Текст книги "Процесс"
Автор книги: Анатолий Викторов
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Гитлер еще в 1923 г. (находясь в тюрьме за участие в «пивном путче») заявил, что за пять лет советской власти в России погибло 30 млн. человек. Несмотря на всю антипатию к этому деятелю, такая цифра может соответствовать действительности, поскольку она вмещает в себя жертвы гражданской войны, голода, эпидемий, эмиграции, массовых репрессий и не родившихся в связи со всем этим детей (журнал «The New Times» № 39. 2007). Такая же мораль стала одним из решающих слагаемых нацистской политической платформы, которая была провозглашена в труде «Main kampf» и победила в Германии на выборах 1933 г.
Не учтено было и другое. Хозяйственная разруха во всех областях жизни невольно заставила власть думать о мерах по восстановлению производства. Это была не просто проснувшаяся гуманность, а выбор между жизнью и смертью большевистского режима. Революционная мысль большевиков не могла предложить ничего нового, а только лишь вынужденную капитуляцию – возврат частно-предпринимательского начала. Но не крупного бизнес, представляющего собой экономическую и политическую силу, а к мелкого, способного удовлетворить бытовые потребности граждан.
Новая экономическая политика (НЭП) была принята в 1921 г. после Кронштадтского восстания, приведшего к панике в большевистских кругах. Антимарксистское решение было принято скрепя сердце и вызвало неприязненное отношение к существованию НЭПа со стороны многих деятелей большевистской власти. Ведь это была частичная капитуляция большевизма перед капитализмом. Для самовластно мыслящих революционеров формирующийся класс мелких собственников, в том числе поднимающих голову крестьян, представлял угрозу, и они после подъема хозяйства приступили к его разорению. Ликвидация крестьянства и мелкой буржуазии – этой основной экономической силы, поднявшей жизненный уровень страны – началась новыми радикальными средствами.
Характерно, что НЭП удовлетворил крестьянские массы, и всякое революционное начало у них было погашено. Можно сделать вывод, что если бы до 1918 г. были предприняты те же реформы экономической свободы, то никакой «социализм» был бы уже не нужен России. И другое: большевизм с 1921 г. и после явился терпимым для остывающих масс, и они через несколько лет уже были готовы принимать любое самовластье. А оно оказалось куда круче царского.
Власть в СССР отнюдь не удовлетворилась экономически достигнутым потенциалом за эти годы. Ее отрицательный моральный потенциал и ненависть к любым гуманным проявлениям требовали ликвидации всех соседствующих с ней на географической карте традиционных режимов. Ленин в 1921 году дал указание о военной агрессии против Эстонии с уничтожением всех, кто окажется на занятой Красными территории. В это же время он дал приказ о нападении на Польшу, но почти достигшие Варшавы Красные войска были разгромлены польской армией, которая имела все возможности захватить Киев. Только вмешательство лорда Керзона (Великобритания) предотвратило это. В результате наступившего мира были потеряны для России восточные области Польши. Верхи большевиков поняли, что для агрессии против капиталистических стран, которую они считали своей целью, необходимо создать мощную индустрию, прежде всего военную.
Политическая решимость большевиков показала свои поистине безграничные возможности. Троцкий мечтал о так называемой перманентной (всемирной) революции и связанной с этим постоянным чрезвычайным положением страны. Сталин раньше других понял, что надежда на революционную самодеятельность других народов несбыточна. Поэтому он положился на формирование военной индустрии в СССР для экспансии вовне, и на одновременное создание рабочей массы невиданной ранее численности. Где ее взять? Вот тут-то и пригодились обезволенное крестьянство и городские люмпены. Конечно, такая рокировка опять повлекла за собой голод и массовые смерти. Но для Сталина это уже был политический пустяк.
Конструктивная доктрина большевизма, по словам Г. Пятакова (1928 г.), состояла в том, чтобы растоптать любые объективные тормозящие препятствия, не обращая внимания на причины их существования. Для этого нужно было только одно: творящая воля, не считающаяся ни с какими ограничениями практического, морального или политического характера. Эта воля, творящая чудо, была лишена разумного начала, отвергающего любое шаманство. Диктат такой воли отбрасывал все оппозиционные настроения. И не только это. Он отвергал и финансово-экономический расчет, научные предпосылки, любую объективную реальность и признавал лишь то, что было утверждено субъективным верховным мнением узкого круга. Такая структура обосновывала и оправдывала вождизм и сверхчеловеческую природу государства. Нетрудно заметить принципиальное сходство этой маниакальной основы с германским нацизмом.
