Текст книги "Природопользование: теоретическое и практическое"

Глава 3
Определения коэволюционной практики

3.1. Понятие «коэволюция»

Понятие «коэволюция» предназначено для обозначения определенной стратегии и практики природопользования.

Ю. Одум отмечает, что понятие «коэволюция» пришло в философию из экологии. Оно было сформулировано в 1965 году Эрлихом и Ривеном, которые использовали в качестве основы для теории коэволюции исследования, проводимые на бабочках и растениях. При этом коэволюция рассматривалась ими как «тип эволюции сообщества (т. е. эволюционных взаимодействий между организмами, при которых обмен генетической информацией между группами минимален или отсутствует), заключающийся во взаимных селективных взаимодействиях друг на друга двух больших групп организмов, находящихся в тесной экологической взаимосвязи» [126, с. 83]. При этом коэволюция представляла собой один из типов взаимодействий между видами в популяции:

1) нейтрализм, при котором ассоциация двух популяций не сказывается ни на одной из них;

2) взаимное конкурентное подавление, при котором обе популяции активно подавляют друг друга;

3) конкуренция за общий ресурс, при котором каждая популяция косвенно отрицательно воздействует на другую в борьбе за дефицитный ресурс;

4) аменсализм, при котором одна популяция подавляет другую, но сама не испытывает отрицательного влияния;

5) паразитизм;

6) хищничество, при котором одна популяция неблагоприятно воздействует на другую, нападая непосредственно на нее, но тем не менее сама зависит от объекта самого нападения;

7) комменсализм, при котором одна популяция извлекает пользу из объединения, а для другой это объединение безразлично;

8) протокооперация, при которой обе популяции получают от ассоциации выгоду, но эти отношения не обязательны;

9) мутуализм, при котором связь популяций благоприятна для роста и выживания обеих, причем в естественных условиях ни одна из них не может существовать без другой.

Виды образуют мутуалистические (т. е. взаимовыгодные) ассоциации, эволюция которых и называется коэволюцией. Примером такой ко-эволюции является симбиоз.

Биологической коэволюции посвящена монография С.Н. Родина «Идеи коэволюции» [149]. В ней рассмотрены основные закономерности, тенденции, парадоксы и движущие силы коэволюции биологических систем различного уровня организации – от внутригеномной, ненаправленной сопряженной эволюции генов, до антагонизма человека и окружающей среды и преобразования биосферы в ноосферу. С.Н. Родин указывает на универсальность идей коэволюции и их широкое распространение в естествознании. По мнению автора, теория коэволюции пока пребывает на ранней стадии своего становления.

Попыткой распространения теории коэволюции на общественные процессы является разработанная в социобиологии теория генно-культурной коэволюции. В основе данной теории лежит идея синтеза процессов органической и культурной эволюции, причем за основу брались генетические основы жизнедеятельности человека. Одним из авторов указанной теории является американский биолог Э. Уилсон. Главными в концепции генно-культурной коэволюции рассматривались эпигенетические правила, которые, по мысли создателей, были призваны раскрыть механизм перехода от генов к культуре и наоборот» [79].

Эпигенетические правила – регуляторы, канализирующие развитие как разума, так и отношения гены-культура. Это детерминированные генами пути индивидуального развития, на которые воздействует и внешнее культурное окружение, воспитание, обучение. Это арена взаимодействия гена и культуры. В теории генно-культурной коэволюции эпигенетическими правилами объясняют эволюцию разума, этики, усовершенствование человеческой природы. По мнению разработчиков данной теории, однонаправленность «работы» эпигенетических правил обусловлена тем, что в качестве главных факторов развития культуры рассматривается отбор, выживание, приспособление. При этом культура в указанной концепции не имеет своего «языка», собственных определений, по поводу которых можно было бы строить гипотезы, каким же образом они транслируются в гены.

Единица культуры у социобиологов – культуроген, он приравнивается к «нодам» (уровень семантической памяти, включающий в себя конструкторы, пропозиумы, схематы). Культура оказывается результатом когнитивных действий со множеством культурогенов. Эволюция же культуры в конечном счете определяется физиологическими процессами, поскольку все события с культурогенами и нодами контролируются эпигенетическими правилами, «встроенными в мозг человека».

