Э. Сиссон, представитель Комитета по общественной информации и лично президента, выслушал громкие комплименты Ленина в адрес речи Вильсона, но отметил финальное замечание: «Все это очень хорошо, но почему нет формального признания, и когда оно последует?»

Раздробление России

Даже германские историки признают, что после Февральской революции 1917 г. Финляндия «не собиралась абсолютно порывать с Россией и провозглашать себя полностью суверенным государством». Идея провозглашения независимости начинает вызревать в июле и окончательно побеждает после Октябрьской революции. Лишь 6 декабря 1917 г. финский парламент провозгласил независимость Финляндии, и Ленин на встрече с президентом Свинхувудом 4 января 1918 г. признал независимость Финляндии от России.

Давление Германии было более чем ощутимым. 26 ноября 1917 г. представители финского правительства заявили Людендорфу в Кройцнахе, что их целью является создание государства, тесно связанного с Германией: «Финляндия образует самое северное звено в цепи государств, образующих в Европе вал против Востока». Но немцы еще колебались, они боялись спровоцировать сплочение русских ввиду угрозы единству их государства. Только 30 января 1918 г. министерство иностранных дел Германии дало окончательное согласие на перевод добровольческого финского батальона, сражавшегося в составе германской армии против русских в Курляндии, на финскую территорию.

Независимость Финляндии после России первыми признали Швеция, Франция и Германия. Во время брест-литовских переговоров Германия настаивала как на выводе с финской территории размещенных там русских войск, так и на признании Россией независимости Финляндии. Как и в случае с Украиной, германская армия выступила здесь на стороне правительства, под властью которого находилась лишь незначительная часть территории страны. Как и на Украине, германское правительство потребовало заключения мирного и торгового договора. Дополнительный секретный договор 7 марта 1918 г. предполагал введение Финляндии в сферу экономического и политического влияния Германии. Финляндии запрещалось заключать союзные договоры без согласия Берлина. Финляндия открывала себя германскому капиталу, германские товары отныне ввозились в Финляндию беспошлинно. Как и Польша, Финляндия становилась объектом открытой эксплуатации германского капитала.

Согласно секретному договору Германия получала военную базу в Финляндии и свою телеграфную станцию. Немцы признали притязания Финляндии на Карелию, что соответствовало ее цели отрезать Россию полностью от незамерзающего Баренцева моря и отбросить ее к допетровским границам. Представители буржуазного финского правительства предлагали Гинденбургу занять Петроград ударом германских войск со стороны Финляндии, что должно было довершить историческое крушение России. Финский представитель Ялмари Кастрен предложил трон Финляндии прусскому принцу. Все это полностью совпадало с идеями, выраженными кайзером Вильгельмом в марте 1918 г.: «Обязанностью Германии является играть роль полисмена на Украине, в Ливонии, Эстонии, Литве и Финляндии».

Вооруженные силы под руководством фон дер Гольца (15 тысяч человек) пересекли границу Финляндии в конце марта 1918 г., сразу включившись в боевые операции на стороне Маннергейма. Красная гвардия потерпела в Финляндии поражение в середине мая. Финский парламент 9 октября 1918 г. избрал родственника кайзера – принца Фридриха Карла Гессенского королем Финляндии. Финская армия строилась немецкими специалистами и на немецкий манер. Людендорф заявил о «безграничной важности для нас Украины и Финляндии, краеугольных камней на Востоке, с их бесчисленными богатствами». Украина, Польша, Литва, Курляндия, Ливония и Эстония виделись германским руководством частью Миттельойропы, руководимой Германией.

Германия как главенствующая сила в Восточно-Центральной Европе рассматривала отделение от России этих стран, а также Финляндии и позднее Грузии как средство отбросить Россию назад и распространить германскую сферу влияния на восток. Но немцы не остановились на этом. Россию следовало раздробить еще более. Кайзер выступил с планом еще более масштабным: после Польши, балтийских провинций и Кавказа следовало поделить Россию на четыре независимых государства: Украина, Юго-Восточная лига (территория между Украиной и Каспийским морем), Центральная Россия и Сибирь.

* * *

Германия продолжала оккупацию России. 5 апреля германские войска заняли Харьков, 24-го – Симферополь, 30-го – Севастополь. 12 мая два императора – Вильгельм Второй и Карл Австрийский подписали соглашение о совместной экономической эксплуатации Украины. Немцы 27 мая стимулировали провозглашение грузинской независимости. А на Кавказе Турция оккупировала Карс и дошла до Каспийского моря.