Насилие над социальной эволюцией (революция, форсированная индустриализация) похоже на насилие над человеческим плодом в лоне матери. Попытка сразу и вдруг получить жизнеспособный организм дает в любом случае мертворожденный результат. Тем не менее, насильственным путем были созданы коллективные крестьянские хозяйства, куда согнали только тех, кому нечего было терять, – бедняков и лодырей. Огромный класс (десятки миллионов человек) работящих крестьян, доказавших после голода в начале 20-х гг. свою жизнестойкость, был под конвоем ОГПУ (советское гестапо) выселен с семьями на Крайний Север без средств существования и орудий производства. Это был смертный приговор как переселенным, так и оставшимся в деревнях.
Согласно исследованиям известного историка Р. Конквеста, там в самые короткие сроки умерло около 14,5 млн. человек. Другие миллионы погибли до этого от голода, будучи выброшены из их домов и хозяйств с изъятием посевных запасов. Такое произошло на Украине, в черноземной России и в Казахстане. Это было не только экономической, но и политической мерой, Хлеб шел на Запад в обмен на станки и технологию, а крестьянское поколение погибало как ненужный политический и экономический балласт. Погибало безмолвно.
Жестокость своих не полагалось «выносить из избы», а то, что из изб изгонялись целые семьи, переживалось как горе, несчастье, но редко вызывало активное сопротивление, тем более в союзе с другими семьями. Традиционная разрозненность российского крестьянского существования давала о себе знать и в этом эпизоде истории.
Удивительно совпадение этих действий с гитлеровскими планами. Розенберг и Геринг с одобрения фюрера собирались после падения СССР вывести все продовольствие из оккупированных областей и обречь их население на массовую голодную смерть. Геринг добавлял: «Надо уяснить это со всей отчетливостью» (У. Ширер «Взлет и падение третьего рейха»). Такова была родственность природы двух режимов.
Непонятно при всем при этом, почему нынешние исследователи принимают во внимание только те жертвы, которых расстреливали и губили в лагерях, и тем самым умалчивают о масштабах исторической катастрофы русского, украинского и казахского народов, ограничивая ее к тому же только 1937–38 годами, забывая при этом о гибели крестьян 30-х – 32-х годах.
Академик И. Павлов еще в 1930 г. писал в Совнарком: «Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю целей их, но не подлежит сомнению, что в подавляющем числе случаев для арестов нет ни малейших оснований, то есть виновности в действительности. А жизненные последствия факта повального арестовывания совершенно очевидны. Жизнь каждого делается вполне случайной, нисколько не рассчитываемой. С этим неизбежно исчезает жизненная энергия и интерес к жизни. В видах ли это для нормального государства? Отсюда так называемое вредительство. Это, главным образом, если не исключительно, – несознательное противодействие нежелательному режиму, а последствия упадка энергии и интереса».
Компенсируя нехватку рабочих рук для промышленности, Сталин пошел не только на обездоливание работоспособного крестьянства, вынужденного пойти работать на новые заводы, но и на создание огромной сети каторжных лагерей, наполнив их рядовыми городскими и сельскими жителями, под лживым предлогом их, якобы, виновности в антисоветской деятельности. Если бы такое обвинение было правдивым, то его можно рассматривать как результат массового голосования против советской власти, при котором число «против» было бы в абсолютном большинстве.