Критикуя концепцию генно-культурной коэволюции, Р.С. Карпинская отмечает, что «в указанном выше рассмотрении из культуры исчезает ее разнообразие в различных временных отрезках и у различных народов. Один из множества аспектов жизнедеятельности человека с его познавательной деятельностью настолько абсолютизируется, что становится единственным. К тому же причинное объяснение и этого аспекта предпосылочно задается биологическим знанием, – пишет Уилсон… При такой постановке вопроса вообще отпадает надобность в партнере эпигенетических правил (то есть в культуре), в ее влиянии, а концепция коэволюции превращается в концепцию генетической эволюции» [79, с. 43].

В более поздней работе Р.С. Карпинская с соавторами И.К. Лисеевым и А.П. Огурцовым [80] представила целостную концепцию коэволюции, позволяющую соединить разрозненные исследования в данной области на единой теоретической основе. Понятие «коэволюция» применено ими кроме социобиологии к гносеологии и различным сферам культуры. При этом авторы формулируют принципы коэволюционной стратегии, называя ее философией природы.

Одним из первых в отечественной науке идею коэволюции человека и биосферы выдвинул Н.В. Тимофеев-Ресовский. В своих рассуждениях он опирался на учение В.И. Вернадского о биосфере, пришедщего к осознанию того, что жизнь является глобальным фактором, «а лик Земли определяется совместным действием процессов живых и косных». Как пишет Ю.М. Свирижев, «в биосфере Вернадского не было места человеку, а в его ноосфере человек (точнее, его разум) был уже главным действующим лицом. Возникло две крайности, которые, может быть, и можно было назвать прошлым и будущим планеты, но что же определяло современные глобальные процессы и явления? Коэволюция человека и биосферы, – так отвечал Н.В. Тимофеев-Ресовский» [153, с. 257].

«Человеческая деятельность уже стала одним из планетарных факторов, но ее энергетическая мощь еще недостаточна, чтобы по-своему организовать дальнейшую эволюцию биосферы, и в то же время этой мощи уже хватает, чтобы воздействовать на эволюцию биосферы, на ее механизмы. Уже невозможно оторвать одно от другого, человек уже не просто паразитоид биосферы, а паразит (или, может быть, симбионит). Возникла новая общность, эволюционирующая совместно, но если человек не может быть без биосферы, то биосфера вынуждена существовать с человеком. Кто главный в этой системе? Н.В. Ресовский отмечал, что пока еще биосфера, но это ненадолго. Экологический кризис – это отражение близости системы к точке бифуркации, ветвления, а потом эволюция должна пойти принципиально разными путями: но на некоторых из этих путей в новой биосфере не будет места виду» [138].

Понятие «коэволюция» на взаимоотношения природы и общества распространил Н.Н. Моисеев. Обсуждая различные толкования термина «ноосфера», он в своей работе «Коэволюция природы и общества. Пути ноосферогенеза» писал: «Термин «ноосфера» в настоящее время получил широкое распространение, но трактуется разными авторами весьма неоднозначно. Поэтому в конце 60-х годов я стал употреблять термин «эпоха ноосферы». Так я назвал тот этап истории человека (если угодно, антропогенеза), когда его коллективный разум и коллективная воля окажутся способными обеспечить совместное развитие (коэволюцию) природы и общества» [116]. Реализация принципа коэволюции трактовалась Н.Н. Моисеевым как необходимое условие обеспечения будущего человечества. По мнению Моисеева, до появления цивилизации современного типа человечество жило в условиях коэволюции с окружающей средой. Если какой-либо вид нарушал принцип согласованного развития, то он деградировал и исчезал.