Германское наступление на Украине продолжалось. Германские дивизии продвинулись восточнее и севернее Киева и Харькова – вплоть до Белгорода и до железнодорожной линии, связывавшей Москву с Воронежем и Ростовом. Украинские националисты требовали от Германии создания Украины, включающей в себя Херсон, Крым и многое другое. Но теперь границы Украины, управляемой номинально Радой, определялись в Берлине. Здесь пришли к выводу, что в это государство должны входить Волынь, Подолия, Херсон, Таврида (за исключением Крыма), Киев, Полтава, Чернигов, Екатеринослав и Харьков.

Австро-Венгрия колебалась, помогать ли Германии в оккупации Украины – она не хотела антагонизировать поляков. Только после того, как Рада официально уступила Польше город Холм, Вена выслала на Украину относительно небольшие воинские части. Главной целью австрийцев была Одесса.

11 мая 1918 г. на конференции в Спа вожди Германии пришли к выводу, что «ни при каких обстоятельствах Северный Кавказ не должен быть воссоединен с Россией… Мы могли бы присоединить к себе богатый экономический район с огромными запасами нефти, минералов и сырья… Возможность овладения этой землей может не повториться в течение сотен лет».

В начале лета 1918 г. речь зашла о глубоком проникновении в оставшуюся Россию. Немцев не остановило даже убийство посла Мирбаха в Москве и фельдмаршала Эйхгорна в Киеве. Задачи немцев сформулировал 4 августа 1918 г. генерал Людендорф: пусть красные и белые ослабляют друг друга, в этом случае, кто бы ни победил, он будет зависим от Германии.

При всем этом в германской элите жил страх. Кульман говорил: «Территориальные потери, от которых страдает Россия, особенно тот фактор, что она оказалась отрезанной от Балтики и Черного моря, вынудит любое правительство России стремиться к возврату утерянных территорий». Хинце делает еще один шаг в развитии той же логики: «Мы должны укреплять приграничные народы в свете неизбежности войны, с которой восстановленный российский колосс рано или поздно выступит против нас». По мнению германского историка Ф. Фишера, «новый германский порядок в Восточной Европе «обрубал» Центральную Россию слишком резко, отрицая историческую реальность России».

Россия против Запада

Россия уже не смотрела на Европу. Та сама пришла к ней серыми дивизиями кайзера, дымными крейсерами Антанты. Запад самостоятельно решал проблему своего противоборства с Германией, а Россия превращалась в объект этого противоборства. Впервые со времен Золотой Орды Россия перестала участвовать в международных делах. Страна погрузилась во мрак. Да, были беды и прежде. Но впервые со Смутного времени внешнее поражение наложилось на внутренний хаос, и впервые за пятьсот лет у русского государства не было союзников. Хуже того, окружающие страны вожделенно смотрели на русское наследство.

Но Россия стала силою, способной сокрушить Запад – она нашла сторонников на Западе, она расколола Запад по социальному признаку. Наполеон предсказывал такую возможность еще в 1816 г., Данилевский в 1871 г., Шпенглер – в 1918 г. Под знаком этой возможности прошла большая часть двадцатого века – с 1917 по 1991 г. В России возникла, оформилась и в конечном счете возобладала антизападная, антипрометеевская идеология. Ее провозвестниками были критики западного рационализма – славянофилы, затем эстафету взяли в свои руки анархисты и эсеры. В подлинную всеобъемлющую систему антикапиталистическую совокупность взглядов свели марксисты.

Повторим: антизападничество Октябрьской революции складывалось из постулатов славянофилов, евразийцев, социал-революционеров, панславистов, социал-демократов всех оттенков, желавших строить социалистическое общество мирового, а не ограниченно-западного масштаба. Националисты призывали Россию сплотиться против враждебной Европы, коммунисты призывали пролетариев всех стран сплотиться против Запада как цитадели капиталистической эксплуатации.

То была первая – после нескольких веков мирной передышки (после осады Вены) – угроза Западу. И эта угроза была тем реальнее, чем серьезнее Ленин и Троцкий взывали к всемирной революции, а левые социал-демократы на Западе создавали эффективные коммунистические партии, солидарные с Москвой и координирующие свои действия с Коминтерном. Большевики жили в социальном измерении, для них Европа была сколь привлекательна (местоположение крупнейших социал-демократических партий), столь и ненавистна (как оплот властвующей над миром буржуазии).