Но в каторжные лагеря шли люди, не понимающие причин их осуждения и не признающие вмененной им вины. Лагеря воспитывали людей в рабском духе, средствами крайней жестокости и садистского насилия. Они были лишены нацистских газовых печей, но смертность от издевательств и непосильного труда в них была выше, чем в гитлеровских лагерях смерти Безвинно репрессированные люди, а также остававшиеся еще на свободе, истощенные после революционного взрыва и радикальных реформ, даже не помышляли открыто критиковать власть. Поэтому находящиеся под жестким военным конвоем гигантские каторжные армии представляли собой весьма послушную и дешевую рабочую силу. Кормили их пищевыми отходами, калорийность которых была много ниже затрачиваемых узниками усилий: 1,6 килокалорий за трудовой день, в Освенциме – 1,3 килокалорий без трудовых усилий. Это был расчет на быструю смертность. Руководство сознательно шло на него, зная, что для пополнения трудовых армий в стране достаточно людских резервов. А когда военная мощь будет достигнута и враждебные государства будут покорены, то они дадут новую рабочую силу для принудительного труда. Глобальная политическая стратегия оправдывала быстрые темпы индустриализации. Близко к этому рассуждал Гитлер, заимствуя опыт у Сталина.
Социальный состав репрессированных можно видеть в изданных в наши дни толстых томах расстрельных списков. Раскрывая наугад их страницы, мы видим профессии обреченных: «портной, токарь, парикмахер, бухгалтер, вагоновожатый, заводской мастер, рабочий, кустарь, машинист, продавец, сторож, артист, крестьянин» и так далее. Аресты, каторжные приговоры и массовые расстрелы совершались согласно численным заданиям Кремля – в сотни тысяч человек по каждому административному региону. Конкретный отбор репрессируемых лиц предоставлялся местным карательным органам. Естественно, что они творили полный произвол. Общее количество по каждому региону утверждал персонально Сталин и его соратники по Политбюро. Их подписи под этими документами найдены в архивах.
Чем можно объяснить политику столь массового уничтожения собственного народа?
Прежде всего тем, что большевистская верхушка, несмотря на более чем 15 лет своего владычества, не чувствовала себя уверенно для дальнейшего властвования. Сталин считал, что начало массового террора осуществил Ленин, как необходимое средства политической стратегии. Этим он укрепил большевистскую власть и дал ориентир на будущее. Либерализм НЭП’а ее несколько ослабил. Последующий террор в городах осуществлялся одновременно с истерическим возвеличиванием Сталина. Его имя ставилось выше Бога. Несмотря на то, что документы XVII съезда партии, якобы, подтвердили такую необходимость, благодаря подтасовке голосов, опасения за свое личное лидерство у него оставались. И немудрено. За его место в должности генсека (диктатора) голосовало на самом деле только три депутата. Остальные голосовали за Кирова. С помощью Кагановича Сталин цинично переставил местами результаты. И никто из депутатов не шевельнулся для протеста. Их парализовал партийный гипноз и страх, уже нажитый партийной массой. Она имела для этого основания. Сталин не простил съезду столь неслыханное сопротивление его первенству и вскоре уничтожил почти весь состав его участников. Помимо циничной жестокости, с которой был нарушен устав партии, такое преступление еще раз говорило о безыдейности вождя, абсолютизации его личной власти и его лютой враждебности к романтически вдохновленным коммунистам.
Идейность понималась им как проявление опасной интеллигентности. Большевистский фанатизм приобрел к тому времени обрядовый характер, подобно немецкому приветствию «Хайль Гитлер!» Романтическая чистота была ему органически враждебна. Это заметил еще Свердлов, находившийся вместе с ним в царской ссылке. Сталин предпочитал общаться тогда только с соседями-уголовниками. Такую же черту – нетерпимость к свободомыслию проявил и Ленин, введя массовый террор и высылку за границу цвета российской интеллигенции в 1922 году.
Кроме того, террор, будь то расстрелы или умерщвление в лагерях, преследовал цель родить в стране страх, как атмосферу жизни и подавления им всякой свободной мысли. Накладывалось особый запрет («табу») на выход за пределы произносимого вождями.
Будь Сталин дальновиднее и честнее, он понял бы, что неслыханное уничтожение народа остается в глубинной памяти потомков и станет тормозом для коммунистического развития. На первом этапе люди будут шарахаться от этих фактов. На втором, когда они осмыслят происшедшее, официальная идея коммунизма станет для них ложной и даже кощунственной. Политически преступной.