Какими же должны быть действия человечества в указанном направлении? Н.Н. Моисеев обращает внимание на состоявшийся в 1992 году в Рио-де-Жанейро II Международный конгресс по окружающей среде и развитию, где мировым сообществом была предпринята попытка сформулировать общую позицию, названную разработчиками «sustainable development», в переводе на русский язык «устойчивое развитие». Международная комиссия ООН (комиссия Брундтланд) по окружающей среде и развитию определяет устойчивое развитие как «такое развитие, которое удовлетворяет потребности настоящего времени, но не ставит под угрозу способность будущих поколений удовлетворять свои собственные потребности» [103, с. 338, 339]. По мнению Н.Н. Моисеева, указанный термин появился не случайно, поскольку «sustainability» – это развитие популяции, согласованное с развитием экосистемы, к которой она принадлежит. То есть развитие популяции не разрушает экосистему. Отсюда следует, что «устойчивое развитие» – это развитие общества, приемлемое для сохранения экологической ниши человечества, а значит, и условий для развития цивилизации. Н.Н. Моисеев делает вывод: поскольку «экологической нишей человечества является вся биосфера, мне представляется наиболее разумным считать его (термин «устойчивое развитие») идентичным термину «коэволюция человека и биосферы» [116].

При этом понятие коэволюции, по мнению Моисеева, требует системных исследований, в результате которых устанавливается зависимость характеристик человека от его активной деятельности. Современная присваивающая цивилизация, исчерпав свои возможности, представляет человечеству две альтернативы: либо оно будет продолжать жить по-старому, постепенно совершенствуя свои технологии, либо перейдет к совершенно новому типу цивилизации. В первом случае Н.Н. Моисеев прогнозирует общепланетарный экологический кризис, борьбу за ресурсы, тоталитарное управление «золотого миллиарда». В конечном счете человечество ожидает деградация и исчезновение как биологического вида.

Вторая альтернатива основывается на гипотезе о том, что человечество может опереться на свой коллективный разум и найти пути создания общества, способного к совместному развитию с биосферой, т. е. сможет перейти в эпоху ноосферы. И это общество, – заключает Н.Н. Моисеев, – будет качественно отличаться от современного.

В.И. Данилов-Данильян [48, с. 15–25], открывая своеобразную дискуссию по проблемам коэволюции, отмечает, что, «во-первых, общее толкование, этимология и цель применения термина «коэволюция» не идентичны термину «устойчивое развитие» и, во-вторых, рассматривать термин «коэволюция» применительно к взаимодействию природы и общества бессмысленно, как бессмысленно говорить о коэволюции автомобиля и его хозяина» [48, с. 18]. При этом приводятся следующие аргументы. Прежде всего, по мнению Данилова-Данильяна, исходя из приведенной классификации взаимодействий биологических видов, которые можно рассматривать как разновидности коэволюции, предполагают «взаимную адаптацию, когда изменение, произошедшее в одной из систем, инициирует такое изменение в другое, которое не приводит к нежелательным или, тем более, неприемлемым для первой системы последствиям. Для таких случаев обязательна некая (относительная) симметрия, равнозначность, «равноположенность» коэволюционирующих систем» [48, с. 17].

Между тем определение Н.Н. Моисеева «человечество – часть биосферы» подчеркивает принципиальную асимметрию отношений «человек – биосфера» и уже поэтому заставляет усомниться в правомерности самой постановки вопроса о коэволюции человека и биосферы. Далее, подчеркивает В.И. Данилов-Данильян, если ставить целью коэволюции разрешение глобальных экологических проблем (ГЭП), то необходимо уточнить, что понимается под эволюцией биосферы и что понимать под эволюцией человека (общества). Эволюция биосферы, – считает Данилов-Данильян, – это эволюция биоты, которая реализуется через процесс видообразования.

Согласно современным представлениям скорость этого процесса составляет величину порядка 10 тыс. лет. Эволюция человеческого общества и его воздействие на биосферу меняется вследствие научно-технического прогресса и реализуется через инновационный процесс, напоминающий процесс видообразования в биоте. Скорость данного процесса в среднем в наиболее наукоемких отраслях составляет порядка 10 лет. Приводя указанные аргументы, В.И. Данилов-Данильян задает вопросы: «…правомерно ли при такой разнице в скоростях биоэволюции и техноэволюции говорить о коэволюции природы и человека? Может ли биосфера реагировать на инновации в человеческом хозяйстве: образование новых биологических видов, приспособленных к последствиям этих инноваций? К новым по характеру и/или масштабам воздействия на нее? Ответ очевиден: конечно, нет» [48]. Отсюда следует другой вывод – нынешний этап взаимодействия цивилизации и биосферы нельзя назвать коэволюционным.