Революция в Германии

Берлин был столицей «Сименса», АЭГ, АГФА, «Борзиг», крупнейших германских промышленных компаний. Здесь «Шварцкопф» производил торпеды, «Флюг» – трамваи, «Эделлс» – металлургические изделия. В пригородах, подобных индустриальному рабочему Веддингу, жил рабочий класс. Бурный рост имперской столицы перед войной привел к тому, что две трети берлинцев были недавними горожанами. Кто-то говорил даже, что Берлин – силезский город, что половина жителей его «приехала из Бреслау». Со времени создания в 1871 г. германской империи множество немцев, поляков, русских, чехов, бедных жителей Саксонии и Моравии прибыли в столицу в поисках работы – невиданная миграция. Тот, кому не хватило денег на билет в Америку, устремились на берлинские заводы-гиганты.

Понятно, что столица Германии стала оплотом социал-демократии – миллион членов и 20-миллионная партийная касса. (Собственно в 1914 г. социал-демократы Германии – СДПГ – были крупнейшей партией в мире. Неудивительно, что такие революционеры, как Ленин и Троцкий, видели в германской, а особенно в берлинской социал-демократии величайшую революционную и творческую силу.) В 1916 г. противница империалистической войны Роза Люксембург начала распространять так называемые «Письма Спартака», взывая к памяти вождя римских рабов. Рупор НСДПГ Карл Либкнехт выступил в германском рейхстаге с невиданными по социальному ожесточению речами. Вместе они создали «Союз Спартака», вызвавший проклятья таких вождей СДПГ, как Филипп Шейдеман.

* * *

У В.И. Ленина в начале октября 1918 г. было прекрасное настроение. Немцы терпели поражение в Европе, мировая война явно подходила к концу – финалом ее было великое ослабление мировых держав за исключением Америки.

6 октября 1918 г. на съезде в Готе немецкие социал-демократы – «спартаковцы» – потребовали установить в Германии советскую власть. Волнения в Германии нарастали, а вместе с ними и надежды русских революционеров на радикальный переворот в мировой конфигурации. Даже Людендорф говорит своему штабу о «глубокой зараженности германской армии спартаковско-социалистическими идеями». Карл Либкнехт и Роза Люксембург требовали немедленного заключения мира и перехода Германии от монархии к республике.

Губернатор Киля попытался подавить восстание германских военных моряков силой, но пожар погасить было уже невозможно. 4 ноября к 3 тысячам восставших матросов присоединились 20 тысяч солдат гарнизона Киля и еще многие тысячи моряков. Через два дня восстание охватило Гамбург, Бремен, Любек, Вильгельмсхафен.

Лидер германских социалистов Фридрих Эберт предложил, чтобы кайзер, находящийся в Спа, «отрекся сегодня или, в крайнем случае, завтра».

На определенный период Ленин безоговорочно поверил в неизбежность германской революции. Поражение в войне вызовет социальный взрыв и обеспечит приход к власти в германских городах советов, распространение революции на всю Европу и взаимопомощь новых республик. 3 ноября 1918 г. Ленин объявил на массовом митинге в Москве, что Россия готова поддержать германских и австрийских революционеров. Ленин считал, что России следует предложить Германии пшеницу и военную помощь.

Но Германия не была единой. Одна ее часть быстро революционизировалась, но другая готовилась к долгой и мощной осаде, в которой одним из главных козырей Берлина будет владение огромными территориями, захваченными в Восточной Европе. В Пскове кайзеровские офицеры создавали из русских военнопленных и бывших царских офицеров вооруженные части, направленные против удивительного социального строя коммунистов-ленинцев. На Черном море немцы взяли под свое командование линейный корабль «Воля» и четыре эсминца. Но эти военные успехи немцев обесценивались социальным обвалом дома, в самой Германии.

За три дня до начала германской революции дипломатические отношения Германии с Россией были приостановлены. Германское правительство предложило Москве отозвать своих дипломатических представителей, оно боялось большевистской пропаганды. Посол Иоффе покинул Берлин 6 ноября 1918 г. – как раз в тот день, когда сообщения о восстании кильских моряков докатились до германской столицы. Мятеж на германских военных кораблях «Тюринген» и «Гельголанд» вызывал сравнения с «Потемкиным». Кремль жадно ловил известия из приморских германских городов. Ведь немцы так серьезны. Москва просила Берлин продать ей германские суда, стоящие на рейде Таллина. Находясь в критической ситуации, немцы не осмелились на такой поворот событий. Из министерства иностранных дел высокопоставленный чиновник Хаазе писал в Москву: «Учтите все же нашу тяжелую ситуацию… Вопросы о минах и судах на Балтике сейчас решены быть не могут».