А пока утвердился ведущий принцип большевистского государства – постоянное насилие над человеком во всех его видах. Человеческое естество противится насилию, как и всякому другому злу. Значит, злу надлежит справиться с природой, изменить ее так, чтобы у человека не осталось мыслей, чувств и даже инстинктов, противоречащих правящей воле. Согласно ей, человеческая индивидуальность должна быть поставлена в столь узкие рамки, что в них она не будет по существу отличаться от особи животного. Поэтому большевики так нервно реагировали на разговоры о моральности своих действий. «Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем», – заявил Ленин на III съезде РКСМ, не обратив внимания на то, как хлестко разоблачил он свою идею романтического коммунизма и заложил основы гитлеровской «морали». Сталин в 1939 году согласно этому правилу заключил договор с нацистским режимом, также придерживающемуся ленинского аморального принципа. Он понял, что тоталитарная власть любого толка будет воевать со всеми странами, независимо от их политического режима. Результатом стала военная катастрофа 1941-42 голов.
Но и в мирные годы большевики с успехом использовали собственный аморализм. Они уговаривали людей быть честными! Те не возражали. Честность, как основа гуманного существования, всегда привлекала русских. А власть, принимавшая это качество за слабость, тем временем совершала массовые бесчестные поступки – губительные и непосильные для понимания большинства людей. Они не догадывались, что витринный альтруизм, внешнее личное бескорыстие правящих личностей должно обязательно обернуться безудержным стремлением к неограниченной жестокой власти. Такой же была тактика гитлеровского режима.
Не надо удивляться азарту большевиков. Их малочисленная партия, члены которой не занимали никаких государственных и финансовых постов в царской России, победила существующее тогда правительство и собственников. Деньги, которые были им нужны, они добывали грабежом банков или в форме субсидий от германского правительства, которое было заинтересовано в разложении русского тыла во время войны. Эту же цель преследовали большевики. Неслыханное стечение обстоятельств! Это опьяняло вождей и армию окружавших их оруженосцев.
Наказание без преступления давало в СССР большие плоды, чем наказание, имеющее свою правовую логику. Чувство справедливости поощряет человека к гражданской активности, от которой до политической – один шаг. Когда за репрессированным нет никакой вины, он испытывает только страх, растерянность и отчаяние. Такая деморализация парализовывала человека, лишала его духовной опоры. Оказывалось, что традиционное стремление человека к правовому началу, как это ни парадоксально, может служить деспотии. Эту логику почуял и использовал Сталин. Он понимал и другое: если бы террор был меньше, то запас гуманности был бы больше и мог бы вызвать сопротивление общества. Глобальный террор вызывал ощущение фатальной неизбежности, которой остается только подчиниться. Так в короткие сроки был создан новый биологический генотип, называемый «советским человеком».
Первым делом он уничтожил своего соперника Кирова, инсценировав покушение на него как террористический акт врагов партии. Политическая атмосфера в стране стала донельзя напряженной, и это дало Сталину дополнительные основания для расправы с ближайшими соратниками, которых он считал своими потенциальными врагами в недалеком будущем. Многие из них верили в идеалистический коммунизм, а это было для главы государства всегда опасным. Путь к великодержавности и вождизм отвергали всякое веяние идей Маркса так же, как и возвращение к раннему «либеральному» периоду ленинизма.
С 1936 г. начались открытые судебные процессы видных деятелей партии. Они преследовали несколько целей. Первой из них было уничтожение явных и потенциальных оппозиционеров, разгром их коммунистического потенциала и возведение в культ решений одного вождя. Для этой цели все активные идеалисты, верующие в коммунизм, как нечто высшее, и потому строгие к действиям власти, должны были быть расстреляны или погибнуть в лагерях. Вторая: низшие слои партии, участвовавшие в беззакониях и терроре, понимали их несовместимость с провозглашаемой политической доктриной. Это стало еще одной причиной их уничтожения после проделанной работы, что в наши дни напоминает ликвидацию киллеров и свидетелей заказных убийств.