Отвечая на вопрос о том, а что может прийти на смену нынешнему некоэволюционному этапу, В.И. Данилов-Данильян предполагает несколько возможных вариантов. Первый связан с идеями о возможности решения глобальных экологических проблем чисто техническими средствами. Для этого регуляцию окружающей среды биотой необходимо полностью или частично заменить регуляцией техникой. Оценку такой возможности сделал В.Г. Горшков:

1) информационный поток, перерабатываемый биотой при осуществлении ею функции регуляции окружающей среды, на 15 порядков превосходит предвидимые технические возможности цивилизации;

2) даже если бы человечество справилось со всеми научно-техническими проблемами и сконструировало соответствующую систему (по сути, техносферу, в варианте, при котором она заменяет биосферу), то она потребовала бы 99 % трудовых и энергетических затрат цивилизации.

Отсюда следует общий вывод: «на реализацию такой системы человечество заведомо не имеет времени: перспективы ее создания несравненно более туманны и отдаленны, чем угроза перерастания экологического кризиса в биосферную катастрофу» [48, с. 22].

Согласно другому варианту (его придерживается и Данилов-Данильян) единственным способом разрешения ГЭП является сокращение антропогенного воздействия на биосферу до уровня, при котором она возвратится в невозмущенное состояние и сможет устойчиво оставаться в нем, поскольку регулирующие способности биоты будут достаточны для его поддержания. Выполнение данного условия и является критерием устойчивого развития.

В.И. Данилов-Данильян, делает вывод, что среди рассмотренных подходов к ГЭП не удается найти такой, при котором имелись бы убедительные основания для использования термина «коэволюция» применительно к человеку и биосфере. В равной мере из приведенной аргументации следует некорректность отождествления терминов «коэволюция» и «устойчивое развитие».

С позиций теории биотической регуляции окружающей среды переход биосферы в новое устойчивое состояние повлечет такие изменения на нашей планете, при которых выживание человечества вряд ли возможно. Задача ставится прямо противоположная: для своего выживания человечество должно так изменить цивилизацию, чтобы прекратилась антропогенная деградация биосферы, воздействие на окружающую среду соответствовало ее хозяйственной емкости. Очевидно, что ни для будущего, невозмущенного, нормализованного (в случае осуществления устойчивого развития) состояния биосферы, ни, тем более, для ее нынешнего возмущенного состояния прогрессирующей деградации название ноосфера не подходит.

Нельзя согласиться и с предложениями говорить «о появлении локально-региональных очагов (областей ноосферы в биосфере». Биосфера едина как саморегулирующая система, таковой и останется, что бы ни творил человек, пока остаются основания называть ее именно биосферой. И нет никаких препятствий для применения термина ноосфера к состоянию человеческого общества. Такая концепция ноосферы ближе подходу Тейяра-де-Шардена, чем взглядам Вернадского и Леруа. Только связывать достижение обществом ноосферного состояния следует не с мистической точкой «омега», а целенаправленным обеспечением устойчивости, когда человек направляет научную мысль на осознание человеческих возможностей и ограничений, ответственно выбирает только такие направления развития, которые представляются безопасными для будущего цивилизации.

Приведенную точку зрения поддерживает академик А.А. Никольский. По его мнению, изложенному в работе «Охрана растительного и животного мира – стратегия выживания» [122], «словосочетание «коэволюция природы и общества» … для биолога звучит как нонсенс…». Коэволюция человека как биологического вида и других видов организмов не только возможна, она существует, считает А.А. Никольский. «Коэволюция природы и общества в принятом в биологии смысле невозможна, так как в процессе коэволюции действуют взаимозависимые силы отбора. Антропогенные же факторы, будучи независимыми селективными силами, не являются объектом отбора, т. е. отбор в данном случае носит односторонний характер» [122, с. 131].

Справедливость тезиса А.А. Никольского о возможности коэволюции между человеком и другими биологическими видами доказывается в работе О.В. Трапезова «Доместификация как фактор коэволюции человека и животных» [167], который считает, что доместификация, т. е. одомашнивание животных (собак, кошек, кроликов, коров, лошадей, кур) и насекомых (пчел и шелковичных червей), является одним из факторов коэволюции человека и животных.

Отвечая на возражения, высказанные В.И. Даниловым-Данильяном, Н.Н. Моисеев в статье «Еще раз о проблеме коэволюции» [115] отмечает, что по главному вопросу о невозможности решения проблем наступающего кризиса они с Даниловым-Данильяном придерживаются единого мнения. Но существуют и вопросы, по которым они расходятся. Это, прежде всего, разное понимание термина «эволюция», который В.И. Данилов-Данильян толкует в чисто биологическом смысле, как процесс, характеризующийся скоростью образования видов. Н.Н. Моисеев понимает понятие «эволюция» более широко, отождествляя его с понятием «самоорганизация», а образование видов – это один из феноменов самоорганизации живого вещества [115, с. 26].

По-разному интерпретируется и термин «коэволюция». Моисеев трактует термин коэволюция как «такое развитие человечества, которое не разрушает стабильность биосферы, ее гомеостаз, сохраняет необходимый для человечества «эволюционный канал» [115, с. 28]. Эволюционные каналы, по Н.Н. Моисееву, – это различные аттракторы, в рамках которых может функционировать биосфера как сложнейшая нелинейная система. Неустойчивость биосферы состоит в том, что в силу различных причин каналы эволюции могут изменяться, может происходить переход от одного канала к другому, что означает качественное изменение структуры биосферы, изменение механизмов ее саморазвития.

Исследования, проведенные в ВЦ АН СССР по компьютерной имитации функционирования биосферы (цель – анализ последствия крупномасштабной ядерной войны), – отмечает Н.Н. Моисеев, – позволили понять смысл термина «коэволюция» общества и биосферы. Итак, под термином «коэволюция», – пишет Н.Н. Моисеев, – «я имею в виду такое поведение человечества, такую адаптацию его деятельности к естественным процессам, происходящим в биосфере, т. е. к развитию окружающей среды, которая сохраняет (или содействует сохранению) состояние биосферы в окрестностях того аттрактора, который оказался бы способным произвести человека. Значит, принцип коэволюции означает такую систему запретов (экологических императивов), которая исключила бы возможность изменения параметров биосферы, приближающего ее состояние к границам аттрактора, т. е. той запретной черты, переступать которую человечество не имеет права ни при каких обстоятельствах» [105, с. 29].

Расходятся мнения Моисеева и Данилова-Данильяна в вопросах обеспечения коэволюции. Н.Н. Моисеев выражает уверенность в возможности человечества влиять на характеристики биосферы, поддерживать желаемые тенденции развития и вводит в научный оборот термин «направленное развитие», под которым понимает «комплекс воздействий, способных удержать параметры системы в определенных пределах» [115, с. 30].

Что касается работ В.Г. Горшкова по биотической регуляции окружающей среды, на которые ссылается В.И. Данилов-Данильян, то, отдавая дань ученому, которого Н.Н. Моисеев называет «замечательным исследователем», он, тем не менее, считает, что «его собственные интересы заполняют горизонт, оставляя без внимания многие важные обстоятельства… он не принимает другие интерпретации, нарушая тем самым принцип Бора» [115, с.30]. По мнению Моисеева, В.Г Горшков изучает систему обратных связей, которая существует среди механизмов, определяющих процесс самоорганизации биосферы. Но, чтобы система могла развиваться, в ней необходимы и положительные обратные связи, разрушающие устойчивое состояние системы. Поэтому, если рассматривать процесс саморазвития биосферы с общесистемной точки зрения, пишет Моисеев, то «увидим картину, которая будет не очень похожа на ту, что оказалась нарисованной на основе только теории регуляции» [115, с. 30].

Н.Н. Моисеев обращается также к цитате известного физика Э. Шредингера о том, что «живое вещество питается отрицательной энтропией», и ссылается на работы М.Н. Изакова, согласно которым потоки энергии, поступающие на Землю из космоса, в пределах точности измерений равны потокам энергии, которые Земля излучает в космос. Возникает вопрос, а за счет чего происходит эволюция планетарного вещества?