Крупные деятели были не просто известны, но и знамениты своей красноречивой защитой коммунистических идей и большевистской тактики. Поэтому их следовало предварительно опорочить. Такой была цель судебных процессов, на которых эти обвиняемые, как в театре, играли роли иностранных шпионов и диверсантов. Признаний в ложных обвинениях добивались не только жестокими пытками и угрозами уничтожить их родных. Следователи приводили такой аргумент: твое признание нужно партии для активизации ее борьбы с истинными врагами. Арестованный полагал, что от него требуется лишь моральная жертва, грязная при этом (грязь их не смущала!), а оказывалось, что нужна и жертва физическая.
Такая капитуляция давала право на далеко идущие выводы. «Доблестные революционеры» ленинского типа оказывались ничтожествами, предателями своего народа не только в голословно навязанных им делах, но и в ложных, даже горячих, признаниях своей «вины». Продемонстрированное властью «предательство» сидящих на скамье подсудимых соответствовало настоящему предательству ими своего народа. Охарактеризовать иначе их признания своей «измены» невозможно. Проделанное, да еще в огромных масштабах, оно стало травмой для масс. У них из-под ног вышибалась огромная моральная опора, в которую они еще недавно верили. Власть подкладывала им новую, жестокую, хотя и непонятную политику во имя святого коммунизма, который гласно продолжал провозглашаться. Такой политический гибрид вызывал непонимание, а также смятение и страх у рядовых людей, что и было целью власти.
Не все, даже верившие системе, настолько разложились. В период острого проявления сталинизма (1948–1953 гг.) члены Еврейского антифашистского комитета показали свой высокий моральный потенциал на судебном процессе по обвинению их в антисоветской деятельности. Ни один из них не сознался в инкриминируемых им ложных деяниях, несмотря на жестокие пытки. Мучительной ценой они разоблачили политическую ложь и сознательно пошли на расстрел.
В этот период жестокость карательных органов становилась все выше. Задачей концлагерей было не просто умертвить человека трудом, голодом и холодом, но перед этим унизить и растоптать его человеческое достоинство. Такова была ненависть власти к полноценной человеческой личности. В лагерях люди превращались в «доходяг» рывшихся в помойках ради куска хлеба. Для быстрого умерщвления людей в СССР были изобретены машины-душегубки, отравляющие выхлопными газами, приговоренных к смерти. Нацисты широко использовали эту находку в 1940 году.
В 1937 г. был издан приказ наркома внутренних дел № 00486 «Об операции по репрессированию жен и детей изменников родины». Под его действие подпадали дети, начиная с годовалого возраста, отнятые от матерей и помещенные в ясли и детдома тюремного типа. Пионерский возраст считался годным для осуждения детей на каторжные работы. В 1950 г. очередной министр МВД подписал справку о числе осужденных в возрасте до 13 лет («Дети ГУЛАГа» М., 2002). Только в Средней Азии находилось в этот период около 100 000 репрессированных детей и подростков.
По сей день остается тайной общая цифра репрессий. Нынешние заявления российского лжедемократического правительства по этому поводу ложно уменьшены и преследуют цели «спуска на тормозах» страшного периода русской катастрофы в целях укрепления собственной власти, пришедшей ей на смену. Остаются лишь частные сведения, которые удалось получить, можно сказать, случайно. К ним относится рассказ о московском расстрельном полигоне Бутово-2. По словам бывшего сотрудника КГБ М. Кириллина, «здесь за день расстреливали редко меньше ста человек. Бывало 300, 400 и свыше 500» (сб. «Бутовский полигон» М. 2001». Нетрудно подсчитать, что за два года существования полигона на нем из пулеметов было уничтожено около 200 000 ни в чем не повинных людей. Среди них – тысячи священнослужителей разных конфессий.
Полигоны, находящиеся в черте Москвы, обнаружить сравнительно нетрудно. До сих пор неизвестными остаются судьбы миллионов, находившихся в каторжных лагерях, разбросанных по Уралу и Сибири. Председатель историко-литературного общества «Возвращение» С. Виленский считает, что только на Колыме, где он был бессрочным узником, действовало около 200 лагерей особого режима. Каждый был пропускником смерти, и за двадцать лет их существования гибель людей в них была не меньшей, чем в Бутово. Если произвести приблизительный подсчет, даже преуменьшив его, то только на Колыме погибло около 20 млн. человек.