Поскольку потоки энергии имеют разную длину волны, соответственно, пишет Моисеев, возникает гипотеза, согласно которой перестройка организации живого вещества происходит в результате перестройки характера энергетического потока в биосфере. Не в этом ли смысл всего процесса самоорганизации, – задает вопрос Н.Н. Моисеев, – и заключает: «возможности развития цивилизации, порожденные неолитической революцией, близки к исчерпанию. Человечество ожидает новый экологический кризис, и причина этого – положительные обратные связи, порожденные цивилизацией и разрушающие биосферу. Единственный путь сохранения человечества в составе биосферы – это путь коэволюции, «т. е. такого изменения образа жизни людей, которое согласовало бы их потребности с возможностями сохранения биосферы в заданном канале эволюции, породившем феномен человека» [115, с. 32]. Для этого необходимо качественно изменить природу общества, создать новую цивилизацию с иным миропредставлением, для которой совокупность экологических императивов будет столь же органически присуща, как и стремление к сохранению жизни человека.

Как может возникнуть подобная цивилизация, – задает вопрос Н.Н. Моисеев, – и отвечает, что ответа на этот вопрос пока нет, как нет ответа и на вопрос о возможности человека реализовать принцип коэволюции.

Но одно более или менее очевидно, – заключает Н.Н. Моисеев, – что «если мы не сможем реализовать этот принцип, то человечество ожидают катаклизмы, не сравнимые с неолитическим кризисом. Понимание этого факта – главное, лингвистические споры – вторичное» [115].

В своих более поздних работах Н.Н. Моисеев неоднократно возвращается к теме коэволюции. Так, в работе «Системная организация биосферы и концепция коэволюции» [114] он проводит идею о необходимости дополнения экологического императива императивом нравственным. Отмечая, что человечество стоит на пороге глобального экологического кризиса, Моисеев утверждает: грядущий кризис и неолитический кризис имеют одну причину – «несоответствие системы нравственных начал и организации общества техническим возможностям быстроразвивающейся цивилизации, которое неизбежно влечет разрушение условий коэволюции человека и Природы» [114, с. 127]. Преодоление грядущего кризиса требует, по мнению Н.Н. Моисеева, специальной общепланетарной стратегии, которая к моменту выхода статьи (2000 год) еще не начала обсуждаться. «Преодоление экологического кризиса будет означать, – пишет Н.Н. Моисеев, – вступление человечества в новую цивилизацию. Причем в первый раз в истории человечества ее принципы должны быть согласованы с нашими знаниями законов биосферы. Это требует выполнения определенного нравственного императива, характерного для перехода от цивилизации потребления к той новой цивилизации, в рамках которой экологический кризис только и может быть преодолен» [114, с. 129].

В заключение Н.Н. Моисеев пишет о том, что на вопрос, способен ли человек выработать необходимый нравственный императив, сможет ли преодолеть тот психологический настрой, который ему достался «со времен борьбы с саблезубыми тиграми», нет ли генетических пороков, которые будут препятствовать жизни человека в эпоху ноосферы, способно ли человечество создать необходимую цивилизацию, – «это все вопросы, на которые не только нет ответа, но которые даже как следует не сформулированы» [114, с. 130].

В конце ХХ столетия в связи с резким обострением глобальных проблем и, прежде всего, проблем экологических, коэволюция прочно вошла в фокус зрения философов. Возросло количество работ, посвященных различным аспектам проблем коэволюции, в том числе диссертационных. В связи с этим отметим, прежде всего, диссертационную работу В.Н. Мангасаряна «Основания коэволюции природы и общества» [109]. Обосновывая актуальность своего исследования, автор отмечает, что «идея коэволюции начала рассматриваться не только как познавательная модель, распространяемая на различные области современной науки, но как парадигма современной культуры, способствующая преобразованию системы ценностей на новых основаниях ненасилия, диалога и сотрудничества» [109].

В исследовании оснований коэволюции В.Н. Мангасаряном разработан подход, который исходил из представлений о культуре как специфическом способе человеческой деятельности и культурной традиции как одном из важнейших универсальных механизмов, благодаря которому осуществляется закрепление, хранение, трансляция и трансформация социокультурного опыта, в том числе опыта взаимодействия с природой.

Автором в качестве оснований коэволюции предложены экологическая культура, экологическое сознание и экологическая этика, которые находят свое интегральное выражение в современной экологической культуре общества. В.Н. Мангасарян обосновал правомерность понимания культуры как выработанной в ходе эволюции и присущей только человеку формы адаптивно-адаптирующей деятельности и выявил противоречивый характер культуры в выполнении эколого-адаптивных функций, что, по его мнению, существенно влияет на реализацию коэволюционной стратегии.

Автор показал, что интегрирующим началом оснований процесса ко-эволюции призвана стать глобальная экологическая культура, понимаемая как качественная характеристика социоприродных взаимоотношений с точки зрения коэволюционной парадигмы, включающей совокупность приемов природопользования, основные типы отношений человека с природой, а также меру их соответствия научно обоснованным требованиям общей и социальной экологии и требованиям экологических (коэволюционных) императивов.

Исследованию коэволюции посвящена диссертационная работа И.П. Гетманова «Принципы коэволюции» [34]. Автором выявлено, что в основе процессов коэволюции в условиях наблюдаемой Вселенной лежат принципы, имеющие иерархическую систему:

1) бифуркационный, из которого вытекают важные в философском и методологическом плане выводы, заключающиеся в том, что «если допустить возможность повторения биологической или социальной эволюции, то она привела бы к совершенно иным результатам, так как эволюционный процесс, проходя через точки бифуркации, приобретает свойства уникальности, невоспроизводимости, и если невоспроизводимость материальных систем есть процесс от причины к следствию, то правомерно считать, что причина может лежать и в будущем»;

2) необходимого разнообразия, который заключается в поддержании системами необходимого множества и разнообразия элементов и их отношений для их устойчивого и динамического развития и постулирует обладание системами свойства микроскопичности как условия наличия устойчивых коэволюционных взаимодействий;

3) коэволюционного невырождения систем, реализующегося в тех случаях, когда друг другу противостоят системы генетического разнообразия. Происходит процесс взаимообусловленного, коэволюционного усложнения как отдельных пар генов, так и мультигенных комплексов и генома в целом. Данный принцип приложим к социальным системам и позволяет методологически правильно подходить к управлению им;

4) информационного ускорения, вытекающий из энтропийно-информационных взаимодействий и основывающийся на представлении об изменении энтропии системы как результате информационного взаимодействия, взаимосвязи энтропии и информации, хаоса и порядка;

5) дендроидно-ретикулярный принцип, схематично напоминающий бифуркационные ветвления в границах одного аттрактора – древа ветвления. Указанный принцип исключает возможность создания идентичных систем в пространственно-врменном континиуме;

6) иерархических компенсаций, предполагающий возможность перехода на следующий иерархический уровень развития через формирование новых информационных связей между элементами прежнего уровня и необходимость энергетической платы за каждую вновь устанавливаемую межэлементную связь;

7) гетерометрии биологического и социального, отражающий стягивание воедино биологической и социокультурной сущностей человека, находящихся во взаимосвязях с экофакторами среды обитания человека;

8) детерминации будущим, внутренне связанный с информационными взаимодействиями в биологических и социальных системах и деятельностной концепцией культуры. Он отражает объективность коэволюционных связей между разновременными объектами и формирование цели развития в процессе синергетических трансформаций материальных систем;

9) эволюции эволюционных механизмов, основывающийся на представлении ноосферы как сферы взаимодействия природы и общества, в которой главным (среди равных) фактором развития становится разумная человеческая деятельность, придающая характер интерсинергийности современному этапу становления ноосферы;

10) антропосоциокультурный, вытекающий из самого факта существования человека в составе земной биосферы и показывающий принадлежность человека, человеческой мысли, сознания, духовного мира человека, его иррациональности и непредсказуемости природе, как и все другие космические объекты;