Видный исследователь А. Антонов-Овсеенко в своей книге «Враги народа» приводит, как следствие испуга карательных органов после смерти Сталина, официальную справку КГБ СССР на имя Хрущева, согласно которой, с 1934 по июнь 1941 г. было репрессировано в СССР 19 840 000 человек. Исследователь Жак Росси в своем многолетнем труде «Справочник по ГУЛАГу» (Росси сидел 22 года!) считает, что только в 1937 г. было 16 млн заключенных. С 1955 г. начался исход 600 000 уцелевших реабилитированных. Где остальные?
Согласно проведенным уже в наши дни исследованиям академика А. Яковлева – председателя комиссии по реабилитации политзаключенных при Президенте России (Ельцине), имевшего доступ к архивам, – лишь за 30 лет советской власти только в РСФСР уничтожен сорок один миллион человек.
Общество «Мемориал» в результате многолетних исследований пришло к более подробным цифрам. Органы безопасности, начиная с ленинского ЧК(1917 г), репрессировали 4,2–4,5 млн. человек. Подвергшиеся расправе по административным решениям (крестьяне, принудительно переселенные жители с территорий Польши, Прибалтики, Бессарабии, а также депортированные во время войны) – 6,5 млн. человек. Так называемые «лишенцы», то есть лица, объявленные вне закона, – 4,0 млн. человек. Жертвы организованного голода на местах – 6–7 млн. По изуверским трудовым указам были отправлены в лагеря 4,0 млн. человек, а 13 млн. наказаны так называемыми исправительно-трудовыми работами по месту жительства, и обречены на голодное существование. Итого 38 млн. человек. (А. Рогинский «Свободная пресса». 2009 г.)
Доктор наук Г. Мирский добавляет, что каждый день в стране расстреливали 1 600 человек. Это значит около 6 млн. человек в год. (RTVI.3 июля 2010 г.) А таких годов было много.
Писатель В. Астафьев, у которого в жизни и в творчестве был один ориентир – правда, добавляет об Отечественной войне: «Первая и единственная пока война из 15 тысяч войн, происшедших на земле, в которой потери в тылу превышают потери на фронте – они равны 26 миллионам, в основном, русских женщин и инвалидов, детей и стариков» (В. Астафьев. «Нет мне ответа» М.2010 г.). Сложим эту цифру с двумя миллионами насильственно возвращенных на родину из немецкого плена и уничтоженных казаков и власовцев – и получим 66 млн. человек, а с официальной (явно преуменьшенной!) цифрой потерь армии в Отечественной войне (27 млн.) – 93 млн. человек.
Современный отечественный историк Д. Фост сообщает также о террористической инерции аппарата КГБ после смерти Сталина. За период 1953–60 гг. этот механизм репрессировал то же количество людей, что и в 1937 г. (TV RTVI, февраль 2010 г.). Столь серьезное утверждение требует документального подтверждения.
Перед нами исторический парадокс. Никогда в истории власть безнаказанно не истребляла своих подданных в таких масштабах. Жертвы испанской инквизиции и гильотины французской революции 1779 г. составили в общей сложности не больше 20 000 человек. Столько же (по исследованиям советского времени!) погибло людей в предпоследний век (XIX–XX) царской власти за все виды уголовных преступлений. Сравните эти данные!
Какая логика двигала большевиками?
Отмежевываясь от официальной цели советской власти – строительства коммунизма, – писатель А. Платонов в тридцатых годах XX в. объяснял подобный геноцид так: «Останется в живых только пролетарское младенчество и чистое сиротство» (повесть «Котлован»). Подобное зомбирование человека означало катастрофу самой природы народа, которая сказывается и в наши дни. Но Сталин придерживался более примитивной тактики: бей своих, чтобы чужие боялись. Это означало, что одна из причин уничтожения Сталиным его соратников по партии состояла в том, что они были идейными коммунистами и поэтому могли понять действия вождя как измену. Причина совершенного им геноцида крестьянства 1930–1933 годов объяснялась тем, что это был класс собственников, а значит политическая сила. Ее он считал необходимым уничтожить переселением крестьян в северную тайгу и тундру, работящих отправить на каторгу в лагеря и на создающееся производство в качестве рабочей силы.
Основа такой политики: власть! Никакой морали (см. Ленина выше!) и никаких идей!
При всей чудовищности такой политики необходимо обратить внимание на моральную сторону действий постсоветской власти.
Эта власть по сей день не хочет, а скорее не может признать подобную катастрофу. Ведь при самой сдержанной оценке происшедшего такая страна должна объявить себя моральным банкротом и начать жизнь сначала. У нее не может быть истории в обычном понимании. Многовековое прошлое зачеркнуто, поскольку оно не спасло страну от краха и потому ничего не стоит. Усилия Петра и его преемников, желавших европеизировать страну и сделать ее государством передовой индустрии, привели к нарастающему недовольству темных низов и в конечном итоге к разрушительной революции 1917 года. Возрождение производства силовыми методами в тридцатых годах не оставило своих плодов. В итоге горбачевской демократизации Россия осталась без промышленности и сельского хозяйства, то есть в состоянии, как при Петре I. О какой истории страны можно тогда говорить?
Маневры советского режима с первых дней его существования говорят о том, что насилие и обман являлись для него главным тактическим приемом. Только во имя чего? Нелепо считать, что теоретически справедливый строй можно установить в реальных условиях лишь бесчестным путем.
Некоторые современные исследователи обращают внимание на то, что индустриализация в СССР, несмотря на ее зверские методы была начата и завершена в кратчайшие сроки. Это сыграло свою роль в обороне от нацистской Германии и в ее последующем разгроме. По этой причине принудительный труд, истребление населения являются, якобы, необходимыми издержками для спасения страны. Забывается, что промышленный прогресс был общей тенденцией любой человеческой эпохи, и он мог быть достигнут Россией совершенно другим путем. Это доказали цивилизованные страны в тот же период.
Плата за него в СССР была несоразмерно выше, чем при либерально-политическом подходе. Ослабление революционного сознания в результате гражданской войны и принятие НЭП’а населением говорит о том, что в случае расширения такой экономической политики и поощрения начиная с 1921 г. также и крупного предпринимательства, взимание с него умеренных налогов привело бы за двадцать лет к тем же результатам, что и на демократическом Западе. Более того, такой политический режим определил бы союзнические отношения с Западом не в 1941 г, а много раньше. Можно также предполагать, что силовые опасения Запада в отношении демократической России не возникли бы, и тем самым был бы ликвидирован важный стимул зарождения нацистского режима в Германии.
Вместо этого было избрано истребление доброй половины народа для создания безвыходной ситуации у оставшихся в живых. Они умирали от голода, поскольку зерно, в том числе семенное, шло на Запад в качестве оплаты за промышленное оборудование, а выжившие волей-неволей шли в низкооплачиваемый рабочий класс и нищие колхозы. Значит, ли это, что подобная политика была рациональной?
Многие десятки миллионов погубленных человеческих жизней не могут быть оценены никакими полученными материальными ценностями. Можно подвести моральный итог: политика, обосновывающая подобные жертвы, является преступной.
Террор никогда в истории не был спасительным для власти средством на длительный период хотя бы потому, что он по природе своей не может мобилизовывать свободные резервы общества. Еще в позапрошлом веке было сказано: «Со штыками можно делать все, но сидеть на них нельзя». Если бы НЭП был не только сохранен, но и расширен, как это сделано в современном Китае, то индустриализация после революционной смуты получила бы свой природный стимул, куда больший, чем принудиловка, отдающаяся умопомешательством. В стране родился бы стабильный строй, необходимый для внутренней мобилизации культурного и трудового резерва, а равно общеэкономического развития и обороны.
Допустить такое после своей сокрушительной победы большевики не могли. Значит, именно большевизм по природе своей создал условия для промышленного развития страны средствами террора. Избежать его было можно только при отказе от идеологии и практики большевизма. Принятый массами в 1917–19 гг., он стал началом катастрофы России и кризисом для человечества. Его, казалось бы, сенсационные результаты не имели зрелой основы для будущего. Это мы видим сегодня: промышленности снова нет, массового земледелия тоже. Одна восьмая часть Земли (была одна шестая!) располагает только тем, что скрыто под землей и в лесах. Она добывает, продает за рубеж и питается этим.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.